Уральский пленник

Эти три рассказа , написаны на днях и захотелось узнать чужое мнение.
Я – Дим Хусаинов, мне уже 60 лет. На сайте «стихи.ру» есть книга стихов «Запоздалая песня». Там у меня тоже есть проза, но ведь это не дело, правда? А всё потому, что с компьютером нахожусь только на стадии знакомства, Бывает. И так, в путь.


    ОЧЕНЬ СКУЧНОЕ ВСТУПЛЕНИЕ К ЕЩЁ  НЕНАПИСАННОМУ

Что-то непонятное в последнее время со мной творится. Живу в ожидании какого-то события, как кажется, ужасно необходимого. Вот оно случится это событие, и вся жизнь  как будто приобретет смысловое своё оправдание. Такое чувство, что уже на последнем отрезке своей жизни  стою как художник у нового, еще не тронутого, полотна. Нужно изобразить что-то значимое, выложиться так, чтобы сама душа из нутра вынырнула  и отобразилась на этом холсте. И нужно мне, чтоб изображение устраивало меня самого, да так, чтобы стало от этого так покойно, как никогда не бывало. Ведь, по  сути, за  не такой уж короткий промежуток времени ничего такого не сделано, чтобы было покойно. Я уж не говорю, чтобы можно было прокричать: «Ай да, молодец! Ай да, сукин сын!». Нет. Просто подумать  , что сделал хоть что-то, за которое не стыдно . Меня бы это устроило. Да, нет же. Передо мной тот же нетронутый холст. Боюсь намалевать что-то незначительное, а времени исправить уже не будет.  Полотно, можно сказать, не совсем чисто. Грунт, надо полагать, положен. Какой-никакой фон имеется, можно бы (да и давно пора) приступить. А вот я стою,  бездействую. Мне очень нужен этот покой и, при этом, не могу сказать, что устал от жизни. Сетовать на судьбу не привык, да и какой в этом толк. Наверное, я собой недоволен. Это самоедство, боюсь, может стать навязчивым. Хотя, кому от этого плохо, кроме как мне.  Днём мысли эти меня покидают, поскольку живу среди людей, отвлекаюсь делами. По ходу своей работы частенько зарабатываю благодарности, а кайфа нет. Нет во мне даже разумного эгоизма. И не  в деньгах тут дело. Я сам не знаю, что мне нужно сделать. Не зна-а-ю!  От той мысли начинаю плохо спать ночами, а сам всё стою напротив холста. Грунт запылился, краски сохнут, кисти бездействуют. Да, что делать-то Господи! Нет во мне никакой мысли, типа «А не тварь ли я дрожащая или право имею?». И доказывать это, как герой Достоевского,  не стану, а тем более наносить вред кому бы то не было. Человек я мирный, хотя, наверное, становлюсь нелюдимым и ничего приятного из себя уже не представляю. Правда , я стараюсь истаять один, как свечка, не навредив никому, но скорее плавлюсь, чем даю кому-то свет. Толку никакого…
Я бы ушел в монастырь, но ничего не выйдет. Блажен не тот, кто живет там, а тот, кто верует. А вот с полной уверенностью сказать, что я верующий человек тоже не получается. Здесь я так же на обочине. Готов оборвать любую молитву на полуслове , то ли бес во мне сидит, толи совковая идеология о первостепенности материализма. Не знаю. Жизнь порой доводит до того, что молитва один на один с иконой , вполне серьёзная, а не напоказ как у наших государственных мужей по первому каналу… Ан нет. Что то мешает. Без Бога и вовсе начинаешь чувствовать себя букашкой. Не зря это, что в Храмах одни пожилые люди. Молодежь отличается от нас тем, что живет, мечтая о хотя бы ближнем времени, ожидая его наступление. Жить, строя планы естественно лучше, чем  прозябать одними воспоминаниями , когда со знакомыми начинаешь встречаться в основном на похоронах. Тьфу! Совсем меня начинает заносить не туда. А может и не заносит? Может это именно те ощущения, которые вызывают желание иметь  душевный покой, чтобы все это осознать, но вести и чувствовать себя рядом с молодой порослью, как спокойный и объективный арбитр или хотя бы просто идущий рядом человек, а не завистливый и нудный старикашка.  Наверное, не могу окончательно поверить в Бога только из-за ужасно большого количества крови , которая пролита предками за эту идеология, которая в последствии влита в меня. Судить этих  предков не могу и считаю, что этим занимаются только краснобаи, способные опорожняться на любой могиле. На себя посмотри, придурок! Кого судишь? Если они ошиблись или не смогли довести дело до конца, то кроме жалости, других чувств быть не должно. Сама мысль устроить рай на земле просто замечательна. Тем более для тех, кто считает, что после смерти ничего нет. К тому же  первыми за эту мысль стали отдавать свои жизни именно представители того класса, у кого было все для безбедной жизни. Идти на смерть для других. Не это ли высшая цель для человека! Умирать им ,наверное, было даже покойнее, чем мне жить. В настоящее время, надо сказать, не особо об этом думаю, хотя допускаю, что именно из-за уважения к ним , из-за их железных аргументов не могу окончательно поверить в Бога и готов пробить лбом любую стену, чтобы он явил мне Чудо. А Чуда всё нет, хотя прошу и молю Его об этом неустанно. Вот что дало бы мне Покой. Я бы жил, не вскакивая по ночам. Я бы просто жил и радовался с полный уверенностью, что действительно верую, веду богоугодный образ жизни, любуясь земной красотой, лучезарными лицами детей и мудрыми взглядами стариков, коим вот-вот начнут называть и самого. Тяжко мне, Господи, помоги!
Так или иначе , жить с таким грузом не легко и нужно что-то делать. Не я один потерял идеологию, которой пропитан с головы до ног, утратил вдруг, а взамен ничего не получил. Мне на хрен не нужна ваша гласность, означающая болтологию людей без идеи и покоя, а поиски  «русской идеи», которым кое-кто занят – это чушь собачья. Идея русская мне нужна. Татарская идея, чтобы  не подумали кой чего, мне тоже не нужна. Идея нужна общепонятная для всех тех, кто о душе думает. Идея без шовинизма, без выпячивания своей неповторимости, национальности и прочей атрибутики, которые только и годятся, чтобы чертить на картах границы, наращивать мускулы и присваивать богатства земные вместе  её залежами, будто они принадлежат не всем землянам.  Вот почему мне и партии все не нужны. Они все так же пропитаны базисом, где слово богатство означает не богатство души, а возможность сладко есть и одеваться за счет других. Самый честный политик планеты, если он и вправду хочет прослужить во благо, не в состоянии изменить все это. Он уже становится политиком, поскольку поддержан, продажен и продвинут теми, кому и будет служить. Пусть попробует иначе… Выберут другого. Есть, конечно же, кто действительно хочет послужить народу. Верю, что таких политиков не мало, но при таком устройстве жизни на планете, при таких выборах и с такой любовью к материальным ценностям, навряд ли появится любовь к ближнему. Ну , как же тут не вспомнить Томаса Манна с его единственной верой в Бога и Добро? Воистину – жизнь на Земле назвать иначе, как испытанием не получается. Вот и становится до невозможности грустно от своей никчемности. Хочу покоя, а его нет, но почему-то продолжаю верить, что вот-вот узнаю то, к чему стремлюсь так жадно и яростно в последнее время. Вот и стою до сих пор у чистого холста и, похоже, так и простою, пока не лягу…  Несправедливо это. Даже такое таинство, как рождение человека, способного мыслить и мучаться , пытаясь понять свое предназначение так жестоко  опошлено всякого рода клонированием. Это я тоже принял, как удар по мне. О каком покое может идти речь, товарищи… Или господа, если вам приятно это слово.  Мне это слово претит. Даже на фоне современного оголтелого ревизионизма над предками , никаких господ не признаю. И мне смешно от того, как они начинают создавать дворянские собрания  и клубы. Я ,конечно же не против, если бы они были «островками» культуры и душевной самобытности, когда хотелось бы соответствовать или быть похожими на них.   Ведь столько было в них благородства, любви к Родине, культуры и знаний. Однако ж , именно наивысший этап сознания приводил их к народу. Вот они создавали тайные общества и партии, несли культуру и освобождение с одной лишь целью -  помочь своему народу. А теперь «дворянство» создает общества, наоборот, чтобы выказать своё «офигенное» отличие от народа. Некоторые открыто начинают кричать, что он – не чернь, а потому и требует к себе отличные от других отношений. Шутка  конечно, но скоро я создам общество потомков черни, чтобы было, кому пускать красных петухов на их владения. Шутка не удачная. Не дай Бог. Прости и ты , кто решился прочитать все это.
Вот такие всякого рода мысли приходят в голову. Хорошо, хоть не начал ругать Правительство и Президента в общественном транспорте или в очередях, как это делают некоторые старики. Это уже брюзжание, а не мысли и стремление найти покой. У тех, кто правит, у самих, надо полагать, тоже покоя нет. А может и есть - условия жизни у нас разные. Разительно разные (фу, какой каламбур).  Но все равно мне рано писать, как дремучему старику. Мне исполнилось несколько месяцев назад всего шестьдесят лет и я не буду говорить, как некоторые, что идет седьмой десяток. Чем гордиться-то, екарны-бабай? Заявляю, что я пусть не совсем молод , но далеко не старик. Мне еще нет шестидесяти одного годика. Вот так! А то, что нет покоя, это дело, смею надеяться,  наживное. Я еще, тьфу-тьфу, жив-здоров и передо мной холст, где что-либо обязательно изображу и успокоюсь. Хорохорюсь? Может быть , но как говорится, это единственный для меня смысл, благодаря которой до сих пор не наложил на себя руки. Вот так ужасно серьёзно обстоят дела. Кто-то может подумать, что искусственно заостряю их внимание на такой ничтожный факт. А факт, я вам скажу, самый значимый из всех фактов, что ценно для человека. Я не могу успокоиться, чувствуя свою никчемность не потому, что не состоялся и считаю себя неудачником. Нет. Я вполне благополучен, но ухожу в себя, поскольку , роясь в себе начинаю чувствовать, что жизнь моя лишена смысла, А может просто мне жаль себя? Ведь понимаю, что если и нет Бога, то смысл всё равно есть: каждый уходящий должен вести себя так, чтобы тем,  кто придет следом , было как можно лучше. Одним словом жить за продолжение более ценных и благополучных потомков. Опять же получается, что это всего лишь эволюция, где снова, как я понимаю, моя жизнь становится ничтожной. Конечный итог – непонятен. Это  закон природы , который не от меня зависит. Может это и есть та философия , как писал Гёте, когда человек роется в себе до ипохондрии, и она ни к чему хорошему не приводит. Возможно… Но мне от этого опять не легче. Конечно, можно сойти от этих мыслей с ума и тогда действительно не будет этого самоистязания. Буду ходить с довольной и всегда пофигистской , идиотской  улыбкой. Бр-р-р…
А начал я такое скучное и предлинное вступление к новому рассказу, поскольку пишу больше для себя, чем для возможного читателя. Хотел бы найти настоящего человека, нашедшего своё место под солнцем и довольного своей жизнью и описать его кредо или настоящую находку, которым он завладел в этой жизни и может сказать « Да, я пожил и умирать мне не страшно».  Уверен на все сто, что он не должен имеет «благополучие» в смысле денег. Представляется, что он благополучен как раз тем, что нести материальные убытки  не боится. Такой и умирать будет не боясь, что оставляет накопленное, которое потомки могут разбазарить. В современной купеческой ,в основном , России двадцать первого века таких много. У меня много друзей среди них и , уверяю, они хорошие люди, но поставлены в такие условия, а по своей натуре привыкли не ждать «от дяди» , который поднимет его детей в это трудное время. Так, что мой герой вполне может находиться среди них. Я не знаю, найду ли такого. Вот самое трудное. Может их и не бывает? Не знаю. Возможно, что это будет собирательный образ с элементами домысла автора, но я знаю, что врать не получится. Все сразу поймут, что этому писаке стоило заниматься психологическими фантазиями (если вообще стоило писать). Так или иначе, я начинаю.
Дорогой читатель, кто взялся читать дальше, прости, если что не так.  Я еще не начал и не имею никакого мало-мальского сюжета, но уже начинаю чувствовать, что - по ходу- буду писать про отдельных людей и, скорее всего, отдельными рассказами. Цельной натуры, в этом смысле ,если даже они есть, могу не встретить до конца своей жизни. Идти с кем-либо в скирды и слушать его там ( почему-то кажется, что такой герой должен быть подальше от нашего быта) или надоедать такому хорошему человеку тут в условиях нашего быта затруднительно. Возможно, что не найду его вообще и останется мой холст догнивать без единого нормального мазка под небом , окружающим со всех сторон нас и такую милую всем людям Землю.
Одним словом, прости , читатель. Я  стою возле этого холста не только в ожидании натуры, кого хотел бы изобразить, а еще и потому, что хотел бы  подогнать под него себя любимого, чтобы почувствовать смысл и покой  на всё время  уже дальнейшего коротенького своего пребывания на нашей Земле. Так что, не торопи меня. Рассказы, скорее, будут о разных людях по отдельным их поступкам и общей отметкой «реальные лица». О нелюбимых или вообще плохих, как я считаю, дай мне Бог здоровья, также буду писать, но под их названиями  этой отметки не будет.  В путь. Я буду стараться , хотя  находясь на пенсии продолжаю работать и спринтерской скорости не будет.
И так, до встречи.



      ВОЛЬНЫЕ ХЛЕБА


   1. Здравствуй, жизнь

Елизавета Баранова в свои семнадцать лет успела окончить девятилетку детдома , ПТУ на швею и оказалась на вольных хлебах без денег, работы,  трёх передних зубов сверху, но зато беременная и с огромным желанием начинать праведную и долгую жизнь. В отличии от подруг, ютившихся по съемным квартирам, ей от матери остался старенький домик, который усилиями работников соцзащиты был закреплён за Лизой. Где находится сама мать, она не знала. Мать была лишена родительских прав, а отца она не знала.
Осмотрели дом вместе со своим другом Колей - отцом будущего ребёныша и остались вполне довольны. Мать выехала не более года назад, а потому «приходящие хозяева» успели только перебить стекла, вырвать дверь, нагадить внутри и разобрать весь забор, видимо на дрова.
- Главное , целы фундамент и крыша , а значит чуть подлатаем и будет тепло. И  ещё , Лиза, повезло , что  огород большой . С картошкой не пропадём.
Коля, так же закончил школу-интернат, но годом раньше. Он часто приходил к друзьям из детского дома, её приметил ещё там ,  девятиклассницу   во время перекура за спортзалом детского дома. Она ничем от подруг не отличалась, но он почему-то выбрал её. Было от этого приятно. Коля, правда, парень шебутной , может выпить и подраться, но зато разительно отличался от остальных, кто были уж больно низенькие ростом, и прокуренными как у стариков желтыми зубами.  Она вспомнила Андрея, который ранее проживал с её матерью. Мать звала его «зяблик приблудный»… Нет. Коля – не такой. Лизе повезло больше, чем маме. Тем более Коля уже работал, ездил бригадой по всей территории области и за  год, пока ждал её, научился профессии плиточника. Работу каменщика и штукатура он так же освоил не плохо. Его  быстро оценили,  Руки росли оттуда, откуда надо и сам он, ужасно любознательный  всё схватывал налету. И отцом он будет хорошим. А как же иначе-то? Он такой!
В эту осень, как решила Лиза, с ними поживет её подруга Света, тоже детдомовская. Ей все равно жить негде. Коля будет ездить на работу вахтенным способом, а им вдвоем будет не так скучно, а весной , как мечтали все трои, у них будет такой огород, что все ахнут. Картошки хватит даже на продажу, а ребёныш вообще не будет нуждаться в витаминах. Главное ( к Коле прицепилось это слово - «Главное»), витамины будут не покупные с пестицидами, а «свои, блин, натурпродукт».
- Главное, вы до моего приезда голодные сидеть не будете. Дом – «ништяк». Со временем я его вообще обкладу кирпичом, будет лучшим на всей улице. Уж чего-чего, а строитель я не последний.
Однако не суждено было всему этому случиться. Коля погиб. О том, что он упал с крыши высотного дома и разбился насмерть, сообщил Гена, который в последнее время похаживал к Светлане. Он так же работал в областном центре в соседней бригаде по наружной отделке стен.
Вся жизнь, все планы были уничтожены в один миг на корню. Лиза ходила как сомнамбула, невпопад отвечая на все вопросы Светы. Последняя и сама в основном ревела почти без остановки. У неё так же все планы были связаны с ними и полностью завесили от Коли. Жалела ли она Лизу или себя, понять было сложно. Через день, выпив принесенную Геной бутылку водки приняли решение съездить в морг и попрощаться. Это единственное, что они могли делать. Лиза знала, что у Коли где-то на Севере живет дядя, но не знала ни адреса,  ни фамилии. Свои отношения в ЗАГСе они так же не успели оформить, всё думалось, что можно зарегистрировать за одну ходку  и оформить вместе с рождением ребенка.  Теперь она  не могла получить даже причитающиеся к похоронам  деньги. Они друг другу никем не приходились. Было решено, что сообщат все данные Коли для оформления ритуальных действий, узнают на каком похоронят кладбище и уедут. С Лизой решила ехать Светлана. Пересчитав кое-как добытые деньги, они выехали первым поездом, но и в морг попасть им так же не было  суждено. Пошла черная полоса. Уже подъезжая к Екатеринбургу, Лиза почувствовала себя плохо,  Светлане пришлось звать всех на помощь, поднять на ноги весь состав, что их со станции забрали в двадцать четвертую горбольницу, где Лиза родила недоношенную девочку, которую решила оставить в роддоме.
Светлана ещё немного поревела у роддома и решила, что жить всё равно стоит. Такая видать у них , у интернатовских и детдомовских  судьба. А может именно интернатовская закалка и держала их на плаву, когда другой кто давно бы полез в петлю. Такие вот «вольные хлеба» поджидали многих из них. Если раньше выпускникам интернатов и детских домов было горазда легче устраивать жизнь, то теперь в таком же соку варились  дети из вполне благополучных семей. Нет теперь мастеров и прорабов, коих раньше прикрепляли к каждому молодому рабочему и буквально натаскивали по жизненному пути. Теперь вся жизнь – борьба и к тому же один на один. Образно можно говорить, что большой палец цезаря всегда повернут вниз и пощады  не будет.  «Идущие на смерть приветствуют тебя!»…
Светлане удалось дозвониться до Геннадия и она стала жить в снимаемой им комнате. Другие парни, живущие с ним,  временно решили пожить на стройке. Так делалось частенько не только из-за время от времени приводимых кем-то из них  женщин, но и потому, что ездить туда и обратно каждый день  было накладно. Дашу, как была названа девочка, выпаривали в МММ и выписали через неделю. Перед этим Лизу «воспитывали» медработник, работник полиции и женщина из службы соцзащиты. Она, правда, и сама уже надумала, что будет начинать , назло всем ,  совершено непонятную новую жизнь никогда не бывшей замужем вдовы и матери-одиночки. Подбадривали и Света с Геной , которые передали ей мобильный телефон и теперь каждый вечер клялись в вечной любви и преданности. Великое дело – Дружба! Как только раньше могли жить без мобильников? Опять же - Лизе стало смешно-  раньше ходили друг другу в гости почти каждый день, а нынче носа не кажут, позвонят  через месяц и извиняются, что «села батарейка».


2. Правдолюбец

В кризисное отделении Центра социальной помощи, куда привезли Лизу занимало две комнаты  двухэтажного дома, где жили женщины с детьми, попавшие в тяжелые жизненные ситуации. Отделение так и называлась – ТЖС. Попадали туда в основном женщины, которые никому не нужны и мало что умеют делать. Многие из них попадают на глаза участковых , комиссии по делам несовершеннолетних, как женщины неразборчивые в связях, имеющих детей от различных лиц.  Неустроенность, а порой нежелание трудиться и вести активный образ жизни превратило их в траву перекати-поле, не способное противостоять любому маломальскому дуновению ветерка. Вот они и катились без самостоятельных телодвижений, надеясь на «авось пронесет», «живы будем – не помрем», «куда стремится, когда  до нас уже всё разворовано и присвоено».  Они жили по несколько месяцев со своими детьми на полном государственном обеспечении, занимались только тем, что мыли по очереди комнаты, стирали бельё и читали любовные романы. За них переживали, трудились и как могли «призывали их к светлому будущему» сотрудники Центра : медработники, психологи, педагоги и юристы. Педагог, медики и соцработники обучали по обращению с детьми , культуру общения, о взаимодействиях в современном обществе и многое другое. Они и в правду потом выходили из этих стен более коммуникабельными и не во всех жизненных ситуациях «впадали в столбняк». Юристы  вместе с соцработниками делали всё, чтобы клиенты, выписываясь из Центра имели все социальные льготы и гарантии для дальнейшего проживания, могли противостоять насилию, чтобы не оставались условия при которых они смогут наступить повторно на те же грабли.
На втором этаже здания расположилась группа детей-сирот и детей, которые остались без попечения родителей. Они содержались с большой любовью, ничем не испытывая нужду, кроме материнской ласки. Воспитатели этой группы , настоящие люди с большой буквы, не жалели ни сил ни времени, отдаваясь этим детям как к своим собственным. Одной из основных задач группы вернуть детей в  свою семью, что почти всегда имел нулевой результат. Цель действительно самая благородная – соединить семью. Лучшая мать – биологическая мать, хотя в сознании людей главенствует чисто материнские инстинкты души, а не генетические составляющие. Успешно осуществлялась другое : отдать этих детей под опеку, приёмные семьи или на усыновление. Кто будет обделен и этим, то их ожидает детдом, где так же работают очень даже неплохие люди, но основной задачей их наверное является обучить, сохранить на свободе , чтобы не попали в лагеря для несовершеннолетних, а после выпустить «на вольные хлеба». Что из себя представляет эта «ВОЛЯ» - вопрос третий.  Однако, речь не о них.
Количество таких Центров становится в России всё больше, а нуждающиеся есть всегда. Однако немалая сумма отпускаемых государством на эти цели идёт и на тех , кто готовы этим злоупотреблять. Таких немного, но они есть. Благополучный человек, не в том смысле - у кого всё есть, а тот кто привык если не держать судьбу за рога, то хотя бы  выкручиваться сам, никогда не обращается в эти Центры. Он даже стесняется выставлять себя имеющего нужду. Если у богатых русских есть бравада высвечивать  изобилием «Смотрите, люди, вон я какой!» , то у малоимущих есть привычка прятать свою нужду – «Не дай Бог, подумают, что я во всем  нуждаюсь». Даже те , чьи дома сгорели дотла,  не все идут в Центры . Они предпочитают брать в долг у родных и знакомых, брать кредиты в банках, жить временно у незнакомых людей, но в Центр не пойдут. Погорельцы туда попадают часто, но это, по справкам пожарных, семьи  где «накануне и ранее были замечены  в употреблении спиртных напитков».
Одним из клиентов, кто решил просто воспользоваться, отдохнуть от действительности, сохранив при этом свои доходы , была Альбина. Она никак не походила на клиента Центра ни одеждой, ни поведением. Со своим четырехмесячным сынишкой поступила, как ожидающая суда над сожителем, якобы, нанесшим ей побои. По личному делу видно, что нуждается реабилитации у специалиста-психолога. Нужда, если хорошо присмотреться, особо «не выглядывала», но зато пустовало койко-место, что для отчетности Центра не очень хороший показатель. Сожитель находится под подпиской, живет у своих родителей, а потому может продолжить над ней «физическое насилие» и значит ею можно заполнить пустующее место. Альбина когда-то работала секретарем суда, окончила два курса юридической академии и где только она не находилась, начинались обвинительные речи. Ужиться с ней рядом тому, кто имеет свое мнение, было очень неуютно. Вся её «обвинительная речь» каким-то чудным образом, даже при любой бытовой мелочи всегда оборачивалась против власти. Она так незаметно для других могла начинать обвинять Президента всея Руси только потому, что в общем туалете, расположенном на первом этаже не оказалось хлорки. При этом начинала с предмета спорного вопроса, а после все переиначивала, что люди продолжали по своей наивности поддакивать, не сразу врубившись в её последующие слова. В Центре она держала на поле зрения Галину с тремя малолетними детьми, которая нарожала их от гасарбайтера из Узбекистона Кирима. Сама, имея гражданство России , она состояла «временно прибывавшим» в зарегистрированном браке, нарожала детей и теперь не знала, как быть, поскольку его, уже превратившегося в опойку, отовсюду выгнали и собирались депортировать. Сроки все вышли. Альбина постепенно «выложившись» на проблемах Галины познакомилась с Лизой. Для неё это был не человек, а носителем вечной темы. Вот кто страдает от властей. Однако, превратить её в «изгоя в собственном государстве» не успела. Уже с третьего вечера, она сама стала возвращаться с вечерней прогулки «под хмельком». Дело дошло до начальства и на завтра её должны были выписать. Вот тут-то её прорвало, да так, что лучше изложить её обвинительную речь от первого лица. В этом весь смак и терять его не хочется. Речь иногда не совсем связная, но не кивайте на меня. Автор тут ни при чем. Это всё – она.
- Вы когда-нибудь читали  стихотворение Евтушенко о пустых качелях? Нет? Это не удивительно. У вас клиенты читают любовные романы, а сами , наверное, только труды Крупской и Макаренко.  Так вот, там поэт поднимает бич двадцатого века. Как сейчас помню, есть такие слова: «пооткрывали детдома, позакрывали детсады».  Это был конец двадцатого  века, когда от вашей драной демократии и гласности все семьи освобождались от детей.  Государство во главе с людьми у кого «шибко, однако, башка умный» была занята устройством демократии. Первые признаки демократических государств заокеанского типа, как решили умники – это наличие проституции и безработицы. Сказано – сделано. Пусть закрываются предприятия, а открываются Центры занятости. Так у них действительно на Западе выглядит, и мы не хуже. В этих Центрах пооткрывали всякого рода курсы, якобы, обучающих составлять бизнес-планы для тех, кто открывает своё дело. Государство на благое дело демократии денег не жалело, а потому кто-то жирел и воровал , но не одного путного предпринимателя из этих стен не вышло. Зато идут ежемесячные отчеты, что раз за разом, месяц за месяцем безработица уменьшается. Ходила и я туда, знаю их кухню! Если в каждый месяц шло такое сокращение, то и безработицы давно не должно быть. Областное начальство это знает, но молчит, поскольку тоже шлёт в Москву хорошую отчетность. Как будто , блин, в Москве это не понимают. Понимают, но молчат. А вдруг сократят эти программы, а что будут делать они, кто ничего не умеет делать, как писать липовые отчеты и получать такие хорошие халявные деньги? Насчёт проституции я вообще молчу. Россия , создаётся впечатление, только для проституции и создана. Она пустила такие корни, что в большом городе невозможно найти  общественную баню, чтобы помыться без других «услуг». Она бы давно было первым среди «бизнеса» по доходности, если бы не конкуренция российского ****ства. У нас действительно много «бескорыстных женщин».
Заведующая отделением её не останавливала. Пусть выговорится, да и говорить-то научилась. Когда только успевает делать вдохи и выдохи? Пулемёт. 
- У нас в плановом порядке создаётся купеческая страна свободных людей, которым дети не нужны. Они связывают руки. Роль семьи упал,  и Россия уже рожала и воспитывала в детских домах небольшое количество «народа», представители которого тоже убегали на Запад, но уже не как утечка мозгов, а как экспорт желудков и бритых затылков.  Пропало целое поколение. Однако же во главе государства стоят «до ужасти вумные» люди. Они сами себя действительно таковыми считают и даже уверены, что они и есть – государство. Тут же объявили тупорылую политику заставить баб российских рожать за деньги. Демографическая политика, блин!
Вы что, социальные работники, не видите, что расплодили  недоумков и больных детей, которых рожали-то только для того, чтобы тут же обменять у вас на несколько бутылок водки ! Никто из ваших женщин не рожала своих детей по любви. Им говорят «тебе не выдержать до трех лет и не получишь материнский капитал», а они в ответ «хватит тех двенадцати тысяч, что дают за роды». Вся политика! Вы , конечно же, подумали, что за двенадцать тысяч никто  мучаться не захочет,  а  прежде всего задумается ?  Вы, что такие наивные или делаете непонятливый вид, поскольку тоже думаете только о зарплате?  Как же – задумались они, ваши клиенты, кому дать, а кому – нет.  Да они, кто живет у вас,  и не помнят под кем и как оказались…  Нормальные женщины за деньги рожать не станут. Это природный материнский инстинкт, с которым нельзя так обращаться.  Демографы, мать вашу! Им понятно одно – за двенадцать тысяч можно купить аж целых сто бутылок водки! А если с рук спирту дешевого покупать?!
Обвинительная речь окончилась словами «Дебильные политики дебильного государства готовят дебильное население». 
Должен заранее сказать, что это действительно не слова автора, хотя есть и некоторое понимание и грусть. У меня уже есть герой оного из рассказов про психиатричку. Они чем-то схожи, но я и не думал повторятся.  Действительно , число брошенных детей всё больше и больше. Их так же часто находят различные организации или просто соседи брошенными – голодных и вшивых, которые к четырем годам едва только начинают выговаривать некоторые слова…
Альбину выгнали за плохое поведение, от чего ей ни жарко, ни холодно. Специально поинтересовавшись в городском суде, автор выяснил как её «ушли» из секретарей. Уж больно неординарный герой, чтобы разбрасываться пишущему человеку такими «действующими лицами». Там она так же перессорилась с судьей, у которого числилась. Другой судья, куда её по наивности перевел председатель суда, так же не смогла найти общий язык. По началу было легкое непонимание, возражения, которые переходили к перепалкам, которые – мягко говоря – не особо красили лицо столь почетного учреждения. Интересно само содержание заявления об уходе, которое она написала по «просьбе»  председателя: « … прошу уволить в связи с тем, что поступала работать в народный суд, когда действовали народные депутаты, народный контроль, сейчас ничего народного не осталось и ничто теперь народу не служит, а само это слово государству не нравится, как и сам народ..».


                3.  Качели

Елизавета уже  более месяца находилась в Центре социальной помощи и за это время многое научилась понять и ценить. Медик с социальным работником проводили ускоренный курс молодой мамы, психолог проводила беседы о совместимости матери и ребенка и необходимые  первичные опыты. Елизавете было приятно сознавать, что её Даша , как выяснилось, с первых дней своего появления, находясь ещё в утробе,  всё понимала и имела связь с матерью. Надо же какой хорошенький и умненький ребёночек у неё имеется. Юристом Центра подано заявление в суд и устанавливается отцовство Коли над этим чудом света. Скоро Дашенька начнёт получать пенсию по потери кормильца – папы своего. Светлана устроилась убирать в соседнем с Центром супермаркете, а по вечерам приходит в Центр покатать Дашутку на коляске уже на правах крёстной. Уж больно хорошо она спит на чистом воздухе, беспробудно и спокойно. Только часто улыбается во сне и тогда, как у Коли, поднимаются уголки её губ, а на щеках появляются эти близкие к сердцу ямочки.
Автор, возможно, действительно не особо владеет приёмами, пользуясь коими писатели оканчивают свои изложения  тихонько переходя к последней точки, после которой сразу становится ясно, что история окончена. В данном случае получается как в мыльной опере, когда авторы сюжетов придумывают различные приключения, вводят новых героев, а в после , исчерпав себя , неожиданно для зрителя объявляет об окончании фильма. Часто, при этом, идут титры, разъясняющие, что такая-то героиня осталась с таким-то, а вот такая-то продолжает маяться из-за своего дурного характера. 
В этом рассказе окончания просто нет. К Центру социальной помощи народная толпа не зарастает. Идут люди, чтобы забрать к себе маленьких ожидающих чудо человечков, несут предметы одежды, обуви . Молодых, действительно порой никому не нужных женщин так же всегда хватает. Винить их одних во всех грехах было бы неверно. Вольные хлеба - это не амнистия ловцов удачи, а начало самостоятельности желторотых и беззащитных птенцов, которое требует неустанной защиту.
  В указанный момент, когда автор задумался как окончить свой опус, подошли какие-то добровольцы и красят качели, расположенные на территории Центра. Их, качелей , целых четыре. И они никогда не пустуют.





  УРАЛЬСКИЙ ПЛЕННИК



Комнату, в которой проживает Виктор с ещё двумя парнями нанимало предприятие и оно же рассчитывалось  с владельцем. Потом , правда оказалось, что часть этой суммы удерживалось из  заработной платы пятерых работников, поскольку в соседней комнате проживали ещё двое рабочих более, старшего возраста. Такое положение вещей устраивало всех, но как говорится , не только любовь может «нечаянно нагрянуть». Объявили о сокращении штатов всего цеха, где они втроем работали. Николай с Борисом из соседней комнаты были спокойны. Они остаются. Предприятие теряло именно основной вид своей деятельности, уже не в силах тягаться  с более оснащенными и крепко стоящими на ногах конкурентами. На плаву оставался цех ширпотреба, где соседи работали. Товар там выпускался нужный и в то же время его не надо в большом количестве, а потому особо лакомым кусочком для других он не считался.
Виктор, как и  проживающие с ним Сергей и Анатолий, получив уведомление , задумался не на шутку. За то время, пока он был в Армии , так всё изменилось и он совершенно не представлял, что будет делать. До службы его, как положено, приняли на работу, обучали как молодого специалиста, проводили с напутствиями и обещали встретить как своего кадра,  дать квартиру и лелеять до самой пенсии. В Армии он так же ничего самостоятельного не совершал. «Инициатива – наказуема». Так говорили и все знали, что так и должно быть. Есть командиры, чтобы думать и приказать, а что нужно для исполнения – выдаст старшина. Всё было предельно ясно. Какой базар? Армию он дослужил не до конца, провалялся в госпитале и был комиссован, после удаления одной легкой из-за, как было отмечено, «нагноения плевральной поверхности». Хорошо, что приняли на старую работу, спасибо дяде Степану. Он был его наставником до службы, он же и хлопотал после. И ещё, повезло дяде Степану самому, что успел таки набрать до сокращения пенсионный стаж. Было бы ужасно дико, если бы и его выкинули. А он, Виктор, будет рыть носом землю, но устроится. Факт.  Ему ещё будут платить несколько месяцев, но сможет ли за это время найти  работу? Не везде есть дяди Степаны, чтобы вести по жизни за руки. Остаться жить у матери в деревне? Это невозможно, поскольку мать сама без работы  и вся семья живет на бабушкину пенсию. Отец , как уехал на заработки, так и пропал. Наверное , нашел кого и доволен тем, что сам не бедствует. Уходы и приходы он демонстрировал давно, ещё до службы Виктора. Одноклассников в деревне так же почти не осталось, кто спился и умер, а кто-то  разъехались по городам. Совхоза теперь нет и поля заросли бурьяном. Даже простаивающую технику и то успели разобрать на металлолом. Металл стал для некоторых единственным источником  пропитания, для покупки курева и палёной водки. Разобраны все железные каркасы коровников, узкоколейка ранее невидимая из-за заросшей травы между шпалами, а один мальчишка из соседней деревни и вовсе погиб. Его обугленный труп обнаружили висячим на самом верху опоры линии электропередач. Все были уверены, что с топором деревянной ручкой можно вырубить большой кусок кабеля. Его пьяная мама с , ели разбираемыми всхлипами ,  рассказывала жителям села, что сынок мечтал купить мопед. Нет. Ему в деревне делать нечего. Мать тоже немного выпивала, но следила за сестренкой Иркой, которая пойдет в девятый класс. Тяжко им там, но и работу не найти даже в райцентре.
 Летом вся деревня шла в лес за ягодами и грибами, которые продавались на обочине шоссе за деревней или на вокзале. Покупателей было крайне мало. Особенно на вокзале, где останавливались только пригородные поезда с дачниками и редкими гостями, кто сам держит хозяйство или едет чтобы отведать деревенскую или лесную пищу у родственников. Однако люди шли туда, скорее всего, оправдать себя перед собой , ну .дескать, пыталась и я выручить денежек, но не получилось. Ехать на рынок областного центра не получалось. Хорошо, если дорогу оправдаешь, а вдруг не продашь? Старались подсунуть свое ветеранам, кто ездили бесплатно, но они не могли взять с собой много. Свое бы довести и продать.
Закончит Ирка девятилетку, а что дальше? Устроиться куда-либо в силовые структуры или хотя бы в охрану Виктор тоже не мог по состоянию здоровья.  Какая дикость! После стольких лет героической истории страна в один миг превратилась черт знает во что. Стоило ли вообще городить этот огород, когда именно козлы в огороде и остались, выбросив за эту ограду детей своих пастухов. Ну не может же такое продолжаться долго?! Хотелось кричать и биться головой. У Виктора разболелась голова. Так или иначе, но работу надо искать здесь, в городе. Нужно выписать все объявления  о вакансиях, объехать все базы  и склады. Даже стропальщиком его раньше держали благодаря дяде Степе, а потому , если требуется медкомиссия, будет сложно вдвойне. Благо, что до конца месяца комната в их распоряжении, хотя остальные ребята разъехались. Виктор объездил город из конца в конец, но так ничего и не добился. Последняя база, куда он пришел по объявлению о вакансии сторожа , представляла из себя длинный участок в виде тупика между какими-то учреждениями, а потому уже имел ограждения в виде стен этих учреждений. На незаметный переулок выходили только железные ворота с калиткой. Сторож , как выяснилось,  требовался еще полтора месяца назад и давно принят. Женщина средних лет в синем халате, которая попивала чай в строительной будке долго смеялась над Виктором, слушая его рассказы , а после объясняла ему всю систему работу бесконечного множества агентств по трудоустройству.
Молодые и шустрые ребята  под руководством пронырливых дядь-паразитов открывали агентства, собирали объявления из разных газет, бирж труда, а после  давали их в газеты уже как свое объявление, что у них есть множество вакансии, а условия и подробности будут сообщены при собеседовании. Услуга это, естественно, платная. Договор заключался письменно и после оплаты , клиент получал адрес или телефон по одной из чужих объявлений. Нет никакой вины агентства, говорили они, что вакансию успели занять. Некоторым объясняли, что они единственное среднее звено между хорошей работой и клиентами,  потому резюме собирают сами , а результаты сообщат позже, как только с данными ознакомится менеджер по персоналу. Эти  чужестранные слова  действовали как нечто надежное. Должно быть  предприятие серьёзное, думал клиент, и даже, возможно, с выходом на международный рынок.  В то же время человек начинал сомневаться, что навряд ли он сможет справиться с такой работой и не особо удивлялся, когда ему сообщали «Извините, но вы нам не подходите». Это уже потом это слово стало привычным паразитом русского лексикона, поскольку каждый продавец желал назваться менеджером по продажам. Кроме того дяди из агентств придумывали разные «выкидоны» в вопросниках резюме : «знание компьютерных программ - какой уровень», «какие иностранные языки изучали», «есть ли личная автомашина» и другие. Одевались они, как и подобает серьёзным людям на серьёзной работе. Тетка, которая назвалась Виктору бригадиром, продолжала смеяться:
- Дурят вас, парень, кто не местный. Такая же система по квартирантам. Почитай объявления. Каких только нет вариантов. По каждому из них люди заплатят деньги, а после узнают, что прошло полгода, как там уже живут квартиранты. А кто будет судиться? Не один судья не захочет рассматривать иск на такую малую сумму, а к тому же недоказуемо всё это. Вакансия же (или квартира) была? Была. Ну не могут же работники агентства бегать и проверять ежедневно. Они просто скажут, что не виноваты и не отвечают, что их объявления газеты печатают с опозданием. Да и мало ли что. Это дело процветало раньше ой-ой-ёй как. Теперь городские их раскусили, но ни милицию, ни прокуратуру это не волнует. Приезжие продолжают попадаться в те же сети, а особенно по жилью.
У Виктора , от  услышанного прихватило дыхание, что он сам испугался за себя и присел на край скамейки. Сел не глядя вдруг помутневшими глазами и едва не упал. Перед глазами замаячили усталые глаза мамы. Бригадирша перепугалась за него и спешно стала наливать воды:
- Может скорую вызвать? На тебе же лица нет.
- Нет, нет. Не стоит, - Виктор вспомнил как подобное случилось в первый раз, когда мать сообщила про отца, - Это у меня бывает
Тут он вспомнил холеное лицо мужчины, который только вчера, по истечении более месяца после принятия на работу сторожа,  всучил ему адрес базы.
- Убивать таких надо, сволочей! Я это так не оставлю, кабану этому! Больше ему не придётся наживаться на чужом горе! Скотина! Посмотрим, что я с ним сделаю!
Он кричал ещё что-то, но его успокоили бригадир с прибывшим  туда водителем. Виктор долго не мог успокоиться, рассказывая повторно тыкая на объявление в газете, обведённое им зеленым карандашом, продолжая выкрикивать слова угрозы.  Газета действительно было свежая и отдана в печать гораздо позже принятия сторожа.
Виктор ушел без посторонней помощи, но собой управлять не мог. Брёл , мало что соображая. Он даже подумать не мог , что человек может оказаться таким никчемным, безвольным и никому не нужным. Он был таким ничтожеством , что казалась его люди даже не замечают. Любой, кому это захочется, может подойти и вытереть об него ноги. Знай своё место, быдло!
Напился он в пивном баре возле стадиона . Кому-то там доказывал, что не так-то легко содержать мать с сестренкой, но он справляется… Что дядя Степан разберётся со всеми, кто надумает его обидеть. После где-то упал и совсем не помнил, как дошел до дома и кто его впустил в квартиру.
Разбудили его работники милиции рано утром и увезли в наручниках.



В кабинете на первом этаже райотдела, куда привели Виктора, было сильно накурено. Посередине комнаты два представленных друг к другу стола со стульями. Возле стены с обоих сторон тоже представлены по два стула.
У Виктора сильно болела голова. На все его вопросы был один ответ «Не может быть, чтобы ты ничего не помнил! Вспоминай упырь!»
 
- Ладно, закуривай,- один из милиционеров в гражданке вдруг решил предложить ему сигарету.
- Спасибо не курю, у меня одно легкое.
- Оппочки! Да крепко ты , молодой,  приплыл. С таким здоровьем как у тебя долго не чалятся. С двумя легкими здоровенные дяди приезжают с туберкулезом. Я бы на твоём месте сам написал чистосердечное. Давай «явочку добровольную». Может это спасет. Иначе тебе не выжить.
Тут на стене под портретом Дзержинского Виктор прочитал надпись, выведенную на компьютере с большими буквами : «То, что ты не судим – это не твоя заслуга, а наши недоработки». У него снова прихватило дыхание. Как же такое возможно?!  Во дворе  начало двадцать первого  века, а тут такая надпись. Вроде уже не осталось ни одного фильма,  где бы не описывали тридцатые годы. Уже современные чекисты, честно исполняющие свой долг, начинают беспокоиться такой постановкой вопроса:  если был чекистом, то расстреливал, а если гражданский и не сидел -  стучал. На этой волне такие олухи пробились в союзы писателей или просто в печатные издания, что ,казалось,  больше ничего в те годы не происходило. Никаких великих строек не было, не издавались ученые труды,  а занимались только тем , что одни стучали, а другие расстреливали. Такую безграмотную галиматью,  напиши эти авторы о стройках тех лет, никто бы и печатать не стал.  Такое примерно мнение имел Виктор до этого момента. Оказалось, что самоцель засудить бытует  в некоторых местах открыто и по сей день. Да нет же! Не может такого быть! Конечно, это шутка. Однако, разве можно этим шутить? Неужто милицейское начальство приходит на работу , требует результаты , а в кабинеты подчиненных совсем не заглядывает? И кто ты после этого : начальник или пачка дусту. Такое искоренять нужно! Выжигать. Мы ведь не гордимся таким позорным фактом  своей истории. Почему такие разные крайности. Молчать нужно в тряпочку, а не выпячивать грудь или ,наоборот, запоздало на виду у всего мира осыпать пеплом головы совсем другого уже  поколения. Кто сказал, что  теперь мы, внуки живущих в то время , должны ходить с вечно опущенной головой  или , что хуже всего, делать это предметом шуток…


Только у следователя, на другом крыле первого этажа, Виктору объявили , что вчера у входа в офис агентства по трудоустройству обнаружен труп директора с ножевыми ранами. По содержанию последних договоров ( а их вчера было только два) милиция выехала по местам вакансий, где и состоялся их разговор с бригадиршей и водителем о его угрозах в адрес этого директора. Там же на столе строительной будки лежала газета с обведённым зеленым карандашом объявлением.
- Ты что, душегуб, хочешь списать на то, что был пьян и не помнишь?! Так вот, объясняю тебе – совершение преступления в пьяном виде наоборот  считается отягчающим вину обстоятельством. Ты понимаешь это,  …удила?!
Виктор понимал только одно – плохи его дела. В камерах стоял такой воздух, что ему не светит не только возвращение с туберкулезом из лагеря, но и дожить до суда. Когда следователь за чем-то вышел на минуту в коридор, он , не помня себя и  совершенно не задумавшись о последствия, быстро соскочил на подоконник и растворив рамы выпрыгнул во двор отдела милиции. Была погоня, или нет, он не знал и ничего не слышал. Стоило выскочить за ворота глухого двора, как туда стал заезжать автозак , закрыв фургоном весь проём, что дало Виктору дополнительное время отбежать приличное расстояние. Впопыхах, он чуть не попал под колеса повидавшей виды автомашины «Москвич» с фургончиком, который в народе называют «каблучок». За рулем автомашины сидел смуглый мужчина и улыбался обнажая полный рот золотых фикс. 


Лежа на железной кровати, застеленной на пружинки досками, Виктор вдруг вспомнил фильм «Зеркало для героя». Герой (кажется играл Приемыхов,  точно  не помнил) перепрыгнув забор оказался в прошлом времени, а именно – в тридцатых годах.  Нечто подобное происходило и с ним. Он вспомнил заброшенную всеми умирающую деревню и мамино лицо. Это картина сменилось не менее ужасной – перед глазами возникла надпись под портретом Дзержинского. Оказалось, что он до сих пор не гнил в лагерях только потому, что кто-то плохо исполнял свои обязанности. Теперь его положение такое, что никто , если рассказать, никогда и не поверит. Уже более года он является рабом цыганской семьи. Есть прокуратура, милиция, суды, стоящие на охране законных интересов граждан демократического государства, а  в небольшом городке рядом  с областным центром  в двадцать первом веке  выполняет свой рабский труд  бывший солдат Советской Армии, а позже представитель рабочего класса и гражданин России Потаскуев Виктор Алексеевич. С другой стороны ему стало стыдно винить органы правопорядка, поскольку считал, что добровольное рабство принял сам. Заявлять об этом он все равно не собирается. Домашние цыгана его уже особо не стеснялись, хотя говорили на своём. Всё проистекало, как в чужом сне и в то же время так обыденно, что он сам стал воспринимать всё, как реальное и вполне законное. Выбрал рабство – помалкивай. Он уже не кричал в душе о своей невиновности. Ему от этого становилось плохо.
Григорий, как звали хозяина семьи, имел большое хозяйство. Кроме лошади, были два быка, корова и две телки. А ещё за сеткой  в закутке жили около дюжины гусей. Любил Григорий гусятину. В цыганском поселке многие имели такое подворье, но это делалось тихо и без суеты, что со стороны и не подумаешь.  Они не любили хвастать друг перед другом. Кому надо, тот и так всё увидит. Одежда так же не блистала роскошью и не требовала восхищения, хотя на отдельные события имелось кое-что для выезда. Жили нормально, не выпендривались, но зависть среди цыган была всегда.            
Григорий как-то, отмечая свой день рождения, рассказывал Виктору, что такое положение уже в порядке вещей. Он не один такой. Конечно таких рабов не много, но они есть. Раньше их прятали , держали на заимках или заброшенных подвалах, заставляли разливать спирт или кормить свиней. Теперь все иначе.
- Был случай , ромалы ,  когда один цыган украл у другого такого вот раба, чуть не поубивали друг друга. Хорошие люди отговорили.
Автомашину «каблучок» он держал чисто для хозяйства, называл не иначе, как «воровайка». Не мало побывало в его фургончике добра из числа того, что плохо лежит или без присмотра пасётся. Виктору много что было известно, но раб - он есть раб. «Немое орудие труда», как говориться. 
Для разъездов было вполне сносного вида «восьмёрка», которую часто приходилось мыть Виктору. Однако основной его работой была скотина. Дать корм, чистить коровники и стойла, поить, грузить навоз в тележки для продажи. Да и многое что… В начале , по неопытности, он пытался рыпнуться, но дважды был избит и еле отлежался. Со временем ему вдолбили, что должен благодарить своего хозяина.
- Хочешь, сам тебя сдам ментам? Подохнешь в тюрьме.  Давай-ка лучше работай, зарабатывай к себе нормальное отношение.
Григорий, видимо, и сам понял, что слаб работник. Надо поберечь. Вон как ему завидуют соседи. Сколько раз просили одолжить.  На тяжелую работу не отпускал. 
Кроме жены у Григория была дочь Галина и трое её озорных пацанов лет от пяти до двенадцати, которые так же выполняли некоторую мелкую работу, но  только до того момента, пока взрослые не отвернутся. Сколько попадало этим пацанам, но они никогда не ревели, а только огрызались, размазывая сопли по грязному лицу. Не всякий взрослый такое выдержит, а им хоть бы что. Зимой и летом они ходили в старенькой одежде, напоминая Гавроша с парижских баррикад, никогда не простужались. Галя часто разговаривала с Виктором , вроде как, сочувствовала, но в то е время успевала намекнуть, что нельзя передавать матери ни вестей, ни денег. Это обязательно приведет к тому, что дойдет до милиции, а там уж понятно, что ожидает. Невиновные в бега не пускаются. Сама она гадает где есть возможность, продает разные тряпки и ворует. Больше всего ей нравятся сердобольные старухи-пенсионерки. У них войдя в дом попросишь воды, так они уходят на кухню, оставив её одну в прихожей. Там хоть чем занимайся. А что она старая сможет сделать, особенно когда они заходят вдвоем, или вторая товарка заходит следом. А ещё раньше она «ломала деньги». Работала в основном на рынках. Она могла разменять любую крупную купюру так, что все считала и пересчитывала при всех, а после те всё равно недосчитывались нужной суммы. До Виктора не доходило, но он постепенно понял, что это фокус основан на единственном факте, что купюры имеют два конца и пропуская их через пальцы можно добиться паразительных  результатов. Были бы пальцы быстрые. Галина не без гордости выразилась, что не все известные фокусники на такое способны.
Григорий не очень был доволен, когда она возвращалась без денег или золотых изделий от гадания. В то же время не успевал повторять об опасности , часто напоминая ей случай возле южного автовокзала случившийся год назад. Тогда Галина работала с двумя товарками  и при гадании заболтали трех женщин на перроне так, что те сами отдали им перстни и кольца, тут же снимая с пальцев. Не успели они тогда уехать, забрали в милицию. Хотя ничего из этих изделий у них, конечно, уже не нашли, но выручать их нужно было как можно быстрее. Григорий приехал сам и эти кольца  выменял на своих женщин. Работники милиции остались довольны, что быстро все сделано и письменного заявления никакого не будет. «Какое дело? Какое раскрытие?, - кричал дежурный следователь,- Нет ни кражи, ни грабежа, а как назвать мошенничеством то, что эти дуры сами отдают всё, только пообещай мужа и детей. Судебной перспективы нет никакой. Не буду возбуждать дело. Всё, отстань!». 
«Раз на раз не приходится ,- говорил Григорий, - еще успеете сесть».

Цыганская натура, наверное, отличается от нашей тем,- думал Виктор, - что они действительно зарабатывают на независимую жизнь , не демонстрируя своё богатство. Они  любят сытно поесть, украсить интерьер дома красивыми вещами и всё это делали для себя. Всякого рода «шопы» их не интересовали, как и политика. В этом государстве глубоко чтили стабильность и устои. Поэтому внешний вид дома резко отличался от внутреннего убранства и не отражал благополучие. Снаружи дом у Григория так же никаким излишеством  не отличался, а стоило войти вовнутрь, как менялись всякие представления. Один самовар на столе чего стоил! Раньше таких разукрашенных  самоваров Виктор не встречал. Единственно заметной их слабостью была любовь ко всему блестящему и цветастому, как и одежда их женщин. Что ж, в этом тоже ничего плохо нет. Так они привыкли, а к тому же , чем лучше наши женщины поголовно нырнувшие в джинсовые брюки. Нужно бы выразиться – «пожопно», а не «поголовно»  улыбнулся Виктор, ловя себя на том, что в последнее время стал оправдывать своих хозяев.  Да нет!  Какая чушь! Он – раб и не может этим смериться. Виктор снова «ушел в себя».
Сколько нужно времени, чтобы истёк срок давности за  несовершенное им преступление, он не знал. Надо полагать не менее пяти лет. Бывают же, думал он, люди , которые умеют доставлять людям горе из любого своего положения. Вроде бы нельзя о мертвых такое думать, но этот дядька из агентства испортил всю его жизнь. Обманул жестоко будучи живым , вдыхая кислород и оставил столько страданий уже покидая этот мир. Жил бы уж. Скотина, прости Господи… Виктор очень много думал за это время, лежа на своем топчане или исполняя обязанности простого раба начала двадцать первого века. Прокручивал разные варианты. В любом раскладе выходило, что нужно проявлять терпение и жить пока в рабстве. Во-первых , нет документов и любое любопытство простого милиционера может обернуться  задержанием с последующими результатом. Если даже ему и удастся выкрасть документы у какого-либо бича, то по нему не устроишься, хотя ,наверное, сможешь прожить некоторое время на голодный желудок. К матери не поедешь – путь заказан. Он прекрасно сознавал, что только в фильмах герои живут в бегах по многу лет, а после выясняется их невиновность и он выходит «в люди» с чистой совестью. Пропитания и другие удовольствия такого нелегала, начиная с кражи паспорта, сплошь усеяны кражами и другими нарушениями закона. С чистой совестью остаться на свободе ему не дано. Иначе не бывает. На то их и называют – «человек вне закона». Количество совершенных преступлений будет расти пропорционально количеству времени. Эта аксиома, которая ,правда, касается простых смертных, как он. Выкрасть большие деньги, успеть передать матери и раствориться? Ей от этого легче не станет. Он и без того испортил ей всё. Хотя , черт побери, что он сделал?! Он всего лишь жертва обстоятельств, которому никто не поверить! Однако же его на самом деле ищут ни как вора какого, а как убийцу , который совершил побег из здания милиции. Нет, нужно оставаться здесь и налаживать контакты. По иронии обстоятельств получилось так, что воля – хуже неволи. Он снова вернулся туда, где инициатива наказуема. Снова не нужно нагружать мозги, а превратиться в робота. Григорий ему и командир и старшина. Может быть,  через пару лет он уговорит его послать кое-какие деньги матери из другого города и под чужим именем. Хотя бы именем отца, будь он неладен. Опять же, надо думать, Григорий не так уж молод. Ему уже шестьдесят шесть лет…
С такими мыслями всё же легче засыпать и просыпаться. Виктор даже повеселел и работать стал если не с удовольствием, то веселей и легче, чем раньше.
Одного он не учитывал одно - Григорий был отменного здоровья. Выросший, как и дети Галины в спартанских условиях, он состоял , как было видно,  из одним иммунитетов . И ничего передавать матери Виктора не собирался. « Лишние телодвижения в эту сторону, - говорил он,- лишняя возня, которой заинтересуются». Он так привык жить, имея личного раба, что уже отучился работать. Крепкий мужик.
А Виктор сам в таких условиях всегда мог схлопотать пневмонию или ещё что, из чего с одним легким навряд ли выкарабкается. В больницу, при таком раскладе, Григорий его не устроит из тех же соображений. Наверное вывезет и закапает втихую где-нибудь поблизости , а соседям скажет «Убёг работничек, не оценил доброту В тюрьме уже, поди».