Ако Бог

Трудовую деятельность я начинал стажером краевой прокуратуры по надзору за исправительно-трудовыми учреждениями (так они раньше назывались). Попал туда абсолютно случайно. Один щеголь-кадровик аппарата прокуратуры «заткнул» мной кадровую «дыру» в вышеназванной организации.
"Коллективчик" там был никакой. То есть его просто не было вообще. Все жили своей жизнью, занимались сугубо своими делами и немного – работой. Под моим надзором находились три детские колонии и одна – особого режима. Особо опасные рецидивисты. Находилась она в поселке Громком одного из районов нашего  огромного сибирского края. Место было мрачное, если не сказать жуткое.
Мне тогда только исполнилось 25 лет. До этого в правоохранительных органах я никогда не работал и практически знал о «системе» только из учебников (в газетах тогда ничего такого не писали).
Коллектив колонии встретил меня доброжелательно. Начальником колонии там был маститый полковник по фамилии (если мне память не изменяет) Теплов с прожигающим насквозь взглядом глубоко посаженных голубых глаз, а замом по режиму - молодой парень примерно моего возраст. Звали его Вадим. По прибытию на место они сводили меня в столовую, накормили, пытались даже сделать это бесплатно. Но я вежливо отказался и расплатился сам. Мужики в погонах между собой переглянулись, улыбнулись, но спорить не стали.
А проверять, честно сказать, было что. Начальник «правил» зоной почти двадцать лет, начинал работать еще опером, потом начальником оперчасти, а затем стал единовластным хозяином огромного количества уголовников. Колонию зеки так и называли – «царство князя Теплова». В это унитарное государство ссылали со всех сторон нашей тогда еще необъятной Родины всех крутых авторитетов и просто отбившихся от рук на перевоспитание.  Ломали их с ходу. А кто не ломался – садили в одиночные камеры на весь срок. Вопреки всем законам и правилам. И жаловаться было бесполезно.
Сейчас очень много пишут о тюрьмах, колониях, условиях содержания в них. О каких то правах человека. Я никогда не понимал, почему в камере нельзя поставить телевизоры, холодильники, микроволновые печи. Есть русская традиция «Кабы чего не вышло». И всегда найдется стрелочник. А как же без него. И чтобы не было стрелочника нужно просто снести рельсы. Нет поезда – нет проблем.
И так – царство князя Теплова. Внешне все выглядело благопристойно. И вся колонии жила именно по указанному выше принципу.
Я до сих пор помню безумные, молящие всего лишь о человеческом общении глаза сидевших в одиночках людей (а они прежде всего люди, а потом зеки, рецидивисты, убийцы, насильники). И это многочасовые разговоры ни о чем. Я только потом понял: чтобы не сойти с ума от одиночества, эти несчастные, используя свой единственный шанс, болтали со мной о погоде, природе и прочем, лишь бы выговориться и набраться сил на новые испытания. Только бы снова не захлопнулась дверь камеры. Это было страшное зрелище.
Но не об этом мне хотелось бы рассказать.
По инструкции я должен был проводить прием заключенных. Это свою обязанность я выполнял добросовестно, прием длился у меня не менее шести часов. Приходили просто так, поглазеть, поговорить, развлечься. Но были и такие, кто приходил просить помощи, даже молили о ней.
В один из таких приемов зашел в кабинет опрятно одетый заключенный с большими грустными глазами и поведал мне, что раньше он был в «активе», а сейчас за провинность посажен в общую камеру. В каких «условиях» отбывали дальнейшее наказание такая категория заключенных, я даже не буду пытаться передать. Вот он именно молил, а не просил меня ходатайствовать перед руководством, а точнее – перед Вадимом о «восстановлении его в должности» дежурного на воротах между локальными зонами. Откуда он проведал о моих приятельских отношениях с Вадиком я так и не узнал.
Я, конечно, ничего обещать не стал, но с замом Теплова поговорил. Сначала он даже слушать не хотел, но потом, подумав над моими мыслями о том, что нет вернее поднятого из грязи оступившегося, смилостивился.
С тех пор, в момент приближения  к воротам «локалки», я начинал ощущать на себе полные неописуемого восторга и восхищения, почитания и уважения взгляды воскресшего из небытия зека. О чем он меня только не спрашивал и чего только не желал. От смущения я старался проскочить этот «опасный» участок как можно быстрее. Позже у Вадима неоднократно интересовался судьбой этого человек. Больше никаких нарушений он никогда не допускал.
Вот ведь как бывает в жизни. А потом и я уволился из прокуратуры и вообще переехал в другой регион страны. О судьбе моего «протеже» мне больше ничего не известно.