Бирка

В начале девяностых судьба забросила меня в славный город, который расположен в аккурат между «Ленинградом и Москвой». Устроился я работать следователем в  транспортную прокуратуру. Тогда это было интересно – каждую неделю командировки, поездки на тепловозах, бессонные ночи на перегонах среди нагромождений из сошедших с рельс вагонов, полусгнившие трупы на насыпи, осмотры вагонзаков. Всего и не перескажешь.
Сообщение о крушении пассажирского поезда возле станции Подберезовка в прокуратуру пришло в начале рабочего дня. Сразу же поступила команда «Сбор» и все мы – прокурор, зам, два следователя и эксперт на служебном уазике выдвинулись к месту происшествия.
В целях экономии мест в машине прокурор принял решение водителя с собой не брать. Машину вели по очереди двое – прокурор и его заместитель. Пикантность этой ситуации заключалась в том, что хоть оба и имели права, но до этого за рулем никогда не сидели. Несколько раз мы сами чуть не попали в аварию. Один раз прокурор забыл повернуть направо, решив поехать прямо. От испуга я так заорал, что перепугал всех находившихся в машине. Эксперт, имевший 10 летний стаж вождения и все виды разрешений вплоть до вождения бронетранспортера, к концу поездки окончательно поседел от страха, у него потом еще несколько дней тряслась нижняя губа.
Приехали мы в пос. Н (районный центр возле места крушения поезда) поздно ночью. Разместили нас в каком то общежитии. На следующий день состоялось огромное совещание с участием сотрудником Генеральной прокуратуры тогда еще Советского Союза. Меня определили в местный морг для организации приемки трупов пострадавших, их дальнейшего опознания и выдачи близким родственникам.   
Не буду хвастаться, но с работой я справился успешно. В «благодарность» меня оставили в составе «следственной группе при Генеральной прокуратуры» в городе Н, а потом в Х той же  области еще на пять месяцев.
Почему я написал «следственная группа Генеральной прокуратуры» в кавычках? Очень просто. Это был такой же миф, как и все остальное про всесильных следователей по особо важным делам при Генеральной прокуратуре Советского Союза. Всю рутинную работу мне пришлось делать самому, а «важняка» я видел всего два раза – один раз доставал мертвецки пьяного из пассажирского поезда Москва-Рига, а второй раз самолично  заносил на руках в такой же пассажирский вагон, но уже поезда Рига-Москва в аналогичной состоянии. Но речь сейчас не об этом.
Самое сложное в железнодорожных крушениях с многочисленными жертвами – установление личностей погибших. Это в самолете в то время купил билет по паспорту и полетел. В начале славных девяностых ни о каких именных билетах на поезда и речи еще не шло. А спекулировать этими билетами тогда даже никто и не собирался.
Мне помогли мои коммуникабельность и внимательность.
В тот день, когда была сформирована следственно-оперативная группа, все остальные уезжали по домам. Я случайно зашел в один из кабинетов, где располагались оперативники одного из областных отделов милиции. На стене заметил нарисованные как бы разрезанными сверху три пострадавших вагона пассажирского поезда. На местах пассажиров синей и красной ручкой были написаны фамилии. Некоторые «полки» были не подписаны. На мой вопрос «Почему?» маленький коренастый опер сообщил, что пока эти люди не установлены. Я постарался подружиться с ребятами и они мне перед отъездом буквально подарили три плаката с фамилиями установленных живых и мертвых пассажиров.
Благодаря этим трем листам бумаги я смог в последствии установить всех погибших пассажиров. Вернее – почти всех. Так я и не смог установить место нахождения одного из пассажиров первого вагона. Не хватило ему места. Да простит меня Бог.
Но рассказ я свой затеял не по этому поводу.
           Обстоятельства крушения были таковы: поезда столкнулись поздно ночью. В момент крушения погибли только люди, находившиеся в крайних купе (принцип «спичечного коробка»), остальные в полной темноте стали выбираться из перевернутых на бок вагонов. Кто поспешил – остался жив. Остальные задохнулись от дыма и потом просто сгорели в  огромном костре из нескольких  вагонов – пассажирских и грузовых.
То есть получилось так, что оставшиеся в живых после крушения общались между собой, а потом собеседников не досчитались. Это породило массу невероятных слухов. 
В одном купе ехали муж с женой и двое молодых парней. Один из них был единственным сыном очень влиятельного жителя г. Москвы. До сих пор помню этого средних лет мужчину, его мужественное лицо темно-серого цвета и самое страшное – очень медленную речь с постоянным заиканием. Так отреагировал его организм на потерю единственного сына – наследника и продолжателя рода.
Очень обстоятельно и очень медленно этот несчастный человек  пытался меня убедить, что его  сын жив, так как после столкновения поездов он был в полном порядке и общался с попутчиками, одевался, искал обувь, верхнюю одежду и кошелек. 
Тут же неизвестно откуда появились многочисленные экстрасенсы, колдуны и «лозоходы», которые «абсолютно бескорыстно» стали предлагать несчастным свою помощь.  С тех пор у меня всякого вида экстрасенсы вызывают негативное отношение.
В один из хмурых рабочих дней в кабинет следователя местной транспортной прокуратуры, где меня любезно приютил тамошний старший следователь, явилась целая делегация во главе с несчастным отцом. На повышенных тонах мне было настоятельно рекомендовано немедленно создать следственно-оперативную группу и немедленно следовать в одну из деревень района крушения поезда, где по предсказаниям (или точнее – видениям) одного из «лозоходов» в неволе, в подвале дома местного мужика по имени Василий томятся в неволе сын пострадавшего и его попутчик.
Утверждение было настолько абсурдным и нереальным, что я набрался смелости и просто отказал этим безумцам. С громкими возмущением граждане уехали в направлении деревни, с твердым решением во чтобы то не стало освободить узников. До вечера в прокуратуре наступила тишина.
Вечером москвич вернулся один, никого они в подвале не нашли. Самое странное, что в этой деревне, в этом доме действительно проживал мужчина по имени Василий, который оказался адекватным, понимающим человеком. Он пустил многочисленную делегацию в дом, подвал, во все сараи и пристройки. Разочарованные, но не смерившиеся, москвич с экстрасенсами удалились, обещая вернуться и продолжить поиски пленников.
А у меня снова начались многочасовые, изнуряющие беседы с несчастным москвичом. Он так тяжело говорил, убеждал меня, что его сын наверняка жив, что я не осмеливался его прервать.
Потом вдруг у меня мелькнула мысль о том, что можно совместить «приятное с полезным». Заранее извинившись, я предложил ему послушать заключение экспертов, описывающих трупы пассажиров поезда с мельчайших подробностях, вплоть  до пуговицах на рубашках и брюках. Предупредив о нелицеприятности чтива,  я начал негромко, но внятно озвучивать документ.
Читал я долго, трупов было много. При описании трупа высокого мужчины, возраста примерно 20-25 лет, одетого в рубашку белого цвета, москвич как удивленно поднял голову. Потом я прочитал следующую фразу «На воротнике рубашки имеется бирка с цифрами …» Несчастный широко раскрытыми глазами как-то безумно посмотрел на меня. Потом попросил переписать названные цифры на листок и пошел звонить по телефону жене в Москву. Не было его минут тридцать. Он вернулся, молча сел на стул и как то отрешенно сообщил, что этот набор цифр на воротнике ни что иное как бирка, которые нашивают на белье перед тем как сдать его в прачечную. И он полностью совпал с номером, который обычно наносит его жена на все сдаваемы в стирку вещи. После этого мужчина извинился за доставленные неудобства, попрощался и ушел. Больше я его в своей жизни не встречал. По моему, он даже не стал получать денежную компенсацию от государства за гибель сына. Вот такая вот грустная история получилась.