Случай на милицейской практике

         
     В   жизни   каждого   юриста   милицейская   практика в  студенческие  годы, без сомнения, оставляет заметный  след.   До сих  пор  свежи  в  моей  памяти  события  сорокалетней  давности,  происшедшие  в  городе Оренбурге.  Именно  там,  будучи  студентом  Саратовского юридического института (СЮИ), я стажировался в следственном отделе областного управления внутренних дел.  Попасть  на  практику  в  город  моего  детства   мне помог старый  приятель родителей подполковник внутренней службы  Павел  Николаевич  Кулемалин. В 60-е годы  прошлого  века  он  был  политработником  в  военной  авиации, а  затем,  попав  под  сокращение,  возглавил  партком  управления  оренбургской  милиции.  Перед  этим   замечательным,   добрым  человеком   я   в  неоплатном  долгу.  Опытные   наставники,   которым    меня   поручил  Павел  Николаевич,  сделали   из   юного   новичка,  пусть  не  первоклассного, но  все  же  профессионально  пригодного  специалиста.
     Начальником   областного  следственного  отдела  в  ту  пору был  полковник  милиции   Владимир  Алексеевич   Буренин,   а  его  заместителем —    подполковник   милиции  Владимир  Анцелевич Злотников.  Следственное отделение  Оренбурга  возглавлял  подполковник   милиции  Константин  Петрович  Зайчиков.  Офицеры  с фронтовым прошлым, с безупречной репутацией, юридически подкованные, волевые,  целеустремленные,  неподкупные.  Буренин  и  Злотников  в  недавнем  прошлом  занимали   руководящие должности  в  областной  прокуратуре и  были  направлены в милицию для укрепления ее рядов. Еще  ребенком  я   мимолетно  знал  этих  людей, общаясь с  их  детьми.  С сыном Злотникова —  Валерием  учился  в одной  школе,  с сыном  Зайчикова — Петром  и  дочерью Кулемалина — Мариной  до  перевода в СЮИ  постигал  азы  юридической науки в ВЮЗИ  (Всесоюзном заочном юридическом институте).
     Стажировать меня поручили старшему следователю  майору  милиции  Николаю  Терентьевичу  Ванчинову.  Под   его   руководством   зимой -  весной 1972 года я участвовал в расследовании сложного,  многоэпизодного  уголовного  дела в отношении вора-рецидивиста  Виктора  Тимофеевича  Юнязова.
     Николай Терентьевич Ванчинов был приземист, полноват и слегка лыс. Обладал пытливым умом,  феноменальной памятью и чутьем. В свои сорок с не большим  лет экстерном блестяще сдал экзамены за полный  курс заочного юридического института. В общении был  прост, скромен,  деловит. На  путь истины  наставлял меня  на примере собственной  преданности избранному делу.  Мой наставник умел бесстрастно взвешивать  добытые факты  и  анализировать  любую  сложившуюся  ситуацию.  Лиц,  преступивших  закон,  как мне  казалось,  видел  насквозь.  Развязывал  им  языки  и  выводил   на   чистую воду, предъявляя  неоспоримые улики.  При  этом  не  был  груб, враждебен  и  лукав.  Тем, кто  раскаялся  в  грехах,  давал   шанс  начать честную жизнь. Ходил блюститель правопорядка и законности, прихрамывая, так как имел увечье, полученное при задержании  вооруженного  преступника.
     Погони, перестрелки, задержания  для  Ванчинова давно  ушли  в  прошлое.   Табельное  оружие  он   хранил в  служебном  сейфе.  По городу  перемещался,  нося  по привычке лишь милицейский свисток. И все же следователь - “важняк” всегда  был  во   всеоружии,  но  его  оружием являлись: аналитическое мышление,  железная  логика,  способность  к  трудоемкой,  рутинной деятельности. Курил он, преимущественно сигареты “Плиска”. После завершения большой  работы  позволял себе  немного  расслабиться,  чтобы   избавиться  от  избытка  накопившихся   негативных  эмоций.  Обретя  душевное  равновесие,  вновь  был  готов впрягаться  в  чрезмерные  трудности. О  своей  личной  жизни  Николай  Терентьевич  особо  не  распространялся,  хотя  изредка сетовал по поводу тяжелого недуга дочери-инвалида.
     Довольно сложно  перечислить  все  то,  что  мне приходилось  делать,  работая  в  одной  связке  с  мастером уголовного  сыска  и  следствия.  Одно  могу  сказать,  работа  по  делу  шла  полным  ходом,  и я старался  изо всех  сил.  Если   раньше  следственную  тактику   познавал по мудрым  книгам, то теперь на практике убедился в  ее частичном несоответствии жизненным реалиям.
     Нашим  главным  фигурантом  по делу был уроженец  города  Балаково  Саратовской  области   Виктор Тимофеевич   Юнязов.  Грехов  за  ним  водилось  с  лихвой. С  малолетства  дитя  военного времени зарабатывал на хлеб  воровством,  безнадежно увязнув в своем пороке. Был  неоднократно  осужден  и  отбывал  наказания  в местах  лишения  свободы.  Но  каждый  раз,  оказавшись  за  решеткой,   вынашивал   дерзкие  планы    побега,    и,   на  удивление,   всегда   успешно их осуществлял.  И  в  последний  раз,  сбежав   из-под  стражи  в  Приморском крае, разъезжал по городам страны, совершая преступления.  Как   правило,   кражи   народного  добра  и  имущества   граждан,  используя  для  этого  угнанные автомобили  и   поддельные документы.   Благо,  никакого  оружия  в   преступных  целях   он не  применял,  хотя  имел  в  наличии  (видимо, для сбыта)   похищенные  спортивные  пистолеты  системы  Марголина.   “Мокрые   дела”  претили   его  внутреннему  убеждению:  он  был   вором,  а  не  душегубом.  В  приволжско-уральском  регионе,  Юнязов  совершал   все  те  же  кражи,  сколотив   преступную   группу  из  числа  бывших  приятелей-уголовников. На этот  раз  ему   уже  светила   расстрельная  статья,  именуемая   хищением   государственного  имущества    в особо  крупных  размерах  (статья 93.1 Уголовного Кодекса).
     Майору Ванчинову и мне предстояло связать воедино   все   уголовные   дела,  заведенные  на   Юнязова.  Тщательным  образом  перепроверить и  упорядочить поступившие материалы. Расследовать преступления, совершенные преступной группой на территории   Оренбургской  области,  где корыстолюбцев задержали.
     Юнязов  с  подельниками  из  южно-уральской “малины” содержались под стражей  в следственном изоляторе,  находящемся  на  берегу  реки  Урал  недалеко от гарнизонной бани. Именно туда  в  следственный изолятор №1  Оренбурга  Ванчинов  и  я  часто  хаживали.
     От  перекрестка  улиц  Кирова — Девятого января  до  улицы  Набережной  мы  добирались  за  полчаса  и приступали к следственным действиям. Допрашивал главного фигуранта  всегда  майор Ванчинов,  я  же  в  качестве  помощника  вел  следственные протоколы,  исписывая   кучи   бумаги.   Несмотря  на  то, что  Юнязов  оказался  в  тупике,  напуганным  он  не выглядел.  Из  него  трудно  было  что-либо  вытянуть  и добиться  признания. Глядя  на  следователя  ничего невидящим  взглядом,  он  лишь  изредка   криво усмехался. На  меня же,  казалось,  вообще   не  обращает   никакого  внимания, но это было не так.
     Однажды,  когда  Ванчинов оставил  нас  ненадолго вдвоем, вор-рецидивист заговорил: “Что, студент, тренируешься   на   таких   как  я?  Давай,  давай!  На “вышку” мне  мотаешь,  но  мы  еще  посмотрим,  как  все обернется.  Зато   ты,  малец,  до старости  будешь за  копейки спину  гнуть,    так  и  не  узнав  красивой  жизни”. Что было  мне  ответить этому конченому человеку. Мои представления  о  добре  и  зле, чести  и  справедливости  в  корне  отличались  от  взглядов преступника. “ Неужели он  задумал  очередной  побег, — думал  я, —  а   ведь   мой наставник   уверял,  что  из   этого   строго охраняемого   застенка еще  никому  и  никогда  не  удавалось выбраться”…
     Виктору  Юнязову  было тогда  где-то за  тридцать. Довольно высокий, крупный, мускулистый  человек. Можно сказать, богатырь — косая сажень в плечах. Отменному  здоровью  и  спортивной  внешности   он был обязан физическим упражнениям, которые не прекращал   даже  в  период  отсидки. Курением  не баловался, спиртные напитки  употреблял  лишь  изредка. Любитель    красивой    жизни   за   чужой   счет   был    недурен   собой.   Правильные  черты  лица, выразительные  глаза,  черные,  вьющиеся   волосы.   Своей  обманчивой  внешностью,  способностью  пускать  пыль в глаза закоренелый преступник, выдававший себя за  порядочного  гражданина,  покорил  немало  женщин. Обычно он  выбирал  одиноких,  романтичных и  доверчивых.  Примечательно  то, что  Виктор  не  был  скучным,  скупым   человеком.  Умел   красиво    говорить,   позволял  себе  широкие   рыцарские   жесты   и  ему   почти  всегда  везло  в  любовных  утехах.  Странно, что  все  женщины  вора-рецидивиста  были   привлекательны,  воспитаны, образованы  и  не   испорчены.  Но  Юнязов не   знал,  что   одна   из   них —агент  уголовного розыска —  способствовала   его  последнему  задержанию.
     По прошествии двух месяцев мне была предоставлена   некоторая   свобода   действий.    Теперь  я один  ходил  в  следственный  изолятор   и    самостоятельно проводил  допросы  и  очные  ставки.  Крепко-накрепко  запомнив наставления   шефа,  пытался  найти  общий  язык   с  подельниками   Юнязова. В  отличие  от    молчуна-главаря, не  лившего  крокодиловы  слезы,  его “товарищи”  не   наводили  тень  на  плетень. Рассказывали  все, как на духу. Сознавая, что Юнязову  грозит  расстрел, всячески обеляли  себя,  представляясь   мелкими  сошками.  Мне  это  было  только на  руку.   Устранив   на  очных  ставках  незначительные    противоречия,   я   надеялся  на  скорое  завершение  следствия.   Был   ли  мой  вклад   весомым,  оценивал, конечно же,  Николай  Терентьевич  Ванчинов.
     Посещая  следственный  изолятор,  я  старался извлечь   для  себя  максимум   пользы.  Изучал  территорию,  средства  охраны,  расположение  помещений.  Познакомился  поближе  и с  работниками оперативной  части,  так  называемыми  “кумовьями”. Одного  из  них  дядю  Леню – дальнего родственника  моей  матери  я   знал  с   детства.  Он  всю жизнь проработал  в  этом  учреждении.  По  доброте  душевной  в  разговорах  тет-а-тет  он   поведал  мне  много  историй  из  жизни  бывшей тюрьмы, а ныне следственного изолятора.  Помимо  всего  прочего  показал   камеру,   где в  послевоенные  годы  содержалась   правая   эсерка   Фанни  Каплан   вместе с  дочерью. Та  самая,  полуслепая  Фанни,   которая  в  августе  1918  года   покушалась  на  жизнь вождя  революции  Владимира  Ильича Ульянова-Ленина. 
     Оказывается,   спустя   три  дня  террористку   не  расстреляли   и   не  сожгли  в   железной   бочке.   По ходатайству   Ильича   ее   помиловали,   но   не  освободили,  а   тайно  содержали   в   разных  тюрьмах  страны,   перемещая  из  одной  в  другую.
     Откровение дяди  Лени  звучало  убедительно. Умудренный долгой  жизнью  и  оперативной  службой,   родственник   наверняка  знал   то,  о   чем   говорил.  Я готов  был  согласиться  с  ним,   но  не   мог   взять  в  толк,  кем    и   зачем  была  инспирирована    официальная   версия  гибели  правой эсерки. Выходило так, что исполнитель казни  комендант  московского  Кремля,   матрос   Павел   Мальков,  лгал  в  написанных  им   мемуарах.   До  сих  пор     ломаю  голову  над   этой  загадкой  и  убеждаюсь,  что  жизнь  полна  неожиданностей  и  тайн.  Порою  ошибкой   оказывается  то,  что, казалось  бы,   давно  доказано  с  полной   очевидностью. К  счастью,  рано   или   поздно  историческая  правда выходит   наружу.
     К  началу  лета  уголовное  дело  в  отношении   преступной  группы  Юнязова  было  окончено  и  направлено   в   оренбургский  областной   суд   для рассмотрения.  Моя   практика  заканчивалась.   Распрощавшись  с  работниками  следственного  отдела,  и  особо  тепло со   своим   наставником  я   убыл   в   Саратов   для   сдачи   государственных  экзаменов. 
     Где-то, через месяц  уже дипломированным юристом  на  поезде  “Саратов-Оренбург”   я  возвращался   в   город  моего  детства.  Каково   же  было   удивление  вновь  повстречать   Виктора   Юнязова.  Дело  было ранним утром  в проходе купированного  вагона,  где  я  коротал  время, глядя  в окно. Неожиданно мимо меня легкой  тренированной   походкой  прошмыгнул  высокий, крупный,  мускулистый  человек.   Можно  сказать, богатырь  —  косая сажень в плечах.   Посмотрев   ему  вслед,    я   без   особого   труда   узнал   Виктора   Юнязова.  Несомненно,  это  был   он,  в  очередной   раз совершивший  побег  и  избежавший  наказания  в  виде смерти.  Увы, задержать  преступника   у   меня   не   хватило  физических  сил,  да  и  отсутствовали  на  то  полномочия.
     Я  думал,  что  Юнязов   не   узнал   меня,  но  это было не так. Замедлив шаг, он приостановился и, обернувшись,  с  ухмылкой    произнес:  “Вот  видишь, малец,   как  все  обернулось, а  ты не горюй,  живи красиво!”.   Через  полминуты  беглеца   и  след  простыл.  Спустя   три   года   я    узнал,  что    Юнязова   уничтожили  на   Южном   Урале.  Верхи    дали    добро   на    отстрел  преступника  при  задержании. Заводить  бодягу  с  очередным   расследованием,   судом   и   ждать  нового  побега  никому  больше  не  хотелось.