И ударили громы

И ударили громы небесные, и разверзлись тучи грозовые, и разродились они водой, и был дождь; и смыло с земли всю тоску засухи, и успокоилась, и остыла земля, но шумело море в волнении, и было пасмурно, и было снова душно, и вновь собирался дождь. Младший пытался из мелких камешков и песка строить замок, но тщетны были его попытки: снова и снова размывало замок набегавшей волной, снова и снова возводил он некрепкие башенки поверх руин, вчерашним же днём всё было иначе. И вчера был дождь, но после вышло солнце и успело за день высушить землю; и вчера волновалось море, но замок получился, и его не размывало, потому что вчера старший брат строил вместе с младшим; теперь же старший сидит там и пересыпает песок из ладони в ладонь, - если снять сверху слой мокрого, тёмного от влаги песка, то под ним будет сухой, белый, чистый, и вот у ног старшего белый сухой песок, а вокруг тёмный и влажный, - старший пересыпает песок из руки в руку, и постепенно весь высыпается из рук песок, и старший зачерпывает ещё, снова и снова.

Теперь же начнём заново, начнём по-другому, теперь же вот что: мы видим море, волнующееся, седое, старое, вечное море, которое много знает, которое помнит многих; видим мы и резко обрывающуюся скалою холмистую гору, а на одном из холмов горы этой стоит старое одинокое дерево, а под деревом этим могильный камень; а вдоль обрыва видим мы узкую береговую полосу, к которой со скалы спускается деревянными ступенями старая посеревшая от времени лестница. На нижней ступени сидит старший, пересыпая песок из руки в руку, а ступенью выше, облокотившись на некрепкую перилину, стоит отец, глядя на свинец моря; младший же сидит над руинами своего замка поодаль, там, где граничит берег с водою, у ветхой лодки, перевёрнутой кверху дырявым днищем.

Вчера братья строили замок вместе, и славен был их труд, и – конечно же! – в замке жили принцессы и рыцари, и прекрасные принцессы, как и подобает им, томились в своих светлицах, пока доблестные рыцари сражали мечами своими огнедышащих чудищ, и чудища были опасны, но рыцари возвращались домой с победой, и все вчерашние чудища были сражены. Сегодня же было иное чудище, и оружием его была вода, и одолело это чудище рыцарей: замок стало некому защищать, и он был сметён, и остались одни руины, и младший пытается починить замок, но тщетно;
старший же безучастно считает руками песок;
а отец смотрит на море, отец видит себя мальчишкою, - этот мальчишка спускается по этим же ступенькам к седым волнам, быстро шлёпает босыми ногами по песку к воде, к недавно прибывшей с моря лодке (той самой, что теперь кверху дырявым днищем), на этот раз вернувшейся пустою, без улова; дед сходит с лодки, и вместе они втаскивают лодку на берег, после усаживаются рядом на край лодки, и дед закуривает папиросу, над морем висят тяжёлые тучи, и дед прокашливается и шмыгает носом, дед бросает в белый песок, на котором появляются первыми следами дождя тёмные точки, недокуренную папиросу, и дед говорит только, что начинается дождь и что пора идти до дому, и они уходят с берега, и они идут до дому, и мальчишка не замечает, как дед, поднимающийся по ступеням, останавливается сзади, чтобы отдышаться и откашляться, а вечером мальчишка уезжает в город, уезжает к родителям, и мальчишка ещё не знает, что через пару лет он вернётся сюда, и вместо деда увидит лишь фотографию на памятнике, что на холме под старым деревом, и под фотографией будет цифрами обозначена долгая и обветренная рыбацкая жизнь.
И вот отец закуривает сигарету, и теперь отец понимает всю тогдашнюю дедову муку, всю боль и тяжесть её, потому что; - отец смотрит на воды седого моря;
- младший старательно насыпает песок в ведёрко, чтобы покрыть этим песком кое-как собранный из мелких камешков фундамент для своего замка, чтобы чудище не смогло его снова разрушить;
а старший пересыпает песок из ладони в ладонь, вглядываясь в каждую песчинку, и песчинки эти отматывают в его глазах два года назад: тогда был март, и они гуляли с отцом по-над берегом, таял потихоньку снег, и в одном месте меж двух холмов образовалась лужа, а у лужи было ледяное дно, и было очень интересно дойти до середины лужи, где ещё чуть-чуть и зачерпнёшь сапогом воды, дойти и не упасть, но так он ходил один, без отца, при отце же так нельзя: заругает; и отец тогда вырезал ему из коры дерева, что стоит на холме, где памятник, лодочку, и они приделали к ней парус из бумажки от отцовой пачки сигарет, и лодка превратилась в кораблик, и они запустили кораблик в маленькое море этой лужи, а большое море шумело, волнуясь, внизу, под скалою; и отец сказал тогда, что этот памятник – это его, отца, дед и его, старшего, прадед, и старший тогда ничего не понял, а был только рад кораблику; теперь песок весь пересыпался из рук, и старший зачерпывает ещё песку, а младший сердито стучит лопаткой по ведёрку.
Младший поднимает ведёрко в надежде увидеть под ним готовую башню, но башня тут же рассыпается, почему-то сегодня брат не хочет строить с ним замок, - а вчера, вчера строили вместе! - и младший сердится, сердится на волны, на замок, на ведёрко, на брата, на пластмассовую лопатку, младший поднимается и швыряет дурацкую лопатку в волны, и топчет ногой неудавшийся замок, и кажется, будто что-то капает с туч; старший отряхивает руки от песка, старший встаёт и смотрит сначала на брата, затем – на отца; и отец смахивает со щеки каплю и говорит дрогнувшим после молчания голосом, говорит громко, чтобы услышал и младший, что начинается дождь и что детям пора собираться на автобус, и они втроём идут до дому, идут собираться: старший бежит впереди, перепрыгивая через ступеньку; а младший старательно наступает на каждую; а отец идёт замыкающим, время от времени останавливаясь, чтобы отдышаться и откашляться.

И незаметно быстро наступал вечер, и стало темнеть, и отец проводил сыновей до остановки, и отец посадил сыновей на автобус, и автобус уехал, не подняв даже пыли: пыль осела под дождём, дождь уже почти закончился, но ещё немного накрапывал; младший быстро заснул, а старший ещё смотрел в окно на удаляющееся море и на красную закатную полосу между тучами и водой. Отец же стоял на остановке, глядя на удаляющийся автобус, и думал за своих сыновей: а что, если никогда больше они не увидят его, ведь появится когда-нибудь ещё один могильный камень под тем старым деревом на том холме. Нет, не хочу об этом думать. Но подумал же.