Мой край света

1.
Я тоже считал забавным то, что головы моих противников лежали передом мной огромной, вонючей кучкой, но ухмылка спала с лица в тот момент, когда я узнал что среди них были и мои союзники. Не один десяток. Они все теперь мертвы и вороны забвения пожирают их смрадные тела где-то там, за горами и глубокими озерами, в местах, которые неподвластны человеческому пониманию, на самом дне жизни, на неизведанных просторах, в пустоте. И не то чтобы мне хотелось плакать, кричать от нестерпимой боли, озноба, что сковывал мои движения, словно железные кандалы. Нет, я просто смотрел на тех, кто раньше дышал и разговаривал, а ныне просто молчал, как и все вокруг.
Застыли определенные силуэты в глазах убиенных. Их было много. По ним можно было просчитать путь до неба и обратно, но, увы, я не стал этого делать. В мои обязанности это не входило. Я всего-навсего человек без имени, последний, кто способен что-то сказать, и единственный чье слово ни кого не волнует. Перед вами просто персонаж, обыкновенный. Гордость, похоть, страдания – все это, как и у остальных, имеется. Мне не страшно, от меня ничего не зависит, я уже среди тех, кто лежит у моих ног.
На улице было прохладно и ощущение того, что приближается зима, не давало мне покоя. Птиц уже не было слышно. Деревья потеряли свою былую красоту, а я все еще здесь, среди всего этого беспорядка, пытаюсь примириться хотя бы с утратой врагов. Но получается довольно скверно.
С этих строчек и далее, я попытаюсь рассказать вам о себе, о своих видениях, чувствах и переживаниях. Все переплетается, искажается, даже ломается. Материальные вещи цепляются за те, что находятся в подсознании. Это странно. И дело не в том, что я боюсь. Просто всему настанет конец, рано или поздно, но хочется все-таки пожить, чтобы завершить хоть какое-то дело.
Мимо меня пронеслись всадники на огромных, свирепых конях. Они были одеты в разноцветные доспехи, с переливающимися повязками. Каждый держал в руке копье и что-то напевал себе под нос. Я ни слова не понимал. Я просто стоял и смотрел за тем, как одинокие, замерзшие муравьи ползают по останкам моих недругов. У ручья. Где в сто раз холоднее, чем на равнине. Сотни маленьких воинов поедают протухшие частицы кожи, въедаются в жилы, выгрызают мозг. Мерзкое зрелище. Из кармана пальто я достал платок, приложил его к носу, чтобы не вдыхать этот противный аромат. После чего зашагал восвояси. И совесть меня не мучила, потому что я был свят. А эти паразиты, которые через час испарятся навсегда, отныне похоронены в моем сознании.
Я обыкновенный сценарист, и сочинять необычное это мой хлеб. Мне приходится жить этим. Жить с этим. Ценить или ненавидеть это.
Мой дом находится не далеко от этого места, к нему ведут десятки дорог, длинных, песчаных, грязных и совершенно безлюдных. В этих местах приятно гулять, поскольку сознания прибывает в каком-то особом месте, переживает свои метаморфозы и пишет собственные картины. Радости, как и горю, нет придела. И я свободен в этих краях, среди этих лесов, водоемов, пустых степей. Проделывая миллионы шагов, мне удается прокрутить в голове сотни разных сюжетов, диалогов, монологов. Это мой рай, мой маленький край света. Здесь я обитаю.
Добравшись до своего поместья, который находился в тени небольшого сада, уже успевшего засохнуть, я выдохнул из легких холодный воздух, поправил очки, улыбнулся и вошел в дом. На стенах висели все те же картины, с изображением размазанных клякс. Как на приеме у психиатра, который глядя на них, ставит тебе диагнозы. Вот и у меня в доме были такие же, я собирал их долгое время. Сколько себя помню. Всегда смотрел на них, чему-то удивлялся, о чем-то думал и постоянно видел что-нибудь новое. И не надо мне говорить, что жизнь ничему не учит. Научила, и многому, но каждый должен определить для себя нужное. Поэтому то я и нахожусь в вечном поиске.
С потолка капала вода, и подставленные тазики и ведра уже не спасали бедный, старый паркет. Он портился, набухал, издавал противные звуки, и от него пахло сыростью. В помещении я ходил в ботинках, в пальто, иногда, по ночам надевал шапку и шарф, чтобы не простыть и провалится в пучину болезней. Еще у меня есть зонтик. Большой, черный зонт, правда, слегка дырявый, но это ничего, главное, что помогает укрыться от дождя. Именно под ним я нахожусь, когда блуждаю по саду, или же сижу в западном крыле своего особняка, где отсутствует крыша и по ночам можно видеть переливающиеся звезды, которые иногда обволакивает туман. Там, в небе, рядом с луной, очень спокойно. Иногда хочется протянуть руку, и собрать всю эту мигающую рассыпь в ладонь, после чего спрятать за пазуху и всегда носить с собой, греться.
В моем кабинете стоит большой письменный стол с печатной машинкой, есть еще огромный стеллаж, полки которого заставлены старинными книгами, на исчезнувших языках. Их даже перелистывать приятно. Страницы издают удивительный хруст, и ты буквально погружаешься в историю. И из всего этого можно запросто черпать вдохновение, видеть что-то новое каждый раз и удивляться. Так и происходит.
На втором этаже, я вчера расстался с Милой. Она, как и прежде, как и всегда, была чрезвычайно молчалива, красива и одинока. Я не слышал от нее дурных слов, словно совесть, которая молчит, но ты понимаешь все, что она хотела бы тебе рассказать.
Поднявшись в ее спальню, я осторожно открыл дверь, посмотрел по сторонам и увидел сидящей ее у окна. Все в том же выцветшем платье, шляпка, розового цвета и тонкая фигура. Сидит и смотрит. Мне иногда кажется, что девушка прибывает в другом мире, в других реальностях, а здесь, со мной лишь ее тело. Я никогда не видел ее лица, и даже представить не могу, как бы оно выглядело. Просто голова, на которой нет ничего кроме чудесных золотистых волос и головного убора. Не видел глаз, не чувствовал ее дыхания. Ее здесь не было, никогда.
Порой мне становится плохо от осознания всего, в чем я так сказать «варюсь», но проходит время и все встает на круги своя. Я приблизился к жене, насколько смог, присел на диван, рядом с ней, посмотрел в окно, чтобы понять, на что устремлен ее взгляд.
- Тебе не холодно? – спросил я, прикасаясь рукою к ее плечам.
Она слегка дернулась, поворачивая пустое лицо в мою сторону.
- Нет, - произнесла она, после чего думаю, жена должна была улыбнуться.
Мила говорила, но очень редко. Не большие беседы, так, для поддержания настроения. И я уже и сам понять не могу – толи я женился на безликой, толи моя жизнь сделала ее такой.
- Может быть, чаю хочешь?
- Нет, спасибо. – Она просто смотрела на улицу, боялась выйти и почувствовать на вкус свежий, прохладный ветерок.
- У меня через неделю съемки, а я и строчки не написал. Представляешь?
Мила пожала плечами, мол – сочувствую, но ничем помочь не могу. И мне вновь придется смириться с этим.
- Ты сегодня выходила в сад? Там довольно свежо. Можно прогуляться.
Девушка вновь пожала плечами. Даже раздражает, когда она так делает.
Ладно, я заметил, что разговор не клеился и поэтому вышел из ее спальни, прикрыв за собой дверь.
После мне пришлось прилечь на диванчик, прямо в коридоре, на первом этаже, напротив телефонного аппарата и небольшого журнального столика, с вазой, в которой стояли засохшие цветы. Укутался в пальто посильнее, уставившись в потолок, я начал думать. Думать над тем, что можно было бы написать в этом проклятом сценарии.
Может быть историю о том, как я заблудился в лесах и изрезанный, изъеденный спасся? А что, постановку обыграют в моем домашнем театре, труппа, которую я часто приглашаю для подобных мероприятий. Что бы в короткие сроки увидеть все то, что я вообразил воочию.
Время шло. Вода все капала и капала, создавая дурную атмосферу в моей голове. Где же мой разум, когда он так нужен, и не в силах справляться с переживаниями и этими холодными нападками, я просто выбежал на улицу и понесся, куда глаза глядят.
Раз – два – три! Я уже в пути! В пути своих грез. На длинной дороге, выложенной синим кирпичом. У меня болят ноги от усталости и ломят кости, которые трещат, как сухой хворост. Годы берут свое. Хотя и не стар я вовсе. Наоборот, молод. В расцвете сил, даже сказал бы. Но вот с организмом не поспоришь.
С неба закапал дождик. Я выбежал на оживленную трассу и принялся ловить попутку, чтобы она подкинула меня до офиса, к мистеру Бэнксу, который ждет меня уже несколько дней с первыми страницами сценария. Останавливается серая машина, с забрызганным номером. За рулем никого нет. Я просто распахиваю дверцу, запрыгиваю на сидение, пристегиваюсь ремнем безопасности и гоню вдаль, что есть мочи. От таких скоростей заболела голова, но ничего, главное успеть.
В городе пробка.
Пейзаж пригорода довольно быстро сменился на однотипные дома и высотные бизнес центры. С крыш капали капли, как по весне. Словно все вокруг очнулось от дивного и долгого сна.
Я сидел в салоне автомобиля, поглядывал в окно и разглядывал удивительные витрины универмагов, узенькие скверики и улочки, петляющие то там, то тут. Поправил очки, чихнул, осознавая, что простуда подступает, после чего пару раз нажал клаксон, приказывая передней машине трогаться с места. Она меня послушалась и рванула так резко, что даже дыхание перехватило. Все произошло мгновенно и пробка, тянувшаяся не на один километр, рассосалась в считанные секунды.
Добравшись до офиса мистера Бэнкса, я поднялся на десятый этаж, вытер ноги об уютный синий коврик у двери и, постучав два раза, прошел в кабинет.
Там было просторно, как на тэнисном корте. Огромный письменный стол. Вешалка с плащом и шляпой, шкаф, из красного дерева, с великолепной выделкой, безусловно, работой мастера. Здесь пахло шоколадом и дорогими сигаретами. Босс любил попыхтеть как паровоз.
- Присаживайтесь! – скомандовал он из соседней комнатки. Смею предположить, что там располагался бар. Некая комната отдыха.   
Я уселся в кожаное кресло, огляделся по сторонам.
- Вы пьете? – спросил голос снова.
- Что именно, сэр? – уточнил я.
- Виски, конечно же! Вы пьете виски, мистер Губерт? 
- Виски? Я предпочитаю вино. Лучше красное, полусладкое, спасибо.
Но босс принес стакан виски, с двумя кубиками льда.
- Как ваши успехи? – спросил он, усаживаясь напротив.
- Скажем так, не очень. Мне нужно больше времени.
- Больше? Куда еще больше? Вы просили полтора месяца на написание сценария для моей картины. Она крошечная, с горошинку. Короткометражка. А вы, истратив все дни, просите меня об услуге?
Он рассмеялся. Но смех был не радостный, а скорее презрительный.
- Сколько стоят ваши труды, мистер Губерт? Тысячу? Две или три? Сколько?
- Я беру не дорого, главное…
- Да-да, все мы сыты этой песней. – Он залпом осушил свой стакан. Поморщился и продолжил. – Мне говорили, что вы способны сделать ошибку, потерять время, но написать сценарий. Однако я все меньше и меньше верю в ваш будущий успех.
Я вздохнул. В руках подогревался напиток.
- Что вы молчите? Сколько вам уже лет?
- Сорок три.
- Вооот. Возраст. Его не купишь и не спрячешь. Неужели вы, человек широких взглядов и глубокой фантазии, исчерпали все свои идеи? Куда вы их подевали?
- Продал? – Я не врал, я их действительно продал.
- Да. И что же вы сделали с деньгами? Что? Купили себе машину? Дом? Яхту? Что?
- Просто коплю и все.
- На что? На старость? Напишите сценарий и дело с концом.
Он вновь ушел в комнату отдыха, наполнил свой стакан и вернулся.
- У вас есть неделя, и только. Вы уже побывали на съемочной площадке?
- Да. Они уже сделали некоторые декорации и теперь ждут моего хода.
Я произнес эти слова с некоторым раздражением, ибо не мог поверить в то, что все так затянулось и совершенно не имеет развязки.
- Я хочу, чтобы вы придумали простую, драматическую постановку. Где есть герой, героиня и они любят руг друга. Любят до потери пульса. Готовы глотать взгляды друг друга, нежели просто стоять рядом и бездействовать. Но скажем, она больна. Чем? – Он почесал макушку. – Может быть – раком? Или СПИДом? Чем? А он? Он верит в то, что их радость будет вечна, но тут…
Он вновь отпивает половину стакана и морщится.   
- Но тут он умирает, - продолжил я.
- Что? Что вы несете. Зрителю это не понравится. В двадцати минутном фильме нет места смерти. Здесь другое. Вот предположим, она просто засыпает и путешествует по сну.
- Вы думаете? 
- Да! Вот вам сюжет, развивайте его и пишите реплики! Действуйте! Действуйте!
Я усмехнулся, оказывается все на много проще, чем казалось на первый раз.
Я выпиваю и свою порцию виски. Благодарю босса за прием и выпрыгиваю на улицу через окно.
Просыпаюсь от жуткой боли в ногах. Холод сковал их, заставляя страдать.
Мне приснился сюжет, довольно неплохой. Главное теперь не прошляпить момент и не тратить время на что попало. Поэтому я постарался встать с диванчика, затем направился в кабинет и уселся за стол, печатать.
2.
 К утру несколько страниц были уже готовы. Я все еще думал над развитием сюжета и как, оказалось, захожу в тупик. Толковых действий мало, много всяких несуразиц, которым не место в данном проекте. Мозг рушился на две части, ломал собственные барьеры и уходил, куда-то дальше, в самую чащу фантазии. Хотелось выть от боли, хотелось плакать, как пятилетний ребенок, осознавая, что не в силах, что-либо сделать.
Разум отковывали непонятные символы, голоса и прочая дребедень. 
Когда твоя голова летает в небесах,  т.е. прибывает в воздушном состоянии, а тело находится глубоко под землей, есть повод задуматься – почему все вокруг всегда плачут?
Челюсти постоянно жуют огромную жвачку из миллионов слов. Жуют и жуют, туда-сюда, чафк-чафк. Им это необходимо, размельчать звуки, дабы в итоге получилось что-то умное. А может быть это все для того чтобы в момент раскола твоего орешка на разные полушария, этой самой жвачкой скрепить их воедино! Но получается какая-то фольга. Не горит и не плавится. Вечна, короче. Множество идей, зарисовок, образов, мелодий. Идет распад. Некоторое замещение старого вентилятора на новый, с меньшим риском подхватить вирус и умереть. Но ведь болезнь уже в одной из частей орешка, она прогрессирует и, вот ты чувствуешь, как появился бугорок. Извилинки вскармливают прожорливое семя. Насыщают его всеми необходимыми запасами, потом посмотрят на пляску марионетки. Им не трудно сделать с тобой все эти ужасные вещи, превратить твой мир в ад, и пустить все по наклонной. И твой бугорок вскоре начинает жить собственной жизнью.
Начинает кусаться, брыкаться, пинаться, пытаясь выкарабкаться наружу, не понимая, что этими самыми действиями приводит в движение весь твой ледник, по которому ходит твое восприятие реальности. Много трещин! Просто невообразимое число проблем, каждая следует задругой. От этого и смешно. Часто смеешься, правда, совершенно не желая знать истинной причины абсурдного смеха. А причина проста – слишком все непонятно, вот и все! В этом и заключается гениальность всех времен и народов! Они были ужасно сложные сами для себя, для собственного восприятия, поэтому и канули в лету. Раз и не стало воробушков, собирающих по крохам города и прочую дребедень. Так и сейчас. Выкормыш взрослеет, умнеет, пускай и по своему, однако уже хочет говорить, иметь право голоса! Но ведь в свое время жвачка из кучи слов не помогла, не соединила воедино два полушария, и теперь наш герой одинок, вынужден вечно бродить по свету в поисках второй половинки. Звать ее несуществующими именами, различать ее в лицах других, читать в глазах третьих, осязать в теле четвертых. Маленький экспериментатор пробует все на вкус, развращает собственное «я», и возможно, мне даже придется подчеркнуть, чтобы все поняли – возможно – в скором будущем кончится от осознания того, что ничего не понял!
Следом пойдет блаженное и ровное плавание по волнам нелепиц. Как это замечательно! Мы в конечном итоге взрываемся из-за кучки мелочи, рассыпанной по дну чужого кармана. Мы можем потухнуть только из-за этого! Наш выкормыш собирается потухнуть точно таким же способом! Нет! Стой! Погоди! Не подходи к раю моста, там все слишком печально! Попытайся разобраться, почему же та маленькая рыбка все-таки заговорила с тобой, с твоей жалкой персоной, и поведала тебе немые тайны подводного царства? А? Может быть ты особенный? Твое погружение что-то значит для мира? Ты удивительный первооткрыватель? Вот тебе пинок под зад, и деревяшку на макушку, а точнее у ее основания! Твоя награда. Большинство из нас не в силах понять предназначения, и поэтому уходят рано с вечеринки, плотно захлопнув за собой дверь. Именно поэтому все и плачут! Всегда плакали, и будут плакать!
Проснувшись на потолке, проанализировав с каких глубин ты поднялся до этого уровня, тебе становится страшно! Орешек все еще не соединился, мультики все еще переплетаются с серым бытом. Руки хлопают в ладоши. Многое не понятно? О, да! Но ведь в этом и прелесть бытия. Если бы орешек не раскололся, следовательно, и словам не пришлось бы лепиться в жвачку, помогать полушариям. После не родился бы выкормыш, не почувствовал пинка под зад, не полетел бы на все четыре стороны, и не было бы нашей удивительной системы, которая всех нас так любит и боготворит. Со временем сыграют реквием по печальному походу выкормыша. Кто-нибудь станет свидетелем тайных всходов всех его невидимых достижений, возможно даже из недр небытия припрется вторая половинка полушарий, всплакнет, высморкается, уйдет. Начинайте, представляя конечную цель – так всегда гласило правило успешного бизнесмена и настоящего ценителя жизни, знатока. Но разве такой розовый конец мы бы все хотели посасывать в финале всеобщей драмы? Каждый задумал собственный конец! А конец и того не в курсе что о нем кто-то постоянно думает. Вот так ирония.
Множество невероятных туды-сюдыков, криков-выкриков. Рушится сознание. Именно поэтому многие имеют чужой мозг, путем жертвой своего, и, причем зарабатывают деньги. Правда кончают рано, жизнь то она ловко вынимает и вставляет другому. От твоего замечательного анала остается лишь бумаженция, вся исписанная стишками, или же запись на диск, с противным хриплым голосом, а хотя может быть это будет скульптура из дерьма. Да, точно. Вот и все наследие! Даже пингвин оставляет после себя больше! Он хотя бы забавный, над ним потешаются. Ух, какой милаха. А кто ты?
До бесконечности, до глупости, до самого тупого вздоха. Был выкормыш, и нет выкормыша! Он зарождался, как болезнь и был истреблен. Подумать только, с самого первого своего вздоха эта зараза уже все знала, просто забыла. Такое часто бывает! Вот поэтому то и отсосал в финале! Все отсосут, ведь поступают всегда неправильно, думая, что если закроют глаза то мгновение повториться. Нет, все уйдет, а противное ощущение останется.
Так что в моменты нахождения головы высоко в облаках, а тела глубоко под землей, с червяками и грязью – ты по-настоящему свободен от чужих мнений, да и от своих собственных. Прибывая во снах, большинство из нас бодрствует. Это лучшее большинство. Элита.  Именно она в непонятном понимает непонятное.
И, в конце концов, я отключился. Просто рухнул на стол головой и заснул. Судя по всему, голова готова была взорваться.
Очнулся через некоторое время, с жутким ощущением голода. Словно не ел несколько дней. Слипшиеся веки, умыл холодной водой из-под крана и вздохнул. В доме все еще было холодно, вернее так будет еще долгое время, так, что придется запастись дровами.
Приготовил себе обед или ужин, точно не могу сказать, поел, попил, посидел на стуле и почитал свежий выпуск газеты. Сладко зевнул, подошел к окну и уставился вдаль.
Жена на втором этаже очевидно уже собирается ложиться спать. Стоит сходить и проведать ее.
Так я и поступил.
Она вязала шарф. Красивый, мягкий, разноцветный. Она любила заниматься рукоделием, и даже в старших классах школы часто становилась чемпионкой на некоторых конкурсах.
Я присел на краешек кровати, осмотрелся. Все та же обстановка вокруг. Несколько картин, портретов, книжных полок, шкаф с огромным зеркалом и кучей разных платьев. Мила часто меняла наряды правда непонятно ради кого или чего?
- Ты не хочешь прогуляться по саду, милая? – спросил я.
Она продолжала вязать.
- Просто мы с тобой так мало видимся. Я весь в делах, а ты здесь, совсем одна. Целый день вяжешь.
- Мне нравится вязать!
- Я знаю это! Просто хочу провести время с тобой. Поговорить. Я так давно не видел твоего лица, что уже начинаю думать, что теряю тебя.
Жена замерла, повернула голову в мою сторону и мне снова открылась совершенно пустая бездна эмоций.
- Просто отдыхай, родной. Наше время еще настанет.
Она вновь продолжила вязать шарф, а я, покачав головой, вышел из ее комнаты, тихонечко прикрыв за собой дверь.
На улице было свежо. Холодный ветер трепал мою одежду и волосы, проскакивая мимо, подобно взбесившемуся дикому зверю. Кроны деревьев мотались в разные стороны. В темноте они казались чем-то необычным, завораживающим и даже пугающим. Их было не много, но и этого вполне хватало.
Я прошелся по саду, думая над сценарием. Он не удавался, хотя мне порой было в сто раз труднее, однако я всегда находил выход из ситуации, но в данном случае что-то не клеилось. Уж не знаю, кто был тому виной, но дела обстояли паршиво.
Через час, вернувшись в дом и заперев дверь, я направился в кабинет, чтобы вновь плюхнутся на стул за столом и продолжить творить.
Строчка, еще строчка, затем еще одна и время медленно поедало все мое сознание, унося его в какой-то особенный мир. Мир, в котором нет понятия здравого смысла. Моя история была о великом художнике, Сальвадоре Дали, чьи труды являлись фундаментом моего мастерства и нескончаемым обожанием. Я не хотел повторять события «Андалузского пса», в них был свой особый шарм, однако хотелось создать нечто подобное, выходящее за рамки понимания. В какой из периодов моей жизни я стал думать в эту сторону, я не знаю. И каждая фраза, как свежий глоток воздуха.
А он все сидел напротив меня. Дали. Он был рядом и просто смотрел, потирая усы.
- Записываю, все что вижу. – Пояснил я, не отрывая взгляда от машинки.
Он улыбнулся, слегка прищурив глаз.
- Повторяю и повторяю, пока не получится нечто особенное. Рисую звуки.
Он все еще смотрел, и в тусклом свете нескольких лампочек его фигура казалась почти призрачной.
Я даже не знал, как себя вести в этом случае. Стоит ли предложить ему выпить? А если и так, то чего именно? Что пьют великие художники? Или может быть сигару, высочайшей пробы? Он явно оценить по достоинству мои капиталовложения. Как истинный ценитель искусства, он сможет улыбнуться моим замыслам.
- Мне кажется, что неплохо бы было бы по сигаре выкурить?
Дали кивнул.
Я встал с места, достал коробку с сигарами, предложил ему, он принял дар, закурил и, выпустив из легких огромное облако едкого и густого дыма, одобрительно замычал. После этого, мне вновь пришлось сесть на свое место, продолжить писать. Однако через какое-то время, я вновь отвлекся на маэстро. Сальвадор все еще курил, растягивая удовольствие. И дело тут ни в том, что сигары чересчур большие, дело в том, что он наслаждался каждой затяжкой.
- Вам не кажется, что вы меня отвлекаете? – Я укоризненно перевел на него взгляд.
Художник удивленно хихикнул.
- Что? Не кажется? Увы, господин Дали, но это так. Видите ли, я должен поработать на славу, а вот с вашим присутствием, это ни как не удается. Понимаете?
Сальвадор выдохнул дым, отложил сигару в сторону.
 - Вы не хотите меня оставить на пару минут? А лучше бы часов? – Мне казалось, я был убедителен.
Художник поднялся с кресла, подошел к окну и, повернувшись ко мне, улыбнулся во весь рот, своей таинственной улыбкой. И вновь он казался мне таким бледным, практически невидимым. Весь в белом, с тростью и небольшим цилиндром в руках. Сальвадор достал из кармана брюк зажигалку и поджог по очередности все шторы, после чего опять уселся в кресло.
Я наблюдал за всем этим со стороны, слушая музыку фортепиано. Так тихо и так красиво. Шторы вспыхнули мгновенно, затем потолок, некоторая мебель. А когда огонь полностью охватил мой кабинет, художник, поклонившись и надев свой головной убор, просто вышел через дверь. Я остался одни на один с мыслями. Пот тек ручьем, пальцы обжигало. Страницы сгорали одна за другой.
Печатная машинка продолжала выводить буквы на белоснежных страницах. Это было великолепно. Казалось – она работает сама по себе, становясь все более быстрой. Сюжеты скакали от одного к другому, перенося меня в мир человеческих грез. В мир слепых и радующихся этому. Словно на мое лицо накинули белую простыню, и  стал похожим на Милу.
Да, теперь мы были одинаковыми. На фоне этого адского пекла танцевали танго. Нас было не остановить. Мы жадно прижимались друг к другу, просто радуясь этим моментам. Так хорошо, так спокойно. Фортепиано играло еще быстрее, еще тверже и мы таяли, как восковые свечки. В комнате. В духоте и полном отречении от мира. Мы обнимали друг друга. И теперь уже она не казалась такой далекой, теперь моя жена была рядом со мной, помогала и утешала. Дарила тепло. Наши безликие лица смотрели друг на друга, поглощая все внимание. После чего мы слились в страстном поцелуе.
К тому времени нас уже не стало. Мы ушли навсегда.
И как только звук бегунка подал знак о том, что печать прекращена, я очнулся.
Все закончилось сразу же. Я вернулся из мира грез целым и вновь очутился в прохладной комнате, с тусклым светом, старом машинкой и древними, грязными занавесками. А Мила, наверное, спала в своей кровати уже давно.
Сценарий я написал, осталось чтобы его утвердить.

3.
Как только расцвело, я засобирался в город, к боссу. Одел черный, помятый костюм, висевший в шкафу у жены, пальто, шляпу и сложил рукопись в портфель. Крикнув жене, что буду к обеду, покинул дом, после чего весело уселся в машину.
Спустя некоторое время я уже гнал по трассе, думая исключительно о хороших вещах, слушая исключительно веселую музыку, ощущая вкус прохладного ветра, задувавшего в открытое окно. Да. Это определенно запах победы. Он самый. Наконец-то можно будет вздохнуть спокойно, не смотря на часы и не отмеряя времени. Я даже не стану приходить на съемочную площадку, просто запрусь в доме, буду читать книги и слушать радио, чтобы не пудрить себе мозги прочей, дальнейшей ерундой. Это будет мой подарок самому себе.
И хотя с таким настроем я мог бы и горы свернуть, однако, на выражение лица моего шефа это ни как не повлияло.
- Мда… - только и произнес он, откладывая в сторону рукопись. – А мне казалось, что вы профессионал.
Я пожал плечами, постепенно втискиваясь в кресло.
- Здесь же не драм. театр, и не психиатрия. Это просто мой кабинет, где находится мой офис, мои владения и собственно, я сам. А вы приносите мне эти бумаги и ожидаете улыбки на моем лице?
- Ну, хотя бы кивка в знак одобрения…
- Что? Вы в своем уме? Что вы здесь понаписали? Что это? А? Я вас спрашиваю – что это? Здесь же сопли на соплях! Танцы у огня, обнимания, поцелую в белых саванах! Люди должны ценить и любить кинематограф, а вы предлагаете его погубить?
- Я всего-навсего написал сценарий.
- Вы сделали больше. Вы его загубили!
- Но я старался. Я нашел нужную ноту, как вы и просили.
- Я просил? Это я просил? – Босс засмеялся злобным смехом, от которого по телу побежали мурашки. – Вы либо ненормальный, либо просто издеваетесь надо мной!
- Но почему? – не понимал я.
- Почему? Да потому что из этих сорока страниц я смог переварить только заголовок, а дальше полная ерунда. – Последнее слово он произнес по буквам, видимо для пущей четкости. – Вы написали много сценариев, мистер Губерт?
- Ну да, - прошептал я, немного осипшим голосом.
- Много? И что, все такие же томные?
- Нет. Я разносторонняя личность.
- Тогда в чем же дело?
- Просто…
- Что просто? Что?! У меня вся съемочная группа уже ждет знака «мотор»! А что я? Я жду вас. Вас. Того, кто должен бежать впереди локомотива! Но нет, вы же, наоборот, плететесь в заде!
Он вздохнул, вытер платком вспотевший лоб и откинулся на спинку кресла.
Так прошла минута. За ней еще одна. Полная тишина. Босс просто закрыл глаза и не двигался.
- Может мне уйти?
- Куда? Нет, постойте. – Он вновь вздохнул. – Я не знаю, почему вы вдруг решили, что фильм про любовь и добрые взаимоотношения должен выглядеть именно так, но я дам вам еще одни шанс. Через четыре дня, здесь, на моем столе, должен лежать новый сценарий, на сорок страниц. Это будет совсем другой сценарий. Слышите? Там не будет огня, мертвых поцелуев и прочей ерунды. Просто напишите историю про парочку, которая хочет заняться сексом и все.
- Так просто? Без эмоций и воображения? – не понимал я.
- Да! Тысячу раз – да! – он ожил, прильнув грудной клеткой к столу. – Вы можете мне подарить такую рукопись?
Я улыбнулся, сам не понимая, как буду из себя вытаскивать такой проект. Но у меня было четыре дня, может за это время мне и удастся что-нибудь придумать, переделать, или просто создать очередной бред, но уже с некоторым уклоном на банальность. Он мой чертов работодатель, он вправе требовать результат, но и я, же не каменный. Я имею свое мнение, хотя с каждым разом оно значит все меньше и меньше! Это уже начинает порядком бесить меня. 
Его рот расплылся в улыбке.
- Я попробую.
- Замечательно. Кстати, я созвонился с мистером Матисом. Это режиссер. Вам с ним необходимо встретится, переговорить о том, о сем и кто знает – может вы наконец-то поймете чего я хочу!
- Сегодня?
- Да, в час дня. В ресторане «Флоренция». На углу Зеленой улицы. Вы там бывали? – Он посмотрел на меня так, словно я похож на того, кто ходит по кабакам день и ночь.
- Нет. Я предпочитаю, кушать дома. Моя жена знатно готовит. – Я врал, на самом деле Мила уже с целую вечность не приготовила и макаронинки.
- Очень жаль. Там изысканные итальянские блюда. Вам понравится.
- Буду на это надеяться.
Босс опять улыбнулся. От прежнего настроения и следа не осталось, теперь он был мил как младенец.
Я пожал ему руку и вышел из кабинете. Его секретарша подстригала ногти маленькими ножничками, которые кое бы как поместились в моих ладонях. 

Почти два часа я проторчал в машине, вслушиваясь в ритмы самбы, передававшиеся по радио. Мне был не понятен тон моего начальника, чертового толстосума, продюсера, который задумал бог весть что и желает от меня уподобления себе.
Да кто он такой? Тоже мне – господь бог! Еще на режиссера предстоит взглянуть. Наверное, такой же ротозей. Будет что-то там себе бубнить и думать что он самый умный. А мое дело молчать, просто слушать и все. Они короли, а кто я? Я просто делаю всю работу за них, но в итоге получаю по шее.
Через десять минут к автостоянке ресторана подъехал черный кабриолет. Из него вылезла дама, лет тридцати. Стройные ножки, фигурка что надо и превосходная шляпка на голове. Следом за ней на свет появился и сам режиссер. Лет пятьдесят. Толст, и обладает обильной бородой. Он дает водителю деньги и велит подождать. С каких это пор наше такси выглядит так шикарно?
Я просто в шоке от таких личностей. Выключаю радио и, выйдя из авто, направляюсь в ресторан.
Там меня уже поджидает столик и только что усевшаяся пара.
- Добрый день! – обращается ко мне девушка. – Вы мистер Губерт? Прошу, присаживайтесь!
Она была весьма любезна.
- Добрый день, - произнес я, усевшись рядом с ней. Режиссер уставился на меня.
- Я думаю, нам нужное кое-что обсудить, - начал он. Потом заказал себе и своей дама еды. – Вы любите хорошие фильмы, мистер Губерт?
- Да, они меня всегда радовали.
- Замечательно. Так вот, я бы очень хотел снять именно такой фильм.
- Очень за вас рад.
- Понимаю вашу иронию. Вам это кажется странным?
- Ничуть. И знаете, мистер…
- Моржелл. Донни Моржелл. Я не представился, прошу меня извинить!
- Ну так вот. Я думаю, мы с вами должны понимать, что каждый рассчитывает на что-то особенное в этом случае. И мне и вам нужны деньги, а продукт мы должны создать такой, который удовлетворить босса.
Он посмотрел на меня исподлобья.
- Вы так считаете? – обратился он.
- Да. Я заметил, что продюсер весьма требователен. Однако я готов выполнить свою работу, но вот только я хотел бы быть уверенным и в вас.
- А что мне с вами делить? Что? Вы ведь не получите в трое больше моего. Ведь так?
Я кивнул.
- Ну вот. Я сниму картину, получу похвалу, деньги, и уеду домой. Мне ничего больше и не нужно. А вот вы, милый мой, будите точно так же сидеть в своем кресле, расписывая буквами каждую строчку листа. Это не претензия, это всего-навсего констатация.
- Понимаю. Но, тем не менее, я должен быть уверен, что мы с вами говорим об одних вещах. Я сочиняю сценарий, вы его экранизируете, и мы остаемся в выигрыше.
- Я снимаю так, как то необходимо. Снимаю с душой. На свой манер. У меня есть свои изюминки.
- В этом мы с вами похожи.
- Вы уже побывали на съемочной площадке? Там уже есть некоторые декорации, стоят камеры, стулья, столики. Все ждут только ваших слов – «Я все написал». Дальше моя работа. И не нужно придумывать басни, которые народ будет трудно усваивать. Это ни к чему. Просто почувствуйте себя в рамках некоторых форматов, ощутите себя зависящим от чего-то или кого-то.  Так, по сути, и есть, но вы не хотите этого признавать. Да? Я прошу вас, смиритесь и давайте уже работать!
Я слегка смутился, услышав такие речи, но быстро пришел в себя.
- Времени не так много. Пожалуй, я начну прямо сейчас. Хорошо?
- Да, наверное, так будет лучше.
И тогда я достал из кармана пиджака свой револьвер, сорок пятого калибра. Мигом всадил в этого толстого прайдоху половину барабана, затем направил ствол на несчастную, испуганную девушку, которая уставилась на упавшее, окровавленное тело и не могла произнести ни слова.
- Вас я тоже убью! И я хочу, чтобы вы это знали наперед! – Крикнул я, и за секунду пуля размозжила ей череп. Кровь забрызгала весь пол и белую скатерть. Ее тело рухнула рядом с толстяком.
Официанты забегали туда-сюда, крича и разрываясь слезами. Посетители принялись расталкивать друг друга, расчищая себе путь к отступлению. Создавалась давка в дверях и многие ломали руки и ноги. Народ был оглушен болью, оглушен собственным испугом. Он метался, как раненое животное в поисках подмоги. А я просто смотрел на все это, присаживаясь и опуская оружие на стол.
Да, так, пожалуй, я бы и поступил, если бы у меня был такой шанс, много патронов и револьвер с огромной мощностью. Но за неимением такового, я просто выдохнул воздух. Поднялся из-за стола, поправил костюм, распрощался и вышел из ресторана, отметив для себя, что здесь чересчур тихо для полета фантазии.
4.
Усевшись в машину, пристегнув ремень безопасности и пристально посмотрев в зеркало заднего вида, словно ощущая чье-то пристальное внимание к моей персоне, я завел мотор и тронулся с места.
Через минуту радио поймало великолепные мелодии джаза, с чудеснейшим голосом солистки. Они ласкали и убаюкивали слегка расшатанные нервы, позволяя вести машину чуточку ровнее. Я смотрел по сторонам, на то, как люди суетятся вокруг него, уходя с работы, покупая продукты в супермаркетах, выводя на прогулку своих пушистых любимцев. Улыбался этому, зная, что до дома еще добрых сорок минут езды, и все эти минуты можно думать о своем, о прекрасном. Поэтому я слегка откинулся назад, глубоко вздохнул и поплыл на волнах джазовых композиций.
Однако на полпути к дому, совершенно зазевавшийся, позабывший обо всем на свете, я умудрился не заметить медленно идущую девушку, с огромным букетом красных роз, скрывающим ее тело.
Увы, очнулся я от своих легких иллюзий лишь в тот момент, когда мой автомобиль на скорости пятьдесят километров в час слегка подскочил на ровном месте и моя нога, словно сама собой, машинально, нажала педаль тормоза. Именно тогда  до меня дошло, что совершилось что-то ужасное.
Примерно с минуту я не решался выйти наружу, для того, чтобы убедится в своих подозрениях. Мое тело слегка трясло, сердце стучало поразительно быстро и казалось, что еще каких-нибудь пять секунд, и оно выпрыгнет из груди. На лбу выступила испарина, я резко смахнул ее рукой, попробовал дышать ровнее и направил взгляд в сторону зеркала заднего вида. К счастью машина находилась в глухом переулке, соединяющим две улицы. Здесь не было никого кроме этой странной гостьи, вторгшейся в размеренные видения моего разума. Через некоторое время я заметил разбросанные по капоту красные лепестки и постепенно стал осознавать, что все это не сон.
Пора было решаться, что-либо предпринимать.
Выдохнув воздух из легких, приоткрыв дверцу, я осторожно высунулся из нее, словно боясь вляпаться в огромную лужу крови, после чего неторопливо обошел машину.
Девушка лежала на животе, ее оранжевое, в белый горох, платье изрядно испачкалось об грязь этого асфальта. Волосы беспорядочно разбросались, а из раны на голове сочилась кровь. Огромный букет роз разлетелся по частям вокруг ее тела и в данный момент, вся эта картина выглядела до боли великолепной и в тоже время ужасной.
Не дышала. Она точно не дышала и не издавала посторонних звуков. Просто труп, еще с минуту назад бывший живым человеком, имеющим цель и какое-то важное дело. Может быть, этим делом было возвращение с великолепного свидания, или поход на день рождение, или покупка чудеснейших цветов для украшения домашнего интерьера. Боюсь, что я этого теперь уже не узнаю, да и не важно все это. Когда прошел первый приступ паники, я огляделся по сторонам, убедился в том, что меня ни кто не видит и, открыв большой, практически не захламленный багажник, попытался запихнуть туда тело убиенной.
Однако это оказалось не так уж и просто сделать. Девушка только со стороны выглядела такой миниатюрной, воздушной и легкой, а на деле вполне сошла бы  за тяжеловеса, который всю жизнь питался кирпичами. С первой попытки мне удалось «упаковать» лишь верхнюю часть туловища, но стоило чуточку ослабить хватку, как труп с грохотом повалился на асфальт, еще раз стукнувшись лбом. Мое сердце дрогнуло, но данный курьез придал еще больше решимости совершить задуманное. Я вновь стал поднимать несчастную к уровню своей машины, после чего запихивать ее в распахнутые «врата» багажника. На сей раз все получилось. После этого мне пришлось присыпать тело множеством роз, которые я посчитал нужным тоже удалить с места преступления, сел в машину, завел мотор, посмотрелся в зеркало заднего вида и нажал педаль газа.
Отныне все мои мысли были прикованы к задней части своего автомобиля. Неужели в одночасье мне удалось стать убийцей? Просто раз и все! Перечеркнуть все, что было в моем сознании до той минуты. И что теперь делать? Как смотреть в глаза людям, зная, что отнял чью-то жизнь. Я просто уставился вперед, совершенно не понимая как поступить дальше. Крепко вцепился в руль, постепенно стал сливаться с сидением своей старенькой модели BMW, монотонно моргал, как будто бы не желая делать даже этого, и думал.
Через некоторое время я заглушил мотор машины, не доезжая до дома. Освободившись от ремней безопасности, моя грудная клетка стала дышать чуточку свободнее. Может быть, именно поэтому та капля волнения, что витала в моем теле пару минут назад, теперь испарилась полностью. 
Вам знакомо чувство страха за совершенное преступление? Думаю, нет, думаю, вы все нормальные, законопослушные граждане, а я уже перешагнул ту черту, за которой скрывалось вселенское зло и людское призрение. Теперь мне не видать рая, всяких там ангельских напевов и прочей ерунды, о которой так часто приходится читать в книгах или газетах. Отныне, мое существование, подобно существованию тени, такое же мрачное, одинокое и отверженное.
Смейтесь, если вам угодно. Плачьте, если вам меня жалко. А что же скажет Мила? Моя любимая, домоседка-жена. Она наверняка огорчится, наверняка захочет узнать, как это произошло и возможно впадет в истерику. Покончит с собой, повесившись на длинной веревке, или же вскроет себе вены тупым кухонным ножом. В общем, эта дамочка в любом случае может что-то с собой сделать. Но я этого не хочу, мне будет неприятно слушать последующие оскорбления в мой адрес, упреки,  которыми все вокруг любят посыпать каждого провинившегося человека. Нет, мне кажется, такого волнения мое сердце не выдержит, и в скором будущем я окажусь на каком-нибудь пустыре, зарытый в могиле, среди камней, стекла и прочего хлама, некогда бывшего свалкой.
Господа, прошу прощения, но путь писателя не должен закончиться так внезапно, у него должно быть достойное завершение.
Я поспешно покинул салон автомобиля, и направился к своему дому, предварительно доставая ключи от входной двери.
Переступив порог, я очутился в прихожей. Все тихо и спокойно, как и всегда. Мила, наверняка спит, или же как обычно сидит у окна и ничего не делает. Наверно, так было даже лучше. Не стоит ее проведывать, лишний раз, переключая все внимание на себя. Стоит просто спуститься в подвал, взять лопату, мешок и, поднявшись обратно, плотно захлопнуть дверь, чтобы жена не в коем случае, не кинулась меня догонять.
Она будет терзаться в мучениях, размахивая руками, топая ногами и умоляя меня не уходить, не совершать еще большей ошибки. Будет говорить, что любит меня и никогда не позволит мне опуститься на дно жизни, или остаться в полном одиночестве. Я наконец-то увижу ее лицо, ее ангельское личико, на котором будет сиять улыбка, радость за все прожитые вместе годы.  Мила обнимает меня, мы вместе усядемся на кушетку, подбегут наши маленькие детки и весь мир станет похожим на тонкие, шизофренические мысли сценариста, пишущего свой последний роман. Да, это будет именно так!
Но часы показывают вечернее время, и пелена забвения спадает с моих глаз. Я все там же, в грязном подвале, с кучей крыс и садовых инструментов. Держу в руках старую лопату, с деревянной рукояткой, вонючий мешок, и думаю о семейном благополучии. Боже мой, какой абсурд!
Хватит грезить наяву. Необходимо выкручиваться из проблем.
Я поспешно выбегаю из дома, кое-как, по грязи, добираюсь до машины, закидываю вещи в салон, сажусь за руль и мчусь, по направлению Зеленых холмов, что находятся в километрах пятидесяти от этого месте. Там-то уж точно ни кто никогда не найдет зарытый мною труп бедняжки, волей случая, угодившей под колеса моего авто. Мой секрет ни кто не разоблачит и уже к утру, я преспокойно вернусь домой, усядусь за письменный стол и наконец-то прикончу этот чертов сценарий для нового полоумного фильма.  Все будет как нельзя лучше, и ничто мне не помешает.

5.
Дорога выдалась не из приятных. Еще никогда прежде я так усердно и стремительно не давил на педаль газа, оставляя за собой кусочки прошлой жизни.
Вскоре асфальт превратился в песок, который долго и упорно твердел, создавая из себя подобие глины. Колеса постоянно вязли, правда, иногда им удавалось проскочить тот или иной участок тропинки без проблем. Однако все это пустая трата драгоценного времени и моих собственных сил.
Я заглушил мотор и выбрался из салона. Воздух здесь был намного свежее, чем пару километров назад. Руки дрожали, как после недельной попойки, и в голове царил бессмысленный шум, мешающий сосредоточится.
После некоторых раздумий и осмотра места, в котором я очутился, мне пришлось вытащить из салона лопату, вместе с мешком, подойти к багажнику и преодолеть ряд труднейших мыслей, в первую очередь – связанных с тем, что мне предстоит там увидеть.
Девушка была на своем месте, полностью засыпанная лепестками роз. Лица практически не было видно, только один закрытый глаз, веко которого было испачкано кровью. Так она и лежала, такая тиха, спокойная, целиком отданная мне на растерзание. Думаю, красавица и предположить не могла такого поворота событий. Того, что сегодняшний день уготовил ей встречу с сырой могилой и моим испуганным и озабоченным лицом. Да и мне не совсем верилось в то, что происходило перед моими глазами. Все как в тумане, который постепенно рассасывался, оставляя после себя серые углы и стены зданий, из которых и состоял город моих грез, пустой и холодный.
Я аккуратно дотронулся до тела черенком лопаты, признаков жизни не последовало. Оно и очевидно, разве что хилый рефлекс, но после стольких часов пребывания в ином мире, труп вряд ли смог бы изобразить подобные фокусы.
Ее белая кожа покрылась изморозью, как окно в зимнюю пору. Девушка леденела буквально на глазах, создавая из себя чудесную композицию сочетания цветов и смерти. Спустя минут пяти, после того как я открыл багажник, во мне проснулась неожиданная жалость к усопшей. Мне захотелось ее разбудить, позвать, вытащить наружу и заставить сделать вздох. Этакий синдром любви и неожиданного сострадания. Но, тем не менее, я всячески старался побороть это в себе.
Отойдя чуть в сторону, я принялся копать яму, отбросив в сторону все приоритеты и правила. Мне хотелось поскорее с этим закончить и вернуться домой, к жене, к печатной машинке и сотням пустых листов, которые необходимо превратить в шедевр киноиндустрии.
Грязь прилипала к ботинкам, и пачкала мои брюки. Все подобные мелочи способны были свести с ума любого человека, загнанного в ситуацию подобного рода, но только не меня. Я все еще осознавал что делаю, чувствовал, как по жилам течет холодная кровь и уверенными рывками двигался к финишу. 
Могила получилась корявой, но особой роли это не играло. На рытье ямы, глубиной полметра, у меня ушло чуть больше часа времени. Я вспотел, глаза щипали едкие просаленные капельки, струйками стекающие со лба. Мне пришлось снять плащ, закатать рукава рубахи, после чего воткнуть лопату в кучу песка и подойти к машине.
Меня шокировало то, что я там увидел, а точнее то, чего мне там не довелось увидеть. Моя мертвая пленница пропала. Но как такое возможно? Куда мог подеваться труп, который еще час назад был окоченевшим и напоминал жалкую куклу, завернутую в саван из роз? Я чуть было не упал в обморок. Глаза лихорадочно бегали из стороны в сторону, в поисках девушки. Сердце стучало как мотор гоночного болида, того и гляди вырвется из груди и убежит прочь. Мне хотелось кричать, хотелось выть и крушить все, что попадется под руку. И объяснить причину моего гнева я не мог. Скорее всего, это была обыкновенного рода обида на все, что произошло в моей жизни за последнее время.
Я беспомощно упал на траву, обращая свой взгляд к небу. Там было множество облаков, которые подобно лошадям стремились куда-то далеко-далеко, оставляя после себя лишь короткие воспоминания.
Здесь все было другим. До моего уха доносились слабые мотивы журчащего ручейка и пение райских птиц. Словно в раю, среди бесконечных лугов, чистейших озер и множества животных, которые беснуются вокруг тебя и придают картине еще более веселый вид. Да, пожалуй, я бы хотел умереть в таком месте. Вечный покой, и чарующий, дивный запах розы.
- Вы в порядке? – раздался тихий женский голос.
Я поднял голову и заметил стоящую напротив меня девушку, платье которой украшали лепестки роз.
- Вам плохо? – спросила она вновь.
- Нет, - прохрипел я, осознавая, что кажется, схожу с ума. – Что вы хотели? 
- Я хотела спросить, - отозвалась она и присела на траву, рядом со мной. – Почему я здесь?
- Вы ничего не помните?
- Нет.
- Девочка моя, вы мертвы, - холодно проговорил я и вновь опустил голову на траву.
- Разве? Но мне так не кажется.
- Почему?
- Потому что мертвые не умеют говорить. Они не ходят, они мирно покоятся в земле.
- Вот тут вы совершенно правы.
- Тогда почему я говорю?
- Я не могу вам ответить на этот вопрос.
- Можно мне прилечь рядом с вами? – спросила меня девушка.
- Да.
Она аккуратно легла рядом со мной на спину. Мне кажется, что со стороны ее тело напоминало тело обыкновенной куклы. Ручки по швам, аккуратный подбородок и вытянутая талия.
- И долго мы здесь будем лежать? – Спросила она меня.
- Не знаю. Мне теперь нельзя возвращаться в город.
- Почему?
- Потому что я слишком бездарен.
- Вы просто не понимаете в чем ваша проблема. Так?
- Неуверен. Мне кажется, я просто забыл что-то важное. Причем, забыл это еще давно, и уже много лет живу во сне. Ну, как будто бы во сне.
Она вздохнула.
- Тогда вам следует проснуться.
- Это не так-то просто. У меня работа, у меня сроки и бедная, молчаливая жена.
- Знаете, иногда, что бы понять, что из себя представляет жизнь, нужно отнять ее у кого-то или же подарить ее кому-то. Я даже не могу помочь вам собраться с мыслями, но поверить в свои силы это ведь не так уж и трудно. Да?
- Это труднее всего.
- Но ведь вы столько лет занимались писательским искусством и теперь готовы все бросить, только потому, что у вас что-то не получается?
- Это не просто объяснить. Я просто…
- Вы просто испугались. И в данный момент с вами могу говорить я, или же ваше воображение. Это сути не меняет. Важно только то, какой вывод вы сделаете из этой ситуации и к какому результату придете. Сотни людей сталкиваются с проблемами ежедневно и умудряются находить выход из ситуации. Если опустить руки, обратного пути не будет.
Я медленно приподнялся с земли, осматривая окрестности. Здесь все еще было спокойно и тихо, словно в вакууме. Девушка лежала рядом со мной и из ее рта медленной струйкой текла кровь. Я машинально вытер ее, но как-то неудачно, больше размазал по щеке, но, тем не менее, получились менее страшно. Ветер трепал ее волосы и подгонял солнце к закату, а мои глаза все никак не могли оторваться от созерцания этой красавицы.
Она поднялась на ноги и посмотрела вдаль.
- Что там? – спросил я.
- Ничего. Просто смотрю.
- Я думаю, нам пора.
- Вы же сказали, что в город нет возврата.
- Я передумал.
- Но почему? – удивилась девушка, переводя взгляд в мою сторону.
- Потому что понял, что не могу вечно убегать от своих проблем. С ними приходится бороться. Бороться постоянно, и если с каждой новой неурядицей я буду рисовать себе иную реальность, я просто сгнию в одиночестве.
Я поднялся на ноги и напялил плащ.
- Полезай-ка в салон, тут становится прохладно. 
Девушка подчинилась и уселась на переднее сидение.
Я еще раз осмотрел окрестности, словно зрительно запоминая каждую делать здешнего пейзажа, и уселся за руль авто.
- Удобно? – поинтересовался я.
- Терпимо. Все лучше, чем багажник. Верно?
И тут мне стало как-то стыдно за то, что я сбил эту даму. Лишил ее жизни, а затем долгое время держал в тесном, неуютном багажнике. Это совершенно меня не красило, а напротив – превращало в монстра. Я как-то коряво, словно выдавливая из себя, произнес легкое «извини» и повернул ключ зажигания.

6.
Дома я устроился в своем кресле удобнее и работал не переставая. Страница за страницей, слово за словом, строчка за строчкой. Я видел, как буквы вырастают из-за горизонта движущегося бегунка и плотно въедаются в белые волокна бумаги. Они казались мне такими родными, словно вся моя жизнь имела смысл только благодаря им. Иные люди и понять не могут, как в головы некоторых людей может поместиться столько слов, но, тем не менее, я всегда гордился тем, что имею возможность творить, сочинять, создавать.
Мертвая девушка сидела рядом со мной, наблюдая за всем процессом, не сводя своих прелестных глазок. По подбородку красавицы вновь текла кровь, постепенно впитываемая платьем. Ее волосы так изящно касались плеч, что само по себе рождало в моем сознании еще больше любви и вожделения прекрасного.
Когда я закончил, мое тело полностью ослабело и в бессилии рухнуло на письменный стол. Сон накрыл меня с небывалой легкостью и скоростью.
Открыв глаза на утро, я заметил, что в окна пробиваются слабые лучики солнца, даря тепло и радость. Медленно поднимаясь из-за стола, и бросая неровный взгляд на полностью завершенный сценарий фильма, я улыбнулся, словно удалей, избежавший смертной казни. Странно, но мне больше не казалось, что я живу во сне. Вокруг все было таким реальным, таким новым и светлым, что даже захотелось танцевать.
Мила готовила завтрак на кухне и веселым бодрым голосом позвала меня к столу. Теперь я смог увидеть ее лицо. И как я только умудрился забыть его? Эти дивные глаза, этот род, расплывающийся в улыбке и этот прелестный носик. Она была роднее всех на этом свете и такой же и осталась.
С готовым сценарием я отправился прямиком на съемочную площадку, где меня уже поджидал народ.
Начал со слов «Я все написал» и после этого еще долгое время блуждал среди декораций, осматривая каждую мелочь. Не могу сказать точно, что задумка выдалась удачной, но, тем не менее, мне удалось выползти из ступора. Удалось справиться со всеми этими видениями, со всем беспорядком в моей голове и заработать законные деньги. У каждого писателя случается творческий кризис, думаю мой, слегка затянулся и смахивал скорее на бред, чем на ступор. Такое легкими словами не объяснишь и простым умом не постигнешь. Это необходимо прочувствовать.
Как жаль, что в этом рассказе было столько непонятного, столько метафорического и дерзкого. Но это правда, дамы и господа. Я не знаю, куда подевался труп бедной, но красивой девушки, да и был ли он вообще? Я не знаю, отчего вдруг мой дом превратился в обыкновенный коттедж с белым забором и подстриженной лужайкой. Я верю своим мыслям, я верю, тому, что вижу, но с каждым новым произведением понимаю, что фантазия это опасная штука.

Конец.