Двое, Сказки белого облачка

       Анатолий Скала                Двое               


    Земля  чуть  повернулась  на  левый  бочок,  и  июньская  тёплая  ночь  подошла  к  концу.  По  Земле  сквозь  туман  идут  два  человека.  Один большой,  второй  —  маленький,  с  красным  бантиком.  Он  сидит  на  плечах  у  большого.  Из-за  мокрых  высоких  трав  на  них  смотрит  солнышко.  Оно  жёлтое,  как  большой  одуванчик,  и  всё  ещё  сонное.
    Человек,  что  сидит  на  плечах,  вдруг  испуганно  спрашивает:         
    —  Папа,  папа,  куда  это  мы  пришли?  Видишь,  там  впереди,  что-то  белое,  словно  манная  каша,  а  в  ней  —  звери...  Мне  страшно.
    —  Не  бойся,  хорошая.  Это  просто  туман  ходит  над  речкою...
    —  Нет.  Вон  там  на  нас  смотрит  большой  белый  слон...  Он  на  нас  не  набросится?
    —  Это  верба.  Она  тут  давно.  Я  её  ещё  помню,  когда  она  была  маленькой.
    —  А  вот  там  носорог?  Он  не  тыкнет  нас  своим  большим  рогом?
    —  Нет.  Это  пень  от  упавшего  в  грозу  дерева.
    —  У  меня  красный  бант.  Этот  бык,  что  шевелит  в  тумане  рогами,  на  нас  не  набросится?
    —  Не  бойся,  доченька...  Это  не  бык,  а  ивовый  куст  с  двумя  голыми  ветками.  Их  зимой  обгрызли  голодные  зайцы.
    —  А  нас  они  не  придумают  грызть?
    —  Они  маленькие  и  не  будут,  мне  кажется,  нападать  на  людей.
    —  Ну,  тогда  тот  большой  серый  кит  нас, наверно,  проглотит,  ведь  мы  с  тобой  для  него  совсем  маленькие.
    —  Это  стог  прошлогоднего  сена,  а  вовсе  не  кит.  Его  бросили  здесь  косари;  кит  не  смог  бы  жить  в  такой  речке,  как  эта. 
    —  А  если  кита  отпустить  в  тагановский  пруд,  он  там  будет  жить?
    —  Нет,  киты  любят  жить  в  океане,  где  много  воды,  а  из  нашего  пруда  он  её  просто  выплеснет. 
    —  Я  думаю,  киту  в  нашем  пруду  ещё  будет  страшно.  Ведь  там  живут  злые  щуки!..  —  чуть  слышно  шепчет  дочь  и  вновь  спрашивает:
    —  А  он  может  ещё  подрасти?
    —  Кто?
    —  Наш  пруд...
    —  Нет.  Пруды  не  растут.  Хотя...  если  его  подпрудить...  Но  немного...
    —  А  мы  с  тобой   можем  вырасти  как  деревья?
    —  Нет.  Мы  только  как  эта  трава.
    —  А  вот  тот  одуванчик?  Смотри,  какой  он  сумел  вырасти!  Может  быть,  и  мы  тоже  так  вырастем?
    —  Это  не  одуванчик,  а  солнышко.
    —  Почему  оно  нынче  такое?..  Огромное,  и  мохнатое.   
    —  Наверное,  потому,  что  сегодня  как  раз  середина  лета.      
    —  Середина... А  дальше,  за  летом,  что?
    —  Дальше  осень.
    —  А  там?
    —  Там  зима.
    —  За  зимой?
    —  За  зимой  —  весна,  и  опять  придет  лето.
    —  И  так  всегда:  зима,  весна,  лето  и  осень?
    —  Да...
    —  Так  всё  просто  и  неинтересно:  всё  время  всё  повторяется  одно  и  то  же…
    —  В  году  только  четыре  времени.  Других  нет.  Сейчас  —  лето.
    —  А  как  оно  делается?
    —  Лето?
    —  Да.
    —  Ну... Как  бы  это  тебе  объяснить?..  Видишь  солнышко?..
    Дочка  смотрит  на  солнышко.  Оно  прыгает  в  такт  движению  людей,  словно  прячется  от  их  глаз  среди  трав.  Девочка  щурится  и  смеется:  ей  нравится  играть  в  прятки  с  таким  ласковым   и  большим  одуванчиком — солнышком.  Она  прячется  от  него  за  отцовской  спиной. 
    А  большой   человек  продолжает  свои  объяснения:
    —  Ну  так  вот:  мы  с  тобой  на  Земле  целый  год  ездим  вкруг   солнышка.
    —  Словно  как  на  лошадке?
    —  Ну,  в  общем,  да...  А  Земля,  она,  видишь  ли,  наклонена  к  своей  оси...  И  когда   поворачивается  вместе  с  нами  и  местом,  где  мы  живем,  к  солнышку...
    —  А  мы,  папа,  не  свалимся,  если  вдруг  она  ещё  больше  наклонится?
    —  Кто?  Земля?
    —  Да.  Ведь  мы  с  тобой  с  неё  можем  упасть!
    —  М-да, —  задумывается  большой  человек.
    Между  тем  сквозь  туман  проступает  и  пруд  —  цель  их  раннего  путешествия. Он  ещё  не  проснулся.  Как  всё  в  это  утро,  укутан  в  густой  туман,  и  его  берега  еле  видимы.  А  поэтому  и  сказать  что-нибудь  о  действительной  его  величине  нельзя.  В  уме  девочки   пруд  уже  представляется  как  океан,  в  бесконечных  глубинах  которого  могут  жить  кто  угодно.  Не  только  киты.
    Перед  ней  возникают  то  образы  притаившихся  под  водой  стоголовых  чудовищ,  то  яркие,  жёлто-зелёные   острова  с  уходящими  в  небо  пальмами, на  которых  кокосы  соседствуют  с  обезьянами  и  бананами.  Она  крепче  цепляется   за  отца —  так  ей  кажется  безопаснее,  если   вдруг  кто-то  вынырнет  из  воды.
    А  большой  человек  стал  вдруг  странно  задумчив.  Он  словно и  не  собирается  доставать  из  воды  ивовые  верши   с  попавшейся  в  них  за  ночь  рыбой.  Молча  глядит  на  пруд,  а  потом  осторожно  снимает с  плеч  дочку  и  ставит  её  чуть  поодаль  от  спящей  воды.  Ближе  берег  испачкан  клубками  подводной  растительности  и  клочьями  полувысохшей  тины.
    Здесь  вечером  мужики  запускали  в  пруд  бредень  и  вместе  с  мальками  и  водорослями  повытряхивали  на  песок  красивых  ракушек,  которые  были  тут  же  раздавлены  сапогами.
    При  виде  их  девочка  говорит:
    —  Смотри,  папа,  как  много  здесь  скорлупы  от  разбитых   яиц...
    —  Это  не  скорлупа,  —  отвечает  отец, —  а  ракушки.  Вчера  их  раздавили  здесь  люди.
    —  Но  им  же,  наверное,  было  больно:  они  же  живые?..
    —  Живые…
    —  Те  люди  убили  их?..
    Отец  смотрит,  как  дочка  старательно  собирает  раздавленные  ракушки,  и  молчит.
    —  Папа!  А  мы  с  тобою  умрем? —  неожиданно  спрашивает  его  дочь.
    —  Нет,  хорошая.
    —  Мы,  что,  будем  всегда  с  тобой?
    —  Да.  Как  солнышко.
    —  Но  ведь  солнышка  не  бывает,  когда  наступает  ночь?
    —  Ночь  короткая,  она  быстро  кончается.  А  день  длинный.
    —  Да, —  тотчас  соглашается  дочь. —  Видишь,  солнышко  еще  только  проснулось,  а  мы  с  тобой  уже  столько  всего  перевидели!..