8. Свидетельства спасшихся жертв

свидетельство спасшейся жертвы Дины Проничевой (Она на снмке)

Воспоминания актрисы театра кукол Дины Проничевой, вместе со своими родителями отправившейся 70 лет назад на угол Мельниковой и Дягтеревской улиц оккупированного Киева в соответствии с приказом немецкого командования.
Вот они письменные свидетельства Дины Мироновны Проничевой (в девичестве – Мстиславской), героини романа-хроники, по рассказу которой А.Кузнецов написал одну из глав своей знаменитой книги:
«19 сентября 1941 года в город Киев вошли немцы. 20 сентября домой пришел муж из окружения… Настроение, конечно, было паническое: ни пищи, ни воды, ни света – ничего не было. Числа 24-25 сентября по Киеву начались пожары. Был взорван Крещатик, горели улицы Пушкинская, Свердлова. Начались облавы, немцы ходили ночью по квартирам, выискивая евреев. Я жила у свекрови, она была женщина набожная, у нее висели иконы, и когда пришли немцы, она указала на иконы, т.е., что мы русские, и немцы меня не тронули.
А по городу были распущены слухи, что все пожары происходят из-за евреев, которые остались здесь, не эвакуировались, после чего 28 сентября 1941 года по всему городу расклеили приказ…
В семь часов утра я была у своей матери, и в начале восьмого мы отправились в указанное в приказе место. По улицам пройти было невозможно: на подводах, машинах, двуколках везли вещи, был страшный гул, людей шло очень много: старики, матери с грудными детьми, старухи. Мы шли толпой.
Дойдя почти до ворот еврейского кладбища, мы увидели, что там проволочное заграждение, противотанковые ежи. У входа стояли немцы и полицаи, пропускавшие за заграждение. Туда войти можно было свободно, а на выход никого не пускали, кроме переводчиков. Я посадила родных у ворот кладбища, а сама пошла посмотреть, что делается впереди, куда сворачивают люди, зачем они туда идут. Я думала, что там стоит поезд, но увидела, что меховые вещи евреев немцы сразу снимают. Пищу забирали и складывали в одну сторону, одежду – в другую, а люди шли прямо…
Я вернулась к своим старикам, ничего им не сказала, чтобы их не волновать, и прошла вместе с ними. У родных отобрали вещи. Пошли прямо, потом направо, тут я потеряла родных, меня от них оттеснила толпа. И вдруг я слышу позади себя голос в толпе старика: «Дети мои, помогите пройти, я слепой!» Мне стало жаль старика, и мы вместе с ним пошли. Я у него спросила: «Дедушка, куда нас ведут?» Он мне говорит: «Разве, деточка, ты не знаешь, мы идем отдать Богу последний долг.

свидетельство спасшейся жертвы Елены Бородянской-Кныш

А вот как описывает эти страшные события еще одна чудом спасшаяся из оврага смерти женщина, Елена Бородянская-Кныш. Она с ребенком подошла к Бабьему Яру, когда было уже совершенно темно:
– С нас сняли верхнюю одежду, забрали все вещи и, отведя вперед метров на 50, забрали документы, деньги, кольца, серьги. У одного старика начали вынимать золотые зубы. Он сопротивлялся. Тогда немец схватил его за бороду и бросил на землю, клочья бороды остались в руках у немца. Кровь залила старика. Мой ребенок при виде этого заплакал… Она была терпеливым ребенком — шла молча и вся дрожала. Ей было тогда четыре года.
Всех раздевали догола. Около 12 часов ночи раздалась немецкая команда, чтобы мы строились. Я не ждала следующей команды, а тотчас бросила в ров девочку и сама упала на нее. Секунду спустя на меня стали падать трупы, затем стало тихо.
Прошло минут пятнадцать — привели другую партию. Снова раздались выстрелы, и в яму снова стали падать окровавленные, умирающие и мертвые люди. Я почувствовала, что моя дочь уже не шевелится. Я привалилась к ней, прикрыла ее своим телом и, сжав руки в кулаки, положила их ребенку под подбородок, чтобы девочка не задохнулась. Моя дочь зашевелилась. Я старалась приподняться, чтобы ее не задавить. Вокруг было очень много крови. Расстрел ведь шел с 9 часов утра. Трупы лежали надо мной и подо мной.
Слышу, кто-то ходит по трупам и ругается по-немецки. Немецкий солдат штыком проверял, не остались ли живые. И вышло так, что немец стоял на мне и поэтому меня миновал удар штыком.
Когда он ушел, я подняла голову. Вдали слышен был шум. Это немцы ругались из-за вещей - шел дележ.
Я высвободилась, поднялась, взяла на руки дочь она была без сознания. Я пошла яром. Отойдя на километр, почувствовала — дочь едва дышит. Воды нигде не было. Я смочила ей рот своей слюной. Прошла еще километр, стала собирать росу с травы и увлажнять ею ребенку рот. Понемногу девочка стала приходить в себя.
Я отдохнула и пошла дальше. Переползая по ярам, я дошла до поселка Бабий Яр. Вышла во двор кирпичного завода, забралась в подвал. Четверо суток просидела я там без еды, без одежды. Только ночью я выходила во двор, чтобы покопаться в мусорном ящике.
И я, и ребенок стали опухать. Что творилось кругом — я уже не знала. Где-то стреляли пулеметы, На пятые сутки ночью я забралась на чердак одного дома, нашла там сильно поношенную вязаную юбку и две старые блузки. Одну блузку надела на ребенка вместо платья. Я пошла к своей знакомой Литошенко. Она обмерла, увидев меня.Она дала мне юбку, платье и спрятала меня и ребенка. Я больше недели была у нее под замком. Она дала мне денег на дорогу, и я пошла к другой знакомой - Фене Плюйко.

свидетельство спасшейся жертвы Неси Эльгорт

Неся Эльгорт, проживавшая по улице Саксаганского №40, шла к обрыву, прижимая к голому телу дрожавшего сына Илюшу. Все близкие и родные ее затерялись в толпе. С сыном на руках она подошла к самому краю обрыва. В полубеспамятстве она услышала стрельбу, предсмертные крики и упала. Но пули миновали ее. На ее спине и на голове лежали еще горячие, окровавленные ноги, руки. Вокруг грудой, друг на друге лежали сотни и тысячи убитых. Старики - на детях, детские тельца — на мертвых матерях.
"Мне сейчас трудно осознать, каким образом я выбралась из этого оврага смерти, вспоминает Неся Эльгорт, — но я выползла, очевидно, инстинкт самосохранения гнал меня. Вечером я очутилась на Подоле, возле меня был мой сын Илюша. Поистине, не могу понять, каким чудом спасся сын. Он как бы сросся со мной и не отрывался от меня ни на секунду.
Русская женщина Марья Григорьевна (фамилиии ее я не помню), жительница Подола, приютила меня на одну ночь и утром помогла мне пройти на улицу Саксаганского".

Свидетельство спасшейся жертвы Дины Левиной

Журналист Матвей Гейзер встретился с Диной Аркадьевной Левиной в Израиле. Он пересказывает ее рассказ. Тот страшный день остался в ее памяти навсегда.

Когда немцы вошли в Киев, Дине еще не исполнилось и 14-ти. Она была единственным ребенком в семье. Отца забрали в армию до войны, а мама, ее звали Кларой, работала служащей на заводе до самого прихода гитлеровцев.
Что помнит Дина? Страшно подумать – почти все. Даже объявления на украинском языке, расклеенные по городу. На Подоле, где они жили, таких объявлений было очень много. В них сообщалось, что всем «жидам» и членам их семей с ценными вещами и документами надлежит явиться в такое-то место – именно в место, а не по адресу, возле Лукьяновки, где было еврейское кладбище (неподалеку от него и находился Бабий Яр). И еще говорилось: лишних вещей с собой не брать. В этом скупом предупреждении слышалось что-то зловещее.
С приходом немцев жизнь евреев Киева стала невыносимой. Многие пытались спрятаться в чужих домах, у знакомых, но и те знали, что обречены. По городу ходили слухи, — а жители Подола и Слободки это видели воочию, — что стариков и детей, избитых, замученных, бросали в Днепр...
Через несколько дней после прихода немцев Дина с мамой отправились к назначенному в объявлении месту.
Уходя из дома, они, конечно же, не думали, что идут на гибель. Их провожали к месту сбора соседи, не евреи. Они даже испекли им в дорогу хлеб, чтоб было чем перекусить в первое время. Случилось так, что соседей приняли за евреев, и тогда все вместе они оказались в Бабьем Яру.
Обреченных было множество. Ценных вещей у Дины и ее мамы не имелось — только фотографии из довоенной жизни.
Дина помнит, как в конце Дмитриевской улицы толпу остановили и по нескольку человек стали отводить на «пропускной пункт». Она помнит, как беспощадно избивали обыскиваемых. Самое страшное из запомнившегося на том первом этапе пути в Бабий Яр – это крики тех, у кого ржавыми щипцами рвали золотые зубы. Крики, слезы, кровь... Уже там, на этой площадке, Дина с мамой услышали первые выстрелы, частые, ритмичные. Но им, как и многим, предстояла и другая часть пути.
За небольшим леском оказалась поляна, от нее тянулись дорожки, которые привели ко рву, – ложбине, окруженной небольшими пригорками, холмами. Приближаясь к этому месту, Дина с мамой вдруг ясно поняли, что их ведут к тому страшному яру, о котором в городе тоже перешептывались уже несколько дней.
Видно, это стало понятно многим. Вспыхнула паника, началась толчея — девочка потеряла маму. О смерти думать не хотелось. Дина помнит себя стоящей спиной к яру, а оттуда слышится страшный крик. Четко помнит выстрел, будто проколовший ногу. От волнения даже не почувствовала боль. Все это происходило в сумерках.
Следующее, что запечатлела память, — люди, много людей, сваленных друг на друга. Она была среди их тел и долго-долго с неимоверными решимостью и силой (откуда они только взялись!) карабкалась между трупами, по трупам, пока не выбралась, наконец, из ямы, поглотившей расстрелянных.
Уже наступил рассвет, когда выбравшаяся из ада Дина без оглядки дошла до деревни близ Бабьего Яра. Она постучалась в первый попавшийся дом — ей посоветовали идти дальше. На еврейку Дина похожа не была, может, поэтому ее впустили в свой дом украинцы, пожалели сиротку. Но приютив на несколько дней, затем дали хлеба, кусочек сахара и велели идти дальше. Оказывается, во сне она звала маму, и люди эти догадались, что приютили еврейку.
Сколько она скиталась по селам! Но осталась жива. А после войны вернулась в Киев, и самое страшное, что услышала там, — это разговоры о том, будто никакого Бабьего Яра не было...
Если бы это было так... Но он был, Бабий Яр! И не было в живых матери, друзей ее детства, родных, близких – они навсегда остались в Бабьем Яру...
(С сайта http://www.lechaim.ru/ARHIV/116/geyzer.htm)

свидетельство спасшейся жертвы Рувима Штейна

Рувим Штейн - один из спасшихся из Бабьего Яра. Он помнит все события отчетливо - в 1941-м ему исполнилось 15 лет. Как и большинство выживших, Рувим имел арийскую, а не еврейскую внешность: голубоглазый блондин с гордым профилем без горбинки. "В Яре остались мои мама и сестра. Я выжил только потому, что погибающая мама крикнула "Беги", а я не мог ослушаться", - рассказывает Рувим корреспонденту "Известий" Янине Соколовской.
Вот что он сохранил в своей памяти о тех страшных днях:
"Прочитав объявление, предписывающее нам явиться к 8 часам утра на угол Мельниковой и Доктеривской, мы, киевские евреи, выполнили приказ. Хотя и слышали о массовых расстрелах в Бердичеве и Виннице.
Я сразу понял: мы идем на смерть. Я уговаривал маму спрятаться, остаться дома, но она отказывалась меня слушать, а шестилетняя сестра только плакала. Мама говорила, что никто не станет расстреливать беспомощных женщин и детей. Нас согнали на огромную поляну перед Яром. Там стояли столы, как в клубе в президиуме. За каждым были офицер, солдат и переводчик. У нас забрали паспорта и метрики - их, не регистрируя, швырнули в костер. Тут и мама поняла, что мы теперь - не люди, мы не существуем. Она четко знала правило: нет бумажки - нет человека.
После того как наши документы сгорели, я не верю немецкому донесению о том, что в Яре в эти дни был уничтожен 33 771 человек. Может, до этой цифры немцы и вели регистрацию, а потом им надоело.
Отнятые у нас вещи в костер не бросили - им придавали большую цену, чем нам, они возвышались у Яра двумя курганами и должны были пережить хозяев. Нас разделили на две колонны - мужчин и женщин. Мама с сестрой вырывались и кричали, но вскоре они исчезли в толпе. Последнее, что я услышал, - мамин крик: "Беги".
Мужская колонна двинулась к Яру по-военному, почти чеканя шаг. Перед самым Яром дорога изогнулась, из оврага появилась широкая труба. Я в нее прыгнул и застрял. Не помню, как и через сколько часов мне удалось выбраться. Была уже ночь. Я добежал до старого кладбища, провел там день, добрался домой и еще семь дней просидел там - без еды. А потом появился местный дворник. Сдавший немцам соседей-евреев, он решил пересчитать оставшееся добро. Я выпрыгнул в окно и убежал. Жил на киевских окраинах, собирал там картошку, торговал ею на базарах. Воровать так и не научился, мама не велела. На базарах начались облавы: искали уцелевших евреев, славян угоняли на работы в Германию. Я понял, что пора бежать из Киева. Прошел пешком Черниговскую, Сумскую и Орловскую области, добрался до Брянщины - и там перешел через линию фронта, к нашим.
Историю о Яре я никому не рассказывал: боялся. Меня отправили в артиллерийскую учебку под Свердловск, потом мобилизовали, я освобождал Прибалтику, воевал с Японией.

свидетельство спасшейся жертвы Сергея Таужнянского

«Какая-то женщина дала маме небольшой крестик с цепочкой, она повесила мне его на шею. Впереди слышались автоматные очереди, крики людей. Кто не хотел идти к месту казни или в истерике молил о пощаде, того фашисты избивали или травили собаками. Уже уходя в сторону оврага, мать успела крикнуть: «Сережа, беги», а сама в толпе медленно пошла вниз в овраг, в котором немцы расправлялись с ни в чем не повинными советскими гражданами.
Я стал метаться во все стороны, не зная, что делать, но вскоре заметил отдельно стоявшего от оцепления солдата, и стал просить его, объяснять, что я не еврей, а украинец, попал совершенно случайно и в подтверждение показал крестик. После небольшого раздумья немец указал на валявшуюся неподалеку пустую хозяйственную сумку и жестами приказал собирать в нее советские деньги, которые ветром разносило от места, где раздевали обреченных. Насобирав полную сумку, я принес их солдату. Он велел спрятать деньги под кучу одежды, а самому отойти на небольшой бугорок, сесть и никуда не уходить, что я и сделал. Затем солдат велел сесть в машину. На Саксаганского офицер меня отпустил».

свидетельство спасшейся жертвы Раисы Майстренко

Руководитель детского ансамбля Раиса Майстренко, которой тогда было три года, рассказывает со слов своей бабушки. Ее папа Вадим Петрович — украинец, а мама — Циля Мироновна — еврейка. В Бабьем Яре навечно остались мама и вся ее родня — сестры, тети, дяди. А спасла Раису бабушка.
«Бабушка Таня уверила немцев, что я русская. Я в это время висела у нее на шее. Немец сбил бабушку прикладом на землю, целясь в мою голову. Но она успела подставить плечо и упала. Подошедший немец спросил: «Jude?» (еврейка). Полицай ответил: «Говорит, русская». Немец схватил бабушку за ворот, поднял на ноги и швырнул. Обезумев от боли и страха, не переставая креститься и кричать «Я русская!», бабушка побежала в толпу. Люди расступались перед ней, образуя коридор, и, пройдя оцепление, она убежала».

свидетельство спасшейся жертвы Якова Экеля

Из протокола допроса. «Отец столкнул меня в один из оврагов, и сам последовал за мной. По оврагу мы выбрались на кладбище, где дождались глубокой ночи и затем ушли в село на родину отца. Там, через несколько дней, отец был задержан гитлеровцами и расстрелян, а я некоторое время скрывался у знакомых...»

Продолжение следует: http://proza.ru/2012/08/05/177