Русский бабл - гам

Столько всего было, что иногда чувствуешь себя динозавром. Я ведь отчётливо помню, как в три года гудрон и смола отлично заменяли летом бабл-гам. И помню его, тот самый бабл-гам, на новогодней ёлке. Он был советский, или уже российский, но с отчётливым советским привкусом. Это был не стиморол, которого теперь тоже не найти. Это была кондово-квадратная пачка, с нарисованной клубникой, и вкусом на миллион. Потому, что жевачка, потому, что наша. Отчётливо помню, как она ломалась и крошилась на кусочки во рту, и моей задачей было - держать её целым комочком. Но она всё равно была круче смолы и гудрона! А дней через десять я зажевал её до состояния скомканной промокашки, о, чудеса советской пишевой промышлености!
Первые уроки о том, что вечного не бывает. И школьная форма, первые три класса. И нашивки на ней, с книжкой и ручкой. И посвящение в октябрята, и страшилки от старших, что жизнь кончается со вступлением в школу.
И первые друзья в школе, и последние встречи с друзьями из садика. И бабушка, с которой играли в воланчик в парке возле дома.
Прошлый век ^^
А потом было страшно. Потом нас всех отпустили в пустоту, не дав к ней инструкции, и в семь жизнь беспризорника. Собирал стеклотару, лазил по заброшенным стройкам, видел небо, видел боль и растерянность в глазах людей. Стрелял копейки у метро, что-бы купить опять её, жевачку. На этот раз турецкую. И весь шкаф изговнял наклейками. И секретер тоже.
Помню, как выудил бутылочку от минералки из синего стекла, это была просто другая вселенная. Вот они истории про пришельцев, именно пришельцами были например английские туристы, которые называли меня "пуре бой" и кормили вриглисом.
И бандиты были, и всё, никто не понимал как устроено.
И дедушка сторожем пошёл, а бабушка от рака умерла всё же. И пионерзкие лагеря. И маньяки, они появлялись внезапно. Вдруг, в соседнем дворе мальчику семи лет разрезали живот, и натянули мочевой пузырь на голову. Папа тоже умер, от пьянки.
Потом сосед мой подорвался на бочке ацетона, в день космонавтики.
А я всё жил, жил.. и не понимал, что же это всё такое? Я и сейчас не понимаю.
Я мог бы быть сильным, но не было повода быть.
И всё это вроде уже и не правда. Или такая правда которая и не нужна вроде никому. Но я то помню. Значит, мне нужна?
И ничего-то мы не построили с тех пор. Только бездушный евроремонт, синтетическая промышленность, искусственные продукты, и отсутствие характера в этой плоскости.
Рамки, рамки, рамки. Рамки душнее тех, что были. Тогда можно было быть в рамках. А теперь нужно в них быть.
И всё же что - то мы все потеряли, и это что - то не заменят деньги и силиконовые титьки. Это что - то как Родина-мать, Рабочий и Колхозница, но не как Пётр, Церетелли.
Как жевачка, которая рассыпается во рту и не жуётся, как гудрон на заднем дворе. Что - то хреновенькое, но своё, и натуральное.
И милиционер в моём детстве был помощником, а не главным вором в стране.
Я вот зрослый, старый хер. И я завидую тем, кто родился в начале девяностых. Они пропустили главную перемену, для них то, что происходит - норма. А для меня это уродство, и хочется улететь на летучем фрегате туда, где стоят автоматы с газировкой, и дети носят пионерские галстуки. И нет интернета, и все друг - другу интернет.
И солнце, и незнакомые люди знакомы друг - другу.