Буданова сторожка

Мой отец не участвовал в боевых действиях, он был еще подростком. Но цепкая детская память сохранила многие подробности военных будней, которыми он делился со мной.

Хотисено - небольшая деревня, затерявшаяся в лесах Калужской области. 2 апреля 1942 года отступающие фашисты сожгли ее, а крайний дом, в котором и родился мой отец - взорвали. Так большая семья осталась без крова. Дальше, со слов отца, события развивались так.

Несмотря на весенний месяц стояла еще настоящая зима, было много снега. Решили идти в лесную сторожку, где жил объездчик Архипов. Это место называлось "Будан", по фамилии предыдущего лесника. За деревней, в овражке, собрались многие погорельцы. Вдруг на горке показался немецкий солдат с винтовкой. Он направился в нашу сторону. Нас удивил этот визит, ведь немцы уже вовсю отступали. Подойдя поближе, он осмотрелся, затем снял с саночек веревку, набросил ее на рога нашей овечки и... "будь здоров", повернулся и пошел, откуда пришел.Мать плакала, прижав к себе маленького Ваню, отец от негодования скрипел зубами. Овца упиралась, и новому "хозяину" нелегко было тащить ее за собой. Нещадно избивая животное ногами, немец, наконец, скрылся за горкой.

Не прошло и получаса, как солдат показался вновь. Отец достал топор и сунул в снег возле дуба, к которому была привязана корова. Немец взялся за санки и свалил наши вещи в снег. Затем он взял сани на плечо и ушел. Мы поняли, что овцу он прирезал. Если бы чужеземец взялся за поводок коровы, то такой солдат в Германии числился бы без вести пропавшим.

Во второй половине дня мы были уже возле лесной сторожки. Нас приветливо встретила хозяйка Мария Ивановна, молодая очаровательная женщина.

На следующий день, 3 апреля, между Хотисеном и сторожкой, на опушке леса, расположились наши, советские, орудия. Сарай, баня, подвал, помещение для изготовления полоза - всё было занято солдатами.

Весна наступила неожиданно. 6 апреля весь снег взялся водой, через лощины и овраги пройти было невозможно. Наши военные были одеты по-зимнему. Солдаты шли по воде в валенках.

В первый же день наши орудия ударили по Высокому. Немцы быстро ответили: снаряды легли поблизости от сторожки и нашей батареи. После каждого залпа артиллеристы меняли позицию, отводя вражеский огонь в сторону Хотисена.

У хозяйки сторожки был сын Ваня, мой сверстник. Однажды солдаты разобрали затвор немецкой винтовки и забросили в мокрый снег, а саму винтовку разбили и закинули в овраг. Всё это не ускользнуло от детского взгляда. Снег быстро сошел, мы собрали затвор, затем нашли ту винтовку без приклада. Полный цинковый ящик патронов был припасен ранее. Все это мы спрятали подальше от глаз взрослых.

Вскоре наши артиллеристы перебрались в землянки, ближе к орудиям, а к нам на кратковременный отдых пришло большое подразделение усталых солдат из окопов. Они раскопали песчаный склон оврага, устраивая для себя жилища. Офицеры разместились там, где ранее были артиллеристы. Здесь же установили походную кухню.

Для молоденькой медсестры Гали нашлось местечко в доме. Иначе и не могло быть, тем более что передвигалась она с трудом, так как у нее были обморожены ноги.

Шли дни, каждый из которых нес маленькие радости и большие тревоги. Особенно запомнился трагический случай с одним солдатом, который самовольно покинул часть и в лесу застрелился, написав на клочке бумаги: "Теперь мне защищать некого". Именно я нашел этого солдата, когда пас корову.

Апрель уже подходил к концу, стало хорошо пригревать солнце, приближался праздник Пасхи. От Гали узнали, что на днях придет пополнение и... снова в окопы. В субботу офицеры освободили нам баню, чтобы вымыться перед праздником. Потом всю ночь топили и мылись солдаты. Баня не выдержала и к утру сгорела.

В воскресенье Мария Ивановна одела Ваню в свежую рубашку и подарила новые галоши. Не осталась без внимания и Галя: ей дали тапочки, чтобы она могла выйти "на улицу", погреться на солнышке и подышать свежим воздухом. Да и все оделись по-праздничному.

Нам с Ваней не терпелось попробовать стрелять из винтовки. Набрав карманы патронов, мы спустились в овраг. Закрепили винтовку между двух сросшихся деревьев. Мишенью было старое ведро. Мы успели выстрелить лишь дважды и были разоблачены. Отец сразу понял причину нашего исчезновения и приближался к нам. Я, понурившись, пошел ему навстречу (бежать было некуда, да и бесполезно). Ваня взял уже заряженную винтовку. Конечно, мы не представляли, насколько опасно оружие, лишенное предохранительной скобы. К несчастью, спусковой крючок зацепился за одежду, грянул выстрел. Мальчик упал, не отойдя и шага от места нашей шалости. Отец взял его на руки и принес к дому.

На лавочке сидела Галя. Она сняла с Ваниной ноги галошу и носок. В это время подошла мать подростка, взяла галошу, которая была прострелена и залита кровью, и стала бить сына по голове за испорченную обувь. И только когда медсестра стала оказывать первую помощь, Мария Ивановна всё поняла и по-бабьи предалась неожиданному горю.

Ваню положили в повозку и кратчайшим путем, через лес, отправили в госпиталь, в Плоцкое. С раненым поехала Галя, сопровождать ее вызвался лейтенант Лёня. Командир части с улыбкой смотрел вслед молодым влюбленным.

Ожидаемое пополнение задерживалось, поэтому специально была выделена лошадь, и Мария Ивановна с Галей еще несколько дней ездили в госпиталь к Ване. Наконец, 1 мая пополнение пришло, часть покинула окрестности сторожки и переместилась в лес.Гале еще нельзя было носить сапоги, и командир оставил ее до выздоровления. Через 10 дней домой вернулся Ваня. Военврач подарил ему свой костыль.

Сгоревшая баня принесла нам новые испытания. Большое скопление людей, грязь способствовали появлению вшей, а затем тифа. От коварной болезни умерли старики Лосевы. Очень сильно болел отец. Я лежал без памяти долгое время. Родители уже и не думали, что я выздоровею. Каждое утро отец подходил ко мне, смотрел в безжизненные мои глаза и сообщал: "Еще жив". В конце мая я все же пошел на поправку. Вскоре нам было предложено покинуть сторожку, и мы перебрались в Брынь.

Фронт долго стоял на месте, поэтому осенью военные приняли решение об эвакуации населения из прифронтовой полосы. Но в день отъезда случайно произошла памятная встреча бывших квартирантов с Марией Ивановной. Именно она рассказала о том, как в дальнейшем развивались события в сторожке и вокруг нее. Вот ее рассказ.

"Пока у Вани болела нога, мы не трогались с места. Галя уже стала надевать сапоги. Ее часто по вечерам навещал лейтенант Лёня, с которым она прогуливалась во дворе. Лёня сообщал о погибших товарищах, ранении командира части. Затем Галю увезли ближе к передовой, где было много работы, а новая медсестра из пополнения не справлялась. Потом и мы с Ваней покинули сторожку. Но недавно, прежде чем эвакуироваться в тыл, мы с сыном решили побывать дома.

На пороге нас встретила незнакомая женщина, это очень удивило. Она сказала, что приехала из Сибири к дочери. Наш разговор услышала Галя и вышла из дома. Она повисла у меня на шее, и мы все трое плакали. Я не понимала, что случилось. Ваня отошел в сторону и не мешал нам. Когда мы немного успокоились, Галя начала рассказывать.

Командир любил Лёню и делал ему некоторые поблажки. Он был, конечно, в курсе их с Галей отношений, а когда узнал о беременности медсестры, предложил ехать в тыл. Галя не представляла жизни без Лёни и уезжать отказалась. Командир не проявил настойчивости, и вскоре Галя опять перешла жить в сторожку. Ей разрешили вызвать свою мать. О ее положении сообщили военврачу. который когда-то лечил Ваню. Алексей Григорьевич сказал, что он не специалист по женщинам. Но, понимая безвыходность ситуации, добавил: "Делать нечего, рожать будем вместе".

Для порядка молодым было предложено узаконить свой брак. Для этого на командирском броневике они ездили в город Сухиничи. На "свадьбу" приехала из Москвы мать Лёни. Когда новобрачные с командиром вернулись из Сухиничей, в сторожке уже хлопотал армейский повар.

...Во второй половине дня броневик уехал в лес, в расположение части. Там офицеры окружили Лёню, жали ему руку, поздравляли. И вдруг... Лёня упал. Шальная пуля, пробив висок, сразила лейтенанта наповал.

Он погиб, не дождавшись ребенка, а Галя рожала уже вдовой. Младенца-мальчика принял военврач Алексей Григорьевич. Сына назвали Лёней. В заключение Галя сказала, что ждет ответа на рапорт об увольнении.

Так мы с Ваней и ушли, ничего не взяв с собой. Далеко в лес нас провожала очень милая, еще молодая, Галина мать."

Мария Ивановна со слезами на глазах закончила свой рассказ.

                Послесловие.

Мы стоим втроем на опушке леса. Мы - это мой отец Сергей Егорович, я, его сын, и моя дочь Лена, его внучка. Отец вспоминает: "Вон там, на полянке с тополями, была сторожка. Ельника тогда не было, его посадили после войны".

Сегодня Пасха. Мы пришли сюда прямо с Хотисенского кладбища.

Именно в этот день много лет назад два подростка, Сережа и Ваня, решили вволю пострелять из "трофейной" винтовки без приклада...

Вокруг самозабвенно распевают птицы, шустрая белочка выглядывает из скворечника, который повесили охотники. Мы стоим, смотрим, слушаем. И дух истории незримо витает между нами.

Интересная штука - память человеческая. Скорее всего, Лёня-младший и сейчас жив (Вот только где он?!). Вполне возможно, что и его старушка-мама Галя жива. Предполагают ли они, что в Калужской области сейчас кто-то вспоминает обстоятельства появления Лёни на свет Божий? Едва ли.

Будни и праздники той войны - о них будут вспоминать еще долго. Фронтовая свадьба двух людей, которых свела война. Несомненно - это был праздник. И если бы не трагическая случайность... Война свела, война и разлучила навсегда. Шальная ли была та пуля? А, может быть, снайперская? Это не столь уж важно. Известно, что "война" и "праздник" - понятия трудносовместимые все же. НАСТОЯЩИЙ праздник - это окончание войны, Победа.