В переходе

    Я долго искала квартиру или хотя бы комнату под жильё, но ничего подходящего не находилось. В этом мне помогла хорошая знакомая, которой попалось на глаза объявление в газете: " Нужна срочно сиделка для старой больной бабушки. Проживание бесплатное".

   "А что? -подумала я,- стоит попробовать!" И на следующий день поехала по указанному адресу.

    Встретила меня бабушка на улице, сидя на завалинке и щурясь выцветшими глазами от яркого солнца. Её лицо было испещрено бесчисленными морщинками. Взлохмаченные, коротко остриженные волосы, серебрились на солнце, как январский снег. А что до глаз, то в них не осталось ни блеска, ни жизни, лишь два мутных водянистых шарика бегали в поисках укрытия от белого света.

   - Смотри, дочка, какая я старая, страшная. Хочешь со мной жить? Никогда не думала, что стану такой. И ходить уже не могу, только вот с ентой скакалкой - с этими словами она махнула передо мной палкой.

   - Однако не грех в ваши годы жаловаться. Наверное, девятый десяток размениваете?.. Пошлите в дом, заодно и поговорим,- улыбнулась я в ответ.

    И поковыляли мы с ней вдвоём. На радостях она смело, опираясь на мою руку, засеменила по направлению к дому.

    Моим глазам открылась безотрадная картина. Дом во всех чертах словно копировал свою хозяйку. Затхлый, застарелый запах дохнул из открытой двери, и после радостного полуденного солнышка меня встретил могильный сумрак, поселившийся здесь во всех уголках: закрытые ставни, задвинутые наглухо шторы, тишина, лишь тиканье часов. Всё, казалось уснуло навсегда, и единственным пока ещё живым существом была сама старушка-хозяйка.

   - Видишь, дочка, как я живу - разве это жизнь? Кажный день богу молюсь, чтобы скорее смерть послал.
   - А он вместо смерти к вам меня послал, бабуля,- не растерялась я. - На тот свет всегда успеете, а бог видимо хочет, чтобы вы пожили ещё.
   - Я-то не хочу жить! Неужели он не видит моих страданий?
   - Видать не закончили вы свои задачи на земле, незавершённые дела остались. Делать-то всё равно нечего, вот и думайте.
   - Не хочу я думать. Устала так жить, дочка, ноги по комнатам волочить кажный день устала. Два месяца с постели совсем не вставала. Думала, умру наконец. Только никак не пойму, зачем опять ходить начала? Мне в гроб давно пора, - тут же, обернувшись на икону в углу, она замолилась, прося скорейшей смерти.

    Да-а, попала я в загробное царство! Вот уж не думала, что под солнцем, дарующим вечный свет жизни, притаился такой мрачный уголок, где кто-то так неистово мечтает о смерти.

   - А от сиделки что хочешь, бабушка? - спрашиваю, зачем она тебе коль на тот свет собралась?
   - Как зачем? Аппетит-то у меня хороший, надо еду приготовить, в доме прибраться. Да и страшно одной, тоскливо, дочка.
   - Да, тут и я бы с тоски померла. Но вы, я смотрю, держитесь ещё молодцом!
   - А куда ж я денусь? Давеча упала , да встать не могу. Так ведь и умереть можно, никто не узнает.
   - Ты уж, бабуль точно определись: умирать тебе, или жить. Сама запуталась в своих желаниях. Так ведь и бог не поймёт, чего ты хочешь.
   -...Ведро из-под умывальника вылить, - продолжала она перечень моих обязанностей, - мусор вынести. Мне это не под силу. Сижу на диване цельный день, аж кости болят, мяса-то на них давно нет (уж в этом я с ней совсем не согласна: тело было довольно упитанным).
   - Бабушка, постоянно я с тобой быть не смогу, работаю. А вот дочь моя сейчас в декретном отпуске, растит сына и может за тобой приглядеть. Внук у меня спокойный, по ночам не тревожит.

    Уставшая от одиночества старушка была согласна на всё, только бы её не оставляли. На этом мы с ней расстались и я уехала. А на следующий день моя дочь с сыном переехала жить к нашей бабулечке (так мы её стали называть). Долго ещё она не могла поверить своему счастью, так как предыдущие квартиранты у неё не задерживались и нескольких дней.
   - А я боялась, дочки, что вы передумаете. Вы меня простите если что, я ведь вредная очень. Сама устаю от себя. Видать и богу поэтому не нужна - и,как всегда, помолилась о желанной смерти. Тем временем мы с дочкой занялись вполне светскими делами: несмотря на причитания хозяйки, распахнули ставни, вымыли начисто окна, и щедрый поток солнечного света ворвался в дом. Вытерли с мебели многослойную пыль, помыли с хлоркой полы. На газовой плите нагрели два ведра воды, вылили её в большое корыто и, разведя с холодной водой до степени нормальной терпимости, усадили туда нашу бабулечку, которая уже несколько месяцев не купалась и смотрела на все приготовления с благоговением.

    Вот тут я убедилась, как мало надо человеку для счастья. Бабуля в буквальном смысле пребывала во  блаженстве и радовалась, как ребёнок,всей этой благодати горячей воды и мыла.
   - Господи, спасибо, что послал мне таких добрых людей!- ликовала она; -За что только ты наградил меня? - И каждый раз бросалась целовать нам руки.

   "Надо же, не разучилась ещё она радоваться таким малым вещам" - думала я, с удовольствием замечая ожившие искорки радости, казалось, в навсегда потухших старческих глазах. И совсем она разомлела, когда её, чистую, благоухающую душистым мылом, мы в свежевыстиранном белье уложили в кровать:
   - Ой, доченьки, куколки мои,не могу! Что пьяная совсем, аж голова кружится! Полежу немного, отдохну.

    Лучистый солнечный свет заливал собой прежде угрюмую комнату, оживляя каждый уголок, и весь дом, казалось, жадно впитывал живительные силы света. Ветерок, проникая в открытые настежь двери, выветривал накопившуюся за годы затхлость, и всё здесь задышало свежестью.

    В следующие несколько дней я заходила к дочери помочь по хозяйству - обустройству и с удовольствием общалась с хозяйкой. Но каково же было моё удивление, когда она однажды в сердцах, почти сердито, прокричала:
   - Ой, не могу я больше! Ненавижу солнце - уберите его! Задёрните шторы, закройте ставни! Моим глазам больно от света! И вообще не хочу больше жить, устала. Дайте мне спокойно умереть!

   Наши попытки разжечь потухшие угольки этой состарившейся жизни закончились провалом. Но я всё же попыталась пробудить в ней какую-то живинку:
   - А почему, бабулечка, у тебя детей нет? Ведь вы с мужем прожили двадцать лет?
   - Некогда было мне о детях думать,- как отрезала она.- Всё больше о чужих заботилась, в детдомах работала. В сорок лет замуж пошла девкой. Мужик у меня был хороший, за всю жизнь ни одного грубого слова не сказал. Кроме как "ёкрын-бабай", ничего от него такого не слышала. А вот выпить любил: бывало, и за стол не сядет, пока ему стопку не налью. От того и помер. Да и не баловала я его - бывало, палкой так ему задам, что мало не покажется. И спали мы с ним в разных комнатах, где ж тут детям появиться - из воздуха?
   - Так ты ,не любила его что ли?
   - Да не знаю я, что такое и любовь. А жили мы ладно, не ссорились никогда. Что ребёнка он мне не сделал- об этом даже не думала. И зачем? Мне умирать пора. Вот о чём я думаю.
    И тут, при этих словах, к нам подполз мой девятимесячный внучок, протянул ко мне ручонки. Взгляд бабушки исполнился нежной теплоты, и добрая улыбка разгладила морщины на её враз преобразившемся лице. Словно всеми фибрами своей души она потянулась к этому беззаботному ангелу. Вся её невостребованная сила любви незримым светом сочилась из оживших глаз. Старческие губы сами потянулись к детским ручонкам. А он, крепко ухватив её за волосы, весело загукал. И она, расчувствовавшись, истосковавшаяся по столь неподдельной радости, сказала:
   - Спасибо тебе, Господи, что послал на закате дней моих такое чудо. Я залюбовалась ею в эти трогательные минуты. Вот две жизни передо мной: одна только начинается, другая - на исходе. Одна радуется беззаботно каждому приходящему мигу, другая просит скорой кончины. А я между ними, как золотая середина, уже познавшая цену жизни и никак не хотевшая понять, как можно от неё устать. Неужто умереть лучше, чем жить?!

    Изо дня в день мои встречи с её усталой старостью были искренней попыткой вдохнуть искорку жизни в охладевшее сердце, словно лучи пробивающегося в окна её дома - через моего внука, источника радости, через человеческое участие, наконец. Но её приговор себе был вынесен и обжалованию не подлежал. По истечению месяца наша хозяйка как отрезала:
   - Вы уж меня простите, пожалуйста, дочки,куколки мои. Хорошие вы, добрые, но не могу я так жить, устала. Шумные вы очень, весёлые. Свет горит всегда, телевизор работает постоянно. И солнце проклятое глаза слепит. Мне только смерти надо, старой.

    И видела я такую боль в её глазах. Трудно было ей сказать слова эти, даже слёзы блеснули в уголках век. Видимо, немало усилий стоил ей этот месяц. Действительно иначе уже не может - это для неё всё одно, что против себя идти. Тягостно ей жить рядом с бьющим источником жизни, со светящимися радостью глазами, ведь она давно не с нами, она застряла в переходе между жизнью и смертью. Наверное про таких и говорят: одной ногой в могиле. Да что нога, если сама душа, оставила её еле живое тело.

    Когда нас, собравшихся переезжать, она вышла проводить, то в её глазах выступили слёзы, и она, держась за сердце сказала:
   - Спасибо, дочки. Простите меня старую. Как же я буду скучать по маленькому... И почему меня все бросают?

    Тут слёзы в её глазах высохли, и она засеменила к своим окнам, чтобы поскорее закрыть ставни.