Ябандит-глава вторая

ГЛАВА ВТОРАЯ


Утром,  все мы, дети  ссылки,  проснулись и со смехом и громкими криками    высыпали во двор. Ярко светит солнце, веет прохладой с реки. 
Видим,  во дворе цветет большое  тутовое дерево, от  кроны которого  легла на землю  огромная  тень, а  с веток даже при легком дуновении ветерка, изредка сыпется, отдаваясь гулкой дробью, черно-красная ягода.  Вскарабкались  наверх, пробуем на вкус.
Таких  тутовых ягод  в Казахстане мы не видели, там она  была совсем иной, какая-то мягкая, серо зеленого цвета и не такая  вкусная. 
А эта  – тягуче сладкая и приятная, прямо  во рту тает. Тут же во дворе растет черешня, белая, красная и таких деревьев много.  Поглощаем  дары благодатной природы Родины предков, размазывая по лицу синевато оранжевые  полосы,  а ручонки,  как в чернилах. 
Высокие берега с цветущими акациями выглядят непривычно  для глаза, внизу извивается  сверкающая гладь  речки Фартанги, над которой  завис   висячий мостик на стальных многожильных тросах с дорожкой из деревянного настила.  Но на него пока  не рискуем ступить, так как  он слишком сильно раскачивается.  Внизу зелеными волнами сверкает в тени цветущих белопенных  акаций   речная  гладь.  Бежим к реке, дом, где мы  ночевали,   находится   у самого берега. Ступая по рыжему песчаному ложу, усеянном  мелкими  серыми  камешками, осторожно входим в прохладную воду. Камни местами острые, зазубрины на их боках впиваются в ноги и тогда не устоять.
Впервые видим такое  быстрое течение.  Измеряем глубину на ощупь ногами, двигаясь в середину реки,  прозрачно зеленые волны игриво улыбаются,   бьют в пояс, а мы заходим, гребем руками  как веслами,  всё дальше к середине реки. Река толкает, тянет вниз.
Но мы сопротивляемся, пытаемся плыть против течения.  Хотя плавать и не можем так, как надо, но сопротивляться и барахтаться умеем. Проводим в воде час, изображая из себя бывалых пловцов.
Потом бежим обратно к берегу, где прошла наша первая ночь.
Вглядываемся в изумительную   панораму  величественных, снежных гор, которые завораживают нас.  Они сверкают вдали на солнце, нам наши старшие объясняют, вон та, двуглавая  Эльбрус, а рядом левее, Казбек. Впадина на Казбеке похожая на двойку и по древнему  поверью, образовалась от того, что древний нахский  богатырь Турпал-Эла  убил на этом месте дракона и эта двойка,  как отпечаток от застывшего  в предсмертном извиве древнего чудища. Гряда гор не заканчивается этими двумя горами, стройная цепь  снежных вершин тянется по всему южному горизонту, нам объясняют, что за ними солнечная  Грузия, а дальше Турция.
Место, где мы находимся,  есть правая  часть  села   Ачхой Мартан, это его старинное название. На другом, противоположном  берегу речки - Новосельский винсовхоз.
Говорят, что там есть виноградники и винзавод. Но это только говорят. Мы туда еще не дошли, пока «обрабатываем» близлежащие территории.
В следующие дни всё так же бегаем  вдоль  русла реки вверх и вниз, загораем, ныряем в её холодные волны, приспособились  ловить рыбу. Тут есть голавль, усач, сазан.  Но пока на наши примитивные рыбацкие приспособления, состоящие из  деревянной палки, крючков  из стальной проволоки  и простых ниток   мало что попадает. Наживку находим в кустах, это кузнечики или червяки, которых навалом, только чуть-чуть копни.
Но первые впечатления связаны с этой шаловливой рекой, ее песенный хрустальный звон долго звучит в ушах, когда вечером, набегавшись вволю, уставшие мы засыпаем в своем временном жилище.
Отец ищет место, куда устроиться на работу и где жить. Наверное, ему повезло, в том самом винсовхозе «Новосельский», ему предложили работу в бухгалтерии совхоза, по специальности. Скоро мы переедем туда, где нам дадут и жилье от совхоза.
И там же я иду в школу, в третий класс.  И  от моей речки я теперь  далековато, рыбу уже не ловлю и так часто не купаюсь.
В нашем дворе, в старом доме, это  своего рода коттеджи того времени, под одной крышей с нами живут Бажаевы,  нынче владельцы известной в России корпорации « Альянс». Глава семейства  Юсуп, благообразного вида мужчина, приветливый и добродушный, его видно  издали, так как он постоянно в папахе,  а один из сыновей Мовлид, мы с ним почти одного возраста, часто играемся, иногда тягаемся  на «борцовском» настиле  в виде ячменной соломы, сваленной  у сарая во дворе.
Думаю, что и  он не забыл об этом детском отрезке своей жизни.
Первая учительница моя   здесь в маленькой школе, называемой «начальной»,  Тина Ивановна, из России, не помню точно,   с каких мест, учит нас.  Тихая, спокойная, светленькая, маленького роста неторопливо ведет уроки. Она у нас и  классная  руководительница и ведет почти все предметы, кроме физкультуры и уроков труда. Главный предмет русский язык и литература,  а  другие дисциплины второстепенны.  Родного языка в неделю один или два урока, больше не дают, ведёт  учитель-чеченец Хамид, худощавый, стеснительный  и молодой.
Но ходят разговоры, что родной язык  совсем не будут давать, так и получилось,вскоре  по нему отменили обучение. Хорошо, что алфавиту научили, та же кириллица, но с некоторыми своими особенностями. Теперь, спустя годы,  благодаря этому я могу на родном языке, писать и читать, правда,  не так быстро, как на русском.
Жизнь наша продолжается.
Отец пошел на повышение, его назначили главным бухгалтером.  Дали другое жилье, у нас уже  угловой коттедж на центральной усадьбе совхоза. Перебираемся, жизнь понемногу налаживается.  Братья  и сестры и другие родственники  отца остались на том берегу, где мы  провели первую ночь, начали строить свое жилье, людям дали ссуды. Это хорошая помощь со стороны государства. Часто слышу слова "ссуда,  заем,  Гайрбеков Муслим". Это он добился, как председатель Оргкомитета по организации возвращения репрессированных на Родину и Председатель Совмина восстановленной Республики,  чтобы людям помогли с выдачей ссуд под нужды обустройства и строительство  жилья.
 С нами живет и мой дедушка Бокри по отцу, мы все его зовем Баччи, не знаю, откуда такое имя у него, и моя   бабушка, она правда не родная, после смерти нашей бабушки в Казахстане дед женился на ней.  Дед учит меня намазу, читает с Корана тексты, рассказывает мне разные истории древности, он вообще очень набожный и много знает про Ислам. Мы с ним часто  проводим время  вместе.
 Через дорогу винзавод, оттуда иногда  сторож приносит нам домой в эмалированном ведре сухое вино. Такой вот сторож интересный. Вино светлое и кисленькое, мы, дети,  иногда чтобы утолить жажду, не понимая, что это такое, втайне от родителей, выпиваем по  полкружки. Его  много  пьют гости, которые иногда приходят к отцу, но он сам не пьёт.
И  нам вино  не нравится. Больше нравится виноград, который день и ночь везут на тракторных лафетах и автомашинах-самосвалах с плантаций к воротам винзавода, что  рядом  с нашим  коттеджем. Особенно вкусны гроздья винограда  «Дамский пальчик»,   у них крупные, слегка хрустящие светло-зеленые ягоды. Мы, дворовая детвора, караулим, спрятавшись за углом дома, и когда трактор  с тележкой, груженой навалом виноградом  проскакивает, один, кто  ростом повыше устремляется  за ним,  а меньшие бегут рядом для моральной поддержки и наш «баскетболист»  подпрыгивает и  выхватывает длинной рукой из лафета несколько гроздьев солнечной сладости.
И потом, уйдя за тот же угол, делим добычу  между собой. Нам это занятие приносит и удовольствие, и наслаждение, как своеобразный  драйв.
Где-то  через года полтора отцу удается на противоположном   берегу реки,  рядом с тем местом, где я провел первую ночь,  купить небольшой участок земли. Начали строить.
 Построили небольшой саманный дом,  небольшой навес, затем переехали и по периметру земельного участка   соорудили вязаную ограду из веток дикого орешника, нарубленных в ближайшей лесной роще, так как  с материалами для строительства тяжело.
Отец перевелся в  совхоз с названием  «Лермонтовский» на аналогичную должность.  Хозяйство  находится недалеко от нашего нового жилища  и отцу это удобно.
Семья была у нас большая, четыре сестры и трое братьев включая  меня. Я  второй  по возрасту, поэтому тяжесть всех забот и хлопот по дому наряду со старшим братом лежит и на мне. Мы должны были думать не только о себе,  но и младших.
В нашем подворье появились куры, утки, гуси, индюки, корова, потом  телята пошли и даже закупили овец. Все это поочередно и вместе мы все дружно обслуживаем. Кормим, поим, убираем навоз. В огороде  засеяли помидоры, огурцы и много всякой зелени.
Правда, в бытовом плане, неудобство в том, что  нет ни газа, ни воды. Воду приходится носить с речки, ведра оцинкованные, тяжелые, мы с со старшим братом на пределе сил тягаем их  из реки.  Самое тяжелое, это  подъем в горку, и так по несколько ведер в день. Руки болят, но наши мучения не только в этом. Для топки используем бревна и хворост, срубленные в лесу, некоторые очень влажны и потому плохо горят. Но их надо рубить, каждый день, топоров не хватает, они всё время ломаются и тупеют,  а дров хронически  недостает.
Быстро сгорают,  мать ругается, почему мало нарубили. Целой горы не хватает, особенно зимой. Есть уголь, он кузбасский, но и он разный, то блестящий, то какой-то  блеклый, последний   плохо горит и дает  мало тепла. К тому же иногда уголь бывает глыбами и его надо дробить,  измельчать кувалдой, топором,  чтобы лучше горел.
Началась немного более взрослая жизнь, я уже ученик пятого класса школы №1 в центре села. Школа большая, учителей тоже много. Соответственно, учеников тоже намного больше, чем  в начальной школе. Сильна тяга всех к знаниям: география, физика, химия, история, русский язык-всё с ненасытной жадностью  поглощается. После Казахстана и почти каторжных  условий жизни эти возможности для многих кажутся идеально райскими.
В классе  в основном русские и чеченцы. Примерно половина на половину.  Друг с другом ладим, присматриваемся. Редко когда возникает драка или ссора. Знакомимся, интересно наблюдать сам процесс  взаимопроникновения  разных культур и  ментальности.  Они привыкают к нам, и мы к ним тоже.  Никаких непристойностей в свой адрес не слышим, наоборот, к нам мальчишкам больше внимания, особенно  со стороны местных  девчонок. Мы младше, видим,  как  старшие, идут на танцы в клубе, тихо завидуем им, нас туда не пускают, даже чтобы посмотреть.  Особенно  зрелищны и шумны вечера, устраиваемые для старшеклассников  в школе по какому либо случаю.
Туда  иногда удается прорваться и мне.  Танцуют танго, вальс. Кружатся под музыку  пары, глядя в глаза друг другу, всё похоже на какой-то давно снятый фильм, но только в цветном изображении.
Увлечение спортом повальное, массовое, особенно футбол, волейбол, штанга, брусья, борьба. Появляются свои чемпионы в масштабе республики. Учителя очень сильные, каждый свой предмет ведет хорошо.
Вовсю развивается художественная самодеятельность, звучат  баян,  гармонь или гитара. Особенно увлечение пением и танцами народов мира. Танец лезгинка -коронный номер.
Кое-кто из местных может играть на пианино, но только не мы. Появились пары влюбленных вчерашних ссыльных и коренных. Чаще, и, как правило, парень-чеченец и  русская девушка. Даже появляются браки, хотя и редко. Межнациональные браки и комсомольские свадьбы разовьются  уже позже,  как первый шаг к рождению новой общности людей, своеобразный новояз, называемой просто - советский человек.  Это сплавленный воедино сгусток многочисленных национальностей страны,  в котором недвусмысленно угадывается главная роль, отданная      русскому  человеку, как государство-образующему этносу. Никто не выражает по этому поводу несогласия, русский человек смотрит со всех плакатов, русские лица сидят во главе страны, русские создают космические корабли и осваивают космос, но уже позже кое-кому другой следующей по численности национальности разрешат сесть рядом с русскими космонавтами.  А  жениться на русской дает возможность быть в числе претендентов на  лучшие чем для других условия в карьерном  росте. Для партии такие кадры ценнее всего.
А мы ко всему еще и интернационалисты, нас учат быть друг к другу терпимыми и уважительными. Везде плакаты и трафареты с изречениями Маркса, Энгельса, Ленина и Хрущева и цитаты  из программ партии о моральном облике строителя коммунизма.  Любое происшествие, где участниками являются русский и чеченец, берется на контроль вышестоящими органами власти и тут же пресекается. Школа, Районо, Райком, партком, райисполком, комсомол, все становятся судьями и тут же дружно закрывают возникшую проблему. Причем, не принимается правота ни одной из сторон, в одинаковой мере воздается обоим. Меньше обращается внимания,  если что-то происходит внутри между самими  русскими и самими чеченцами.
Таким простым образом  устанавливается справедливость и непредвзятость.
Воздается обеим сторонам в назидание, чтобы другим неповадно было. Поэтому, межнациональная проблема как таковая почти не ощущается. Хотя есть ощущения того, что нас считают несколько неуправляемой  нацией, это проявляется в редких эпизодах, когда взрослые в школе начинают говорить о истории  Кавказа и упоминаний о чеченцах. Но это только редкие эпизоды. А так, в общем, нас не ущемляют, пытаются учить, как можно лучше. Это заслуга учителей, которые из-за тридевяти земель приехали, чтобы дать нам знания.
Я об этом пишу, вспоминая всё что происходило перед моими глазами, сегодня многое положительное из того времени утеряно.
 Мало внимания уделяет нынешние   властные органы  воспитанию  детей, как это происходило тогда. Терпимость друг к другу, уважение, лояльность, жить по-людски. Многие полезные уроки из  прошлого  не берутся на вооружение  в процессе воспитания детей,  люди обозлены, везде поиски врага, неуважение, попытки сразу послать, куда-нибудь подальше.
«Езжайте в свои горы» или «в свои кишлаки», - вот  слова, которые слышит кавказец или среднеазиат  от русского. А ведь те самые горы находятся в России,  никто их  в   Россию  силой не навязывал, не вталкивал.  Наоборот, Россия вела столетние войны, чтобы завладеть,  включить Кавказ в  состав Империи, подчинить ее народы своим законам и правилам, не совсем соответствующим нравам и желаниям подчиняемых народов.
И если  Россия оставит  Кавказ   за переделами    своих границ,  тогда может и будут в какой-то мере обоснованы и понятны  слова «черные, убирайтесь домой!».
В нашей школе учителя в основном все из глубин России. Воронежская область, Владимирская, Новгородская, да и многих других. Раньше, человек окончивший вуз обязан был отработать по направлению два или три года по специальности в глубинке  и только после этого признавался диплом вуза. И эти молодые учителя ехали к нам, наверное, и в другие области страны. Они несли во многом позитивный заряд, это были молодые люди, оторванные от дома и положившие свои лучшие годы на нас и таких, как мы. Они учили нас всем тем основам знаний, в чем  крайне мы все нуждались.
Без них не было бы сегодня ни бизнесменов, ни банкиров, ни писателей, ни ученых.
И себя тоже отношу к продукту этих тружеников знаний. Но они не только несли нам свет знаний, они несли и культуру, и основы человеческих взаимоотношений.  И, на мой взгляд, не отличали, кто  из нас к какой национальности относится. Отношение ко всем было равнозначным, порой мне даже казалось, что меня больше любила учительница литературы из Воронежа, чем кого-либо во всей школе. Страстный пушкиновед, она запоем рассказывала про Пушкина, знала почти все его главные произведения наизусть и ее уроки пролетали для нас совершенно незаметно. Это был учитель от Бога, она же меня заразила страстью к литературе и книгам.
…В школе и в классе есть  русские из  местных, мы  с ними дружим, но есть некоторая скованность, слабое знание языка сдерживает желание   близких и  тесных отношений.
Я очень комплексую,  не знаю,  как четко  выразить мысль. У них это получается хорошо, быстро, скороговоркой. Помню фамилии девочек:  Сафонова Маша, Вика Варфоломеева, Беседина Вера,  Жиркова Света, последняя активный участник художественной самодеятельности. Когда она в клубе исполняет индийский «Танец Бога», сложно  оторвать глаза, как это она красиво делает. Головой медленно водит вправо влево, тонкая белая шейка вот-вот обломится. Она сидит в такой одухотворенной позе  на полу, какая-то неземная, воздушная, одетая  в индийский наряд,  руки разведены в сторону и спокойное, белое личико, с полуоткрытыми глазами, мечтательно смотрящими куда-то вверх.  И головка с легким попеременным подергиванием плеч, двигается то влево, то  вправо, при неподвижности тела и шеи, а  чуть в стороне сельский гармонист в фуражке набекрень играет индийскую  мелодию. Так и стоит у меня перед глазами эта танцующая индийский танец маленькая "богиня".
А Сафонова Маша, пела песню «Орленок», и так трогательно, так призывно, она была полненькая, но когда пела, то вытягивалась как  струна, как будто пыталась взлететь. И по сей день не могу забыть ни слов,  ни мелодии этой замечательной песни, ни её пронзительного голоса.  Сейчас поют   другие песни, песню "Орленок" забыли совсем, но  она  вводила в дрожь и трепет наши  маленькие, наивные и доверчивые  сердца.
Школьные годы пролетели быстро. Мы стали взрослее, с восьмого класса многие из класса   решили  поступать в училища и техникумы, а те, кто остался, шли до конца.
 И в конце, когда должен был быть наш выпуск десятилетки, вышло решение правительства об одиннадцатилетке и нас осталось для одиннадцатого класса  всего семь человек: трое мальчиков и четыре  девочки. Людмила Ткачева, Людмила Селикова, Людмила Тоболева, Медова Мариям, Сиванкаев Рамзан,  Митришев Абуезид, который, к сожалению, недавно скончался, наверное,  первый из нашей семерки. Может и не первый, так как о судьбе девчонок  я не знаю ничего.
 Мы почти все писали стихи, даже был литературный кружок, публиковались в школьной газете. Я уже тогда ощущал неизбывную тягу к писательству, но дальше домашнего стола чаще всего ничего не выдавал. В то время у меня уже были кое-какие наброски,  в основном стихов, которые  я все  растерял. 
Наш класс  называли в школе по фильму одноименному, «великолепной семеркой», у нас была специально отведенная классная комната, куда мы приходили и после занятий  уходили домой. Все на виду друг у друга, все секреты, все отношения были как на ладони. Я сидел за одной партой с  Людмилой Ткачевой.  Она писала талантливые стихи, как мне казалось и тогда, да и сейчас. И уже тогда она публиковалась в республиканских газетах, и даже в центральных изданиях. У нее был очень легкий, воздушный слог, она писала обо всем, но лучше всего ей удавались стихи о любви и о девичьих чувствах.
Память сохранила все эти картины настолько отчетливо и четко, что и сейчас, спустя столько лет, можно рассказывать о тех днях очень долго.
Видимо, юность- это такая возрастная категория, что всё что происходит в этом возрасте имеет свойство откладываться  в подкорках сознания свинцовыми брикетами, которые не сдвинуть и не убрать куда то  в другое место. Так и остаются  они в памяти на всю оставшуюся жизнь.

Итак, школа  завершилась, выпускной бал, мы счастливые и беспечные бродим до утра по пустынным сельским улицам и поем песни. Веселимся, балуемся, дурачимся, опъяненые окончанием школы и вступлением во взрослую жизнь.  Днем были на прудах  в лесу, близ села  Самашки, фотографии у меня из того счастливого памятного дня и сейчас в альбоме, хотя многое подрастерял.
Окончилась школьная жизнь, готовлюсь поступать в институт. Я в растерянности и не знаю, куда. Далеко уезжать не хочется, слишком сильна тяга к родным местам и расставаться с ними сил не хватает. Отец хочет, чтобы я стал врачом, а меня совсем туда не тянет. Но, тем не менее, сдаю документы в Грозном  на медицинский факультет и успешно, с треском проваливаюсь на первом же экзамене. Устраиваюсь в совхоз на работу, в бухгалтерию, бухгалтером-счетоводом и сдаю документы и затем и экзамены на заочное отделение Горского сельскохозяйственного института в г. Орджоникидзе Северной Осетии по специальности «зоотехния». Это не мой выбор, это  вынужденный неосознанный шаг по сложившейся ситуации. Мне хотелось стать  журналистом-писателем  или  певцом, стать известным корреспондентом, вроде Константина Симонова,  Хемингуэя  или знаменитым певцом, как Муслим Магомаев и Жан Татлян. Но я не стал ни тем, ни другим, неверно заданная в начале траектория движения  повела меня совсем в другую сторону  от того направления, куда я всей душой хотел бы двигаться.
Я стал счетоводом в бухгалтерии совхоза. Трудовая жизнь началась, оставив позади школьные годы.  Пошло взросление. В восемь часов  утра на работе и в шесть  вечера домой.  Первая зарплата, первая роспись в ведомости, осмысление кухни совхозного баланса и раскладки бухгалтерских счетов, ведомостей, накладных, счетов-фактур, выписок и многое другое.
И наблюдение взаимоотношений  трудовых единиц в коллективе,   мироощущения, где  я видел   себя  одним из действующих героев своей  повести о жизни. Я знал, что когда-нибудь напишу обо всём этом и о многом другом. Но не знал- когда...  Но оно появится у меня, когда я построю второй дом в своей жизни.  Первый дом мой разрушила война, а второй я построю в селе Абрамцево Сергиево Посадского района Московской области. Внесу свой вклад в копилку гражданского строительства России.
И стану жить   среди величественных лесов,   в тени  елей, дубов,  берез, наслаждаться студеными  родниками. Я узнал, что    здесь  находили вдохновение  великие русские люди: Тургенев, Гоголь, Тютчев, Аксаков, ныне живущий в Санкт Петербурге  русский классик Иван Дроздов,  художники:   Репин, Васнецов, Врубель,  Серов и  любил бывать великий  Шаляпин.
Эти святые места, освященные Сергием Радонежским еще восемь веков назад на заре становления Российской государственности и справедливо названные «духовным центром»  России, с Кремлем в Сергиевом-Посаде,  со  многими известными миру христиан местами паломничества и поклонения,  отныне стали моей третьей Родиной.
Не по своей воле я родился в ссылке, не по своей воле бежал от войны от исторической Родины  в Россию, спасая семью,  и не по своей воле оказался здесь в Подмосковье.
Всё вопреки желанию,  можно сказать.
Так уж получилось, по порядку -Казахстан, Чечня, Москва, Московская область, Сергиев Посад, село Абрамцево.
 И тут,  посреди лесов и сказочной природы,  я начну писать обо всем, что наболело за все годы моей непростой и довольно длинной биографии. Длинной потому, что средний возраст жизни мужчины в России по статистике  составляет 62 года, а я  превысил эту отметку на два года.
Значит, я счастливчик,  уже стою  в почетном ряду   российских долгожителей.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛУДУЕТ