Вандал

Серебряные подковы в последний раз сверкнули на набережной, в свете автомобильных фар, и разнесли вдребезги лунную дорожку, взрезающую гладь реки. Всадник вместе с конём ушли под воду. Сердце моё остановилось. Как я мог думать, что спасу их? Как я мог вообще додуматься до такой нелепости?
Ведь я даже самого себя cпасти не мог…

О, эти маленькие города! Бойтесь их - от них смердит безысходностью. Ведь они так и не стали большими. Потому что в них живут маленькие люди.
Центральную площадь каждого подобного городка обязательно венчает нечто грандиозное и внушительное, несоответствующее ни его духовному, ни архитектурному содержанию. Выглядит всё это как корона на свинье и, как правило, это какой-нибудь памятник. Памятник персонажу, ушедшему в историю довольно давно, так как после мимолётного появления этого персонажа в городе, собственных героев подобного масштаба там так и не народилось. Конечно, были герои помельче, но сейчас не об этом. А герои-современники как-то больше раздражают, нежели заслуживают реального почёта, так как роль их в истории становления города не всегда бывает прояснена окончательно.

Был такой персонаж и здесь. Много раз проходил я мимо и ловил себя на том, что ход моих мыслей сбивался;  рваным пульсом начинала стучать кровь в висках, какой-то чуждый голос пытался прорваться в моё сознание через черепную коробку, хотя были куда более надёжные ходы – мои барабанные перепонки работали вполне исправно. Но голос предпочитал пробиваться через темя. Втемяшилось? По-видимому…
Я оборачивался на огромного бронзового всадника, вросшего в своего коня, яйца которого шутники окрашивали периодически в золото, и всякий раз меня поражала несуразность его нахождения в этом месте, и в это время…
Масштаб композиции явно не соответствовал размерам центральной площади. Всаднику здесь было не место. Он перерос этот город. Или, точнее, город так и не вырос до него.
Бронзовый исполин, как будто в отчаянии воздел руки к небу и просил освободить его от участи зеленеть в замшелости и невежестве, в апатии и зависти, чванстве и откровенной тупости, пронизывавших влажный, туберкулёзный воздух, мучавший его куда болезненней, чем атаки голубиного помёта.

Всё произошло внезапно. Бывает такое. События начинают развиваться с такой скоростью и приводят, за кратчайшие сроки  к таким результатам, что ты так и не понимаешь до конца, что произошло именно то, что произошло…
Я просто обернулся. Как обычно. Пройдя мимо памятника в очередной раз и испытав тот же букет ощущений, я обернулся. И застыл на месте. Положение головы всадника изменилось. Он смотрел мне в след.
Я огляделся по сторонам, в надежде, что хоть кто-нибудь из прохожих заметил, что произошло, но пёстрая, летняя, полуголая толпа, как всегда, не спеша, словно пингвины гордо несли столичный пафос на своих надменных лицах, и пивные бутылки, развёрнутые этикетками навстречу прохожему, в руках.

И тогда я испугался. Мне припомнился случай, когда я, однажды, зашёл в общественный туалет в одном из местных парков и увидел на подоконнике огромный, чёрный, резиновый член. И всё бы ничего, да вот часть туалета была – мужская. С чего ему находиться именно тут? Логичнее было бы в женской. И вдруг, мои размышления по этому поводу были прерваны невероятным поворотом. Член вдруг вздрогнул. Вены на нём напряглись и запульсировали. Он приподнялся, повернул головку в мою сторону и уставился на меня своим единственным глазом!
Я выскочил из туалета и долго бежал по дорожкам парка, оглядываясь: не преследует ли он меня, пружиня по лужам своими резиновыми яйцами…
Не глядя на всадника, я прошёл в противоположную сторону, чтобы удостовериться в том, что это не случай с резиновым членом. Но, по-видимому, это был как раз тот случай. Голова бронзового человека на коне осталась повёрнутой в сторону моего первоначального маршрута. Он как будто презрительно отвернулся от меня, почувствовав моё малодушие. Теперь я был уверен: руки, по задумке скульптора режущие пространство, призывая силы тела, духа и разума для последнего рывка к победе, на самом деле молили о пощаде…
Теперь я точно знал что делать.

Бензорез был достаточно тяжелым, и я порядком устал, пересекая сквер,  расположенный перед площадью, чтобы подойти к памятнику с задней стороны. Конь стоял на трёх ногах. Передняя левая была занесена для решительного рывка – это, несколько, облегчало задачу. Я захватил с собой кусок тёмного брезента, рассчитывая, что это сэкономит мне время, пока менты и редкие прохожие сообразят,  в чём дело.
Пост милиции находился прямо через площадь, метрах в ста-пятидесяти от места, где вот-вот должно было развернуться действо, которое точно обогатит историю этого муниципального образования целым пластом мифов и легенд, о сумасшедшем вандале, какого не знали ещё эти края…
Было, почему-то, довольно много машин. Три часа ночи –  кто вообще ездит в такое время? Да ещё в середине рабочей недели? Неподалёку тусовалась пара компаний у припаркованных иномарок, выклянченных мальчиками у родителей, в надежде произвести впечатление на девочек. Они пританцовывали, под музыку умца-умцакающую из открытых дверей. Я представил их лица, минут эдак, через десять-пятнадцать. Мне стало смешно.
Я подошёл к памятнику сзади и взобрался на постамент.
- Ну, по коням, что ли?- спросил я, непонятно кого и непонятно зачем…
Диск бензореза довольно уверенно вошёл в подкову…
Проблема была в её размере. Шум стоял сильный, но расправленный брезент прятал от площади сноп искр, и  это позволило мне выиграть время.
Только теперь я понял свою ошибку. Я никогда не видел подковы коня вблизи, а они были большие. Диском бензореза просто невозможно было отрезать подкову от постамента, он не покрывал такую площадь. Досада охватила меня. Дурак! Дурак! Всё пропало! На что я рассчитывал? Какой глупый просчёт…

В любом случае, другого подходящего оборудования у меня всё равно не было. От отчаяния я стал просто резать по кругу, насколько можно было углубиться. Глупо.
Первыми отреагировали подростки около припаркованных тачек.  Ближайшая компания быстро загрузилась в машину, и свалила. Другие сбились в перепуганное  стадце и отчаянно жестикулировали в сторону ментов.
- Да и *** с вами! – прокричал им я. Меня уже охватило буйство и останавливаться я не собирался. Взрезав заднюю подкову по окружности, я откинул прочь брезент и с бензорезом наперевес шагнул к правой передней ноге. Менты уже бежали через площадь. Двое. Справлюсь. Наверняка вызвали подмогу.
Я успел пройти половину, когда они подбежали и принялись карабкаться на постамент. Я пинал их ногами и сбрасывал обратно на землю. Это мешало. Один принялся подпрыгивать и пытаться достать меня дубинкой. Второй, тем временем, обежал памятник, залез на постамент там, где было пониже и принялся пробираться ко мне. Я повернулся к нему с бензорезом в руках и спросил:
- Хочешь попробовать, ****ь?
Он отступил. Я двинулся на него, размахивая резаком, и он спрыгнул на землю. Тем временем, откуда ни возьмись, начали собираться зеваки. Но я уже успел обработать вторую подкову.
С воем подлетело несколько патрульных машин. Из них повыскакивали двуногие, гордо величающие себя человеками, и под постаментом стало серо от их одеяний. Они что-то орали и прыгали, совещались. Они просто охуели от происходящего.
- Опять ты, падла!? – услышал я вдруг. Видимо меня узнал кто-то из тех, кто паковал меня пару раз за нарушение общественного порядка. И тут они все разом двинулись на штурм. Я почти закончил с третьей подковой.
Сопротивляться смысла не было: я никому не собирался наносить увечья. Дело было проиграно. Я выключил бензорез и тут же на меня обрушился град ударов со всех сторон.
«Серые» взяли, таки, высоту. Я старался удержаться на постаменте. Меня били по чём попало и тащили за одежду вниз, на землю. Я понял, что там мне вообще придёт ****ец.

Вдруг раздался страшный треск. Постамент дрогнул. Все прекратили меня бить и застыли на месте. Опять затрещало и тряхнуло ещё сильнее. Несколько человек спрыгнуло на землю. Люди озирались по сторонам, пытаясь понять, что происходит.
Конь дёрнул передней ногой. Кто-то из ментов схватил меня за шиворот и спрыгнул на землю, стащив за собой и меня. Я больно ударился. Снова раздался треск. Я поднял голову и забыл про боль: конь вырвал переднюю ногу вместе с куском бетона.
Все ахнули и присели. Широко открытые рты и глаза обезличили, вдруг, толпу людей, превратив их в стадо обезьян с одинаковыми от ужаса лицами.
Конь взметнулся на дыбы, и всадник наклонился вперёд, сохраняя равновесие. Толпа ахнула. Люди стали пятиться назад. Кое-кто дал дёру. Жалкие недоноски. Как будто видят такое каждый день.
Хрястнуло в последний раз. Конь освободил надпиленные подковы и бросился вперёд. Он выскочил на асфальт и принялся сбивать с подков куски бетона, вырванного из пьедестала. Машины шарахались в стороны. Что самое интересное, некоторые водители ещё додумывались давить на сигнал. Конь метался по площади среди беспорядочно снующих автомобилей. Вдруг, всадник сорвал со своего бока саблю и принялся долбать железные коробки на колёсах по крышам, капотам и багажникам.  Дорога быстро опустела. Конь стал успокаиваться. Всадник опустил саблю. Осанисто устроясь  в седле, он неторопливо сделал круг по площади, и направил коня к обратно к пьедесталу.
Люди стали пятиться назад, в темноту. Я пошёл навстречу всаднику.
Мы остановились друг напротив друга. Тёмная бронзовая глыба и несчастный, одинокий сумасшедший…
Внезапно он вонзил шпоры в бока коня, и тот взвился на дыбы. Всадник отсалютовал мне, развернул коня и поскакал через площадь в сторону набережной. В свете луны и фар, отъехавших на безопасное расстояние автомобилей, его подковы казались серебряными…
Я побежал следом, но в туже секунду конь перелетел через парапет и вместе с всадником погрузился в воду.
Меня охватил ужас. Я представил, как эта бронзовая махина камнем пойдёт ко дну! Что я наделал!? Им не выплыть! Река широкая и глубина толком не известна. Каждый год она собирает свой урожай утопленников…
Минута…Я усиленно вглядывался в тёмную поверхность воды. Две. Три…Пять. Тишина.

Менты и гражданские сидели на траве возле пьедестала. Я подошёл и сел рядом. На меня никто не обращал внимания. Все молча курили, уставившись пустыми дикими глазами каждый в свою точку. Состояние шока опустилось на город. Даже те, кто спал в эту ночь, ни о чём не подозревая, как-то разом беспокойно заворочались в своих пастелях. 
Вдруг на меня снизошёл полный покой. Даже безразличие. Что сделано – то сделано. Жалеть не о чем. В жизни каждого человека, рано или поздно, должен наступить апогей его мировоззрения, после которого ничего уже не будет так, как было.
Разом отступили все мои страхи и сомнения. Сознание превратилось в чистый белый лист. Какой будет моя первая строка в новой жизни? И я написал: «Мне стало легко».
Как просто. Я, наконец, сменил парадигму. Теперь я смогу спокойно жить дальше.

Река взорвалась столпом брызг у противоположного берега и смыла луну, критически низко зависшую над лесом. Конь одним прыжком вынес всадника на берег.
Люди повскакивали и бросились к парапету набережной.
Всадник и его верный спутник были окутаны обрывками рыбацких сетей, целое захоронение которых покоилось на дне реки в самых неожиданных местах. Какое-то время, они гарцевали по берегу, освобождаясь от них. Слышно было, как сети рвались, не выдерживая натиска бронзовых монстров. Затем, всадник направил коня прямо в лесную чащу, откуда ещё  долго доносился хруст ломающихся деревьев…
Люди на набережной опять застыли. Как будто их разом выключили. И сделал это – Я. Они напоминали мне зомби из старых ужастиков Джорджа Ромеро.
Много раз они говорили мне:
- Если тебе здесь так не нравится – съёбывай отсюда нахер!
- Нет, я хочу, чтобы исчезли все вы…- отвечал им я.
Я подошёл к одному из «истуканов», достал из его нагрудного кармана пачку сигарет, прикурил одну, вернул пачку на место и медленно побрёл домой по пустому городу. Над деревьями, взамен утонувшей луны, показались первые лучи утреннего солнца. Застывшие на набережной люди стали вспыхивать один за другим, точно факелы…

лето 2012