Выбор
Прошли годы - единственное, что я знала про подругу детства, что она закончила исторический факультет МГУ. И даже аспирантуру. Но в их большой трехкомнатной квартире в сталинском доме не звучат мужские голоса. Бабушка Марины, ее мать, сама она и дочка - бабье царство!
Кстати, даже в моем детстве бабушка ее была дряхла. В середине 90-х я, разбирая старые записные книжки, наткнулась на номер Марины. И решила снова позвонить. Бесполезно, трубку никто не брал.
Прошло еще 15 лет. Я оказалась в Иерусалиме накануне католического рождества 2010 года. Мы, российские туристы, отправились осматривать самый, может быть, прославленный город на земле. Автобус остановился на площади и в него вошел гид. Вернее - гидша. Я сначала не поверила своим глазам - все же я помнила Марину тоненькой девушкой, а передо мной стояла солидная дама этак 54 размера. Она тоже не сразу признала меня... Хотя мой размер существенно отличался от ее. Но и она меня помнила 19-ти летней девушкой с весом 58 кг.
Мы не бросились на шею друг другу. Я заметила, что ей даже было сначала как-то неловко. Но закончена экскурсия и есть у туристов два часа свободного времени что бы погулять по древнему городу. Мы же с Мариной пошли в кафе.
И она мне поведала о своей жизни в Израиле. Хотя могла бы ничего и не говорить. Я и так видела, что женщина она, скажем деликатно, не богатая.
...Помнишь те времена, когда все стало внезапно дефицитом? - спросила она.
- Да кто это забудет? Улицы перекрывали мужики из-за того, что курить было нечего. А еда? - Меня от тех воспоминаний передернуло. Особо впомнилась мне трехлитровая банка с соленым салом, которую я собственноручно закатала на зиму, что бы вытаскивать оттуда "мсяо" и варить на нем борщ или щи. Мрак!
- Полинке 9 лет. Бабушке 87. Мама тоже разболелась. И стала скрипеть - уезжай в Израиль. Уезжай! Я потом тоже приеду. Я и уехала. И преподавание в институте бросила - все равно на те деньги, что платили, ничего купить было нельзя.
Мама осталась в Москве.
- Я знаю, я тебе несколько раз звонила, но Светлана Мироновна мне не сказала, что ты больше в России не живешь.
- По старой советской привычке конспирацию соблюдала. Приехала я сюда, а что мне тут делать? Профессия моя никому здесь нафик не нужна. Языка не знаю. Денег тоже нет... Но помогли. Сначала горничной в отеле работала, потом стала менеджером. Дочка быстро зачирикала на иврите, а я... долго учила. Тяжелее всего было привыкнуть читать справа на лево. И по субботам не убираться в квартире. Помнишь нашу на Войковской?
Конечно, я помнила - квартира по тем временам была баснословна. Три больших комнаты. Кухня аж 12 метров, коридор - можно на коньках кататься, да еще и кладовка метров 5, а в ней личный мусоропровод. Квартиру эту дали её деду - какому-то крупному ученому по оружию масового истребления. Ой, поражения. Когда мы жили втроем в 16 метрах, у Маринки была своя личная комната такого же размера.
- В той квартире суббота была днем уборки. А здесь низя.... Ладно, приспособилась. Но летняя жара просто оглушала, а мыться, не считая каждый литр было низя! Знаешь, о чем я мечтала первые годы? Лечь в ванную и отмокать в ней три часа, а потом сожрать свиную отбивную, записвая ее коньяком (аж целых бы поллитра сама выдула). Тоска по снегу, по высоким деревьям, по яблокам в нашем дачном саду.
Мама писала, что в России бандиты, революции... Здесь тоже погибнуть можно легко. В общем мама не смогла приехать - сначала бабушку было невозможно перевезти - но все равно она дожила до 96 лет. А потом мама совсем разболелась - ну и кто ее тут стал бы лечить? Хотя здесь самая лучшая медицина. Но не для всех! - Марина достала пачку сигарет и закурила.
- Слушай, Марин. Ельцин после аферы с ваучерами все же что-то сделал приличное, разрешил квартиры приватизировать. Ну вот твоя мама могла. А это просто бешеные деньги сейчас.
- Я тоже очень на нее расчитывала. Но не умеем мы, русские интеллигенты, красиво жить. Мама попала в больницу в тяжелом состоянии, а там орудовала банда мошенников. В общем квартиру они как-то хитро отняли. А что еще делать с больной одинокой старухой при такой огромной недвижимости. Конечно отнять. Ведь подделать ее подпись легко - руки уже дрожали у мамы. И зрение тоже сильно испортилось.
Я прилетела на похороны и там узнала, что квартира, где прошло детство уже не наша. И, знаешь, хоть и здесь тяжело, но привыкла я уже. Да и люди немного другие... Продала нашу дачу. Помнишь ее?
Дачу я тоже помнила. По Курской дороге. В чудесном месте - на берегу небольшой, но чистой речушки. Дом бревенчатый, большой участок.
- Не поверишь, но мне хватило денег на покупку собственной квартиры. Маленькой, но собственной. Дочь замужем, внучка совсем еврейка. А я пошла работать гидом, чтобы речь родную слушать. Все же ностальгия страшная штука.
- Ну и как? Наслушалась?
- Мат-перемат!
И мы засмеялись весело и беззаботно, как в детстве.
Потом я ей рассказала о своей судьбе. И все как-то получалось, что по сравнению с ней я в шоколаде. И квартиры у меня были и дачи. И кое-какие деньги - хотя я и не надрывалась, надо сказать. Любящий (до поры до времени) муж. Сын как-то быстро вырос и оперился. Внучки.
Хотя теперь я свободна и могу жить как хочу, и много путешествовать. На Рождество прилететь в Иерусалим или Прагу, на День бастилии в Париж.
Мы обе сделали выбор! Она, наполовину еврейка, оказалась в Иерусалиме. В маленькой квартирке, мечтая о ванне, как о манне небесной. А я.... мне уже даже скучно стало ездить на мою дачу - хотя там у меня два дома - летний и зимний. Много цветов, много зеленых газонов и даже есть березы и елки.
Под яблоней стоит стол и она сбрасывает на него свои плоды. Зато в Израиле нет зимы! 20 декабря я купалась в море.
Мы обменялись телефонами, но не встретимся уже никогда.
Свидетельство о публикации №212080601166