Не существующая, реальность

                НЕ СУЩЕСТВУЮЩАЯ, РЕАЛЬНОСТЬ.
    1
Когда то давно, лет 15 тому назад, Ей позвонила подруга, и радостно сообщила:

- Дорогая, мне тут анекдот рассказали, ну в точности про тебя. Не обижайся, я любя. Ну, в общем слушай:

       Лебеди, засобирались на Юг, подходит к ним ворона и говорит:

- Ребята, возьмите меня с собой, я уже старая, ободранная вся, но все же, белая ворона, а на Юге никогда не была, помру и не увижу, -  обидно!

Лебеди ей отвечают:
- Ты что ворона, ты ж не долетишь,  сдохнешь на полпути, куда тебе. Мы лебеди, красивые, вольные и сильные птицы, а ты даром что белая, но…  –  ворона!

- Ну, ребята, ну пожалуйста, ну что вам стоит?!

- Да лети, нам то что? Сгинешь  в дороге,  - так мы тебя предупреждали!

Ну и полетели лебеди на Юг. Собрались рано утром в стаю, взмахнули сильными белыми крыльями и поднялись в небо. День летят, -  через леса, через поля, через темные овраги и непроходимые болота. Ворона, позади, где то болтается, отстала совсем. Вечером приземлились на тихом лесном озере, оглянулись – нет вороны, да ни у черт с ней.  Сдохла, наверное, где то.

 - Ну, мы же её предупреждали!

Проходит час, вдруг ворона, откуда ни возьмись … - бабах мордой об песок, и уснула мертвецким сном. Удивились лебеди:

- Нифига себе, ворона, ты даешь! Какая ты сильная, какая ты смелая! А ворона спит, ничего не слышит.

Наутро снова поднялась стая в небо, снова летели над морями, над реками, над горами и городами. Сквозь ветер и дождь, сквозь холод и туман. К вечеру выбились из сил, приземлились на тихом бережку, огляделись, -  нет вороны. Вроде как то даже жалко её стало, все же вон как старалась, летела. Ну,  делать нечего, вздохнули да забыли.
 
– Ну, мы же её  предупреждали!
 
Час проходит, другой проходит, вдруг ворона, откуда ни возьмись… – бабах мордой об песок, и уснула мертвецким сном. Опять удивились лебеди:

- Нифига себе, ворона, какая ты сильная, какая ты смелая. А ворона спит, ничего не слышит.

Наутро снова полетели, и снова ветер, и снова страшные моря и высокие горы…
Прилетели на Юг. Опустились на прекрасной цветочной поляне, - солнце, небо голубое, ветерок ласковый. Огляделись, порадовались, да и про ворону вспомнили. Где же она? Нет вороны. День проходит, другой проходит, вот и третий заканчивается. Нет вороны. Погоревали лебеди, - жаль ворону, хоть и глупая была, а все же, летела, старалась.
Вдруг шум, треск, - ворона, откуда ни возьмись, бабах мордой об песок. Привет ребята!
Обалдели лебеди, обрадовались:

- Ну, ворона, какая же ты сильная, какая же ты смелая!

А ворона им:

- Да не сильная, я. И не смелая, я. Просто  -  !!! ...  ( тут последовало крепкое русское словечко, которое к литературному языку не имеет никакого отношения, но без него повествование теряло всякий смысл).  Так как Она не выносила мата, заменила его, впоследствии, очень вялым и не выразительным -  «Долбонутая». Отчего, наверное, многие и не понимали, когда она рассказывала этот анекдот,  -  в каком месте, собственно, смеяться?

Но тогда, все было в оригинале, и подруги долго хохотали,  наперебой сравнивая всех знакомых и себя, с разными персонажами. Наконец  угомонились. А анекдот, так и остался, Её веселой, и в тайне горькой, визитной карточкой; -  для своих, естественно.

Она никогда ничего не боялась, и в любую авантюру пускалась, с  бесшабашной настойчивостью, будучи уверенной в своих силах и желаниях. Не стесняясь показаться нелепой или смешной,  настаивала на своем, и лезла иногда напролом, от чего испытывала, какое-то нездоровое веселье. Самым страшным, для неё, что только можно было вообразить, казалось, -  было, перестать двигаться вперед, и хотя бы не попробовать удачу на вкус. Она считала, что не стыдно чего- то не уметь, или бояться; Она считала, что стыдно не пытаться научиться, и, испугавшись, не пойти туда, куда задумал.

     Но годы бежали, жизнь выделывала, какие- то непонятные виражи, и, в конце концов, как ей стало казаться, что  все зашло в глухой  тупик, из которого исхода уже не было. Она смирилась, и затихла  в унизительном оцепенении. Все изменилось, стремительно и безвозвратно. Остались лишь компромиссы, в которых Она, с трудом нащупывала, хоть какую- то пищу для души и тела.

  И вот теперь, спустя 15 лет,  Ей стало стыдно за себя. И в голову пришла странная мысль. Странной она ей показалась от того, что было удивительно, как это она Её раньше не посетила. Ведь выходило, что анекдот, который Она так любила, вовсе не про Неё! Та счастливая, белая ворона, хоть и ободранная, но долетела. А Она?! Она так и осталась  валяться на полпути – мордой в песке!!!

Вот ведь, обычно фантазёры в сказки верят, и если у них, что то  не получается , то слышат от  друзей – «Ну, что, мол, до сих пор в сказки веришь?» А она  -  и это уже даже не смешно, - получается, даже до анекдота не дотянула, не говоря уже о сказке!
Как то все возмутилось в ней, от такой несправедливости.

- Так, а не сделать ли мне из анекдота, сказку, - выдумать, если не получилось прожить?!
Сесть, и на какое- то время, представить, что долетела -таки, и вот он –  Юг! Счастье, гармония, (будь она неладна), свобода и осуществление мечты! И что дальше?!

 А дальше, оказалось, что у мечты, в которую её превратили все её любови, да так ею и оставили, оказывается, тоже может быть мечта. Ну и каламбурчик! Но это,  - чистейшая, правда. И Её мечта, ничуть не хуже, всех остальных эфирных барышень, которые витают, в фантазиях вполне достойных и серьёзных мужей. Она такая же легкая, прозрачная и нежная, что от одного грубого прикосновения может растаять и испариться, как невесомое облачко на небе, весенней легкомысленной погодой.

Ну а поскольку, сама Мечта, которая позволила себе помечтать, была  к этому времени уже не очень здорова (к чему относилась, с достаточной долей иронии), то и помечтать ей, в свое время, предложил психолог, который вытаскивал её, из очередного депрясника. Вот он то и задал, тот самый каверзный вопрос, первый раз.  Тот вопрос, ответ на  который, ей теперь предстояло описать в цветах и красках:

- А чего бы Вы хотели, конкретно? Можете описать в деталях?

Казалось бы, что может быть проще, описать собственные желания и мечты. Но не тут- то было! Когда дело доходит, до четкой формулировки, выводов, последующих действий и воплотившихся иллюзий, все невероятно усложняется, запутывается, и требует , не смотря на полное ощущение себя самого невероятным  идиотом, который тратит время неизвестно на что ; - напрячь остатки сил, что бы все это как то уложить в нужную, желаемую колею.
…Собака, велосипед, ромашки в плетеной корзине, поле, небо, мужчина, кофе утром, белое платье в горошек, камин с огнём и вином вечером, дети, дождь, солнце и туман… - Так, теперь, из всего этого, нужно сформулировать  точное желание – ну что бы заказ на небесах был принят, и ничего не перепуталось, и не забылось.

Но это было еще полбеды.  Ведь это, была лишь одна сторона её мечты, вернее, - одна из сторон, причём внешняя, зрительная, и довольно таки поверхностная. Как странно, с течением жизни, переплелись и запутались её желания. Но если откинуть какой- то стыд перед самой собой, и упрямое стремление поднять саму себя на смех, просто для того, чтобы не наматывать сопли на кулак, чтобы не утешать себя, что, мол, сама понимает, что лирика и банальность в её возрасте уже не уместны.  Если попытки смотреть на жизнь трезво, без розовых очков, и иллюзий, считать лишь мишурой, которой она прикрывает свою беззащитную душу, от боли, и неминучей гибели, от разочарований, и страданий. То, что останется в чистом виде, без примесей и лжи? И что стоит её мечта, без оборотной стороны? Что стоит жизнь в идеале, без  страданий и потерь? Имеет ли право белый лебедь на жизнь, без  чёрного?  Не пресно ли станет в её мечте, без страха и тоски? Тем более  что в её случае, были не прекрасные лебеди Чайковского, а ворона из анекдота.

 Да, конечно,  помыслы её были чисты. Но в ней всегда присутствовала, какая- то тяга к болезненным ощущениям и переживаниям. Ни один мужчина, будучи просто хорошим, добрым, умным и честным, будь он без определенного надлома, не вызывал в ней ни интереса, ни плотских желаний.

Страсть, боль, опасность, преодоление себя, сомнения, желание разобраться в происходящем, желание спорить и не соглашаться, доказывать и признавать свою неправоту. Все это вызывало в ней настоящую живую энергию, движущую ею, придающую силы, вызывающую не меньший, если не больший восторг, перед стихией чувств, и неизвестностью. А из этого следовало, что вторую половину её мечтаний, стоило отправить с заказом, прямиком в преисподнюю.

                * * *

Закончились новогодние праздники. Рождество, Старый Новый Год; -  все осталось позади, город стихал, добабахивали последние фейерверки, утихали рождественские мечтания и гадания,  людей затягивала прежняя будничная жизнь, смена декораций происходила медленно, лениво, рутинная пустота наваливалась, выползая из потухших гирлянд и снятых новогодних шаров. Снег неспешно засыпал дороги, укрывая под своим холодом остатки радостной суеты.
Её болезнь не отпускала её.  По утрам привычная тошнота, жар, обдающей духотой все тело и мозги, тревога, неизвестно о чем, и этот горячий свинец, вечно циркулирующий по венам её рук.  Онемелое оцепенение, которое она должна была, каждое утро изгонять из себя, как дьявола из светлой души. Впереди был день, который, казалось, был наполнен заботами, о семье и ребенке, обычными человеческими потребностями, и делами.

 – Последний день, - подумала Она, последний глупый, и не нужный ей день.

  Миллионы людей вокруг, проживают такие дни, может быть даже, более ненужные, никчёмные, и глупые. Но не испытывают этого ужаса нескончаемой тоски, этого страшного чувства загнанного в угол зверька, который периодически срывается и начинает колотиться в закрытые двери, думая, что за ними найдет вольное синее небо, зеленую траву, чистые реки и удивительные, цветочные, пахнущие свежестью,  и хмельными травами, поля и холмы.  Но, не добившись ничего, позорно замирает в своей норе.

- А может,  и нет там ничего, за этой дверью, может там еще худшая темнота и затхлость, может лучше здесь, в теплом, хоть и темном, но безопасном и знакомом углу?

Так не лучше ли, свернуться калачиком, и утонуть в прекрасном сне, в котором нет границ и правил, в котором счастье, любовь, страсть и доброта всегда правы, всегда впереди «планеты всей», и не нуждаются ни в оправданиях, ни в объяснениях их необходимости.

- Малодушие, - констатировала Она, данный факт в себе.

-  Да, знаю. Но, к чему эти вечные оправдания, да и перед кем? И за что, собственно?!

Ну вот, наконец, и вечер.  Уснул её тревожный дом. Она разделась, забралась в горячую ванную, ароматная пена с удовольствием поглотила обнаженное, уставшее тело. Голова слегка закружилась.

- Пришло моё время. Сейчас я смою с себя остатки горечи прошедших лет, забуду старые обиды, и навсегда уйду из той жизни, которая заставила меня потухнуть, скукожиться под ёё тоской, и забыть о радости и тревожном счастье, живого человека.
 Мечтать, так мечтать, не бояться и не стесняться, хотя бы теперь. Дать волю своим чувствам и желаниям, какими бы они ни были. И будь что будет!

Она вышла из ванной горячая и чистая, как новорождённая, ощущая себя тонкой и хрупкой, в этом начинающемся, полном пузырьков, ароматов и чувствований,  мире. Посмотрела в высокое окно, врезанное в скошенный потолок (оно было занесено снегом, и это показалось ей защитой, от всего того, что может потревожить её), промокнула остатки влаги пушистым полотенцем, густо намазала тело нежным ванильным муссом, освободила волнистые волосы от тугой резинки, ощутив усталость и приятную истому. Шагнула по мягкому ворсу ковра к постели, и, нырнув под теплое одеяло на тонкие простыни, блаженно вытянулась, почувствовав  легкое желание и утомленность.   С наслаждением, опустила тяжелые веки, и утонула в теплом сне.
               
                ***

Запикал будильник в телефоне. Она лениво открыла один глаз, выключила звонок, включила маленькую лампу, направленную на фикус, стоящий напротив её постели, привычно повернулась на другой бок, зная, что есть ещё целые 10 мин, в которые она может  позволить себе немного подремать.  А потом быстро сесть на постели, и, не забыв сначала наступить на правую ногу, встать.
 
И вот, повернувшись, и по привычке нащупывая рукой голубого плющевого бегемота, которого подарила ей старшая дочь пять лет назад, Она потянулась, шаря рукой по второй, уже давно привычно пустой, половине кровати, что бы  найдя, засунуть бегемота под мышку, и с ним проснуться.

Вдруг она наткнулась, на что-то теплое, упругое, уютно сопящее, и пахнущее тревожно-пирятным, мужским теплом. Сердце екнуло, Она открыла глаза, и, не веря им, толкнула легонько, спящего  рядом, лысого мужика. Он недовольно заворчал,  пахнуло вчерашним хмелем, широкая грудь мирно вздохнула, он поморщился, смешно шевеля опухшим ото сна и вчерашнего веселого вечера, носом.

- Кошка, отстань, я спать хочу…

- Невероятно, неужели это не сон?! -  Она хотела было ущипнуть себя, но передумала, решив, что если это и сон, то чем позже Она проснётся, тем лучше, по тому, что более интересного сна, за последние годы, она не видела.

Тихонько соскользнула со своей половины постели, и огляделась.
Это была, по-прежнему, её комната, та в которую она с большим скандалом переселилась, после развода с мужем, в его же доме. Только она почти до неузнаваемости изменилась, - на огромных окнах висели  плотные шторы, светло лилового цвета, с размытыми очертаниями больших, черных цветов. Тонкая сетка тюли свивалась, и свободно свешивалась по разным сторонам оконных проёмов, создавая уютное обрамление геометрически правильного эркера. Большие мягкие кресла были развернуты друг к другу, на них валялись скинутые вечером халаты – Её и Его.  Тапочки, на мягком ковре, перемешались, и напрыгнув  друг на друга, так и уснули, позабыв, где, чья пара. У кровати стояли  небольшие тумбочки, на каждой из которой, лежали очки, книги, и стояла маленькая настольная лампа. А с Его стороны, еще,  два серебряных кольца, сережка из уха, и часы.
Она всмотрелась в лицо мужчины.

- Алешка, не может быть! Почему он? Ведь, если допустить, что сбылась её мечта, то на его месте должен был быть мужчина, которого, Она когда то любила. Мужчина, из- за которого, рухнула её прежняя жизнь,  который  внушал ей столько наивных мечтаний,  и тревожных ожиданий. Но на подушке, под теплым одеялом,  лежал, раскинувшись, её моряк, её антибиотик, её Алешка! И тут же подумала:

- Удивительно, но я несказанно рада, что это именно он, а ни кто-то другой.

Она улыбнулась, успев подумать, что как то странно быстро перестает поражаться, на невозможность подобных изменений. И тут в голове стукнуло:

- Сын. Где он?

Рванула в соседнюю комнату, через ванную, которая никуда, кстати, не делась, как заметила она, пробегая.  И, замерла, тихо, с  облегчением выдохнув, - сын спал, как и прежде в  своей уютной постели.  Вокруг валялись его любимые игрушки и детали от конструктора, а он сам, мирно обнимал любимую, черную игрушечную собаку, которая уже и на собаку то была не похожа, такая старая и потрепанная она была. Он чему - то улыбался, и сладко причмокивал во сне. Комната его осталась прежней, и только новый компьютер, аккуратно стоял на письменном столе.

За стенкой, послышалось какое- то шуршание, мяуканье, и возня. Она открыла дверь, которая раньше выводила на балкон второго этажа, огромного, недостроенного дома.  И пошатнулась от неожиданности,- перед ней была небольшая гостиная, с мягкой мебелью, маленьким камином в углу, шкурой неизвестного зверя на полу, и, возлежащими на ней, большим черным котом, и красивой рыжей немецкой овчаркой. И тут каминные часы стали отсчитывать время – бим-бом, бим-бом, звери дружно повернули головы, и Она тоже застыла, от этого мелодичного, и тихого боя каминных часов. Первым поднялся кот, потянулся, выгибая спину и зевая во всю зубастую физиономию, блаженно посмотрел на Неё, махнул хвостом, и мерно отправился, в столовую. Она пошла за ним. Кот был важным, в меру толстым и наглым, морда самодовольная, и по хозяйски, уверенная в своих правах.

  - Китти, каким же холеным и большим ты стал! А ведь так недавно, был маленькой черной закорючкой, которую она притащила в дом, пожалев, что его утопят вместе с другими, ни кому не нужными котятами.  Притащила, и из корыстных побуждений – что бы мышей ловил. Тогда, давно, муж посмотрел на него, и сказал:

- По-моему, это мыши будут твоего кота по углам гонять, а не наоборот.

Но случилось так, как хотела она, и кот важно вышагивал, ведя по своим владениям.
Кухня и столовая, занимали небольшое пространство, но оно было вполне достаточным, что бы в любое время разместить, за огромным овальным столом, приличное количество народа. Вокруг,  стояло… - раз, два, три… - 15 стульев. Неплохо, подумала Она. Кот теранулся о ногу, и она насыпала в его миску сухой корм.  В тот же миг, по другой ноге, скользнул холодный, влажный нос.  Обернувшись,  увидела… – Рамзес? – позвала она сомневающимся, но мягким голосом. Пес  сел, наклонил голову, и непонимающе посмотрел на неё, даже как бы обижаясь:

 - Что тут собственно удивительного, что он – Рамзес, и что он голоден, и что пора бы пожрать и погулять?!

Алешка рассказывал, что у него, когда то давно был пес, овчарка, и звали его Рамзес, и так он его любил, и так схож был с ним, что казался неотъемлемой его сущностью. Она видела его на фотографиях. И, конечно же, сразу узнала.

- Надо же, живой,  - подумала она, -  ну а что тут удивительного, мечта ведь она на то и мечта, что бы быть несказанно счастливой!
 
Она вновь взяла телефон, посмотрела  - 21.01.2012. суббота.

- Значит выходной, в садик ребенка везти не нужно, значит сегодня все дома.
Пока мужики спали, накормив обоих животин, и рыжего и черного, Она решила осмотреться. Что там дальше, что за этими дверями? И где теперь её дом?

Выйдя из столовой, Она попала в небольшой холл, массивные двери с толстым рефрённым стеклом, явно выходили на улицу. Значит мы в загородном доме? Мы здесь живем постоянно, или приехали на выходные? Пока это понять было не возможно. Из холла вела еще одна дверь, она располагалась, чуть левее от ступеней небольшой лестницы, ведущей куда-то вниз. Она тихонько приоткрыла её, - это была довольно просторная комната, занавешенная плотными темными шторами, через которые прорезывался, уже первый, слабый, лучик солнца. У окна стоял большой дубовый стол, такой, какие бывают в классических кабинетах ученых мужей, на нём компьютер, настольная лампа.  Два больших кожаных кресла и диван. На низком столике,  - бутылка Бакарди, и небольшой хрустальный фужер. Недалеко на невысоком шкафчике, красовалась кофеварка, кофемолка, заварной чайник с чашкой, и кучей каких - то коробочек. Бар внизу был забит алкоголем, способным упоить в усмерть, роту солдат. На стенах висели большие фотографии, с закатами, восходами, скалами, и  проливами. А вот и её любимая, снятая не для неё, но дорогая ему – «ветер».

 Это был Алешкин кабинет, и все здесь было так, как нравилось ему. Каким- то десятым чувством, Она поняла, что посторонние,  включая её, здесь бывают редко.  Это его неприкосновенная территория, в которую не вхожа даже Она.  Поспешив выйти, она, неслышно прикрыла за собой дверь.

Животины, нетерпеливо ждали у порога. Ну что,  - во избежание конфуза, нужно было хотя бы ненадолго, выйти с Рамзесом на улицу.  Но Она побаивалась, а вдруг он не послушается её, убежит, и она его не удержит, или сцепится с другими псами. Она ведь ничего не знала об этой жизни, в которой теперь живёт, как ни в чем, ни бывало. Она постояла в нерешительности, увидела ошейник с поводком, одела на пса, и осторожно открыла дверь, накинув спортивную куртку прямо на шелковый  халат. Пес рванул за дверь, и она вылетела вместе с ним, потеряв куртку,  в небольшой двор. Следом вылетел кот, и тут же оказался на одиноко торчащей сосне. Она, успев рассмотреть только небольшой навес над подиумом, и кучи снега перед крыльцом, дождалась пока несчастное животное, хотя бы пару раз поднимет лапу, потянула его обратно в дом, он немного посопративлялся, но все же пошел. Ей даже показалось, что пёс понял, как  ей холодно и страшно, и, сжалившись, недовольно пошел обратно. Кот торжествующе остался на сосне, и похоже, домой, вовсе не собирался. Но за него она не боялась, знала, что явится и никуда не денется.
 
В холле, в небольшой нише стояли лыжи - Его, Её, и Матвейкины. Горные и беговые, ботинки и перчатки всех сортов и предназначений, санки и ватрушки. Все это было довольно компактно втиснуто между стен, и никому не мешало. За зеркальной дверью раздвижного шкафа, висела обычная повседневная одежда. Она сунула куртку в шкаф, не найдя ей другого места, и решила,   что с этим разберется потом.
Велосипеды, -  интересно, где они? Ладно, найдутся, куда Алешка без них?
Она хихикнула про себя, вспомнив,  какой он смешной в своём велосипедном обмундировании и шлеме…

 Надо бы вернуться в спальню. 
 Но тут прежняя решительность её покинула, и любопытство уступило место сомнениям:
А будет ли Он так же рад, видеть Её, как Она была рада видеть Его?
Но ведь Он понял, что рядом была именно Она, ведь назвал же Он её по имени, которым прозвал уже давным-давно.  Только ведь, Кошкой, можно называть любую женщину, которая, играет определенную роль в жизни мужчины. Но здесь Её сын, и здесь Её мечта,  а значит, Она может ничего не бояться, и Её мужчина, будет рад видеть, проснувшись утром, именно Её.

Так, пожалуй, все же, пусть спит пока, -  решила она, дав себе небольшую отсрочку. А ей стоит вернуться на кухню, и заглянуть в холодильник.  Ага  - яйца, сметана, масло, творог…  что еще? Огурцы, помидоры, кусок мяса, курица, - ну это к завтраку, вряд ли пригодится, а до обеда надо еще дожить, и не сойти с ума от свалившегося на неё счастья, в виде, воплотившейся мечты!!!

Самое простое – сырники. А любит ли Он их? Она не знала. Ну да ладно, пожарим, заодно и узнаем, чем питаются механики, в отпуске по утрам?! Надеюсь, вкусный запах его заодно и разбудит. И не придется трясти его, со словами:

 - Вставай дорогой, завтрак готов, сколько можно валяться?

Это было бы уж слишком банально! Значит,  жарим, варим кофе, открываем дверь, запускаем животину, и ждём, пока сам подтянется.

Ну сырники пожарить, дело плёвое, вот только на «своей» кухне, ничего найти Она не могла, где, что? – все не знакомо, всё по - другому.  А если считать, что в прежнем её жилище, кухня и вовсе была не оборудована, то она периодически, пыталась искать ножи и вилки, в духовом шкафу, а муку, в посудомоечной машине.
 
 Ну вот,  вроде все готово.  Сырники получились несколько изуродованные, по тому,  что Она никак не могла найти лопатку,  для переворачивания, и пыталась ковырять их вилкой, не задев тефалевой сковородки.  Ну да ладно. Кофе в кофеварке заскворчал, ароматы понеслись, - Она открыла двери в гостиную и спальню. Пес с поросячьим восторгом кинулся к хозяину, но видимо застал его уже в ванной комнате. По тому, что оттуда донесся страшный рык. Причем,  не собачий, а хозяйский:

- Кошка, убери это чудовище, он не дает мне спокойно сходить в туалет!

Из комнаты со счастливым визгом выскочил ребенок:

- Я Алефку обрызгал, а он испугался, -  я сильней!

К кому относился рык, она так и не поняла, - к ребенку, или к собаке? Следом с пробуксовкой примчался пёс, возня возникла естественно под её ногами, и она чуть не грохнулась, с розеткой сметаны в руках. В этот момент, со стороны холла вошел, Алеша:

- Вот, снял твоего бешеного кота с сосны, заодно воздуха глотонул. Кот весь в белых снежинках спрыгнул с рук на пол, и присоединился, к уже затеянной потасовке.
Она с недоумением попыталась вновь осмотреться. Похоже, что дом, можно было пройти по кругу, не натыкаясь на глухие стены.

- Привет, Кошка.  Алешка, как ни в чем не бывало, подошел к ней, чуть чмокнул в щеку, и со словами:

 - После вчерашней проруби, и пьянки, я бы съел чего ни будь вкусного.  И потирая руки,  брякнулся на стул. Она поставила на стол, две чашки кофе, и молочник. Потом притащила сырники и сметану.

-Бее, ты же знаешь, что я люблю сырники холодными, и с чаем.

 - Значит, сначала выпьем кофе.  Как раз все, что нужно остынет, и заварится.
Она села рядом, стараясь быть не совсем напротив, что бы её недоуменный взгляд, не вызвал лишних вопросов.

- Расскажи лучше про вчерашнюю прорубь.

- Что рассказывать то, я тебе уже вчера все рассказал. Сестра с дочкой, захотели, в проруби «топиться» в крещенские морозы. Ну, я их отвез, посмотрели мы с Риком на все это безобразие, чаю с ватрушками попили.  А потом, ты же сама по телефону идею подала, что бы выпить для сугреву. Ну и выпили. Теперь башка трещит. Он быстро выпил свой кофе, посмотрел на неё:

- Что это ты смотришь на меня, как то странно, как будто в первый раз видишь? Иди ко мне.  Может быть Матвей, после завтрака, на ватрушке во дворе покатается, а мы с тобой еще поваляемся немного?

Улыбаясь, он обхватил её за талию, притянул к себе, и Она почувствовала, сквозь тонкий  халат, его сильные, горячие, и уверенные руки.
Возня, на кухне, наконец, прекратилась.

- Мам, я есть хочу, чем пахнет?

 - Ну, так мой руки, после зверья и садись, бери сырник, поливай сметаной, и сваливай скорей на улицу, на ватрушке кататься…там солнышко.

Матвей уплетал за обе щеки.  Слопав несколько сырников,  обляпавшись сметаной по самые уши, выбрался из- за стола.  И кое- как,  утеревшись салфеткой,   со словами:

- Мам, я с Рамзесом на улицу, -  пулей вылетел из кухни.

  За ним рванул довольный пес, в предвкушении, наконец таки, нормальной прогулки.

- А там не опасно одному во дворе?

- Ты чего, Кошка, мы же вчера с тобой горку сделали ему нормальную, камни все в сторону убрали, даже маленький трамплин изобразили, до сих пор спина болит от лопаты. Сама же довольна была, нахваливала.  Пойдем лучше в спальню, - и он потянул её за собой, -  Как раз сырники остыть успеют.

Господи, как же ей было хорошо, как давно не испытывала она такого чистого блаженства, как давно не чувствовала страсть человека, который принадлежит только ей, хочет только её, стремился, только к ней. Как давно её замученная совесть, не ощущала  такой свободы и чистоты, в грешных её желаниях. Как просто, как легко, но вместе с тем  с прежней звериной ненасытностью он ласкал её, как удивительно нежно, спокойно, но все же не утратив своих кошачьих замашек, отдавалась она ему.

- Я снова в душ, после тебя весь  липкий каждый раз. Не валяйся долго, давай сырники слопаем, и на лыжах пойдем. Ты как, не против?  -  спросил он, захлопывая дверь ванной.

- Не против. Очень даже  «за» – сказала Она, и безмятежно потянувшись, ощутила полную гармонию, такого простого, счастливого утра.

Что приключилось этой ночью? Было совершенно не понятно. И кроме как чудом, Это не назовешь.  Достаточно было того, что они были вместе, и его жена, почему то вдруг  превратилась, в его любимую сестру. Его дети, были любимыми детьми, как и прежде, и даже его маленькая собачка, Рик, похожая на лисичку, никуда не подевалась.  Он мог любить и заботиться обо всех тех, кем дорожил. Он был, желаем везде, и никому это больше не причиняло боли.

А как же её старшие дети? Как бывший муж?
Она набрала номер, младшей дочери:

- Катюшь, привет.

- Мамака, ты что, с ума сошла, мы еще спим, выходной ведь. Прошипела в трубку Катька, -  давай попозже, у тебя все нормально?

- Да все хорошо, Мы с Алёшкой и  Матвеем на лыжах собрались, может и вы с нами?

- Мам, ну ты даешь, вот я беременная еще на лыжах попрусь…все потом позвоню, а то опять мутить с утра начнет.

В трубке раздались короткие гудки.

- Так, младшая в порядке, и похоже в курсе событий. Старшей звонить пока не рискнула, тоже спят еще, небось.  Но видимо, все как и прежде, раз Катька спокойна.
Остаётся выяснить, куда подевался бывший муж, или в кого переквалифицировался он?.. Это будет посложней, но не стоит торопить события. И так слишком много всего произошло, и её счастливый, но уже совершенно сумасшедший мозг, грозился разорваться, от переизбытка чувств и информации.

Она поднялась с постели, встряхнула пуховое одеяло, расправила тонкие простыни, поправила подушки - их снова стало две. И тут слезы хлынули неудержимым потоком. Она пыталась взять себя в руки, но казалось, вся многолетняя боль и отчаяние, горечь потерь и тоска одиноких, душивших её как удавка, дней, все стало выливаться из неё неудержимым солёным потоком.  Она в одну секунду вспомнила, как описывала когда то Алешке свой страшный сон, и тот ужас, который испытала проснувшись. Все это мигом пронеслось в голове:

-« Ох, Алешка, опять мне кошмар приснился…
 Сначала, все было так, как ты и желал - приятное сновидение,  - красивое озеро, теплый песок, и я с подругами выбираю платье, в котором завтра должна пойти, на чью-то свадьбу. Сняла все с себя,  даже чувствовала, как ветер приятно обдувает обнаженное тело.  И тут, пришли какие- то страшные мужики, и я поняла, что сейчас будет кошмар, а я с сыном. Подруги в рассыпную, а я кричу:

- "Ну, киньте мне, хоть какое ни будь, платье" - они кидают, а оно летит в озеро,  и мне ничего не остается,  как бежать в воду. Вбегаем с ребенком, а вода горячая, очень горячая - обжигает...  Плывем, а платье все дальше относит. И тут я вижу, что озеро очень маленькое, и кажется, что  обойти его, быстрее чем переплыть, а на том берегу, меня уже ждут…  Доплыли , прижимаюсь к берегу, и ухожу с головой под воду, и мы с ребенком не дышим... Он сопротивляется, а я ему нос и рот рукой зажала... А они, все ходят и ищут... Ушли... И я чувствую, что ребенок больше не сопротивляется и ... и, не дышит...
Подскочила в холодном поту...

Пошла покурила, выпила соку,  легла, вроде успокоилась... И тут новая, идиотская мысль – Неужели, мне так и суждено, подскакивать ночью, и в страхе своем понимать , что я одна, и не к кому даже прижаться, и почувствовать сонное спокойствие, защиту, любимого человека рядом..Я бы ни в коем случае не стала будить, и даже может быть рассказывать потом, что такое было, просто прижалась бы тихонечко,  и сразу успокоилась, и поняла, что это лишь дурной сон..и бояться нечего... А вот сейчас сижу одна в темноте, в тишине, и волосы на голове шевелятся... и не знаю от чего больше, ото сна или от того, чего испугалась потом…»

Счастье и воспоминания горя, бурлили внутри как огромный водоворот, как то самое страшное беснующееся море, вокруг маяка,  как пена и невероятный восторг  торжества и великолепия стихии. И уверенность в сегодняшнем дне, манила, как тот скалистый берег,  который виднелся вдалеке, как  музыка шторма, и счастья человеческого существования. Больше никогда она не будет просыпаться в одиночестве, даже когда Алешка уйдет в море, на свои,  долгих 4 месяца. Она будет знать, что не одна! Она больше никогда не останется одна!!!

Испугавшись, что кто ни будь, это увидит, она выбежала в кухню.  Слава богу,  ребенок успел удрать с собакой во двор, а Алешка еще плескался в душе. Проревевшись, она смыла холодной водой все остатки воспоминаний с лица, и казалось, с души тоже.  Встряхнула волосами, вышла в прихожую, глянула в зеркальную стенку шкафа – на неё смотрела, красивая, еще довольно молодая женщина, длинные пушистые волосы растрепались, и небрежными завитушками, запутались вокруг раскрасневшегося лица, глаза сияли счастьем и слегка, будто прошлогодним дождем, недавними слезами. Вот теперь, -  ВСЁ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, ХОРОШО! Главное ничего не бояться, и жить, наконец, полной грудью, так как она всегда мечтала, просто и легко. Немного постояв, и чуть подумав, она развязала поясок халата, и распахнула его.  Внимательно оглядела своё тело – фигура её не изменилась, осталась прежней, но стройное тело стало заметно более подтянутым и упругим, грудь слегка приподнялась, и соски, соблазнительно  вызывающе напряглись.

- Да без волшебного крема Азазелло,  здесь явно не обошлось! Или, это ежедневные  пробежки с Алёшкой на лыжах? Очередной раз, довольно улыбнувшись, она запахнула халат.

- Какая разница, -  и то и другое, абсолютное чудо,  одного уровня! Так что не важно, какая чистая, или не чистая сила, поработала над всеми этими превращениями. Главное, что Она их чувствует, ощущает, и может наяву наслаждаться, тем, что в её понимании, было совершенством жизни.

Она приоткрыла входную дверь, и высунулась во двор. Пес, с урчанием волок сине-красную ватрушку за веревку, а Матвей, сидя в ней,  хохотал, задрав ноги выше головы, и пытаясь зачерпнуть варежкой снег, с тем, чтобы вместо мороженного, отправить его в рот.
- Матвей, не смей есть снег, отлуплю, -  крикнула она, и рассмеялась.
 Колесница из  рыжего пса, и «ватрушки», с гогочущим ребенком,  пронеслась мимо неё, и вихрем скатилась с горы, подпрыгивая на ухабах.

- И правда, горка хорошая получилась, жаль, что не помню,  как делали, - подумала она, и захлопнула дверь.

Теперь,  убедившись, что красный после слез нос,  пришел в норму, она вернулась в спальню.
Алешка, уже расхаживал с холодным сырником, и чаем, по мягкому ковру.  Халат висел на его плечах вместо полотенца, кушак тащился сзади хвостиком.

- Где тебя носит? Я уже все съел, оставил тебе сметану и пару сырников, остальные, извини, все слопал, - вкусные. Ты завтракать собираешься или нет, голодной не выпущу.
Схватил за руку  и потащил в кухню:

- Ешь,  давай быстро, и в лес пора, с тобой так полдня прособираешься, копуша.
 
-Да ну тебя, не тяни и  не ворчи! Я тоже в душ хочу, я тоже после тебя вся липкая.

- Одевайся пока, я быстро. И Она нырнула под его рукой, в дверь ванной. Теплый ароматный душ, -  и всё в порядке.

Никогда раньше, с таким удовольствием, не проглатывала  она  собственные, не особо удалые сырники,  хоть Она то любила их горячими, и со сметаной; вернее сметану, что бы много-много, с горячим сырником, и горячим чаем.

Собрались, оделись. Лыжи, шапки, ботинки, перчатки  –  все взяли, ничего не забыли. На заднем сидении Алешкиной машины, - Рамзес и Матвей. Завелись и поехали – фуф, все хорошо, но чего- то не хватает. Чего?

- Сигареты. Алешка, я забыла сигареты. Страшно хочу курить. Остановись у ближайшего ларька, я сбегаю куплю.

- Чего это ты вдруг, тысячу лет не вспоминала? Ты в порядке, или чем - то расстроена?
Он внимательно посмотрел на неё. Она растерялась.

- Да нет, все в порядке.

- Ну, если хочешь, остановлюсь, схожу куплю.

- Нет, не нужно. Все хорошо. Поехали.

- Уверена? Потом негде будет, в лесу не продают.

- Уверена.

Она улыбнулась и чмокнула его.
Он недовольно фыркнул:

- Не мешай, дорога скользкая.

Так, значит, я еще и курить бросила, - подумала она. Если честно, то этот факт в особый восторг её не привел. Ну да ладно, пусть это будет последнее её огорчение. Попробую перетерпеть, - подумала она, тем более  что последнее время, сердечко стало пошаливать, побаливать, в общем… - все к лучшему. Бросила – значит бросила!

Он, как всегда, что-то болтал за рулем. На заднем сидении, естественно, тоже тишины не наблюдалось, и Она под шумок, что- то рассеянно отвечая, рассматривала Его.

 Она не знала, любила ли она этого человека. Не могла сказать, что ей было с ним легко и удобно. Часто ловила себя на том, что теряется и не знает,  о чем с ним говорить, рассеянно слушает его рассказы. Его своевольный характер выводил её из терпения, замечания и реплики часто обижали. Его независимость, и потребность в своей, закрытой, не доступной никому иногда, жизни, злила и тревожила, но она понимала, что Он -  такой, и ничего с этим не поделаешь.  Не смотря на все это, она чётко и ясно, без каких бы то ни было колебаний, всегда понимала, что он ей совершенно необходим, и необходим, именно таким.  И она готова была отдать душу дьяволу, лишь бы он смотрел на неё иногда, так, как тогда по скайпу, находясь в море – с такой теплотой, тоской, желанием, доверчивой нежностью, внимательно всматриваясь, как бы стараясь рассмотреть и запомнить. Она чувствовала его  одиночество в этом огромном море, и свою способность, согреть его своим ожиданием и лаской. «Уткнуться носом в тёплое, и уснуть». Он был ей необходим, Она была тем теплом, где он может согреть свой нос, и никто за это не посадит его на цепь, и не заставит, верно, служить.

А между тем, они ехали по незнакомой дороге, которой она отродясь не видела.

- Далеко поедем? – спросила она.
 
-Да на фиг, что далеко то? Снегу выпало прилично. Если бы не Матвей, быстрей бы на лыжах добежали. А так…  Ну, остановимся у того лесочка, да пойдем себе спокойно. Я вперед сбегаю, а вы на горочках покатаетесь, я в прошлый раз приметил не высокие, тут не далеко.

- Понятно, подумала она – сейчас лыжи оденет, и побежит, только она его и видела. Волчара, он и зимой на лыжах,  волчара. Ладно – набегается, сам прибежит, довольный. Господи, как же всё запуталось, ну с курением, это еще полбеды, а вот с лыжами - Она последний раз, стояла на них года 3 тому назад, и то, даже тогда ассом, не была. Так что пусть бежит, и подальше, Она хоть вспомнит, что с лыжами делать. А тут еще, горочки! О Господи!

 - Матвей не убегай далеко, я не успеваю за тобой, Рамзес, - стойте! Она попыталась прибавить ходу,  и зацепившись за собственную палку, завалилась в снег.

 - Если я сегодня не свихнусь, то буду жить долго и счастливо! – подумала она, со злостью, пытаясь смахнуть с ресниц снег, что бы тушь, не потекла.
 
Не успела она прийти в себя, как увидела, что ребенок уже съезжает с небольшой горки - А-а-ах,  - и он уже внизу. Надо же, и кататься умеет, и вроде не плохо.

- Мам, ну чего ты тут кувыркаешься, пойдем скорей , горка хорофая, и совсем не страфная.

- Иду - иду. Не жди меня, катайся. Господи, как хочется курить!

Свалившись пару раз на ровном месте,  чуть не сломав лыжи, скатываясь с горы, и вылезая из очередного сугроба, она увидела, что Алешка уже бежит назад.

- Ну, как вы тут? Погода обалденная – метель! Солнца с утра, как будто и не было. Красота!

Он остановился, отдышался.

- Да что с тобой сегодня, вся извалялась в снегу,  и злая? Ты что не выспалась?

- Выспалась. Все погода твоя – «Обалденная», и метель, в пору, очки одевать защитные, -  не вижу нифига.

- Ладно, хочешь, я с Матвеем покатаюсь на горках, а ты пройдись спокойно, может,  в себя придешь?

- Хочу, Алешка, правда, может в лесу не так метёт, пройдусь слегка, - я не долго.
Она встала на лыжню, легко оттолкнулась…

- Рамзеса возьми с собой, а то в лесу нет никого, заблудишься как всегда,  - он выведет.
Горки она никогда не любила, а по лыжне бежала легко и с удовольствием. Лес был тихий и загадочный. Ветер,  гудел где то в верхушках деревьев.  Снег лежал ватными сугробами, вороны перелетали с  елки на елку.  Рамзес,  бежал ровной рысью впереди, обнюхивая, ведомые только ему следы и запахи. Ровный спокойный бег, возымел свое действие, - она быстро успокаивалась  и радостная легкость, возвращалась к ней.  Дыхание выровнялось, сердце угомонилось.

- Рамзес, пойдем обратно, к своим.

Пес повернул назад, и она спокойно побежала за ним.
 
Дома, смолотив всеми любимую курицу, от которой ей доставались только крылья, она, со словами:

- Все, я больше не могу, делайте, что хотите – я на часик в койку.

Чисто символически окатив себя теплой водой из душа, замертво свалилась в постель, и моментально уснула.

                ***

…Чёрт бы побрал этот сон, -  она проснулась, и испугалась. А вдруг все закончилось, вдруг счастье ушло вместе со сном? Ну, зачем она завалилась спать, могла бы и потерпеть. Она боялась открывать глаза. В комнате было тихо и темно. Пошарила рукой по подушке – обмерла – никого. Пошарила еще – подушки две, протянула руку, включила лампу – шторы на окне, два кресла, два халата – Слава богу!!!

Зашла в комнату к сыну. Тот смотрел мультики. Вышла в коридор, подошла к Алёшкиной комнате,  постояла в нерешительности, тихонько приоткрыла дверь. Алешка сидел за столом, за компьютером. Поднял глаза, над очками.

- О, пробудилась?! Поставь, пожалуйста,  чайник, я скоро приду. Чайку попьем, и мне ещё сегодня, к матушке нужно смотаться. А вечером,  может,  сходим  куда ни – будь?  Куда ты хочешь?

- Не знаю.

- Ну вот, подумай, пока я езжу.

Чайник закипал два раза, Алешка все не шел.  Матвей, уже вертелся вокруг пирогов с капустой.

- Откуда пироги? -  спросила она у ребенка.

- Мы с Алёфой съездили, пока ты спала. Ну, скоро чай будем  пить?

- Садись, я тебе налью.

- Нет, я с Алефой.

- Вот, тогда жди, и не вякай.

Наконец явился. Сидели, пили чай, смеялись. Кот лежал у неё на коленях, Рамзес сидел возле хозяина.
 
- Ты что ни - будь,  уже надумала, куда вечером пойдем?

- Да куда идти, Матвей же с нами, особо не разбежишься.

- Ты явно сегодня не в себе, за ним же твой бывший в 6 часов приедет, на воскресенье, как всегда заберет, с ночёвкой . Так  что вечер наш, и весь следующий день, тоже. Еще говоришь, что я склеротик. На себя посмотри. Так, все я удрал,  - матушка ждет. До вечера. 

Он встал  из - за стола, как всегда еле чмокнул её, и через минуту,  испарился.
В ней всегда присутствовало странное чувство, будто он устаёт, от постоянного присутствия в своей жизни кого бы то ни было, и она не является исключением.  Она боялась быть навязчивой, боялась переполнить чашу его любопытства к себе, безумно расстраивалась, когда ощущала его холодность и желание сбежать.  Боролась с собой, останавливала излишнюю нежность, которую питала к нему. И все же, наступал тот момент, когда он отстранялся, становился чужим и замкнутым.  Тогда он, не отвечал на вопросы, игнорировал шутки, внешне был вроде таким, как и раньше, но говорил, как бы не слыша её, совсем о другом. Уходил от разговора, и в итоге, пытался скрыться с глаз долой, или в свой любимый лес, или к компьютеру.   Иногда напивался до бессознательного состояния, забывал обо всем, и смотрел сквозь неё, в пространство, ведомое только ему. Раньше, она всегда думала, что будь она рядом с ним всегда, то научилась бы не лезть к нему,  и не трогать, когда ему этого не хочется. А теперь понимала, что  это так же сложно, как и раньше, и даже еще сложнее. Ей очень хотелось поехать с ним, не важно куда, к маме, или ещё куда ни будь.  Ведь неизвестно, когда оборвётся этот прекрасный сон, и сколько неведомые силы, выделили времени, под её счастье. Но  Она остановила себя, и лишь махнула беззаботно ему в след рукой:

- Позвони, когда будешь возвращаться.

В этом была её беда, она не умела жить своей жизнью. Все что она делала, всё, о чем думала, всегда было связано с человеком, которого она на данный момент ждала. А ждала она всегда, -  проснувшись утром, и еще не успев почистить зубы, уже ждала, когда он улыбнётся сонно в ответ,  когда уйдет по своим делам, когда ест, и даже когда он рядом спит, она ждёт, ждёт, когда проснётся, всегда ждет, и по - другому, не умеет!

- Куда же нам пойти вечером?

 Ей сложно было придумать,  что бы то ни было, сложно по тому, что, по сути, ей было совершенно не важно,  КУДА  они пойдут.  Важно, что пойдет она, с Ним.  Не важно, куда привезёт он её на своей машине, -  важно, как подаст  ей руку, выходя из неё.  Посмотрит ли с удовольствием, или просто не заметит, как изящно смотрится её нога, в узком ботинке. Как откроет дверь ресторана перед ней, пропустив  вперед женщину, волосы которой слегка заденут лицо, и наполнят ароматом воздух вокруг. Или может быть, поехав вечером, на освещённый  огнями горнолыжный склон, будет застёгивать на ней тяжёлые и неуклюжие лыжные ботинки, небрежно касаясь тонких икр ног. Как будет смеяться, ловя её фотоаппаратом на спуске, как притащит кофе, в небольшом кафе и спросит, не устала ли она. Её счастье заключалось, не в том -  ГДЕ? Её счастье заключалось, в том  - Как! Её радость, была не в том, -  Куда? Её радость была, в том, -  С Кем!!!
Подруга, часто говорила ей:

- Займись своими делами, и получай удовольствие от происходящего. Пусть тебя потеряют, пусть заволнуются, где ты была целый день, и чем занималась. Живи для себя!

Но в её понимании, жить для себя, -  значит жить для Него.

- От этого кто угодно сбежит, так и задушить недолго, такой своей, всеобъемлющей вездесущностью!

Она старалась, но это было мучение для неё. Постоянная борьба с собой, что бы, не думать о главном. Она не могла даже купить чулки в магазине, не подумав, как посмотрит Он на её ногу в этих чулках; не могла положить денег на телефон, не вспомнив об этом исключительно по тому, что ждала Его звонка; не могла покупая курицу в магазине, не побеспокоиться, не надоела ли Ему кура постоянно, лишь по тому, что её сын обожает куриные ноги; не могла, пробегая на лыжах, по сверкающему солнцем лесу, хотя бы мельком не вспомнить  о том, что лыжный бег, придаст её формам нужную упругость, которая, конечно же, понравится Ему…и так далее, и тому подобное.

Когда то давно Алешка сказал ей:

- Не нужно пытаться смотреть на жизнь моими глазами. У тебя свои глаза есть!
Да у неё были свои глаза, и она видела ими многое из того, чего не замечали другие. Она умела рассмотреть и оценить по достоинству  то, что было доступно далеко не всем. Но, ей было всегда безумно интересно, -  как видит, и понимает, он? Ей многое нравилось в его мировосприятии, но многое из этого, она,  не воспринимала вовсе. Она никогда не пыталась подражать, но всегда считала, что лучше поймет его, зная какие книги он читает, и что именно ему в них нравится? Какую музыку слушает, и что при этом чувствует?  По каким улицам гуляет, и что при этом вспоминает? Он был интересен ей, как нескончаемый источник, как другой, неведомый ей мир, который до конца невозможно понять, никогда.
Но Он жил своей жизнью, и жил в ней, в её жизни,  и её пространство было почти полностью занято им. Так было всегда, всегда, когда она любила. И лишь это была, по настоящему,  - ЕЁ жизнь!

Как странно все же, ведь она не знала точно, какие чувства испытывала к нему, да и разобраться в этом, уже не пыталась. Это было нечто «другое», как когда-то сказал Алешка, и она была с этим  полностью согласна.  Но, тем не менее, это «другое», вмещало в себя даже больше чем любовь, больше, по тому, что оно давало свободу, без слепого поклонения.
Ей очень хотелось нравиться ему, быть интересной и значимой, быть необходимой и желанной. Но, она злилась на себя за то, что прекрасно понимала, что даже если случится очередное чудо, и Николя Саркози, позовет её, в  вожделенную Британь  на халяву, а в то же время Алешка, поманит Акуловкой,  в Новгородской области, – Она,  потащится, с этим ненормальным мужиком,  в  тьму - таракань.  И  понимая, что скорей всего, просидит в этой дыре, абсолютно одна, ожидая, когда этот полупёс- Алешка, наносится по своему лесу, в «комфортном одиночестве», встав «на тропу, и ощущая запахи кончиками ушей», - все равно, попрётся!

- Ну, нельзя же быть, такой не самодостаточной! Даже в своей воплотившейся мечте, она не может быть такой, какой хочет?! Черт возьми, - это несправедливо! Но отчего же? -  ведь она живет так, как понимает, а значит, так как хочет! Нужно просто перестать стесняться этого, но при этом, не пытаться навязать ему свою точку зрения. Отпустить его, и пусть никогда не придется ему чувствовать неловкость перед ней за своё враньё, потому  что врать ему, будет просто не зачем.

Прокручивая все это в голове, она двинулась в спальню, в намерении найти шкаф, где собственно, должна была висеть, их одежда. Шкафа нигде не было. Она облокотилась на стену, возле постели, и провалилась за штору – вот он, шкаф! Да, его содержимое, её очень даже порадовало.  И тут моментально Она сообразила, куда хотела бы пойти – в джаз-клуб, на Загородном. Когда- то давно, Алешка, ей обещал наведаться туда, но естественно не смог, или не захотел. Вот теперь, мы пойдем именно туда! Надо залезть в интернет, и посмотреть, какая программа у них на сегодня. Мы будем сидеть в полутемном зале, за небольшим столиком, слушать музыку, пить Бакарди, если его там подают, закусывать,  чем ни - будь вкусным; и не важно, удастся вечер блюза или нет, главное, что в любом случае,  получим удовольствие, от общения друг с другом. Она выбрала брючный костюм в мужском стиле. Серый, с лиловым отливом цвет – её любимый, строгий и соблазнительный. Шикарное кружевное бельё, под тонкую сорочку.  Шелковистые чулки, и элегантные ботинки с тонким носом. Померила все это, и осталась вполне довольной.

- Стоит поднять волосы повыше, мне нравится, когда он смотрит на мою шею.

Она крутилась перед зеркалом, прикидывая,  стоит ли надевать украшения, или нет, в тот момент, когда в комнату вбежал сын.

- Мам, папа звонил, сказал, что через полчаса за мной заедет. Что мне одеть?

….Ступор, полный ступор. Двух минутное метание по спальне. Сдёргивание  с себя, чулок и сорочек.  Перекидывание, с место на место, халатов, тапочек, и прочего.  Раздёргивание, и задёргивание штор. Так, стоп,  -  села, успокоилась. Есть еще время.  Выдохнула, выпрямилась.  Поискала взглядом сигареты, -  ах, да, бросила ведь!  Так, ладно, - одела джинсы, домашнюю, мужскую рубаху, убрала волосы.   Еще раз вдохнула, еще раз выдохнула. Готова.

- Матвей, иди я дам тебе одежду, и соберем, то, что ты  хочешь взять с собой на выходной, к папе.

- Ма-ам , где мой рюкзачок? Я хочу взять с собой собаку, Пи-с-пи, и машину.

- Нужно чтобы еще пижама влезла. В чём спать то  будешь?

- Ты мне в прошлый раз давала, чистую.  Я только раз в ней спал, и там, в своей кровати оставил. Забыла?

- Хорошо.  Тогда как обычно, трусы, майка, футболка, свитер, штаны. А щетка зубная, у тебя там есть?

- Есть, конечно, я же домой еду. Все у меня там есть, и штаны домашние, и полотенце.  Ну, ты мама, смешная. Всё забыла!

Да уж, смешная. Ей, допустим было не до смеху, голова кружилась, и перед глазами плыли черные круги.  Внешне спокойна, а внутри…  – чернота, мутная рябь страхов, и воспоминаний.

Как муж сейчас войдет, как придётся смотреть в глаза?  Сколько боли, сколько слёз, сколько упрёков и мучений между ними, сколько горечи осталось, от той далёкой, невероятной любви. Все в прошлом. Но это прошлое, сейчас войдет! Да, я смогу смотреть ему в глаза, смогу, чего бы мне это не стоило!

Но все случилось по – другому.  Муж подъехал на машине, остановился у ворот, и посигналил. Она вышла на крыльцо, он открыл окно, и сухо сказал:

- Привет. Как дела? Матвей готов? Я в машине подожду.

- Все в порядке. Он сейчас оденется и выйдет. Как ты?

Сердце сжалось, застонало тихонько, горло сдавило.  Мгновение, и все прошло.

-  Всё нормально. В следующие выходные, Матвея не заберу. В отпуск с женой уезжаем.

-  Далеко?

-  Во Францию.

-  Хорошо.

Она усмехнулась про себя, - её мечты сбываются, не только с ней!

 Значит, он женат, и все у него наладилось, и работа и семья. Все и у него, как он мечтал. Значит, все правильно. Ей не за что просить прощения, ни у него, ни у Бога.
Она почти не видела  его, только рассмотрела, что лицо его спокойно, немного устало  как всегда, вечная сигарета возле прищуренных глаз, зачесанные назад волосы, уложены в привычную причёску, плечи немного ссутулены, но уверенно откинуты на кресло машины.
Выбежал Матвей, и со словами – «Папочка приехал», кинулся к отцу, забыв, про неё.  Она не обиделась, но тихие слезы горечи потекли по щекам, и тут же растаяв, оставили лишь привычное ощущение двух дорожек ...

Матвей весело помахал ей рукой из машины, а бывший муж, лишь слегка махнул, и, кивнув головой, скрылся за поворотом.

Уехало её прошлое, увозя с собой, будущее. Она постояла на крыльце, вернулась в дом, села в кресло, потом  встала, подошла к окну………….

Ветер гонял облака, небо очищалось к вечеру, снег переставал валить густой непроглядной стеной, а лишь падал не спеша, убаюкивая неспокойную её совесть. Убаюкивал, обволакивал, штопал раны и пробоины, закрывая все своей белоснежной чистотой и прохладой. Голубые тени потихоньку стали наползать на белые сугробы, зажигались огни в соседних домах, где то играла музыка, слышался смех, через открытое окно, потянуло дымком, от жарящихся на мангале шашлыков…

Впереди, её ждал чудесный вечер, с огнями, шумом машин, Бакарди, музыкой, болтовнёй ни о чем, спорами и смехом, прогулкой,  звуками, растворяющимися в затихающей суете большого города. И, наконец, ночь,  - жаркая, душащая страстью и безумными объятиями, порочными желаниями и нежными поцелуями……

Она вернулась в глубину теплых комнат, переставила с места на место пару безделушек. Подошла к проигрывателю и включила. Прилегла на диван, и тут же услышала, щелчок открывающегося замка, глухой стук двери, и топанье Алешкиных сапог.

- Я дома,  где ты там, опять дрыхнешь?

                * * *

Они шли, после концерта в джаз-клубе, по притихшим улицам, такие же утомленные и приятно расслабленные, как  весь вечерний город, гаснущий, засыпающий, подмигивающий подсвеченными мостами и зданиями. В воздухе пахло весной, но ночи все еще оставались морозными, и прозрачными. Хотелось нырнуть в тепло, и согреться.

- Замерзла? - он обнял её за плечи.

- Да, есть немного, - она уютно вмялась в теплую подмышку, поежилась, обняла его, и зацепилась правой рукой за бретельку его джинсов, с противоположной стороны от себя.

- Послушай, давай заедем в наше кафе? Возьмем такси, прокатимся, тут, в общем- то, не далеко. Застанем, так сказать работу заведения врасплох, посмотрим, как там у нас ночная жизнь, прибыль приносит. Он улыбнулся, явно с удовольствием, прижал к себе.

 -  Заодно кофе выпьем и согреемся. Может,  подумаем, что там  с вечеринкой можно придумать, может быть , мысли какие-нибудь в голову придут.

Она прямо обмерла – Неужели, у них есть свое кафе, неужели есть дело, в которое они вдвоем могут вкладывать свои фантазии, энергию, интерес и заработанные деньги?!
Он поднял руку.

- Послушай, давай лучше на такси вернемся за машиной, потом ведь лень будет, после кафе тащиться назад, на такси, да потом домой.  Она поцеловала его, и они, запрыгнув в подвернувшегося частника, вернулись к своей машине.

  Несколько кварталов, ярко освещенных улиц, потом менее шумные и людные новостройки, широкие пустынные проспекты, в ночных огнях, и сверкающих последних снежинках, уходящей зимы. Поворот, еще один, мигающий желтым светофор, машина притормаживает, останавливается. И вот,  не большой сквер,  какое-то озерцо, с заснувшей на берегу ивой, заморозившей тонкие ветви в неживой воде.  Маленькое одноэтажное желтое здание, похожее на старый особнячок, помещика третьей руки. Аккуратно вычищенные дорожки, вокруг засыпанных, еще не оттаявшим снегом, клумб и каменистых горочек, с небольшими кустами и деревцами.  Каменный мостик  через ручей, затянутый разноцветными льдинками, переливающимися, отражаясь в вечерних фонарях.  Небольшая площадка, для летних столиков. Освещенный въезд, удобная парковка, на ней парочка машин.  Маленькая, уютная территория, огорожена низким, чугунным, заборчиком.

- Ночная сказка! Неужели это наше кафе, все получилось, и мы хозяева, этого тихого рая на земле?!

Он удивленно вскинул на неё глаза.

- Ты сегодня явно не в себе! Все привыкнуть не можешь! Все не веришь, что наше кафе работает, и мы не вылетели в трубу? Ну, ничего, вот сейчас сядем за столик, выльют на нас очередную порцию проблем этого «Рая», и твои восторги немного поутихнут! Главное потом не переругаться, обсуждая все прелести, «Райского» обеспечения.
Он засмеялся, вышел из машины, помог ей  перепрыгнуть,  подмерзшую к вечеру, лужицу, и они прошли по дорожке, к низкому  крыльцу, подсвеченному с двух сторон круглыми желтыми фонарями, висящими на кованых кронштейнах. Тяжелая дверь открылась пред Ней, и Он пропустил её в теплый, пахнущий кофе и цветами, уютный холл, с огромным зеркалом, возле небольшого гардероба.

- Здравствуйте, - произнес, выросший как из-под земли, довольно таки здоровый, и улыбающийся несколько растерянной,  приветливой улыбкой, молодой парень,-  видимо охранник, швейцар, и гардеробщик в одном лице.

- Мы вас сегодня уже не ждали. Будете раздеваться? Людочку, позвать?

- Вот и замечательно, что не ждали, значит, мы во время, усмехнулся Алёшка. А Людочку, мы найдем сами. Он помог Ей раздеться, и они прошли в уютный зал.

 Огромные окна были завешаны плюшевыми шторами, ткани мягкие, разных фактур и оттенков где-то свешивались спокойно, закрывая полностью окно, а где то были подхвачены зажимами, открывая вид на уснувшую иву, и тихое озеро. В углу потрескивал камин, несколько столиков пустовало, и только за одним сидела какая-то парочка, с бокалами красного вина, и закуской. В центре зала горела огромная люстра, но свет в ней был приглушен, и подсвечник, за столиком ночных посетителей, мерцал тремя свечами, освещающими  лица молодой девушки, и довольно взрослого мужчины. Девушка протянула руку, и мужчина бережно обхватил её пальцы, своей широкой  ладонью.

- Папа, сказала она, ты знаешь, я никогда не думала, что мы встретимся...
Дальше разговор утонул, в тихой музыке.

Стало спокойно и мирно, от  разлившегося в полумраке тепла, и живого аромата человеческих добрых взглядов и слов.

Они сели за один из двух, оставшихся свободных, столиков. Удобные полукресла, обхватили их своим гостеприимством и уютом, белоснежная скатерть, закрывающая задернутый тканью столик, приятно хрустнула под поправленной ею, вазой с цветами.  Ей нравились такие вазы, простые, прозрачного стекла, пузатые, и чуть приземистые, с широким горлышком, открывающим тонкие стебли цветов, вольно стоящих в ней.

 Тюльпаны, что может быть красивее, и разнообразней?! Со временем их стебли причудливо выгибаются, и создают совершенно незабываемые картины. Лепестки становятся пергаментно прозрачными, живой цвет превращается в меловую вечность, и кажется, что вселенная вокруг застывает, позволяя навсегда запечатлеть, всю причудливость её желаний.

Но пока цветы были свежи и живы. Пока бежал густой сок по хрупким стеблям, пока шелковые лепестки, нечаянно касаясь рук, ласкали кожу, и мохнатые тычинки , с доверчивым любопытством , выглядывали из глубины полураспустившейся чашечки.

- А вот и Людочка.  Алешка повернулся, к молодой женщине спускавшейся, откуда- то сверху, по деревянной витой лесенке. Женщина немного приостановилась, замявшись на застеленных ковровой дорожкой, ступенях:

- Алексей Дмитриевич, Елена Васильевна.… – Мы вас сегодня уже не ждали…

- Это мы уже слышали, и, тем не менее, мы здесь. Можно кофе, Людочка? Он улыбнулся, женщина закивала:

- Конечно, конечно, минуточку. Вам как всегда, эспрессо и капучино?

- Да, и, по бокалу Бакарди, пожалуй.

- Ты не против?

- Да, конечно, с удовольствием.

-Что там наверху? Слегка поколебавшись, все же спросила она.

- Там, все как ты и хотела.  – Маленький номер, для тех, кому не захочется уходить. Ремонт  только закончен, и там еще никто не ночевал. Да что с тобой, её богу,  сегодня? Неужели ты сама не знаешь? Ведь ты мне весь мозг вынесла, своими придирками, пока придумывала и подбирала материалы ко всему  этому. Твоя амнезия, переходит все границы! Но может это и хорошо, веселее увидеть будет, то, что в итоге вышло. Он, слегка ухмыляясь, встал, взял её за руку, и потащил наверх.

- А стоит отдать тебе должное, - получилось замечательно!

Замок тихонько щелкнул, Алешка толкнул дверь.
Светлая комната. Окна задернуты плотными шторами, цвета слоновой кости. Большая кровать, с упругим матрацем,  и металлической извилистой спинкой, заправленная  бельем шоколадного цвета, утопала в мохнатом ковре. Радио, скошенный потолок, и маленькое врезанное мансардное окно, прямо над головой. Тепло, тихо и спокойно.

- Останемся здесь, я хочу быть с тобой в этом номере сегодня. Мы будем первыми. Как когда-то давно, в том отеле, где бывали раньше.

- Хорошо.
 
Он посмотрел на неё, уже без улыбки, глаза на секунду сузились и потемнели, тело напряглось, разворачивая широкие, прямые, сильные плечи. Голос стал глуше и ниже.
Мой милый, «злой и страшный серый волк», - подумала она про себя. Сердце ёкнуло.

 - Тогда, я спущусь за Бакарди, и, пожалуй, прихвачу полную бутылку. Закуска, думаю, тоже не помешает. Кстати, я не рассержусь, если ты задержишься в душе, и подождёшь, пока я принесу тебе полотенце…

Больше не взглянув  на неё,  он вышел, плотно притворив за собой дверь.  Она упала спиной на кровать, потянулась, во всем блаженстве своего тела, и замерла, задрав голову, и раскинув руки, упершись взглядом, в мохнатые звезды за мерзлым окном, которые смотрели прямо на неё, и едва заметно мигали, прячась, за инеем и пробегающими тучами.

 
А потом, жаркий душ, дерзкие  объятия, ласки и необузданность страсти.

- Через пару недель, снова в море.

- Нет! Я не умею ждать!

И оба знали, что это единственное, чем они будут живы, все эти долгие месяцы разлуки, но ни за что друг другу в этом не сознаются.

Как яростный шторм, подхватила их новая волна безумия, и казалось, не будет предела разыгравшейся буре, пенной, звенящей, грохочущей сердцами, взрывающей плоть и разум. Восторги боли, ненависти и любви, вздохи рвущейся, задыхающейся пучины клокочущих вен, гортанный вой, бешеного ветра, разбивающегося о несокрушимые скалы счастья. Головокружительный водоворот, уносящий все живое в неуловимую дымку восторга, и наконец, измученные властью стихии, тела и души, улетающие в рай…
 
                ***
               
…Запикал телефон. Она открыла глаза… Окна без штор, и голубой бегемот под мышкой. Она поднялась,  посмотрела в пустое окно, спустилась по широкой лестнице без перил, в  мертвую гостиную, налила себе кофе, вышла на крыльцо, и увидела заледеневшие, подтаявшие на весеннем снегу пёсьи следы… Утро было пасмурным, и последние метели заметали эти теплые, глубокие, уверенные отпечатки. Она снова включила телефон..  –  21. 04. 2012.

-  Как же много дней прошло с того момента, как я уснула, сколько пустых и никчемных жизней нужно прожить, чтобы насладиться одним единственным днём счастья.

Она подошла к зеркалу, распахнула шелковый халат, и оглядела себя от макушки до пяток, - перед ней стояла, красивая , еще  молодая , стройная женщина. Золотисто-рыжие волосы, падали непослушными прядями, глаза поблёскивали тихим огнем промытой дождем ночи, мягкие плечи, свободно развернулись, острые, вздернутые соски нагло впились в пространство,- что отделяло её, от её же мечты. К ней вернулась, её унылая, никчемная жизнь, с правильностью и незавершенностью комнат, тягостными и выпотрошенными отношениями, рутинными , ничего не значащими словами, с ежедневными обязанностями и заботами. Неумолимая реальность, выжигающая все живое на своем пути. Но эта жестокая никчемность, ей больше была не страшна, - у неё была своя тайна, свой мир, приснившейся ей, но живой и чистый, в котором она была собой. Эта маленькая жизнь, освободила её от страхов. Она взлетела высоко, и простила, серой  будничности все. Всё – за один настоящий день! Ей показалось, что именно этот счастливый мираж, был настоящей жизнью, и теперь, она смотрит на происходящее вокруг, с высоты полета  – миролюбиво и всепрощающе. И летит, летит, наконец, как та самая безумная Маргарита,  не доступная, никому и ничему. "Свободна и невидима"!

…Да, всего один день, выхваченный из нереальной реальности, один счастливый человеческий день, способный вдохнуть жизнь, в отжившие желания.  Несуществующая действительность, ради которой, при всей призрачности её состоятельности, стоило не умереть, а жить, имея возможность, иногда впадать в прекрасный сон небытия.