Побег

Обычный вечер. Обычное дежурство. Сижу себе в ординаторской, медитирую перед вечерним обходом. Радуюсь тому, что хотя бы утренний - уже позади. Осталось всего-ничего: вечерний сегодняшний и ещё один утренний, завтрашний. А потом домой… Домой-домой-домой, спать-спать-спать…
Из забытья выводит звонок по внутреннему телефону. Сначала я просто пытаюсь вникнуть, относится ли ко мне в принципе то, что я слышу в трубке. Звучит слишком громко, нецензурно и непривычно грубо для того, чтобы иметь ко мне хоть какое-то отношение. Через какое-то время понимаю: таки, относится. И самым, что ни на есть, непосредственным образом. Человек с охраны орёт. Не подбирая выражений орёт, что пациентка из палат интенсивной терапии нашего отделения, голая, стоит в данный момент у пропускного пункта. Просится домой. И ещё орёт, что он не нанимался водить за ручку обнажённых бабушек из нашей реанимации. И орёт ещё, чтобы я подошла за ней немедленно, либо отправила кого-то из медсестёр.
Ну всё, ну нафик, ну видала я орущих охранников. Моя очередь орать. И я набираю ПИТ, внутренний телефон поста. Наивным голосом интересуюсь у  ответившей  медсестры, как там поживает пациентка Н., поступившая накануне ночью с инфарктом, осложнённым отёком лёгких, на искусственной вентиляции лёгких. И когда та отвечает мне максимально искренне, что всё отделение «поживает хорошо», я начинаю орать. Ору быстро и по делу. Смысл сводится к тому, что ты, овца, сидя на посту или, что хуже, отсутствуя там вместе со своей напарницей-подружкой одновременно, упустила тот момент, когда всё отделение «поживало хорошо», и что одной пациентке, минимум, не понравилось что-то, и что она ждёт, когда ты, слепошарая, с каталкой спустишься на пост охраны и заберёшь её обратно в отделение… «интенсивной терапии» - добавляю язвительно…
Швыряю трубку. Время вечернего обхода наступает, благодаря «бдительным» и «ответственным» медсёстрам ПИТа, несколько раньше запланированного. И начинается обход, понятно, с палаты дезертирки.
Захожу и вижу рыдающую бабушку. Сердце замирает на миг, но очень ненадолго, потому что врачи все в принципе чёрствые и бесчувственные люди. Подхожу к беглянке и спрашиваю, как так, мол, что стряслось, куда понесла нелёгкая… И старушка, захлёбываясь слезами, рассказывает мне о том, что жутко переживает за оставленного без присмотра на даче кота, за то, что калитка не заперта и некому приглядеть за огородом. Её доставила бригада «скорой помощи» с берега. Вызывали соседи по даче. Во время заплыва, уже в реке, стала кричать от болей в груди, на берегу боли усилились, наросла одышка. Отёк лёгких лечили радикально – переводом на искусственную вентиляцию лёгких, по-другому не вышло. Дача осталась не запертой. И ни один из родственников не был в курсе произошедшего. А кот остался там, некормленный. Вот и собралась пораньше домой, спустилась вниз и направилась в сторону выхода, как только с аппарата сняли.
Пытаюсь успокоить: за огородом присмотрят соседи, кот не пропадёт однозначно – мир не без добрых людей, и родственники хватятся – обязательно, позвонят и приедут. В любое время пустим. Прошу не покидать больше отделение, дать нам возможность помочь. Ведь если мы не поможем – кот от горя умрёт… И больная успокаивается. Затихает.
Смотрю всех остальных. Ну, без экстрима. Вроде, живы – на том спасибо.
Подхожу к медсёстрам. Прошу объяснить мне, как так получается, что в дневное время пациенты покидают отделение незамеченными. И девочки, улыбаясь очаровательно, отвечают мне: «Ну, проглядели, чо…».  У меня начинается внутренняя истерика. Они НЕ понимают. Они реально, кажется, НЕ понимают, ЧТО значит их это «проглядели» для врача, который отвечает за пациента. Глубоко вдыхаю – выдыхаю и медленно, очень чётко объясняю. На пальцах.
Спрашиваю их: «Девочки, вы понимаете, что в случае, если что-то с пациенткой случилось бы, в суд бы пошли не вы, а я и заведующий? Понимаете? А понимаете, что если бы вы «глядели» не в ноут, который притащили на дежурство, а на больных, вы бы их не «проглядели»? А понимаете, что ваше отношение к произошедшему – суть отражение вашего отношения не только к пациентам, к работе, но и к врачу? Вы понимаете, что подставили сейчас меня, и нехило так подставили? И что вместо того, чтобы извиниться, сделать выводы и постараться никогда больше подобного не допустить, вы продолжаете лыбиться и делать вид, что всё в порядке и что это какой-то маленький косячок в вашей безупречной работе?»…
Замолкаю. И они молчат тоже. Абсолютно идиотские выражения лиц. НЕ понимают. Вижу, что реально НЕ понимают. Злюсь.
Последняя попытка достучаться. Спрашиваю: «А то, что своим похуизмом вы свели сейчас на нет всю работу реанимационной бригады скорой помощи, отделения кардиореанимации и вообще всё, что было сделано для того, чтобы хоть чуточку пациентка стабилизировалась? Это вы можете понять? Вы знаете, чем нам предстоит заниматься сегодня ночью? Мы снова будем лечить отёк лёгких, а если она из него не выйдет, то снова окажется в реанимации на ИВЛ, и снова будет торчать из неё куча трубочек изо всех мест??? Это понимаете??? Или вам и на это всё равно, потому что это не про вас и не про ваших ближайших родственников???»…
Ещё какое-то время молча стою рядом, смотрю на равнодушные лица. И становится мне тошно. Сколько можно такое терпеть??? Не первый косяк со стороны обеих. Снова вдыхаю – выдыхаю.
«Значит так… Это было последнее китайское, ясно? Если хоть раз ещё мне не понравится что-то в работе любой из вас, это будет изложено в письменной форме на имя главного врача! Вы готовы меня подставить, причём втихаря, просто «проглядев». Я же поступлю честно, потому что не хочу опускаться до вашего уровня. Я предупредила вас. И дала шанс. Ваше дело решить, как им воспользоваться!». Делаю назначения, разворачиваюсь и ухожу в ординаторскую писать дневники.
Да, мне обидно. И мне мерзко от всего. Открываю дверь и слышу, как звонит городской телефон. Ну надо же… Самое время для звонков… Подхожу через «не хочу», через «понимаю, что не самое удачное время». И на том конце женский голос спрашивает меня, не лежит ли у нас пациентка Н. Представляется женой её родного брата. Мне становится радостно. Отвечаю, что лежит, что сегодня уже переведена из кардиореанимации в палаты интенсивной терапии, что здесь её уже можно навещать и что жутко она переживает за дачу, за кота и за то, что никому она не нужна. Женщина на том конце провода просит меня: «Доктор, пожалуйста, передайте ей, чтобы ни о чём не волновалась, что мы любим её, за дачей обязательно присмотрим, а кот, если она захочет, вообще поживёт у нас. Вы ей скажите, что завтра с самого утра привезём ей одежду и что-нибудь вкусное (просит рассказать, что можно привезти из продуктов). Скажите ей, что я звонила, только ОБЯЗАТЕЛЬНО скажите, ладно? Пожалуйста…». И я обещаю, что прямо сейчас пойду и скажу. Записываю, пользуясь случаем, контактный телефон, потому что сама пациентка ни одного телефона вспомнить не смогла.
Кладу трубку и сразу же иду в палату к Н. Подхожу. Дремлет. Тихонечко тормошу за плечо. Вздрагивает, открывает глаза, смотрит на меня удивлённо. Кажется, до сих пор не сразу понимает, просыпаясь, где находится и что происходит вообще. Даю время свыкнуться с мыслью и сообщаю тихонечко: «Сейчас, вот только что, по телефону разговаривала с женой вашего брата. Они вас потеряли. Искали, переживали очень. Просили ОБЯЗАТЕЛЬНО передать, что любят вас, что о котике вашем и о даче позаботятся, и что завтра с самого утра приедут вас навестить!». Больная улыбается мне, всхлипывает, благодарит очень трогательно и искренне.
Выхожу из палаты и чувствую себя почти ведущей передачи «Жди меня» :) Становится немножко смешно и, в то же время, ужасно тепло от этой мысли :) Ведь, правда, так это здорово, когда ты не один, когда тебя искали – и нашли, когда попросили сказать о том, что любят, что помогут и будут рядом…
И ещё подумалось о том, что эти медсёстры будут работать, как надо, или не будут работать вообще, потому что не хотела бы я сообщать сегодня даже по телефону, даже не самой близкой родственнице о том, что пациентка наша выдала клиническую смерть на первом этаже стационара, куда спустилась из реанимации на 2е сутки инфаркта, пока девочки занимались хз чем на рабочем месте. Не хотела бы я объяснять кому-то, как вышло так, что она смогла выжить на берегу реки в ожидании бригады «скорой помощи», когда билась в отёке лёгких, а потом раз – и окочурилась в специализированном отделении просто от того, что кому-то не было до этого никакого дела…
Ненавижу равнодушных. Нет людей страшнее…