Феликс

Женщины часто говорят: я его люблю, сама не знаю за что. Вот суки!
А. Мариенгоф

От него все время пахнет тройным одеколоном. И вовсе он его не пьет, кстати, когда пьешь тройной, то запах становится другим, вроде скисшей солярки. Он просто такой вот стиляга: носит дедов клетчатый пиджак с дырой в подкладке (удобно прятать полтинник на утро), перекошенные очки, какие-то древние, стоптанные, но крепкие башмаки, бреется ржавым опасным золингеном и натирает после этого физиономию и шею тройным одеколоном. Покупает его в ДЛТ по 14 рублей 40 копеек. Все честно, фабрика Новая Заря, 75%, без консервантов и красителей. Не понимаю, как эту бурду до сих пор не сняли с производства.

Фантастический бабник. Причем, он-то убежден, что с ним все эти романтические эпизоды происходят сами собой. Он никогда не имеет намерения кого-нибудь очаровать и завлечь, например, в котельную или на теплый, пахнущий мышами чердак. Не липнет он к женщинам и влажными глазами на них не смотрит. Но как бы из ничего происходят у него отстраненные знакомства с дамами, и происходят где угодно – на политических митингах, в трамваях и булочных, у пивных ларьков и в книжных магазинах, в чайных, под навесами остановок, в холлах гостиниц и на массовых гуляньях, в тамбурах пригородных электричек и на пешеходных переходах. Однажды он познакомился с француженкой, перестукиваясь с ней через кирпичную стенку в общественном туалете Витебского вокзала…

В первые минуты знакомства он всегда неуклюж и даже неприветлив. Но вдруг происходит неуловимый коммуникационный кульбит, и – бац, они уже под ручку. Непостижимо!

Вообще-то такое чучело в городской толпе, конечно, заметно. Один запах чего стоит. Со временем я начал догадываться о магическом свойстве этого запаха: отталкивать модных девочек-куколок, к которым он испытывает утонченное презрение, и привораживать тех представительниц прекрасного пола, которые отягощены интеллектом, проще говоря, слегка сумасшедших.

С недоумения все и начинается.
Шли мы с ним однажды откуда-то куда-то – солнце звенело в троллейбусных проводах, выпитое пиво струйками сочилось с затылка под рубашку – и нужно было пересечь Невский, может быть, на Марсово поле шли или в Летний Сад, не помню. В трубе у Гостиного, выпятив нижние челюсти, надсадно горланили два подростка в черных одеждах, драли старенькие гитары. Небольшая разношерстная толпа подпевала.

Я, наверное, человек скучный, все эти отпрыски андеграунда настолько набили оскомину, что мне даже в голову не пришло бы заинтересоваться. А он вдруг стал как вкопанный, закатил глаза и запричитал: «… больна-а…, на-а вечеринку а-а-ди-ин». Аромат тройного одеколона немедленно образовал вокруг него удушливое облако, которое тут же окутало стоявшую рядом высокую молодую девицу. Она, естественно, обернулась и окинула его быстрым оценивающим взглядом. По выражению ее лица я понял, что никакого социального определения носителю убойного запаха она не сумела подобрать. А тот, пребывая в мечтательном экстазе, качал головой и бормотал:
- Витя… братушка…

Девушка смотрела на него красивыми, слегка раскосыми глазами – с недоумением и, на всякий случай, с легкой неприязнью. Но он запросто объяснил:
- Ни одного концерта не пропускал. В окна лазил… морды бил…
Прозвучало это несколько нелепо, мне даже стало стыдно за него перед такой милой девушкой. В то же время приходилось признать, что он, во-первых, не врет, а во-вторых, не рисуется – произносит слова в своей обычной манере, как сказал бы, например, мне на кухне сквозь папиросный дым. Никаких галантных улыбок – отстраненно. Но разве можно говорить так с симпатичной незнакомой барышней?

- А я его не застала. То есть помню, но смутно, - призналась девушка, – По телевизору видела.
- Он великий даже по телевизору. Магнетическая личность, вот в чем дело.
- По-моему, ребята неплохо поют! – заметила девушка, защищая свое поколение.
- Вообще-то так себе, хотя стараются. Ваши знакомые?
- Да нет, просто шла мимо.
- О! Мы тоже идем мимо. Решили выпить по бутылочке пива. Помянем и Цоюшку, раз уж так сошлось.
- Я бы тоже с вами, но не самый удачный момент. Спешу на работу...
- И нам на работу! Что ж теперь, пива не пить? – в его голосе удивление и укоризна, так говорят с маленькими детьми. Я бы немедленно обиделся.
- Хотя, в принципе, можно опоздать. Вот именно сегодня – можно. Начальница уходит в отпуск.

Гипнотизирует он ее что ли?
И вот мы, уже втроем, шагаем вдоль садика Екатерины. Само собой появилось пиво, он стал вдумчиво вспоминать подробности концертов, «где они с Цоюшкой…эх-х». Девица слушала и, не лыком шитая, рассказывала о недавнем своем знакомстве с БГ. Выяснилось, что на досуге она спекулирует билетами на рок концерты, и у нее есть друг, по кличке Крокодил – горький пьяница, хотя и очень-очень добрый. Она так и сказала: «очень-очень добрый» и даже зажмурилась. Тут же обнаружились и какие-то общие знакомые – не то музыканты, не то звукооператоры. Я шел и поддерживал беседу, изо всех сил стараясь не смотреть на ее грудь. Призывная была грудь, просилась на волю из стильного льняного платья. Здоровая двадцатилетняя девушка, дитя своего времени.

Мы свернули по Фонтанке и бесцельно направились прочь от шумящего проспекта, растворяясь в ностальгии рок-н-рольных времен, обсуждали, где бы по дороге обрести еще дешевого жигулевского. Все это время он каким-то образом ухитрялся не проявлять к ней интереса как к женщине. А может, он попросту такого интереса не имел. Внимательно глядел ей прямо в глаза и слушал внимательно, ни разу не соскользнув взглядом на две ее сильных загорелых ноги. Называл сестренкой, хохотал и дурачился. Я внимательно наблюдал, стараясь не пропустить момент чудесного кульбита.

А во мне ныла мысль, что она очень даже в моем вкусе, с такой бы вот плюнуть на все, да уехать в Коста дель Соль или на мыс Доброй Надежды (прекрасное название для земного рая, почему-то я был уверен тогда, что этот мыс находится в Меланезии); уехать, не раздумывая, прямо сегодня, и начать новую прекрасную жизнь рядом с этими крепкими ногами. Забыться в русой гриве волос. Купаться вместе голышом в какой-нибудь лагуне, жарить по вечерам на костре неуклюжих крабов и больше никогда в жизни ни о чем не жалеть. Но я с тоской отогнал эти мечты, потому что прекрасно понимал, что шансы мои даже не ничтожны, их просто нет.

Вместо лазурного пляжа передо мной опять была горячая Фонтанка, усеянная белым тополиным пеплом. Удушливое марево окутывало город. Пиво мы все-таки нашли, и теперь оно в очередной раз совершало магические манипуляции с сознанием, делая окружающих дружелюбными, гарцующих по газонам ворон – элегантными, а помойные бачки загадочными. В такой летний полдень можно для разнообразия заглянуть в Пирожковую или распластаться на гальке у Петропавловской. Главное – не строить далеко идущих планов, а не то в этот маленький праздник опять просочится затхлый душок будней.

Смотрел я на нее, и хотелось мне – понятно чего. Дружеских объятий и брудершафта. Женского внимания к своей персоне. Желательно, с Доброй Надеждой. И чтобы ненавистный запах одеколона как-нибудь незаметно исчез вместе с клетчатым пиджаком. 

Тут я услышал обрывок их разговора и понял, что сегодня кульбита мне не видать. Ей понадобилось… ну, в общем, понадобилось. Еще бы, после трех бутылок. И она заторопилась уходить. Протянула мне руку, улыбнувшись прямо в глаза. Сказала извиняющимся голосом:
- Надо все-таки на работе показаться.
Мы приостановились у подворотни. Он рвался показать ей самый уютный дворик этой подворотни, в которой прошло его детство (и опять он не врал!) – с кустом жасмина за гаражом. Она смущенно благодарила.
- Спасибо, я все-таки сама, – улыбалась она и опускала глаза.
- Господи! – говорил он, – да я просто покажу место и ретируюсь! Не стану же я, в конце концов… Что вы себе вообразили?!

Взгляд его был серьезен, голос вызывал доверие. Перед нами, размахивая пивной бутылкой, стоял воплощенный Дон Кихот, который готов был разбиться в лепешку, чтобы обеспечить даме все условия. Разумеется, совершенно бескорыстно. Чего бы она ни пожелала. Казалось, прояви она еще хоть чуточку недоверия, и он тут же развернется, посыплет голову тополиным пухом и уйдет в монастырь. Наконец, она преодолела свое стеснение, и они исчезли в пахнущей плесенью кирпичной прохладе двора.

Я остался на набережной и от нечего делать стал вспоминать нашу сегодняшнюю пивную траекторию. По одной у Казанского, нет, там по одной не бывает, значит по две, так, по дороге к Гостиному по одной, потом брали где-то у садика, кажется, бутылок пять, потом еще по одной на Гороховой; выходит, в общей сложности не так уж много. Что же это меня так разморило? Неужели жара? По реке, квакая громкоговорителями, проплывали прогулочные лодки. Туристы вертели головами.
Прошло, наверное, минут двадцать. Подворотня равнодушно разевала сырую беззубую пасть. Бескорыстного Дон Кихота и загорелой Дульцинеи как будто и не бывало. Я засомневался: а может, мне просто пригрезилось это невнятное летнее утро? Весь этот рок-н-ролл, льняное платье, лазурный берег с крабами, тройной одеколон и джинсы в обтяжку… Просто возник зыбкий городской мираж, соткались из влажного летнего воздуха двое, пошумели в моей голове выпитым пивом, а теперь вот, потянул с Фонтанки свежий ветерок и развеял наваждение?

Свои сомнения решил я все же проверить, и, бормоча под нос что-то нелестное, поплелся в подворотню. Взыграло во мне любопытство, почти спортивный интерес. Первое, что надлежало определить – проходная ли подворотня. Она оказалась ячеистым каменным мешком, что сразу повысило мои шансы отыскать беглецов. Нашел я гараж и обещанный кустик жасмина за ним. Действительно, очень уютное местечко. Мало того – ни зловония, ни классических окаменевших крендельков. Зато на окраине лужицы разглядел я след его старинного ботинка. Вот так. Значит, было – и утро, и платье, и крабы. Моя тревога по поводу собственного рассудка рассеялась. Захотелось пива.

Зная его пристрастие к крышам, я на всякий случай вошел в один из подъездов. Просто для очистки совести. Поднялся до чердачного выхода. В полумраке ступил в кучку кошачьих какашек. Чертыхнулся и спустился обратно во дворик. Огляделся. Беглецов нигде не было. Тогда я вышел из каменной сырости на Божий свет, купил себе еще пива и отправился восвояси.