Я превращаюсь. Роман Самойлов

Конкурс Копирайта -К2

Пингвины гурьбой спустились на ледяной пляж. Ветер ерошил перья, океан волновался. Лёнчик шёл первым. Опушённый снегом берег был пологий, и он просто плюхнулся на брюхо – откинув голову назад и зажмурившись, пробил тонкую ледяную кромку грудью и погрузился в воду...

Ну вот, опять. Каждый раз при переходе из белого в чёрное - со снежных просторов в тёмные глубины - на Лёнчика накатывало. Его снова и снова преследовала странная галлюцинация: будто он бизнесмен, будто у него офис в центре Москвы, чёрный Майбах и пентхаус на Новом Арбате...

- Леонид Яковлевич, вас ждут завтра в управе, - говорил ему коротко стриженый человек, одетый в чёрное, и он отвечал:

- Буду-буду, не волнуйтесь...

Понимание всех этих странных слов: офис, Москва, Майбах, пентхаус, управа, Арбат - овладевало Лёнчиком внезапно, он просто задумывался о чём-то и даже не замечал, как проваливался в другой мир. Мимо него неслись косяки стремительных рыб, только клюв раскрывай вовремя, но Лёнчику становилось вдруг не до этого - вокруг него зажигал огни город-мир, город хрустальная люстра – Москва, и Лёнчик гнал по улицам на чёрном Майбахе и подпевал Петкуну, флегматично похрипывавшему из динамиков: "Город-сказка, город-мечта, попадая в его сети, пропадаешь навсегда..."

Осознавал Лёнчик всю странность этих слов и того, что они несли, каждый раз ровно за мгновение до того как снова становился самим собой...
 
А становился он "пингвином" Лёней, пациентом частной психиатрической клиники доктора Чарова.


Сегодня Лёнчик вынырнул из параллельного мира на болезненно кольнувшем видении: его аудиенции добивался таинственный незнакомец: холёный, брутальный – прямо-таки настоящий Джеймс Бонд. Он предлагал купить сеанс какой-то игры:

- Вы не пожалеете, Леонид Яковлевич! - убеждал агент 007, - Более того, это станет самым захватывающим приключением в вашей жизни...

Лёнчик не понял, что ответил самоуверенному красавцу - стоило лицу незнакомца мелькнуть перед ним, как видение стало тревожным, тоскливым, тяжким - захотелось, чтоб оно закончилось как можно скорее. И оно закончилось.


- Привет, Лёнчик, - знакомый голос, знакомый тонкий скрип старого инвалидного кресла. Лёнчик сильно близорук, а очки психам носить запрещено. Он сощурился, натянул веки пальцами - чтоб настроить фокус - и увидел Друга.

- Привет-цък-цък, - по-птичьи прощёлкал Лёнчик, и было видно, что он рад, что узнал и дружбы не забыл, - Привет, Жор-р-ра.

- Как Антарктида?

- Нормуль-цък-цък. Слушай, я хотел спросить...

Но санитар уже катил Жору дальше, а повышать голос Лёнчик боялся.

Что такое Антарктида, он не знал, и вообще мало что понимал из Жориных слов - просто ему нравился глубокий, уверенный голос Друга и нравилось отвечать что-нибудь вроде "всё в норме, порядок, нормуль".

***


Вообще, дружба между обитателями скорбного дома большая редкость - каждый здесь занят собой, сосредоточен на том, что творится внутри; всё, что снаружи - кажется незначительным, окружающие люди и предметы воспринимаются только как маски и знаки в карнавале хронического психоза. Да, в клинике доктора Чарова лежат только хроники, обычного для государственных клиник "острого" контингента здесь не бывает.

Так вот, у Лёнчика уже давно появился Друг - такой же старожил клиники, как и он сам, один из первых пациентов. Скорее всего, Лёнчик выделил Жору из общей массы больных именно благодаря тому, что тот передвигался в инвалидном кресле - и именно скрип этого кресла обычно рассеивал Лёнчиковы галлюцинации и ненадолго возвращал его в реальность. Почему? Да кто его знает. Их миры пересеклись краями, и каждый придумал другому какую-то роль. Нормальный так мог бы выбрать себе звезду на ночном небосводе и разговаривать с ней и считать её Другом.

Поговаривали, что Лёнчик и Жора были самыми древними пациентами Чарова - пациентами ещё из прошлой жизни, в которой Аркадий Сергеевич работал рядовым психиатром и о своей собственной клинике даже не мечтал. Кстати, для всех было загадкой, где доктор взял деньги на открытие собственной клиники, но… Кому какое дело? С тех пор как доктор Чаров разработал и успешно внедрил собственную методику лечения, слава о нём разнеслась по всей стране, почему бы кому-то из благодарных клиентов и не вложить в клинику деньги?

Когда Жору укатили, Лёнчик немного постоял в коридоре - не зная, куда деть себя дальше. Но скоро забыл о своей растерянности и продолжил разговор с Жорой мысленно - он уже привык так делать. Зачем психу собеседник? Достаточно образа Друга в воображении. Вполне достаточно.

А спросить у Жоры Лёнчик хотел о том, что значат слова из его видений: Москва, Арбат, Майбах... Парализованный друг виделся Лёнчику мудрым старым моржом - беспомощным на суше, но в воде способным одолеть даже белого медведя. Эта дружба казалась пингвину подарком судьбы, мысли о Жоре всегда успокаивали его, придавали уверенности - даже кошмары разгоняли.

- Так что же такое Москва? - спросил наконец Лёнчик у воображаемого Жоры-моржа. Он был уже в палате, где никто не мешал разговору.

- Москва, - отвечал Жора-морж, - это огромный айсберг, пустой внутри - там живут люди, ездят машины...

- И Майбахи?

- Да. И Майбахи. А ещё - там есть ледяные дома и дворцы, есть женщины...

Когда Жора-морж произнёс это слово - "женщины" - Лёнчик ужасно разволновался. Ему захотелось узнать, кто они, эти женщины, но он испугался. Да ещё и санитар в дверях появился. Касатка. Опасная зверюга, монстр, враг. Лёнчик накрылся одеялом с головой, и всё исчезло, белое больничное сменилось чёрным - мраком, окружающим воображение. Чёрным, ледяным заполярьем души.

Вскоре во мраке заплясали разноцветные завораживающие всполохи, и Лёнчик сделался спокоен и тих.



***

Так бы и любовался Лёнчик небесными огнями и их отражениями во льдах - до конца жизни – наблюдал бы, как они раскрашивают айсберги и ледяные сопки, и иногда в этих всполохах ему угадывалось бы что-то знакомое – какие-то смутные образы, внушающие трепет, но чаще они были бы просто зёлёными вихрями и струями света, жёлтыми вспышками или неподвижно-красным маревом. И гонялся бы он за косяками равнодушных рыб, дразнил касаток и мечтал о Москве - ярком огромном айсберге, наполненном непонятной ему, не пингвиньей жизнью - пока тихо и неприметно не умер бы. Но однажды, когда они с Жорой-моржом как обычно сидели на берегу океана… Правда, Жора лежал, а Лёнчик стоял, задумчиво похлопывая себя крыльями по бокам, но всё равно - "сидели". Так вот, сидели они и мысленно разговаривали, и тут в Лёнчиковой галлюцинации появился ещё один – судьбоносный – персонаж.


Лиля выпорхнула из белой полярной метели - белой полярной совой. Взметнув крыльями два снежных облака, приземлилась рядом и осторожно, вкрадчиво заговорила:

- Леонид Яковлевич, вы меня не узнаёте?.. Неужели забыли? Ведь когда-то мы почти подружились – в орехово-зуевской клинике, помните, я была там старшей сестрой…

Лёнчик беспомощно захлопал глазами – слов совы он почти не понимал, он ведь не был Леонидом Яковлевичем, он был пингвином, но точно так же, как в ярких всполохах в небе мерещилось ему что-то значительное и пронзительно важное, тревожно-знакомое – точно так же и в словах совы он улавливал отголоски московских видений своих. Он раскрыл клюв, попытался ответить что-то, но не вышло – звуки не складывались в слова.

Тогда сова обратилась к Жоре:

- А вы? Вы тоже меня забыли?

Жора-морж нахмурился. Неловко, нелепо дёрнулся непослушным телом, отворачиваясь от совы, но, уже отвернувшись, вдруг сказал:

- Вы – Лилия. Я вас помню, да.

- А кто вы сами – помните? – спросила сова.

- Нет, - ответил Жора, не оборачиваясь, - Да и кто я могу быть такой? Так, никто…

Сова коснулась его крылом:

- Вы – Георгий Панин, врач-психиатр, в прошлом один из лучших специалистов в своей области, вы работали с Аркадием Сергеевичем, главврачом и хозяином этой вот клиники…


***



После разговора с Лилей Жору весь день преследовал тревожный зов: в тёмной голове его, будто в пещере, звучал протяжный гул и вместе с этим гулом в голову являлся страшный человек с тяжёлым молотом в руках - он вскидывал орудие и примерялся, как бы половчей ударить изнутри в висок, замахивался... Но каждый раз откладывал удар - как будто сомневался. Молотобоец этот Жоре надоел, он уже думал, как бы подхлестнуть нерешительного палача своего - представлял, как подносит к виску револьвер, уверенно сжимает рукоятку, давит на невидимый курок... но силы не хватало - пальцы становились ватными, и выстрелить не получалось. Он даже немного расслабился, стал играть с револьвером - направил его на вошедшего санитара, предложил сыграть в русскую рулетку. Жора шутил - он понимал, что никакого оружия в руках его нет, но санитары ведь так доверчивы... Он усмехнулся и снова приставил дуло к виску. Нажал на спуск - совершенно случайно, как ему самому показалось. Время снаружи замерло в грохоте выстрела, а внутри молотобоец размахнулся и наконец-то ударил.

Кости черепа брызнули мелкими осколками, вместе с ними прянул наружу болезненный Жорин внутренний мир в облаке костной пыли. Жора подождал ощущения смерти - минуту, другую. Но мозг почему-то не умирал - даже в глазах не темнело. В какой-то момент это стало просто невыносимо, Жора даже взревел от переполнившего его чувства разочарования. На отчаянный рёв моржа прибежал пингвин - кинулся к Другу... И Жору вдруг отпустило. Дыры в голове не было, и страшный молотобоец исчез. Рядом был Друг - Жору пронзило это необычайное ощущение: рядом Друг, пусть он маленький и нелепый, пусть по-пингвиньи хлопает себя руками по бокам и лопочет какие-то глупости: "Зачем, зачем? Почему? Не надо!" - главное, он Друг.

Когда Жоре вкололи дозу таурепама, и он совсем уже успокоился, он и сам стал себя спрашивать: "А почему? И зачем?"

- Это всё Лиля, - пробормотал он, борясь с навалившимся умиротворением, - Это она заставила меня вспомнить... И как теперь жить?.. А тебе как жить, Лёнчик? Если и ты тоже вспомнишь? Она ведь тебе уже всё рассказала, и спасают тебя от прозрения только пингвиньи фильтры в башке...

- Какие фильтры, Жора? - спросил Лёнчик, заглядывая моржу в глаза. Но Жора был почти уже и не морж - просто крупный мужчина с обвисшим, болезненно-серым лицом.

- Ну вот, ты уже и болтать начал по-человечьи, без цоканья...

Лёнчик напрягся. Каждый раз, когда сова Лиля обращалась к нему, он пугался и прятался под одеяло, в свой антарктический рай. Она говорила что-то такое, что выворачивало мир наизнанку – Лёнчик улавливал это краешком разума. Но понимать всё до конца пингвин не хотел. То есть, про Жору – хотел, про Москву хотел, а про себя – боялся.

Из всех разговоров совы и моржа стопроцентно Лёнчик понял только, что Лиля – женщина, из Москвы, она знает его и Жору давно, и в этом «давно» они все были людьми. Жора врачом, Лиля медсестрой, а Лёнчик – бизнесменом. И все его видения, связанные с Москвой – вовсе не видения, а воспоминания. Это Лёнчика не пугало – ему было интересно, как это может быть другая жизнь, и он в ней может быть не пингвином. Но ещё Лиля повторила несколько раз что-то об Аркадии Сергеевиче, о деньгах, о кокаине и псевдотерапии – Лёнчик уже понимал слова, каждое в отдельности, но смутно, и ещё – они не цеплялись друг за друга, не давали общего смысла… Только страх.

- Лёнчик, вспомни – может, так будет лучше? Нас двое, да ещё Лиля… Вспомни: высокий голубоглазый красавец, такой обаятельный светский лев – он пришёл к тебе в офис и предложил Игру. И ты согласился. Не знаю, почему, но согласился – факт. Возможно, тебе надоела твоя жизнь: бешеный ритм, ответственность, большие деньги – нервотрёпка, ноль эмоций к жизни, ты устал... Игра тебе понравилась. Ты превращался, в кого хотел – хоть в атом водорода, хоть в Господа Бога. Попутно добрый волшебник, который всё это тебе подарил, подсадил тебя на кокаин – он был нужен как катализатор. Ты плюнул на бизнес, ты жил в своём мире, ты был счастлив, и однажды добрый волшебник решил тебя там оставить – в этом мире. Ты переписал на него все активы, и под три грамма кокса он дал тебе мощный гипнотический посыл: остаться тем, в чьём образе ты будешь счастлив до полного восторга, до самозабвения… Ну что, вспомнил, пингвин?

Лёнчик смотрел на Друга-моржа ошарашено – Жора беззвучно смеялся, так горько, что казалось, вот-вот опять заревёт и начнёт биться. Но он справился с собой и продолжил:

- Со мной ведь было всё в точности так же – только раньше. Это я придумал методику снятия стрессов, которую Чаров превратил в Игру! И я сам же стал его первой жертвой – он просто присвоил мою идею, а меня отправил в дурдом…


***


Самым трудным оказалось достать из чулана Жорино кресло – Лёнчик никак не хотел идти без Друга, ему было по-прежнему страшно, и Лиле пришлось расстараться – выкрасть у дежурного нужный ключ. Вдвоём они погрузили моржа на коляску и вывезли из больничного корпуса в сад. Лиля показывала дорогу – туда, где должна была закончиться Лёнчикова Игра.

В столовой играла негромкая, но злобная и расхлябанная музыка – жутковатый джаз с подвываниями и хрипами. Сова, морж и пингвин подкрались к ближайшему окну, и Лёнчик увидел того самого красавца, своего «Джеймса Бонда», Аркадия Сергеевича: тот стоял как раз у окна, в профиль к пингвину, лицом к толпе пьяно хохочущих полулюдей-полудемонов в белых халатах. Главврач и сам был уже невменяемо пьян, едва через губу мог переплюнуть. Он громко объявил, перекрикивая музыку:

- А щ-щ-щаззз я прь… прьдлагаю насссаящее веселииие! Иг-ру! Ту самую, блаааря къторъй същесссвует наша клиника - и не просто същесссвует - про-цве-та-ет! А сам я...

Тут Аркадий Сергеевич пьяно хихикнул в кулак - заодно и подтёкший нос утёр. И продолжил значительно тише, но сова, морж и пингвин расслышали:

- А сам я живу на Новом Арбате и давно забыл, ш такое метро - на Майбахе ежжжу, моделей поё... кхе-кхе…

От последних слов у пингвина перья дыбом встали: "Это же я живу! Это ж я езжу! Это я забыл... И не только метро - всё забыл!"

А Аркадий Сергеевич вновь обратился к гостям:

- Щ-щ-щаззз я вас всех скопом введу в транс! И на несколько минут все вы сможет стать, кем захотите!

Девица с бульджьим лицом кокетливо возмутилась:

- Ой, да если ж вы меня в Ленина превратите, Аркадий Сергеевич - остальные-то ведь смеяться будут! Обидно! Вот если бы наедине...

- Спокуха, Лера! Никто не будет смеяться! Никто! А кто засмеётся - останется в трансе навсегда. Не шучу. И ещё: в игре участвуют все! Ну? У всех дорожки выровнены? Внедряем и повторяем за мной: я превращаюсь!


***

- Лёнчик, миленький, ты запомнил? – шёпотом спросила Лиля, - Ну? Вспомни себя и скажи: «Я превращаюсь!» Вот кокс, я для тебя утащила понюшку…

Лёнчик дрожащей рукой разровнял дорожку, втянул её правой ноздрёй через скрученный трубочкой фантик от конфеты «Маска».

- Я… Я – превращаюсь! – прошептал он, - Я превращаюсь!


***


Эпилог

А закончилось всё как в сказке: Леонид Яковлевич снова стал самим собой, Жора душой тоже выздоровел, Чарова арестовали, дело расследовали, и даже собраны были веские доказательства его вины, но он так ловко симулировал психбольного, что был признан невменяемым и помещён в спецклинику. Чтоб разжалобить свою главную жертву, Чаров прикинулся пингвином. Так он им и остался – по сей день.


© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2012
Свидетельство о публикации №21203050318

Рецензии
http://www.proza.ru/comments.html?2012/03/05/318