Мания сострадания. Часть II. Анна

 В бисере играющих искусственным светом капель дождя, она была похожа на русалку.  На вид - лет двадцать пять с хвостиком. Симпатичное лицо, длинные светлые распущенные волосы, изучающие, полные влаги глаза, тревожные и печальные. Одета простенько, не по сезону, видно - наскоро, что попало под руку: блузка, юбка, на ногах босоножки, через плечо на длинном ремне — дамская сумочка из кожзама.
 Семён остановился в шаге от неё. Некоторое время они молча стояли и смотрели друг на друга.  Дождь усиливался.
- Вы любите осенний дождь? - первым нарушил молчание Семён.
- Мне всё равно, -  обречённо ответила она.
- Позвольте предложить вам зонт.
Семён протянул ей зонт. Она послушно его взяла. Видя такую безропотность, можно было предложить ей сейчас чего угодно. Согласие заключалось во всей её фигуре, но она же пришла сюда не за этим, она пришла сюда со своей определённой целью. Это же очевидно.
А он для чего? Что нужно человеку, которому ничего не надо? Может быть, что-то отдать?..

Теперь капли текли по его лицу, неприятно лезли за воротник. Стало свежо. Семён затосковал по номеру в гостинице, уютному креслу, по мерцающему экрану телевизора, по своим мыслям...
- Может быть мы... - начал он, даже не зная чем закончить.
- Да, конечно, - в её голосе послышалась решимость, - только поедимте ко мне домой, если вы не против?
- Хорошо, - неуверенно ответил он.
Ехать ему никуда не хотелось. Зачем ехать, когда можно было сыграть в вопрос-ответ прямо здесь, и благополучно разойтись, потому как далеко не все проблемы ему подвластны, - нельзя объять необъятное. И неужели есть смысл в том, что определённые вопросы надо задавать только в определённых местах? Если просто забить гвоздь в стену, или передвинуть шкаф, то для этого существуют родственники, соседи, наёмные рабочие, наконец. А тащить первого встречного в двенадцать часов ночи домой - явно не для того, чтобы выпить с ним чашечку кофе.  А как не хотелось верить в то, что это обычная интрижка...
- Ведите, - теперь уже он обречённо выдохнул своё согласие,  взял у неё зонт, и они рядом, касаясь друг друга, пошли к дороге. Со стороны можно было подумать, что вот ещё одна запоздалая парочка возвращается на ночлег с вечеринки в своё гнёздышко.

- Возьмите такси, трамваи уже не ходят, - тихо, как бы оправдываясь, попросила она.
Эта интонация его тронула. Сколько раз он слышал от жены эту фразу: «Возьми такси». Звучало это всегда распоряжением хозяйки собственного офиса, кем она и была на самом деле: ей принадлежали несколько салонов красоты; но кроме раздражительного недоумения, потому как это уже было сделано давно, или бесстрастного исполнения, никаких высоких чувств эти требования явно не могли вызвать, что, конечно, обедняло их семейную жизнь. Да, она умела подчинять обстоятельства под себя, не смотря на то, что некоторые из них её совершенно не касались, а затем по царски распоряжалась по всем пустякам, а естественный ход событий выдавала за свои творческие решения. Но это лишало её женского обаяния, обнажало отторгающую душу душеприказчика. Это диагноз лидера.
         
Желание незнакомки — это совсем другое. Оно побуждало к действию, так как обращено к дремлющему мужскому началу: надёжного защитника, галантного ухажёра... Действительность приобретала совершенно иной окрас. И Семён уже с некоторым энтузиазмом, определившись с направлением пути, лихо дал отмашку первой же машине, всё же надеясь, что в два часа, как обычно, он будет лежать в своей постели.
 Остановилась пятая. Они нырнули на заднее сиденье, незнакомка сказала адрес, и минут через двадцать езды по ночному городу, утопающему в неоновых рекламах, уличном освещении, подсвеченных билбордах, остановились возле мрачного двухэтажного здания.

Это оказалась жилая, дышащая на ладан, кирпичная «сталинка», с выщербленной штукатуркой, с маленькими узенькими оконцами, под шиферной почерневшей крышей, едва освещённая далёким светильником уличного освещения. В полутьме они подошли к железной двери второго подъезда. Она достала домофонный ключ, и с музыкальным сопровождением её отомкнула.
- Здесь я живу, - сказала она приглушенно, и повернулась к Семёну. Её долгий, пристальный взгляд не смутил его, в этом полумраке вряд ли она могла заметить на его лице нахлынувшую ещё в такси от безмолвия скуку, и даже некое безразличие к происходящему. Он ждал близкой развязки, жаждал её. Но она, видно, почувствовала его потухшее настроение, потому что положила руку ему на грудь, и своим тихим голосом сказала:
- Обещайте сразу не уходить, посидите хотя бы пять минут, а потом забудьте всё. Я просто сошла с ума...
Голос её дрогнул. Она быстро достала носовой платок, и стала вытирать слёзы. Семён занервничал. К женским слёзам он не привык, и не знал как себя вести. С одной стороны, они его не касались, - рядом был чужой человек, с другой стороны, какая-то ниточка уже связала их за этот неполный час, вызывая в душе определённые обязательства. Заныло в груди чувство ответственности, целый комплекс порядочного человека ожил внутри него призывая к действию.
- Успокойтесь... не надо так расстраиваться... всё обойдётся... Вас зовут-то как?
- Анна...
- Вот и замечательно, Аня. Меня — Семён. Мы вот что сейчас сделаем: поднимемся к вам, и вы мне всё расскажите, хорошо?
- Хорошо... только вы сразу не пугайтесь.
- Я за стеночку подержусь, чтобы не упасть. Хорошо?
- Хорошо, - ответила она с некоторой задержкой.
       
На лестнице было светло. Деревянные ступени скрипели. Они поднялись на второй этаж, и подошли к старой филёнчатой, морёной, под крошащимся лаком деревянной двери под номером тринадцать. Открыв ключом замок, Анна первой вошла в квартиру.
- Начинается чертовщина, - может быть, даже вслух подумал Семён, и ступил  через порог следом за ней.