Доктор внимательно изучал меня взглядом, что впрочем, не казалось мне удивительным, такова была специфика его профессии. В его голосе сквозили нотки понимания и сочувствия, но у меня складывалось впечатление, что он давно уже перестал испытывать жалость к своим пациентам. Хотя, похоже, что мне удалось его рассмешить нетипичностью бреда. Ему казалось, наверное, что он хорошо понимает меня, на деле же я сама будто читала его мысли. По большей части похожие одна на другую истории больных его утомляли. Как ни смешно это звучит, но он считал (и я не смела его за это осуждать, поскольку еще полгода назад думала также), что люди слишком стереотипны в своем безумии. Казалось иногда, что они и впрямь были свидетелями одних и тех же происшествий, будь то визит инопланетян, или встреча с привидением, или еще что-нибудь подобное в духе романов Стивена Кинга. И все же встречались больные, удивлявшие его… Вот и я, молодая девушка, такая… потерянная… несчастная... И вроде бы на первый взгляд совершенно нормальная. Надо бы было отдать дань его человеколюбию, ведь доктору явно очень хотелось верить, что глубокое нервное потрясение повлекло за собой подобную реакцию, пройдет время, и я успокоюсь…И я была бы благодарна ему за подобные мысли, если бы он поверил хоть одному моему слову. Или сделал вид, что поверил. Или если бы взгляд доктора не скользнул невольно на глубокий вырез моего халата, а я не поймала этот взгляд и не покраснела. После этого заведующий «острым» отделением психиатрической больницы устыдился своей непрофессиональной промашки, и тон его голоса сменился с понимающе вежливого на сурово-формальный.
- Я вас слушаю, - поспешил он принять деловой вид. Но я продолжала тянуть паузу, не спеша расставаться со своим радужным безумием.
Нет, мне не нравился этот доктор, но, в конечном счете, мне было все равно. Мне казалось, что снаружи тело покрылось толстой коркой непробиваемого льда, а внутри – такая боль, боль потери, одиночества, безысходности и бессилия что-либо изменить. Я никогда не могла предположить, что все закончится именно так. С тех пор, как я поняла, что в моей жизни есть человек, поведение которого не укладывается в рамки привычного, я тысячу раз проигрывала возможные выходы из этой ситуации. Смешно, но я даже считала тогда, что, может быть, ему помогут в том месте, где оказалась сейчас сама. Все, что угодно, но только не это, не смерть. «Андрюшенька, мое маленькое солнышко, мой зеленоглазый ангел! Его больше нет… И какое дело этому доктору с липким взглядом до того, что происходило и происходит в моей жизни? Впрочем, может, правы родственники, заботливо направившие меня в больницу, и я – безумна?» – я контролировала себя с трудом, но старалась-таки не разговаривать вслух, а отвечать на вопросы врача, хотя мысленно была так далеко в тот момент в пространстве и во времени. Мне не с кем было разделить свою боль, не у кого было спросить, произошло ли все это на самом деле. И все же я не смела сомневаться в том, что все, произошедшее со мной - реальность, сомнение было бы предательством. Мой брат жил, он был не совсем таким, как все люди, а вернее совсем не таким, но об этом знала только я, его старшая двоюродная сестра. Будь он таким же, как все другие парни на этой земле, возможно, он бы еще жил, но я не полюбила бы тогда, наверное, его так сильно… Так сильно и так ненормально, греховно…
Слезы сами собой полились по щекам, сквозь влажную пелену, я наблюдала, с трудом вникая в смысл происходящего, как доктор направился к медицинскому шкафчику, достал шприц. Серебряная капелька блеснула на конце иглы.
- Сейчас мы сделаем укольчик, вы успокоитесь, поспите, отдохнете, а затем мы сможем спокойно побеседовать.
- Без укольчиков, пожалуйста, – прошептала я, но доктор, похоже, имел на этот счет другое мнение.
- Я не хочу! – я не замечала, что кричу слишком громко. Нет, я вовсе не хотела быть агрессивной. Я хотела только одного, чтобы меня оставили в покое, дали поразмыслить над произошедшим. Но на мой крик в кабинет ворвались два санитара, сопротивление было сломлено, и мгновение спустя мир перед глазами поплыл.
- Звери, - вот и все, что удалось прошептать мне перед тем, как заснуть - это же насилие над личностью…
Пошло не больше пяти минут, когда мое сознание отторгло все неприятные переживания, боль и чувство одиночества, я погрузилась в сладостный сон, впрочем, может, и не сон вовсе, а приятные грезы. Грезы и воспоминания…
Мне снова было десять лет. Я вновь переживала то лето, когда впервые познакомилось со своим маленьким двоюродным братом Андрюшкой. Перед мысленным взором пронеслись картины того безмятежно-счастливого времени. Вот мы играем в прятки, оба грязные, потому что только прошел дождь и земля превратилось в черное густое месиво. Вот едим зеленую клубнику с соседских грядок (а через несколько часов по очереди бегаем в туалет). Мы всегда так хорошо друг друга понимали, нам было так весело вдвоем, десятилетней девочке и ее четырехлетнему братику. Мы полюбили друг друга с первого момента встречи, что впрочем, никого не удивило, ведь в наших жилах текла одна и та же кровь. Мы всегда были одним целым, даже когда были вынуждены расстаться на долгие годы. Один всегда чувствовал присутствие другого за тысячи километров, мы всегда были едины… душой и… телом.
Я закончила третий класс отличницей. У меня уже вошло в привычку каждое лето проводить у бабушки с дедушкой, эти каникулы не обещали стать исключением. Вообще-то у меня было много друзей, я не боялась скуки, но хотелось новых впечатлений. Перед самым отъездом мама сообщила радостную новость: моя тетя, несколько лет назад уехавшая с мужем на север, приезжала в гости со дня на день. Семья должна была появиться в расширенном составе: четыре года назад у тети Оли и дяди Миши родился сын. Тогда, несколько лет назад, эта новость стала огромным счастьем для всей нашей семьи, тетя Оля долго не могла иметь детей, но, наконец, на свет появился Андрюшка. Ожидания стоили того, даже старая, видавшая виды акушерка, такая скупая на добрые слова для рожениц заметила: «Будто ангелочек народился!» Мальчик, действительно не был похож на всех новорожденных, таких красненьких и натужно кричащих. Андрюшка куксился недолго. Пищевая улыбка получилась такой выразительной, на маленьких щечках появились ямочки, губки приподнялись и обнажили целый ряд мелких острых зубов. Об этом феномене еще долго потом вспоминали в больнице…
Я почему-то очень волновалась перед приездом гостей, с самого утра не находила себе места, замучила и маму, и бабушку. Те то и дело поправляли то локоны, то новое накрахмаленное розовое платье, то гольфы, сползавшие вниз. Родственники задерживались, а поэтому я ухитрилась-таки до их приезда испачкать платье шоколадным мороженым. Если такая беда постигла платье, то о лице и говорить не приходилось, губы, щеки и кончик носа приобрели шоколадный оттенок. Такой я и предстала перед тетей, дядей и братом. Встреча после долгой разлуки получилась шумной, взрослые обнимались, целовались, кричали. Сначала я предприняла попытку тоже принять участие в этом ералаше, но потом вовремя осознала, что рискую оказаться затоптанной… А еще минуту спустя поняла, что меня-то, которая переживала и готовилась все утро, никто не заметил. Я отошла в сторонку, пытаясь побороть обиду и разочарование. А за спинами взрослых прятался объект их внимания, из-за которого про меня, любимую внучку и дочку, забыли. А я даже не могла посмотреть на него, таким плотным кольцом родственники сомкнулись вокруг мальчика. Ревность, жгучая ревность обожгла мое сердце, ведь я тоже еще была ребенком! Я отвернулась и медленно пошла по дорожке к дачному домику, в глубине души надеясь, что меня окликнут, попросят вернуться… Но ожидания не оправдались, а поэтому я почувствовала злость на мальчишку, похитившего любовь моих близких. «Кто он такой? - шептала я, сидя на крыльце дачного домика. - Это мною всегда восхищались, все любили! А что же теперь, я им не нужна?» Я залезла на чердак и сидела там часа два, все еще надеясь, что меня позовут, бросятся искать. Каково же было мое удивление, когда я поняла, что моего отсутствия никто не заметил! К вечеру я, наконец, решила спуститься вниз, тихонько, стараясь не издать ни единого звука, слезла по лестнице и заглянула из коридора в комнату. Там никого не было, кроме маленького мальчика. Он поглощал с накрытого для праздничного ужина стола все, что попадалось под руку с неимоверной скоростью.
- Ты что делаешь? – возмутилась я. – Ты же ничего не оставил другим!
Мальчик удивленно обернулся. И тут я почувствовала, как мой гнев куда-то испаряется: огромные зеленые глаза горели интересом и доверием. Мальчик облизал пальцы, слез со стула и подбежал ко мне, потеряв к еде всякий интерес.
- Какая ты красивая! – самое смешное заключалось в том, что при этих его словах я растерялась и покраснела. Розовое платье на чердаке помялось и испачкалось. На липкие от мороженого руки налипла чердачная пыль. Но мальчик смотрел мне прямо в глаза и говорил:
- У нас в Хабаровске нет таких красивых девочек! Ты моя сестра?
Я кивнула.
- Меня зовут Настена, а ты – Андрюша?
- Не называй меня Андрюшей, я уже не маленький. Я выше всех пацанов в детском саду на целую голову, я умею читать и писать, и считаю до пятидесяти, а они все даже «р» еще не выговаривают.
Андрей действительно не походил на четырехлетнего мальчика, взгляд его был наивен и серьезен одновременно, он был рослым и физически крепким, незнакомый человек смог бы принять его за первоклассника.
- Пойдем, я привез тебе подарок! – Андрюшка потянул меня за руку в сторону кухни, а я послушно пошла за ним, уже забыв, что пять минут назад буквально ненавидела его. На кухонном диванчике сидел милый игрушечный волчонок с грустными глазами. – Я сам его выбирал для тебя.
Я взяла игрушку в руки, она была, теплой, тяжелой, ростом почти с самого Андрюшку.
Впоследствии этот волчонок стал моим верным спутником на много-много лет. С десяти и до двадцати двух лет я засыпала, обнимая его, просыпалась, чувствуя рядом его мех. И даже муж не смог заменить моего волчонка, он стал третьим в моей постели, но не вторым и уж тем более не единственным… Я забыла многие из событий того лета, уже не помнила лица Андрюшки, таким, каким он был именно тогда, его образ возникал в моем воображении только при помощи фотографии, но глаза этого волчонка были такими живыми и выразительными, что напоминали мне глаза моего маленького брата.
;;;;;;;;;;;;;
Я очнулась оттого, что почувствовала дурноту, желудок скрутило. Голова была тяжелой, словно на ее место водрузили боксерскую грушу, причем пришили ее так плохо, что она могла вот-вот оторваться. Ужасно хотелось пить. Я попыталась подняться, но что-то мешало, даже руки не отрывались от постели. «Наверное, это сон, решила я, - такое бывает, когда долго лежишь в одном положении. Надо просыпаться…» Проснуться получилось, а вот подняться с постели не представлялось возможным. Я открыла глаза: обстановка была незнакомой и пугающей. Стены были выкрашены лиловой краской, на узких окнах – решетки, рядом с моей кроватью стояли еще две застеленные. На одной из них сидела женщина, глядя в маленькое зеркало, она умело наносила макияж.
- Девушка, - прошептала я непослушными пересохшими губами. Та была так увлечена своим занятием, что не услышала меня. – Девушка! - второй крик получился чуть громче. Она обернулась.
- О, проснулась! – у меня на душе полегчало, мое возвращение в реальный мир было встречено улыбкой. Впрочем, самой мне было не до веселья, с пробуждением вернулись кошмары вчерашнего дня. Как калейдоскоп промелькнули перед моим мысленным взором бессонная ночь, полная бесплодных поисков, утро, принесшее отчаянье, смерть Андрюшки (нет, о, Боже, нет!), моя истерика и это дурацкое место – «психушка».
- Помнишь, где находишься? – спросила моя соседка по палате. Я кивнула.
- За что тебя «на вязки» - то? – спросила она, и только тогда я поняла, что привязана. Странно, что я не догадалась об этом раньше, в институте нас водили на практику в психиатрическую больницу и подробности этой «кухни» я в принципе знала.
- Понятия не имею, не могу сказать, что я сильно буянила… А можно мне как-нибудь от этого избавиться?
- Сейчас позову врача.- Она со вздохом отложила зеркало и, не докрасив один глаз, отправилась в коридор. Через несколько минут она вернулась с уже знакомым мне врачом. Он улыбался так нарочито приветливо, что мне начало казаться, будто он пришел сообщить о близкой кончине.
- Доброе утро, красавица! – воскликнул он, как ему, наверное, казалось, непринужденно. – Как мы себя чувствуем сейчас?
Я решила быть милой сегодня, потому что пребывание в данном заведении уже успело мне порядком надоесть. Моя ответная улыбка получилась такой же очаровательной.
- Доктор, как бы вы себя чувствовали, если бы были привязаны к постели? Пока меня напрягает только это, руки несколько затекли.
Он наклонился надо мной и развязал мои путы, отчего я стала еще сильнее улыбаться, очень надеясь на то, что выгляжу более или менее нормально после всего мной пережитого. – Умывайтесь, девушка, приводите себя в порядок и идите завтракать, а затем – сразу в мой кабинет. Номер помните? - спросил он, уже уходя. Я отрицательно помотала головой. «Пять» – подсказала моя соседка по палате, доктор кивнул и скрылся за дверью.
Я умывалась, невесело глядя на свое отражение в старом, потрескавшемся зеркале. «Привет, сумасшедшая!»- помахала я себе рукой. В ответ меня приветствовала бледная и осунувшаяся девченка со спутанными волосами. Нутро мое протестовало против такого положения дел, даже в подобном заведении я испытывала потребность быть красивой. В туалет зашла женщина неопределенного возраста, увидев зубную пасту с надписью «Аквафреш», она торопливо перекрестилась. «Брось!» - зашептала безумная, вцепившись мне в руку весьма ощутимо. Уж не знаю, что она рекомендовала мне бросить, но я от испуга выронила зубную щетку. «Это они все, антихристы, товары свои шлют, хотят, чтобы наши мозги от их консервов разжижались! Вот, смотри, - она открыла рот, желая, чтобы я взглянула на остатки ее зубов. Это все от их зубной пасты, и у тебя так будет!» Не знаю, что она сообщила бы мне еще, если бы не пришла санитарка и не избавила меня от этих страшных рассказов.
Завтрак оставлял желать лучшего, во всяком случае, я ненавижу перловую кашу. Но есть хотелось, поэтому я буквально вылизала тарелку до дна. За столом познакомилась со своей соседкой по палате Елизаветой, которая доверительно сообщила, что работает в модельном агентстве «Ред старз» манекенщицей, а в больнице лежит потому, что не хочет возвращаться домой к мужу алкоголику, а больше идти некуда. Я сильно сомневалась насчет модельного агентства, но остатки синяка вокруг правого глаза, которые мне удалось рассмотреть, сообщали, что вторая часть ее рассказа весьма смахивает на правду.
Перед визитом к доктору она дала мне ценный совет, ни при каких условиях не покупаться на его «фокусы» и твердо отрицать все то, что говорила раньше. В принципе, это я и намеревалась сделать, а потому, выслушав версию Александра Ивановича (так звали врача) по поводу своего так называемого бреда весьма удивилась.
- Вы сказали, Настя, что ваш брат погиб.
Я поморщилась, словно он вогнал иголку в свежую рану.
- Я не знаю, могу сказать только, что он пропал. В ту злополучную ночь.
- Вы очень любите брата?
- Конечно, ведь это же мой брат.
- А вам тут родственники небольшой подарочек передали. – Он подошел к шкафчику и вынул из него моего любимого волчонка. Выходка действительно относилась к разряду «фокусов», как предупреждала Елизавета, причем этот трюк был достаточно жестоким. Но я, словно маленькая девочка, протянула руки к игрушке.
- Мой волчонок! Мне его действительно не хватало. Спасибо большое! («Мой волчонок… Неужели тебя нет со мной рядом…». Нет, эти эмоции я не имела права демонстрировать. Ради себя самой и своей свободы.)
Однако, я не стала долго фиксировать свое внимание на игрушке и подобострастием во взгляде уставилась на доктора. Он задал мне еще несколько вопросов, видимо, уже особенно не надеясь, что я вернусь к своим нереальным воспоминанием, а затем направил к психологу. Уходя, я едва удержалась от вопроса, скоро ли отправлюсь домой, но, проявив силу воли, все же промолчала, зная, чем более сдержанной и терпеливой я буду, тем быстрее меня отпустят на свободу. Александр Иванович осведомился, желаю ли я увидеть близких, в ответ я проявила искреннюю радость, чем порадовала доктора еще больше. Честно говоря, видеть мне никого не хотелось, слишком сильна была обида на тетю Олю и бабушку, что они отправили меня сюда. Очень хотелось, чтобы приехала мама и выручила меня, но в данный момент она отдыхала в Турции. Она очень ждала этой поездки, поэтому волновать ее и вызывать из отпуска лишь из-за того, что нашим дорогим родственникам показалось, будто я сошла с ума, мне очень не хотелось. Я надеялась на одно, что и у них хватило соображения не беспокоить маму.
Покинув кабинет психиатра, я направилась к психологу. Процедура психологического тестирования не была для меня чем-то новым, в принципе, я была откровенна, потому что знала, что сумасшествие в моем случае было бы, возможно, наиболее благоприятным исходом… Терпеть эту боль было просто невозможно… Ходить по этой земле, симулировать радость и знать, что самого дорогого для меня существа больше нет на этом свете… Мне хотелось орать, биться головой о стенку и клясть этот мир за его несправедливость. Вот тогда бы мне вкололи парочку укольчиков, и в голове вновь стало бы пусто и легко, а на душе безмятежно…
После обеда пришла бабушка, и поскольку весь день я была тиха и послушна, нас выпустили погулять в больничном дворике. Я с трудом поборола искушение убежать оттуда прямо в пижаме, но в данном случае побег вовсе не отвечал моим целям. Моим целям… А были ли они у меня? Чего мне теперь оставалось желать? Вернуть обратно мужа, которого я, по всей видимости, уже потеряла навсегда? Сомневаюсь, что мне действительно хотелось этого… Хотелось кричать: «Андрюшка, что ты сделал с моей безмятежной и правильной жизнью!? Зачем ты появился на свет? Чтобы мучить меня? Чтобы отнять все, что я имела, вынуть из сердца покой и поселить на его место постоянную тоску, страх и боль, стыд, раскаянье и осознание собственной греховности? А затем еще и покинуть меня навсегда…» Впрочем, вместо этого я мило беседовала с бабушкой, даже не касаясь той проблемы, благодаря которой я оказалась в заточении. Но на самом же деле я напряженно ждала, когда же она сама заговорит об этом. И, конечно, бабушка не смогла промолчать.
- Ты на нас сердишься, что мы привезли тебя сюда?
Наши отношения с бабушкой всегда предполагали откровенность, поэтому и сейчас я не стала лгать.
- Ба, а ты бы на моем месте не сердилась? Не обижалась бы?
- Настен, ты прости, просто все эти события нас очень испугали… - Тут бабушка замялась, понимая, что я могу и не помнить, о чем идет речь. –Знаешь, о чем я?
Я кивнула, но мне очень не хотелось, чтобы она расспрашивала меня подробнее о том, что помню я. Я не знала, что должна помнить, наши версии событий той ночи были слишком непохожи.
- Ты не спрашиваешь, но я думаю, все же хочешь знать, что с твоим братом… Милиции до сих пор ничего не известно. Да и ты всех очень сбила с толку своими словами. Ты была последней, кто его видел. Неужели ничто в его поведении не говорило о том, что он хочет сбежать из дома?
Я отрицательно помотала головой. И не выдержала, хотя и знала, что не имею права ради своего благополучия задавать этот вопрос:
- Ба, а что случилось с тем волчонком, которого застрелил дядя Миша?
Бабушка изменилась в лице, услышав этот вопрос.
- Настенька, ну что же это такое? Ты опять, да? На кой сдался тебе этот волк?
Я прикусила до крови губу.
- Ну, ба, что уже спросить нельзя? – Я улыбнулась, а подбородок дрожал. Пришлось отвернуться, слезы уже готовы были брызнуть из глаз. Вряд ли меня кто-нибудь поймет… И, я уверена, никто мне не поверит.
- Он так и остался валяться там на опушке. Что нам до волков что ли было, Андрюшка пропал, ты… не в себе…
- Он и сейчас там валяется?
- А я откуда знаю. Из окна не видно, но, по-моему, нет его уже там. Небось другие хищники разнесли по частям… Но, во всяком случае кур и коз больше никто не трогает. Да и люди, слава Богу, тоже почувствовали себя спокойнее…
Не знаю, как я перенесла эти слова. Заметила ли бабушка мои страдания, но, придя в палату, я долго плакала и от вездесущего доктора это не укрылось, поэтому мне вкололи успокоительное. Я заснула, чему сама была несказанно рада.
***********
Проснулась я где-то немного за полночь, сердце тревожно стучало, а тело было покрыто липким холодным потом. Это состояние было знакомо мне, я пребывала в нем и раньше. И даже успела полюбить его. Воспоминания вновь вернули меня в прошлое, такое недалекое, что казалось, словно это все случилось вчера.
Каждое лето я проводила по-прежнему с бабушкой на даче. Выйдя замуж, я стала реже наведываться к ней, но старалась не забывать близких, а поэтому хотя бы недельку, да выкраивала… В этом году я освободилась от учебы и работы еще в конце мая, хотелось сменить обстановку, поэтому, надавав любимому массу напутствий, я уехала на дачу. Муж не любил ездить со мной к родственникам, да и работа не позволяла ему отлучаться надолго. Впрочем, расстояние никогда еще не являлось помехой для наших чувств, напротив, после разлуки отношения становились прочнее. Я поцеловала его на прощание, не подозревая тогда, что разлука окажется такой долгой…
По приезде меня ждала радостная новость, тетя Оля, дядя Миша и Андрей переезжают к бабушке. Дядя Миша уволился из армии, и, поскольку теперь там дела обстояли не слишком хорошо, хотел в Подмосковье организовать свою фирму, а то есть заняться бизнесом. Андрюшка заканчивал десятый класс и собирался поступать в институт после одиннадцатого, поэтому переезд ближе к Москве был выгоден и ему. Да и всей семье надоело мотаться по гарнизонам и военным городкам, по Дальнему Востоку, который они исколесили уже вдоль и поперек. В конце-концов, и тете Оле хотелось увидеть родных, ведь с момента последнего их приезда прошло уже целых 12 лет.
Мы с бабушкой встречали их в аэропорту. Я очень боялась, что не узнаю никого, ведь все эти годы наше общение сводилось к письмам и редко высылаемым фотографиям. Наконец, когда объявили, что наш рейс прибыл, мы ринулись к месту назначенной встречи. Я изо всех сил вглядывалась в толпу, стараясь разглядеть тетю Олю или дядю Мишу, но все мои усилия оказались бесполезны. Каково же было мое удивление, когда сзади ко мне кто-то подлетел, приподнял над землей, чмокнул в нос и поставил на место. Придя в себя, я подняла глаза вверх и увидела парня. «Привет сестричка!» - сказал он, улыбаясь. А я стояла и молчала, глупо улыбаясь в ответ, и не верила своим глазам. Я и представить не могла, что передо мной тот маленький мальчик, с которым мы играли несколько лет назад, и который подарил мне волчонка. Это его я всегда мечтала защищать, как старшая сестра и о нем я всегда помнила, несмотря на то, что мы не виделись вот уже 12 лет. Подошли Андрюшкины родители, мы вызвали такси, погрузили вещи в багажник и поехали домой.
И снова все было так, будто мы никогда и не расставались, будто не было между нами разницы в возрасте, многих лет, которые каждый провел, занимаясь своим делом, а наши жизненные пути шли параллельно, не пересекаясь. Пролетела неделя, и я позвонила мужу, что задержусь еще не недельку у бабушки. Но и эти семь дней миновали, словно семь часов. В нашей дружбе мы с Андрюшкой были похожи на двух путников, которые слишком долго шли через пустыню, а потому никак не могли утолить жажду, достигнув оазиса. Мы вставали в шесть-семь утра, завтракали, потом шли гулять, помогали бабушке по хозяйству, ездили в город по магазинам и просто так… Мы побывали в Москве, выбрали институт для Андрюшки и записались на подготовительные курсы. Мы могли сначала молчать часами, а затем также часами разговаривать взахлеб. Единственное, что было выше наших сил, так это … расставание. В час-два ночи мы стояли на пороге наших комнат и не могли перешагнуть порога, пока бабушка не начинала ворчать. Тогда нам приходилось расставаться. Я не могу говорить за Андрюшку, но что до меня, так я иногда не могла заснуть в ожидании утра. Когда же первый солнечный луч окрашивал небо в лиловый цвет, я вскакивала с кровати и летела в Андрюшкину комнату. Впрочем, я всегда сталкивалась с ним в коридоре.
Больше всего я одновременно ненавидела и обожала вечера… Ненавидела, потому что приходили родители и отвлекали нас друг от друга, потому что близилась ночь, приносящая расставание. Но я ждала вечеров, как сумасшедшая, ведь, как только на землю спускались сумерки, Андрей разжигал костер недалеко от крыльца, мы пекли картошку, а затем, наевшись до отвала и, перемазавшись золой, как черти, рассказывали друг другу страшные истории. Мы оба любили мистику и фантастику, я предпочитала истории про пришельцев, любимыми героями моего брата были оборотни. Так мы пугали друг друга до полуночи, а затем родителям Андрея надоедало слушать наш шепот и мое нытье о том, что мне страшно, и нас гнали прочь. Мы уходили гулять по ночному лесу, по полям, где каждая травинка серебрилась при лунном свете от росы. Андрей брал меня за руку, чтобы я не оступилась, не споткнулась о корягу, сам же он прекрасно ориентировался в лесу. Поначалу я очень боялась заблудиться, но затем поняла, что брат выведет меня из самой глухой чащи. Андрюшка объяснял свою великолепную способность ориентироваться в лесу жизнью на Дальнем Востоке, я делала вид, что верю, но иногда мне казалось, что он ориентируется по запаху. Смешно, но я тоже начинала принюхиваться, и вскоре воздух наполнялся неповторимым сочетанием ароматов, каждый из которых мог сказать о том, что происходит в лесу. Однажды я осмелела и поделилась с Андреем своим наблюдением. Я думала, он рассмеется в ответ, а он, напротив, стал очень серьезен, и, пристально глядя мне в глаза, сказал:
- Настенка, ты еще многого не понимаешь, но, поверь мне, так должно и быть. В наших жилах течет одна кровь. Мы с тобой – созданы… - при этих словах он замялся, – в общем, что бы ни случилось потом, это судьба. Она уже давно нас связала. Так крепко, что никому не развязать.
Он говорил это, не отводя своего взгляда от моего. Мне впервые захотелось отвернуться и бежать, не разбирая дороги. Мне стало страшно, как никогда до этого момента. Зеленые глаза Андрюшки сейчас при лунном свете горели оранжевым пламенем, то, что он говорил, было действительно непонятно мне. Но самым страшным было то, что у меня не было сил ни отвести взгляд, ни уйти, ни просто отшутиться. Я чувствовала, то, что он говорил, было очень важно для нас обоих…
И все же наше безмятежное счастье, наполненное доверием и взаимопониманием, было сильнее любых страхов. Но дружба эта была столь странной, что удивляла всех: сначала насторожились близкие, а затем и знакомые перестали умиляться, а все чаще стали удивленно смотреть нам вслед. Впрочем, это я осознала много позднее, в тот момент ни я, ни Андрюшка не обращали ни на что внимания, замечая лишь друг друга.
В конце второй недели моего пребывания на даче к дяде Мише приехал сослуживец с женой и дочерью. Катя, дочь наших гостей была мила и непосредственна, а главное, она была Андрюшкиной ровесницей. И пусть, поставь нас рядом, я выглядела малолеткой по сравнению с одиннадцатиклассницей Катей, высокой, стройной с аккуратно наложенным макияжем, впервые взглянув на нее, я растерялась. У меня появилось такое неприятное щемящее чувство… Я не могла понять, что же со мной происходит, почему так больно видеть, что Андрюшку посадили за стол рядом с Катей… Она села на мое место… Она улыбалась ярко-красным ртом, хлопала глазами с накрашенными ресницами, а мой брат подкладывал ей салатов, подливал вина, в общем, ухаживал за девушкой. Но главное, он абсолютно перестал замечать меня.
В меня словно вселился бес, не дожидаясь конца ужина, я выскочила из-за стола и побежала к себе в комнату. А он даже не посмотрел в мою сторону. Я схватила сумку и начала лихорадочно бросать в нее вещи. Натянула свитер поверх топа и, не заглядывая в гостиную, покинула дом. Не знаю, слышал ли кто, как хлопнула входная дверь домика, но вслед за мной на крыльцо не вышел ни один человек. Впрочем, на этот раз я не жаждала внимания к своей скромной персоне. Уже стемнело, через лес идти было страшно, да и впервые я делала это ночью одна, без брата. Дорогу до станции, впрочем, я знала хорошо. Я успела на последнюю электричку. Вернулась домой.
Хотелось, чтобы моя жизнь пошла по-прежнему, как до встречи с Андреем, но этого не случилось. Каждую ночь, глядя в окно, я вспоминала наши дни и вечера, слова, сказанные им тогда в лесу… Но не только это терзало мою душу. Изменились мои отношения с Артемом. Сказать, что до этого наша супружеская жизнь была абсолютно безоблачной, нельзя, хотя мы оба очень старались. Теперь же я перестала стараться, просто потому, что прежняя жизнь потеряла для меня всякий смысл. Целыми днями я сидела дома, поскольку была в отпуске, пялилась в потолок и молила Бога, чтобы позвонил Андрюшка.
И он позвонил. Мой брат звонил с почты, а поэтому связь была не самой отличной, но мне достаточно было слышать два слова, которые я разобрала безошибочно: «приезжай скорей». Я хотела быть гордой, но не могла. Как тогда в лесу, он словно парализовал мою волю. Я написала записку Артему, предупредила маму, позвонив ей на работу, и уехала вновь.
Я очень надеялась, что Катя и ее родители уже отбыли благополучно домой в Москву, но они по-прежнему были там. А, самое смешное, что Андрей все так же не обращал на меня никакого внимания. Мне уже началось казаться, что я что-то не расслышала по телефону, ведь даже при встрече он едва удостоил меня кивком головы.
Но у меня было предчувствие, что все не так просто, как казалось на первый взгляд. Я чего-то ждала. И дождалась.
Тот вечер был необыкновенным… Воздух был наполнен ароматами трав, вечерняя прохлада уже подступала, но ровно настолько, чтобы остудить нагретую землю, сделав ее теплой, а траву такой мягкой, как шелковые простыни. Где-то у реки пели соловьи…
- По-моему, молодежь хочет прогуляться, предположила тетя Оля. – Сводите нашу гостью к речке, покажите ей наш лес.
- Точно, сейчас вода теплая, как парное молоко! – я больше не могла молчать, моя природная непосредственность дала о себе знать. - Я хочу купаться, всё, вы как хотите, а я пошла за купальником.
- Купаться ночью, холодно же… - возмутилась Катя.
С нами на речку она пошла, а вот купаться не стала. Мы с Андрюшкой вошли в воду молча, впрочем, за этот вечер мы не перебросились и парой слов. Но я не собиралась нарушать молчание первой, хотя бы таким образом я должна была потешить свою гордость.
Мы плыли рядом и по-прежнему молчали. Но мне и не хотелось говорить, красота природы заворожила меня. Небо было чистым, и почти полная луна роняла свои серебряные лучи на воду, освещая нам путь. Лунная дорожка искрилась, и мне казалось, что мои ладони, черпающие воду, полны бриллиантов. Я задумалась и сначала не услышала, как Андрей сказал мне: «Сворачивай влево и плыви за мной». Словно сквозь пелену сна долетели до меня его слова. Я, как всегда, была послушна. Не прошло и минуты, как моему взору предстала тихая заводь и пляж с золотистым песком. Ивы свешивались над ним, образуя шатер.
- О, Боже, почему ты мне раньше не показывал это?
Андрей схватил меня за руку.
- Как ты могла уехать! Зачем ты это сделала! – его глаза вновь стали желтыми, сияя отраженным лунным светом. Я поймала себя на мысли, что могу сейчас думать только о том, как он потрясающе красив. Я воззвала к своей совести, попросила ее напомнить мне, что молодой человек, стоящий рядом – мой младший брат, но, глядя на него, я вновь и вновь сглатывала в горле ком. Руки мои тряслись, а ноги подкашивались.
- Я жду ответа!
Я молчала.
- Скажи мне, ведь ты меня ревновала?
Я похолодела от ужаса, ведь я себе-то боялась в этом признаться, а он требовал от меня таких откровений.
- Ну, же, ты решила, что больше не нужна мне!
Я улыбнулась, глядя ему в глаза. А потом заплакала, кивая головой. Я готова была провалиться от стыда и позора, потому что теперь знала точно, что не могу жить без него. Андрюшка коснулся моего плеча, нежно очертил рукой овал моего лица. Мурашки побежали по моему телу.
- Ты замерзла…
- Нет.
- Ты вся в мурашках… - прошептал он мне на ухо, гладя мою спину. Губы его коснулись моей шеи. Остатки моего разума кричали «НЕТ!!!!», но это были только остатки…
- Скажи, ведь ты любишь меня?
Я хотела зажать себе рот руками, чтобы не говорить этих слов.
- Да.
- Только меня?
- Да.
- Ты больше меня не бросишь?
- Нет.
- Клянись.
- Клянусь.
- Ты разведешься?
- Да.
- Уволишься с работы и переедешь сюда?
- Да.
- Хорошо. Теперь я спокоен.
- Андрей, скажи мне, зачем тебе все это? Зачем тебе я?
Он усмехнулся. Вытер мои слезы. Поцеловал меня так, как ни один мужчина в моей жизни. Я поняла, что больше никогда не вернусь к прошлой жизни, но пока Андрей был рядом, я не боялась будущего.
- Настена, я люблю тебя. Ты – моя. И если хоть кто-нибудь посмеет просто пожелать украсть тебя у меня, он горько поплатится за это. Даже твой муж. Не смей больше думать о нем.
Я прекрасно осознавала, что все происходящее неправильно, греховно. Может быть я никогда не смогу простить себя за это, но наверное, наша жизнь подчиняется не только, и не столько разуму… Наступают такие моменты, когда он теряет свою силу, и тогда бразды правления забирает сердце. Впрочем, может, это и есть сумасшествие? Говорят, с ума сходят по одиночке, нас же было двое. Ах, если бы только этим закончилась это безумная история!
Вскоре мы вернулись домой так же, как и пришли. Больше мы с Андрюшкой не перебросились ни словом за этот вечер. Но, играя в карты, мы сидели рядом, и его рука под столом то сжимала мою руку, то умело подсовывала мне козырные карты. Мне было стыдно за то, что я «мухлевала» с его подачи, но обман был не самым худшим моим поступком, который я умудрилась совершить благодаря собственному брату.
На следующий день Катя уехала, оставив нас, наконец, вместе. Впрочем, с Андреем нам все равно не довелось увидеться, зато позвонил мой муж. Разговор, состоявшийся с ним, был не самым приятным… Я лгала, лгала и еще раз лгала. Якобы, я вернулась к бабушке, потому что забыла важные документы, необходимые мне для работы. В данный момент мое пребывание дома, под бдительным наблюдением Артема невозможно, потому что я умудрилась заболеть (я так старалась, кашляя в трубку, что даже на самом деле сорвала голос).
Я впервые за всю свою супружескую жизнь была счастлива закончить разговор с Артемом, а потому, положив трубку, испытала неслыханное облегчение. Андрюшка стоял, прислонившись к дверному косяку, и презрительно улыбался.
- Почему ты не сказала ему правду?
Я растерялась, не ожидая, что он будет так торопить события.
- Какую правду, милый братик?
- О том, что хочешь развестись с ним!
- Такие вещи не говорят по телефону…
- Значит, ты поедешь к нему объясняться? Проведешь несколько ночей с ним под одной крышей? А я должен буду тут выть на Луну, думая, что ты с другим?
Он пулей вылетел из комнаты. А я, конечно, побежала за ним… Он не мог понять меня, ведь ему не приходилось рвать все связи с прошлым, не надо было лгать и отвергать человека, которого он когда-то любил. И в конце-концов Андрюшка был еще ребенком, ведь ему едва исполнилось 16 лет, а потому, как большинство детей, он был эгоистичен в своих желаниях.
Я догнала брата на пороге его комнаты, он захлопнул дверь перед моим носом. Впрочем, он закрыл ее не на замок, а потому я вошла беспрепятственно вслед за ним. Андрюшка сидел у раскрытого окна и глядел в темнеющее небо. Я положила руку ему на плечо, он обернулся и легко коснулся ее губами. Сквозняк взметнул вверх занавеску и закрыл дверь в комнату. «Я боюсь…» - прошептал Андрей. «Я тоже…» – был мой ответ. В тот момент я почувствовала, что каждый из нас боится чего-то своего, непонятного другому. Но в который раз за последние несколько недель мне захотелось бежать как можно дальше от этого места, пока не поздно, пока не случилось чего-то непоправимого. Но я не убежала. Я никуда бы не убежала от Андрея, не смотря ни на что. Просто не могла этого сделать.
Утром бабушка, отрывая старый лист на календаре, сказала:
- Смотри, послезавтра полнолуние. У нас всегда здесь очень красиво ночью, когда восходит полная луна, хорошо бы погода была ясная.
- Действительно, хорошо бы, - ответил ей за меня мой брат, сладко потягиваясь после сна и лукаво улыбаясь мне.
Мы сели завтракать, и Андрюшка покорил меня своим аппетитом, он и раньше кушал не мало, но в этот раз он налегал в основном на мясо и съел целую сковороду жареной курицы. Удивлению бабушки не было предела, когда он попросил еще «мяска». В результате он съел все запасы на оставшиеся несколько дней до выходных, и нам пришлось ехать в магазин.
Глядя на нас, прохожие улыбались, ведь они не знали, что эти красивые и счастливые парень и девушка – брат и сестра. Конечно, существовал риск встретить кого-то знакомого, но нам так редко удавалось побыть вместе, не скрывая своих чувств. Андрюшка был таким смелым, а я боялась, по-прежнему боялась, а особенно его отчаянной смелости.
Мы возвращались из города пешком, неся огромные сумки. Я смеялась, как сумасшедшая, глядя, с какой скоростью мой брат поглощает сырые сосиски. Я опасалась, что до дома мы не то, что ничего не донесем, а он слопает по пути какого-нибудь случайного прохожего. Когда я поделилась с Андреем соображениями на этот счет, он почему-то стал очень серьезен и даже обиделся на меня. Впрочем, его обиды, как всегда, хватило минут на пять. Но мое настроение почему-то резко поползло вниз, может, потому что я не поняла причины его обиды, а, может, потому, что где-то в глубине моего подсознания уже тогда крылись ответы на все вопросы. Хотя в тот момент я была столь наивна, что даже вопросов в моей голове еще не возникло…
Последующие два дня стали для меня кромешным адом. Я ненавидела своего брата и себя в то же время. Но как я его любила! Словно мой мозг парализовала какая-то непонятная сила. Другой человек на моем месте должен бы был вспомнить о брошенном муже, испытать, по крайней мере, угрызения совести. А я даже и не вспоминала об Артеме, словно и не было этого человека никогда в моей жизни. Только он, этот несносный мальчишка, занимал мои мысли! И мысли эти доставляли мне страдания, также как и Андрюшкины поступки. Казалось бы, не считая той его нелепой обиды, день прошел хорошо, а вечер – просто замечательно. Мы снова ходили купаться, плавали на «наш» островок, а там жгли костер и смотрели на звездное небо. И все же меня не покидало чувство, что что-то изменилось. Так трудно описать словами то, что происходило в моей душе тогда. Мой брат… нет, просто Андрюшка… он словно испытывал меня на прочность.
- Что будет с нами потом, как ты считаешь? – спросил он.
И даже такая наивная глупышка, как я, не смогла солгать, ведь я не верила в наше светлое будущее, я жила моментом и наслаждалась тем, что Судьба со всей благосклонностью и жестокостью одновременно подарила мне. Мое молчание расстроило его.
- Ты меня любишь?
- Ты же мой брат, как я могу не любить тебя… - Господи! Как были слабы мои попытки вернуть наши отношения в прежнее русло.
- Если ты сейчас мне не скажешь правды, я уйду. И больше у тебя не будет брата - говоря это, он был очень серьезен, и я знала, что он так и поступит, как обещал.
- Я не могу… Я не должна…
Андрей взял мою руку в свою и нежно погладил.
- Не можешь… Не должна… Глупенькая, единственное, чего теперь не может каждый из нас, так это жить без другого… Ну попробуй, вернись к своему мужу! На сколько тебя хватит? На день? На два? Я хочу, чтобы тебя и на час не хватило, чтобы ты выбросила из головы все сомнения. Сейчас не смей говорить мне «нет» и не смей сомневаться. Может быть мне не стоило бы тебя торопить… Но… Все равно это случится, и я хочу этого сейчас. Ты – моя, была, есть и останешься моей. Моя…
Да, он сказал чистую правду. Небо не перевернулось, земля не разверзлась под нами, не взволновалась водная гладь, когда мой двоюродный брат коснулся губами моих губ, когда мои ответные поцелуи перестали быть робкими… Напротив, природа словно охраняла неприкосновенность наших чувств, горевших так же ярко, как звезды на темном небе, как костер на белом песке… Птицы пели также звонко, и их песнь не была печальной… Когда я открыла глаза и посмотрела на небо, почти полный диск Луны приветливо взирал на нас. Я и раньше обращала внимание, что Луна напоминает мне лицо, сегодня же это сходство особенно бросилось мне в глаза. Лунный лик улыбался мне благосклонно.
В эту ночь я так и не смогла заснуть. Но с утра, проснувшись, я впервые не встретила на пороге своей комнаты Андрюшку. Его не было ни в ванной, ни в спальне, ни за столом.
- Бабушка, а где мой брат?
- О, да он уже давно позавтракал и ушел!
- Ушел? Без меня? Куда? – мне казалось, что бабушка шутит, ведь такого еще не происходило за время моего пребывания здесь.
- А что тебя удивляет? Пора уже обзаводиться ему знакомствами, там, в деревне рядом, ребята, девчата.
- Девчата…
О завтраке не могло идти и речи. И я не знала, куда податься. Как привидение я слонялась по домику, ежесекундно выбегая на крыльцо. Мне казалось: вот он сейчас придет, и все будет по-прежнему. Но Андрей не приходил. Вернулись с работы его родители, мне стало слегка веселее. Но я думала только об одном: вчерашняя ночь испортила все. Лучше бы я ушла. Он не может меня видеть после всего произошедшего. Да и мне самой было стыдно смотреть на свое отражение в зеркале. Но Андрей сделал то, что обещал: он привязал меня к себе еще крепче. Я не могла без него, словно наркоман, самый что ни на есть заядлый наркоман, без своего наркотика…
Сказалась предыдущая ночь, проведенная без сна, едва моя голова коснулась подушки, глаза закрылись, и я отключилась. Впрочем, и грезы мои были только об Андрее. Но эти грезы были столь похожими на явь, что на утро я уже сомневалась, что же произошло на самом деле, а что – только привиделось. Мне снилось, что я проснулась. То ли оттого, что кто-то постучал в окно, то ли Луна светила слишком ярко, и этот свет ее бил мне прямо в лицо. По полу бежала серебристая дорожка, прямо от самого открытого окна до моей кровати. Однако, остальная часть комнаты тонула в темноте, особенно черными и пугающими были углы. Вдруг я услышала под окном шорохи, кто-то тяжело ступал совсем рядом. Честно говоря, я испугалась, хотела было встать, чтобы закрыть окно, но вдруг большая серая тень метнулась от подоконника в дальний угол комнаты. Страх сковал мои руки и ноги, мое горло не могло произвести ни звука, как часто бывает в страшных снах, голос не подчинялся мне. В комнате стояла такая тишина, что я хорошо различала шумное дыхание незваного гостя. Не в силах пошевелиться, я лежала и смотрела в угол, пытаясь различить хотя бы силуэт того, кто скрывался под покровом тьмы. Внезапно в темноте загорелись два оранжевых пятна: существо рассматривало меня.
- Не бойся…Только не бойся меня…- голос был хриплым и низким. Но он принадлежал человеку, который хотел меня успокоить.
- Кто ты? – выдавила я из себя два слова.
Тень в углу приобрела очертания, существо двинулось к моей постели. Его оранжевые глаза становились ярче по мере приближения. Наконец, существо ступило на лунную дорожку. Оно оказалось самым любимым мною человеком на свете, моим братом. Это был он и не он одновременно. Может быть, я была бы более рада, если бы передо мной стоял какой-то другой человек.
Андрей подошел к моей кровати и сел на ее край. Я невольно съежилась и отползла к стене.
- Только не бойся, тебе я никогда не причиню вреда… Ни при каких условиях… Он протянул свою руку к моей щеке и я не увидела, но почувствовала жесткие ворсинки на его ладони.
- Андрюшенька, что с тобой?
- Не спрашивай, просто верь мне. Я потом, может быть, тебе расскажу, но только не сейчас.
- Хорошо, но только скажи мне: это, действительно, ты?
- Я.
В этот момент луна скрылась за тучи, и комната погрузилась во тьму.
- Слава Богу!- я увидела, как он расслабился, его плечи уныло опустились вниз. Он поднял голову, его глаза больше не светились оранжевым светом.
- Что с тобой? Что с тобой, Андрюшенька? Я могу тебе чем-нибудь помочь?…
Я прижала его к себе и почувствовала, что он дрожит всем телом. Мгновение спустя мое плечо обожгла скатившаяся с его щеки слеза.
- Наивная моя сестричка, мне уже никто не поможет. А ты можешь сделать только одно для меня…- он немного помолчал.
- Что? Я сделаю все, что угодно!
- Не попадайся завтра ночью мне на глаза. Не ходи за мной ни в коем случае, каким бы странным тебе не показалось мое поведение. И постарайся простить меня, даже если узнаешь нечто такое, что заставит тебя в первые минуты проникнуться ненавистью ко мне.
Что я могла ему ответить? Он был рядом со мной, он покрывал поцелуями мои руки, мои плечи…
Я боялась его потерять и сжимала в объятиях так, словно он мог незаметно раствориться в воздухе. И все же проснулась я одна, совершенно одна, обнимая мягкую подушку. Я не могла поверить, что все, произошедшее ночью – сон. Но реальностью то, что мне привиделось, быть просто не могло. Накинув халат, я выскочила в коридор и заглянула на кухню: там была только бабушка, в Андрюшкиной комнате вновь царила тишина. В общем, все было так же, как и вчера.
- Ба, а Андрюшка опять уже умотал? – я старалась улыбаться непринужденно, но уголки моих губ нервно подрагивали.
- Представляешь, Настя, он и не приходил этой ночью…
- Почему ты так решила?
- Его постель не смята, всю ночь в его комнате было тихо. Родители думают, что у него появилась девушка. Кстати, он ничего не рассказывал тебе по этому поводу?
Я отрицательно покачала головой.
- Бабушка, ты думаешь, он ночевал у нее, у другой девушки? – бабушка улыбнулась в ответ. Я сама не заметила, как сказала слово «другой», словно имела право на ревность.
Второй день подряд я не могла «впихнуть» в себя завтрак. Промучившись часа два, я поехала в город полить цветы в квартире и позвонить мужу. Если первое далось мне весьма легко, то второе было выше моих сил.
-Артем, привет, это я, Настя…- голосом нашкодившего ребенка почти прошептала я.
Голос в трубке был чужим и ироничным.
- А, Настя? Узнал, узнал… Когда мы с тобой последний раз виделись-то? Изменилась, наверное, со времени нашей последней встречи.
- Артем, ну зачем ты так? Ты же знаешь, как я устала за этот год, ты сам говорил, что мне нужно отдохнуть…- оправдываться было противно, но я не могла сказать мужу, что больше не хочу с ним жить. Может, во мне говорили остатки былых чувств, а может, если бы Артем приехал, связал меня по рукам и ногам и увез отсюда далеко и надолго, я излечилась бы от этой страшной зависимости. Вероятно, я и звонила для того, чтобы он почувствовал, что самой мне не вырваться из опутавших меня сетей. Но он не был телепатом, Артем был просто обиженным мужчиной, брошенным мною и непонимающим, что же такое происходит в его жизни.
- Ну, и как долго ты еще будешь отдыхать?
- Не знаю, Темочка, не знаю… я сама ничего не знаю…
Я повесила трубку, не слушая того, что говорит мне муж.
Возвращаясь домой пешком через лес, я внезапно почувствовала странную умиротворенность. Похоже, я снова обрела контроль над своими чувствами. Я успокоилась, улыбка вновь засияла на моем лице. Лес словно дал мне силы. Я вдохнула его живительный аромат, зачерпнула ладонями густой туман, скопившийся в лощинах, плеснула в лицо росой. Придя домой, я взглянула на себя в зеркало трезвым взглядом впервые за несколько последних дней. Мое отражение было бледным и худым. Артем был прав, я действительно очень изменилась. Под глазами лежали темные тени, веки распухли от слез.
- Господи, да что же это со мной? – я встряхнула головой, словно сбрасывая наваждение. – Что он сделал со мной?
- Настена! – услышала я бабушкин голос. – Пришел Андрей!
- Да, и что?
- Зовет тебя.
«Пусть зовет… - шепнула я. – Если я нужна тебе, ты и подойди ко мне.» Я сидела перед зеркалом и расчесывала волосы, когда он зашел.
- Я звал тебя.
- А я была занята, как видишь.
- Что с тобой, ты какая-то не такая, как всегда.
- А с тобой?
Андрей молчал. Затем он развернулся и вышел из комнаты все также молча. Я посмотрела в зеркало на свое искаженное от боли лицо. У меня было такое чувство, что он уходит навсегда. Я не выдержала, вскочила со стула и бросилась вслед за ним. Впрочем, я наткнулась на него на пороге своей комнаты и засмеялась сквозь слезы от счастья: Андрюшка возвращался. Он прильнул губами к моим губам.
- Мое солнышко, - он ласково погладил меня по волосам, - давай не будем ссориться… мне сейчас придется опять уйти… - предупреждая вопросы, он коснулся ладонью моих губ, призывая меня к молчанию. – Потерпи чуть-чуть. Скоро все станет таким, каким было прежде.
Я покорно прижалась к его груди, готовая ждать хоть сотни лет. Но наше примирение было недолгим, брат вернулся значительно быстрее, уже к вечеру он сидел за столом на кухне и разговаривал с отцом. Их разговор проходил на повышенных тонах, отец отчитывал сына за то, что тот не ночевал дома. Вместо того, чтобы извиниться, раскаяться в содеянном, Андрюшка начал упрашивать дядю Мишу, чтобы тот отпустил его и этой ночью. Сама себе удивляясь, я вмешалась в их разговор и поддержала брата. Я чувствовала, что для него очень важно, чтобы отец дал свое разрешение, но дядя Миша был неумолим. Поняв, что все увещевания бесполезны, Андрей вышел из кухни, не глядя ни на кого. Я догнала его уже в комнате. Взглянув в Андрюшкины глаза, я испугалась: на дне их бушевали ненависть и бешенство. Я хотела было его обнять, утешить, но он с силой оттолкнул мою руку.
- Уйди! – крикнул он мне.
- Знаешь, ты меня достал своими выходками!
Я выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Весь вечер я провела в своей спальне, а Андрюшка – в своей. На улице стемнело, я привыкла встречать вечера на улице у костра, сидя рядом с Андреем, но сегодня была так зла на него, что не жалела о своем одиночестве. Сон все не шел ко мне, лоб мой горел, словно голова была объята пламенем. Похоже, у меня поднялась температура. Стараясь не шуметь, чтобы никого не разбудить, я открыла дверь своей спальни и шагнула в коридор. Мой путь за градусником лежал через коридор к кухне, а, следовательно, мимо комнаты брата. Из-под его двери пробивался тусклый свет, и мне так хотелось войти к нему, но обида была сильнее. Я продолжила свое путешествие по темному коридору и уже зашла на кухню, когда услышала скрип: это открылась дверь комнаты Андрея. Не замечая меня, он торопливо направился к входной двери, открыл ее и нырнул в темноту. Какое-то чувство, дотоле незнакомое, заставило мое сердце сильно биться, а ноги – сделать шаг к входной двери вслед за братом. Ночь была очень теплой, поэтому, выйдя на крыльцо в одной ночной рубашке, я не замерзла. Напротив, приятная прохлада обволокла мое тело. Где-то в глубине моего сознания еще витали надежды на то, что Андрей вышел на крыльцо подышать свежим воздухом, но, не обнаружив его там, я совершенно не удивилась. Его темнеющий на фоне листвы силуэт удалялся вглубь леса. Он шел быстро, не оглядываясь, походка была торопливой и неровной, а движения потеряли естественную грацию. Если бы я не знала, что темная фигура впереди – ни кто иной, как Андрей, то ни за что бы не поверила, что это он. Впрочем, сейчас я не могла поверить в то, что в жизни моего брата появился кто-то, к кому он так рвался в этот вечер, чье общество было столь необходимо ему, что, не взирая на запреты отца, он убегал из дома под покровом ночи. «Не ходи за мной ни в коем случае, каким бы странным тебе не показалось мое поведение», - словно рядом я услышала голос брата. Но этой ночью мне не хотелось быть послушной, босиком я сбежала с крыльца и направилась по тропинке вслед за ним. Мне не хотелось, чтобы Андрей заметил, что я шпионю, честно говоря, мне и самой было стыдно, но чувства были в данный момент сильнее представлений о приличных и неприличных поступках. Сильнее всего было желание видеть, куда, а точнее к кому, он спешит. Сначала я шла, прячась за деревьями и кустами, но затем перестала скрываться, потому что Андрей шел так быстро, что я рисковала потерять его из виду.
Страх придавал мне силы, я чувствовала, что адреналин превращает мою кровь в опьяняющий коктейль. Первые несколько минут полная Луна с любопытством наблюдала за моей погоней, но внезапно она исчезла, и мир погрузился во тьму. Я остановилась, не видя уже ни Андрея, ни дороги домой. Казалось, природа уснула в одночасье: не пели птицы, не шуршала листва деревьев. «Боже! Зачем я только пошла за ним?», теперь само мое желание выследить брата казалось мне абсурдным.
Я обернулась, готовая со всех ног броситься домой, но тропинка словно утонула во тьме. Возможно, мой близорукий взгляд не мог различить ее, но мне показалось, что кусты сдвинулись, образуя преграду и отрезая пути к отступлению. За спиной раздался треск, а затем послышался еще один звук, такой знакомый и пугающий. Кровь застыла в моих жилах. Словно одеревеневшее, мое тело разворачивалось так медленно… Я пристально и долго вглядывалась в темноту, пока ветерок не прогнал тучи, заслонявшие луну. На тропинке стоял огромный волк. Из его разверзнутой пасти раздавалось глухое рычание, уши были прижаты к голове, а все тело собрано для прыжка. Мысли лихорадочно вертелись в моем мозгу. Я ни на секунду не сомневалась относительно того, какую жертву наметил себе хищник, но смириться с тем, что объектом охоты является мое тело, было очень трудно. С одной стороны, я могла бы попробовать убежать, ведь дачные участки, по моим соображениям, были не очень далеко. Но у меня не было сил повернуться спиной к этому монстру, бежать и слышать его дыхание, знать, что он «наступает мне на пятки». С другой стороны, мой брат не мог уйти слишком далеко, и, если бы мне удалось собраться с силами и крикнуть как можно громче, то, возможно, Андрюшка бы и услышал меня. Я решила попробовать первый способ, в случае неудачи мне оставалось уповать только на выносливость своего организма.
- Андрюша! Андрей! Помоги!!!!! – закричала я. Ответом мне была лишь тишина. Я крикнула еще раз, уже мало рассчитывая на помощь. Волк настороженно поднял уши, услышав, что жертва издает странные звуки. Наверно, он очень хорошо чувствовал запах страха, исходящий от меня, и понял, что бежать я не собираюсь. Просто ноги мои стали весить в два раза больше, словно к ним примотали парочку гирь. Сил бежать не было.
- Собака… - прошептала я. - Не ешь меня, я невкусная… Горькая и противная… - слезы полились по моим щекам. Мне стало очень жалко себя, сидящую на холодной земле в одной «ночнушке» посреди ночного враждебного леса. – Ну, пожалуйста, собачка…
Я говорила это, вовсе не рассчитывая на понимание со стороны животного, но мой преследователь внезапно заскулил и попятился назад. Мгновение спустя, он развернулся и очень быстро побежал прочь, оставив меня одну. Я не стала дожидаться возвращения волка. Когда я бежала по тропинке, словно острое лезвие тонкую ткань, нечеловеческий вой прорезал ночную тишину. Он стоял у меня в ушах даже тогда, когда, наконец, достигнув заветной цели – спасительной теплой постели, я накрыла голову подушкой. Уснуть мне удалось только на рассвете.
Сначала я подумала, что образы моих воспоминаний были слишком яркими. Второй моей догадкой стало то, что, по-видимому, у меня начались галлюцинации. Однако, когда Елизавета открыла глаза и проворчала: «Господи, в Москве посреди темной ночи волки воют!», я поняла, что все же психически здорова, и протяжный волчий вой – реальность. Но, увы, я не могла выйти из больницы, решетки на окнах и близорукость мешали посмотреть на улицу. Но мое настроение странным образом улучшилось, на душе полегчало, и я заснула сама, без всяких лекарств. Пробуждение также оказалось приятным, на моем столике стоял букет цветов. «Это от кого?» – спросила я санитара. «Родственники передали», - улыбнулся он. Конечно, такие шикарные пионы могли расти только на бабушкиной даче.
После завтрака с нами занимался арт-терапевт. Он включил приятную музыку и попросил зарисовать те чувства, которые у нас возникают при ее прослушивании. Чувства… Воспоминания…
- Ой, а лоб–то какой горячий, - расстроено шептала бабушка. – Надо позвать Пашку.
- Кого? – словно сквозь ватные тампоны услышала я голос брата.
- Павла Сергеевича, врача. Ну, вернее почти врача. Он на пятом курсе мединститута. У Веры Андреевны гостит на каникулах, у бабушки своей.
- Это разве врач! На пятом курсе… С таким успехом и я могу оказать ей медицинскую помощь. Вот сейчас дам аспирина, чтобы температуру сбить, молока горячего с медом и маслом заставлю выпить, – возмутился Андрей.
- Сам его пей, - прохрипела я. – а я лучше умру от простуды, чем такую гадость в себя заливать буду…
Несмотря на все мои протесты, бабушка отправилась к Вере Андреевне, а Андрюшка остался ухаживать за мной. Я была рада, что болезнь отняла у меня силы выяснять с ним отношения. Но я слишком хорошо помнила, что чуть не поплатилась жизнью из-за него (не могла же я признать, что ночное приключение было следствием моей глупости).
- Почему ты молчишь? - спросил Андрей, наклоняясь ко мне и пытаясь поцеловать в губы. Я увернулась.
- Горло болит. И не целуй меня – заразишься.
Мне очень не хотелось, чтобы брат знал, что я преследовала его этой ночью, но все же не удержалось от едкого замечания. – Или тем, кто гуляет по ночам не страшно ничего? («Даже волки?» - мысленно закончила я фразу.)
Андрей побледнел.
- О чем ты, сестричка, не понимаю.
- Ладно, «проехали», - вздохнула я и закрыла глаза.
Вернее сделала вид, что закрыла. Из-под полуопущенных ресниц я наблюдала за братом. Лицо его выражало смятение и растерянность.
- Настя, ты следила за мной? - голос его дрожал. Как ты могла, ведь я просил тебя…
Я взяла паузу, наблюдая за его реакцией.
- С тобой ничего не случилось?
- Какая разница: случилось - не случилось. Важно то, что ты ведешь двойной образ жизни, постоянно что-то от меня скрываешь, непонятно чего от меня хочешь. Я устала от этого, объясни мне, в чем дело. Что происходит? У тебя есть девушка, к ней ты бегаешь по ночам?
Лицо моего брата посветлело. Он даже рассмеялся, хотя в его осанке сквозила некоторая напряженность.
- Господи, ну и ревнивая же ты! И ты побежала по темному лесу, чтобы застукать меня с красоткой под каким-нибудь кустом? По-моему, я не раз тебе доказывал: мне нужна только ты. Я тебя убеждал, что мы созданы друг для друга, а не ты меня. Какие могут быть еще вопросы?
Андрюшка провел указательным пальцем по моим губам, коснулся моей щеки. Настойчиво поцеловал мои губы. Он всегда был очень настойчив, а я – покорна ему, как овечка на заклании.
- Не надо, Андрей, нас может кто-нибудь увидеть… - слабо сопротивлялась я. Он взглянул мне в глаза. «Плевать… Мне плевать…»- шепнул он и поцеловал меня еще раз.
Сначала я почувствовала, что задыхаюсь, и попыталась вырваться, но это оказалось бесполезным делом, он был очень силен. Все мои попытки обрести свободу приводили к тому, что Андрей усиливал свой напор, наконец, я почувствовала, как из моей потрескавшейся губы потекла соленая струйка крови. «Мне больно!» - попыталась крикнуть я. И вдруг обомлела.
- Вы что, ополоумели совсем? – на пороге стоял Костик, Андрюшкин новый знакомый, живший в деревне неподалеку. Глаза парня вылезли из орбит от удивления. Ситуация была неприятной, но я была рада его появлению, потому что Андрюшин агрессивный напор меня испугал.
- Какие проблемы, Костик? – мой брат пытался быть приветливым, но я слышала явную угрозу в его голосе. Поскольку парень, не отрываясь, смотрел на меня, я поспешила закусить пораненную губу. Похоже, крови было много, металлический привкус перекрыл своей интенсивностью все другие ощущения внешнего мира.
- Ты делал ей искусственное дыхание? – рассмеялся Костик, по-видимому, его удивление отступило (ситуация показалась ему даже забавной). Только я была готова сгореть от стыда. За окровавленную губу, расширенные зрачки и полуобнаженную грудь.
До Андрея, в конце концов, дошло, что мой вид более чем откровенно говорит о том, чем мы собирались заняться, и он подтолкнул приятеля к выходу.
- Ага, ей стало плохо, - они скрылись за дверью, и я поспешила взглянуть на себя в зеркало.
Едва ли я была менее безумна, чем мой малолетний брат. Впервые я взглянула на себя со стороны, оценила свои поступки с точки зрения моральных норм. Мое искаженное лицо, горящие глаза и опухшие губы, алые, как кровь девственницы, после первой брачной ночи на белой простыне, взывали к стыду и нравственности.
«Больше никогда,» - громко сказала я и решительно шагнула к шкафу за чемоданом. Тут же моя голова закружилась, и я упала в обморок.
Ватка с нашатырным спиртом воняла омерзительно, поэтому пришлось открыть глаза. Но понимание происходящего было неполным, несмотря на то, что я уже пришла в себя. Чья-то заботливая рука поднесла стакан воды к моим губам. Я действительно очень хотела пить.
- Лоб, как раскаленная плита, чего вы хотите. Она явно простудилась, – услышала я приятный мужской голос и с интересом подняла глаза. Рядом со мной на кровати сидел потрясающе красивый парень. Умелым движением он достал из чемоданчика стетоскоп.
- Мальчики, выйдете из комнаты, - обратился Павел Сергеевич (Пашка, короче) к Андрею и Косте.
- Чего это вдруг? – возмутился брат.
- Иди-иди, - вытолкала его бабушка. – Доктор ее послушает.
- Что? – Андрюшка был вне себя от возмущения. – Он задерет моей сестре рубашку и будет пялиться на нее?
- Андрей! – воскликнула возмущенно бабушка. – Простите, Павел Сергеевич.
- Да ничего, я понимаю, подростки… - сказал врач и покраснел. Впрочем, я тоже. «Вот дурак», - пробормотала я…
Через полчаса мы с Пашей уже были хорошими друзьями. Я обещала сходить с ним на дискотеку после выздоровления, а он обещал до этого навещать каждый день свою пациентку. Собственно говоря, свое обещание он исправно выполнял в течение двух недель, потому что болела я довольно долго. За это время многое переменилось в моей жизни.
Меня навестил Артем. По отрешенному взгляду мужа, я поняла, что потеряла его. Но винить Артема за неверность не могла, ведь он только пошел той дорогой, которую указала ему я сама. Мы решили повременить с разводом, но пожить порознь. Похоже, ситуация удовлетворила нас обоих. Я была рада, что мы смогли поговорить по-человечески и расстались без взаимных упреков и ненависти. Стоя на крыльце, я проводила взглядом уходящего из моей жизни когда-то самого дорогого и близкого человека и удивилась той мертвой тишине, которая царила в моем сердце при этом прощании. Может быть, и не было любви, может, я жила иллюзией? Или была не способна на чувства? На нормальные чувства.
Я долго рыдала то на большой теплой бабушкиной груди, то на тетином плече, то в объятиях брата. Но никому не сказала, что плачу не по потерянным годам или ушедшим чувствам. Я плакала по своему остывшему холодному сердцу.
Я глядела в зеленые Андрюшкина глаза и понимала, что больше никто в этом мире мне не нужен. Вся душа моя тянулась только к нему. Он был смыслом моей жизни. Мое тело горело и жаждало его прикосновений. Когда он сидел рядом со мной на диване и изображал примерного брата, демонстрируя очередную видеоновинку, я не понимала ни слова из фильма, смеялась и плакала не впопад, вызывая тем самым недоумение у родственников. Но, честно говоря, мне на все это было просто наплевать. Мыслями я была на том ночном озере. Под сияющим звездами небом… Даже на расстоянии я чувствовала тепло его гибкого стройного тела.
Но я приняла решение. Больше между нами ничего не могло быть ничего. Я была тверда в своих намерениях, как никогда. Мой брат должен быть только моим братом. Он не может быть ни мужем, ни любовником мне.
Почему я так решила? Я не могла погрязнуть в этой пучине безнравственности. Андрей затягивал меня в нее, но в те моменты, когда мне удавалось мыслить здраво, не слушая его бредовых речей про волю судьбы и наше предназначение, я понимала, что как человек более взрослый и разумный не имею морального права лишать его возможности построить нормальную жизнь. Чувство вины стало моим привычным спутником. Я уже не могла смотреть в глаза Андрюшкиным родителям, бабушке. Даже от мамы, с которой у нас не было секретов друг от друга, я скрывала свои истинные чувства. Я похудела, измучилась. Но он, мой мучитель, не хотел оставлять меня в покое. Он преследовал меня. Я избегала оставаться с ним наедине, но он стремился к этому. Я бежала от него, он – за мной. Этот замкнутый круг выматывал меня больше всего потому, что мне хотелось одного – сдаться. Я вскакивала посреди ночи и хотела бежать.
Сначала подальше от Андрея, а затем просто бежать в лес, к тому волку, который не сожрал меня по какой-то причине. Словно обрек меня на медленную смерть.
Я должна была объяснить все Андрею, но не могла. Потому что знала, стоит ему начать меня уговаривать, и я растаю, как глупая Снегурочка над жарким огнем.
Но объяснение произошло. Брат застал меня врасплох, я не успела выстроить защиту, глухую непробиваемую каменную стену, спасавшую тело, в котором находился мой больной мозг, от опрометчивых поступков.
Вечером на крыльце нашего дома вновь лежал букет полевых цветов. Вот уже неделю после своего визита Пашка оставлял цветы. Он никогда не признавался, что дарил мне их, но я знала, что заботливый доктор баловал меня знаками внимания. Я подняла цветы и прижала их к груди, вдохнула их горьковатый аромат и расплакалась.
- Ты влюбилась в него? Да? – услышала я тихий голос Андрея и вздрогнула. Что я могла ответить? Что благодарна Паше за внимание и только?
- Не молчи… Скажи мне правду… Пусть лучше правда, чем так, как сейчас. Две недели ты издеваешься надо мной! За что? – я не могла слышать страдание в этом голосе. Мне хотелось кричать от боли. Но я уже научилась терпеть.
- Не надо так громко, прошу… Нас могут услышать. Пойдем прогуляемся, я все тебе скажу.
Мы шли по тропинке и молчали. Он не спешил начинать разговор, а я … не спешила прощаться с ним. Мне не нужно было думать о том, что сказать. Все 14 дней я только об этом и размышляла. Словно маленький рыцарь, отважно защищающийся в неравной схватке с более сильным противником, я прижимала к груди свой щит – букет цветов. Когда мы отошли далеко от дома, Андрей с силой вырвал цветы из моих рук и зашвырнул далеко за деревья.
- Говори!
- А что говорить?
- Я должен сказать за тебя? Между нами все кончено, ты полюбила этого слюнявого доктора?
- Да… Да. – сказать правду я не могла. Спасти себя и своего брата я могла только ложью. – Прости.
- Чем он лучше меня?
- Ничем. Разве мы любим за то, что кто-то лучше или хуже? Чувства не поддаются объяснению.
- Хорошо. – спокойно ответил Андрей и улыбнулся. Так, словно я не сказала ничего такого, что могло бы вывести его из себя. – Значит, я ошибся. Но … у меня к тебе будет только одна просьба, сестренка. Надеюсь, хотя бы в этом ты мне не откажешь.
- Смотря в чем…
- Давай сходим на наше озеро в последний раз… Я очень тебя прошу.
Я испугалась. В глубине его глаз плескалось нечто такое, что заставило меня задрожать, не смотря на то, что вечер был жарким.
- Нет, прости, я не хочу.
Андрей засмеялся.
- Глупая, чего ты боишься! Я просто хочу искупаться. Сестра ты мне или нет? Проводи брата на озеро.
Он усыпил мою бдительность своим смехом. И я пошла. Но в голове вертелась фраза Каа из «Маугли»: «Вы слышите меня, бандер-логи?».
Я взглянула на рисунок. Что ж в своих способностях рисовать я никогда не сомневалась.
- Красиво, - сказала девушка рядом со мной и потащила меня за руку к арт-терапевту. Он удивленно посмотрел на меня.
- Вы художник. – полувопросительно- полуутвердительно сказал он.
- Нет. Просто неплохо рисую.
- Вам нравится ваш рисунок?
- Конечно. Он напоминает мне самые лучшие минуты моей жизни, связанные…
- Связанные с чем?
- С моим братом.
- Расскажете мне о нем?
Я засмеялась. «Раскатал губу! Психотерапевт фигов. Думай сам, пока тебе ничего не удастся из меня вытащить»
- Нет. Не расскажу.
- Почему? Вы мне не доверяете?
- Мне все равно. Просто я не хочу. Да и нечего рассказывать.
Конечно, я солгала. Глядя на рисунок, я почти явственно слышала тихое шуршание камышей, которые раздвигал Андрей, чтобы я могла пройти к нашей заводи. Я почти видела закатное солнце, уходящее за горизонт, посылающее последние багряные лучи на землю. Песок был теплым, даже горячим и мягким. Я еще не забыла его мягкость. Мое тело вновь заныло. «Я пришла зря».
Андрюшка сбросил с себя всю одежду и тонким лезвием нырнул в воду. Я в который раз поразилась тому, что в этом райском уголке нет людей и можно, не стесняясь, купаться обнаженным.
Андрей уплыл далеко и, похоже, не собирался возвращаться скоро. Я сняла топик, шорты и в одних трусиках вошла в озеро. Ласковое прикосновение его вод меня успокоило. Я немного поплавала и легла на воду отдохнуть. Он совсем не выглядел расстроенным. Он воспринял мой отказ безболезненно. Может, я зря переживала и мучалась? Может, ему уже давно плевать на меня? Я и радовалась и страдала одновременно. Все оказалось значительно проще, чем я ожидала. Может, у нас еще есть шанс стать просто братом и сестрой.
Эта мысль вдохновила меня, поэтому я поплыла навстречу Андрюшке, улыбаясь почти умиротворенно своим мыслям. Мы вместе вернулись на берег. К этому времени солнце окончательно скрылось, и мир погрузился во тьму. Небо еще хранило следы закатных лучей, но большая его часть была окрашена в темно-фиолетовый и черный цвета. Сегодня не было даже Луны.
Я присела на песок, а Андрей развел небольшой костерок. Домой не хотелось совсем.
- Ну, что, Настенка, заночуем здесь?
- А что, мне не слабо! – рассмеялась я . Только, боюсь, мы замерзнем ночью.
Часа два мы болтали ни о чем. Все было, как раньше. Не было неловкости и напряженности, впервые я не страдала от того, что не могу прикоснуться к Андрею, что не могу рассказать, как он нужен мне.
- Можно, я положу голову тебе на колени? – я насторожилась. Андрей почувствовал мое напряжение и в который раз засмеялся. – Слушай, солнце мое, я не монстр какой-то, принуждать тебя не буду ни к чему.
Андрюшка лег на песок. Я вздохнула и выполнила его просьбу.
- Расскажи мне, ты рассталась с мужем из-за него или из-за меня?
- Наверное, из-за всего. Но главное, из-за себя самой. Я больше не люблю его.
- А что значит, любить, сестричка? По-твоему?
Мне не нравилась тема разговора, но упрекнуть Андрея было не в чем, поэтому я ответила:
- Значит, постоянно думать о том, кто тебе дорог. Ждать встречи с ним. Терять голову от звуков его голоса. И желать быть для этого человека всем в этом мире, а, значит, стремиться к совершенству.
- Сейчас у тебя есть такой человек?
- Да. А у тебя? – конечно, я задала этот вопрос не без желания услышать, что еще дорога ему.
- Нет. – брат отомстил мне. Это был удар ниже пояса. Он понял, что пробил броню и продолжил наступление.
- Почему же этот человек приходит, а ты так спокойна? Я выбросил его цветы, а ты даже не побежала за ними. Почему ты не ищешь встречи с ним?
- Тебе так показалось. Я просто умею скрывать свои чувства.
- Ты просто маленькая врунишка. Ответь мне на вопрос, почему ты вся дрожишь?
Меня затрясло еще больше. Он взял мою руку в свою.
- Мне просто уже холодно.
- Опять вранье. Не надоело? Хорошо, пусть будет так, как ты хочешь. Я не буду тебя больше мучить. Пойдем домой.
- Не хочу. Иди один.
Андрей поднялся и медленно пошел прочь. Мое сердце разрывалось от горя. Наконец, я не выдержала и окликнула его.
- Андрюша!
- Что?
Я бросилась ему на шею. Я покрывала его лицо поцелуями.
- Прости! Прости! Прости! Я люблю тебя! Люблю! Люблю только тебя!
В его глазах плескалось торжество победителя. Он поцеловал меня долгим поцелуем. «Ты моя…». «Твоя… Только твоя…». «Навсегда». «Навсегда, но лучше отпусти меня». «Хорошо…, но не сейчас». «Спасибо…». Ветер унес наш шепот, камыши скрыли наше безумство, свидетелем его была только луна, вышедшая из-за туч. Она вновь благосклонно сияла с небес и улыбалась мудрой улыбкой. Она знала больше, чем мы.
Песок под нами был раскаленным и дышал жаром. Не размыкая объятий, мы окунулись в воду. Но ее прохлада не остудила нас. С первыми рассветными лучами Андрей, обняв меня хозяйским жестом за талию, спросил:
- ты по-прежнему желаешь свободы?
- Да.
- Только при одном условии.
- Каком?
- Если не мне, то – никому.
- Так нельзя.
- Или так, или никак. У тебя нет выбора.
Видимо, судьба решила за меня. Или не судьба, а кто-то, кто хотел управлять моими звездами. Вечером пришел Пашка, Андрей был как никогда спокоен, даже когда тот протянул два билета в ночной клуб и поинтересовался, собираюсь ли я исполнять свое обещание. Я согласилась, хотя «кошки скребли на сердце», а ноги сами не шли из дому. И вот ведь как бывает, хочешь выглядеть сногсшибательно – и ничегошеньки не получается: то прыщ вскочит, то рука дрогнет не вовремя. В тот вечер я была абсолютно равнодушна к своему внешнему виду, но мне шла и моя бледность, связанная с болезнью и переживаниями, и задумчивость, а практически полное отсутствие косметики подчеркивало мою юность. «Паша, во сколько Настенька вернется?» – волнуясь, спросила бабушка. «Как скажете, так и будет, но хотелось бы подольше, ведь возвращаться все равно домой на такси будем из города…» – я улыбалась, глядя, как Паша умоляюще сложил руки. «Не позже четырех» – услышала я знакомый голос и в который раз удивилась, какую неповторимую прелесть придают ему нотки настойчивости, как странно и покорно реагируют на него мои душа и тело. Больше всего на свете мне хотелось провести ночь с обладателем этого голоса, но я гнала прочь такие мысли. Я усмехнулась, но промолчала, зато Паша, который был далеко не глуп и давно заметил неприязнь к себе со стороны Андрея, не сдержался: «Яйца курицу не учат!». «А вот это мы еще посмотрим, доктор… Яйца курицу не учат, зато курица – не птица, и кое-чего она боится…»- загадочно ответил мой брат. «В 4 и не минутой позже» – сказал он, пристально глядя мне в глаза, и ушел в свою комнату. Я даже не успела ничего возразить, хотя, честно говоря, уже хотела.
- Я же вам говорю, все нормально, я отлично себя чувствую, хорошо сплю. Это соседке по палате послышалось, что волки воют под окном, я лично никаких волков не слышала.
- А почему вас так беспокоит эта тема? – доктор внимательно изучал меня и мою реакцию. Я могла делать вид, что не понимаю, к чему он клонит, но чего я на самом деле не понимала, так это зачем он с такой настойчивостью возвращает меня к моему же бреду.
- Какая тема?
- Не притворяйтесь, Настя, ваша любимая тема – волки. Вы сказали, что ваш пропавший брат это- тот волк, которого пристрелили около дач, когда он не только потаскал всех кур в окрестностях, но и …
Дискотека была отличная и мне удалось забыться на несколько часов. Признаюсь, я даже поцеловалась с Пашкой. Это был сносный поцелуй, но я никак не могла понять, почему же после него во рту было такое ощущение, как будто я хлебнула жидкой резины? «Настенька, ты – самая замечательная девушка из всех, кого я знал за всю свою жизнь!», - шептал мне на ухо мой доктор, - «Не правда ли, вечер получился романтичным и замечательным?». Я кивала головой и улыбалась, но глаза мои неотрывно следили за стрелкой часов, которая приближалась к 4 часам. Боже упаси подумать, что я забыла о строгом наказе брата явиться к 4. Я словно нарочно выжидала этот срок. Но без 5 минут четыре не выдержала и вскочила. «Паша, поехали, уже много времени!»-выпалила я в тот самый момент, когда молодой человек в очередной раз говорил мне что-то приятное, что я конечно же прослушала. Лицо Паши вытянулось.
-Что, уже? Тебе что, не понравилось? Настя?
- Что ты, Пашка, все замечательно, ты милый, спасибо за прекрасный вечер, просто я боюсь, что бабушка будет волноваться.
- Да брось ты, Настя, ты просто слушаешься этого сопляка! Он сегодня дважды испортил мне вечер!
Почти все дорогу до дома мой кавалер молчал, мне было неприятно, что я обидела человека, но этот вечер дал мне возможность осознать, что мужчины, дороже и любимей Андрея, в моей жизни не будет. От шоссе шли пешком через лес. Тишина, царившая в лесу, моем сердце и в нашем маленьком совместном пространстве угнетала. Я попыталась наладить отношения и загладить вину.
- Паша, на что ты обиделся? Ведь мы замечательно провели время, у меня уже давно не было такого чудесного вечера!- ложь во спасение в последнее время стала моим любимым занятием.
- Я на тебя не обиделся, ты ни в чем не виновата, Настя. Зато я, кажется, знаю виновника моих неприятностей…-задумчиво, с затаенной агрессией протянул Паша.
- Ты о чем, Павлик?- улыбнулась я, не понимая смысла его слов.
- Твой братишка, черт бы его побрал, Андрей! Думаешь, я не видел, какими глазами он встречал меня каждый раз, когда я приходил в ваш дом?
- Какими?-я задала этот вопрос только из желания услышать рассказ о том, что мой брат ревновал меня.
- Прости, Настя, но твой брат – маленький наглец! – Павел что-то бубнил, а я шла и прислушивалась к шорохам ночного леса. Пару раз мне показалось, что за кустами мелькнула чья-то тень, где-то рядом потрескивали сучки, тихонечко так… неслышно для Павлика, потому что он распалялся все больше и больше, словно в моем брате сосредоточились все пороки людские и одним гневным монологом, обращенным на несчастного мальчишку, он мог искоренить их. Мне стало невообразимо холодно, то ли от ледяной пустыни своего сердца, то ли от ночного воздуха, а то ли от того, что где-то все там же за кустами я услышала зловещий, протяжный и вместе с тем тоскливый волчий вой. Я замерла, как вкопанная, застыла, как ледяное изваяние на морозе. «Паша, ты слышал?»-в ужасе прошептала я, вспомнив свои ночные приключения. «Что?»- «Волки воют…»-он обнял меня, рассмеявшись. «Не бойся, ты же со мной! Да ты замерзла, Настенка! Доктор прописывает тебе пламенные объятия и жаркий поцелуй!» – губы Павлика напрасно терзали мои губы, они, как онемели. Я слушала лес, я слышала шаги. Теперь ночной свидетель наших с Пашкой терзаний уже скрывал свое присутствие, но не от меня. А от моего спутника. От меня он не мог укрыться, я буквально всем телом ощущала, как он подбирается все ближе и ближе на своих тяжелых, но проворных и ловких лапах, как подушечки на них аккуратно приминают травинки, как горячее дыхание существа, алчущего крови, колышет листву на кустах.
- Пашка, бежим отсюда! Умоляю! – я рванула по тропинке, не дожидаясь, пока мой пылкий кавалер подумает, что я сошла с ума. Паша побежал вслед секунд через десять. «Настя! Что с тобой? Я тебя испугал? Я тебя обидел? Настенька, подожди!» Но я и не думала оборачиваться, я слышала, как участились шаги волка, как затем он побежал, не быстро, нет, потому что он нагнал бы нас при желании в три прыжка. Пока он только играл с нами, но я подспудно чувствовала, что мы с Павликом были разными жертвами. Он играл моим страхом, но не собирался убивать, с моим спутником дело обстояло иначе, я была абсолютно неуверена в безопасности юного доктора. Лишь когда показались дачные участки, я остановилась и вздохнула свободно. Паша тоже стоял рядом целый и невредимый. Не знаю, почему, но я чувствовала ответственность за него. Он и не подозревал о подстерегавшей нас опасности. Но в какой-то момент в голове моей впервые возникла мысль «А почему я решила, что опасность была? Может она – только плод моего больного, измученного сумасшедшей любовью воображения?»
- Ну ты и приколистка, Настя, это твоя тактика привязать к себе парня навсегда и заставить за тобой бегать?
- Пожалуйста, Паша, не шути… - мое дыхание, с шумом вырывавшееся из горла, мешало говорить. Слова вылетали отрывистые, сухие, и звучание их еще больше усиливало панику в моей душе. – Там был волк…
Пашка смеялся:
- Не бойся, Красная Шапочка, дровосеки его убьют. – от такой шутки я пришла в ужас.
- Так ты слышал его вой?
- Иди, спи, моя трусливая девочка. Завтра часика в два я приду к тебе, пойдем погуляем. – Пашка притянул меня к себе и еще раз поцеловал. Слегка успокоившись, я слабо ответила на его поцелуй.
Я очень замерзла, но долго не уходила с крыльца, пока удаляющийся силуэт молодого человека и вовсе не слился с горизонтом. Все это время мне хотелось крикнуть «Паша, будь осторожнее!» или «Паша, останься у меня ночевать!» Бог знает, почему я не сделала этого. Бог знает, как я себя потом за это корила.
Проникнув в спасительное тепло дома, я надеялась обрести покой. Я приняла горячую ванну, переоделась в теплую пижаму, но дрожь по-прежнему била меня. Даже в постели под ватным одеялом я не смогла согреться. Как ни странно, мысли мои были не об Андрюшке. Я беспокоилась за Пашу, за то, как прошел он по ночному лесу до своего дома, добрался ли благополучно. Я проклинала себя, что не спросила номер его мобильника. Промаявшись около получаса, я вскочила, решение пришло само собой, от этого мне сразу полегчало. Я нацепила кроссовки, накинула куртку прямо на пижаму и побежала в лес по той тропинке, по которой полчаса назад ушел Павлик. Вы когда-нибудь замечали, что ради других и для других способны на более смелые поступки, чем для себя самих? У меня так всегда, я не спрошу в очереди к зубному «Кто последний?» и скромно сяду в уголок ожидать, но своих друзей прям таки запихну без очереди, считая, что им с острой болью обязательно надо попасть в кабинет первыми. Так и в этом случае, я неслась, не разбирая дороги и лелея только одну мечту, чтобы Пашка уже сонный встретил меня на крыльце своего дома и назвал сумасшедшей и даже еще какой пожелает. Но моим мечтам не удалось сбыться. Спустя минут десять я услышала слабые стоны, доносившиеся откуда-то со стороны болота. Сначала я надеялась, что мне показалось, затем -, что это кричит какая-то птица, но когда стоны сложились в слабое, но четкое «Помогите!», сердце мое «рухнуло» куда-то вниз, застучало в животе, запульсировало в коленях, а затем перебралось в пятки. Не разбирая дороги, не замечая, что ветви рвут мне лицо и волосы, я кинулась к болоту.
-ПАША! ПАША! ОТЗОВИСЬ!- я кричала так, что горло мое, казалось, лопнет от надрыва. Ноги мои увязали в топи, кажется, я потеряла один кроссовок, но ничего этого уже не замечала, как маяк впереди манили меня стоны.
Наконец, я увидела в траве что-то темное. Когда я крикнула в очередной раз, оно слабо пошевелилось и застонало. Словно шорох листьев, а не человеческий голос, донес до меня ветер тихое «Настя…». Я бросилась к Паше и отпрянула тут же в ужасе. Даже слабое свечение Луны позволяло увидеть, что трава, и болотные кочки, и вода в топких ямках, были окрашены в кровавый цвет. Пашка лежал на бугорке и истекал кровью… Вся его одежда пропитались вязкой бардовой тошнотворно-дурманяще пахнущей жидкостью. Когда я взглянула на порванные в клочья брюки и куртку Павлика, на открытые участки тела, на то, что было когда-то лицом, мир завертелся перед глазами и стал уменьшаться, пока не сузился до размера горошинки. Я сделала шаг навстречу молодому человеку «Я тебе помогу, Паша!» и рухнула, как подкошенная, мое сознание было слишком уязвимым для таких зрелищ.
Не знаю, как долго лежала без сознания, но очнулась от того, что что-то мокрое коснулось моих щек, носа, лба, губ… Прикосновения были такими знакомыми и пугающими одновременно, поэтому я не спешила открывать глаза, но когда-нибудь это было необходимо сделать. Мой взгляд встретился со взглядом пары других глаз. И глаза эти мне тоже уже были знакомы… Оранжевые, пылающие, как ночной костер, и безумные. Хотя безумными они казались только на первый взгляд. На дне их прятался смысл, глубокий и древний, как сама природа, название ему было – животный инстинкт.
- Собачка, опять ты… Давно не виделись… - я беспомощно озиралась по сторонам в поисках Пашки. Но его нигде не было. Сначала в моем мозгу промелькнула сумасшедшая мысль, что волк его доел, но затем я обратила внимание, что вокруг не наблюдалось никаких следов, хоть косвенным образом намекающих, что молодой человек здесь когда-то был. Не было ни крови, ни кусков одежды, ни даже примятой травы на том месте, где когда-то лежал Павел. Более того, краем глаза я заметила, что уже светало, а, значит, я пролежала без сознания достаточное время. Не мог же Паша уйти сам, да еще бросив меня здесь? Я не знала чего больше бояться: огромного волка, буравящего меня взглядом, или своих галлюцинаций, обретающих формы то яви, то бреда. Возможно, мой страх раздвоился потому, что сидевший напротив волк почему-то сегодня выглядел вполне миролюбиво, несмотря на свои устрашающие размеры.
«Придет серенький волчок и ухватит за бочок…» – тихонечко пропела я. Волк, сидевший не шелохнувшись до сих пор, настороженно повел ушами. «Волчок, ты не будешь хватать меня за бочок?» – спросила его я, глядя прямо в глаза и не в силах отвести взгляда (когда-то со мной уже такое было, но я не могла вспомнить, в какой ситуации). Волк приблизился ко мне, а я медленно отползла назад «Похоже, эту песню ты не любишь» – глупо хихикнула я. «Может, тебе понравится Андрюшкина любимая песня, тем более она идеально подходит в данном случае», - я запела «Белоснежку» «Агаты Кристи». Внезапно поведение хищника изменилось, он задрал морду высоко вверх и завыл. Похоже, в моем бредовом видении волк подпевал мне. Когда песня закончилась, большая собака, тихонько поскуливая, легла у моих ног и лизнула мне руку. Теперь я поняла, кто разбудил меня, вытащив из объятий обморока. Я аккуратно положила руку на голову волку, легонько провела ладонью по спине, почувствовав, как густой мех скользит меж пальцев. Волк был очень чистым и ухоженным, его шерсть не источала никаких запахов, что было весьма странно для такого дикого животного. Так мы сидели часа два, я что-то напевала периодически, мой немой спутник больше не подпевал мне, но внимательно смотрел на меня и скулил, если я прекращала его гладить.
Тем временем я совсем замерзла, да и ноги затекли. Возможно, со стороны казалось, что девушка и волк – добрые друзья, на самом деле, я просто не демонстрировала своего страха, но боялась даже шелохнуться. Мой огромный спутник, это лохматое чудовище, словно почувствовал, что я устала сидеть, поднялся на ноги, оглянулся на меня, сделал несколько шагов вперед и опять оглянулся. Мне показалось, что он зовет меня за собой. Я решила довериться интуиции и медленно, не совершая резких движений, пошла за ним. Мы шли с полчаса, волк уверенно трусил по тропкам и дорожкам, и вскоре я увидела дачный поселок, среди его домов мелькнула и наша крыша, крытая красной черепицей. Мой провожатый остановился, словно намекая, что дальше ему идти не следует. Я потрепала его по голове, теперь уже не испытывая никакого страха, поцеловала во влажный нос и поняла, что не хочу с ним расставаться. Никогда. Я понимала, что мои мысли абсурдны, но единственное, чего мне хотелось, это либо, чтобы мой волк пошел со мной, либо, чтобы я осталась с ним в лесу. Чудовище в ответ на мои ласки, словно прочтя мои мысли, лизнуло меня в щеку. А затем развернулось и, не оглядываясь, потрусило в лес.
Дома меня ждало множество сюрпризов, отнюдь неприятных. Все время моего пребывания в лесу я боялась задавать себе вопросы о том, что же стало с Павликом, теперь они нахлынули на меня, как девятый вал на утлое суденышко посреди океана. Какая часть событий этой ночи была реальностью?
Когда я открыла дверь нашего домика и зашла в коридор, бабушка, сидевшая на кухне кинулась ко мне с такой скоростью, словно ноги ее, еще вчера больные, сегодня обрели вторую молодость.
- Настенька, девочка моя! Цела и невредима! Господи, счастье-то какое!
- Настя! Нашлась… - Андрюшкины родители были дома, видимо, на работу они не пошли и, как я поняла, по моей вине.
- Внученька, где же ты была всю ночь… Ведь Паша, …ой, горе-то какое…- бабушка разрыдалась.
- Что с Павликом, скажите? – прокричала я.
Когда мои близкие успокоились, я узнала, что около пяти утра, возвращаясь с дискотеки из соседней деревни, Андрей услышал в кустах чьи-то стоны. Заглянув туда, он обнаружил окровавленного и обезображенного доктора. Сердце его почти не билось. Только благодаря тому, что мой брат сумел вовремя собраться с силами, оказать Павлику первую помощь, вызвать по мобильному «скорую», оставалась надежда на то, что молодой человек будет жить. Но лицо его было обезображено настолько, что надежды вернуть Паше былую красоту, уже не было.
- А где сейчас Андрюша? – спросила я.
- Группа мужчин из нашего поселка, деревни и твой брат прочесывают лес.
- Ищут меня? Позвоните, скажите, что я нашлась.
- Мы уже позвонили, они ищут волка. – слова дяди Кости звучали, как приговор судьи.
- Зачем? – мои конечности похолодели.
- Его надо застрелить.
Ночные приключения не прошли даром, я быстро заснула, сжимая свою любимую игрушку – волчонка. Сегодня моя привязанность к ней обрела еще один смысл, она была не только подарком любимого брата, но и символом ночной встречи с существом коварным, опасным, но любящим и нежным по отношению ко мне. Проснулась я после полудня, выйдя на кухню, застала там брата, он пил чай и уплетал пирожки с мясом.
- Ты уже пообедал?
Он кивнул.
- Неужели не наелся? Неужели тебе мало? – брат поднял голову и, перестав жевать, со страхом посмотрел мне в глаза.
- Что ты имеешь ввиду?
Тогда я еще абсолютно ни на что не намекала.
- Вы поймали этого волка? – скрывая дрожь в голосе, поинтересовалась я.
- Нет, его не поймать, он хитрый.
Я сама не заметила, как вздох облегчения вырвался из моей груди. Андрей удивленно поднял брови: - Мне показалось, или ты и впрямь не хочешь, чтобы его поймали?
- Не хочу.
- А ты видела, что он сделал с твоим кавалером? С его прекрасным лицом?
- Нет. Но все равно не хочу.
Теперь вздох облегчения вырвался из груди моего брата, а затем он прошептал:
- Я же говорил: если не мне, то – никому…
Я опять проснулась ночью и выглянула в окно. Почему я не могу больше спать по ночам, когда полная луна заливает светом всю палату? Лиза от той же дозы снотворного храпит, как огромный мужик, до самого завтрака. Я же ворочаюсь с боку на бок, а затем часами сижу у окна и смотрю на небо. Вот и сегодня мне не спится. Главное, успеть шмыгнуть под одеяло до обхода и сделать вид, что крепко сплю, иначе мне не избежать убойной дозы, а я не хочу потерять способность трезво мыслить. Это для них я – сумасшедшая, на самом деле я абсолютно здорова, но уж лучше бы я и впрямь была безумной. В коридоре раздались шаги, я вскочила и побежала к своей кровати. Мое лицо на мгновение отразилось в лизином зеркале. Видимо, лунный свет сыграл со мной злую шутку: на мгновение я похолодела от ужаса, мне показалось, что мои глаза блеснули желтым пламенем.
Пашка лежал в отдельной палате, его перевели сюда из реанимации, когда поняли, что его жизнь в безопасности. Через стекло я видела, как над забинтованным телом заботливо склонилась бабушка, безмолвно вытирая слезы. Мы с Андрюшкой тихонько зашли в палату, стараясь не разбудить молодого человека, я бесшумно поставила на тумбочку цветы, выложила фрукты, поправила одеяло. Андрей стоял у двери и безмолвно наблюдал за каждым моим движением. Краем глаза я видела, как он кусал губы, как сжимались кулаки, когда он видел мою заботу о Павле. В какое-то мгновение наши глаза встретились, и меня пронзила ужасная догадка. То ли вспышка взглядов, то ли вспышка мыслей парализовали меня на миг, но от ужаса я уронила из рук банку с соком и она, упав на пол со страшным грохотом, разбилась. Павел застонал и открыл глаза. «Ты…- прошептал он, увидев меня.-И ты тоже…- он посмотрел на Андрея. – Как вы смели сюда придти! Убирайтесь! Бабушка, доктор, пусть они уйдут, пусть не мучат меня…» Мое сердце рвалось на части от боли, лицо Андрюшки исказила гримаса страдания. Связь в нашем треугольнике была столь непонятна окружающим, сколь ясна она была нам, звеньям одной тугой цепи. «Вы чувствуете их запах? Неужели вы не чувствуете? Ведь они не люди!»-закричал Паша. Не в силах выносить этого крика, не дожидаясь приказа врача, я выскочила из палаты. Только на свежем воздухе мне стало легче. В изнеможении я опустилась на скамейку и закрыла глаза. Через мгновение я почувствовала, что Андрюшка сел рядом. Мне не надо было видеть и слышать его, я чувствовала его запах, Пашка был абсолютно прав, от моего собственного тела пахло точно также. Это был одновременно тошнотворный и безумно пьянящий букет запахов леса, болота, холодной земли, сока свежей травы, ночного воздуха, сырой волчьей шерсти и свежего мяса. Андрей коснулся моей щеки теплой ладонью, и я задрожала. Я прижалась губами к его пальцам. Боже, как мое тело соскучилось по нему! Мне казалось, еще секунда и, если ничего не произойдет, я не выдержу того бешеного прилива ощущений и эмоций, что раздирали на части мое тело и душу. Наверное, мой брат испытывал то же, что и я. Не замечая окружающих, наплевав на условности и страхи, он впился губами в мои губы. Не знаю, у кого из нас хватило соображения добраться до ближайшего укромного места, и какое счастье, что рядом с больницей был лес. Трава… Она такая мягкая, мягче перины… Она такая шелковая, более гладкая, чем шелковые простыни… Мой брат… Он такой нежный, нежнее всех мужчин на свете… Он такой сильный, сильнее вех мужчин на свете… Такой смелый, смелее всех волков на свете… «Моя, ты моя…-» шепчут его губы, «Твоя, а ты мой…», «Моя…навсегда…», «Даже не сомневайся…», «До гробовой доски…», «Нет, и за нею тоже… И на том свете…. И в других жизнях….»
Сколько прошло часов, я не знала, знала только, что заснула, мне было тепло и уютно, я давно уже так сладко не спала. Проснулась – надо мною звезды, обнаженное тело покрыто грязью, кусочками мха, травы, листьев. Одежда, точнее то, что от нее осталось, валяется рядом, разорванная в клочья. Я одна, но мне не страшно, я голая, но мне не холодно. Просто я жду, еще не знаю, чего или кого, но жду с нетерпением, с щемящим ощущением чуда в груди. За кустами послышался шум, я поднялась с земли и пошла ему на встречу, между ветвями мелькнули два желтых огня. «Волк! Мой волк…» – беззвучно прошептали обветренные, потрескавшиеся губы. Он выпрыгнул из-за кустов неожиданно, я отпрянула в первую секунду, но затем опустилась на колени и прижалась к нему всем телом, его теплый шершавый язык коснулся моего лица, как минувшей ночью, но только сегодня я не боялась его, я вдыхала до боли знакомый и родной запах, тошнотворный и безумно пьянящий букет запахов леса, болота, холодной земли, сока свежей травы, ночного воздуха, сырой волчьей шерсти и свежего мяса. Сегодня ночью должно было произойти что-то важное, главное в моей жизни, он, мой волк, знает, что конкретно, я – пока нет, но скоро мой ленивый человеческий мозг наполнится знанием, мне недоступным до сегодняшнего дня. Волчий вой прорезал ночную мглу, от его звука во всем моем теле возникло покалывание и меня затрясло так же, как и сегодня утром на скамейке. Волк лениво затрусил в глубь леса, я покорно побежала за ним. Спустя 15 минут моему взору предстала широкая поляна, залитая лунным светом. Казалось, это место – самая близкая к Луне точка Земли. Огромный желтый круг сиял над нами, было светло, почти как днем, и только по краям поляны притаились призраки леса. Я подняла лицо вверх, впилась взором в темное небо, чей черный бархат был украшен единственным ослепляющим украшением – золотой брошью Луны. Внезапно мне показалось, что моя кровь, как морские приливы, устремилась навстречу Луне, я испуганно посмотрела на моего молчаливого спутника, он ободряюще уткнулся мокрым носом мне в руку. Не бойся, мол, все будет хорошо. Все будет так, как должно быть. И я поверила. И я расслабилась. И пошла навстречу зову крови, зову сердца, зову плоти. Мое тело стало стройным и гармоничным, руки вытянулись и …. Внезапно раздался собачий лай, свист, темноту прорезали прямые лучи фонарей. Раздался выстрел, и где-то рядом жалобно заскулили. Меня словно ударило электрошоком, вырвало с корнем из состояния покоя и гармонии. Тело пронзила острая боль. Мышцы, словно натянутые струны, едва не лопнули. Но главное – я на несколько секунд ослепла и не могла увидеть, что происходит с моим волком. Я слышала голоса «Вон он, он ранен! Добивайте его!» Ослепленная, я ползла по поляне в ту сторону, откуда раздавался жалобный волчий вой, одержимая одним желанием: спасти моего волка, спасти моего милого, нежного, замечательного, любимого брата. Прозрение наступило в тот момент, когда моя рука погрузилась в вязкую теплую лужицу. Я поднесла пальцы к лицу и поразилась тому, какой алой была кровь на моей ладони, освещенная желтыми лунными лучами. «Андрюша! Андрюшенька!» Мой волчонок лежал без движения и истекал кровью. Я доползла на четвереньках до Андрея и, собрав все силы, попыталась оттащить его в кусты. Однако, сил моих было слишком мало. Тогда я прикрыла его холодеющее тело своим собственным, потому что не видела другой возможности спасти своего любимого от гибели. Жизнь без него не имела для меня никакого смысла. Я не видела больше иного предназначения в жизни, чем быть рядом с ним… в болезни и в здравии, в горе и в радости, в жизни и в смерти.
И все же я посмела выжить, посмела сохранить жалкое существование в то время, когда он остался умирать на поляне. Я не помню, как и что произошло. Я проснулась утром дома на широкой бабушкиной постели с теплой периной. Она, эта перина, была предметом нашего с Андрюшкой вожделения с самого раннего детства, но залазить к бабушке на кровать нам строго воспрещалось. И вот теперь я удостоилась этой чести. А брату так и не довелось. Я рыдала, кричала, я пыталась объяснить окружающим, что убитый ими волк – мой брат, но не добилась ничего, только загремела в «психушку». Ни врачи, ни родственники не знали, что на самом деле мне нужно в кардиохирургию, потому что без сердца человек не может. Мое сердце вынули, моя душа покинула мое тело и витает где-то в астрале в надежде найти брата. В человеческом ли, в зверином ли обличье или бестелесными сущностями мы созданы друг для друга. Наверное, моя бедная душа не зря летала под Луной, потому что она нашла ответ, именем которому была НАДЕЖДА.
Волчий вой под окном звучал все чаще и чаще, Лизавета опасливо крестилась перед сном, даже ей уже не помогали снотворные. А я… я спала крепко. Мое здоровье шло на поправку, мне уменьшили дозу снотворных, доктор приветливо кивал мне в коридоре, а я ослепительно улыбалась ему в ответ.
Наконец, наступил день моей выписки. День независимости отдельно взятого тела. Родственники встретили меня радостной гурьбой, устроили праздничный обед. Я, как заводная кукла улыбалась, шутила и говорила что-то, желая только одного – наступления темноты. Знаете, в природе иногда бывает: солнце еще не ушло за горизонт, а Луна уже появилась на чистом небосклоне, сегодняшний вечер был ознаменован этой редкой встречей. Я сочла добрым знаком появление обоих светил – Солнца и Луны, символов моего прошлого и моего будущего. Мой взгляд настороженно и чутко следил за каждым движением стрелки часов, я и жаждала наступления полуночи и, напротив, стремилась оттянуть этот сладкий миг, продлить изощренную муку ожиданья. Наконец, оранжевый диск погрузился за горизонт, оставив хозяйничать на небе мою добрую старую подругу Луну. Она уже призывно улыбалась мне, и я подмигнула ей в окно, мол, знаю, но еще рано, еще не было сигнала.
Ровно в одиннадцать я отправилась спать. У меня было всего полчаса на прощание с моим прошлым. А нужно было успеть слишком много. Я поцеловала фотографии близких, обняла волчонка, подаренного когда-то братом, посидела у окна. Единственное, о чем я жалела, это о том, что не имею возможности сказать маме, бабушке, тете, что все будет в порядке, что мое предстоящее исчезновение – не смерть, не трагедия, а величайшее блаженство для меня! Без четверти двенадцать я тихонько спустилась с крыльца. В последнее время я научилась это делать бесшумно: незаметно двигаться, сливаться с ночными тенями, дышать в такт ветру. Я и не заметила, как ноги сами донесли меня до той поляны, где некоторое время назад разыгралась трагедия. Но сегодня эта поляна не была враждебной, она манила меня серебром травы, сияющим в лунном свете, трелями сладкоголосых ночных птиц и мерцанием бриллиантов росы. Зачарованная таинством ночи, я протянула руки к небу и почувствовала вновь бурление крови в венах, мерное и гулкое биение сердца, отсчитывавшего последние секунды перед тем неизбежным, что должно было произойти. «Я иду к тебе, любимый…» – шепнула я спустя несколько мгновений весь мир перевернулся.
Человеческий глаз недостоин был лицезреть эту картину. Человеческое ухо не оценило бы всей прелести той песни, что ознаменовала встречу двух влюбленных сердец. Только Луна улыбалась, глядя, как молодые волк и волчица резвились на поляне.
Зов природы
© Copyright: Елена Малиновская, 2012
Свидетельство о публикации №212080600851
Свидетельство о публикации №212080600851
Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.