Кровавые силки. Глава 1. Начало пути

КРОВАВЫЕ СИЛКИ

Действие книги разворачивается во второй половине XIX века в России. Смыслом жизни для внезапно осиротевшей девушки становится месть. В поисках неуловимого преступника она сама превращается в убийцу. Но когда цель оказывается близка, героиня вдруг понимает, что загнала себя в силки, из которых невозможно выбраться без посторонней помощи, и чем сильнее она пытается освободится, тем туже сжимается кровавое кольцо.



Глава 1. Начало пути

День выдался тоскливым и промозглым. Осенняя  непогода захватила всё вокруг. Единственная дорога давно была разбита повозками. Передвигаться верхом приходилось по обочине, которая мало чем отличалась от дороги. Только так можно было обогнать плетущиеся повозки. Миниатюрная всадница на высоком скакуне терпеливо прокладывала свой путь, но временами раздражение клокотало в её душе и выплёскивалось наружу резким криком, понукающим послушного коня, и он припускался галопом, выбрасывая из-под копыт комья земли, и тогда вслед неслись грозные проклятия.
 Из-за нависших холодных туч и нудных моросящих дождей сумерки подкрались незаметно. Окрики возниц, доносились всё реже, неподвластный разуму страх маленькими волнами проникал в душу, торопя как можно скорее выбраться из мрака густого леса, который раскинулся по обе стороны от дороги. Повсюду чудился злобный вой волков, смешанный с криками приближающейся погони. Конь под всадницей был резвый, но и он после нескольких часов пути стал возмущённо пофыркивать. Что уж говорить о хозяйке, измученной долгой дорогой.
Едва кончился лес, потянулись бесконечные поля, теряющиеся в наползающем тумане. Открывшийся простор был сродни свободе после долгого плена, и пусть страх не исчез окончательно, но спрятался где-то в глубине души так, что перестал причинять неприятную скованность. Как только вдали замерцали огоньки придорожного постоялого двора, всадница встрепенулась, ожила в надежде, что там найдётся свободная комната для неё и стойло для верного Гранда. За последние дни они сменили три гостиницы, но отдохнуть так и не удалось. Одна из них была омерзительно грязной, и всю ночь пришлось жечь свечу, пугая клопов и прочую нечисть, сыпав-шуюся с потолка прямо в постель. В двух других пьяные оргии за-тягивались глубоко за полночь, и крики, в которых не было ни еди-ного внятного слова, сопровождали шумную вакханалию до утра. Поэтому сейчас, когда темнота затянула небо, глаза слипались от усталости и бесконечного напряжения в попытках разглядеть дорогу. Изо дня в день повторялось одно и то же: промозглые, пробирающие насквозь ледяными ветрами короткие дни и длинные, ли-шённые романтики путешествия ночи. Опасаясь увидеть нечто по-добное, что встречалось раньше, девушка затаила дыхание, когда подъехала к широким воротам. Одна створка была приоткрыта, и Гранд легко прошёл по узкому проходу, чтобы через мгновение остановиться возле большой дорожной кареты, едва заметной в свете мерцающего на крыльце фонаря.  Но все опасения оказались напрасны – старый постоялый двор был на редкость чист, под ногами не чавкала грязь, а дыхание не перехватывал едкий запах нечистот.
– Кажется, нам повезло, – путешественница похлопала по шее ко-ня.
Она спрыгнула на землю и охнула от боли в ногах, походивших на негнущиеся деревянные ходули. Утомительная дорога стала жестоким испытанием для молодого организма, не привыкшего прово-дить в седле по нескольку часов кряду.
– Вам помочь? – заботливый голос раздался над головой, и девушка вздрогнула, но не от испуга, а от осознания, что не почувствовала момент, когда кто-то оказался рядом.
Глаза упёрлись в блестящую цепочку, тянувшуюся от бокового кармана к  петлице жилета, туго застёгнутого на круглом животе. Сползший по нему фартук навёл на мысль, что перед спешившейся всадницей скорее хозяин, нежели гость, и судя по наряду живущий в достатке.
– Да, будьте добры, пристройте Гранда, – разгибаясь, сказала она.
– Всё будет сделано, не извольте беспокоиться. Его приведут в порядок и накормят. Разрешите представиться. Дворский Иван Ильич, – мужчина поклонился.
– Рада знакомству. Татьяна… – тут гостья запнулась, не зная, говорить хозяину полное имя или остановиться.
– Достаточно будет одного имени, – он понимающе улыбнулся. Днём ранее мужчину предупредили о возможном появлении в его доме известной личности и дали точное описание. Второе имя, которым девушку окрестил народ, привело Ивана Ильича в трепет – Ангел Смерти. На постоялом дворе о ней не говорил только ленивый, и всякий раз сплетни обрастали новыми подробностями. Жаркие разговоры сводились к одному – никто никогда не видел, как маленькая хрупкая женщина убивает, и, тем не менее, людская молва упорно связывала с её появлением очередные жертвы. Жаркий огонь разлился в груди Дворского от вида Татьяны перед собой на расстоянии вытянутой руки. Волнительные часы ожидания после шокирующего известия о прибытии женщины-убийцы увенчались заслуженной наградой. Она стояла перед ним ничем не похожая на страшное видение из ночного кошмара, которое преследует по пятам и подстерегает за каждым углом, чтобы нанести смертельный удар. Иван Ильич видел юную особу маленького роста, утомлённую путешествием. И всё же это была Она. Дворский растягивал губы в улыбке и пытался скрыть за хозяйским вниманием смущение и страх, смешанный с восторгом.
– Хорошо. Мне нужна комната на ночь, подальше от суеты и шума, – Татьяна обречённо вздохнула, заметив, как мужчина изо всех сил пытался скрыть любопытство, но, не смотря на прилагаемые усилия, его глаза поневоле рассматривали девушку, о которой ходили самые невероятные слухи. – Очень хочется выспаться.
– Как раз вчера освободилась подходящая комната, – хозяин приглашающим жестом предложил войти. Двигаясь неслышными шагами рядом, он проявлял непростительную вольность, наблюдая за гостьей, будучи уверенным в том, что его взгляд останется незамеченным. Как были правы заезжие сплетники! Никто не смог бы принять её за безжалостное чудовище. Даже непривычный для женщин мужской наряд не вызывал дурных эмоций, напротив, он удивительно подходил складной фигуре. Из-под длинного плаща на ходу показывались  ножки, обутые в дорогие кожаные сапоги. Звук каблуков по деревянным ступеням эхом разлетался в темноте.
– Благодарю, милейший, – девушка улыбнулась и успокоилась, когда увидела краем глаза, что коня взяли под уздцы.  – Там сумка….
– Не извольте беспокоиться, её принесут, – быстро договорил Иван Ильич, открывая дверь.
Сделав шаг через порог, Татьяна зажмурилась, в доме не жалели свечей. Их яркий свет после ночного мрака слепил глаза. Борясь с внезапно накатившими слезами, она разомкнула веки и увидела мужчин, которые сидели за большим массивным столом и с аппети-том ужинали. От запаха домашней еды в животе жалобно заурчало. Слюна моментально заполнила рот, и девушка шумно сглотнула.
– Желаете откушать? – заботливо спросила пожилая женщина, вытирая фартуком руки.
Татьяна опешила. В голове возникли неприятные мысли о том, что она перестала быть осторожной и замечать людей: «Должно быть, это усталость или я стала излишне уверена в собственной неуязви-мости».
– С превеликим удовольствием. Будьте любезны, принесите ужин в мою комнату, – сказала она вслух и не стала уточнять, чего бы хо-тела поесть. Ей было всё равно, лишь бы утолить зверский голод, который сжимал в тугой узел все внутренности живота, подпирая диафрагму жёстким комком.
Хозяин шёл впереди, указывая дорогу, что-то рассказывал и звенел ключами на увесистой связке. Его грузная фигура тёмной ширмой загораживала узкий проём лестницы. Татьяна двигалась следом, пропуская мимо ушей нудный монолог, который вскоре превратился в отдалённое бормотание, и думала о долгожданном отдыхе. Но на середине пути ей пришлось посторониться, вжавшись в тёплую деревянную стену, чтобы пропустить спускающегося вниз мужчину, который раскланялся с хозяином. Он был одет в чистый дорожный костюм из дорогого сукна, а фетровая шляпа широкими полями прикрывала лицо, делая незнакомца загадочным. От него исходил слабый запах отменного табака, настолько тонкий, что Татьяна остановилась и принюхалась. Это была одна из тех особенностей, которыми наделила её природа. Она обладала исключительным чутьём и невероятной памятью на запахи. Но этот аромат был незнаком и манил к себе, как нечто новое и запретное. Мужчина давно скрылся из вида, а в воздухе продолжал витать вкус табака.
– Кто это? – спросила девушка, ничуть не стесняясь вопроса. – Тот мужчина, который прошёл мимо нас.
– Граф Воронов, – отозвался Иван Ильич, открывая дверь в комнату. – Уезжает, на ночь глядя. Уж я его уговаривал, как мог, а он ни в какую. Говорит, что не может более задерживаться.
– Воронов… Знакомая фамилия.
Хозяин ничего не ответил, лишь пожал плечами. Он зажёг целую свечу в массивном подсвечнике, проверил воду в кувшине и вышел за дверь.
– Воронов… – Татьяну одолевали сомнения относительно незнакомца, в голове крутились недавние разговоры в столице. Сентябрь выдался богатым на приёмы и балы. Где-то между кринолинов и фраков это имя витало в воздухе, пропитанном запахом свечей и пота. Жаркий шёпот передавал его по кругу, но увидеть счастливого обладателя фамилии удалось лишь раз и то мельком со спины. Таинственный кавалер был излюбленной темой разговоров во всех салонах столицы, но описания его внешности невероятным образом рознились. Юные барышни и замужние дамы описывали мужчину так, словно речь шла не об одном человеке, а, по меньшей мере, о двух десятках молодых людей. Именно сегодня ей удалось быть в полушаге от загадочного незнакомца, но тайна так и осталась не-раскрытой, и добавить к недавно увиденному облику было нечего. Татьяна вздохнула от досады. Мысли о Воронове настолько заняли её, что даже чувство голода забилось в дальний угол.
Стук в дверь прервал размышления, сломав уже начавшую складываться цепочку рассуждений. Раздражение моментально отразилось на усталом лице.
– Войдите, – грубо, с нескрываемым раздражением крикнула она, стягивая с плеч влажный от постоянной измороси плащ. Тело об-легчённо распрямилось.
В комнату проскользнул неслышным шагом Дворский, держа в руках поднос с закрытым горшочком, краюхой хлеба и кружкой молока. Соблазнительный аромат летел впереди него. Снова пугающая мысль неприятным осадком легла на сердце.
«Отчего Дворский появляется так незаметно? Он скорее должен топать, как слон, нежели порхать невесомым пёрышком», – подумала она, между тем провожая взглядом поднос.
– Ваш ужин, барышня, – мужчина с почтением поклонился, а потом ловко расстелил на комоде белоснежную льняную салфетку, что висела у него на руке. – Рагу с барашком нынче удалось на славу.
– Вы очень любезны, Иван Ильич, – Татьяна оглянулась по сторонам, отыскивая место, куда можно бросить грязный плащ.
– Благодарствуйте. Позвольте плащ, – мужчина протянул руку. – Моя жена приведёт его в порядок.
– Буду весьма признательна, – она с радостью отдала холодную, влажную материю. – Вы всем постояльцам ужин в номер приносите лично?
– Простите великодушно. Хотел угодить, – Дворский густо по-краснел, как юнец, которого застали в кустах, подглядывающим за купающимися девицами. Снова в душе похолодело от смятения чувств. Страх и безотчётное желание находиться рядом с девушкой привели мужчину в оцепенение. Иван Ильич украдкой скользнул взглядом по её фигуре и удивился довольно широким неженским плечам. Застёгнутый на все пуговицы сюртук насыщенного изумрудного цвета, украшенный золотой нитью, изящно подчёркивал выступающую грудь и тонкую талию. Чёрные блестящие волосы были уложены в затейливую причёску. У молодой особы не наблю-далось ничего общего с великосветскими барышнями, и всё же от неё веяло чем-то завораживающим, недоступным для людей его круга. Непонятная сила позволяла девушке смотреть свысока на мужчину, которому едва дотягивалась до подбородка. В ледяных глазах не таилось и намёка на кокетство.
– Ступайте, – раздражённо сказала Татьяна, устав от назойливого взгляда и не испытывая никакого желания становиться объектом столь явного внимания. Лёгкое разочарование отразилось на её усталом лице. Путешествовать инкогнито не получалось.   
Дворский поклонился и вышел за дверь, унося плащ, чтобы хорошенько обыскать его перед тем, как отдать жене. Но обыск ничего не дал. Это была обычная, ничем не примечательная вещь, похожая на те, которые имелись у любого из постояльцев. Спускаясь по лестнице, он неожиданно понял, что вдали от гостьи её очарование исчезло, уступив власть неподдельному страху.
«Я приютил убийцу! Что если сдать её ищейкам, которые бродят по округе целыми днями? Можно неплохо заработать, – подумал он и тут же отмёл эту мысль, как нечто постыдное. – Однако нельзя спускать с девушки глаз. Только трупов мне здесь и не хватало».
Иван Ильич оттёр пот, внезапно выступивший на лбу, и встряхнул головой, отгоняя прочь наваждение. Он устыдился своего порыва, решив лично отнести ужин, хотя при кухне было полно работников. И, тем не менее, пошёл на поводу у скрытого желания, мужчину неосознанно влекло к новой постоялице, как притягивает ко всему необычному, а подчас опасному.
Едва оставшись в одиночестве, Татьяна закрыла дверь на задвижку и набросилась на еду, радуясь, что сейчас её никто не видит, включая старую добрую нянюшку, которая вечно твердила: «Нюшечка, не ешь руками!». Именно этим приятным занятием уже взрослая девушка занималась с детским восторгом. Она доставала длинными ловкими пальцами мясо из горшочка и отправляла в рот, запивая молоком. Тёплый жир не успевал стекать по руке, тая на мягких губах, а маленький язычок слизывал с ладони ароматный мясной сок. На долю старой деревянной ложки достались остатки овощей на дне горшка, которые быстро закончились. Девушка поскребла ложкой по глиняному дну и вздохнула, жалея, что счастье было столь недолгим.
– Тебе всегда мало, – укорила она саму себя и смутилась, представив, как неприглядно выглядит со стороны. – Фи, барышня, как не стыдно.
Зеркала в комнате отсутствовало, и пришлось убрать следы жира с лица на ощупь, используя чистую салфетку, заботливо постеленную Дворским. После ужина стало жарко и лениво, глаза слипались от усталости. Забыв про багаж, Татьяна быстро скинула узкий сюртук, стащила с ног грязные сапоги и упала на жёсткую постель, укрывшись стёганым одеялом.  Блаженный покой разлился по телу, одурманивая и пряча в сон недавние мысли.
– Воронов, – пробормотала она и уткнулась лицом в подушку. Впервые девушка заснула в брюках и рубашке, не развязав шейный платок. Утомительная поездка лишила последних сил. Так далеко Татьяна не путешествовала с детства, когда с родителями навещала многочисленную родню. Это были самые счастливые мгновения жизни. Папенька, маменька, любимая нянюшка и маленькая озорная малышка долгие дни проводили вместе в уютной карете, направляясь из одного города в другой. Татьяна старалась не вспоминать о радостном прошлом наяву, решительно изменив свою жизнь, но часто грезила во сне, когда рядом не было никого, кроме ночи.
Вот и сейчас, едва тьма поглотила сознание, счастливое детство тут же ворвалось солнечным светом. Ей снилась родная усадьба, утопающая в аромате цветущей сирени. На ярком голубом небе не было ни облачка.
– Нюшечка! – послышался далёкий голос. Ах, как он был знаком! Такой нежный, мягкий и немного детский. – Нюшечка, не убегай  к реке!
Вслед за ним раздался смех и треск сломавшегося сучка. Какая смешная нянюшка, бегает по лужайке, аукает, а то остановится и начнёт вытирать глаза кончиком белоснежного платка, завязанного на узелок под подбородком.
– Не плачь, нянюшка! Я тут, – маленькая девочка в цветастом платьице выбежала из-за куста и принялась обнимать старушку. – Смотри, чего я тебе принесла.
На крошечной ладошке заблестел яркий фантик от конфеты.
– Красивый, правда? – она протянула руку нянюшке. – А конфетку я съела. Она жёсткая была, тебе нельзя такие, а мне можно.
– Ай, ты моё солнышко, – ласково заворковала старушка, забирая блестящий фантик. Доброе лицо светилось от счастья. Оно было кругленьким с мелкими чертами, похожее на игрушечное фарфоровое личико. – Вся в маменьку пошла.
– Мама тебе тоже дарила фантик? – девочка удивлённо посмотрела в глаза нянюшки, пытаясь понять, шутить она или нет, но они смеялись всегда, даже когда плакали.
– Дарила, дарила. Вот выросла и тебя мне подарила.
– А я кого тебе подарю?
– Только Боженька знает, а мы нет.
Старушка обняла девочку и прижала к себе, поглаживая по краси-вым чёрным локонам…
Татьяна улыбнулась во сне, забормотала что-то непонятное и по-вернулась на другой бок. Сон изменился. Солнечное небо заволокли грузные серые облака. Порывистый ветер гнул тонкие ветви деревь-ев, срывая хрупкие жёлтые листочки. Но в дом не залетал осенний холод, оставаясь кружить за окном. Татьяна видела себя уже не маленькой девочкой, а изящной молодой девушкой. Она сидела на низком пуфике возле нянюшки, положив голову старушке на колени.
– Только Боженька знает, а мы нет, – слышался мягкий голос. – На всё воля его.
– Как же мы теперь без папеньки и маменьки, – всхлипнула девушка. Глаза её покраснели от слёз, что лились, не переставая третий день после похорон родителей.
– Ничего, солнышко, управимся. Вы, барышня, не пропадёте. Столько всего знаете. Вон и женихи за воротами, что стервятники, ждут, не дождутся, когда траур кончится.
Ничего не ответила девушка. Страх закрался в сердце от печали и неизвестности. К чему ей богатое наследство, если родители в сырой земле лежат? Не поверила она людям, которые поведали, как лодка перевернулась под неведомой силой и утопила папеньку с маменькой под собой. Не могли они на лодке в такую непогоду плавать по пруду. Тоска и боль затаились в юной голове…
Снова сон прервался, провалившись в глубокую яму без дна. Татьяна затихла, одинокая слеза скатилась из-под пушистых век и застыла на щеке. Дыхание сбилось, ожидая чего-то ещё более непо-правимого и ужасного. Чернота растворилась и вот уже видно, как ослепительно белый снег укрыл усадьбу. Ровные дорожки, что ленты, растянулись от ворот и вдоль дома. Большая ель, которую поса-дили в день рождения Нюшечки, стала высокой и пестрила разноцветными украшениями, распушившись посередине двора.
– Нянюшка! – радостно кричала девушка, бегом направляясь от ворот к дому по хрустящему снегу. Только что старинный друг родителей, живший по соседству, подвёз её до усадьбы вместе со своей дочерью. – Нянюшка, у меня каникулы!
Юная гимназистка возвращалась домой с подарками, предвкушая тёплую встречу. Солнечный свет слепил глаза, не давая разглядеть любимую старушку. Но вот и крыльцо. Козырёк скрыл солнце, и в тени на полу показалось что-то странное, непонятное, заставляющее сердце колотиться, как сумасшедшее. Знакомая одежда. Что делает нянюшка на холодном полу? Нет-нет, кто-то другой лежал на деревянных досках, кто угодно, только не она. Девушка опустилась на колени, коробки с подарками посыпались из ослабевших рук. Ожидание радостной встречи сменилось нахлынувшей волной отчаяния.
– Нянюшка, – дрожащим голосом прошептала девушка, ещё не веря в произошедшую трагедию. Старушка лежала на животе, поджав под себя руки. Платок на голове сбился и нелепо закрутился. Девушка потянулась, чтобы поправить его и тут же отпрянула в испуге. Голова едва держалась на шее, маленькие, такие любимые и родные глаза с ужасом смотрели вверх. Даже потеря родителей казалась теперь не такой страшной и невыносимой, как смерть нянюшки, которая была всегда рядом, в любую минуту приходила на помощь, прощала детские шалости и жалела в часы тоски и уныния.
– Господи! – взмолилась Нюшечка и закрыла глаза, пытаясь побороть отчаяние, готовое вырваться из стонущей души. Она не могла понять, за что он покарал самое нежное и доброе существо на земле, единственного близкого человека, оставшегося после смерти родителей. Однако ни одна слеза не покинула глаз. Они словно ушли в душу, падая солёными каплями на открывшиеся раны, наполняя их едкой горечью. Сердце медленно каменело и сжималось в твёрдых тисках. Какая боль! Невыносимые страдания иссушали разум. Детство и юность кончились внезапно, вместе с ушедшей навсегда из жизни нянюшкой. А вслед за ней исчезла весёлая Нюшечка, и появилась на свет Татьяна.
Девушка склонилась над любимицей, чтобы закрыть от мира потухший взгляд, и неожиданно уловила слабый незнакомый запах чужака. Его мерзкий оттенок был неповторим и врезался в память навсегда.
– Прости мне грехи мои, Господи, и помоги, – прошептала она, твёрдо зная, что не успокоится, пока не отыщет убийцу, оставившего после себя единственный след, незримый, неуловимый, но тот, который отныне стал неопровержимой уликой. – На всё воля твоя…