Фрагмент 13. Группа АКМ
Задание к фрагменту 13
Заканчивайте незавершенные сюжетные линии.
Срок отправки – 13.04 вечером или 14.04 рано утром по Москве.
***
Объем 9 820 зн.
***
После очередного укола Николаю Петровичу было уже не до шуток. «Нижний этаж» был до такой степени растревожен, что положение сидя стало для него совершенно исключено на ближайшую пятилетку. Положение лёжа – было относительно приемлемо, если смириться со сложной балансировкой организма на кровати, но при этом начинало подозрительно ныть в районе правого бока. Положение стоя оказалось наиболее оптимальным, при условии необременительной двигательной нагрузки.
Николай Петрович в дурном настроении прогуливался по больничному коридору, с опаской озираясь по сторонам и вздрагивая при каждом громком звуке. Мало ли чего ещё можно ожидать от этого странного места. Все эти приключения надоели ему до чёртиков, он хотел домой, а дома то и не было, перспективы возвращения казались ему крайне туманными. К его разочарованию весь коридор целиком в обе стороны уложился в четыре с половиной минуты, а день такой длинный, обязательно наткнёшься ещё на какого-нибудь придурка. На своём пути он два раза проходил мимо незнакомой дежурной медсестры с бородавкой на носу, которая была похожа на жабу. Когда он проходил мимо неё в восьмой раз, то её взгляд показался ему недобрым. Николай Петрович сердито думал: «Выпишусь, всё! Никаких баб! Здоровый образ жизни, рыбалка и классическая литература!» Однако более шестидесяти раз туда и обратно до обеда, это через чур. К тому же куда-то нужно было деться ещё и после обеда…
Уже четвёртый раз в течении часа Николай Петрович вышел во двор покурить. Неожиданно там оказалось довольно много народу. Пятеро человек мужчин и дама. Какая-то новенькая – волнительные формы, плюс флюиды. Она вела себя, как породистая кошка на выставке, которая каким-то чудом научилась считать и вдруг увидела свой ценник. Аскольд, гнида, тут как тут, соскочил с единственного стула и пододвинул его Петровичу. «Присаживайтесь, - говорит, - поди утомились после процедур». Петрович даже разговаривать не стал.
- Моя тема, - видимо продолжила прерванный разговор женщина-кошка, - эскизно называется «Ирония в современной и классической русской литературе». Сравнительный анализ, методы и приёмы, словом механика воздействия.
- Амалия Генриховна у нас крупный учёный-юморист? – опять вписался Аскольд.
- Амалия Генриховна у нас филолог, замечательный профессионал, - тут же вступился за неё незнакомый Николаю Петровичу «кот» в очках из какой-то совсем другой палаты, - я считаю, что эта тема удивительно, просто удивительно актуальна.
- А вот скажите мне, как специалист, - подал голос какой-то крупный детина с перебинтованной поясницей, почему, когда раньше я смотрел советские комедии, было смешно, а теперь они считают, что достаточно сказать слово «жопа» и дело сделано, ещё гогот за кадром включат для пущей достоверности.
- Как вы сказали, «жопа»? Гы-гы-гы, - встрял Аскольд
- А это батенька американизмы, американизмы, - опять ответил «кот», - штампы ищут, как побыстрее деньги слупить, дрессируют зрителя, чтоб нужным образом реагировал, как собака Павлова. Нажали нужную кнопку – бац смех, другую – бац слёзы. Почему-то смешными считаются физиологические процессы. У меня вот, например, геморрой, и я в этом много лет уже ничего смешного не нахожу.
Петрович с восхищением посмотрел на человека, столь смело и открыто говорящего про свой геморрой.
- Ничего смешного, адские боли и кровавый кал. Вы вот, допустим, находите кровавый кал смешным? – он обращался к Петровичу, тот замотал головой отрицательно, - нет? Я тоже. Стыдно нам, взращенным на Булгакове и Зощенке вестись на такую низкую игру. Ведь ирония никакого отношения к физиологии не имеет, подлинная ирония – это обязательно целая картина мира, переданная через конфликт или абсурд, со всей безграничностью любви человека к человечеству, не смотря на его совершенную нецелесообразность. Вы со мной согласны, Амалия?
- Мур-мур, - такой примерно звук издало это созданье в махровом халатике и прищурилось.
Возникла пауза. Петрович переминался с пятки на носок, потом вдруг набрал в лёгкие воздуху и спросил:
- Амалия Генриховна, а как вы относитесь к бессмертному произведению Бориса Пастернака «Доктор Живаго»?
И тут же одёрнул себя: «Ой, что это я? Что я говорю, я же обещал…»
Она глянула на него. Возмущённо: «Что ещё за облезлый Мурзик?», и выпустила розовые коготки.
К вечеру этого дня Виноградов сидел в кафе «Чёрная пантера». В результате недавно пережитой нервотрёпки, он всё это время отсиживался дома (срочно обострилась какая-то важная болезнь), и сегодня вот первый раз он вышел на работу.
Наталья задерживалась, и он позволил себе пару рюмочек коньяку, но сам не заметил, как опрокинул уже четыре. Будучи человеком малопьющим, он быстро пришёл в состояние, когда ему, как настоящему мужчине, стало казаться, что море по колено, что он великолепен, а жизнь прекрасна и удивительна.
Наталья вбежала в зал явно озабоченная, тревожно огляделась по сторонам и мышкой шмыгнула за столик. Совсем недавно в её жизни началась серая полоса. Сначала она поругалась со своим гражданским мужем. Он, де, змей, никак не хотел официально развестись со своей бывшей, под предлогом детей и кредитов. А ведь она даже ездила уже к его матери, копать картошку. Наташе срочно потребовалась реабилитация её женского самолюбия. Для этого у неё за пазухой имелись: гнилая душа – Аскольд, и двусмысленное предложение Виноградова как-нибудь куда-нибудь сходить. «А что, - подумала было уже Наталья, - хоть пожру бесплатно, закажу на полторы штуки и полюбуюсь на лицо». И только она так подумала – началось. Взрывы, террористы, наркотики, чёрт те чё.
Сегодня Виноградов зачем-то попросил её встретиться на «левой» территории. Она сочла это целесообразным, нужно было, в конце концов, сверить «показания», чтобы не засветиться на каком-нибудь пустяке из-за глупой, никому не нужной лжи.
-Ну, следователь дома был? О чём разговаривали, только быстро?
- Ах, Наташенька!
Виноградова к этому времени совершенно развезло.
- До чего же вы исключительная красотка!
- Перестаньте уже, сколько можно, как маленький, ей богу.
- Дайте-ка я поцелую ваши ручки!
Он стал хватать её за руки, она разозлилась. Тут у Виноградова зазвонил телефон. Он состроил постную мину и ответил: «Я сейчас не могу говорить, я на важном совещании. Да, да, всё в порядке, я позже тебе перезвоню».
«Господи! - подумала Наталья и закатила глаза, - Опять двадцать пять, какая невыразимая тоска».
Разговор по-видимому уже не имел смысла.
«Послушайте, - сказала она, - а вы знаете какой-нибудь хороший анекдот?» Виноградов завис, слегка приоткрыв рот. Он долго думал над этим вопросом. У него вновь зазвонил телефон.
Опять жена. Виноградов отошёл в сторонку. Она верещала звонко и навзрыд: «Возвращался бы ты поскорей, Лапуся всё время стонет, моё сердце разрывается». Лапуся – рыжая безмозглая Виноградовская псина, помесь таксы с дворняжкой. Дочь приволокла, да и бросила на родителей. Вчера эта лохматая дура попала под машину и сломала лапу. «Сделай укол обезболивающего» - тихо забубнил Виноградов в трубку. «Ты же знаешь, ей нельзя перед операцией!»…
Когда Виноградов вернулся к столику от Натальи остался только флёр лёгких прекрасных духов и обманутое вдохновенье.
Он опять был одинок и жестокосерден. Его жена уже три года спала в соседней комнате, а прочие девушки всегда намекали ему, что у него нет чувства юмора.
«Я убью, эту суку!», - внутренне побагровел Виноградов. Он собрал волю в кулак, бросился к машине и ринулся снова в клинику. «Сколько можно! – возмущался он про себя, Чаша терпения его была переполнена. «Ей уже четыре года, а она до сих пор ссыт на линолеум! – продолжал он, - Я, взрослый человек, хирург высшей квалификации, вынужден брать с собой совочек, потому, что о своей священной обязанности она вспоминает, порой, лишь в подъезде! А ведь один укол, и больше никаких проблем!»
Открыв запретный шкафчик с лекарствами, Виноградов быстро нашёл нужную ампулу и шприц, сунул их в карман, закрыл шкафчик снова своим ключом и тут же вышел. Возле двери он некстати столкнулся с Николаем Петровичем. В этом месте обычные пациенты не могли появиться. Но Николаю Петровичу негде было ходить и, обнаружив этот тайный лаз, где он был сокрыт от глаз Аскольда и прочих недоброжелателей, он, слегка помедлив, воспользовался им. Оба оторопели. «Ну всё, теперь он мне точно задницу ампутирует» - подумал Петрович. «То ли ему задницу ампутировать завтра, чтоб молчал, мало мне неприятностей, болтается вечно под ногами, урод» - подумал Виноградов и сжал покрепче шприц в кармане. Вслух оба процедили: «Здрасссьте» - и разошлись было. Но Николай Петрович, спустя пару шагов, осмелел, и крикнул вдогонку: « А вы не могли бы посмотреть, у меня тут болит в неположенном месте…».
Виноградов прямо там, в коридоре торопливо глянул шовчик на правом боку Петровича, розовую змейку. Достал перочинный нож из кармана и осторожненько ковырнул, тот сразу и разошёлся, бескровно так, нежно. Там что-то блеснуло. Виноградов подцепил ногтем, посмотрел на просвет, завернул в носовой платок и спрятал. Петрович следил за этим всем, как загипнотизированный. «Шли бы вы, больной, к себе, что вы здесь шляетесь» - рыкнул на него Виноградов. «Ага!» - обрадованный Петрович сразу почуял какое-то облегчение и помчался, куда сказали. «Завтра утром зайдёте ко мне в смотровую, только тихо» - добавил Виноградов заговорщицким тоном.
«Всё таки хороший мужик наш хирург, - думал Петрович, пока бежал до палаты, - вот и перегаром от него несёт, как от родного, наш человек!».
Дома Виноградова встретила, подволакивая больную лапу, Лапуся. Она стелилась вьюном, и хвост её взбивал невидимый омлет. Шёлковая морда оказалась в миг под его ладонью. Нежная сырость языка, как бы невзначай проникла между пальцами. Она любила его, эта маленькая дрянь, хоть и с переломанным бедром, и без всяких анекдотов. Сам не заметил, как начал приговаривать сюсюкающим тоном: «Лапусечка, девочка, ну-ну-ну, больно? Счас что-нибудь придумаем».
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2012
Свидетельство о публикации №21204130552
Рецензии
http://www.proza.ru/comments.html?2012/04/13/552
Свидетельство о публикации №212080700940