Меня зовут Нюся

Меня зовут Нюся

Он (мужчина лет тридцати, не по годам умное лицо, вертикальная борозда крупных морщин давно поселилась между бровями, под ними обрамленные черные мокрые ресницы от дождя с серыми глазами, мокрый дождевик ниже колен, капюшон на голове промок от капель, худое гладкое бледное лицо без щетины, уставший взгляд который приковывал к себе, рабочие черные штаны, заправленные в резиновые сапоги до самых колен).

Она (молодая привлекательная девушка с бледным от холода лицом, с едва заметным румянцем, зелеными глазами, алыми губами, в вязаном цветастом платке на голове, светло-бежевом теплом платье, коричневом вязаном пальто до колен, черными калошами до косточек на ногах, черные как смоль волосы длинной до пояса были аккуратно заплетены в две косы, подвернутые кольцами на затылке).

Середина осени. Пасмурный хмурый вечер. Серые облака в черной окантовке большого неба подступают к морю,  а позади их подгоняет неугомонный шумный свистящий ветер. Предчувствие чего-то и что-то страшное роковое повисло в воздухе. Постепенно тишина превращается в напрочь глухую, что даже не слышно крика одиноких чаек. Волны истерически бьются в ожидании достучаться до ума человека и прогнать его прочь со своих простор. Но человек не слушается и пускается во всю прыть с берега на лодке в воду, за изобилием, за богатством, за рыбой.

Деревья без листы, кое-где колышутся, как стебельки на поле не в силах противостоять стихии. Песчаный пляж из золотого и бархатного превратился в растоптанную мокрую жижу, на которой остаются неизгладимые втоптанные следы всех тех, кто по нему ходил раньше.
Неожиданно в тишину врывается молниеносная белоснежная стрела, которая отразилась в воде стихийным ужасом для ее обитателей. Рыба давно покинула водную поверхность и скрылась на дне, в выжидании чего-то плохого, которое бы прошло мимо нее.

Наконец стрела в небе замирает на мгновение, потом медленно передает свое раздражение и дребезжание следующим нахлынувшим на нее волнам, которые ее размножают на многие дистанции вперед. Неизгладимо невозможный ни с чем не сравнимый звук раскатистого многоголосного грома поражающего всю округу. Водные круги на поверхности распространяются прожилками к самому берегу. Никого. Все скрылись по своим тайным убежищам. Раскат еще долго гулял по округе, ища неудачно спрятавшегося одинокого странника. Но не найдя его, издает задыхаясь несколько душераздирающих криков невиданного зверя, скрывается за облаками.

Мелкий дождь как манная крупа моросит по водной глади, промозгший ветер дует на встречу прибрежным волнам, которые как камикадзе несутся на скалы для жертвоприношения, отчего вечер становится еще более мрачным. Вдалеке еле виднеется силуэт скорбящей по морю чайки, она прерывисто кричит о ком-то.

На краю побережья, на самой пиковой его части, возвышается красно-белый маяк. Но если подойти ближе, то видно что белая штукатурка давно осыпалась, покрылась морщинами как столетняя старуха, предоставив неряшливому путнику, осмелившемуся забрести так далеко в нелюдный край, свое незыблемое основание.

Невдалеке от него на каменистых холмах, сплошь обсыпанных многотонными валунами, стоят два человека, мужчина и женщина. И по тому в какую сторону направлены их поддающиеся одежды, можно отследить настроение ветра.

Собеседники чем-то встревожены. Девушка с заломленными перед собой скрещенными пальцами рук показывает всю неловкость и противостояние в себе и несогласие с чем-то. Рот открыт в беззвучном потоке, он натыкается на другие, не радостные слова шедшие с губ собеседника, мужчины. Он в злости и недовольстве сильно напряг лоб, но ровную речь сложно услышать из-за порывов ветра и стрекочущих  сочувствующих волн, поэтому он вынужден говорить громче.

- Вот ты. Разве ты думаешь, что тебе будет трудно, когда я уйду? – задает вопросы один за другим, ожидая ответа, но ответ – ее молчание. Штормовой ветер беспощадно дует в лицо. - Странно все это, – его губы трясутся от холода. Заморосил мелкий дождь, едва заметный. Мужчина повернулся лицом в сторону, наблюдая за непогодой.

Ее глаза уставились на него, словно застывшие огоньки в янтарных камнях, из которых бесшумно тихим потоком текли горячие слезы на обветренное ветром лицо. Капали, пропадали и терялись за ворот платка, подвязанного вокруг шеи. Рот снова хотел издать звуки, но выходила хрипота и неуместность. Как-будто насмешка, как-будто над ним.

- Ну, что ты стоишь? Ответь! – кричал он, и эхом этот вопрос улетал вдаль. - Не убивай меня, хватит! Лучше ударь. – его глаза перестали дребезжать и застыли на ее лице в твердой уверенности сказанного, - Ну сделай хоть что-нибудь! – он схватил ее за локти, потянул к себе и с силой тряс. - Только не молчи! – кричал он. Снова эхо подхватил ветер и унес вниз к подножию скал, где его терзали волны.

И снова не было ответа. Он выкинул вперед раскрытую ладонь готовую дать пощечину, но в сантиметре от ее лица рука застыла, потому что не смел ударить. Девушка стояла прямо, только от его поднесенной руки закрыла глаза в бессилии. И свой удар он взял на себя, ударив сам себя по щеке. Слезы временно прекратились. Она потупила взор в сторону на камни. Он выругался, потому что устал кричать и не слышать ответа, отвернулся. Зашагал обратно к маяку.

Ветер бушевал не на шутку. Подол ее платья метался как загнанный зверь, издавая сдавленные звуки натянутого сукна. Повернула лицо к морю и посмотрела вдаль, подставляя его последним исчезающим лучам заходящего солнца. Волны с силой бились о скалы, которые в свою очередь как горячий нож кромсали воду на тонкие полоски вермишели. Брызги долетали до самых отдаленных уголков и казалось что даже ее лицо покрылось капельками соленой воды. И это была правда. Хоть и стояла она наверху.

Крики чаек сопровождали всеобщий хаос, этот странный танец морских брызг и ореол бордово-оранжевого солнца. Как наместники грифы они летали и требовали продолжения банкета. Но только не спокойствия и ни за что тишины.

Душа искрилась, бушевала и двигалась в такт раскачивающимся волнам. Волнение то нарастало, то вновь отступало. Так продолжалось какое-то время.

Она перевела взгляд на маяк. Решила снова попытать счастья. Пошла в его направлении по замерзающей холодной земле. Бело-красное конусообразное вытянутое строение с мигалкой на вершине, более тридцати метров возвышалось на острых скалах, как олицетворение  чего-то особенного, необычного и неопознанного в такой неоднозначной местности. Оно поражало воображение обывателя тем, что было построено еще во времена первой мировой войны, а еще своей внутренней винтовой железной лестницей, состоящей из трехсот ступеней со стенами толщиной в два метра, которые только с двух противоположных сторон на самом верху сужалась в окошко к внешнему миру. Для лучшей видимости и концентрации зрения в любую погоду. На самом верху в окантовке решетчатой железной клетки возвышается сердце маяка, галогенная лампа. Ночью ее свет виден на большом расстоянии, чтобы никто не заблудился, чтобы никто не отстал.

Белая железная дверь во внутрь была заперта. Она дернула за холодную ручку раз, потом второй, но та не сдавалась и не скрипела знакомыми звуками в ответ. «Закрылся» - подумала она и отошла в сторону к заброшенному покосившемуся деревянному забору, как раз там где не было ветра. Достав из вязаной сумки кусок засохшей булки, села на высохшую траву, которая чудом сохранилась в этом супервлажном месте. Начала не спеша отщипывать кусочки и ложить их в рот. Безвкусно. Стеклянный взгляд ее, неотрывно следящий за маяком и за дверью. Преданная как всегда, как всегда хуже всех в его глазах.

Бушующее нервозное море качается рядом за спиной. На миг показалось, что они поменялись ролями: она спокойная и безучастная, хотя должна быть гиперактивной, и оно, море, пламенное в эту минуту, соединившееся с лучами солнца и отбрасывающее огненный бисер на прибрежные камни. Но те не воспламенялись, а стояли неприкаянными валунами.
Внутри маяка было тихо и тепло, хотя здание вообще не обогревалось. Но благодаря толстым стенам, которые накалились за это лето невыносимой жарой и солнцем, то было приятно находится внутри. Он сидел возле самой двери на деревянном стуле опустив голову на ладони, ее сживающие. Он все жизнь был молчаливым смотрителем - сторожем одиночкой, служившим этому старому и редко кому из прохожих необходимому обелиску в виде маяка на этой холодной земле, кроме кораблей и рыбаков отплывших дальше чем следовало. С одиночеством он сроднился и оно было ему лучшим советчиком и лучшей парой.

Он любил маяк больше всех на свете. А еще свободу. Так делал его отец, его дед и так делает он. Маяк как эстафета передавался от одного другому и мужчина искренне благодарил за этот дар как мог. И только на втором месте стояли люди. А он все создавал условия для избранного ним одиночества, множа его, отождествлял маяк с собой как пьедестал и поклонение чему-то.

- - - - - -

Не то чтобы она его любила. Совсем и близко нет. Нет. Она его просто обожала. Преклонялась и боготворила. Понимала, что так нельзя и что за это будет наказана. Любовь не выбирает к кому прийти. Но в этот раз она ее посетила. Инна с детства была пламенным и плененным ребенком одновременно. Лишенная родительского тепла, но которой любовь заменили люди. Она любила людей. Не смотря на то, что некоторые над ней издевались еще в детстве, еще в детдоме. Девочку худую и бледную, как гадкого утенка тыкали и винили во всем, в чем можно было только винить ребенка. Другие дети были сильнее, здоровее, разговорчивее. И времена были другие. А она другая была. Отшельница. Одаренная, но немая художница, у которой улыбка никогда не сходила с лица. Только тогда когда ее невинную били. И имя дали ей плохое сокращенное. Няньки всегда придумывали противоположные имена противоположным людям. Если это был Ванечка, то обязательно с перебитыми костяшками на руках от вечных драк, со злым оскалом в глазах и плевками в сторону, когда разговаривал. Если это был Вован, то всегда добрый, который любил книги, но никогда не участвовал в драках. И вот ей, единственной такой, дали тоже плохое имя, специально обидное. Инка. Но она этого не понимала, для всех имя как имя, а для нее, самое лучшее в мире, потому что так звали ее. Единственной она была такой, когда на оплеуху, не отзывалась, а едва улыбалась но с печальными глазами и мокрыми дорожками на щеках. Любимой, для своей мамы. Прошлой, и все же мамы. Мама ее любила больше всех на свете, а папа их бросил. Потом мама умерла и Инна стала никому не нужна. Ее смерть была не то, чтобы наказанием, хуже. Ужасной потерей всего в одночасье, которой как воздух необходима была забота, ласка и поддержка. Но этого не было. Все исчезло. Девочка перестала разговаривать и все время молчала. Сначала с ней рядом были их соседи, с которыми они жили. Думали что голос к ней вернется, а когда врач сказал что надо только надеяться и верить, что она обязательно снова заговорит, соседям она сразу надоела. Потому что больной ребенок им был ни к чему. Одна осталась, ее отвезли в детский дом из самых лучших побуждений. Они так решили о ней позаботится. Инне было четыре года тогда. Инночка. Иннуся. А тут, в этом доме для детей, когда еда сметалась со столов почти мгновенно, где по ночам у нее отбирали одеяло, просто потому что кому-то стало холоднее чем ей, ее прекрасное имя сократилось до Инки. Но что немая может сделать, как противостоять этому миру, за что бороться и куда идти.
Она мечтала, чтобы ей исполнилось восемнадцать и надо было уходить и искать работу. Потому что мечтала работать в библиотеке. Зачем там голос, там ведь нужна тишина и надо всего лишь приносить книги. А Инна книги обожала, она проглатывала их почти мгновенно, и каждый день читала уже новую книгу из их небольшой библиотеки этого скорбного для ребенка дома. Начитанная, но поделиться мыслями не с кем. В их областном городке возле моря только одна она была такой. Все остальные что-то говорили, пели, обсуждали что-то и выступали по телевизору. Всегда было шумно.

Глаза, готовые выпрыгнуть из орбит, когда кто-то говорил рядом. Смотрела как открывается рот, какие реверансы во рту проворачивает язык и наконец какие звуки из него вырываются. Звуки в виде песен, волшебных мелодий, которые в ее воображении покрывала невидимой дымкой радуга. Все танцевало перед глазами, она улыбалась. А потом глаза наливались слезами от бессилия и невысказанности. Она только молчала. Часто закрывалась в кабинке туалета и пыталась разговаривать. Хрипела, пыхтела но так ничего и не выходило. Шок просто еще не прошел.

И сложно ей было найти общий язык и тем более интересы с другими. Ведь они ее сторонились как-будто чем-то заболевшую. А она тем более не искала с ними встречи. Самым лучшим лекарством были картины и краски. Рисовала всегда все что видела, то что запомнилось. То птиц и небо, то брызги разлетевшихся морских волн к берегам которых она иногда приходила, тайком, когда ее никто не видел. Всегда старалась пройти украдкой и всегда за это получала. Потому что ее однажды увидел Ванечка и со всей силы потянул ее за черную косу и стал тащить обратно в дворовой участок. Для издевательств своих друзей над ней. Толкали ее из стороны в сторону как мячик, жалкие усмешки покрывали их рты но ответить им не могла. Потому что плакала из-за разбитого и поломанного мольберта, из-за разбросанных и растоптанных красок в зеленой, но уже окрашенной радугой траве. Плакала и не знала что делать. А они ее кружили в этом жестоком танце и хихикали. Она начала сдаваться и уже закрыла глаза и подняла голову к небу чтобы они наконец ее убили, затоптали как и эти краски, чудом добытые и собранные по крохам в развалинах домов и из красных раздробленных кирпичей. Как вдруг тираду прекратил чей-то голос.

- Что вы делаете? Оставьте ее! – грозным голосом не требующим пререканий приказал кто-то за изгородью.

Ее продолжали держать за подмышки. Она медленно открыла глаза и повернула голову откуда шел голос.

Серые горящие живым огнем на все лицо глазами. Влюбилась. В пух и прах сразу и навсегда. Так что коленки подкосились и она присела словно от солнечного удара, бьющего прямо в сердце. Часто забышала как будто пробежала сотню метров. Четверо обидчиков подошли к изгороди в искривленных ухмылках и с руками в карманах по-хулигански. Только потом она увидела что мужчина был в сером дождевике в солнечную погоду.

- Что ты хотел, дядя? – по-деловому сплюнув в сторону спросил Ваня прохожего, потрескивая костяшками рук. Ухмыльнулся и подошел ближе всех.

- Девчонку отпустите! – прохожий тоже приблизился к сетчатой изгороди.
Ваня положил обе руки в прорези металлического сетки  и едко сказал.

- А то что? – защелкал тот.

Прохожий в туже секунду сбросил небольшой тряпочный мешок с плеча и положил свои ладони сверху на Ванины, изрядно при этом прижав руки к решетке.

- Ну не знаю. Жизнь покажет. – растягивая слова сказал человек, не обращая внимания на сопения и завывания парня. Что он мог ему сделать, ведь ему было максимум пятнадцать. Конечно ничего.

В это время Инна поднялась с земли и не веря своим собственным ушам, что за всю ее жизнь был только он, этот единственный человек который за нее заступился. И она непременно хотела все знать о нем, как его зовут и куда он идет.

Неожиданно Ванькин голос прервал ее бегущие мысли. Он так неудачно заметил переведенный взгляд прохожего, который на мгновение задержался на Инне.

- На Инку чтоли запал? Да она же немая. – вырывая с силой застрявшие пальцы из чужих рук продолжал язвить парень, нервно потирая занемевшие пальцы. – Немая, - по слогам сказал он, но увидев ошарашенные глаза мужчины, успокоился.

- Если немая, значит не человек чтоли? – успокоившись спросил мужчина. – Еще раз увижу, разговор будет не таким коротким. – пригрозил он и затряс сетчатой изгородью освобождая свои руки.

Ваня отпрянул от сетки испугавшись, но отойдя на безопасное расстояние крикнул уходящему.

- Еще увидим у кого будет короче, - свистнул своим друзьям, да так что после последней фразы все истерически засмеялись. Один даже артистично упал на землю и принялся биться ногами и хвататься за живот.

Направляясь в сторону зеленого холма, уже удаляясь, мужчина повернулся напоследок еще раз, чтобы проверить свои догадки. К девчонке снова подошли парни, один из них ее толкнул на землю, та упала на спину. Выругавшись про себя, мужчина на секунду замешкался. Толпа ребят скрылась за крышей дома, и мужчина тоже пошел восвояси, периодически останавливаясь. Уже отойдя на приличное расстояние, стал думать о своем. Что-то его зацепило в этой девчонке. «Глаза страдальческие или все-таки смелые у нее были?» - думал об Инне мужчина и шел в сторону маяка.

Ее сердце билось так часто как маленький дребезжащий колокольчик «дин-дин» по сто раз в секунду. У кролика и то медленнее, чем билось ее сердце. Миллионы вопросов, и ни одного ответа. Одни предположения и никого рядом чтобы ей что-то посоветовать. Не было опыта, любви опыта, хоть горького или полезного. Никакого и советчиков тоже не было. Но как теперь можно было спокойно жить? Как можно было спокойно рисовать и смотреть на море? Теперь ее глаза будут искать повсюду его, думать будет где он может быть, фантазировать о нем, кем он может работать и куда шел в тот день. А сердце все бьется в усиленном ритме и кажется что она сейчас или взлетит, или упадет от количества прибывающей крови в голову. Надо что-то сделать, надо куда-то пойти и привести себя в чувства.

Не могла более спокойно кушать, но тем не менее сделав усилие, заставила. В тот же вечер она убежала во время общего сна. Когда все так мирно сопели в кроватях, Инна убежала стремглав из дома, потому что если бы она осталась там хоть на минуту, то всех разбудила своим хриплым воем. Бежала ночью при звездном небе открыв широко рот чтобы разговориться, плача, хватала за горло и пыталась выдавить звуки из него, ненавидела себя за то что не может говорить, за то что она плохая для него и что он даже с ней не сможет ни о чем говорить. Убегала от своих мыслей, и все же не смогла убежать.

В итоге настигла знакомую равнину за которой опускалось море, остановилась и не могла надышаться. Слезы ошпаривали как горячая лава щеки. А волны бились о скалы, внимая ее мольбам и просьбам. Инна мыкалась в траве как слепой котенок, приживала голову к траве, пытаясь забыться, хватала себя за волосы и рвала их, запускала в них пальцы и старалась выжать хоть слово изо рта. Водила ногтями по коже лица, вызывая боль и страдания, но ни звука не произносилось из горла, как ни старайся. Одно мычание как у животного и непонятные звуки, хлюпала носом. Опустила голову на землю, слезы бегут ручейками по глазам, спускаются по вискам и уже свисая с кончика носа прыгают в землю. Она открыла глаза поднимая взгляд в небо, блестки мгновенно покрыли дно глаз и заискрились. «Как красиво!» - подумала Инна. Сильно зажмурилась чтобы выдавить последние слезы. Встала медленно на ноги и посмотрела вдаль.

Звездное небо, такое необычайно яркое в эту ночь опустилось ниже к земле. Луна пошла провожать одинокие корабли, ну а звезды двигались к Инне на встречу. И там где-то была и ее галактика. Ее слезы светились в звездных лучах и постепенно она успокаивалась. Ночные сверчки пели песни совсем рядом с ее ухом и было так удивительно тихо. Было слышно как морские волны касаются песка, где в итоге тот шипит как будто на него капнули кислотой, а на самом деле это лопались миллионы пузырьков кислорода.

За Ингой бы никто не пошел и не побежал бы, потому что дети были предоставлены сами себе, хоть и жили под опекой нянек. Поэтому она была спокойна за себя.

Выбралась из высокой травы и встала у самого края обрыва. Неожиданно из черноты появился прямой белый луч, который выходил из маяка. Он так искусно разрезал темноту, что даже сверчки переставали петь свои песни, разрешая выступить на ночной сцене прожектору. Инна заворожено смотрела на свет, а потом и на сам маяк.

Заинтированная увиденным зрелищем, Инна воспряла духом и решила что завтра, во чтобы то ни стало, но она должна будет увидеть этот маяк вблизи. Благо ей не надо было находить предлога чтобы убежать из школы. После завтрака, когда все занимаются своими делами, кто играет а кто спит. А кто во дворе на качелях, Инна воспользовалась невнимательностью нянек и скрылась за ближайшим деревом. Потом прошла за задней стеной дома, то заброшенное место с множеством пауков и высохших листьев, перелезла через забор и была уже на воле. Это была проторенная дорожка многими детьми, которой пользовались практически все. Но сегодня остальные решили не покидать школьных пенатов и переждать жару в прохладных стенах школы.

Инна за несколько минут прошла знакомую территорию до маяка и остановилась в метрах ста от него. Она рассматривала его красоту и величие не замечая недостатков. Это строение вызывало у нее умиление и дрожь. Как и всякая девочка с богатой фантазией, она начала придумывать ему историю. Как он появился и кто тут жил раньше. Даже задумалась его нарисовать как только вернется обратно. Не останавливаясь она пошла дальше. Здание ей показалось пустынным. Поэтому она решила туда зайти. Немного замешкавшись у дверей, она слабо дернула ручку. Ей казалось что дверь должна быть тяжелая и неподдающаяся, но оказалось наоборот. Защелка спала и дверь пошла ей навстречу. Уже несказанно ликуя Инна осторожно зашла, стараясь не шуметь. Как мышь крадется в чулан, так Инна неслышно ступала по каменному полу. Как чудесно было внутри, хоть и скромно. Сразу в дверей стоял стул и небольшой деревянный стол, а в противоположной стороне стояла дверь на которой весел большой черный замок. Помещение как и полагается было круглым, обвенчанным вокруг окнами. Отчего было светло и уютно. Посредине возвышалась круглая железная лестница с множеством ступенек. Инна подошла ближе стараясь увидеть куда же ведет эта лестница и с удивлением открыла рот. Чувствуя себя немного не в своей тарелке, как будто она делает что-то неправильное, но интерес выиграл и Инна тихонько поднялась по лестнице. Было тяжело и сложно, а еще было страшно смотреть вниз когда под тобой все изрешечено и звенит. Закрыв глаза и крепко схватившись обеими руками за поручни, Инна пошла дальше. Как-будто кем-то ведомая, она осторожно шла пока наконец не поднялась на самый верх. Под большой лампой она прошла нагнувшись и вышла на открытый балкон, который вел вокруг маяка.

То бесконечное пространство что открывалось перед ней было сложно описать словами. Она никогда такого еще не видела. Вдалеке виднелись кораблики, как-будто нарисованные. А волны как в мультфильме набегали на скалы и бежали одна за другой наперегонки. Она завороженная этим действом обходила вокруг маяка и смотрела вниз. Испугавшись такой высоты она прижалась к стене, а потом засмеялась. Потом снова приблизилась к балкону и наклонилась. Внизу были большие камни которые часто встречались с водой. Отчего все шумело и грохотало, а чайки летали и пировали упоительным утром. Вдруг она увидела как из травы, из которой только вчера она выбиралась, вышел мужчина в плаще и с удочкой. Тот самый которого она видела и который за нее заступился. Он. Ее любовь. Не понимая что делать дальше и что не будет она же прыгать вниз, когда выход только один. Она с надеждой и ужасом что ее найдут спряталась на балконе, попеременно выглядывая чтобы обеспечить себя информацией. Она услышала шум открывающейся двери, какие-то движения и погромы с ведрами. Затем опять тишина. Она выглянула за балкон. Мужчина с двумя ведрами шел в лес. Инна решила что это ее шанс, пустилась быстрыми шагами попеременно переходящими в бег, вниз с лестницы. Но это был не ее день. Мужчина вернулся за шлангом.
Они встретились внизу когда она уже собиралась дернуть дверь на себя, но дверь открылась ей на встречу откуда ярко засияло солнце. Она защурила сильно глаза. Из солнечных лучей появился мужчина. Несколько секунд воцарялась тишина.

- Как ты сюда …? – не успел спросить мужчина, как Инна вышмыгнула как кошка из дверей и умчалась быстро как только могла бегать.

Он не злился что она была на его территории. Наоборот, он с интересом смотрел как она убегает. Как ложится под ее шагами трава. Сделав удивленный взгляд, он зашел обратно.
Так они подружились. Инна периодически приходила к нему, а он специально не закрывал двери. да и что можно было у него взять, если он скромно жил. Он не верил что она может быть воровкой. Нет, она не такая. Давая ей волю в его отсутствие любоваться просторами окраины, он не спеша возвращался на маяк, а она в это время уже летела в школу, довольная увиденным и разрешенным.

У них было такое общение, он давал возможность свободы передвижения, а она была почти незаметной. К концу лета тишина закончилась и пришел дождь. Началось болото. Ей стало сложнее ускользать из школы, бежать под периодическими дождями было неприятно, и она к тому же оставляла после себя на маяке водянистые грязные лужи. Приходя бывало домой, мужчина видел что она уже там, и все же давал ей возможность побыть одной. Пока однажды увидел что следы обратно с лестницы не ведут, а значит она не уходила. Решив наконец все прояснить, он поднялся на маяк. Ее довольной взгляд и наслаждение природой прекратилось. Как сильно громыхало ее сердце, когда она поняла что дороги уже нет и что сейчас снова его увидит. Прижавшись к балкону под проливным дождем она ждала своей участи. Почти вжавшись в холодные цементные камни, почти слившись и побледневши до смерти, она ждала. Сердце в полной тишине бьется истерически прося пощады. Неожиданно размеренные шаги прекратились. Она выдохнула. Расслабившись прищурила глаза, вдруг из дверного проема выглянула его голова с глазами смотрящими прямо на нее. Как будто гром среди ясного неба. Она чуть не упала в обморок. Они тихо стояли какое-то время, разглядывая. Но его глаза были пытливее чем ее. Он нарушил тишину первым.

- Ты… так и будешь там стоять? Давай спускайся. Я чай уже заварил. – аккуратно подбирая слова он сказал. Его обволакивающий голос действовал как теплая вода, и так мелодично, так естественно. Едва не расплакавшись от его слов и досады она опустила плечи и сделала скромный шаг вперед. – Давай-давай! – ободряюще продолжил он. – Давай руку, - и не дождавшись когда она протянет ему руку, сам ее схватил. – Какая холодная! – смешно сказал. Но какая же горячая была его ладонь. Словно сотни иголок кактуса врезались в ее ладонь, что она даже зажмурилась и начала вырываться. Но он еще заботливее уложил ее ладонь чтобы ей было удобно, стал спускаться по лестнице первым, бережно таща ее за собой.

Они пили чай в тишине. Он внимательно ее изучал, а она краснея отводила глаза в сторону. Рассматривала уже знакомую ей обстановку.

Ее влюбленность была ясно представлена в тот день, а ему было интересно. Он принимал ее участие в своей жизни. Она как ветер, как глоток нового воздуха. Окрыляла его. Ему не скучно стало возвращаться домой после осмотра территории. Пока однажды он не показал ей ночью как работает маяк. Это была его тайна в которую он посвятил Инну. Он ее ни о чем никогда не расспрашивал, а она и не старалась что-то сказать. Ей нравилось все то что с ней происходило когда он был рядом.

Он позвал ее за собой на лестницу и она пошла. Когда они наконец поднялись, миллионы звезд светили над головами и это было волшебно. Волшебный мир звездочета.

- А теперь смотри, - сказал он и словно волшебник достал ниоткуда большой бинокль на ножках и стал его крутить, пока не сказал довольное – Ах вот.

Позвав ее подойти к биноклю, Инна безропотно согласилась. И посмотрела в стекла. Какая красота! Ее взору представляло созвездие из множества малых звезд. Никогда ничего подобного она не видела. Открыла рот.

- Это созвездие малой медведицы, - как будто слыша ее вопрос ответил мужчина. – А знаешь почему она так называется? – вопросительно он спросил Инну.

Она категорически замотала головой.

- Потому что Зевс поблагодарил свою попечительницу за свое спасение и вознес ее на небо. – с интересом он ей сказал.

У Инны загорелись глаза и она застывшими глазами уставилась на него.

- Я очень хочу… тебя тоже поблагодарить… за свое спасение, - остановился он, румянец покрыл Инины щеки и выдал ее, - Но вот вознести тебя на небо я не могу, - он улыбаясь продолжил, - А вот назвать звезду в честь тебя очень даже рад.

Инна застенчиво опустила глаза на пол и принялась вертеть пальцами пальто. Искренне едва улыбалась потому что не знала как ей быть дальше.

- Но чтобы назвать звезду, мне надо знать как зовут тебя. – заискивающе он стал искать ее взгляда наклонив голову. – Понимаешь?

Инна чуть не расплакалась, так ей хотелось крикнуть как ее зовут. Но она не могла. Она было открыла рот чтобы хотя бы прошептать, но ничего из этого не вышло. Она знаком показала что она не может говорить.

Тогда он достал потрепанный и исписанный блокнот с ручкой и протянул ей. Она написала печатными буквами слово «Инна» и улыбаясь потянула ему. Он тоже улыбнулся и сказал.

- Решено. Я тут совсем недавно обнаружил одну яркую звезду и назову ее «Нюся». – умиротворенно сказал он.

Нюся – эхом пронеслось у нее в голове. Разве ее имя может так красиво звучать? Разве такое бывает? Расплакавшись навзрыд и не зная как его отблагодарить, Инна бросилась мужчине на плечи. Обняв его со всей силой, но не так чтобы задавить а чтобы передать ощущения, Инна еще долго не отпускала его. Он ее тоже обнял и так они сидели, не разговаривая зато обмениваясь мыслями.

Он ее благодарил за ее присутствие, за то что она при ходит просто так и оставляет после себя ощущение дома и не покинутости. То что он еще кому-то нужен кроме кораблей. А она в него по уши влюбилась и не знала как ей быть дальше.

В полной темноте после объятий она посмотрела ему в лицо и коротко, но как будто на вечность поцеловала его в губы. Теплыми были ее губы, неожиданный чмок совсем выбил его из колеи. Он не ожидал этого взрыва, этого ответа на широкий жест. Но и да, он был ей искренне признателен. Потому что сам понемногу начал проникаться ее судьбой и ее настроением. И беспокоился когда иногда она не приходила. Расстраивался даже немного. Но выказать свои чувства несмел этой девочке, потому что не хотел нанести рану и так растерзанной жизненными ситуациями душе.

Опомнившись что сделала и прижал ладошку к своим губам, Инна встала и пустилась в бегство. Он ее и не останавливал, лишь поднявшись смотрел вниз лестницы, как она удаляется.

Но общаться они не прекратили. Инна взбешенная и злящаяся на саму себя за то что не контролировала что делает, превозмогая дрожь в коленях и озноб, вновь с ним встретилась, но уже возле маяка. Последние лучи солнца, периодически выглядывающего из-за осенних туч, хоть как-то подбадривали и дарили уверенность. Но он был занят. Он собирал вещи и переносил их в старую машину, которая была покрыта потрескавшейся краской. Он собирался уезжать. Он собирался ее бросить и покинуть.

Ее улыбка сразу исчезла когда она подошла ближе. Он собирает все вещи. Мгновенно перебежав ему дорогу и забежав в маяк, думала усомниться, думала что он дурачится, но увидела пустоту вокруг. Он за ней наблюдал.

Выбежала обратно к нему и стала трясти за его рукав так что от неожиданности у него упал дорожный рюкзак. Трясла и трясла. Он был удивлен и шокирован. Но прервал ее выступление.

- Разве ты думаешь, что тебе тут будет трудно, когда я уеду? Странно все это, – дрожь пробивает по всему телу.

Начиналась непогода. Солнце скрылось за облаками и моросит дождь.

- Ответь! – перешел он на крик, потому что дух сильный ветер. - Ну сделай хоть что-нибудь! – он схватил ее за руки, потянул к себе и с силой тряс. - Только не молчи! – кричал он. Снова эхо подхватил ветер.

Не дождавшись от нее ответа, потому что она опять пыталась выразить слова которые не выражались почему-то. Отпустив ее он пошел к маяку за остальными вещами. Она бежала за ним как преданная собака, у которой нет дома и которая пыталась вымолить косточку. Он отбивался от нее и обратно шел к машине. Она плачет и продолжает бежать, но ему все равно. Оттолкнув ее, она упала на землю и намочила колготы и пальто. Грязными руками принялась вытирать слезы, которые не прекращались как и этот дождь. Она не могла поверить что он уезжает. Почему? Куда? Она ненавидела себя за беспомощность. За покинутость ним. За то что она мямля и не может ему сказать, а ей есть что сказать. И ему есть ради чего здесь остаться. Хотя бы потому что здесь есть она.

Она безмолвно сидела и хлюпала носом. Он ходил, останавливаясь говорил:

- Встань с земли. Холодно же! – шел дальше.

Потом не выдержав он к ней подбежал и схватил за плечи, тряс.

- Нравишься ты мне. Но быть со мной ты не сможешь. Мне нужна говорящая жена. А ты… - недоговорил он, встал.

- Нюся… - едва хрипло, откашливаясь, наконец произнесла Инна.

Побледневшим враз лицом и не веря собственным ушам переспросил, упустив сумки.

- Что?

- Меня зовут Нюся.