Преступление века

Капитан милиции оперуполномоченный Николай Субботин от аттестации на сотрудника полиции отказался. Хотя, ничего больше, как гоняться за преступниками и сидеть в засаде, делать не умел. Написал рапорт о выходе на пенсию по выслуге лет. 
           В ОВД он оказался случайно. По дороге со службы в  армии задержался в областном центре, где в медицинском техникуме училась его невеста Танюшка. Расставаться не хотелось, поступил в школу милиции. Там  давали  общежитие. После свадьбы молодые не стали возвращаться в далекое сибирское село. А дальше все пошло поехало.
            НикОла как-то и не задумывался особо, есть у него к этой работе призвание или нет. Служил честно, как мама с папой учили. Но мозговые извилины особо напрягать не любил. Сразу после стажировки попал в опергруппу убойного отдела.  В совершенстве владел приемами рукопашного боя. А о том, как виртуозно и даже изящно Субботин умел защелкивать наручники на руках преступника, рассказывали анекдоты. Он крутил их в руках, как нунчаки.  Однако звезды на погоны дождем не сыпались. Покладистым характером Колян не отличался. И вот теперь решил, ВСЕ. Хватит с него. Тем более, что и обстоятельства так сложились.
Дочь вышла замуж. Купить квартиру молодым было не на что. Ютились впятером в их двухкомнатной квартирке. Вскоре ожидалось рождение второго внука. И надумали они с супругой вернуться в родное село. Отец Николая, Тихон Палыч, много лет проработал в Ольховке егерем. Год назад схоронили мать. Тосковал старик, стал жаловаться на сердце. Вот и решил сын заменить его на этом посту.
*
 Короткий зимний день клонился к закату. Быстро темнело. Двор дома егеря   освещался тремя мощными лампами. А огни поселка, расположенного на расстоянии километра, даже не просматривались сквозь сплошную пелену снега, падающего с неба.
В доме Субботиных сидел гость.  Старинный приятель отца Василий Прохоров.  Михеич слыл мужиком добрым, говорливым и любопытным до жути. Лучше любой деревенской кумушки знал, что происходит в каждой избе, всякой семье. Потому и не поленился в непогоду притопать к егерю, узнать новости из первых рук. Николай, само собой, накрыл стол.
-Растудыт   тебя в  сопелку, - пробурчал дед свою любимую и мало кому понятную присказку, прикладывая ладонь ко  лбу и всматриваясь в окно, - непорядок в Небесной канцелярии. ВалИт и валИт снежина. Как-бы   не заплутать на обратном-то пути.
-А куда тебе торопиться, Михеич? - спросил хозяин, разливая по чуть-чуть в стаканы. – Заночуешь у меня. Батя ещё с неделю в районной больнице пролежит.
-Пущай, пущай повалятся дружбан мой Тихон на больничной койке. Косточки понежит, - согласно кивнул головой дедок, залихватски опрокидывая водочку. Смачно крякнув,  обмакнул тонкий кусочек розовой строганины вначале в уксус, затем в черный молотый перец и впился в него совсем не стариковскими, на удивление крепкими зубами. – А я ж, почитай, месяц в Ольховке не был. У сына гостил.  Возвертаюся домой и узнаю, что Колька Субботин нарисовался. Насовсем. Заместо отца егерьствовать будет. Чудеса, думаю. Ты ж всю жисть в ментах, - удивленно пожал Михеич плечами.  - Полицейским-то теперь, говорят, большую зарплату положили. Че так? С областного центру да в  глухомань?
-Все, дед Василь, - с усмешкой ответил тот. – Отстрелялся капитан Субботин. Пора в покое пожить. Отцу помочь. И Танюшка, можно сказать, более двадцати лет со мной отслужила. В беспокойстве, переживаниях за мужа. Да и мне надоело. В ночь за полночь трубку поднимаешь, а вместо «Здрасьте», слышишь: «У нас труп». Я ж в убойном работал. Теперь за зайцами да лисами с ружьишком гоняться буду.
Николай был рад гостю. Супруга осталась в городе оформлять льготную пенсию. Много лет проработала в рентгенкабинете. Отец угодил в больницу. Сидели хорошо, душевно. У дверей, положив морду на лапы, дремала красивая сибирская лайка. Словоохотливый Михеич вводил его в курс всех поселковых дел.
 -В Ольховке тепериче новый участковый, - поведал тот, доставая свои папиросы. - Сережка Голованов. Тока что с армии вернулся. Ниче так парнишка. Хваткий. Форму надел, так важничат. В поселке-то че? Спокойно. От работы не переломится. Ну, мужики там когда-никогда с пьяну по мордам  друг другу врежут. Молодежь, быват,  прищучить надоть. Само большо преступление – окно ночью выставили да ящик водки из магазина умыкнули. Даже в кассу залезть не догадались, - захихикал он. – Так Серега их сразу вычислил. Лавку-то опечатали, а Петруха с компанией в стельку пьянущи лежат.
Неожиданно собака вскочила, зарычала и злобно гавкнула. Во дворе явно был кто-то чужой. «Рэм, фу!», - осадил хозяин и открыл дверь. На пороге стоял не кто иной, как участковый.
-Беда у нас, Николай Тихонович, - сказал он, стряхивая снег с шапки. – Вчера ночью пропала женщина в Ольховке. Мужики уже все окрестности обшарили. Чуть ли не до шоссе по заснеженной поселковой дороге  дошли. Нет нигде.
-Не понял, Серега, - недовольно пробурчал Субботин. – А чего ты ко мне-то пришел? Видишь, у меня гость. Приняли на грудь малость. Чем я тебе сейчас помогу? Звони в райотдел. Пусть следователя, опергруппу высылают.
-Звонил, - вздохнул Голованов. – Говорят, заявление о пропаже через три дня принимают. Вдруг, найдется.
-Правильно, - кивнул головой подвыпивший капитан. – Может, в соседнюю деревню бабенка пошла, да застряла из-за снегопада. Не зги ведь не видно. Чего раньше времени шум поднимать?
-А кто? Кто пропал-то? – встрял Михеич.
-Глафира Селина, - ответил участковый. – Отец убивается. Сам знаешь,  вдвоем живут. Мать лет двадцать, как похоронили. Говорит, вчера спать легли, а утром её уже не было.
-Глаша! – изумленно воскликнул Николай. – Это ж моя одноклассница. Помню такую. А где она работала? – обратился он к Голованову.
-Всю жизнь нянечкой в детском саду. А вот месяца три как уволилась и техничкой в школу  устроилась, - ответил лейтенант.
-Комнату женщины осматривал?
-Да не пускает Игнат не только в комнату дочери, в дом войти не дает. Он же с прибабахом. Из староверов.  Бирюком живет. Ни с кем не общается.
-Я и отца Глашиного, придурка этого, хорошооо помню, - зло прошипел Субботин, почему-то почесывая ухо. – Че скажешь, всезнающий наш? – со смешком обратился он к  Василию.
-А ты не хохотай, - обиженно ответил тот, попыхивая папироской и демонстративно допивая водку из стакана. – Смешно, так я и помолчать могу.
-Да говори уже.
-Я те так скажу, Колян. Всю жисть батрачкой Глашка в ихней семье была. Как рабыня Изаура, - не преминул похвастаться он своей осведомленностью. - Матрена, мамка её, много лет болела, потом парализованна лежала. Дочь за ней ухаживала. Теперь отца обихаживат. В ежовых рукавицах держали девку. Гулять ни с кем не давали, учиться не отпускали. Работа да молитва. Молитва да работа. Вековуха-баба, одним словом. У неё и подруг-то с роду не быувало. В своем селе пойти не к кому. А в соседнем, так и не знат никого.
-Мать твою, - выругался Николай. – Отдохнул в тихом краю, называется.  Ладно. Поехали, - сказал он, поднимаясь со стула. Михеич потрусил вслед за ним. Рэм запрыгнул в полицейскую машину первым.
            *   
Вечером следующего дня отставной капитан Субботин сидел за столом и анализировал полученные результаты следственных действий, проведенных по поводу исчезновения Селиной Глафиры Игнатьевны сорока четырех лет. Такого в Ольховке ещё не случалось. Бывалый опер нутром чуял неладное. У него была своя версия произошедшего.             Страшная версия. И главным подозреваемым являлся сам Игнат Селин. При осмотре комнаты, кровать Глафиры оказалась аккуратно застеленной. Значит, она не ложилась. Куда могла пойти богобоязненная, скромная женщина в ненастную, темную ночь? Вышла во двор по нужде и нарвалась на маньяка? Так накинула бы старенькую фуфайку, валенки. Нет. Ушла в пальто, пуховом платке и сапогах. Да и маньяки в такую погодку на охоту не выходят. Паспорт Глаши оказался у отца. Если она решила сбежать от деспота-родителя, куда без документов? И вещей с собой не взяла. Все на месте. Было ещё предположение, что в селе появился кто-то чужой. Но опрос селян ничего не дал. Чужака не видели. Рэм след не взял. За день выпала месячная норма осадков.
И ещё один вопрос не давал Субботину покоя. Почему женщина много лет проработав нянечкой в детском саду, где все её любили за прилежание и терпение, ушла в технички? Что-то здесь не складывалось. Была какая-то загадка. Глафиру в селе уважали все. И сочувствовали её безрадостной доле. Угрюмый, молчаливый, бородатый Игнат Селин симпатий у сельчан не вызывал. Обожала его только заведующая фермой. Совершенно непьющий работящий скотник – это нечто.
Версия у капитана была такой. Вдовый отец давно принудил дочь к сожительству. Может, во время ссоры случайно убил её. Закопал где-нибудь в огороде и заявил о пропаже. Но делать обыск в доме подозреваемого даже участковый не мог без санкции прокурора. На Игната у Субботина была старая обида. Много лет назад он имел неосторожность проводить одноклассницу Глашу домой. Когда они беспечно болтали возле калитки, подскочил отец и так скрутил Кольке ухо, что оно   распухло до невероятных размеров. Над ним долго ухохатывался весь класс.
Утром Субботин сидел в кабинете Голованова. Поделился с тем своими предположениями. У молодого лейтенанта аж сигарета выпала из открытого от ужаса рта.
-Тты чче, капитан? – заикаясь, прошептал он. – Деревенский мужик с родной дочерью? А потом её того? Так не бывает.
-Бывает и хуже, Серега, - хмуро усмехнулся тот. - Набирай начальника райотдела. Сам говорить буду.
Но начальник районного отдела полиции, мягко говоря, послал отставного капитана по известному адресу вместе с его версией. Сказал, чтобы пострадавший приезжал к ним, писал заявление. Будут разбираться.
 Поняв, что помощи от «братьев по оружию» ждать не приходиться и высказав в самых сильных выражениях все, что он думает про гребанную полицию, Субботин вместе с участковым вышли на улицу. Снегопад наконец-то прекратился. Небо очистилось. Сияло солнце, и чистый снег слепил глаза.
Навстречу им, проваливаясь в сугробах, поспешал Михеич.
-О, летит, как на крыльях, - усмехнулся Николай. – Не иначе уже преступление раскрыл. Нам и делать ничего не придется.
-Никола, - затараторил дед, поравнявшись с ними, - ты про чужака спрашивал.
-Ну, - хмуро уставился на него Субботин.
-Видишь, дом на краю села заколоченный стоит? Там бабка Фрося жила. Померла летом. Дом племяшке её достался. Она скоко раз покупателей привозила. А седни ночью я до ветру пошел, а из трубы-то дым валИт. Толи сама приехала. Толи поселился кто.
-Показывай, - встрепенулся капитан.
Следов от калитки видно не было. Вход в дом оказался с торца. Опер молча погрозил кулаком Михеичу с участковым, чтобы не издали ни звука. Но свежий снег предательски скрипел под ногами. Подкравшись к крыльцу, они увидели тоненькую струйку крови, ведущую к чурке, в которой торчал топор. В доме явно кто-то был. Старая ищейка Субботин почуял след. Запоздало пожалел о том, что не взял с собой Рэма и охотничье ружье.
-Оружие с тобой? – шепотом поинтересовался он. Участковый виновато покрутил головой. – А наручники?
-Тута, - так же шепотом ответил тот, с трудом доставая их из кармана.
-Как дам, - со злостью прошипел капитан, замахиваясь на него.
На громкий, требовательный стук, дверь открылась почти сразу. В проеме стоял мужик, чуть ли не двухметрового роста. Черная, наполовину седая щетина закрывала лицо. Глубоко посаженные глаза напряженно буравили непрошеных гостей. Профессиональным взглядом Субботин отметил расписанные наколками пальцы. «Вор, - понял он, - и сиделец со стажем, видать».
-Участковый Голованов, - слегка подсевшим голосом представился лейтенант. – На каком основании находитесь в чужом доме?
-У хозяйки купил, - довольно спокойно ответил мужик, но глаза его бегали. Он явно не хотел пускать их в дом.
-Документы предъявите.
-В куртке, - замялся тот. - Сейчас принесу.
-Да нет уж, мы зайдем, - решительно произнес Николай, наступая на него. Тот с неохотой отошел.
-Кровь откуда на крыльце?
-Курицу на суп зарубил, - неуверенно ответил мужик.
-А птицу где взял? На улице в сугробе поймал? Или с собой привез?
-Где, где, - бубнил тот, подходя к куртке. – В Караганде.
Все остальное произошло, как в хорошем боевике. Субботин не стал дожидаться, когда тот достанет нож или ещё какое оружие. Отработанный годами прием, и браслеты со сладким для ушей капитана щелчком закрылись на руках подозреваемого.
-Так-то оно надежней будет, - удовлетворенно хмыкнул опер.
-Николай! – раздался возмущенный женский голос. И перед изумленными участниками событий предстала живая и невредимая Глафира. Без привычного платка. С распущенными густыми локонами. – Отпусти его немедленно!
-Глашка, - недоуменно воскликнул Михеич, - тебя ж второй день ищут. Батька с ума сходит. Все село на ушах стоит.
-Блудница! Греховодница! – прогромыхал голос Игната Селина, который, оказалось, проследил за ними и ворвался в открытую дверь.
-А вот и нет, тятенька, - гордо ответила женщина, подходя и обнимая мужика. – Владимир мне муж перед Богом. И тяжелая я. Третий месяц уже. Больше вы мне не указ.
*
На улице все так же светило солнце. Лучи его отражались в каждой снежинке и веселили душу, когда Субботин с Михеичем вышли от участкового. 
-Да растудыт твою… , - начал было дед, но Николай перебил его.
-Правильно мыслишь, Василий, - расхохотался он. – Сопатку мало начистить такому родителю, как Игнат. Запер бедную девку в четырех стенах. Жизни не давал. А природа она свое берет. На несколько дней уезжал самодур-отец из села. И успели ведь они как-то встретиться. Понять друг друга. Да бог с ним, что мужик сидел. Может, и счастье Глаше женское улыбнется. Дите родит.
-Дай Бог, дай Бог, - вторил ему дед.
-А ты посмотри, как баба расцвела-то, - восхищенно произнес капитан. – Волосы она все под платком прятала. Какая шикарная грива у неё оказалась. Ниже пояса. Ну, все, Михеич, побежал я домой.
Так легко и радостно у НикОлы давно не было на душе. Преступление века грозило обернуться  скорой свадьбой.