Хроника боли

Константин Артёмов.                *                ХРОНИКА БОЛИ.
                Прежде чем осуждать кого-то,возьми его обувь и пройди его путь,попробуй его слезы,почувствуй его боли.Наткнись на каждый камень,о который он споткнулся.И только после этого говори,что ты знаешь-как правильно жить.               
                *                ЛЁХА ЧАСТЬ 1                Лёха поднялся и сел. Он лежал на земле за каким-то старым сараем, где было набросано много строительного мусора, видимо, вынесенного после ремонта квартир. Он сел и
взялся руками за голову, голова ужасно болела и кружилась, во рту было отвратительно, всё
тело трясло с похмелья и от холода. Лёха не мог понять, что сейчас – утро или вечер, хотя, в
сущности, ему было всё равно. Он ухмыльнулся и сказал сам себе: "Что воля, что не воля -
всё равно".
Разницы не было, потому что теперь ларьки работают круглосуточно, но радости от
этого не было. Денег у Лёхи на похмелье и даже на пиво не было, и какая разница – нет их
вечером или утром. Он хотел сплюнуть, но слюны не было, во рту всё пересохло, ужасно хо-
телось пить, а идти на колонку не было сил.
Лёха пошарил по карманам, достал окурок и зажигалку, прикурил, глубоко затянулся
и задумался: что же дальше? Но в таком состоянии голова совсем не работала, да и вдобавок
ко всему начал накрапывать холодный ноябрьский дождик.
Лёхе стало совсем плохо. Он решил, что сиди, не сиди, а похмелиться надо! Лёха с
трудом встал, его начало трясти и ноги подкашивались. Кроссовки на Лёхе были размера на
три больше, и у левого отрывалась подошва. Они все были дырявые, и ноги у него были по-
стоянно мокрые. Старые грязные спортивные штаны на слабой резинке спустились и висели
мешком, блестя засаленными коленями. Грязная, когда-то байковая, рубашка теперь была до
того грязная, что, казалось, это не рубашка, а Лёхина кожа, отвратительно вонявшая давно не
мытым телом, заплесневелыми подвалами и подъездами, пропахшими кошачьей мочой.
Сверху на нём была какая-то чёрная куртка, которую он позавчера нашёл на помойке и не-
много почистил. Главное, она не промокает и тёплая, а рукава можно подвернуть.
Лёха потихоньку отправился со двора в сторону уличного ларька. Он обшарил все
карманы и наскрёб 4 рубля и 70 копеек. Пиво стоило 5 рублей, а это значит, что не хватает 30
копеек. Он оглянулся. У ларька стояла группа молодёжи, они пили пиво и громко смеялись.
Лёха пошевелил во рту сухим, как наждак, языком, и его чуть не вырвало от этого. Лёха бо-
ялся этих ребят, не именно этих, но таких. Его не раз били ни за что, просто так, за то, что он
бомж! Лёха ждал, пока они уйдут. Он знал, что в ларьке ему поверят. Он иногда подметал и
выносил мусор из этого ларька, и он стоял и ждал.
Вдруг из кучки молодёжи послышался голос:
– Эй, мужик! Пива хочешь?
Лёха боялся таких предложений. Он знал, чем это может кончиться, и поэтому про-
молчал, хотя от слова «пиво» его снова стало тошнить.
– Слышь, ты чё, чёрт, оглох? Слышь, к тебе правильные пацаны обращаются! Те чё в
подляк ответить, а?

Лёху начало потряхивать в предчувствии беды. Что бежать бесполезно, он понял при
виде этих здоровых пьяных малолеток. Здесь хоть улица, народ ходит. Хотя теперь все боят-
ся связываться с этими уродами.
От группы отошёл парень с бутылкой пива в руках и пошёл в сторону Лёхи. У него от
страха начали стучать зубы и заныло под лопаткой, но парень, улыбаясь, протягивал полбу-
тылки пива:
– На, бать, похмелись. Бошка, наверное, болит?
Лёха мотнул головой:
– Угу, разламывается.
Взял с благодарностью бутылку и, запрокинув голову, приложился к горлышку. И
только успел глотнуть, как парень ударил кулаком по дну бутылки. Из Лёхиных губ брызну-
ла кровь, и передние зубы, отколовшись, попали в рот вместе с кровью и пивом. Лёха охнул
от боли и, согнувшись, схватился за лицо. В этот момент он получил ещё один удар ногой
снизу в лицо. Лёха потерял сознание, упал на сырую грязь асфальта, раздалось громкое ржа-
ние:
– Ну, чё, черт, похмелился, б....... бомжара?
Лёха пришёл в себя и тихо лежал. Весь рот у него был заполнен кровью, но он боялся
пошевелиться.
– Да оставь его, Грач, - крикнул кто-то из кучи. Пойдём. Сейчас пацаны подтянутся на
плешку. Пойдём урюков долбить!
Лёха попытался подняться, но не смог, и опять упал лицом на грязный асфальт. К не-
му подошла старушка:
– Вставай, милок, вставай, ну что ж лежать-то. А то совсем заболеешь, - и, кряхтя, по-
могла ему подняться.
Лёха выплюнул горько-солёную жижу изо рта, но она снова моментально заполнила
рот. Лёха сплюнул снова, покачал головой. Старушка посмотрела на него, достала 5 рублей и
протянула Лёхе. Лёха отрицательно покачал головой.
– Не надо, - прошипел он сквозь розу разбитых в клочья губ, но старушка сунула ему
в руку деньги и ушла. Немного постояв, Лёха нетвердой походкой подошёл к ларьку и про-
тянул деньги. Любка, продавщица, подала ему бутылку пива и, посмотрев на него, покачала
головой, прицокнув языком, спросила:
– За что это он тебя?
Лёха посмотрел на неё и грустно усмехнулся. Любка, сморщившись, всхлипнула:
– У-у, звери, ничего человеческого не осталось.
Лёха достал и те деньги, что у него были, 4 рубля 70 копеек, и протянул Любке:
– Сигарет, - прошепелявил Лёха, высыпав деньги на прилавок. Любка отсчитала день-
ги на прилавке и подала две пачки «примы», потом подняла на него глаза, сгребла с прилав-
ка сдачу и, бросив в ящик с деньгами, дала Лёхе ещё одну бутылку пива. Лёха посмотрел на
Любку и хотел сказать, что обязательно занесёт деньги, но, увидев Любкины глаза с навер-
нувшимися слезами, ничего не сказал, взял сигареты и пиво и пошёл прочь.
Лёха пошёл обратно к сараю, идти ему больше было некуда. Он сел на кусок картона,
хотел закурить, но не смог разбитыми, окровавленными губами взять сигарету. Превозмогая
боль, всё-таки прикурил, затянулся, выдохнул дым и закашлялся, чертыхнувшись. Открыл об угол деревяшки бутылку пива, аккуратно поднёс её ко рту и, не касаясь горлышка губами,попробовал влить пиво в рот, но пиво начало пениться от запёкшейся солёной крови во рту,и больно защипало губы.
Лёха скривился от боли и выругался, со злостью выплюнув жижу изо рта. Лёха снова
затянулся, подумал и, тяжело поднявшись, пошёл к колонке, стоявшей через два дома. Ко-
лонка находилась в стороне от домов, там, где раньше стояли деревянные дома. Лёха с тру-
дом снял куртку, аккуратно поставил пиво в сторону и начал умываться. Холодная вода при-
ятно смывала запёкшуюся кровь. Он с удовольствием умылся, прополоскал рот от крови.
Потом достал из кармана тряпку, когда-то бывшую носовым платком. Попробовал его по-
стирать, потом отжал и вытер им лицо. Затем снова намочил и почистил куртку и, ещё раз
ополоснув лицо и прополоскав рот, почувствовал себя немного лучше. Но губы стали пух-
нуть, и закурить стоило большого труда.
Времени было немного, часов девять вечера, и Лёха не знал, куда ему идти. В ту ка-
морку, которую он нашёл два года назад, ещё рано. Он её никому не показывал. Лёха нашёл
её случайно. Как-то он в очередной раз напился спирта, которым торговали в розлив в част-
ных домах, и очнулся на берегу небольшой речки Тьмаки, протекавшей по городу почти в
центре. На берегу этой, по всей вероятности, когда-то чистой речки стояли пятиэтажные
красные дома Морозовских фабрик, перестроенные в общежитие текстильных фабрик. Так
вот: там была заброшенная баня. Лёха с похмелья спрятался там от ветра, а когда пришёл в
себя, то увидел, что он находится в сравнительно нормальной комнате. Правда, там не было
дверей, но зато была крыша, грязные, но – к удивлению – целые окна. Лёха попробовал вы-
лезти из этой каморки, но это оказалось не так просто, потому что всё было завалено всяким
хламом. Видимо, сюда сносили всю дрянь, и сюда редко кто заглядывал.
Лёха притащил дверь, расчистил вход, дверь повесил на петли. Дверь была ужасно
тяжёлая, «старорежимная», обшитая жестью. Лёха два вечера возился, чтобы её повесить.
Там же в бане он нашёл старый топчан и, почистив, принёс его в камору. Получилось здоро-
во!
Лёха пошёл, взял четвертинку спирта и стал обмывать комнату, но вдруг услышал го-
лоса:
– Мань, смотри, кажись здесь кто-то шляется.
– Да, наверное, мальчишки, смотри, чтобы не подожгли чего!
– А кто это дверь-то пристроил? Её же не было, а Мань?
– Да кому оно надо, вон она и забита. Пойди, глянь.
– Ага, щас, разбежалась, твой участок, вот ты и лазей по тому мусору...
– Да ладно, пошли.
Лёха сидел и молча ждал, зайдут или нет? Но они ушли, и Лёха решил, что он будет
ходить сюда только, когда будет поздно и народу не будет, чтобы его не видели. И будет у
него своё убежище.
Лёха уходил рано утром и приходил поздно вечером. Он притащил какой-то старый
матрац, нашёл на помойке, старое половое покрытие, какой-то стол, кресло.... Лёха стал при-
глядываться, что бы ещё притащить в каморку, он обалдел – сколько теперь люди выбрасы-
вают. Лёха притащил софу, выбросил топчан, нашёл книжные полки…. И всё было бы хо-
рошо, но снова Лёха попал в ступор и запил.
С такими же бомжами, как он сам, подхалтурили на складах и заработали немного де-
нег. Им дали пожрать, и они, накупив спирту, запили. Запили сильно! Как обычно, откуда-то
находились деньги на выпивку и закуску – буханку чёрного хлеба и кильку.

Так прошёл месяц или два, он точно не помнил, но однажды утром они увидели, что
Иваныч ночью помер. Они все разошлись и попрятались от милиции, кто куда. Лёха залез в
свою каморку, но там было холодно и сыро.
Днём Лёха слонялся по городу в надежде чего-нибудь найти поесть. Он собирал бу-
тылки, картонные коробки и на это жил, но этого не хватало на выпивку и еду. Он прятался
от знакомых, не хотел, чтобы его видели таким, но всё равно – нет, нет, да встречал знако-
мых. Некоторые делали вид, что не заметили, некоторые жалели и говорили: "Лёх, да возь-
ми себя в руки, тебе цены нет, у тебя ведь золотые руки. Ты что хочешь, сможешь делать.
Давай, давай, не валяй дурака, берись за ум", - и с этими словами торопливо уходили, а он
оставался, как оплёванный, и так ему становилось обидно….
Он сам понимал, что опустился дальше некуда, что называется – ниже городской ка-
нализации. Как он мог объяснить им, что вся его жизнь кончилась после той аварии. Да он и
не объяснял никому ничего. Зачем? Чтобы услышать в очередной раз "Лёх, бери себя в руки
и бросай пить!?" Это он и сам понимал, только вот как это сделать, Лёха не знал.
                Глава 2
Он подошёл к сараю, сел на картон и, закурив, достал начатую бутылку пива и попро-
бовал налить в рот, губы защипало, но пиво не пенилось. Лёха через боль отпил полбутылки,
немного полегчало, он снова затянулся сигаретой. Посидев, он допил пиво, стало хорошо: на
старые дрожжи да на голодный желудок он захмелел.
Всё, пойду в камору, отосплюсь. Он допил пиво. А вторая – на завтра, а то, кто зна-
ет.... Докурив сигарету, Лёха с трудом поднялся и пошёл со двора. Идти в камору нужно бы-
ло мимо ларька. Заодно и Любку поблагодарю, думал он. Подошёл к окошку. Любка, увидев
его, сказала:
– Зайди-ка, - и открыла дверь.
Из неё пахнуло забытым теплом. Лёха зашёл. Любка демонстративно зажала нос:
– Ф-у-у, и воняет от тебя, хоть бы помылся, что ли, вон весь запаршивел.
Лёха смутился:
– Да, Люб, где? Летом-то ещё на Волге, а сейчас негде.
– Ну и что, до весны так будешь ходить? - спросила Любка.
– Да нет, вот дадут горячую воду, тогда и помоюсь.
– Где это ты "помоюсь"? - съязвила Любка.
Лёха открыл рот, но вовремя спохватился и соврал:
– Да в одном подвале кран с горячей водой.
– Да не мели, везде уже дали воду. Это, поди, у вас в небоскрёбах вода ещё не дошла
до ваших этажей, – снова съязвила Любка и сама расхохоталась своей шутке.
Лёха чуть не спалился: там, в каморе, идет труба отопления, и Лёха в том году ввин-
тил туда кран. А воду-то оказываетса дали! А он с этой пъянкой там уже дня четыре не был.
– Слышь, Лёх, поди, похмелиться хочешь?
Лёха посмотрел на неё: чего она его позвала, издеваться что ли? Ему сейчас не до шу-
ток.
– Ну, хочу, и что? - ответил он.
– Да ничего! Ты со мной так не разговаривай, а то быстро полетишь и ничего не получишь.
Лёха улыбнулся:
– Что-то ты сегодня добрая, никак мужика нашла?
– Да мне вас, сволочей, и даром не надо. Своего в том году похоронила, отмучилась,
царствие ему небесное, сволочи такой! Тридцать лет мучилась, а ты хочешь, чтобы я опять в
это ярмо впряглась? Да ни в жисть! Вас, идиотов, жалко! На, вот!
И она протянула почти полную бутылку водки. Лёха остолбенел:
– Это как, Любань?
– Ишь, запел, Любань, а то Любка, твою мать!
– Да нет, да я что? - стал заикаться Лёха, и губы сами растянулись в счастливой улыб-
ке, а из губ потекла кровь.
Любка увидела и отвернулась, сунула ему буханку хлеба и два свежих огурца.
– Люб…
– Что Люб... Что Люб... Иди жри, не подавись. Глаза б мои на тебя не глядели. Это
вон Алик с Мамедом за выручкой приезжалии, оставили. По чуть-чуть выпили и оставили.
Умеют они пить, не то вы, алкаши проклятые! – сказала Любка и вытолкала Лёху из ларька.
Итак, думал Лёха, отойдя от ларька, Париж стоит мессы. Набили морду – это плохо,
особенно, губы будут долго болеть, но зато Любка-то какова, а? Стерва стервой, а душа доб-
рая, не совсем очерствела. Наверное, её мужик сильно допекал, коль о покойном так, натер-
пелась, видно.
Лёха хотел сразу в камору, помыться из шланга, постираться. Он там и слив организо-
вал, вообще, когда он не пил, не мог сидеть без дела и всегда что-то делал. Вот и в каморе
просверлил чугунную трубу, загнал туда кран, опоясав самодельным хомутом на смерть, и у
него пошла вода! Потом притащил старую ванну и сделал слив по старым трубам, завесил
всё это плёнкой, и у него получилась своя ванная комната, но холодной воды не было, по-
этому он затыкал тряпкой слив и ждал, когда в ванну наберётся вода и остынет. А весной и в
начале осени можно было и так мыться: вода не очень горячая, обратку прижимали для эко-
номии, и вода остывала тотчас. Лёха жил почти со всеми удобствами и никому не показывал
камору. Вот в этот дворец Лёха и намыливался. Но как только появилась водка, то сразу ста-
ло казаться, что не хватит сил дойти туда, а вот если выпить полтинничек, так оно в самый
раз. Тем более такая закусь, свежий огурец и запах от него... весной! Лёха сунул голову в
окошечко ларька.
– Ну что тебе ещё?
– Любаш, а Любаш, дай стаканчик.
– А фужер хрустальный тебе не надо? - грубо сказала Любка и сунула в окно пласти-
ковый стаканчик.
                Глава 3
Сегодня день почти удался. Он пошёл во двор, сел на свою картонку, положил хлеб,
огурец, другой спрятал в карман, налил в стакан грамм 50-70, посмотрел и ещё добавил. По-
том отломил хлеб, отломил от длинного огурца кусочек и понюхал, пахнуло весной, он зал-
пом выпил, не касаясь губами стакана. Его всего передёрнуло. Он хотел откусить хлеб, но
рот не открывался, и Лёха потихоньку засунул в рот маленький кусочик огурца. От холод-
ного огурца заломило расколотые зубы, напомнив Лёхе о недавнем происшествии, и на-
строение испортилось. Он закурил и задумался. В голову лезло прошлое. Вот он в школе
стоит у директора в кабинете, и директор Самуил Яковливич говорит:
– Что если мы тебе тройки в свидетельстве поставим, куда пойдёшь?

Лёха стоял, опустив голову вниз. Он уже оставался на второй год в восьмом классе и
сейчас может остаться.
– Ну, что молчишь? Отвечай!
– В ПТУ на фрезеровщика, - сказал Лёха.
Как-то их водили на экскурсию на завод, и там Лёха увидел, как из простого куска
железа вышла какая-то деталь, и с тех про Лёха грезил станком, умеющим делать такие вещи
из простого куска металла. А ещё Лёха всегда мечтал о машине, о своей машине. Он пони-
мал, что купить он её не сможет, и он стал сам по книгам учить устройство машины, в глу-
бине души мечтая, что, когда вырастит, то сам соберёт машину. Лёха читал всё подряд, что
касалось машин, учебники, доставал схемы на автобазе и цветные плакаты. Он в теории знал
машину до винтика. Он стал изучать и металлы, из которых изготавливают детали машин.
Много-то он не понимал в этом, а спросить было не у кого. Отец всё время пьяный, кричит и
скандалит с матерью, или валяется пьяный. У матери…, но что она понимает, она медсестра.
И Лёха изучал по книгам. Он хотел поступить на механика, но там – на базе десяти классов.
Вот Лёха и пошёл на фрезеровщика, пригодится. Да и нравилось это Лёшке.
Лёха принёс документы в ПТУ и отдал в приёмную комиссию с трепетом, а вдруг не
примут, но нет, приняли, да ещё через месяц выдали форму, ботинки, тёплое серое пальто с
подстёжкой, майки и трусы и т.д. И Лёха стал учиться. Учился он не только в училище, но и
дома читал техкниги по обработке металла и устройству станка.
Он и про свою мечту о машине не забывал, ходил на соседнюю автобазу и там смот-
рел. Больше всего ему нравилось смотреть, как ремонтируют двигатели. Он в уме прокручи-
вал каждое движение слесаря и понимал, что к чему, и почему вставляли те или иные вкла-
дыши, кольца и остальные детали. Лёха наизусть знал все допуски и усилия, с каким надо
затягивать ту или другую гайку или болт.
Его заметили и стали доверять кое-что делать самому. Сначала его стали брать слеса-
ря по ходовой, и Лёха делал всё, что ему говорили, и его теория обрастала практикой. Слеса-
ря посылали Лёху за водкой, и он бегал, бегал без желания, но он боялся, что его выгонят, и
бегал. Ему предлагали выпить, он отказывался, но мужики настаивали, и Лёха первый раз
выпил. Его вырвало, мужики стали над ним смеялись, говоря, мол, ничего привыкнет. Но
Лёшка не хотел привыкать, каждый раз отказывался и, в конце концов, от него отстали. Но за
водкой всё равно посылали.
Во дворе Лёхе не нравилось, хотя он дружил со всеми ребятами, и они к нему хорошо
относились. Училище он закончил отлично, и председатель комиссии объявил, что Лёха, как
исключение, получает 4 разряд и свободное распределение!
Лёха ходил по заводам и подбирал себе работу, подбирал серьёзно, взвешивая все
«за» и «против», и, наконец, он остановил свой выбор на одном из заводов, на котором было
современное оборудование. Работал Лёха с удовольствием, и в первый месяц по нарядам по-
лучил наравне со старыми рабочими.
– Ну что, Лёх, давай ставь с первой зарплаты, с тебя причитается.
Лёха, получив первую зарплату, был на седьмом небе. Он поставил выпивку, и в обед
мужики выпили. Домой Лёха летел на крыльях, купил маме торт, а отцу бутылку. Придя до-
мой, он никого не застал, но разрезал торт, поставил чайник и стал ждать мать. Мать пришла
злая, но увидев торт и деньги на столе, Лёхину зарплату, обрадовалась, обняла его и сказала
со слезами:
– Вот и дождалась.

Пришел отец, как всегда поддатый, сказал, увидев Лёху:
– Ну что, получил?
– Да, - гордо сказал Лёха.
– Ну, наливай!
И как-то скомкался Лёхин праздник, не получил он удовольствия от того, что принёс
деньги домой, свою первую зарплату, и теперь будет помогать родителям. Отец напился и
начал ругаться с матерью. Лёха надел плащ и ушёл в кино. Праздника не получилось.
Лёха полез в карман, достал сигарету и закурил, тяжело вздохнув. Посидел и налил
себе полстакана водки и выпил, закусив сигаретным дымом, стал грустно смотреть в никуда,
просто так, бессмысленно. Но пьяную голову не оставляли тяжёлые воспоминания.
Когда ему исполнилось семнадцать лет и пять месяцев, он пошёл в военкомат и по-
просился на курсы шоферов. Но от военкомата были только дневные курсы, а ему надо было
на что-то жить. К этому времени отношения с родителями в конец испортились, и он брался
за любую серхурочную работу, но, так как ему не было восемнадцати, приходилось наряды
закрывать на других, и Лёха терял процентов тридцать. Но ему было это безразлично. Один
раз его вечером застал начцеха и вставил мастеру, лишив его премиальных. Лёха пошёл к
начальнику цеха. По виду это был суровый человек, которого боялись все. И даже директор
завода называл его на вы и по имени отчеству, хотя других гонял, как сидоровых коз. Лёха
один раз нечаянно слышал, как он начальника третьего цеха ругал. Но Лёха всё-таки пошёл к
нему, и они долго-долго разговаривали. Результатом этого разговора стало то, что Лёхе дали
комнату в общаге, маленькую, шесть метров, но свою.
Начальник вызвал мастера и отменил приказ о лишении премии. О чём они говорили,
Лёха не знал, но на следующий день, мастер дал ему талоны на молоко и сказал, что он мо-
жет продолжать, если хочет, оставаться сверхурочно. Лёха очень обрадовался. На следую-
щий день он работал, не отходя от станка. Это было так здорово! Теперь его не мучали ни
болтами, ни гайками, ему доверили сложную деталь, которую раньше доверяли только Ми-
халычу из ОГМ цеха.
Михалыч проработал на заводе много лет, у него были медали и Орден трудового
Красного знамени! Ему хотели дать Героя соцтруда, но он был беспартийный. Михалыча не-
долюбливали за то, что не пил, что мало с кем общался и не сидел в курилке, не точил лясы,
а вечно что-то там ковырялся в своём закутке. Закуток – это небольшая комната, где стояли
три станка и верстак. Михалыч творил на них чудеса. К нему с соседних заводов приезжали,
чтоб или с чертежом напутанным разобраться, или изготовить такую деталь, которую, кроме
него, в городе не мог сделать никто. Михалыч болел, а деталь нужна было срочно (стояла
поточная линия), но никто не хотел браться, очень сложная конфигурация, день-два прово-
зишься, а стоит копейки. На другой завод в другой город отправлять – это время, а Михалыч
лежал с радикулитом. Вот его, Лёху, и вызвал начальник цеха.
– Ну что, Алексей, мастер сказал, что только ты сможешь разобраться с деталью. На,
посмотри, - и подвинул к нему чертёж.
Лёха начал читать чертёж и всё больше и больше увлекался. Он читал и соображал,
как можно добраться туда или сюда, и в его голове всё складывалось, как детские кубики, и,
наконец, последний кубик лёг на своё место. Лёха сказал:
– Ну, сделаю.
Начальник так и сел на стул:
– Алексей, а ты не горячишься?
– Да нет, только мне нужна протяжка.
Начцеха посмотрел на Лёху как-то серьёзно и сказал:
– Знаешь, Лёх, учиться тебе надо… А ты откуда про протяжку знаешь?
– Да в книге читал.
– Да…, - сказал Виктор Иваныч.
Через день Лёха принёс деталь и положил на стол. Виктор Иваныч взял микрометр и
начал измерять, читая чертёж. Потом поднял голову и сказал:
– Ну, что стоишь, чего не видел? Иди, работай. Да, и мастера там позови.
Через месяц Лёха въезжал в новую – свою, пусть и в общаге, но в свою комнату. Лёха
устроил в этот же день новоселье, пригласил всех. Сидели кто как, но всем было весело,
только огорчало то, что мать обиделась и не пришла, а отец опять напился и устроил скан-
дал. А ещё через неделю всё тот же Виктор Иваныч вызвал Лёху и сказал:
– Беги в завком и пиши заявление на очередь, на квартиру.
Лёха спросил:
– Как это?
– Не как, а беги, я тебе сказал.
Лёха написал заявление, а в четверг узнал, что завком по ходатайству цехкома поста-
вил Лёху в очередь на строящийся дом. Вот по этой причине Лёха не мог уволиться с завода,
а права – это его мечта. И он пошёл снова к Виктору Иванычу. Тот сказал:
– Ну, Алексей, это не проблема, это дело хорошее. Иди в военкомат и договаривайся,
а график мы тебе подгоним, чтоб мог учиться.
Лёха пошел в военкомат и переговорил с военкомом, тот сказал:
– Так хочется права? А может, в институт?
– Не-е-е..., - смутился Лёха, - не хочу.
И с направлением военкомата он пошёл в ДОСААФ. Там ему дали направление на
медкомиссию. Учился Лёха с удовольствием и порой знал больше преподавателя. Когда надо
было сдавать экзамены, Лёхе не хватило недели до восемнадцати лет, и его экзамен перене-
сли на месяц, чтоб сдавать с другой группой, и времени у него стало, хоть отбавляй.
Он не был таким на улице, как на работе, он и на танцах дрался, и с ребятами ходил
хулиганить, но это было так…. Хотя в милицию его забирали не раз, и секретарь заводского
комитета комсомола Витёк говорил:
– Лёх, смотри допрыгаешься, из комсомола турнут и с очереди на квартиру снимут.
И чтоб не загреметь в тюрьму, Лёха пошёл к военкому и попросился в армию в бли-
жайший призыв. Так как на Валька завели уголовное дело, а они там были втроём, Валёк, он
и Валерка, и неизвестно, скажет про них Валёк, или нет. Хотя дело-то ерунда, драка. Но фиг
его знает.
Он сдал экзамен, получил права, и через три недели его забрали в армию. Он устроил
проводы на заводе в Красном уголке, его поздравили от завкома, от комсомола, подарили
электробритву ХАРЬКОВ-3 и сказали, что если он после армии возвратится на завод, то
очередь на квартиру останется за ним. Лёха, сел в автобус у военкомата, и автобус увёз его в
другую жизнь.
                Глава 4
Лёха привстал, немного подвигался, уселся поудобней и налил в стакан. Он уже был
пьяный, но выпил ещё. Губы уже ничего не чувствовали. Он отломил горбушку, откусил огурец и стал жевать. Он вспомнил, что последний раз ел вчера утром. Он пожалел, что не
спросил у Любки соли. Лёха налил ещё, аккуратно закрутил пробку и посмотрел бутылку на
свет: сколько осталось. Бутылка была литровая, и водки осталось много. Лёху передёрнуло,
он поставил бутылку, нетвёрдой рукой взял стакан и осторожно поднёс ко рту, выпил, с хру-
стом откусил огурец, хотя есть уже не хотелось. Лёха сунул в рот окурок, но он размок, и та-
бак полез в рот. Он начал отплёвываться, и из губы снова начала сочиться кровь. «Ну, б......»,
- выругался Лёха и со злости ещё налил в стакан и выпил, оставив на стакане кровавый отпе-
чаток рваных губ. Он опустил голову на руки и потихоньку, фальшиво и пьяно, запел. "Я ку-
плю тебе дом небольшой в Подмосковье», - пьяно пел Лёха – так, потихоньку, про себя и,
перескакивая с куплета на куплет, пел: «…а белый лебедь на пруду… мы построим лю-
бовь… мы построим любовь», - песня, которая очень нравилась им с ЛЕНОЙ.
Лёха пришёл из армии, погулял неделю и пошёл к себе на завод. На заводе его встре-
тили с радостью. Михалыч взахлёб объяснял Лёхе, что он вовремя пришёл, что он, Михалыч,
на пенсию собрался, а вот кому передать всё, что накопил за долгие годы – инструмент, рез-
цы самодельные, которыми можно чудеса делать – некому, а ему, Лёхе, он всё отдаст с пре-
великим удовольствием. «И секреты свои передам, в гробу мне они ни к чему, а ты парень с
головой, и спасибо ещё скажешь, добрым словом Михалыча помянешь!» Потом по-
старчески всхлипнул и высморкался в ветошь.
Новый начцеха не знал Лёху и сказал, что надо подумать. Михалыч сказал:
– Чё думать-то, надо брать на моё место!
Но начальник сказал:
– Идите, посмотрим, больно молод. Пусть годок в цеху поработает.
Они вышли из кабинета.
– Не, Лёх это он кого-то своего хочет сунуть, но мы сейчас к Виктору Иванычу пой-
дём, он теперь зам. директора!
– Да ты что? - радостно удивился Лёха.
– Да уж год, как назначили. Он, Лёх, спрашивал про тебя, мол, не пишет ли кому. Лю-
бит он тебя, Лёх, как сына. У него сын сейчас тебе ровесник был бы, да вот утонул в восемь
лет.
Лёха сказал:
– Тогда понятно, а я думаю, что это он со мной нянчится…
И они пошли к нему. Секретарша связалась и доложила, знакомый голос сказал,
пусть заходят. Они зашли. Виктор Иваныч шёл по большому кабинету им навстречу. Он
просто, по-приятельски, обнял Лёху, усадил на стул и спросил, как армия.
– Да что там армия, - сказал Лёха, - я в рембате служил, фрезеровщиком, так что от
станка не отвык.
– А как же права? Что, не пригодились?
– Ну почему, я там на дежурке, на техпомощи ездил, я там за всех – и за водителя, и
за слесаря, и за токаря был… Не жизнь, а лафа…. Машины начальству чинил – «москвичи»,
«жигули», «волги»… Короче говоря, был личным штабным слесарям. Нормально… С гене-
ралами водку пил! Они старшине позвонят, он меня к ним в гараж отвезёт, или, если началь-
ник побольше, то машину в часть, в автопарк, пригоняли. Вот я и занимался с ними. Они мне
даже второй класс сделали. В отпуске три раза был. Правда, первый раз через пять месяцев
приезжал – отца хоронить…
– Лёх, вроде мужик-то молодой был, что случилось?
– Да-а-а, - протянул Лёха, - напился и.... Я самому машину ремонтировал! Вареникову, командующему при КВО. Я ж во Львове служил… Красивый город….
Михалыч суетился по стариковски:
– Ты вот что, Иваныч, Лёху я хочу на свое место….
– Так в чём вопрос-то? Оформляйся в кадрах и на работу выходи. Отдохнул, ну и да-
вай. Лёха, такие люди, как ты, молодые да способные, во, как нужны!
И Виктор Иванович провел ребром ладони по горлу.
– Завод переоборудовать будем, станки с программами ставить будем, тебя от завода
в техникум пошлём. В нашем, Лёха, деле история и литература – это не главное… Главное,
что ты к металлу тянешься. А что пишешь неграмотно, это даже хорошо: будет повод отка-
зать тебе в каком-нибудь неправильном заявлении, – пошутил он.
Михалыч опять засуетился.
– Ты вот что, Иваныч, ты Куделину скажи, что, мол, Михалыч не согласный другой-то
брать, аль я свой струмент унесу, пусть себе без струменту работает…
– Да не мельтеши, Михалыч, всё в наших силах.
И, подняв телефонную трубку, сказал:
– Наташа, найди мне Куделина, а нам придумай что-нибудь, друг из армии пришёл.
В селекторе послышался голос Куделина.
– Виктор Иваныч, это Куделин, вы меня искали?
– Чего мне тебя искать, или прячешься? - спросил Виктор Иваныч с улыбкой.
– Да нет, просто в цеху был.....
– Знаешь что, Куделин, сейчас к тебе придет наш парень, ты его вместо Михалыча…
– Виктор Иваныч, у меня на это место уже Филиппов запланирован…
– Куделин, мать твою, я тебе как зам.директора приказываю. - сказал Виктор Иваныч
и нажал кнопку.
Зашла секретарша, неся на подносе бутылку коньяка, три стаканчика, лимон и вазочку
с печеньем. Они выпили за Лёхино возвращение, и Владимил Иваныч сказал, ну, мол, всё,
ребята, мне пора на совещание.
– А ты, - обратился он к Лёхе, - приходи завтра с утра, в половине десятого. Кончит-
ся планёрка, и мы с тобой подумаем, как быть дальше. Ну, всё, пока.
И он встал, протягивая руку.
На следующий день Лёха пришёл к назначенному времени. Из кабинета директора
выходили люди.
– Пошли, - сказал Владимир Иваныч и завёл Лёху к себе в кабинет.
– Наташ, кадровика ко мне, и пусть предзавкома зайдет, - сказал он в селектор.
Сел за стол посмотрел долгим пристальным взглядом на Лёху и тяжело вздохнул. Лё-
ха понял, он о сыне подумал. В кабинет вошёл кадровик с армейской выправкой.
– Вот, Матвеич, наш парень отслужил и на завод вернулся, он у меня в цеху работал.
Матвеич, надо там подъёмные или что там, на первое время как-то оформить…. Ну, ты зна-
ешь.
– Есть оформить, - по-военному лаконично ответил кадровик.
– Ну и всё, что там ещё полагается, сделай, это наш парень, так что покумекай.
– Есть покумекать! – сказал, расплываясь в улыбке, Матвеич и вышел.
– Отставник-полковник, - сказал Владимир Иваныч.
В кабинет влетела предзавкома – маленькая толстенькая Вера Петровна, она Лёшку в армию провожала, в той же должности, и, не здороваясь, запела с порога:
– Ой, Лёшенька, какой стал-то, вырос, окреп, ну, мужик, настоящий мужик! Что, на
родной завод? - пела Вера Петровна.
– Да погоди ты, Вер, давай с парнем разберёмся. Он, кажется, у нас на очереди стоит
на жильё…
– Как же, стоит, стоит, но вот, Виктор Иваныч, мы ж не знали, когда он придёт, и его
однушку молодым специалистам отдали… Приказ министерства!
– Ну, хорошо, а когда у нас дом сдаётся?
– Да не знаю, по плану должен в следующем году.
– Значит так. Протокол заседания завкома поднять, и чтоб в новом доме была ему
квартира. Парень должен семью строить, он нам не чужой, можно сказать, с пелёнок подня-
ли.
Лёха пошёл в кадры, там ему дали направление в цех. В цеху было много новеньких.
Те, кто работал с Лёхой, встретили его радостно, начали расспрашивать, что да как. Лёха
сказал, мужики, давай после работы, я вас у проходной подожду, ну там, отметим что ли, по-
говорим. Начцеха встретил его нормально, и они договорились, что Лёха с понедельника вы-
ходит на работу, а сегодня была среда.
Лёха встретил ребят у проходной и они пошли в пивнушку. Лёха взял с собой 4 бу-
тылки водки, колбасы, сыр, копчёной мойвы. Они встали в уголок, сдвинули два стола, по-
том подозвали уборщицу, дали ей трёшник и сказали, чтоб их не трогали, и если придёт ми-
лиция, предупредить. Женщина принесла им 4 стакана, они взяли 8 пива и начали отмечать
Лёхино возвращение.
Домой Лёшка пришел поздно и выпивши. Лёха стал открывать дверь, замки открыл,
но дверь не открывалась. Лёха позвонил, никто не открыл. Тогда Лёха нажал на звонок и
держал долго кнопку. Дверь открыл сонный сожитель матери (успела обзавестись), посмот-
рел на Лёху и придержал дверь ногой:
– Ну что, уже нажрался, успел?
Лёха оттолкнул его и пошёл в комнату. Сзади кричал сожитель:
– Вон, иди, смотри, твой пришёл… Весь в отца, смотри, намучешься ты с ним, как с
отцом его, алкашом… Гони его, пусть сам как хочет, так и живёт. Не прогонишь, то сам уй-
ду, выбирай….
И она выбрала. Утром мать сказала Лёхе на кухне, когда он пил чай:
– На работу устроился? Вот и ищи себе квартиру. Не знаю, женись, снимай квартиру,
что хошь, то и делай, но через месяц съезжай, чтоб тебя не было. Ты в армию откуда уходил?
Вот туда и иди. И, хлопнув дверью, ушла с кухни.
Лёха громко выругался, мать влетела в дверь и начала кричать, как ты с матерью раз-
говариваешь?! Лёха даже улыбнулся и переспросил: с кем-с кем? До матери, видимо, что-то
дошло, она села на табуретку, опустила руки и глухо сказала:
– Лёш, ну пойми ты, мне всего-то…. А я так с твоим отцом намучилась, а тут…. Ну и
что, что моложе, но он не пьёт, может у нас ещё дети будут. Он говорит, забеременеешь, и
распишемся. Я его, Лёш, пропишу, мы договорились. Вот сегодня документы отдадим в ми-
лицию. Он, Лёш, из Ташкента уехал, ты не подумай, у него только отец узбек…
– Что? - закричал Лёха. - А мне где жить?
– Лёш, ну тебя на заводе ценят, вот и дадут комнату, а я тебе дачу отдам.

Лёха обалдел, мать от него отказывается! Он пошёл в ванную и умылся холодной во-
дой, присел на край ванны. Лёха подумал, что жизнь здесь ему не в жизнь, а тут хоть что-то.
Лёха вышел из ванной и сказал:
– Как только оформишь на меня дачу, сразу уйду, но пока не буду выписываться.
Из комнаты слышался голос сожителя:
– Ты ему не оформляй документы, пока не выпишется. Ишь, хитрый какой! И ты не
будь дура, а что мы нашему ребенку оставим, а?
– Но как же так? - спросила мать. Сожитель понизил голос до полушёпота:
– Вот он пусть выпишется, а на даче живёт, только не оформляй на него, пусть так
пользуется.
Лёха не выдержал, заскочил в комнату и наотмашь ударил сожителя. Мать закричала,
а Лёха не мог остановиться и бил, бил, бил – за мать, за отца, за себя.
Мать продолжала кричать, соседи вызвали милицию. В комнату зашли два сержанта,
Лёха молча оделся и пошёл с ними, не задавая вопросов. Один из сержантов спросил в ма-
шине, что, мол, только из армии? Угу, ответил Лёха. Сержант повернулся к товарищу и что-
то прошептал ему, тот пожал плечами:
– Да мне-то что, пиши, что хочешь…. Да ерунда, бытовуха, дадут суток пятнадцать, и
все дела.
Лёха обомлел: пятнадцать суток, а ему в понедельник на работу!
– Да на хрена это надо, - сказал сержант, - да пиши, что хочешь, я рапорт подпишу.
В отделении Лёху посадили в обезьянник. Пока сержант писал рапорт дежурному, в
отделение пришли мать с сожителем. Дежурный сказал им, пишите заявление. Сожитель
кричал, что он сейчас поедет побои снимать в больницу… Дежурный сказал, посидите, сей-
час разберемся, куда-то позвонил, и Лёху отвели наверх, в кабинет. Там сидел молодой па-
рень, оказалось, дежурный дознаватель.
– Ну, садись, хулиган, - сказал он, читая рапорт сержанта. - Ну, давай рассказывай,
что там у тебя…
Лёхе после всего так хотелось кому-то излить душу, и его прорвало. Он начал расска-
зывать, торопясь и перескакивая с одного на другое….
– Так, понятно.... Тут ерунда, но если этот мужик напишет заяву и принесёт справку
из больницы о побоях, то..... Ты вот что, я сейчас вызову твою меть и уйду на пару минут, а
ты попробуй договориться. Если получится, то отпущу. Ну, а если нет, то извини.
Мать пришла заплаканная. Лёха сказал:
– Не пишите заявление. Я завтра заберу вещи и уйду. Не надо мне никакой дачи. Хо-
рошо? Мать сказала, сейчас я с ним поговорю, и пошла.
Пришел дознаватель.
– Ну что?
– Не знаю, пошла к нему….
Дознаватель сел, отодвинул бумаги, спросил:
– Давно демобилизовался?
Лёха сказал:
– Да нет, десять дней….
Дознаватель присвистнул:
– Ну, ты даёшь…
В дверь постучали.– Войдите.
Зашла мать:
– Лёш, он согласен, но говорит, чтоб ты написал отказ от дачи.
Лёха сказал, хорошо. Мать побежала за сожителем. Дознаватель сказал:
– Ты сейчас пиши отказ, а я выйду. Он не будет иметь юридической силы, надо у но-
тариуса заверять его. А заявление он писать не будет, и мы тебя отпустим, только ты не ходи
домой, а завтра не ходи к нотариусу…. Я тебе ничего не говорил, понял?
– Понял, - сказал Лёха. В дверь постучались.
– Войдите.
Мать с сожителем зашли и сели в углу на стулья.
– Ну, вы давайте разбирайтесь, а я в дежурку, - сказал дознаватель.
– Нет, не уходите, - сказал сожитель, - а то – что у него в голове, он, как сумасшед-
ший, на меня напал.
Дознаватель сел. Мать сказала:
– Лёш, я обо всём договорилась, ты только вот бумагу напиши, ладно? Вот при ми-
лиционере и напиши, а то....
Лёхе дали бумагу и ручку, и он написал отказ и передал матери. Сожитель выхватил
бумагу и, прочитав, сложил и убрал в карман, довольно хмыкнув.
Дознаватель спросил:
– Всё? Претензий к гражданину нет?
– Теперь нет, только вот пусть не приходит, а то, ведь, мало ли что….
Дознаватель порвал заявление и сказал:
– Вы свободны.
Мать с сожителем поднялись и ушли. Дознаватель протянул руку Лёхе:
– Ну, давай, дембель, не попадайся больше. А вообще сволочи они. Ну, давай, - и он
пожал Лёхе руку.
Лёха спустился в дежурку. Там за решетчатым окном сидел дежурный и пил чай. Он
отдал Лёхе документы и дружелюбно сказал:
– Эх, парень, хлебнёшь ты ещё с ними горя.
Лёха вздохнул. Он догадывался, что этот хмырь не оставит мать в покое, пока она не
пропишет его у них в квартире, вернее, теперь – у неё. Он попросил у дежурного позвонить,
тот молча подвинул ему аппарат.
Алё, Валер, ты дома? - задал Лёха глупый вопрос и улыбнулся: а где ж он, если я ему
домой звоню, и он отвечает. – Валер, ты один? Я сейчас поднимусь к тебе, хорошо?
Поблагодарив дежурного, он вышел на улицу. Светило солнышко, и у Лёхи стало по-
спокойней на душе. Он сел на трамвай и поехал к другу детства, к тому, с кем до армии чуть
в тюрьму не попал за хулиганку.
                Глава 5
Валерка расхаживал в трусах.
– Лёх, жрать будешь?
– Буду.
Валерка полез в холодильник и стал доставать дефициты – салями и сыр. Тётя Нина,
Валеркина мать, работала зав. отделом в магазине «Океан». Отца у Валерки не было, и тетя
Нина не отказывала Валерке ни в чём, считая, что его и так жизнь обделила, что мальчику без отца очень тяжело.
Но Валерке не было тяжело. Валерка достал две бутылки чешского пива, и они стали
есть бутерброды, пить пиво, и Лёха рассказывал Валерке о том, что произошло. Валерка вы-
ругался – вот же, б..... – и достал ещё пива. После второй бутылки Лёху потянуло в сон, ночь
он ведь так и не спал.
– Валер, можно я у тебя посплю, - спросил он.
– О чём разговор, вон иди в большую комнату и ложись на диван, а я пока тут в одно
место смотаюсь. Не уходи без меня, хорошо?
Лёха лег на диван и тут же уснул. Проснулся Лёха от того, что его кто-то тормошил.
– Да вставай же ты, вставай, царство небесное проспишь.
Лёха открыл глаза, на краешке дивана сидела Танька, а на кухне что-то шипело и
вкусно пахло. Лёха сел.
– Ой, Лёха, какой ты стал, - сказала Танька, глядя на него.
Танька – это была его первая женщина. Она на три года была старше Лёхи, но выгля-
дела всегда старше лет на десять, потому что нещадно красилась. И Лёха как-то стеснялся с
ней ходить, но, тем не менее, заглядывал к ней. Она жила одна, без родителей. Потом они
как-то потерялись, и она, кажется, вышла замуж и уехала из города. Лёха был очень рад ви-
деть Таньку.
– Ты как тут оказалась?
– Да мне Валерка позвонил, вот и приехала.
– Да ты вроде замужем?
– Замужем, замужем, - пропела кокетливо Танька, - только вот муж в братских стра-
нах плотины строит, на жизнь зарабатывает. Вот и видимся два раза в год по месяцу. Он сю-
да деньги, а отсюда мою любовь возит.
И она засмеялась, таким заражающим смехам, что Лёшка не удержался и тоже рас-
смеялся. Танька очень изменилась, похорошела, стала меньше краситься, отчего выглядела
моложе, стала одеваться со вкусом и выглядела очень здорово. И Лёха, обняв её за шею, хо-
тел поцеловать её, но она отодвинула его, и, глядя прямо на него, сказала:
– Лёш, погоди. Знаешь, вот тебе рубль, я совсем забыла, мне надо валик купить…
– Какой валик? - переспросил Лёха.
– Да такой, малярный.
– А зачем тебе валик? - не подозревая подвоха, спросил Лёха.
– Да не мне, а тебе.
– А мне-то он зачем?
– Как зачем? Губы закатывать, а то вон, какие раскатал!
Лёха сначала обиделся, но через секунду, поняв шутку, согнулся от хохота.
– Ну, Танька, какой стервой была, такой и осталась,- сказал он сквозь смех и вытер
слезы.
Прибежал Валерка:
– Вы чего?
Лёха рассказал, Валерка тоже заржал. Потом сказал:
– Давай иди, приведи себя в порядок, сейчас девчонка из музучилища придёт, я с ней
месяц назад познакомился, путёвая девчонка. Заодно и нашу встречу отметим. Я матери по-
16
звонил, обрисовал обстановку. Она на два дня к бабке поедет, всё ровно собиралась – пости-
рать там, убраться.
Лёха пошёл умылся, побрился, причесался.
– Лёх, помоги….
Валерка вытаскивал из угла массивный журнальный столик. Его поставили у дивана,
пододвинули кресла и стали накрывать на стол. Танька сказала:
– Вы лучше видаком займитесь. Всё равно от вас нет толку, только под ногами путае-
тесь. Мне мой такое кино привёз, закачаешься. ЭММАНУЭЛЬ. У нас запрещено, но вы-то
свои. Как девчонка?
– Не знаю, посмотрим, - сказал Валерка. - Да у меня есть страшилки. Посмотрим, а
там видно будет. Тань, а Тань, а там, в Мануале, про чё, порнуха, да?
– Сам ты порнуха! Там такое, такое…. Нет, это надо видеть.
Зазвонили в дверь, Валерка побежал открывать, и в прихожей раздались голоса, но
женских голосов почему-то было два. Валерка открыл дверь, пропустил гостей. Их оказалось
две. Две очень красивые девушки. Валерка представил:
– Лена.
Он показал на высокую, стройную с голубыми глазами и каштановыми волосами
очень красивую девушку, похожую, скорей, на обложку журнала, чем на девушку. Если бы
Лёхе кто-то сказал, что такое может быть, то Лёха просто посмеялся над ним, а тут ..... та-
кая!!!
– Оля, - продолжал Валерка, - я с ними в филармонии познакомился. Там джазист,
какая-то мировая звезда, выступал. Вот мать мне билеты и притащила, давай сынок расши-
ряй свой кругозор! Вот, я и расширил. Как увидел Ольгу, так у меня сразу кругозор сузился,
да так сузился, что, когда Лена подошла к ней, то уже не влезала в кругозор, - заржал Валер-
ка. - А теперь такой узкий кругозор стал, что кроме Ольги никого не вижу.
Ольга, немного пониже Лены, но с такими густыми светло-пшеничными волосами и
зелеными глазами, что была чем-то похожа на русалку. Танька поначалу фыркнула, но дев-
чонки вели себя как-то просто и в тоже время недоступно. Нет, они не строили из себя не-
дотрог, но как-то так получалась, что любая попытка сблизиться как-то проваливались, хотя
никто из девчонок не грубил, а наоборот, было всё здорово. Когда сели за стол, шикарно на-
крытый Танькой из Валеркиных продуктов и бутылки армянского коньяка, девчонки пере-
глянулись, и все сели за стол. Валерка хотел им налить, но они сказали, спасибо, не надо. Ва-
лерка с Танькой настаивали, но девчонки отказались. Танька скривила морду, ну чё, мол, ло-
маетесь, что ли не пили ни разу.
– Да нет, почему же, но коньяк очень крепкий, - сказала Ольга, - я один раз попробо-
вала, у папы из шкафа стащила и выпила большую рюмку. Сначала дыхание перехватило,
потом жечь во рту стало, а потом мы с мамой пели и играли на фоно. Потом мама сказала,
что коньяк может пить только взрослая женщина! Вот и жду, пока постарею.
Все засмеялись и стали наперебой рассказывать, как первый раз выпили, всем стало
как-то весело и уютно. Валерка сказал, мать убьёт, и пошел в её комнату, через минуту при-
неся бутылку мартини. Танька сказала, что надо лимон или апельсин. Валерка сказал, апель-
сина нет, а лимонов целый килограмм. Тётя Нина их как яблоки ела. Налили мартини, выжа-
ли лимон, и девчонки тоже выпили, немножко, потом они играли на пианино, потом пели,
красиво так пели какие-то старинные песни. Лёха первый раз в живую слышал, чтоб так пе-
ли, по радио не то, а тут.... Просидели допоздна, и девчонки, опомнившись, заспешили домой. Валерка пошёл их провожать, а они с Танькой остались, убрали со стола и сели смотреть ЭММАНУЭЛЬ. Два раза начинали сначала смотреть, но так и не досмотрели, не до кино было.
Валерка пришёл под утро. Он с Ольгой у общаги сидел, а потом шёл пешком домой. В
субботу Танька сходила купила газету, пива, и они стали искать Лёхе комнату или квартиру.
Они нашли три адреса, подходившие Лёхе, и поехали. В первой квартире хозяйка сразу ска-
зала, что она не пустит молодого парня.
– А можа бандит какой, потома по милициям затаскають.
Комнату в центре вчера заняли. Танька сказала:
– А давай я договорюсь, вроде мы муж и жена гражданские, а потом вроде я тебя
бросила и уехала, а? Давай, Лёх…
Во, Танюха молодец! Они так и решили говорить и поехали за Волгу по последнему
адресу. Это был дом не очень старый, там был отдельный вход, и старая женщина, хозяйка,
очень обрадовалась, когда Лёха пообещал ей починить крыльцо, которое скособочилось. Лё-
ха заплатил за месяц. В воскресение они втроем перевезли Лёхину одежду и стул. Они убра-
лись, вымыли окна, полы, расставили бывшую там старую мебель, навели порядок, и Валер-
ка уехал. Татьяна пошла в магазин, а Лёха хотел зажечь газовую плиту, но горелки не про-
пускали газ. Лёха стал разбираться с газом. Разобрал плиту, выдраил и вымыл поддон, про-
чистил горелки, выкрутил краны, разобрал, почистил и смазал найденным во дворе старым
солидолом и собрал обратно. Плита была, наверное, начала века. Лёха открыл кран и поднёс
спичку. Газ загорелся ровным сильным сине-красным пламенем. Лёха всегда любил смот-
реть, как из старой заброшенной вещи получается что-то, что продолжало жить после того,
как он, Лёха, над ней поработал. Потом он натаскал воды, но Танька всё не приходила. Лёха
решил пойти встретить её. Он дошёл до магазина, зашёл в него, но Таньки нигде не было.
Лёха подумал, купил картошки, кружок одесской колбасы, масло, селёдки, сахар и чай, ре-
шив, что Танька уехала домой. Подойдя к дому, он увидел такси. Танька из машины что-то
таскала в дом. Он подошёл. Танька, увидев Лёху, начала ругаться.
– Где шляешься, я что, одна должна таскать? - говорила Танька голосом недовольной
жены!
Лёхе стало хорошо. Надо же, бывает, что ты рад ругающемуся человеку.
– Ну, что встал, помогай!
Лёха взял большую хозяйственную сумку и удивился, какая она тяжёлая. Татьяна
расплатилась за машину, и они пошли в дом. Танька начала разбирать сумки, Лёха и не ду-
мал, что надо столько вещей, чтоб жить нормально. Когда он жил в общаге, там можно было
взять у соседей и сковородку, и кастрюлю, и миску. Потом – армия, там вообще на всём го-
товом. Вот поэтому он ни о чём таком и не подумал. А женщины – они как-то всё знают.
Танька доставала из сумок сковородки, кастрюли, чайник…
– Вот, дурак, заварку купил, а в чём чай кипятить, не подумал, вот, дурак!
Танька продолжала доставать из сумок тарелки, ложки, и т.д. Даже большую подушку
припёрла. Потом они почистили картошку, и Танька начала готовить.
– Лёш, давай хозяйку позовём, познакомимся нормально.
– А давай, только надо за водкой сходить.
– Не надо, я бутылку вина купила.
Танька натушила картошки, разделала селёдку, порезала сыр и колбасу, и получился
отличный стол. Лёха пошёл за хозяйкой, постучал в дверь и спросил:
– Можно?
– Кто там? - спросил голос.
– Жилец, - сказал Лёха.
– Заходи, я сейчас. Вон опять вода не течёт. Петька, анафема, деньги взял, а ни хрена
не сделал, - говорил голос.
Лёха зашёл и увидел хозяйку. Она стояла у мойки, а из крана текла тоненькая струйка
мутноватой воды. Он не знал, как к ней обращаться. Хозяйка сказала:
– Меня Тамара зовут, значит, баба Тома буду.
– Баба Том, пойдём, новоселье отметим, чайку попьём.
– А что, вы уже приспособились?
– Да вроде, да.
– Ну ладно, иди, сейчас приду.
Минут через десять пришла баба Тома. В руках она держала две трёхлитровые банки.
– Вот. Запасаю-запасаю, а есть некому. И зачем запасаю?
– Небось, по привычке, - сказала Танька.
– Да, видать так, - сказала хозяйка, ставя банки на пол. Достав бутылку 07, поставила
на стол. Лёха сказал:
– Да у нас есть…
– Есть, есть…. Это домашняя. На облепихе. От всех болезней, сама делала. Вон у ме-
ня шесть кустов облепихи-то. Ещё Николай покойник сажал, мужик мой. Вот умру – кому
достанется. Родни-то – сестра троюрная одна осталась, да дочь её. Вот и вся родня, да и тех
лет десять не видела, живы ли? Куда-то на Украину переехали, а адреса нет, - сказала баба
Тома, садясь за стол.
Они выпили, и Лёха навалился на картошку. Он нормально не ел уже два дня. Потом
ещё выпили, поставили чайник. Баба Тома засуетилась:
Ох, Господи! Да что это я, у меня ж варенье-то из виктории, щас принесу, - и засеме-
нила к себе. Вернулась, неся две банки:
– А тута яблочки, вкусное, пятиминутка… Прямо живые яблочки.
Они ещё выпили настойки, и стали пить чай с вареньем. Баба Тома раскраснелась и
разговорилась. Они ещё долго сидели, пили чай и говорили.
                Глава 6
– Не-е, посуду мыть завтра, - сказала Таня, - надо воду кипятить, а времени уже мно-
го, завтра на работу. И они легли спать.
На работу Лёха пришёл пораньше. Но на проходной его не пропустили, сказали, иди в
кадры, оформляй пропуск. Лёха зашёл в кадры, отдал фотографию, и ему сделали пропуск. В
цеху его встретили хорошо. Михалыч, как обычно, суетился.
– Лёш, а Лёш, вот в этом ящике особые резцы лежат, тут вот фрезы хитрые, сам за-
тачивать научу. Лёш, тебе всё оставлю, всему научу. Некому мне передать. Всё мой-то пьёт,
паразит. Мы уж с матерью не знаем, что делать. Погибнет мужик…. Эх, всё, Лёх, тебе от-
дам, всему научу…. Ты токма водку-то не пей, что в ей проклятой… - и зло сплюнул.
После работы Лёха летел домой. Он купил Таньке шоколадку "Аленку" и бежал до-
мой. Таньки дома не было. На столе лежала записка: «Лёш, приду послезавтра. Т.». Лёха
умылся, поел. Посидел и вспомнил, что обещал бабе Томе починить крыльцо, и пошёл к ней.
Баба Тома встретила его радостно:
– Ой, Лёшенька, вот уж уважил…. Может, чайку?
– Не, я только что поел.
Он осмотрел крыльцо и увидел, что один столб подгнил и сломался и висел за счёт крыши. Лёха спросил:
– Баба Том, где можно столб найти?
– Ох, Алёшенька, да в сарае…. Там мой старик много досок да всякого дерева-то по-
сле себя оставил.
Лёха пошёл в сарай. Там действительно сарай был забит пиломатериалом. Лёха по-
добрал и отставил и сторону подходящий столб и стал лазить по сараю. Он увидел столяр-
ный верстак и два больших ящика с инструментом, а на стене висело несколько пил: лучко-
вые поперечные, ножовки с различными зубьями, мелкой и крупной насечки. Лёха посмот-
рел пилы и инструмент. Всё начало ржаветь от времени и сырости. Лёха достал из кучи вся-
кой ерунды канистру и пошёл в дом.
– Баба Том, где керосину взять?
– А нашто тебе?
– Да вот, хочу инструмент привести в порядок.
– Да где ж его сейчас возьмёшь, керосинку-то давно закрыли.
Лёха вышел на дорогу и купил у магазина солярки. Притащив канистру (тяжёлая, за-
раза), нашёл старое корыто и, сложив весь инструмент, налил солярки, пусть отмокает.
Всю неделю Лёха торчал на заводе до вечера. Приезжал домой умыться, переноче-
вать – и снова на завод. Михалыч ему открыл много того, чего он не знал. Во-первых, как
закрыть наряд, чтоб к нему ещё процентов двадцать пять приписать. Но главное – это то,
чтобы в ночь на станке растачивать блок цилиндров от автомобилей и шлифовать головки
блока. И с тем, кому надо дать, чтоб не замечали халтуры, он тоже познакомил, и с электро-
карщиком свёл, который блоки на завод провозил через проходную и обратно вывозил. Они
ездили в магазин ЖИГУЛИ, и Михалыч познакомил его со старшим продавцом и объяснил,
что кольца и поршни можно брать здесь. Рассказал механику закупок. И так как в то время
это был дефицит, то всё стоило две цены, но это всё равно было очень выгодно, так как Лё-
хина работа вместе с деталями увеличивалась в полтора раза, и за одну ночь он мог зарабо-
тать чистыми 125 рублей.
К Михалычу была очередь. Его передавали, так сказать, из рук в руки, можно было
зарабатывать огромные деньги, но Михалыч предупредил: не рвись, потихонечку, много не
делай, один в неделю, ну, полтора, и не больше. Говорил, что в магазине надо брать зап. час-
ти, не надо покупать у барыг. И надо подбирать самому, с запчастями клиента (может быть
брак, а претензии к нему будут) не связываться.
– Говори, что ты держишь марку, и каждый поршень взвешиваешь и подбираешь,
чтоб не было противовеса. Вот, Лёх, тут тебе и уважение, как мастеру, и отговориться опять
же, если что, можно. Запоминай: я, Лёх, годами всё подмечал. Вот ты думаешь, почему я с
ребятами не выпивал и в курилке не сидел? Лёх, выпьешь лишнего, и язык развяжется, а тут
или халтурить, или лясы точить. Да и пить-то – ну её, ничего хорошего не выходит. Всё от
этой проклятущей, через неё и сына потерял. Пьёт, паразит, работать не хочет. Уже три раза
от участкового откупал, за тунеядство всё грозит посадить, или в ЛТП сдать. Вот, Лёх: хо-
чешь жить, не пей. Если можешь, совсем не пей, без неё прожить можно, с ней тяжело. -учил его Михалыч.

Лёха и про Таньку забыл, пришёл в среду совсем поздно. На столе лежала записка:
«Лёх, ты что, забыл? Сколько можно ждать? Пошла домой. Позвони завтра по этому телефо-
ну ------, спросишь Татьяну Евгеньевну, понял? Всё, целую, звони. Т.»
Лёха позвонил в обед. Татьяна сказала, надо вечером встретиться. Договорились.
Встретились они с Татьяной у горсада. Танька сказала:
– Лёш, пойдём, посидим в кафе.
– Пойдём, - сказал Лёха.
– Лёш, - начала Татьяна, - понимаешь, так не может продолжаться. На мне ты не же-
нишься. Да я и не хочу этого. И мужа обманывать не хочу, не заслужил он этого. Понима-
ешь, Лёш, нам надо расстаться. Просто я обрадовалась, как тебя увидела, вот и сорвалась.
Старое не так просто забыть. А бабе Томе скажи, как договорились.
Домой Лёха шёл расстроенный, он уже стал привыкать к Таньке.
И Лёха полностью залез в работу. Всё шло как-то уж очень хорошо, и времени у Лёхи
не было что-то вспоминать. Лёхе дали направление на учёбу в техникум от завода. И ещё он
дембель, так что он поступил без проблем на заочное. Крыльцо он починил, и баба Тома ска-
зала:
– Дура твоя Танька, от такого мужика ушла.
Баба Тома стала готовить и стирать Лёхе, он хотел ей платить, но она сказала:
– Ты, Лёш, лучше мне по дому помоги.
Лёха согласился.
Как-то раз Лёху вызвал к себе Виктор Иваныч.
– Лёш, пора тебе на путь вставать, у тебя жизнь впереди. Послезавтра корреспонден-
ты из газеты приедут. Сейчас такая политика пошла, молодёжь надо выдвигать.
Он полез в стол и достал листок:
– Вот, на тебе ответы на вопросы, будешь отвечать корреспонденту.
Так и пошло: корреспонденты, телевидение, всякие слёты передовиков, молодых
ударников…. И закончилось тем, что его вызвали в партком и сказали: пиши заявление в
партию. И вот еще: пришла разнарядка на депутата горсовета. Виктор Иваныч сказал:
– Ты подходишь, так что пиши заявление и готовься к выборам, всё что надо, я тебе
напишу.
В этой суете подошёл Новый год. Валерка пришёл к нему с Ольгой:
– Слушай, Лёх, в музе новогодний вечер, пойдём?
Лёха обрадовался, он уже от суеты устал. Он сразу сказал, пойдём. Они договорились,
что взять с собой, ну там, шампанское и т.д. и т.п. Тридцать первого числа Лёха особенно
тщательно вымылся в душе, дома надел новые джинсы. Он их на Всесоюзном слёте молодых
передовиков купил. Там был выездной магазин от ГУМа, и там Лёха купил джинсы, шот-
ландский мохеровый пуловер и обалденные ботинки на платформе, в городе ещё ни у кого
таких не было. Лёха оделся, посмотрел в зеркало, и ему самому стало приятно.
В десять часов он пошёл к училищу. Там их посадили за столик, и к ним посадили
еще девочку. Сначала был концерт, выступали учащиеся и преподаватели. Правда, Лёхе не
всё понравилось, там было много классики. Но вдруг он увидел ЛЕНУ. Она что-то исполняла
на рояле, он не знал, что это, но даже если бы это был собачий вальс, то Лёхе он показался
бы самой красивой музыкой на свете. Он смотрел, не отрываясь, на сцену. Он даже не сразу
понял, что говорит ему Ольга.
– Что? - переспросил Лёха. Ольга сказала:
– Хочешь, я её к нам приглашу? Лёха покраснел и мотнул головой: хочу.
Девочка куда-то пересела, и Лена села к ним за стол. Лёха не знал, как себя вести и
что говорить. Лена начала говорить просто, как будто они только в обед расстались. Вспом-
нили первую встречу, посмеялись. Лена сказала:
– Лёш, пригласи меня танцевать.
Лёха обрадовался и растерялся и так поспешно вскочил, что опрокинул свой стул и
покраснел от того, что так получилось. Но Лена, кажется, этого не заметила, и внимание на
это никто не обратил. Лёха за это был очень благодарен Лене. Ему стало так просто с ней, и
вправду Новый год!
Праздник прошёл отлично. Лёха проводил Лену до общаги, но конкретно они не до-
говорились о встрече. Но на старый Новый год пришёл Валерка и сказал:
– Приходи, мы у меня собираемся.
– Кто – мы?
– Придёшь, увидишь. Форма одежды – парадная.
Лёха пришел к Валерке. Там были тётя Нина и их директор школы, Самуил Яковле-
вич Дуберштейн. В школе его звали Сэм. Потом пришли Ольга и Лена. Лёха так обрадовал-
ся, что даже забыл поздороваться. Сели все за стол, выпили, и Валерка сказал:
– Минутку внимания, я хочу что-то сказать. Я вас для этого и собрал. Вы здесь самые
близкие люди. Так вот. Мы с Ольгой подали заявку.
За столом все затихли. Первая опомнилась тётя Нина:
– Ну, наконец-то, хоть что-то умное совершил.
Она обняла и поцеловала Ольгу.
Потом пели и пили. В этот вечер Лёха понял, что он влюбился в Лену! Он смотрел на
счастливого Валерку и завидовал ему. Какой Валерка молодец! Лёха сидел и представлял
себя на месте Валерки, а Лену на месте Ольги. И тут ему пришло в голову смешное выраже-
ние то ли Чехова, то ли Гоголя, то ли ещё кого-то: «Мне нужна такая жена, чтоб на фортепь-
янах и по-французски говорила». Он засмеялся, все повернулись к нему, он смутился, и ска-
зал, что по работе вспомнил.
Лёха опять проводил Лену, и снова не получалось встретиться. У Лены был выпуск-
ной год, она много занималась, собиралась в консерваторию поступать. А Лёху заели дела,
так что он не мог минуты выкроить, чтоб у него с Леной совпало свободное время. Лёха шёл
домой и думал: ну, конечно, какая он ей пара, он простой работяга, а она образованная. Лёха
не мог найти, о чём с ней говорить. Он, кроме завода, и не знал, считай, ничего. Ну что ей с
ним? И Лёха решил, что они не пара (гусь свинье не товарищ), и он постарается её забыть.
На следующий день он занимался по дому, чинил газовую колонку и присматривался, как бы
это сделать душ.
В начале февраля его приняли кандидатом в члены КПСС. За него проголосовали
единогласно. Рекомендацию ему дали Виктор Иваныч и Вера Петровна, предзавкома. Перед
23 февраля его снова вызвал предпарткома завода.
– Вот, Алексей, поезжай в горком партии, там тебя ждут завтра в 12:00. Назавтра Лё-
ха входил в горком партии. Ему выписали пропуск, и он пошёл к завотделом по идеологии
товарищу Кириллову Сергею Николаевичу. Они беседовали часа три. Сергей Николаевич всё
расспрашивал его про армию, про работу, про техникум. Потом сказал:
– Алексей, партия доверяет вам, и рабочая молодежь нужна партии….

И что завод выдвинул его кандидатуру в депутаты, и партком поддерживает его кан-
дидатуру. Потом дал несколько страниц машинописного текста и сказал, что там есть график
его выступлений и встреч с избирателями, конспекты выступлений.
12 марта Лёха был выбран в депутаты. Ему торжественно вручили удостоверение и
значок народного депутата. В принципе ничего хитрого не было, всё уже было решено за
них, и он сидел на заседаниях горсовета и голосовал, как надо. У него были приёмные дни,
но с ним всегда была женщина-куратор из горсовета, и он всегда прислушивался к её реко-
мендациям. Вот и всё, что от него требовалось. На работе теперь ему приходилось крутиться
и отрабатывать все эти заседания и выступления. И он работал и халтурил. Денег у него ста-
ло накапливаться, и он уже подумывал о старенькой машине.
Лену он увидел у Валерки на свадьбе. Он был свидетелем со стороны жениха, а Лена
со стороны невесты. Свадьбу сыграли на Первомайские праздники. В первый день они были
в ресторане, а потом, кого пригласили, поехали из ресторана на двух автобусах в деревню,
там у тёти Нины был большой дом. И они ещё три дня были там. Ходили на шашлыки. Про-
бовали рыбу сетью ловить и прямо на берегу пекли её на костре. Играли в футбол. Потом
ходили в лес, стреляли из ружья. Там Лёха и сковырнул болячку с уже почти зажившей ду-
шевной раны. Он не отходил от Лены, и она была не против. Ольга отвела Лёху в сторону и
сказала, что Лена несколько раз про него спрашивала!
– Да что ты, Оль, да разве....
– Дурак ты, Лёха, будь понастйчивей.
Лёхиной настойчивости хватило лишь на то, чтоб вечером, когда похолодало, отдать
Лене свою куртку, и когда ехали домой, пригласить в воскресение в кафе. Лена сдавала экзамены.
Лёху вызвали в партком, пред. спросил:
– Алексей, у тебя есть девушка или невеста?
Лёха неуверенно сказал, что есть, и подумал про Лену.
– Женись. Город выделил две однокомнатных квартиры на комсомольские безалко-
гольные свадьбы. Времени тебе месяц. Ты у нас на очереди. Ну, вот и решим, одним выстре-
лом двух зайцев убьём. Мы тебе, как очереднику, вместо однокомнатной, двушку дадим, а
твою однушку молодым спецам отдадим. Как говорится, и волки сыты, и овцы целы. Понял?
Ну, раз понял, даю тебе месяц. Всё, иди.
Лёха вылетел на крыльях!
Он прибежал к Лене. Она готовилась к последнему экзамену.
– Лен, у тебя паспорт есть?
– Есть, а что?
– Надо. Бери, и пойдём быстрей, очень нужно.
И они пошли. Подойдя к ЗАГСу, он сказал:
– Пошли, Лен, очень надо…
И объяснил, что к чему. Лена смотрела на него и улыбалась:
– Ты хоть предложение мне сделай, а то – как в очередь на гарнитур притащил.
Лёха опомнился и покраснел.
– Лен, прости. Я, Лен, тебя люблю. Прости, что так вышло, что сначала замуж позвал,
а потом про любовь.
Лена нагнула его голову и поцеловала в губы, сказала:
– Ну, так и быть, веди!
                И они пошли в ЗАГС.
Свадьба была комсомольская, безалкогольная, с самоварами и пирогами. Было теле-
видение и журналисты (это была очередная кампания борьбы с алкоголем). Пред.горкома
сказал по бумажке речь и торжественно вручил им ключи от двухкомнатной квартиры. А от
завода им подарили венгерский мебельный гарнитур. Лёха улучил момент, подошёл к Вик-
тору Иванычу:
– Спасибо вам, вы для меня столько сделали…. Для меня отец ничего не сделал, а вы,
Виктор Иваныч…, - и Лёха благодарно обнял его.
У Виктора Иваныча на глазах появились слезы.
– Антошка был твой ровесник, - сказал Виктор Иваныч и отвернулся.
Лёха договорился с тётей Ниной, что нормальную свадьбу они отметят в её доме в
деревне через две недели.
Лёхе дали отпуск, как и положено депутату, 30 дней, да отгулов набралось с десяток,
так что они с Леной проводили свой медовый месяц по всем правилам. Съездили на неделю
на юг, в Сочи. Когда приехали с юга, Лёха взял кредит, и они купили цветной телевизор. Лё-
ха выпотрошил свою сберкнижку до корочек, но зато у них было всё и сразу. В первую оче-
редь Лёха купил пианино и слушал, как Лена играет. В этом году она не стала поступать в
консерваторию: свадьба съела всё время, и подготавливаться было некогда. И она решила,
что будет поступать на следующий год, а пока пойдёт в детсад музработником и будет гото-
виться к поступлению.
В деревню Лёха пригласил самых близких. Не хотелось, чтоб кто-то знал, что он от-
праздновал нормальную свадьбу. Лену с Ольгой отвез Сэм, он же привёз продукты на стол, и
девчонки три дня варили и жарили. Тётя Нина сказала, что сыр, колбасу и рыбу она в мага-
зине нарежет на специальной резке. Водку и пиво привезём с собой. И в пятницу все при-
глашенные поехали в деревню. Близких оказалось не так мало. Там были и девчонки из муз-
училища, и Лёхины друзья. Вообще получилось здорово. В субботу, когда девчонки убирали
стол и мыли посуду, чтоб снова его накрыть, тётя Нина вышла с бутылкой водки и с тарел-
кой закуски, сказала:
– Пойдем, Лёх, в тишине посидим, - и пошла в сад, где стояли стол и скамейки.
Они сели. Тётя Нина налила себе и Лёхе и сказала:
– Давай, Лёш, за тебя.
И они выпили. Потом ещё. Тётя Нина погрустнела и стала рассказывать:
– Жаль, что твой отец не дожил, он бы порадовался за тебя. Он, Лёш, не всегда такой
был. Девчонки за ним в школе наперегонки носились…. Хороший был парень, красивый, ра-
ботящий. Да вот влюбился в твою мать беспутную. Сначала жили хорошо, он любил её, а
когда ты родился, её и понесло: то с врачом каким-то спуталась, то с циркачом, он у них в
больнице лежал, потом с каким-то медбратом. Всё по ночным дежурствам летала, а отец
придёт с работы и няньчится с тобой. Один раз у тебя температура поднялась, он ей на рабо-
ту звонит, а ему говорят, что сегодня не её смена и её нет. Утром пришла, говорит, что это ты
Лёшеньку в сад не отвел. Отец говорит, что у тебя температура, она ему: господи, что ж ты
не позвонил, я б отпросилась…. Твой отец и врезал ей. Она – в милицию…. Чуть не посади-
ли. Вот и запил твой отец. Однолюб был, а мать с каким-то грузином связалась, аборт от него
сделала. Он потом уехал, зачем она ему нужна, б......такая. Вот и покатился твой отец. А ко-
гда ты в армии был, она с этим узбеком связалась, а отец спиртом древесным отравился: пил,
вить, всякую гадость. Его Наташка из соседнего подъезда нашла. Вот, Лёх, какие дела творят бабы да водка! – и налила по рюмке; сказала - за упокой души отца твоего - и выпила не чокаясь.
                Глава 7
Лёха почти не бывал дома. Он работа, халтурил, занимался общественными делами.
Приходил поздно, но дома всегда было чисто и всегда его ждали ужин и жена. Его удивляло
в первые дни их совместной жизни: Лена не могла приготовить яичницу, она то подгорала,
то была полусырая. Лёха не говорил ни слова, он понимал, Лена не умеет. Ну, где она могла
научится? В четырнадцать Лена уехала из своего маленького, уютного, патриархального
русского городка, от любящих и очень гордящихся ею родителей. Лена вставала раньше него
и пыталась что-то приготовить Лёхе. Лена привезла из дома книгу «О вкусной и здоровой
пище» и пыталась научиться готовить по ней. И как было кем-то сказано, что талантливый
человек талантлив во всём, а Лена, безусловно, была талантлива, да ещё с огромным желани-
ем всё делала для Лёхи, и у неё стало получаться, и она стала даже пироги с капустой печь!
Лёха съедал их десяток за раз. Лена таскала его по магазинам и одевала по последней моде.
У него спрашивали: Лёх, где достал, он отвечал «не знаю» и с напускным безразличием го-
ворил: да Лена где-то купила. Она заставила его купить дорогой кожаный французский
плащ, когда он в очередной раз ездил на слёт в Москву, а потом еще и дублёнку. Как-то Лёха
попробовал протестовать – что это всё мне да мне, а когда ж тебе, на что Лена сказала:
– Знаешь, Лёш, мне сейчас не нужно ничего покупать, чтоб потом оно лежало….
– Почему это – лежало?
–Да так, не надо, - уклончиво ответила Лена и прижалась к его плечу, - ты ещё маленький и поэтому не поймёшь, если ничего не замечаешь, - сказала она и, как-то странно
улыбнувшись, села за пианино.
Пианино действовало на Лёху, как дудочка факира на кобру. Он терял волю, и только
одна мысль приходила в его голову: ну за что ему такое счастье! Он даже иногда просыпался
и трогал рукой Лену, не сон ли это, он любил её без памяти. Он не раз ловил восхищённые
взгляды в Ленину сторону, и тогда у него возникало какое-то странное чувство гордости и
ревности. Он до сих пор не мог поверить, что эта красивая стройная талантливая женщина
любит его, Лёху, Лёху, своего мужа. И Лёха любил её без памяти, и она его любила. Она ви-
дела в нём оплот своего счастья и счастья их будущих детей. И они так дружно жили, что
люди смотрели на них с подозрением: что-то тут не так, но что? Они не могли понять, злость
и зависть застилала им глаза. Вот мой-то со своей, как кошка с собакой, и дня не пройдёт,
чтоб не посабачились! Люди просто не понимали, что эти люди живут друг для друга. И
прежде чем укусить кусок хлеба, они думали о том, есть ли этот кусок у другого, и так ли он
мягок, как у него. И самое главное, Лёха не пил и пахал, как вол, для семьи, а Лена это пони-
мала и делала всё, чтоб облегчить Лёхе жизнь. И так у них это получалось, что злые языки,
которые сначала подсмеивались над Лёхой – куда тебе, со свиным рылом, да в калашный
ряд – прикусили своё жало и зло смотрели на них. Лёха поправился, не потолстел, а как-то
вошёл в тело, что ли, возмужал. Благодаря Лене стал хорошо, модно и дорого одеваться и
стал очень завидным мужиком. Те, кто раньше истекали ядовитой слюной, теперь придумали
новое. От бессилия и чёрной зависти, что у них так не получается, запели новую песню: на-
ряди пенька, сойдёт за паренька. Лена слышала это и говорила Лёхе:
– Ну, ты что, Лёш, милый, ну что ты обращаешь внимание на них, пусть себе лают.
Собака лает, а караван идет! Иди мой руки, я сегодня рассольник с почками сварила. Такой
вкусный, давай быстрей, а то умру от голода, не ела, тебя ждала, - и, как всегда, пошутила:
– Первая ложка кормильцу! - И поцеловала, подтолкнув его к ванной.
Так они и жили. Лена таскала Лёху на концерты, в цирк и на все выступления заезжих
артистов. И однажды в их город приехал какой-то Гарри Бродберг. Лена сказала, что это ми-
ровая знаменитость, органист (в городе был орган), и что даже из Москвы приедут его слу-
шать, и билетов, наверное, не достать, а так хочется попасть. Лёхе не хотелось на знамени-
тость смотреть и слушать, он в этом ничего не понимал. Но он не мог отказать Лене и после
работы заехал в филармонию, по депутатскому удостоверению забронировал два билета на
лучшие места, которые ему любезно предложил главный администратор филармонии. (Лёха
потихоньку учился пользоваться привилегиями). Он ничего не сказал Лене, но потихоньку
стал её поддразнивать, разжигая её интерес к концерту. В день концерта он утром сказал:
– Лен, я сегодня пораньше приду, нам с тобой надо будет в одно место съездить. Не
спрашивай, куда. Это неважно, я ещё сам не знаю, куда и зачем, но сказали, надо, так что
приготовь мне костюм, и сама буть готова. Нам надо быть к семи.
Лена вздохнула и сказала:
– Слушаюсь, Мой Генерал!
Иногда Лёше приходилось по депутатским делам брать её с собой, чтоб народ видел,
как пример. Очередная показуха, подумала Лена. Но к шести часам приготовила Лёхе кос-
тюм, рубашку и подобрала в тон галстук. Лёха пришел полшестого. Лена сказала:
– Наверное, очень важный человек, если ты так рано пришел!- и, как обычно, улыбну-
лась своей очаровательной, с хитринкой, улыбкой. Лёха поел и пошёл в душ. Когда он вы-
шел, Лена крикнула ему из комнаты:
– Лёш, поторопись, нехорошо опаздывать. Лёха хитренько улыбнулся: я щас. Он бы-
стро оделся и вышел. В прихожей стояла ослепительно красивая Лена, и в очередной раз Лё-
ха удивился её красоте. Он вызвал по телефону такси, и они поехали. Когда они подъехали к
филармонии, Лена вопросительно посмотрела на него....
– Пойдём, пойдём, - сказал Лёха, и они вошли в фойе филармонии.
В фойе было много народу. Лена всё поняла и покраснела от удовольствия, Лене так
это шло! Она стала Лёхе называть фамилии людей и говорила:
– Вон видишь? Это наш преподаватель по сольфеджио, а вот та дама – профессор по
классу арфы….
Лена встретила своих знакомых, и Лёха отошёл в сторону, дав Лене пообщаться с
подругами. Потом Лена подозвала его и представила седому мужчине.
– Это наш преподаватель, Николай Васильевич Михно. Это мой муж, Алексей.
Михно посмотрел на депутатский значок и с уважением подал руку. После концерта
они решили кутнуть. Пошли в ресторан, потанцевали, выпили шампанского, поужинали, по-
слушали Михаила Круга, тогда он ещё иногда пел в ресторане. Вечером Лена сказала:
– Лёш, я очень тебя люблю…. Лёш, ты меня не бросишь?
Лёха схватил её в охапку:
– Ты что, с ума сошла? Я всю жизнь тебя искал!
Лена обняла его, спросила:
– Лёш, ты ничего не замечаешь? Лёха насторожился.
– А что я должен заметить? - спросил он.

– Лёш, дурачок, у нас будет ребёнок!
Что Лёха испытал в этот момент?! Потом он и сам себе не мог объяснить. Это было –
как яркая вспышка света в темноте, его обожгло СЧАСТЬЕМ! Лёха не мог ни о чём думать,
он думал только о Лене и о будущем ребёнке. Он договорился с врачами и свозил Лену. У
Лены было все нормально! Лёха зашёл в Детский Мир и купил большую красивую неваляш-
ку голубыми глазами, принёс домой и сказал:
– Роди мне девочку с такими же голубыми глазами. Лена улыбнулась и сказала:
– Как скажешь.
Лёха в любую свободную минуту старался быть с Леной. Они гуляли, ходили в кино и
на выставки, покупали будущему ребёнку пелёнки и распашонки, Лёха доставал что-то. И
вообще жизнь оказалась заполнена ожиданием ребёнка. Врачи сказали, что надо хорошо и
правильно питаться. Лёха поехал к тёте Нине и сказал:
– Тётя Нина, мне нужна икра.
– Да Лёш, она всем нужна, Новый год на носу….
– Да нет, тётя Нин, мне надо много!
– Да ты никак хочешь спекулировать?
– Нет, тётя Нин. Тётя Нина, я вас в крёстные зову!
Она откинулась на спинку стула и сказала:
– Ну, Лёш, поздравляю…. А вот мои чего-то тянут. Лёш, я крестной буду обязатель-
но. Иди, пробей в кассу в четвёртый отдел 42 рубля по 21рублю, принесёшь чеки.
Лёха пошёл в зал, пробил так, как сказала, тётя Нина. Он подошёл к кабинету, кабинет
был закрыт. Лёха оглянулся. В конце коридора тётя Нина на кого-то ругалась. Открывая ка-
бинет, тётя Нина говорила:
– Девки курят, как паровозы. Хоть бы на улицу выходили. Кого рожать будут, уро-
дов? А Лена курит?
– Да что вы, тётя Нин, Лена ни-ни….
– Ну и правильно.
Тётя Нина достала десять банок красной икры и свёрток с красной рыбой. Потом она
достала из кармана халата баночку чёрной икры:
– Это от меня Лене.
Свою мечту о машине Лёхе пришлось отложить. За полтора месяца до Нового года
тётя Нина позвонила Лёхе:
– Лёш, надо встретиться, подойди ко мне домой.
Лёха приехал. Тётя Нина сказала:
– Садись. Давай чайку попьём.
Они сели, налили чаю, и тётя Нина спросила:
– Лёш, у тебя деньги есть?
– Да, есть немного, на машину коплю.
– Лёш, машина подождет. Мне позвонила зав.магазином, седьмым, знаешь, за Вол-
гой. Так вот: её ОБХСС накрыл, ей срочно нужно пять тысяч.
Лёха задумался. Что это тёте Нине пришло в голову просить у него деньги для незна-
комого ему человека? Тётя Нина поняла Лёхины мысли и сказала:
– Лёш, ты меня не понял. Лёш, у неё огромная трёхкомнатная квартира в сталинском
доме, в самом центре, у горсада, а у тебя двух – в хрущёбе. Так вот, если ты хочешь, мы сделаем обмен, и ты ей дашь пять тыщ. Ей очень нужны сейчас деньги. Если у тебя не хватает,
то я тебе добавлю.
– А Валерка? - спросил Лёха.
– У Валерки все нормально, ты за него не беспокойся. Лёш, ты подумай! Машина это
так, а квартира это....! Лёха сказал:
– Тётя Нин, я один такого решить не могу, мне надо поговорить с Леной.
– Конечно, Лёш, только ты смотри, завтра до десяти утра чтоб был ответ.
–Хорошо, тётя Нина.
Лёха пришёл домой и рассказал всё Лене. Лена сразу сказала:
– Лёш, ну ты что, о чём тут думать? Конечно, давай меняться.
Утром Лёха позвонил тёте Нине и сказал:
– Тётя Нин, вы, женщины, думаете одинаково…. Когда… ну эти… ну, документы
привезти? Мне за ними ещё съездить, взять надо.
Они поговорили о деньгах. Лёха отпросился и после обеда поехал, снял с книжки
деньги и поехал к тёте Нине в магазин. Там они вышли на улицу, и Лёха сказал:
– Вот, тётя Нин, как говорили.
– Лёх, надо ещё триста рублей, чтоб всё быстро оформить. Пусть Лена завтра идёт в
ЖЭК, я договорюсь, её там встретят в паспортном столе и всё оформят за один день. А по-
слезавтра привези мне документы, или пусть Лена привезёт. Лёх, это мой подарок крестнице.
Пепвого, второго и третьего января они переезжали в новую огромную, трёхкомнатную
квартиру с потолками 3,80 и кухней 18 кв. на втором этаже. Окна выходили на горсад и на
Волгу. Новоселье они назначили на старый Новый год!
Лёха пахал днём и ночью, он иногда делал по два блока в день, на это уже стали об-
ращать внимание, но авторитет делал своё дело, и с ним считались. Лёха похудел, осунулся,
но он был счастлив. Он взял деньги в заводской кассе взаимопомощи, и завод оказал ему ма-
териальную помощь в виде шести месячных окладов. Они с Леной сделали детскую комнату
с окнами во двор. Там был очень красивый зелёный двор, и не долетал уличный шум…. На
новоселье Лёха пригласил всех своих, еще тётю Нину с Сэмом, Виктора Иваныча с женой,
пред.завкома Веру Петровну.
Двадцатого июля, в четыре утра, Лена родила дочь Аню, Анну Алексеевну!
                Глава 8
АНЯ! Это было такое счастье, которым Лёха мог поделиться с первым встречным, так
оно было велико! Оно не вмещалось ему в грудь, ему казалось, что рубашка на его груди
сейчас лопнет – так грудь распирало счастье! Ему казалось, что его не поймут. Не поймут,
какое великое событие произошло: родился человек, родилась его, Лёхина, дочь Анна, Аня!
И он побежал к близкому ему человеку, пожалуй, самому близкому, к Виктору Ива-
нычу. Секретарша сказала:
– Заходи, никого нет, один.
Лёха зашёл и прямо с порога выплеснул свою радость на Виктора Иваныча:
– Виктор Иваныч, будете крёстным, - выпалил он с порога. - Вы ведь мне как отец….
Виктор Иваныч молча обнял Лёху, потом отвернулся и подошёл к окну. Постоял ми-
нуту, смотря сквозь стекло на свой завод. Потом он подошёл к столу, нажал кнопку и сказал
секретарше:

– Наташ, ты вот что, придумай там что-нибудь…. Ко мне сын пришёл, внучка у меня родилась…. Да и нет меня, я уехал.– Куда, Виктор Иваныч?
– Да придумай там что-нибудь. И не беспокой нас. Поняла?
– Да, Виктор Иваныч, - ответила секретарша.
                Часть вторая. Анютик
                Глава 1
Лёха вышел из этого тяжёлого забытья, когда его начало трясти от холода и похмелья.
Он никак не мог унять дрожь, руки не слушались, он не мог прикурить. Он хотел встать, но
его повело, и он упал вперёд, ударившись головой об осколки кирпича, валявшиеся вокруг.
Он попытался подняться ещё раз, напрягая все физические силы. Он поднялся, выпрямился,
постоял, но его опять швырнуло в сторону. Он пытался устоять, но непослушные ноги под-
косились, и его потянуло в сторону. Сделав два шага, он упал в грязь, вытянув руки. Подтя-
нув ноги, он встал на четвереньки и кое-как, последним усилием воли удерживая мерцающее
сознание, пытался доползти до своей картонки. Он упал на картонку и затих. Полежав не-
много, опираясь на содранные руки, он попытался сесть, что-то говорил, подгоняя себя: ну,
давай ещё, ну, давай держись…. Он всё-таки сел. Борьба за вертикальное положение немного
привела его в себя, трясущимися руками он достал сигареты и прикурил. Боли он совсем не
чувствовал. Выкурив сигарету, он потянулся за бутылкой и снова упал. Он не стал стараться
подняться. Лёжа налил в стакан, закрутил пробку, выпил и остался лежать на боку, уже не
пытаясь встать. Подложив руку под голову, скрутился в клубок, поджав под себя ноги и за-
сунул голову под куртку. Надышал, и ему стало тепло. Он согрелся и задремал. Снова тяжё-
лые пьяные воспоминания выстроились в его воспалённом водкой мозгу, продолжили вести
свою неумолимую цепь событий его прошлой жизни....
На торжественном заседании, посвящённом празднику Великой Октябрьской револю-
ции, ему вручили орден "Знак почёта". Его фотографию вывесили на городской Доске почёта
и ему вручили приглашение на почётную трибуну, где были все руководители областной
парторганизации и областное руководство. Таким образом Лёхина карьера шла вверх. И он
уже не боялся почти в открытую халтурить: никто не захотел бы с ним связываться. Он про-
должал вести себя достойно. Он многим помогал со своим депутатским мандатом. Кому ре-
бёнка в сад устроить, кому квартиру получить, да мало ли чего он теперь мог сделать! На не-
го не показывали пальцем и не говорили: вон выдвинули в депутаты, а он теперь с нами из
одного стакана и пить-то не будет…. Правда, он и до этого на работе не пил, если только
зайдёт со своими из цеха по кружечке пивка после работы, да и то очень редко. Но на все
дни рождения скидывался и с удовольствием выпивал по сто пятьдесят…. И по нашей на-
циональной привычке после первой пары рюмок всегда заходил разговор о работе. И здесь
Лёха чувствовал себя равным среди равных, хотя были люди, которые пришли на завод па-
цанами ещё до войны, но и они к Лёхиному мнению прислушивались и говорили про Лёху:
это наш паря, рабочая косточка! К Лёхе шли, и он помогал, чем мог. Порой и не совсем за-
конно, но помогал и делал это бескорыстно. И его за это любили. У него было много работы,
халтуры, депутатских обязанностей, и он не мог видеть свою Клюковку, своего Анютика, так
часто, как ему этого хотелось. Но для её счастья и делал Лёха всё это. Лена тоже всё понимала и ни разу не только не упрекнула его в том, что он так мало бывает дома, но всячески говорила трёхлетней дочке Анютику:
– Пусть папа немного отдохнёт, он так много работает, чтоб нам было хорошо!
И Анютик отходила, но через минуту подходила и потихонечку на ушко спрашивала:
– Что, пап, спишь? Да? Спишь? Ну ладно, спи. Я потихонечку посижу….
Но через минуту ей, веселой кудрявой девчушке, надоедало сидеть, и она снова спра-
шивала на ушко:
– Пап, ты ещё не проснулся?
За эти минуты, минуты счастья, Лёха готов был на всё – работать ещё больше, делать
всё что угодно, только чтоб почувствовать объятие этих тёплых, ласковых, пухлых, словно
перевязанных ниточками, детских ручек и вдыхать её запах, запах мужского счастья, запах
любимой семьи!
Как-то в пятницу Лёха застал Лену расстроенной.
– Ты что? Что случилось?
– Сядь, Лёш. Знаешь, я сегодня видела одинокую старушку и подумала…. Нехорошо,
что ты забыл бабу Тому. Лёш, она помогла тебе в трудный момент, а ты сколько у неё не
был? Может, ей что-то сделать надо, в чём-то помочь. Нехорошо мы, Лёш, поступаем. Давай
завтра сходим к ней с утра, а на каруселях вы в воскресенье покатаетесь.
Лена, как всегда, была права. Ну и свинья же он, совсем забыл. Он взял Ленину руку,
поцеловал и прижал к своей щеке.
– Ленок, давай, правда, сходим. И Клюковку с собой возьмем, пусть баба Тома по-
смотрит.
Утром Анютик пришла к ним в комнату.
– Папа, вставай уже ж пора идти птичку кормить!
Они ходили к Дворцу пионеров, и там, в вольерах, были ворон, сова и лисичка. Была
ещё зайка, но у неё сейчас были зайчата.
– Вставай, они кушать хотят и, наверное, по мне соскучились. Что ли ты не понима-
ешь? Они нас ждут и скучают!
Как Лёхе не хотелось вставать… Сегодня выходной, и он думал ещё прихватить по
часочку сна на каждый глазок. Но Клюковка приставала, и Лёхе ничего не оставалось, как
встать. В дверь заглянула Лена.
– Что, все-таки разбудила? Анютик, я ж тебе говорила, пусть папа ещё поспит.
– А нас там Лисичка ждёт и ещё Каркуша и Филипок (Сова). Вот сама говорила, что
обманывать нехорошо, а они мои друзья, и я им обещала, что когда у папы будет выходной,
мы к ним придём и принесём им вкусненького. Мам, дашь им чего-нибудь вкусненького,
угостить друзей наших? А, мам, дашь, да? - трещала Анютка.
– Да, дам. Если встали, идите умывайтесь. Я вас блинчиками со сметанкой угощу.
За завтраком Лёха сказал:
– Анютик, мы сегодня не пойдём на карусели кататься.
– Почему? - заинтересованно спросила Клюковка.
– Мы сегодня в гости пойдём.
– В гости? А к кому? - с интересом спросила она, смотря на Лёху своими голубыми
лужицами.
– К одной очень хорошей женщине.
– А она меня знает? А я её? А мы скоро пойдём? Надо сначала к лисичке!

– Аня, во-первых, если папа обещал, то он так и сделает. А во-вторых, вытри свой носик, он весь в сметане.
Клюква слезла со стула и пошла в прихожую смотреться в зеркало. Из прихожей раз-
дался громкий задорный смех.
– Ой, умру, какая грязнуля! – кричала, смеясь, Анютка.
Лёха обнял Лену, поцеловал и сказал:
– Спасибо тебе, Лена, за Аню. За всё спасибо.
Он прижал её за плечи к себе и прижался к ней, такой родной, такой любимой, его –
Лёхиной – Лене.
Они подошли к дому. Дом почему-то скосило на бок. Лёха открыл калитку и зашёл.
– Кто там? - послышался знакомый голос. – Кто? - спросила женщина, поднося к гла-
зам ладонь козырьком и щурясь, спросила ещё раз:
– Да кто это?
– Баба Тома, это я, Лёха…
– Ой, господи, Алёшенька, милый ты мой, а я уж и не чаяла тебя увидеть…. Ну про-
ходи, чего во дворе стоять, заходи в дом!
– Да я не один, баба Тома, я с женой.
– Ой, - всплеснула руками баба Тома, - ну проходите.
– Баба Том, мы с ребёнком….
Она заохала, заахала:
– Ой, Лёшенька, милок, да как же так….
– Да как-как…. Ты что, не знаешь как? - засмеялся Лёха и подвёл Аню.
– Здравствуйте, бабущка. Меня Аня зовут. А как вас?
Баба Тома опять запричитала:
– Ой, милая, да где это, такая умная, была? А я вот, старая, и не знала…. Пойдём, я
тебе яблочка дам, у меня больно сладкий налив-то, вкусные-вкусные….Пойдём, моя милая!
– Пойдёмте, - радостно сказала Анютка.
Лена помогла бабе Томе собрать на стол, достала конфеты, печенье и торт «Сказка»,
который они принесли. И они сели за стол. Клюква всё тараторила.
– Анют, подожди, мы сейчас поговорим по делу, а потом ты поговоришь с бабой
Томой.
– Нет, папочка, так нехорошо говорить – баба. Надо говорить – бабушка Тамара.
Ведь правильно, мам?
Баба Тома сморщилась, и из её подслеповатых глаз по сморщенным, как старое ябло-
ко, щекам покатились слёзы. Она их смахнула, прижав к себе Анютика, сказала:
– Деточка ты моя….
– Баба Тома, а сколько тебе лет-то? А то, ведь, и не знаю, - спросил Лёха.
– Да не так уж много, Лёш, вот только жизнь-то меня не пожалела. Я, Лёш, прям пе-
ред войной замуж-то вышла. Да мужика моего в ноябре и призвали. Всю войну прождала.
Под немцами мы были в оккупации. Нас потом долго ещё таскали по всяким там кабине-
том…. Мужик в сорок шестом пришёл с медалями да орденами, без одной руки, а делал всё,
как с двумя. Да и то сказать, у него только кисти не было, миной оторвало, он сапёром был.
Да они в окружение попал в сорок четвёртом…. Вот его в сорок седьмом и забрали по 58
статье, часть 3, и дали семь лет. Снова ждала, да на фабрике ткачихой работала. Да всё ста-
ралась норму перевыполнить, денег заработать – мужику хоть на посылку, да самой хоть одеться…. А мастер закроет наряд, смотрю – а у меня нет нормы. Я к начальнику, а он мне:
ты – жена врага народа, пришла права качать? Да не одна я такая была…. А наши наряды
они на своих полюбовниц писали…. И пожаловаться некуда, выгонят с работы, и уже никуда
не устроишься. Ох, Лёш, хлебнула я бабьего горюшка по самую макушку. Мой пришёл запу-
ганный, всего боялся, на работу не берут – враг да инвалид. Опять всё на мою шею. Потом
какой-то его товарищ устроил в лесничество обходчиком. И вот начали дом ставить. Он ле-
су-то выписал да привёз. Они с братом и срубили дом хороший, новый, теплый. И только мы
зажили…. Он за лес рассчитывался, а на мою зарплату жили. Хорошо стало. Огород, картоха
своя, огурцы да капуста, ягоды – только не ленись. Мы и не ленились. Только вот приехали
однажды и снова забрали. Я все пороги оббила…. Мне говорят: он лесу на пятьдесят тысяч
украл. Ну и дали десять лет. Через восемь лет, как усатый-то помер, освободили. Извиняйте,
говорят не разобрались, мол, главный лесничий в заблуждение ввёл. Теперь разобрались и
снимаем судимость. Вот какая у нас власть, всё равно разберётся, рано или поздно. Так что
скажите спасибо, что живой пришёл! Лёш, сынок, да нешто и теперь так-то? Вить Хрущёв
усатого-то в культе уличил? А, Лёш? Мужик пришёл, пожил годок и помер. Вот только и ос-
тался от него инструмент, да доски в сарае. Вот и вся память. Да дом, хоть дом поставил, да
за него и в каталажку попал. - И тяжело вздохнула, перекрестившись.
Анютик притихла, видя, что что-то не так, к Лёхе прижалась. Баба Тома встала и ку-
да-то пошла. Лена сказала:
– Лёш, ты всем помогаешь, а близкого человека забыл. Пмоги ей, Лёш, чем-нибудь.
Лёха почесал нос.
– Дааа…. Надо подумать.
Шмыгая тапками, пришла баба Тома, неся под мышкой свою знаменитую наливку и
мочёные яблоки в миске.
– Давайте моего помянем. Настрадался он, да так и не пожил.
Она налили в рюмки, они выпили, помолчали....
Приближалась круглая дата Победы над фашистской Германией. Лёха под этот дело
послал в центральный архив депутатский запрос и получил ответ и копию документов на
мужа бабы Томы. Он воспользовался своим положением и под шумок очередной компании
помощи ветераном устроил так, что баба Тома попала в список нуждающихся в помощи, как
жена погибшего орденоносца и ветерана ВОВ. Бабе Томе подняли дом на кирпичный фун-
дамент, перекрыли крышу и заменили газовое оборудование, трубы и батареи отопления.
Лёха договорился на заводе, и ему по льготной цене выписали вагонки и краску. Они с Ва-
леркой обшили и покрасили дом. Дом получился – как новый. Баба Тома всё суетилась:
– Ой, Лёшенька, да как же это? Как мне с тобой рассчитываться?
В канце мая его вызвал товарищ Кириллов и сказал:
– Ну, молодой человек, складывай с себя обязанности депутата горсовета, пора тебе
расти. Мы рекомендовали тебя в область, так что скоро выборы, и ты давай готовься….
Учить тебя нечего, давай.
В городе появились предвыборные плакаты с фотографиями депутатов, и Лёхин порт-
рет тоже. Отчитавшись в городском совете, он включил в отчёт о проделанной депутатской
работе и адресную помощь ветеранам ВОВ. И бабы Томы дом он внёс себе в депутатский
актив. Его депутатскую работу оценили высоко и дали соответствующую характеристику
для баллотирования в область. После выборов они договорились с Валеркой, что они отметят
это дело у них на даче. Лёха пригласил Виктора Иваныча с женой, кое-кого из коллег-депутатов, и они поехали к тёте Нине на дачу.
На второй день все уехали. Тётя Нина сказала:
– Пусть крестница побудет, я целую неделю буду здесь одна сидеть, пусть ребёнок на воздухе побудет.
Клюква влезла:
– Да, ребёнку воздух нужен!
Все засмеялись. Договорились, что Лёха приедет за ней через неделю.
Лёха с Леной приехали в пятницу. Сэм топил баню.
– А вот и хорошо, вовремя. У меня, Алексей, и пивка найдётся после бани.
Они выпили холодной водочки, потом сдели за столом в саду. Нина порезала им рыб-
ки, и они с Сэмом пили пиво. А женщины пошли в баню. Потом тётя Нина и Лена пришли к
ним в сад с полотенцами на голове, закрученными чалмой. Тётя Нина сказала, наливая Лене
и себе пиво:
– Ох, люблю после баньки… Лен, а что, может, по маленькой?
Лена сказала, можно, и тётя Нина пошла в дом. Они хлопнули по рюмочке, прибежала
Клюква.
– Ой, как это вы не сварились? Я маму искала, пошла и попала в Африку! Там так
жарко, так жарко….
Все засмеялись тому, как она это серьёзно сказала своим детским голосом.
– А ты была в Африке? - спросил Сэм.
– Нееет, - серьёзно ответила Клюква. - Я боюсь. Дядя Маршак говорит, что «в Афри-
ке гориллы, злые крокодилы, не ходите, дети, в Африку гулять» - процитировала она стихи
из «Доктора Айболита», которого недавно читал ей Лёха. Не выговаривая буквы «р» и «ш»,
когда она говорило «хорошо», у ней получалось «хоосо».
– Да, - сказала Лена, - дача – это чудо. С ребёнком там хорошо, не то, что в городе.
– Да, уж это точно, а наших на возжах не затянешь…. Да, Лёш, ведь у вас вроде дача
на карьерах была? Что с ней?
– Да не знаю, тётя Нин, я после материной смерти и не ходил туда.
– Сюля, - обратилась тётя Нина к Сэму, - позвони Давиду, пусть подскажет, что де-
лать-то надо.
У Сэма в Москве был двоюродный брат, известный адвокат, Давид Шапиро. Он жил
где-то в центре, Лёха видел его несколько раз у тёти Нины, когда они на праздники собира-
лись. Это был невысокого роста, толстенький, лысый мужчина, излучавший столько энэргии,
что, казалось, если б не рамки приличия, то он мог бы и по потолку ходить и ещё кого-то
научить. Он очень много знал, был очень образован, но как-то не академично. С ним было
очень интересно и весело. Он говорил с напускной серьёзностью, но Лёха, да и не он один,
выскакивали из-за стола, держась за живот от смеха и боясь прыснуть на стол содержимым,
находившимся во рту. Он мог играть в шахматы, не глядя, на двух досках. Лёха слышал про
такое, и даже читал, что Алёхин играл на десати досках, но это он слышал, а тут он это ви-
дил, и поразился, как он их с Валеркой обыграл из соседней комнаты, играя с Леной на пиа-
нино в четыре руки джаз. Создавалось впечатление, что он знал всё, о чём ни спроси. Но
больше всего Лёхе нравилось его чувство юмора.
Сэм сказал:
– Хорошо. Но, Лёш, ты сходи и узнай, что там делается, и потом позвоним.

Лёха был занят новыми депутатскими обязанностями, вернее, устройством на новом
месте. Времени на работу и халтуру становилось всё меньше, но если официальную зарплату
платили полностью, плюс – депутатские, то и без халтуры это было много. Они уже при-
выкли к хорошей жизни, и Лёха пахал на работе, чтоб не говорили, что как халтурить, то
время есть, а как работать, то он депутат! И, как сказал бы Михалыч, не дразни гусей. Вот
он и не дразнил. Он пошёл на квартиру матери, но там уже жили другие люди. Лёха спросил:
– А где прежний жилец?
– Да мы с ним поменялись, он к жене в Ташкент, а мы сюда, в Россию. Там у нас
трёшка в центре была.
Лёха задумался, потом спросил:
– А здесь женщина жила…. Где она, вы не знаете?
– Нет, но Азиз что-то говорил…. Вроде, она пить начала и куда-то пропала. Он искал,
искал, но не нашёл.
– А как же он поменялся-то? Ведь она тоже была прописана. Она что, с ним уехала?
– Да нет, он один был прописан, она выписалась за полгода до пропажи.
Лёха тяжело вздохнул, помолчал и спросил:
– А он ничего по поводу дачи не говорил?
– Да продал он её каму-то.
– Как продал? - спросил Лёха.
– Да кто ж его знает…. Он нам предлагал, да у нас денег-то после переезда не оста-
лось. Вот он кому-то и продал.
Лёха извинился и ушёл.
Он съездил на дачу. Там стоял их с отцом домик. Когда Лёха был маленький, то они с
отцом приезжали сюда и строили этот теремок. Отец уже пил, но очень любил этот домик.
Тогда сюда не ходили автобусы, и им приходилось ходить пешком три километра. Иногда
отец сажал его на плечи и нёс. Тогда Лёха держался за папу, и ему было так хорошо.... Потом
он так же Клюкву-Анюту носил. А когда отец доставал доски, или ещё что-то, и на машине
они их везли, и он, Лёха, сидел в кабине машины на руках у отца и подставлял лицо ветру, то
счастливей его не было на всём свете…. Так он думал. Эти воспоминания сжали Лёхе горло
тоской по прошлому.
Лёха поехал к Сему, и они позвонили Давиду Львовичу в Москву. Тот подробно объ-
яснил, куда идти и как Лёхе можно воспользоваться его депутатским положением. Лёха всё
понял, но сначала он решил съездить и поговорить с новыми хозяевами. Но толстая рыжая
крашеная тетка пригрозила, что она на него собаку натравит, если он ещё раз попробует к
ним прийти. У Лёхи стало свободно на душе: он боялся, что новые хозяева окажутся или
стариками, или тихими людьми, и, зная себя, Лёха не стал бы с ними судится, а тут.... И Лё-
ха с легким сердцем стал собирать документы. Он по наущению Давида Львовича подал в
суд на признание его законным наследником. Но, видимо, там работало какое-то позвоноч-
ное право (звонки сверху), и заседание то откладывали, то ещё что-то, то надо новые доку-
менты…. В общем, тянули это дело. Тогда он сделал так, как сказал Давид Львович. Лёха
сделал копии документов и повёз их в Москву Давиду Львовичу. Он дал Лёхе адрес и рас-
сказал, как добраться. Он жил где-то в центре около Театра Советской Армии. Лёха немного
знал Москву и поехал до Новослободской на метро, там по Селезенке до трамвайной линии,
потом направо по третьему Самотечному и по левой стороне – серый пятиэтажный дом, на
углу Никоновского переулка № 19/22, кв. 26.

Лёха поднялся на этаж и позвонил в дверь. Дверь не открывали. Лёха хотел позвонить
ещё, но увидел воткнутую в дверь записку: «Алексей, извини, срочно вызвали. Буду в 8 вечера. Зайди в кв. 3, там я ключи оставлю». Лёха посмотрел на часы. Времени было два часа.
Значит, ещё 6 часов, но одному сидеть у Давида Львовича он считал не очень удобным, тем
более в первый раз… Но всё же пошёл. Подойдя к квартире 3, Лёха помялся, но потом ре-
шился и позвонил. Дверь открыла девочка.
– Здравствуйте, - смело сказала она, - вы дядя Лёша? Мне Давид Львович сказал, что
вы зайдёте, и чтоб я вас чаем напоила, - улыбнулась она.
Лёха зашёл. Девочка подала ему тапочки и сказала:
– Ванная здесь, мойте руки и проходите, я вас буду чаем поить.
– А как тебя зовут?
– Наташа, - сказала она, потом добавила: Белоусова Наташа, и пошла на кухню.
Лёха вымыл руки и пошёл на кухню. На столе стоял чайник и тарелка с нарезанной
колбасой и сыром, а в большой, красивой, зеленоватой, с гроздьями винограда по бокам,
хлебнице лежали знаменитые московские каллорийки, и стояла открытая банка бело-
кремовой сгущёнки. У Лёхи слюни потекли, и он сглотнул.
– Да вы садитесь, дядя Лёш, - просто сказала Наташа.
Они пили чай и разговаривали. Лёха узнал, что раньше они жили в Косом переулке, а
потом им дали квартиру в этом доме, что у неё есть брат, но он сейчас во дворе 26-го дома,
там на территории детсада в футбол гоняет с ребятами. Еще узнал, что она учится, как и её
мама, рядом, в 188-ой школе…. Так за разговорами прошло время. В дверь позвонили. На-
таша пошла открывать, послышался голос Давида Львовича.
– Ну, что, Наташ, наверное, закадрила Лёху, - говорил он весело.
– Неее, он старый, - сказала Наташа.
Давид Львович засмеялся и сказал:
– Счастливая ты, Наташка, ты можешь говорить «старый»… Нет, Наташ, это ты мо-
лодая и красивая, а он мужчина в самом рассвете сил, как говорил небезызвестный Карлсон!
Лёха оделся, попрощался по-дружески с Наташей, пригласил её в гости, обещал город
показать, шашлыками накормить. Наташа сказала:
– Хорошо, если мама разрешит.
– Со мной разрешит, - сказал Давид Львович.
На том и расстались.
                Глава 2
Лёха видел такую квартиру только в кино. Старинная мебель, на стенах гобелены, на
паркетном полу ковры…. На старинном диване лежал очень красивый кот, какой-то сереб-
ренно-лунный свет излучал его мех. Лёхе он очень понравился. Надо, какой красивый, поду-
мал Лёха и сел на диван. Кот встал, потянулся, вытягивая вперёд лапки и, зевая, подошёл к
Лёхе, начал тереться головой о его руку. Лёха погладил его. Шерсть у него была – как шёлк,
мягкая и приятная на ощупь. Кот замурлыкал и прыгнул Лёхе на руки, запел свою песенку
Лёхе в ухо, приятно прикасаясь своей шёлковой шкуркой к Лёхиной щеке.
– Как его зовут? - спросил Лёха.
– Нафаня, - сказал адвокат.
Давид Львович сказал:
– Алексей, у меня сегодня был трудный день, я устал. Давай завтра с утра всё решим,хорошо?– Хорошо, - сказал Лёха.
Давид Львович достал коньяк, какой-то сыр с плесенью, лимон, печенье и, к удивле-
нию Лёхи, поставил кассету со старым спектаклем "Село Степанчиково и его обитатели".
Налил коньяк в большие широкие бокалы, и они сели смотреть спектакль. Там играли Ян-
шин, Грибов и много актеров МХАТа. Лёхе было интересно, как Фома Фомич Опискин ку-
ражится, и он узнавал в нём некоторых своих знакомых. Когда кончился спектакль, Давид
Львович сказал:
– Алексей, ты как хочешь, а я спать, устал. Хочешь, выпей, посмотри телек.
– Не, Давид Львович, я тоже спать.
– Ну, смотри, - сказал он, принёс простыни, подушку и одеяло.
Лёха постелил себе на диване и лёг. Кот прыгнул к нему и уютно устроился в ногах,
свернувшись клубочком.
Утром, за завтраком, Лёха вкратце обрисовал ситуацию.
Потом они пошли в кабинет. Все стены были уставлены книжными шкафами, книги в
них располагались от потолка до пола. Посредине стоял огромный, дубовый письменный
стол, на нём стояла настольная лампа с уютным зелёным стеклянным колпаком. Шторы бы-
ли тяжёлые, не пропускающие свет. Адвокат зажёг лампу. Комната наполнилась мягким све-
том, который на столе лёг ярким жёлтым пятном. Давид Львович взял у Лёхи бумаги и сел
их изучать. Минут через 40 он сказал:
– Так. Ясно, Лёш, там не всё чисто. Судья не хочет заседания…. Не знаю, по каким
причинам, но так или иначе – в твоём городе этот вопрос не решить. Даже принимая во вни-
мание, что ты областной депутат. Давай так поступим: я сегодня позвоню знакомому в ваш
город. Думаю, знакомый возьмёт твоё дело. И если суд выносит по какой-то причине реше-
ние не в твою пользу, мы пишем кассационную жалобу и будем дальше продолжать в обла-
стном суде добиваться нужного нам решения. Если и областной суд вынесет не то решение,
то дело уйдет из области и, я думаю, потеряет поддержку. Я потом тебе скажу, что надо бу-
дет сделать. Вот так и поступим, Алексей. Но потребуется время и некоторые издержки. Всё
надо делать через кассу. И квитанции об оплате собирай, всё, вплоть до того, что ты оплатил
за пересылку писем, ну, я тебе расскажу….
Лёха поднялся, сказал, спасибо! Давид Львович сказал, рано, не сглазь, и засмеялся,
хлопнув Лёху по плечу.
В Москве Лёха заехал в детский мир и купил Анютику большого ушастого зайца.
Бабье лето выдалось теплым, ласковым, и в выходные они с Клюквой ходили кор-
мить Лисичку, Филиппка и Каркушу. У Зайки появились маленькие весёлые зайчики, они
смешно прыгали на своих длинных лапках, и это приводило Аню в восторг. Она давала им
морковку, которую сама мыла (чтоб у Заиньки животик не болел). Покормив Лисичку, они
шли в горсад кататься на всём – на качелях, карусели, на пони, запряжённой в тележку, по-
том угощали её морковкой или яблочком.
Подходя к горсаду, они увидели машину с московскими номерами, из-за руля которой
выскочила хорошо одетая женщина в тёмных очках, короткой юбке и с короткой стрижкой
и, не закрывая машину, направилась в их сторону почти бегом. Подойдя, она сняла очки, и
Лёха узнал Таньку! Она подошла к ним, обняла и поцеловала Лёху в щёку, посмотрела на
Клюкву, спросила:
– Твоя? Сколько ж ей лет?
– Да скоро четыре, - сказал Лёха.
Танька присела на корточки и спросила, обращаясь к Ане:
– Как тебя зовут?
– Аня. А вас? Вы папина знакомая?
– Да, - сказала Танька и взяла Клюкву на руки.
– Лёш, вот не пойму, отдельные черты не твои, а в общем на тебя похожа! Я её знаю?
- спросила Танька, имея в виду Анину мать.
– Знаешь. Помнишь? У Валерки в первый день… Девчонки приходили, там Лена бы-
ла…
– Да ты что, Лёш! Вот недаром я ревновала, засмеялась Танька. Вы куда идёте, мож-
но мне с вами?
– Да пойдём. Мы на карусели кататься, пойдёшь?
– Да мне всё равно, пойдём.
Аня каталась на аттракционах, а они с Танькой разговаривали. Лёха узнал, что Тань-
кин муж вызвал её в Германию, в Западную Германию. Он там что-то строит, его туда от
Минатома послали, и он уже третий год там. Через месяц она улетает к нему, а сюда приеха-
ла за документами, в конторе требуют характеристики с работы, из школы – отовсюду.
– Тань, помощь нужна?
– Да нет, Лёш, я уже всё сделала…. Там шоколадка, там коньяк, там.... Да ты сам зна-
ешь, как это делается.
Прибежала расстроенная Клюква.
– Лошадка заболела, - сказала она, печально сморщив носик.
Танька прижала её к себе.
– Знаешь, Лёх, а у меня не будет. Сначала молодая была, избавилась, потом муж гово-
рил – не время, попозже, вот упакуемся, тогда. А на хрена теперь мне эта упаковка, я нор-
мальную семью хочу, детей хочу, - чуть ли не прокричала Танька, прижав к себе Аню.
На глазах у неё появились слезы. Она подняла голову кверху и сказала:
– Чёрт, тушь потечёт.
Аня обняла Таньку за шею, поцеловала и сказала:
– Не плачь, а? Не плачь….
Танька еще сильней прижала Клюкву.
– Тань, а пойдём к нам, - сказал Лёха. - Лена будет рада.
– Нет, Лёш, мне надо ехать. Потом вдруг спросила:
– Лёш, а вы долго гулять будете?
Лёха посмотрел на часы:
– Наверное, ещё часок.
– Вы никуда не уходите отсюда, я сейчас приду.
Лёха посмотрел на Таньку и с улыбкой сказал:
– Не забыла, где М-Ж домик?
– Нет, не забыла, - язвительно сказала Танька. - Только не уходите, дождитесь меня.
– Хорошо, мы пока пойдём в кафе мороженое есть, приходи туда.
– Хорошо, - ответила она.
И ушла, громко вбивая высокие каблуки в асфальтированную аллею парка. Лёха с
Аней пошли в летнее кафе, взяли мороженое, бутылку крем-соды.                Клюква спросила:
– Пап, а это твоя подружка?
– Кто?
– Ну кто-кто, тётя Таня.
– Аааа, да просто старая знакомая.
Аня задумалась и сказала:
– Как это старая, нет, она молодая….
Лёха улыбнулся и сказал:
– Это так говорится, когда давно человека знаешь.
– Ааа, - протянула Клюква. - Что ли я тоже старая? Ты ведь меня давно знаешь!
За соседним столом молодые ребята и девчонки рассмеялись, и кто то сказал:
– Вот это логика!
Время подходило к тому, что скоро надо идти домой обедать, и Клюкве пора спать.
Их дама ждала Лена. Лёха поглядывал на часы, Татьяна задерживалась, но пора было идти.
Они встали и пошли к выходу. Подойдя к воротом горсада, они увидели Татьянину машину,
она никак не могла припарковаться, не могла назад сдать. Но увидев их, она заглушила ма-
шину, и та осталась стоять в раскоряку. Танька выскочила из машины:
– Фу, еле успела, - говорила она, доставая большой бело-зелёный пакет с надписью
«Берёзка» и протягивая его Лёхе.
Лёха вопросительно посмотрел на Таньку:
– Что это?
– Лёш, мы, наверное, больше не увидимся, я хочу ТАМ остаться…
– А как же ...?
– Да брось ты, Лёх… Что мне тут?... Нет никого, а там хоть поживу. А это Аннушке, -
показала она на пакет. - Мой-то валютой получает, а здесь на чеки меняем. Внешпосылторга.
Дома посмотришь.
Она подняла, прижала к себе Аню, поцеловала и сказала:
– Ну, всё, прощайте.
Подошла к Лёхе, поцеловала его и сказала:
– Хороший ты человек, Лёх, надёжный. Счастья тебе, вспоминай иногда…
Села в машину и уехала, а Лёха с Аней провожали её взглядом. Анютик махала рукой
этой странной, на её взгляд, тёте.
Они пришли домой. Увидев пакет из «Берёзки», Лена спросила:
– Это что?
– Это мне подарила тётя Таня. Она к нам на машине приехала. А потом плакала за-
чем-то, а я сказала, что не надо плакать! Папа сказал, она старая знакомая, а она молодая.
Лена сказала:
– Идите, мойте руки, и обедать. Потом будем смотреть, что тебе подарили.
За столом Лёха рассказал Лене, что с ними произошло. Лена удивилась.
– Она хочет в Германии остаться?
Лёха рассказал, что у Татьяны не будет детей.
Лена сказала:
– Да, Лёш, для женщины в этом жизнь. А Татьяну очень жалко….
Анюта крутилась и всех подгоняла:
– Ну, давайте быстрей компот пить!
Ей было невтерпёж посмотреть подарок, она еле дождалась, пока пообедали.
38
Они пошли в комнату и достали из пакета большой свёрток. В фирменной берёзов-
ской упаковке. Развернув её, они опешили: там была красивая, вся расшитая, маленькая – на
Аню – дублёнка! Аня сразу стала её мерить. Она была ей немного великовата, но Лена сказа-
ла, подвернём рукава, будет нормально. Клюква радостно вертелась у зеркала.
Лена сказала:
– Неудобно как-то получилось, надо было настоять, чтоб в гости зашла. Эх, Лёша-
Лёха....
– Да, Лен, я звал…
– Дурачок ты, Лёх, она ведь прощалась…. Со своим прошлым. Какие вы, мужчины!
В конце ноября состоялся суд, и, как предполагал Давид Львович, суд принял реше-
ние Лёхин иск к гражданке N оставить без удовлетворения. Когда они выходили из зала, ба-
ба сказала:
– Что, съел, депутат сраный? Вдали мы таких! Накось выкуси, на дачу тебе!
Адвокат подал кассационную жалобу в областной суд. В феврале состоялось заседа-
ние областного суда. Суд вынес решение удовлетворить иск Алексея, и что решение оконча-
тельное. Видимо, руки у этой бабы дальше районного суда не протянулись. Баба устроила
скандал прямо в зале суда, кричала, что она сожжёт дачу. Лёхин адвокат официально обра-
тился к судье и заявил, что это угроза, и он просит занести это в протокол заседания, что и
было сделано.
После чего адвокат сказал Лёхе:
– Обязательно сходи в милицию и подай заявление, настоятельно попроси, чтоб его
зафиксировали. Подай в двух экземплярах. Если не примут, то позвони, и мы пойдём вместе.
Лёха поехал в милицию, надел костюм с депутатским значком, и он сыграл свою роль. Заяв-
ление приняли и поставили на контроль, обязав участкового провести с гражданкой N разъ-
яснительную работу.
Но гражданка на этом не успокоилась и пришла к Лёхе, когда его не было дома, раз-
била зеркало и стала угрожать, что она выведет всех на чистую воду. Она кричала на всю
квартиру, Лена вызвала милицию, и её увезли. Лена позвонила Лёхе, и он приехал. Лёха ра-
зозлился и в милиции написал на эту стерву заявление, и, поскольку угрозы перешли в дей-
ствие, на неё завели уголовное дело.
Через три дня баба прибежала к Лёхе домой и стала просить, чтоб он забрал заявле-
ние, что она не имеет никаких претензий и что она даже не будет просить деньги, которые
она затратила на дачу. Лёха сказал, что завтра он ответит ей. Она ушла с просьбой: ну, пожа-
луйста, заберите заявление.
Лёха позвонил адвокату и всё рассказал. Адвокат сказал:
– Завтра подъеду в отделение, и мы прекратим эту эпопею.
Утром они все встретились в отделении милиции. Адвокат сказал, что для того, чтоб
Алексей забрал заявление, она должна написать расписку, что не имеет никаких претензий,
иначе – вдруг передумает…. И чтоб у Алексея была бумага от неё. Она узнала, что по ста-
тье ей грозит реальный срок заключения, и на всё согласилась. Адвокат позвонил куда-то, и
они поехали. Пришли в нотариальную контору и официально оформили отказ, потом поеха-
ли в отделение милиции, забрали заявление и на этом расстались.
                Глава 3

И снова Лёха остался без машины! Надо было купить то, да это на дачу, чтоб Лене с
Анютиком было хорошо там. Теперь Лёха на даче переделал домик и поднял крышу, и по-
лучился второй этаж, две небольших спаленки. Они купили в комиссионке мебель. Вернее,
это Лена с Клюквой ездила по магазинам и подбирала мебель. Они купили себе новый боль-
шой холодильник, а старый отвезли на дачу. Лёха вскопал грядки. Копалось легко, видимо,
за землёй ухаживали. Лена с Анютиком ездили на дачу каждый день, что-то сажали, что-то
поливали. Лёха договорился, и ему знакомые сделали отопление на электричестве, залили
туда масло (отработки), и стало тепло. Знакомые еще сделали ему хитрую систему, и он по-
мимо счётчика гонял котёл.
Зимой Лена съездила к бабе Томе, она передавала Лёхе привет. В отремонтированном
доме бабе Томе было тепло, и она стала выглядеть лучше. Лёха собирался съездить к ней, но
никак не получалось: то одно, то другое….
Когда стало совсем тепло, Лена с дочкой переехала на дачу. Лёха сначала боялся за
них, но соседи там были хорошие, некоторые помнили его отца. Дядя Петя вспомнил и Лёху,
как они с отцом приезжали сюда.
В первый класс Клюковку пошли провожать всей маленькой и дружной семьёй. Лёха
смотрел на Аню с ранцем за спиной, с огромными бантами и с огромным букетом каких-то
больших, красивых цветов, выращенных Леной на их даче, и думал, как ему повезло в жизни
с людьми…. За какие такие заслуги ему это все – жена и дочь. И работа, которая приносит не
только деньги, но и удовлетворение. Как он это всё любил! Он смотрел и понимал, что его,
Лёхина, жизнь не проходит даром. Вечером они устроили Ане праздник.
Два года пролетели незаметно. Аня училась, Лена отвела её и в музыкальную школу.
Он, Лёха, работал и зарабатывал на всё, что нужно его семье, а Лена была хорошей хозяйкой,
и в доме было чисто, сыто и очень уютно.
Лёха был близок к своей мечте к машине! Началась перестройка. Лёхе подсказали,
что он может арендовать станок на заводе, сделать частное предприятие и работать офици-
ально. Теперь Лёха не прятался. Он ездил в магазин и не платил втридорога. Он подбирал
поршни и кольца, взвешивал и подбирал всё, как нужно, и народ шёл к нему. Но Лёха не
бросал свою основную работу, хотя теперь с работой были одни заморочки: начали распро-
давать завод, платить стало нечем, и зарплату не давали по три месяца. Ему говорили: тебе
что, денег не хватает, что ты из ОГМ не уходишь? Нет, они не понимали, а он не мог объяс-
нить, что если он уйдет, то предаст то, что его вывело в люди, «ту заводскую проходную….»,
и он никому ничего не объяснял.
Он арендовал два станка и работал. Как-то позвонила тётя Нина, сказала:
– Лёш, зайди.
Лёха поехал к ней. Тётя Нина сказала:
– Лёш, у Самуила Яковлевича есть новая девятка. Я хотела подарить её Валерке, но
ему, сам знаешь, машину нельзя, на второй день разобьёт. Лёш, тут такое дело… Сколько у
тебя не хватает? И она назвала цену машины.
Лёха прикинул, что не хватает не так уж много. Он сказал тёте Нине. Она подумала и
сказала:
– Лёш, ты мужик серьезный, так давай серьезно поговорим. Сэм уезжает в Израиль и
меня, как жену, берёт с собой. Мы три месяца, как расписались, и документы оформили. На
выезд у него там родные. Потом, Бог даст, и Валерку с Ольгой туда заберём…. Ох, мужики,
повезло вам с жёнами! Так вот. Мы тебе продадим машину и гараж, ты отдашь то, что есть, а
остальные будешь помесячно отдавать Валерке. Думаю, что года за два, два с половиной отдашь.
У Лёхи пересохло в горле, он сказал:
– Тётя Нин, дай водички. Так неожиданно….
– Ты что, не согласен?
– Да вы что! Просто растерялся от радости.
Через день они оформили документы на машину и гараж. Лене Лёха ничего не сказал,
деньги на машину он копил сам. Лена знала, что эти деньги на машину, и никогда ими не ин-
тересовалась, она верила Лёхе.
Гараж был замечательный, кирпичный, с подвалом и ямой и, главное, находился в де-
сяти минутах ходьбы или в двух трамвайных остановках. Машину Лёха разобрал, всё смазал,
проложил весь кузов, и она не стучала совсем. Он обработал салон, перебрал почти новый
двигатель, шлифанул головку, заменил кольца, и машина получилась – класс! Он купил чех-
лы в тон машине, отдал в ателье, ему прострочили, вложив поролон, и получились обалден-
ные сидения. В Москве купил импортную плёнку и затонировал стекла. Поменял лобовое
стекло, поставил в верхнем светофильтр, поставил бошевские противотуманки…. И когда он
её выгнал из гаража и помыл, то сам удивился, какая получилась Ласточка! Он попросил тё-
тю Нину, чтоб она пока не говорила Лене про машину, и она не сказала.
В апреле у них с Леной были дни рождения с разницей в три дня, и они отмечали
вместе. В этот раз Лёха собрал всех, и когда все уже приехали на дачу, он пошёл и торжест-
венно пригнал машину, он её вчера у дяди Пети спрятал. Эффект был потрясающий!
Лене исполнилось тридцать три года, она покрестилась, и теперь вся семья была кре-
щёной. Вечером, когда все разъехались, они вдвоём с Леной сели и выпили за то, что всё-
таки сбылась Лёхина мечта, и за то, что они нашли друг друга на этой Земле.
Лёха не мог уснуть всю ночь.
Глава 4
В мае Анютик закончила школьный год, и они все перебрались на дачу. Теперь Лёхе
было просто добираться на машине на работу. Да и по делам Лёха на всём этом экономил по
два-три часа в день. У Лёхи стало больше времени, он проводил его с Клюквой и Леной. Он
ковырялся на даче, сажал с Клюквой огурцы. Лёха сделал теплицу, и они с Анютиком поса-
дили помидоры и болгарский перец. Он купил книгу по выращиванию растений в закрытом
грунте, и по книге поливали, удобряли, защипывали и так далее. В июне их пригласил Вик-
тор Иваныч и за столом объявил, что его назначили в Министерство зам.министра и они
уезжают в Москву. Он подарил Аннушке, как он её называл, золотую цепочку с крестиком и
сказал:
– Храни тебя Бог, внучка.
Зоя Фёдоровна, его жена, молча вышла из комнаты. Вернувшись, принесла коробочку
с очень красивыми серьгами, с изумрудами и бриллиантами. Сев рядом с Аней, сказала:
– Вот это серьги моей прабабушки, ей на свадьбу муж подарил. Это семейная релик-
вия. Я мечтала, что дочке подарю, но родился Антон. Думала подарить снохе, но..... Так что,
внучка, они теперь твои. Носи и вспоминай бабушку Зою.
И положила в ладошку Анютика серьги.
– Если у тебя будет сынок, назови его Антоном, хорошо?
– Хорошо, - пообещала Клюква. - А кто это?
41
– Это наш сын, - сказал Виктор Иваныч, погрустнев.
– А где он? - не отставала Клюква.
– Его нет, Аннушка, - сказала Зоя Фёдоровна.
– А он уехал? - не унималась Аня. Лёха сказал:
– Аня, пойди, пожалуйста, займись чем-нибудь, хорошо?
– Ладно, - сказала она и стала играть с толстым ленивым котом Кузей.
Виктор Иваныч налил всем коньяка. Лёха сказал, что он за рулём, да и так-то он не
очень любит это дело. Все молча подняли рюмки и, не чокаясь, выпили. И тут Лёха понял,
что они за Антона пили. Он молча поднял рюмку и выпил. Они помолчали. Зоя Фёдоровна
пошла на кухню приготовить чай. Лена вызвалась помочь и тоже ушла. Клюква побежала с
ними. Виктор Иваныч сказал Лёхе:
– Ты, Лёх, береги их.
На следующий день Лёха, Лена и Клюква провожали Виктора Иваныча. За ним подъ-
ехала большая чёрная машина. Они присели на дорожку, потом расцеловались, пожелали
друг другу всего мыслимого и немыслимого, и машина увезла их из Лёхиной жизни.
Навсегда.
Глава 5
В этом году было жаркое лето, и они ходили купаться и загорать на карьеры. На даче
стали появляться свои, своими руками посаженные огурчики, зеленый горошек. На яблоньке
и сливах уже появились маленькие зеленые плоды, и они очень этому радовались. Особенно
этому была рада Клюква и с детской непосредственностью спрашивала:
– Пап, а когда у нас яблочки поспеют, мы отвезём бабушке Тамаре?
Лёха подумал, сколько ж он у неё не был в этой жизненной суматохе… Нехорошо,
ведь у неё никого, а он даже полчаса навестить не нашёл! Он подумал и сказал:
– Лен, а давай съездим к бабе Томе….
– Поехали, - сказала Лена.
Они собрались, по дороге купили торт и поехали к бабе Томе.
Она их встретила, как обычно, с причитаниями и не знала, куда посадить и чем уго-
стить. Они с Клюквой болтали целый вечер. Аня рассказала, что теперь у них есть машина и
дача, потом повторила тети Нинины слова: у нас теперь дом – полная чаша!
Вечером они поехали в город, у Клюквы 20 июля был День рождения, и они хотели
его отметить на даче. Оставалась неделя, и Аня боялась, что не успеет пригласить своих дру-
зей. Да и надо было что-то купить к столу детям…. Ну и себе, конечно, для шашлычка и ну,
там.... Была суббота, и они договорились вчера с друзьями, что они приедут к ним на дачу и
вместе пойдут купаться на карьеры и загорать.
Утром Лёха съездил на рынок. Клюква, как всегда, увязалась за ним. Они купили
большой арбуз, фруктов. Клюква выпросили чурчхелу, её продавала старая грузинка. Увидев
ребёнка, она встала и, что-то бормоча по-своему, нагнулась под прилавок. Потом с трудом
выпрямилась и что-то крикнула на своём гортанном языке молодому парню, тот принёс
сверток в пергаментной бумаге, отдал ей его. Женщина, разворачивая, сказала:
– Э, такой хороший девочка. - Повернулась к Лёхе, сказала:
Смотри, нэ обижай, грэх. У меня внука тоже есть, все боловник…. Она дэти, пуст себе
балует, виростэт, ешо успэет гора хлебнут…. На, мой дорогой, - и протянула Ане две нитки
чурчхелы, - на, он толко что привэзли, сапсем свэжий, такой кусный. И смотры, када кушат
станэш, язык тожэ не скушай, - и улыбнулась доброй улыбкой бабушки.
Нет границ, нет наций: все бабушки одинаково любят внуков, и неважно, какого у них
цвета кожа и какого цвета у них волосы. Лёха достал деньги. Женщина сказала:
- Эээ, зачэм дэнги, даеш не тэбеэ, дощьке дал. Убери, - и погладила светлое волни-
стое море Анюткиных волос...
– Спасибо, - сказала Клюква, и они поехали за мамой.
Лена ждала их у подъезда с двумя сумками.
– А это что, Лен? Да я подумала, что завезём на дачу, там рядом, чтоб потом меньше
таскать. Заедем и оставим….
Они поехали за друзьями. Люба и Серёга ждали их уже, они быстро погрузили их
сумку и поехали на карьеры. Заехали на дачу. Лёха отнёс сумки в домик, посмотрел, как
огурцы, сорвал свежих огурчиков, лучку и укропчика с петрушкой, вымыл. Подъехал Валер-
ка с Ольгой. За рулём была Ольга, и они поехали вдоль забора, ограждавшего дачные участ-
ки, поехали к воде. Лёха поставил машину в тенёчек метрах в десяти. Они расстелили два
одеяла и пошли купаться. Побултыхавшись, Лёха стал учить Клюкву плавать, но она боя-
лись, что утонет. Лёха сказал:
– Не бойся, я с тобой, рядом…. Подожди, - вспомнил Лёха, - я ж на той неделе новую
канистру для бензина купил….
Он пошёл к машине, достал канистру и стал учить Аню, как когда-то его учил отец,
только тогда была не канистра, а просто кусок бревна. Аня взялась за ручки канистры и, бул-
тыхая ногами, стала плавать. Лёха потихонечку, незаметно для Ани, отодвигал её от берега.
И когда ему стало по шею, он сказал:
– Ну, теперь давай попробуй без канистры, - и соврал:
– Здесь мелко.
Клюква верила ему безоговорочно. Она отпустила канистру и, колотя руками и нога-
ми, стала держаться на воде. Лёха стоял рядом и был готов в случае чего схватить её, но она
проплыла метров пять в сторону берега, где действительно было мелко. Она встала на дно и
стала отплёвываться и тереть глаза. Когда прошёл шок, она стала радостно скакать и громко
кричать:
– Я теперь умею плавать! Вот, смотри! - и она легла на воду, нещадно колотя руками
по воде, и ей удалось проплыть несколько метров.
Счастью не было предела! Клюква побежала с криком:
– Мама, мама, я плавать умею! Пойдём, покажу.
– Хорошо, - сказала Лена, - пойдём, только ты немного согрейся.
Аня накинула полотенце и стала с нетерпением ждать, пока они поедят. От нетерпе-
ния она отказалась от арбуза и ягод.
– Мама, ну я уже согрелась, пойдём, я тебе покажу, как я плаваю.
Все с шутками пошли смотреть, как она будет плавать. Лена сказала:
– Аня, только вдоль берега.
– Хорошо. Только пусть папа мне не помогает, пусть он на берегу стоит.
Лёха подошёл к самой воде, но в воду не полез. Аня проплыла метров десять, потом
выскочила из воды.
– Видели, видели, как я далеко плавала?

Все дружно согласились, что она очень далеко проплыла, и она поплыла в другую
сторону. Потом все лежали, ели арбуз, и Аня, гордая своей победой над водной стихией, то-
же сидела с ними и ела арбуз, стуча от холода зубами, но готовая в любую минуту снова
пойти купаться. Потом играли в бадминтон на вылет, и победила Лена! К вечеру все устали
от воды, солнца и свежего воздуха, всех тянуло в сон. Стали собираться домой. Договори-
лись, что двадцатого числа все после работы соберутся на даче.
Валерка с Ольгой уехали первыми. Они обещали передать тёте Нине приглашение на
Анин День рождения и ну там – на шашлычок-машлычок и всё, что к этому прикладывается.
Договорились так: утром Лёха привезёт Аниных друзей, а потом отвезёт. А обратно захватит
тех, кто без машины. На ночь всех разместят на даче. Когда стали загружаться в машину,
Лёха увидел, что с машины украли щётки.
– Вот, гады, - сказал он.
На небе появились маленькие тучки, и они решили уезжать побыстрей. Они сели в
машину. Лена села на переднее сиденье, а Аня, Люба, Серёга сели на заднее.
Они въехали в город. И тут ливанул дождь. Лёха включил дворники, но только повод-
ки царапали стёкла. В машине все уснули, и Лёха думал: здорово, вот он, Лёха, везёт самых
дорогих на свете ему людей, Лену и Аню. Он видел, как по примыкающей улице к дороге
подъезжала машина-поливалка. Лёха посмотрел в зеркало заднего вида. Сзади на него ехала
белая «волга», а слева громыхал трамвай. Он перевёл взгляд вперед и прямо перед машиной
увидел выезжающую поливалку…. Он резко нажал на тормоза, но дорога была мокрая, и
машину потащило вперед. Лёха успел только крикнуть:
– Держись!!!
Страшный удар последовал в тот же момент. На секунду Лёха потерял сознание, уда-
рившись о руль грудью. Очнувшись, Лёха повернулся и крикнул:
– АНЯ!
На заднем сидении увидел испуганные бледные лица. Он посмотрел на Лену. Она
спокойно сидела и как будто спала, только тоненькая струйка крови появилась в уголках губ.
Лёха закричал:
– ЛЕНААА, - но она не отвечала.
Он выскочил из машины и подбежал к её двери. Дверь заклинило. Он пытался от-
крыть её, но она не открывалась. Он схватился за приоткрытое стекло и сломал его.
– Лена, Лена, - тормошил он жену, но в ответ появились стуйки крови из ушей.
Лёха открыл заднюю дверь и крикнул:
– Бегите звоните в скорую!
На него испуганными глазами смотрела Люба. Опомнившись, Сергей побежал на дру-
гую сторону дороги к таксофону. Аню рвало. Она плакала и звала:
– Мама, мамочка, - но её рвало, и она плохо стояла на ногах.
Люба пришла в себя и только тогда поняла, что произошло. Она усадила Аню на тра-
ву, отведя от дороги.
Лёха подбежал к водовозке с желанием разорвать водителя, но того в кабине не было.
Раздалась сирена скорой, машина приехала быстро. Они помогли Лёхе сломать дверь и вы-
тащили Лену из машины. Пощупали пульс, положили на носилки, погрузили в машину и с
сиреной уехали.

Через пару минут приехала еще одна машина скорой. Они забрали Аню. Люба поеха-
ла с ней. Сергей отказался ехать, он остался с Лёхой. И только теперь Лёха почувствовал, что
при каждом вдохе невыносимо болела грудь, он не мог кашлянуть, от боли темнело в глазах.
Приехала машина ГАИ. И тут с той стороны дороги подошёл шофёр, мужик лет шес-
тидесяти, весь белый от страха, с трясущимися губами и руками. Гаишники стали вымери-
вать тормозной путь, опрашивать свидетелей. Потом Лёху и мужика повезли на экспертизу.
Экспертиза установила отсутствие алкоголя. Их привезли назад, Серёга ждал. У них отобра-
ли права и выдали справки. Лёха спросил, в какую больницу скороя поехала. Гаишник отве-
тил, что в четвёртую. Мужик как-то незаметно юркнул в машину и уехал. Гаишники вызвали
эвакуатор, но Лёха не стал его ждать, остановил такси, и они с Сергеем поехали в больницу,
бросив машину. Было уже темно. Когда Лёха зашел в приёмною 4-ой горбольницы, врачи
переглянулись.
– Вы присядьте….
– Где они? - спросил Лёха, не обращая внимания на приглашение, и сморщился от бо-
ли в груди.
– Вы сядьте. Жена в операционной, и сейчас я ничего не могу вам сказать.
– А Аня, - спросил Лёха, - с ней что?
– Ну, с девочкой ничего страшного, у неё сотрясение мозга, но не сильное, через не-
делю забудет…. Так что с девочкой всё нормально.
– А с ней женщина была, с ней что?
– Ничего, только испугалась и ногу немного ободрала. Она минут сорок, как ушла.
Серёга, стоявший сзади, спросил, можно ли позвонить. Врач подвинул телефон.
Врач сказал, обращаясь к Лёхе:
– Вас надо осмотреть. У вас что болит?
– Да вот, - сдавленно ответил Лёха, показав на ребра.
– Снимите рубашку.
Лёха снял, кривясь. Пришёл травматолог, посмотрел и сказал, надо на рентген, и Лёху
уложили на каталку и повезли на рентген. Посмотрев снимки, врач сказал:
– У вас перелом рёбер, два правых и одно левое ребро. Надо в травматологию.
– Нет, - сказал твёрдо Лёха, - не лягу.
– А зря, - сказал врач. – Ну, идём со мной.
И пошли в гипсовую. Там врач плотно забинтовал Лёху и сказал дома купить эла-
стичные бинты и забинтоваться. И обязательно сходить к хирургу.
До Сергеева дома было недалеко, и они потихоньку добрались. Там уже сидели Ольга
и Наталья, Ленины подруги, и плакали.
– Лёх, Валерка сейчас приедет. Он в институте, что-то у них там с опытами не полу-
чается. Лёха тяжело спросил:
– Водки нет?
Люба достала бутылку коньяка. Лёха молча налил 350-граммовую кружку и залпом
выпил. Не глядя ни на кого, налил остатки и допил. Потом сел и заплакал.
На следующий день они пошли в больницу. Лёхе было плохо с непривычки, похмелье
мучило, во рту было сухо. Они зашли в больницу. Там уже была тётя Нина и разговаривала с
врачом. Увидев Лёху, они замолчали. Лёха подошёл и просто – напрямую – спросил у врача:
– УЙДЁТ? ....
Врач молча кивнул головой. Лёха спросил:

– Можно проститься?
Врач тяжело посмотрел на Лёху и сказал:
– Пойдём.
Они зашли в палату. Лена лежала вся в каких-то трубках. Рядом работала помпа ис-кусственного дыхания и дышала вместо его Лены. Этот бездушный аппарат дышал тем воз-
духом, которым должна была дышать Лена, его Жизнь, его Судьба. Лёха окаменел и стоял,
тупо бормоча:
– Лена…. Леночка…
Он подошёл, наклонился и поцеловал её ноги.
Через двадцать минут из палаты вышел старый, сутулый, седой человек.
Глава 6
Не видя никого, он вышел на улицу, сел на лавочку и сказал:
– Серёг, дай закурить.
Курить он не умел, но, не замечая ничего, курил одну за другой сигарету. Его о чём-то
спрашивали, а он не понимал, о чём, и молчал. Потом спросил:
– Где Аня лежит?
Они пошли к Анютику. Аня лежала в палате с двумя женщинами. Увидев Лёху, они
вышли из палаты. Аня обрадовалась, посмотрела на Лёху и спросила:
– Папа, что с тобой? Ты чего такой?
Лёха посмотрел ей в глаза и сказал:
– Да, Анют, устал просто.
– А как мама?... Где она?...
Лёха лихорадочно думал, сказать или нет, и неожиданно для себя сказал:
– Всё нормально…. Просто я в Москве договорился с хорошим врачом, и её туда от-
везли. Сама понимаешь… Там, в больнице, у меня знакомый врач, и ей там будет хорошо.
– Пап, а ко мне все приходят, игрушки приносят… – Вот, смотри. И она показала с
десяток всяких игрушек.
Лёха посмотрел и в первый раз за эти дни улыбнулся вымученной улыбкой. Улыбнул-
ся своему Анютику, единственному родному человеку, оставшемуся у него на этой Земле.
У больницы его ждали тётя Нина и Люба с Сергеем.
– Лёш, поедем к нам, - сказала тётя Нина, - наверное, стесняешь людей….
– Да вы что, - сказала Люба, - пусть у нас побудет. Тут и больница рядом.
Лёха сказал, что он побудет у Любы. Тётя Нина отдала пакет с коньяком и всякими
рыбными нарезками. Они договорились, что созвонятся.
Пришли к Сергею, выпили, и Лёха опять закурил. У них кончался коньяк, и Серёга
принёс водки. Потом приехали Валерка с Ольгой и тоже привезли коньяк. Лёха пил и не
пьянел, а просто тупел. Его уложили спать. Во сне он повернулся и проснулся от резкой бо-
ли. Он попытался встать, но опять – как косой по рёбрам. В комнату зашёл Сергей.
Давай, помогу, - сказал он и потихоньку помог ему встать.
Лёха умылся и зашёл на кухню. Там сидела Наталья и звонила в больницу.
– Ну как? - спросил Лёха.
– Всё по-старому, - сказала Наталья.
Ольги с Валеркой уже не было. Лёха спросил:
– Выпить нечего? Наталья сказала:
– Лёх, может не надо?
– Надо, - сказал Лёха.
Наталья сказала, обращаясь к мужу:
– У нас там в холодильнике, сходи…. Они жили в соседнем доме.
Они звонили в больницу через каждые два часа. В одиннадцать часов вечера Наталья
позвонила, и Лёха по её лицу понял: ВСЁ!
Он вышел на улицу, отошёл от дома и завыл, завыл как зверь.... Он не мог выразить
своё горе и завыл от бессилия и осознания того, что ЕЁ больше НЕТ. Он присел на корточки,
обхватил голову и выл, выл, выл…. Подошли Наталья с Любой.
– Пошли, Лёш, пошли домой…
Лёха безразлично поднялся. Девчонки взяли его под руки и повели обратно к Любе.
Лёха послушно шёл. Он только спросил, есть ли выпить. Водки не было, но Серёга пошёл и
принёс литр водки. Лёха выпил целый стакан. Люба сказала:
– Лёх, отдохни, завтра тяжёлый день.
Он лёг, но не мог уснуть. Он спросил у Любы снотворного. Люба сказала:
– Лёх, после водки?
– Давай, - сказал он.
И провалился в тяжёлый сон, как в яму.
Утром Лёха умылся, пришёл в себя: у него не болела голова, но в голове вместо моз-
гов была вата. Какое-то безразличие ко всему. Он был там, в палате, рядом со своей Леной, а
вокруг просто что-то шевелилось и говорило. Они поехали домой за документами. Лёха снял
с книжки большую сумму денег, они заехали в детский мир, и Лёха купил огромную смеш-
ную собаку. У Анютки завтра День рождения.
Они поехали в больницу, и Лёха пошёл к Ане. В палате уже знали про Лену. Лёха по-
дошёл к медсестре и попросил, чтоб Ане ничего не говорили. Потом пошёл к врачу и попро-
сил завтра выписать Аню. Он договорился с Натальей, что они отвезут Аню на время похо-
рон к ней на дачу. Там были её мать и дочь Кристина. Они дружили с Аней. Врач сказал,
правильно, пока ничего говорить не надо, пусть хоть дня три отдохнёт.
Лёха пошёл к Анютику. Он подарил ей собаку. Собака оказалась почти одного роста с
ней, и Анютик радовалась этой собаке, а Лёха елё сдерживался, чтоб не заплакать. Он сказал:
– Клюква, завтра я за тобой приеду, и мы поедем к Кристине.
– Пап, а можно я с собой собаку возьму?
– Конечно, можно.
– Пап, а ты маме звонил, как она?
Лёха отвернулся к окну, сделал вид, что что-то рассматривает и не слышит вопроса,
но она опять спросила. Лёха сказал, что с мамой не разговаривал, но врач сказал, всё нор-
мально. Потом он поцеловал Аню и ушел, сказав:
– Анюта, собирайся, завтра за тобой приеду.
Лёха вышел из палаты и пошёл вниз, там стояли Люба с Натальей. Они были в морге
и отдали Ленин паспорт и заключение о смерти. Поехали домой, и женщины стали выбирать
одежду, чтоб отвезти в морг. Лёха переоделся и выпил полбутылки коньяка, который стоял в
холодильнике. Он хотел остаться дома, но Наталья сказала Лёхе: поедем, один с ума сой-
дёшь. Но он остался, и они уехали. Лёха опять пил. Он отдал деньги женщинам, и они всё
устраивали, Сэм их везде возил. 20-го июля, в день рождения, Лёха с Сэмом отвезли Аню на
дачу к Кристине. А потом Лёха пил и пил, плакал и пил. Как прошёл день похорон, Лёха
плохо помнит. Вернее, помнит, но как-то смутно. Помнит, что народу было столько, что тётя
Нина куда-то звонила, и приехали два больших «икаруса» вдобавок к тому, что автобус и ка-
тафалк уже стояли у морга. А люди всё шли и шли…. Уже гроб утопал в цветах, а их несли и
несли…. Лёха вышел из морга и подошёл к тёте Нине.
– Тётя Нина, налей немного.
Тётя Нина достала плоскую 150-граммовую бутылочку коньяка и протянула Лёхе,
достала пару конфет, сказала:
– Лёш, не жалко, но сам смотри, держись…. Столько народу! Если напьёшься, будет
неприлично….
– Да, я понимаю…. Вот странно, - сказал он, - вроде и жили как-то тихо, а народу….
Откуда, не могу понять. Ну, вот это наши заводские, это из Лениного училища, - показал Лё-
ха на молодых женщин. Там была и Наталья. Она сказала, что девчонки приехали отовсюду.
Лену любили за её характер. Был почти весь их выпуск, несколько групп. Стояли друзья,
приехали родственники, но Лёха почти ни с кем не разговаривал, просто поздоровался. Он
уже не мог слышать: ой, Лёшенька, как же это случилось-то, и в тысячный раз отвечать. Тётя
Нина сказала:
– Лёш, одного зала на всех не хватит (они сняли банкетный зал в ресторане). Что де-
лать-то, Лёш? Может, весь ресторан закроем? Да если ещё подойдут, то не знаю, как размес-
тим. Лёха смотрел на нее и не понимал, о чём она говорит. Нет, он слышал и понимал слова,
но связать их в одно не мог. Он сказал:
– Тётя Нин, делай, как считаешь нужным, ты плохо не сделаешь.
На кладбище поехали не все, но и тогда в автобусах некоторые стояли, и сзади ехал
еще караван машин в пятнадцать. Сан Сеич (Александр Алексеевич Сергеев, заслуженный
тренер СССР) договорился с гаишниками, и они выделили две машины для сопровождения.
На кладбище что-то говорили, жали ему руку, но таблетки, алкоголь, бессонные ночи и нер-
вы сделали своё дело. Его, постаревшего и поседевшего за несколько минут, узнавали не все:
– Алексей, это ты?
Лёха был как зомби и повторял, как заевшая пластинка:
– Спасибо…, ну, что теперь делать…, спасибо, что пришли….
Он не видел людей, которым это говорил. Его обнимали и похлопывали по плечу, и
он тоже похлопывал, не понимая, кто это. Они все сейчас были для Лёхи на одно лицо.
Лёха стоял и держал свечу. Все начали прощаться. Выстроилась длинная очередь к
гробу. Не отходя от гроба, причитала нараспев по-старушечьи баба Тома, разрывая и без того
истерзанную душу. Казалась, если б не бинты, стягивающие Лёхину грудь, то сердце выско-
чило бы из неё вместе с душой. Лёха стоял у гроба и смотрел на это родное до разрыва души
лицо. Он его впитывал в себя, и оно отпечаталась у него в душе на всю оставшуюся жизнь,
как барельеф на памятной доске. Заканчивалась очередь из прощавшихся, к воротам клад-
бища с сиреной подлетел ГАИшный автомобиль, за ним, плавно покачиваясь на ямах, подъе-
хал чёрный лимузин. Из него вышли маленькая, сгорбленная, вся в чёрном женщина, в руках
у неё были цветы, и представительный мужчина в чёрном костюме. За ними шёл человек,
неся большой венок из живых роз. Лёха скорей догадался, чем узнал: это шли Зоя Фёдоровна
и Виктор Иваныч. Народ посторонился, и они подошли к гробу, постояли, венок положили,
цветы и подошли к Лёхе.
– Лёха, не уберёг своё счастье…. Эх, Лёха, теперь держись: у тебя дочь осталась….
– У меня, Виктор Иваныч, землю из-под ног выбили и сейчас туда Лену зароют. Не за
что мне теперь держатся! Нет моей опоры, а без неё я ничто.
– Лёшенька, - сказала, вытирая слезы, Зоя Фёдоровна, у тебя теперь двойная ответст-
венность перед Аннушкой, за себя и за Лену.
Гроб опустили в могилу, и комья земли застучали по Лёхиному, сердцу отдаваясь
смертельным эхом в душе. Как проходили поминки, Лёха не помнит. Он выпил три положе-
ние рюмки и попросил тётю Нину, чтоб она всё сделала, как надо. Подошла Наталья. Она
тоже эти дни не присела ни на минуту, все похороны были на ней, Любе и тёте Нине.
– Лёш, езжай домой, мы всё сделаем. А родню скоро привезём (Виктор Иваныч уехал
раньше). Тётя Нина сказала Валерке, и он отвёз на такси Лёху домой. Он хотел остаться с
ним, но Лёха попросил:
– Валер, извини, но я хочу побыть один, собраться с мыслями.
Валерка уехал обратно.
Лёха, не раздеваясь, лёг на диван. На кровать он лечь не мог, он помнил там Лену.
Глава 7
Проснулся он только на следующий день.
Собирались на кладбище. Лёха встал, попросил тёщу сварить куриного бульона и по-
лез в ванну. Он не любил сидеть в ванне (сидишь, как селёдка в собственном соку, говорил
он), но стоять сил не было. Он сел в ванну с стал доводить воду до такой температуры, чтоб
пропотеть. Он сидел минут 20-30, потом ополоснулся прохладной водой, побрился надел
чистое бельё, накинул халат и вышел на кухню. Тёща уже накрыла на стол. Тесть сидел хму-
рый: что-то ему вчера не понравилось, он всегда пытается всем навязать свое мнение (по
этой причине они мало общались). На столе стояла открытая бутылка водки и какие-то за-
куски, видимо, оставшиеся от вчерашнего стола. Лёха пить отказался. Он попросил тёщу, и
она налила ему большую чашку бульона. Лёха выпил бульон и почувствовал голод. Плотно
поев, он стал собираться на кладбище.
Тётя Нина звонила сегодня и сказала, что к десяти часам она с Ольгой подойдёт,
подъедут люди и подадут автобусы. Они поедут на кладбище. Народу оказалось больше, и
Валерка пошёл за машиной. Лёха не хотел ехать на кладбище. Он боялся увидеть могилу. Он
не верил до сих пор в произошедшее, ему казалось, что ему вот-вот скажут: здорово мы тебя
разыграли, и Лена выйдит из-за дерева, улыбаясь своими миндалевидными голубыми глаза-
ми. И он боялся узнать, что это – правда!
На кладбище Лёха выпил и попросил отвезти его к Наталье на дачу, к Ане. По дороге
он купил и выпил четвертинку для смелости и пошёл к Ане. Она бежала к нему с раскину-
тыми руками и не знала, что это последние секунды, когда у неё есть мама, её, Анина мама,
мамочка, самая добрая, самая красивая, самая любимая, самая, самая! Он собрал всю свою
волю, обнял, поднял, поцеловал и прижал к себе Аню.
– Аня, послушай меня, Аня… - Лёха подбирал слова, хотел как-то подготовить, но не
смог и сказал:
– Аня, у нас нет больше мамы.
Аня закричала:
– Нет, папочка, нет! Это неправда! – и, уткнувшись ему в грудь, заплакала.

Валерка не выдержал и тоже заплакал. Обратно они ехали в полной тишине, только
были слышны тихие Анины всхлипывания. Она прижалась к Лёхе, обняла его за шею и без-
звучно плакала.
Вечером с тёщей и тестем стали решать, как дальше жить. Они хотели, чтобы Аня по-
ехала с ними, но Аня сказала:
Я никуда не поеду. Я не оставлю папу одного. Мы будем жить вдвоём, вот и всё.
Больше я не хочу от вас это слышать. Если вы меня любите, то, пожалуйста, не трогайте нас
с папой, я от него никуда не поеду!
                Часть третья. Собака
Глава 1
Хозяин погладил рукою
Лохматую, рыжую спину...
– Прощай, брат, хоть жаль мне, не скрою,
Но всё же тебя я покину...
Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Скрывался в вагонах экспресса.
Собака не взвыла ни разу,
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
Почти с человечьей тоскою...
Старик у вокзального входа сказал:
– Что, остался, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы,
А то ведь простая дворняга!
Забывши про все передряги,
В вагонах курили, дремали...
Здесь, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.
Не думал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мигающим светом
Собака бежит, задыхаясь.
Упавши, кидается снова!
В кровь лапы о камни разбиты!
И выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти открытой...
Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела...
Труп волны снесли под коряги...
Старик! Ты не знаешь природы.
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце – чистейшей породы!
/Эдуард Асадов/
                Лёха очнулся от забытья от того, что кто-то тёр чем-то мокрым по лицу. Лёха открыл
глаза. Над ним стояла собака и слизывала слёзы с его лица. Он закрыл глаза, думая, что это
какое-то наваждение, открыл снова, но собака не пропала, она по-прежнему лизала ему лицо.
Лёха хотел прогнать собаку, но во рту всё пересохло, и язык не ворочался, а губы совсем
распухли, и он не мог выдавить из себя ни звука. Он попытался сесть. Собака отошла и села.
С третьей попытки Лёхе удалось сесть. Язык во рту не помещался, и он не мог даже сглот-
нуть. Он помычал и потянулся за водкой, но, почувствовав что-то в кармане, засунул руку в
боковой карман: там была бутылка пива. Лёха с трудом стал припоминать, что с ним вчера
произошло. Подтверждением воспоминаний были разбитые губы. Лёха достал пиво, открыл
его и с жадностью стал пить. Оторвавшись от бутылки, он полез за сигаретами, закурил, ещё
отпил пивка и посмотрел на собаку. Та сидела и смотрела на него. В тусклом свете дворового
фонаря он увидел небольшую рыжую дворняжку с большими, наполовину стоявшими уша-
ми. Лёха спросил у неё:
– Ты откуда взялась?
Собака встала и несмело махнула хвостом. Лёха нащупал в кармане хлеб, спросил,
отламывая кусок:
– Будешь? - и бросил ей.
Собака подобрала кусок и с благодарностью посмотрела на Лёху. Ещё раз махнула
хвостом и принялась жадно есть хлеб. Лёха отломил еще небольшой кусок и протянул соба-
ке. Та подошла и боязливо взяла кусок, настороженно глядя на Лёху. Лёха тяжело вздохнул:
– Да не бойся, ты такая же, как и я, бродячая душа.
Собака как будто поняла и подошла к Лёхе, положила морду ему на колени. Лёха по-
гладил её, и собака посмотрела на него своими красивыми добрыми глазами. Лёхе от этого
взгляда, словно бритвой по сердцу, полоснуло острое чувство одиночества, и в голову при-
шла сумасшедшая, пьяная мысль: это Ленина душа вернулась к нему в таком обличии. Он
обнял собаку за голову и прижал её к себе. Собака не сопротивлялась, она лизнула его руку и
прижалась к нему. Из Лёхиных глаз стали течь слезы. Пьяные ли были эти слезы, или плака-
ла его истерзанная душа? Лёха докурил сигарету, допил остаток пива и с трудом встал. Он
поднял на треть полную бутылку водки, сунул её в карман и медленно пошёл, покачиваясь,
со двора. Сзади, поджав хвост, за ним шла небольшая рыжая дворняга с полустоячими уша-
ми и чёрной полосой на спине.
Глава 2
В сентябре Аня пошла в школу. На лето её брал с собой на сборы Сан Сеич. Елена
Николаевна, жена Сан Сеича, тоже была тренером, и они тренировали молодёжную сборную
девочек по байдарочному спорту. У них было две дочери. С одной из них, со старшей Оль-
гой, Аня ходила в детсад, в одну группу, потом училась в одном классе. И они забрали Аню
на сборы, а потом на дачу. Дача у них была настоящая, на берегу Волги. Деревенский сруб
они обложили кирпичом, отстроили двухэтажную баню. На втором этаже был бильярд и
стояло два дивана – на случай, если вдруг кто приедет, и в доме не хватит места. Но дом был
большой, и обычно места хватало человек на десять. Они были очень гостеприимные люди, у

них постоянно кто-то гостил. Они всегда помогали всем в трудную минуту. Вот и тогда Еле-
на Николаевна сказала:
– Лёх, пусть Аня у нас побудет, она с девчонками побегает, отвлечётся, ты с мыслями
соберёшься….
Так и решили. Но Лёха стал глушить свою тоску водкой, начал курить. На работе у
него пока всё было нормально, но он стал задерживать заказы: то с похмелья не пойдёт на
работу, то там напьётся. И народ стал потихонечку переходить к другим расточником. Лёха
думал: ерунда, вот приедет Аня, и всё брошу, а народ…, ну, что народ, снова пойдет…. Меня
ведь знают. Ну, подумаешь, сорвался, ведь, не просто так сорвался, - думал он, наливая оче-
редные сто грамм.
В конце августа он поехал к Сан Сеичу на дачу. Купил торт, два больших арбуза, вод-
ки и договорился с Валеркой, что тот его отвезёт, а через день приедет за ним. На даче был
один Сеич. Он сказал, что все пошли за грибами и, наверное, скоро придут. Лёха предложил
выпить. Они пошли на улицу под навес, сорвали зелени, нашли большие уже, желтые огурцы
ещё что-то и расположились под навесом. Огород, благодаря Елене Николаевне, у них был
отменный. Лёха увидел на грядке кабачки в густой зелени листьев. Он взял арбузы и поло-
жил их туда, прикрыв листьями. Получилось, что арбузы растут на грядках вместе с кабач-
ками. Они посидели. Сеич сказал, что они тоже скоро приедут в город, надо девчонок в шко-
лу собирать. Лёха задумался: ведь ему тоже надо что-то покупать Ане в школу. А что, он не
знал. Этим всегда занималась Лена, а он только ходил с ними на школьный базар и носил
книги, тетради, учебники и всё остальное, что Лена с Аней покупали. Теперь предстояло это
делать ему, но что и как?
Громко переговариваясь и смеясь, пришли грибники. Они набрали грибов и теперь
упрашивали Елену Николаевну научить их солить грибы. Увидя Лёху, они замолчали. А Аня
бросилась к нему, поцеловала и стала с гордостью показывать, каких грибов она набрала,
комментируя каждый гриб, где он был найден, и как она его доставала из-под ёлки. Лёха
слушал и смотрел на неё, думая, что больше у неё нет никого, и что он обязан сделать её сча-
стливой…. Потом он попросил детей показать ему огород. Дети с удовольствием показывали
ему грядки моркови, свёклы, объясняли, что этот укроп надо сушить, а потом класть в соле-
ние. Лёха потихоньку подводил их к кабачкам. Дети стали ему говорить, что здесь есть бе-
лые кабачки и зеленые с полосками, длинные такие. Лёха показал на арбуз, спрятанный в
ботве, и спросил:
– А этот почему круглый?
У детей округлились глаза, они остолбенели, потом дружно побежали к Елене Нико-
лаевне и с криками «Там арбуз вырос, там арбуз вырос!» притащили её к кабачкам. Лёха по-
тихоньку сел под навес и молча стал наблюдать. Сначала они показывали и говорили, что он
вот тут рос, но они его унесли. Потом они нашли еще один. И тут Елена Николаевна сама
пришла в замешательство, а дети тащили арбузы…. Она сама прошла по грядкам, поднимая
листья, но больше не нашла, и в замешательстве подошла к столу. В это время дети перево-
рошили и перетоптали всю грядку.
– Саш, спросила, Елена Николаевна, обращаясь к Александру Алексеевичу, - ты что
ли арбузные семечки сажал?
– Какие семечки? - удивился Сеич!
– Да вот, не пойму сама, откуда там арбузы.
Сеич всё понял и засмеялся:
– Да это Лёха привёз арбузы и на грядку положил. Елена Николаевна повернулась к
Лёхе и с напускной сердитостью сказала:
– Дать этому Лёхе в глаз надо! Посмотри, ведь дети всю грядку разрушили!
И действительно: на месте аккуратной ровной грядки была истоптанная земля с ку-
чей вырванных стеблей кабачков.
Лёха провёл весь следующий день с детьми. На следующее утро приехал Валерка, и
они уехали. Договорились, что Сеич привезёт Аню в город.
Глава 3
За последнее время он первый раз пожил в дружной семье и чуть-чуть согрелся ду-
шой. Он убрался в квартире, выбросил мешки пустой посуды, накопившейся за то время, по-
ка не было Ани и он пил. Пропылесосил, вымыл полы, протёр пыль, выветрил противный
запах табака, въевшийся в ковры и занавески, забил холодильник продуктами. Позвонил Ва-
лерке и попросил Ольгу помочь собрать Аню в школу. Ольга сразу согласилась и сказала,
что как только Аня приедет, они с ней всё купят, Валерка их повозит по школьным базарам.
Лёха поехал на работу, зашёл в бухгалтерию (надо было за аренду станков платить).
Бухгалтер, приняв оплату и выдав приходный ордер, сказал:
– Ты вот что, Лёш…. Ты знаешь, что через месяц у тебя аренда заканчивается? А на
эти станки уже рты пораскрывали, ждут, когда срок аренды закончится. Ты-то на работе не
появляешься…. Давай-ка быстро перезаключим договор, пролонгируем, пока эти не чукну-
лись. На вот, пиши бумагу и к заму, потом ко мне. Лёх, это надо сделать сегодня, а то, не дай
Бог, кто из блатных залезет. Их вон теперь ползавода – братья, сватья, девери да шурины.
Пока у тебя срок аренды не закончился, ты имеешь право на первоочерёдность. А то потом
борись с ними!
Лёха написал бумагу, приложил квитанции об оплате и пошёл к заму. Тот подписал,
не глядя. Потом он сходил в юридический отдел, и там напечатали бумагу о пролонгации до-
говора на пять лет. На следующий день Лёха вышел на работу и ужаснулся: почти весь инст-
румент – резцы, фрезы, расточные камни – всё пропало. Лёха начал собирать всё снова. Дал
объявление в газету: «После ремонта возобновилась расточка блока цилиндров и шлифовка
гшоловок блока». А сам пошёл на блошиные рынки и в магазины покупать инструменты.
Глава 4
Приехала Аня. Они с Ольгой купили всё, что надо в общеобразовательную и музы-
кальную школу, и Аня пошла в школу. Утром Лёха будил её, готовил завтрак и отправлял в
школу, потом ехал на работу. Но на работе дела шли не очень, и Лёха, вместо того, чтоб
ждать клиента на работе, вывешивал номер телефона и шёл домой. По дороге он брал бу-
тылку, и, пока Аня была в школе, готовил, стирал и пил.
Заказчиков становилось всё меньше, а времени всё больше, и Лёха стал погружаться в
эту пьяную трясину. Он уже не провожал Аню в школу, не интересовался её отметками. Она
бросила музыкалку, и это ничуть не огорчило его, а даже наоборот, одной заботой меньше.
Участились и удлинились Лёхины запои. Аня очень жалела отца и никому не говорила, что у
них происходит дома. А дома начинался ужас! Лёха совсем перестал ходить на работу, день-
ги кончались. Теперь Аня приходила из школы и шла в магазин. Потом пьяный Лёха коман-
довал, что надо делать, и Аня неумело чистила картошку, обжигая руки, высыпала горячие
макароны в дуршлак и потихоньку плакала. А когда Лёха засыпал, она его раздевала и сквозь
слезы молилась, как могла: «Боженька, помоги папе, пусть он не пьёт! Ну, пожалуйста, по-
моги ему! Ведь он хороший!».
А Лёха, как водолаз, продолжал своё погружение на дно. Он шёл в магазин, покупал
десять бутылок водки, прятал их от Ани и пил. Бриться он уже давно перестал и одевался
как попало. Не было уже того счастливого человека. Лёха пил и плакал по своей судьбе.
Плакал об отце, о матери, о Лене, о Клюковке….
Аня закончила полугодие с тройками. Лёха был пьяный, когда Аня показала ему
дневник, он ударил её наотмашь дневником по лицу. Аня ойкнула и заплакала, обняв Лёху за
шею.
– Папочка, милый, не пей! Ну, пожалуйста….
У Лёхи случилась истерика. Он кричал, что дети учатся, стараются, а она не хочет и
музыкалку бросила…. Аня сидела и горько плакала. Она плакала от Лёхиной несправедливо-
сти, оттого, что ей было очень его жалко.
Лёха выпил стакан водки и уснул за столом. Аня позвонила Валерке, и они с Ольгой
приехали, начали что-то говорить Лёхе. Лёха выгнал их. С ними уехала и Аня.
Лёха пил, пил, пил и уже не помнил, где Аня, и не думал об этом. Он думал, где взять
денег на водку. Как-то к нему приехал Вадик, хитрый, скользкий мужик. Его за что-то вы-
гнали из такси, и тесть устроил его на завод. Он начал уговаривать Лёху отказаться от стан-
ков: мол, Лёх, ну, зачем они тебе, только аренду платишь! Лёха почувствовал что-то нелад-
ное и насторожился. А Вадик продолжал всё Лёху упрашивать. Лёха не соглашался. Тогда
Вадик пошёл в магазин, купил водки пару литров, закуски и пришёл обратно. Но Лёха твер-
до решил, что станки он не отдаст. Это он просто так, немного запил, а вот Аня в школу по-
сле каникул пойдёт, и он сразу бросит пить, и у них всё наладится. Вадик всё наливал и уго-
варивал. Когда они были уже пьяные, пришла Ольга и выгнала Вадика. Ольга начала упре-
кать Лёху в пьянстве, сказала:
– Потеряешь дочь.
Это подействовало на него! Он сказал:
– Оль, пожалуйста, купи мне пять бутылок пива. Я закроюсь и буду потихоньку выхо-
дить. Дня за три-четыре выйду, а то Ане в школу. Я тогда палку перегнул. Ты, Оль, извини.
Ольга как-то странно посмотрела на Лёху и спросила:
– Лёх, ты как себя чувствуешь?
– Да фигово, - сказал, - он башка разламывается.
– Лёх, я не про это…. Ты знаешь, что Аня уже десять дней, как в школу ходит? Кани-
кулы уже давно кончились.
Лёха опустил голову и покачал ею.
– Чёрт, как же так, а?
– Лёш, кончай ты это, Лёш….
– Всё, - сказал Лёха. - Закроюсь и выйду. Пусть пока Клюква у тебя побудет.
– Конечно, конечно, сколько хочешь!
– Оль, мне надо пива и кефир…. Ну, и минералки с газом, и чего-то пожрать. Дня че-
рез три потянет.
Ольга позвонила Валерке, и они поехали в магазин. Пока они ездили, Лёха достал из
заначки новую бутылку. Ну, в последний раз! Налил стакан, выпил. Как-то стало не так чер-
но на душе. И показалось, что это всё ерунда, и он завтра всё решит сам.
В этот момент пришли Ольга с Валеркой и притащили кучу пакетов. Ольга сказала:

– Лёх, давай, иди брейся, мойся, приводи себя в порядок, а мы пока уберём в кварти-
ре и покушать приготовим. Потом мы с Натальей приедем и сделаем генеральную уборку.
Лёха полез в шкаф, взял свежее бельё и пошёл в ванную. Он там стоял то под горячей
водой, то под холодной, потом помылся, побрился, снова залез под душ. Лёха вытерся, залез
в свой тайничок и достал бутылку водки. Та, открытая, стояла у него за холодильником, и он
не хотел её показывать Ольге с Валеркой. Он отпил и почувствовал, что хочет есть. Он вы-
шел из ванной. На кухне что-то жарилось. Валерка сказал:
– Иди, садись, попей бульончика.
Лёха выпил чашку бульона. Ольга поставила на стол салатницу с нарезанными поми-
дорами, жареную курицу, но Лёхе уже ничего не хотелось. Он ждал, когда они уйдут. Ведь и
за холодильником, и в ванной есть водка, в холодильнике две пятилитровых баклажки пива и
куча еды! И он сказал:
– Вот помылся, попил и спать хочу, не могу. Валерка сказал:
– Сон для тебя сейчас главное, я дам тебе таблеток.
Они договорились, что Лёха не станет никому открывать дверь. А по телефону дого-
ворились, что будут звонить через три звонка. И они ушли.
Лёха быстро пошёл на кухню, залез за холодильник, достал недопитую бутылку и вы-
пил её. Утром он хорошо опохмелился. В дверь раздался звонок. Лёха забыл, о чём вчера го-
ворили, и открыл дверь. Стоял Вадик.
– Привет, Лёх, вот зашёл проведать. Голова-то болит?
– Уже нет, - засмеялся Лёха. – Проходи.
Вадик достал бутылку. Лёха засуетился. Они выпили, и Вадик сказал:
– Знаешь, Лёх, я вот чего подумал, давай сделаем так: я буду работать на станках, бу-
ду аренду платить, а остальные пополам. Идёт?
Лёха подумал и сказал:
– А сколько?
– Да, Лёш, я от твоего имени буду, за пару месяцев всё восстановится. А сейчас цены
взлетели, так что…. Месяца три, сам знаешь, денег не будет: пока туда, пока сюда... За арен-
ду-то я буду платить.
Лёха был пьяный и согласился на всё.
Утром позвонила Ольга и сказала, что Аня просится домой. Лёха сказал:
– Ну, давай завтра… Просто мне сегодня надо в одно место съездить. Он посмотрел в
ванной, там стояла водка.
Ольга привезла Аню, Лёха ещё не просыпался. Аня плакала, но осталась с отцом.
Ольга тоже плакала и ругалась на Лёху, но ему было всё равно.
Приехал Валерка и стал ругаться:
Сволочь ты! Что творишь? Ребёнок из-за тебя учиться перестал, плачет и плачет, а ты,
сука, всё водку жрёшь!
Лёхе было всё равно. Он ждал, когда Валерка с Ольгой уедут, и он пойдёт в магазин
за водкой. Валерка сказал:
– Лёх, ты денег матери должен, а пьёшь…
Лёха чуть-чуть пришёл в себя. У него было немного денег, но они быстро таяли. Он
подумал и сказал:
– Валер, у меня сейчас нет денег и отдавать нечем. Давай я гараж продам и рассчита-
емся (к тому времени гараж подорожал втрое), там денег хватит на всё.

Валерка сказал:
– Хорошо, но сделаем так: ты даёшь мне доверенность, я продам, и мы рассчитаемся.
Лёха даже обрадовался, что и бегать не надо, и что они скоро после этого уйдут. До-
говорились, что завтра пойдут к нотариусу и напишут доверенность. Лёха сказал:
– Ну, ладно, вы идите, я спать лягу, завтра надо быть в форме.
И Валерка с Ольгой уехали. Лёха сказал:
– Аня, ты немного уберись, а я пойду в магазин, куплю продуктов.
Аня начала убирать со стола, а Лёха пошёл в магазин. Он купил продуктов и литро-
вую водку. Её он спрятал в электрошкаф в подъезде и позвонил домой. Аня открыла дверь.
Лёха демонстративно отдал Ане пакет, попросил повесить куртку, чтоб увидела, что бутылки
нет, и пошёл с Аней на кухню. Аня начала чистить картошку, а Лёха потихоньку вышел на
лестничную клетку и принёс бутылку домой. Спрятал её в туалете в смывном бочке. Аня
сказала:
– Пап, посмотри, мультик смешной…
Лёха зашёл на кухню и с Аней стал смотреть новый смешной мультик «Падал про-
шлогодний снег». Аня смеялась. Лёха сказал, что у него что-то живот заболел и он пойдет в
туалет. Потихоньку взяв стакан, чтоб не видела Аня, он заперся в туалете, выпил сто пятьде-
сят, и ему стало хорошо. Он вернулся на кухню, немного поел и сказал, что снова живот
схватило. После третьей «схватки» Лёха сказал Ане, что он полежит немного….
Проснулся Лёха, когда начало рассветать. Он сразу пошёл в туалет и выпил. Просну-
лась Аня и спросила:
– Папочка, как ты?
– Да вот, - ответил Лёха, - не отпускает, и лёг спать.
Аня не пошла в школу и осталась, чтобы ухаживать за папой. Приехал Валерка и
ужаснулся. Он поднял Лёху, заставил умыться и выпить чай с бутербродом, и они поехали к
нотариусу.
Глава 5
Подходила весна.
Лёха продолжал пить и пить сильно! Однажды Лёха напился, и ему стало казаться,
что за ним следят. Он рассказал об этом Валерке и попросил не подходить к окну, чтоб его
не засекли, и стал прятаться. Скорая его отвезла в больницу. Там сняли алкогольную инток-
сикацию и закодировали.
Когда он пришёл домой, дома была тёща. Она начала орать на Лёху. Лёха сказал:
– Успокойся. Через неделю мы к тебе приедем.
И она уехала. Лёха обалдел, что у него в жизни творится! Он поехал в школу к Ане.
Там ему сказали, что если Аня не исправит двойки, то её оставят на второй год. Лёха очумел
от этого известия! Он впервые начал понимать всю ситуацию, как она есть. Лёха понял, что
так дальше быть не должно. Он поехал к Наталье и попросил, чтоб она позанималась с Аней.
К Ольге ему было очень стыдно обращаться. Потом поехал к Вадику за деньгами, ведь они
договаривались, что там и Лёхины деньги. Вадим встретил его неприветливо.
– Лёх, понимаешь, нет денег…. Ну, нет работы!
Лёха загрустил и стал думать, как быть. У проходной его встретил его бывший ученик
и рассказал, что Вадик днем и ночью пашет, взял себе напарника, и они вдвоем работают в
две смены, а напарнику он платит 50% от дохода. Лёха вернулся и поругался с Вадиком,
сказал, что если завтра не будет денег, то он не даст работать. Вадик сказал:
– Лёх, сейчас, я только на минутку…. И куда-то ушёл.
Пришёл он минут через двадцать и сказал:
– Всё нормально, завтра получишь свои деньги. Ты там посчитай, сколько я тебе дол-
жен. Лёха сказал:
– Как я посчитаю? Ты сам давай, а там посмотрим. Вадик сказал:
– Лёх, ты не расстраивайся, завтра всё получишь. Давай завтра, после работы, встре-
тимся, и я отдам тебе долю. Завтра в семь вечера за стадионом.
– Зачем? Я завтра приеду на завод, а ты принесёшь – и всё.
Вадим начал мяться:
– Да понимаешь, Лёх, мне так удобней, просто завтра у сына тренировка, и я его при-
везу, там и встретимся. На том и порешили.
На следующий день Лёха пошёл за деньгами. Он пришёл, и за стадион, на пустырь,
через пару минут подъехал Вадик на своей машине. Лёха обрадовался. Но из машины вышли
ещё три бритых парня с битами. Вадик шёл сзади.
Ударили неожиданно. Потом ещё долго били. А Вадик сказал:
– Лёх, ты что, дурак, жить не хочешь? Давай, подпиши бумагу и иди домой.
Лёха сначала ничего не понял, но бритоголовый объяснил:
– Ты, чмо, давай бумагу подписывай! Лёха, вытирая кровь, спросил:
– Какую бумагу?
Вадик показал. Это была оформленная бумага на расторжение договора на аренду
станков. Лёха отказался и тут же получил удар битой по каленной чашечке. От страшной бо-
ли он закричал, но ещё один удар заставил его упасть. Он схватился за ногу и застонал. Ему
еще раз поднесли бумагу. Лёха попытался отказаться, и его стали бить, требуя, чтоб он под-
писал бумагу. Лёха не вытерпел и подписал. Вадик довольно ухмыльнулся:
Ну и чего ты сразу не подписал, по-хорошему? Расстались бы друзьями, - и засмеялся.
Лысый сказал:
– Ну, всё, валим отсюда. - Повернулся к Лёхе – Если в ментовку пойдёшь, мы твою
девку на общяк поставим. Понял, козёл?
Они сели в машину и уехали. Лёха попытался встать, но не смог наступить на ногу.
Он дополз до дороги. Там его увидели и вызвали милицию. Его отвезли в отделение, но он
не мог стоять, и вся голова была в крови. Его отвезли в травмпункт. Там его осмотрели: у не-
го оказалась сломана нога и была закрытая черепно-мозговая травма. Его положили в боль-
ницу. К нему зашёл милиционер и начал что-то спрашивать, но у Лёхи очень болела голова,
и врач сказал придти завтра. Следователь ушёл.
Утром к нему в палату зашёл здоровенный бритый парень и сказал:
– Слышь, мужик, ты ничего не помнишь, и никого на знаешь, иначе мы знаем, где
учится твоя дочь. И он назвал номер школы и класс, где училась Аня.
Лёха понял, что это не шутки, и сказал:
– Ладно. Но если что…, то мне терять нечего, я вас всех сдам...
– Ну, вот и хорошо, - сказал амбал, - пока выздоравливай.
И положил на тумбочку апельсин. Наутро Лёха сказал следователю, что не помнит,
кто на него напал, напали сзади, и он ничего не видел.

В больнице его навещали Валерка с Ольгой, Лёша с Наташкой, приезжал Сан Сеич с
женой. Аня ходила к нему каждый день. Она заканчивала школу и жила пока у Натальи. Аню
перевили в следующий класс, войдя в её положение.
Как-то пришёл Валерка и сказал:
– Лёх, я уезжаю в Израиль к матери. Я продал гараж, там тебе еще остались кое-какие
деньги….
Лёха поблагодарил Валерку за всё, что они с тётей Ниной для него сделали, и расска-
зал ему, что на самом деле произошло.
Накануне Валеркиного отъезда с Лёхиной ноги сняли гипс и выписали из больницы.
На проводах Лёха не пил, просто сидел в углу, и ему было так тошно от того, что Валерка
уезжает, от того, что жизнь так сложилась, от того, что он не знал, чем он будет Клюковку
кормить…. В общем, полная ж.....
В Шереметьево Лёха не поехал, сославшись на ногу, а на самом деле уже не мог он
провожал своих самых близких людей, больше не хотел рвать себе душу.
Подбежала Аня:
– Пап, можно я поеду, провожу до самолёта?
Лёха не хотел отпускать, но подошла Ольга, ей он отказать не смог. Они уехали на
двух машинах. Лёха приковылял домой и лёг на диван. Он думал.... Он думал в каком-то по-
луреальном, полубредовом состоянии. Он понял, что ему Аню не поднять. Он сегодня еле
вытерпел, чтоб не выпить, и знал, что сопротивляться он не сможет. Он принял, наверное,
самое главное и тяжёлое, но правильное решение в своей жизни.
Приехала Аня. Лёха сидел тихо на диване и смотрел в её (Ленины!) глаза и понимал,
что есть только один шанс, последний шанс, который выпал ему: отвезти Аню к бабушке,
иначе Аня пропадёт. Он не сможет бросить пить, и Клюква погибнет. Аня все рассказывала,
как они провожали Ольгу с Валеркой, но Лёха не понимал её и просто смотрел на это родное
лицо и прощался с ней.
Вечером он рассказал Ане свой план. Аня заплакала и повисла у него на шее.
– Папочка не надо, я не смогу без тебя, милый, не бросай меня!... Ну, хочешь, я вече-
ром буду газеты разносить. Мы проживём…. Папочка, родной, не отдавай меня! Ты без меня
пропадешь....
Последние слова придали Лёхе решимости. Он не мог думать о себе, хотя понимал
всю правоту Аниных слов. И он тогда соврал:
– Анют, но это на год…. Ты в школе подтянешься, я немного приду в себя, лягу в
больницу, вылечусь, пить перестану, на работу устроюсь. Ну, чтоб всё, как раньше. И мы бу-
дем опять вместе, - врал Лёха, понимая, что Аня ему не верит.
Через неделю они поехали к тёще. Аня всю дорогу потихонечку плакала, прижимаясь
к Лёхиной руке. Лёха еле сдерживался, чтоб не повернуть назад. Его душили слёзы, ему бы-
ло очень тяжело и жалко Аню. Но сознание того, что он виноват в том, что Анютик осталась
без матери, и если она останется с ним, то он до конца сломает Анину жизнь, заставляло его
поступить так. С тёщей и тестем был очень тяжёлый разговор, но он вытерпел все унижения
и претензии – ради своей Клюковки. Он просил их взять к себе Аню. Хотя б на пару лет. На
него вылили кучу грязи и обвинение в том, что он нашёл себе бабу и хочет избавиться от ре-
бёнка, чтоб не мешал….
– От жены избавился, теперь от дочери хочет избавиться, а кормить-то кто будет?

Если б Лёха мог не отдавать Анютика! Но ради неё он должен вытерпеть всё, и если б
помогло, он, не задумываясь, умер бы…. Анютина судьба решилась! Но ему поставили усло-
вие, что он её больше не увидит. У Лёхи потемнело в глазах. Он чуть не потерял сознание от
одной мысли, что больше не увидит Анютика, собрал всю свою волю, чтоб не ударить тестя.
Но Анина судьба была важнее, надо было соглашаться, и он согласился.
Он уехал, когда Аня спала, иначе она не отпустила бы его. Лёха поцеловал спящую
Клюковку и ушёл, не подав тестю руки, и ничего не сказал. Он шёл и плакал. Было ещё тем-
но, и он шёл и плакал, шёл пешком на электричку, шёл и прощался с Анютиком и прошлой
своей жизнью. Он уходил от своей Клюковки, чтоб больше никогда её не увидеть.
Глава 6
Лёха пошёл к бабе Томе и попросился к ней на житьё.
– Ой, Лёшенька, да как же так-то, а? Квартира как же?
– Всё, баба Том, нет квартиры…. Ну как, возьмёшь?
– Да как же, возьму, Лёшенька, возьму…. А когда придешь-то?
– Да не знаю…. Может, завтра начну вещи перевозить. Баба Тома, а сколько за квар-
тиру возьмешь?
– Да ты что ж это, что говоришь-то? Нешто я басурманка какая, нешто ж я добра не
помню? И не совестно тебе, а?
Лёха позвонил адвокату, который ему дачу отсудил, и договорился с ним встретиться.
Когда они встретились, Лёха сказал:
– Понимаете, жизнь так сложилась, что мне надо продать эту квартиру, а я ни хрена в
этом не понимаю и боюсь, меня облапошат.
Адвокат походил по квартире, квартира была действительно шикарная, сказал:
– Лёш, эта квартира больших денег стоит и ещё будет дорожать. Может, перекру-
тишься? Жалко, такую квартиру тебе больше не купить.
Лёха тяжело вздохнул:
– Да, наверное. Но мне она больше ни к чему. Мне очень нужны деньги.
Адвокат сказал:
– Хорошо, я подумаю. Через два дня дам тебе ответ. Да, вот ещё, Лёш, не приведи те-
бя кому-нибудь сказать, что квартиру продаёшь, ты уже встречался с братвой….
При этих словах у Лёхи заныло под ложечкой.
На следующий день Лёха стал собирать вещи. Он удивился, как много их было. Он
находил старые вещи, которые ему напоминали прошлую жизнь, и комок подступал к горлу,
наворачивались слезы. Он стал потихонечку перевозить вещи и складывать их в комнате у
Бабы Томы. Она сказала:
– Куды ж, Лёш, ты такую пропасть вещей класть-то будешь?
– Да я потом шкаф привезу, - сказал он. Баба Том, посмотри, может чего и тебе при-
годится, там от Лены много осталась.
Адвокат позвонил, как обещал, и они договорились встретиться. Адвокат приехал, ко-
гда Лёха укладывал очередной чемодан. Они сели на кухне, и адвокат сказал:
– Лёш, я решил сам купить у тебя квартиру. Давай сделаем так: ты пишешь мне дове-
ренность на оформление купли-продажи, я сам оформлю документы. Лёха задумался. Он
уже один раз написал бумагу по глупости, и что получилось? Видимо, адвокат понял, в чём
дело, и сказал:

– Лёш, ты не бойся, мы с тобой поедем и положим деньги тебе на счёт с условием,
что ты их получишь после окончания сделки. Лёха смутился:
– Да я….
Ну что ты стесняешься? - сказал адвокат. - Ты совершенно прав, требуя гарантий.
Лёха продолжал переселение. Потихоньку стал перевозить мебель и обустраивать
комнату. Какую-то мебель он отдал бабе Томе. Всё равно вся мебель не входила, и они уста-
новили её на кухне. Мебель остальную расставили в доме.
Через месяц приехал адвокат, и они поехали к нотариусу оформлять документы. Всё
было оформлено, и Лёха получил огромную кучу денег.
На следующий день Лёха позвонил тёще. Они договорились, что он приедет через три
дня, и они встретятся где-нибудь без Ани. Через три дня они встретились у вокзала. Лёха пе-
редал тёще большой сверток и сказал, что здесь деньги за квартиру.
– Это для Ани.
Он отдал почти все деньги, которые получил за квартиру, повернулся и ушёл, даже не
попрощавшись. Он боялся спросить про Аню, побоялся, что не выдержит и поедет, чтоб
увидеть свою Клюковку. Он купил билет на электричку и бутылку водки и уехал, сам не
зная, куда, только как можно дальше от этой нестерпимой боли!
Баба Тома ходила в милицию, по больницам, звонила тёще…. Она месяц искала Лё-
ху. Лёха пришёл через два месяца, пьяный, голодный, весь оборванный, грязный. Молча лёг
на диван. Баба Тома приставала:
– Да где ты был, Лёш? Я уж и милицию на ноги подняла, все больницы избегала, и
тёще твоей звонила. Она что-то про деньги говорила, потерял что ли, Лёш, деньги-то?
– Нет, - пьяно задумчиво сказал Лёха, - я их на самое святое отдал.
– Неужто на церковь? Такие-то деньжищи!
– Нет, баба Том, на своё будущее…
– В банк, что ль, под проценты? - не унималась женщина.
– Считай, что так. Но уж под очень большой процент…. Отстань, баба Том, дай по-
спать. Да и больше никогда не ищи меня, поняла? И он уснул.
Лёха опять запил, запил жестоко.
Глава 7
Всё лето и зиму Лёха пил. К нему стали ходить алкаши. Из дома стали пропадать ве-
щи. Когда пропало шесть мешков картошки, которые они с бабой Томой накопали в огороде,
баба Тома не выдержала и стала кричать:
– Алкаш несчастный, что в зиму жрать-то будем? Что сажать станем? Денег за постой
не платишь, да ещё всякую пьянь таскаешь, они скоро весь дом растащат! Знаешь, Лёша, ес-
ли будешь продолжать пить, да приятелей водить, то – вот тебе Бог, а вот порог. Больше тер-
петь не буду, понял? Так что, думай.
Лёха ночью собрал кое-что из вещей и ушёл.
Лёха связался с такими же алкашами, как он, стал ночевать в подвалах, на чердаках.
Где-то подрабатывал, что-то собирал и сдавал и стал опускаться все глубже и глубже…. Он
подрабатывал на овощных базах за выпивку, на станции вагоны разгружал. Короче говоря,
попал в стаю бомжей и жил по их правилам. Он познакомился с азербайджанцем Ихтияром.
Он был бандит, и ещё у его братьев были склады. Лёха там иногда подрабатывал, и его, как и
всех, обманывали или вообще не платили. Жаловаться было некому, вот и приходилось тер-
петь. Когда их в очередной раз обманули, Лёха начал качать права, и его избили. Когда он
умывался за складом, мимо шёл азербайджанец и спросил:
– Ээ, мужик, што вэсь в кровы?
– Да ничего. Денег не дали и ещё рожу разбили! Что вы за люди такие: вы в моей
стране, и так себя ведёте! Дома, наверное, тоже родители есть. Вот и прикинь, что с ними
также обходятся. Вот ты, как вроде, нормальный, но почему так получается, скажи? Ведь я
не украл у тебя, я работаю у тебя, ты мне заплати, я хоть хлеба куплю. Завтра приду к тебе,
не в соседний склад приду, а к тебе, и мне будет нормально работать, потому что я буду
знать, что я заработаю на хлеб. А ты убиваешь человека, который приносит тебе доход! Раз-
ве так умные люди поступают? Ну, обманул ты меня сегодня, я завтра у тебя украду, и будем
мы друг на друга как враги смотреть! А будешь к людям относиться нормально, то к тебе на-
род пойдёт, пойдёт нормальный народ, и пить не будут, и работать будут так, что втроём – за
семерых! И каждую ягоду, каждое яблоко не бросят, а будут аккуратно класть. Вот тебе и
экономия….
Азербайджанец спросил:
– У кого работал?
Лёха сказал. Азербайджанец сказал, пошли, и они пошли на склад, где работал Лёха.
Там азербайджанец что-то сказал по-своему, хозяин что-то ответил, но деньги отдал и сказал
Лёхе, чтоб к нему больше не приходил: работы не даст. Лёха понял, что, хоть плохую, но ра-
боту потерял. Азербайджанец опять сказал, пошли, и Лёха пошёл с ним. Они подошли к
складу. Из него вышли азербайджанцы и стали с уважением здороваться с этим. Азербай-
джанец спросил:
– Как тебя зовут?
Лёха ответил. Тот сказал своим:
– Вот, будет у нас работать, - и еще что-то по-своему.
– Завтра придёшь, - сказал он Лёхе.
Потом Лёха узнал, что азербайджанца зовут Ихтияр, а склады – старшего брата Сей-
рана, и что Ихтияр – бандит, и его здесь побаиваются.
Лёха делал самую грязную работу, но зато его не обманывали. Лёха всё так же жил с
бомжами и так же пил, но у него была работа. А для Лёхи работа – это отдушина, и он рабо-
тал и забывался. Когда он работал, он вспоминал Лену, Аню, ему было тяжело, но он думал о
них, и реальность на время уходила куда-то. Он забывался и иногда, толкая телегу с гнилыми
овощами, улыбался своим мыслям. Иногда он пил и не ходил на работу, и ему было неудоб-
но перед Ихтияром. Но тот к Лёхе как-то странно относился, они часто и подолгу разговари-
вали, иногда Ихтияр давал ему водку, которая у них оставалась. Иногда Лёха просил не-
большую сумму в долг, и Ихтияр ему давал, потому что Лёха был честный и всегда вовремя
отдавал долги. Если Лёха запивал, то на его место брали кого-то другого. И тогда Лёха соби-
рал бутылки, картон, грузил вагоны, и ждал, когда кого-то выгонят. И тогда его брали обрат-
но, потому что он был хороший работник. И он работал до следующего запоя. А потом всё
начиналось сначала. И в этом угаре прошло несколько лет.
Как-то раз Лёха таскал ящики на склад. Приехал Ихтияр. Увидев Лёху, сказал, пой-
дём. Лёха отнес ящик и пошел с Ихтияром. Он не спрашивал, зачем. Если сказали «пойдём»,
значит он нужен (за то и ценили). Но Ихтияр пошёл за склады, где сидели продавцы-
оптовики и всякий околорыночный народ, жарили шашлыки, пили водку…. Вообще это бы-
ло место, куда простому работяге не рекомендовалось заходить. Хотя всё это было на улице,никакого помещения не было, просто стаял мангал, и какой-то человек готовил шашлыки.
Здесь же пекли лепёшки и продавали водку, но всё это нелегально, так, для азербайджанцев,
для своих. Вот туда и привёл Ихтияр Лёху. Если б не он, Лёху прогнали бы. Запах шашлыка
бил в нос запахом жареного на углях мяса. Лёха невольно сглотнул слюну, шашлык он по-
следний раз ел в тот роковой день. Ихтияр что-то сказал, и им принесли шашлык и бутылку
водки. Они долго сидели, разговаривали о жизни. Лёха рассказал о себе. Ихтияр сказал:
– Ээ, Лёша, ты мужик! Как ты отважился Аню отдать? У тебя много сил, ты моло-
дец, не о себе думаешь. Аллах всё видит, он не оставит в беде. Бог даёт испытания, и мы
должны их переносить. Потом рассказал, что он тоже хотел жить нормально, но у них убили
брата, и он отомстил. Ему дали десять лет, и пошло-поехало, и жизнь пошла так, как пошла.
Вечером они расстались, и каждый, как думал Лёха, пошёл по жизни своей дорогой.
Осенью Лёха простудился и схватил крупозное воспаление легких. Он пролежал в
больнице почти два месяца. Когда он вышел из больницы, была зима. У Лёхи не было одеж-
ды, денег и вообще ничего. Лёха, скрепя сердце, поехал к бабе Томе. Она его встретила не-
приветливо, но Лёха сказал, что он немного придёт в себя, возьмёт зимние вещи и уйдёт. Ба-
ба Тома накормила Лёху и немного отошла.
– Да Лёш, сынок, да брось ты пить-то! Вон Колька-то напился и помер, оставил троих
детей. Теперь Наташка одна осталось с матерью да детьми. Вот строил-строил, дом поднял,
гараж какой построил, теперь кому это надо… Лёха спросил:
– Это сосед, что ли?
Да, сосед…. Ты ж его знал, через три дома жил.
Лёха попросил:
– Баба Том, я поживу?
– Поживи, Лёш, поживи, токма не пей, сынок….
Они убрали у Лёхи в комнате, постелили чистую постель. Лёха помылся, нашёл свое
оставленное чистое белье, переоделся, лёг и уснул. Уснул не надолго, но спокойным и креп-
ким сном. Когда он проснулся, за окном было темно и тихо. Лёха накинул телогрейку и вы-
шел на крыльцо, закурил, задумался. Он вспомнил Лену, Аню. Он очень хотел увидеть Аню,
но он дал слово, что не покажется, чтоб не расстраивать Аню. Ему стало так тоскливо! Он
прикурил новую сигарету. Вышла баба Тома.
– Лёш, сына, да ты что ж это, только из больницы и на улице. Иди домой, время – три
часа. Ну, пойдём, чайку с вареньем попьём, пойдём, - подталкивала она его в спину.
Утром Лёха спросил:
– Баба Том, я документы оставлял. Где они?
– Да где им быть, Лёш, у меня. Убрала я их. А что надо? На что они тебе?
– Да надо посмотреть, баба Том.
Лёха разбирал документы и думал, что надо кончать с этой жизнью. Ну, сколько ж
можно! Он начал думать, как это сделать, с чего начать. И Лёха поехал к Ихтияру. Погово-
рить, как ему лучше устроить то, что он задумал. Ихтияр сказал:
– Лёш, давай, делай. Когда приготовишь всё, я тебя с людьми сведу, и они тебе всё
сделают. Да, тебе может денег дать?
– Не, Ихтияр, не надо, спасибо.
Лёха снова позвонил адвокату и договорился о встрече. Дачу они продали очень бы-
стро и выгодно, ещё бы – в таком месте! Лёха купил в салоне новую машину – фургон «га-
зель», и у него еще остались кое-какие деньги. Он получил номера на машину и поехал к Ихтияру. Они поехали к его брату Сейрану, и тот сказал:
– Лёх, есть возможность заработать. У тебя остались документы на ЧП (частное пред-приятие)?
– Да, - сказал Лёха, - ещё с завода.
– Тогда езжай в Москву на Останкинский молкомбинат и мясокомбинат. Я позвоню, у
нас там наши ребята, они тебе помогут. Но ты сначала поезди по магазинам и договорись,
что ты им будешь продукты возить.
Ихтияр сказал:
– Ээ, я с нашими поговорю, и они никуда не денутся. Другим поставщикам откажут –
у тебя брать будет. Но, Лёх, не подведи. Смотри, я за тебя поручусь.
И Лёха начал возить из Москвы продукты. У него появились клиенты помимо азер-
байджанцев. Лёха каждый день ездил в Москву то за йогуртом, то за сырками, то за сосиска-
ми с колбасой. А в воскресение он занимался машиной, и она его не поводила. Работа отвле-
кала от тяжёлых мыслей и немного приглушала его тоску.
Лёха стал потихоньку покупать себе вещи. Стал толстеть.
В мае они посадили картошку, огурцы и всё, что надо. Лёха занимался машиной, до-
мом, огородом, и свободного времени у него не было. Баба Тома как-то сказала:
– Лёш, сынок, прописываться-то будешь, ай как?
– Да надо, баба Том. Вот давай к осени, сейчас у меня нет времени, надо ж в паспорт-
ный стол…. Вот немного приведу дела в порядок, мне нужен ещё месяц, и всё будет нор-
мально, баба Том, - он обнял бабу Тому, - теперь всё будет хорошо.
Баба Тома отвернулась и перекрестилась.
Лёха поправился, бросил курить, с лица стал потихоньку спадать налёт алкоголя. И
Лёха стал подумывать о том, что надо бы забрать Клюкву. Наверное, она уже большая, ду-
мал он, и пытался представить себе, какая она стала.
Лёха с бабой Томой пошли в паспортный стол, чтоб прописать Лёху. Им дали список
документов, которые они должны были принести. Он собрал все документы, но домовой
книги они не могли найти. Они перерыли весь дом несколько раз, но безрезультатно. Ходили
к старшему по улице, но и у того не было их книги. Старший сказал:
– Вам надо собирать документы на дом, чтоб получить новую домовую книгу.
И закрутилось…. Надо было идти в БТИ. Лёха никак не мог туда сходить, он каждый
день ездил в Москву за товаром, а баба Тома ничего не понимала – что ей говорят, куда идти
и что надо написать. Справок оказалось такое количество, что бумаги хватило бы на «Войну
и мир». Такая бюрократия, что ужас! Да и очереди были везде расписаны на день-два вперёд,
и не всегда можно было попасть в этот день. Баба Тома плакала. Да вдобавок выяснилось,
что дом был оформлен на её мужа, а она не вступила в наследство. Лёха иногда не ездил в
Москву, а сидел в очередях. Эта волокита растягивалась на неопределённое время. Они уже
и картошку выкопали, и снег начал идти, а бумажкам не было конца, и проблемы с ними на-
растали по мере продвижения: то один закон поменялся, то другой, то срок действия справки
истёк…. И так до бесконечности.
Ранней весной у бабы Томы случился инфаркт, и её отвезли в больницу. Лёха ездил к
ней каждый день. Разгрузит товар и к ней – что-то привезти, кому в лапу сунуть, то врачам,
то санитаркам. Самое дорогое лечение – это бесплатное!

Перед самой Пасхой Лёха торопился побыстрей приехать, загрузил машину битком.
30 апреля, Пасха, а это выходной, и потом ещё два дня магазины будут работать не полный
день, потому что будет 1 мая. Очередь из машин на Мясокомбинат было очень длинная,
столько машин Лёха не видел здесь ещё ни разу. Наконец, пришла его очередь, он въехал на
комбинат. Но и там везде были очереди. Товара на складах не хватало, и ждали, пока из цеха
вывезут телеги с колбасой, с сосисками и так далее. Чего-то не было, и приходилось бежать
переоформлять накладные, а значит, опять возня с кассой: там возврат, тут оплата…. Лёха
девять часов загружался! У него от всего этого голова шла кругом, и времени уже было мно-
го, он боялся, что не успеет сдать сегодня товар, а это катастрофа: теряются сутки из пяти
вписанных в «сертификат качества», и магазины могли не взять.
Он подъехал к проходной весь в мыле, загнал машину на весы и побежал ставить
штамп о выезде на накладных и получать пропуск. Он сел в машину, на выезде предъявил
накладные и пропуск. Ворота открылись, он бросил документы на торпеду и включил ско-
рость. Наконец, он выехал из ворот, по улице Яблочкова доехал до Дмитровского шоссе,
свернул в сторону области и засунул накладные в бардачок. Ему показалось что-то стран-
ным, но он не обратил особого внимания. Он прикидывал: примерно во сколько он будет и
во сколько разгрузится. Сегодня он, конечно, в больницу не попадёт. Он завтра поедет с ут-
ра. Лёха еще вчера, когда развозил товар, купил всё, что надо, бабе Томе. А сегодня ему надо
ещё успеть на аптекарские склады, обещали дефицитные импортные уколы для бабы Томы.
Врач сказал, попробуйте, может, найдёте. Через завмагазином он вышел на аптекарский
склад, и ему сказали, какого числа приехать с рецептом. Только платить не в кассу, а в руки.
Курс уколов стоил среднемесячную зарплату, но Лёху это не смутило.
На окружной при выезде из Москвы Лёху привычно остановили. Лёха вышел из ма-
шины, к нему подошёл гаишик и попросил документы. Лёха сунул руку в боковой карман –
там не было бумажника. Он вспомнил, что он его положил в барсетку, когда носился по ком-
бинату с накладными. Он полез в машину, открыл бардачок, достал накладные, но барсетки
там не было. У Лёхи выступил холодный пот, он обыскал всю кабину, но ничего не нашел.
Барсетки не было! Он вспомнил, что он что-то заметил, когда клал накладные. Только теперь
он понял, что он заметил, но не обратил внимания на отсутствие барсетки.
Тем временем гаишник торопил его. Лёха сказал, что он потерял документы на ма-
шину, права, паспорт, деньги, страховку на машину, короче говоря, он потерялся всё!
Гаишник сказал;
– Пройдите на пост, сейчас разберемся.
На посту он рассказал, мол, так и так…. Капитан сказал:
– Ну, хоть какой-то документ у тебя есть?
– Накладные, - сказал Лёха.
– А паспорт или ещё что-нибудь?
Да нет ни хера! - сорвался Лёха. – Наверное, на комбинате выронил.
А сам подумал: ведь я барсетку в бардачок клал, это точно, я хорошо это помню. Ук-
рали, суки, из кабины украли! Я накладную на торпеду клал, потом взял накладную и пошёл
ставить печать. Значит, кто-то спёр, пока я документы оформлял. Да хер с ними, с деньгами,
лишь бы документы вернули, хотя б за вознаграждение. Капитан спросил:
– Так что, нет документов?
– Да нет…. - нервно ответил Лёха. - Сышь, командир, я сейчас на комбинат смотаюсь,
может, там, может, нашлись…
64
– Мы тебя отпустить не имеем права, а может ты угнал машину и прикидываешься.
Лёха хотел что-то возразить, но понял – всё, крышка. Его доставили в отделение ми-
лиции до выяснения личности. Машину отогнали с грузом на штрафстоянку. И Лёха понял,
что опять пошла чёрная полоса. Он понимал, что без документов ему машину не отдадут, а
документов-то и не было. Если на комбинат не отдали, то всё!
Лёху продержали три дня, потом отвезли в приёмник-распределитель, так как у него
не было никаких документов, и он нигде не был прописан. Ему предстояло ждать выясне-
ния личности и причастности к преступлениям.
Глава 8
Лёху отпустили через 30 дней. Он сразу поехал на комбинат, но там ему сказали, что
никаких документов не приносили: иди в милицию и пиши заявление. В милиции заявление
не приняли, сказали: ты б ещё через год пришёл, и прогнали, пригрозив посадить в обезьян-
ник. Лёха ушёл.
Лёха нашёл штрафстоянку. Машина стояла без фар, без бампера, и груза в ней не бы-
ло. Охранники сказали, что машину привезли без бампера и фар, и показали акт, из которого
следовало, что а/м, гос.номер такой-то, предположительно в угоне и сдаётся под охрану. Да-
ли и акт приёмки а/м, гос номер...., где в графе «комплектность» было написано: отсутствует
передний бампер и световые приборы (фары).
– А груз твой испортился, и мы его сактировали и вывезли. Акт показать? - усмех-
нулся весело охранник.
Лёха поговорил с охранником и узнал, что арест с машины сняли, она в розыске не
числится, и при определённых обстоятельствах ее можно вывезти, но нужны документы (об-
стоятельствами и документами были деньги!). Лёха взял телефон стоянки и поехал домой.
Когда он зашёл в дом, то в нос ударил неприятный запах лекарств, грязного белья и
мочи. Лёха зашёл в комнату и включил свет. На кровати лежала баба Тома, непричёсанная,
седые с желтизной редкие волосы прядями выбивались из-под съехавшего набок платка.
Как-то неестественно загнутая трясущаяся рука выдавала паралич. Увидев Лёху, она попы-
талась встать, но не смогла, нога её тоже не слушалась. Лёха ужаснулся.
– Баба Тома, что с тобой?
Она пыталась что-то говорить, но язык не слушался, и правую сторону лица как будто
свело судорогой. Лёха всё понял. Он сел на кровать, обнял бабу Тому и погладил по спине.
– Баба Том, ты меня не ругай, не виноват я. Баба Том, ты меня понимаешь?
Она как-то странно кивнула куда-то в сторону. Лёха посмотрел в ту сторону и увидел
слуховой аппарат. Он помог бабе Томе надеть его Она извиняющейся улыбкой поблагодари-
ла его и внимательно стала смотреть на Лёху. Лёха рассказал ей всё, что с ним случилось.
Баба Тома смотрела на него, кивая и качая головой, потом подняла здоровую руку и погла-
дила его по голове. Лёхе на секунду показалась, что он маленький, и мамина рука коснулась
его. Он заплакал. Ему стало так страшно. Ведь это последний близкий человек в его жизни.
Аню он пытался забыть, пусть думает, что его просто нет. Лёха сказал:
– Баба Том, надо сажать картошку, а то мы зимой с голоду помрём.
Она закивала головой.
Лёха встал, как только рассвело, наточил лопату и стал готовить землю. Май в этом
году был холодный и дождливый, и земля не успела просохнуть, так что можно было ещё

сажать. Потом он умылся и пошёл в Земельный отдел, чтоб сделать домовую книгу. Но ка-
кая-то справка была просрочена, и надо было делать её снова. Лёха чертыхнулся и стал
спрашивать, что надо сделать. Ему объяснили, и он пошёл по инстанциям. Но снова спо-
ткнулся: баба Тома должна была прийти сама или написать Лёхе доверенность, а какая, к
чёрту, доверенность, если у него нет документов? Всё, замкнутый круг: чтоб получить про-
писку, нужны документы, а чтоб получить документы, нужна прописка! Оставалось одно,
таскать с собой бабу Тому. Но как таскать парализованного человека? Машины нет, а на так-
си столько денег он тратить не мог: впереди зима, и больная старуха на руках.
Лёха снова пошёл к Ихтияру. Всё рассказал ему и спросил:
– Ихтияр, подскажи, что делать….
Тот задумался, потом сказал:
– Лёш, тебе остается только одно, продать «газель», пока её совсем не растащили. По-
том концов не найдешь.
– Как без документов продать? Да и сколько за неё дадут – без документов?
– Да уж, это точно. - сказал Ихтияр. – Слушай, Лёш, я тут поспрашиваю кой у кого….
А, если что, ты сможешь номера на двигателе перебить?
– Ну, смогу, только клеммы нужны.
– Ну, сказал Ихтияр, - давай до завтра.
Назавтра Ихтияр сказал Лёхе:
– Смотри, Лёх: за машину с перебитыми номерами без документов дадут столько-то.
Лёха присвистнул.
– Ни фига себе, как же так? Ведь надо еще за стоянку платить!
Ихтияр сказал:
– Лёх, больше я ничем помочь не могу.
Лёха подумал, это ведь треть стоимости, она ж почти новая! Но он ничего без доку-
ментов не сможет сделать, и надо соглашаться. И он сказал, что согласен.
Они пошли к Ихтияровым знакомым, и при нём, чтоб потом не было претензий, дого-
ворились обо всём. Лёха хотел взять аванс, но ему не дали, так как еще неизвестно, что там с
машиной, и смогут ли они её забрать. И с этим расстались, договорившись, что через три дня
они поедут за машиной в Москву.
Машину со стоянки они забрали быстро, но она была разграблена, так что её цена
упала, и Лёхе достались после всех вычетов копейки. Но и этому Лёха был рад. Он ковырял-
ся в огороде и искал возможность, как восстановить домовую книгу. Но что можно было
сделать без паспорта и с больной старухой на руках? Лёха каждый день делал массаж бабе
Томе, доставал лекарства и с ужасом думал о завтрашнем дне, как быть дальше, но что-то
путное не лезло ему в голову. Он пытался устроиться куда-нибудь, но без документов нигде
не брали. Деньги потихонечку уплывали, а новых взять было негде. Пенсия Бабы Томы, и
без того маленькая, с каждым днем всё обесценивалась. И только одна надежда была – на
огород, и поэтому Лёха ухаживал за ним, как за ребёнком.
Бабе Томе становилось лучше, она начала ходить с палочкой, и рука у неё стала дви-
гаться. Лёха продолжал делать ей массаж. Наступало время копать картошку. К этому вре-
мени Лёха насолил и намариновал огурцов и помидоров, наделал каких-то салатов. Он ездил
в лес и набрал малины, черники и собрался ехать за клюквой. Насолил и насушил грибов. В
саду у них – кусты смородины, красной и черной, крыжовник, яблоки, сливы. Очень много
денег ушло на сахарный песок. Под руководством бабы Томы он наварил много разного ва-
ренья. Погреб потихоньку наполнялся, осталось собрать свёклу, редьку, морковь и капусту с
картошкой. Картошку они решили собирать позже на три недели, потому что позже посади-
ли, только погода не испортилось бы. Он удивлялся, как же баба Тома одна управлялась со
всем этим? Он, мужик, вечером ложился спать, не чувствуя ни рук, ни ног. Картошка вырос-
ла хорошая – не крупная, средняя, но на кусте была по 6-10 клубней, и вся, как на подбор,
ровная и чистая, как гусиные яйца. Баба Тома руководила сбором, просушкой и засыпкой
картошки в лари.
– Ой, Лёшенька, да до чего ж нынче картошка ровная! – медленно, с усилием говори-
ла он, радуясь, как ребёнок.
Убрали с огорода всё. Баба Тома руководила укладкой овощей на хранение, и Лёха
удивлялся мудрости этой неграмотной женщины, мудрости, передаваемой из поколения в
поколение, настоящей народной мудрости. Последней они собрали и заквасили бочку капус-
ты, а оставшуюся баба Тома велела подвесить на крюки к потолку погреба. Потом она спро-
сила не без ехидства:
– Лёш, сынок, ты лыко-то драть умеешь?
– Что? - не понял Лёха.
– Лыко драть умеешь, говорю?
Лёха обалдел:
– Да откуда?
– Вот, милок, драть надо было весной, да видать теперь придётся. Лёш, ты липу-то
знаешь? Не перепутаешь?
– Нет, баба Том, не перепутаю.
– Ты, Лёш, молодую ищи, да кору обдери подлиньше. А коль не найдёшь, то хоть ив-
няка надери. За кислицей поедешь (за клюквой) и надери....
– Да зачем она тебе? - спросил Лёха
– А ты, милок, привези, привези. Авось сгодится....
Лёха собрался за клюквой. Баба Тома сказала ему, куда надо ехать, и как потом найти
те болота. Лёха привёз два ведра клюквы и полрюкзака коры. БабаТома велела рассыпать на
чердаке клюкву и просушить её, а сама, кряхтя и молясь, велела поставить бак на плиту и
кипятить воду. Потом она положила туда кору и закрыла крышкой. Лёха, увидев это, в отме-
стку за лыко съязвил:
– Баба Тома, что, колдовать взялась, ворожить будешь? Никак приворотное зелье ва-
ришь, что, женишка нашла?
Баба Тома стала на него ругаться:
Я те дам, женишка, ишь, посвистень, вот я те ужо покажу женишка, - и замахнулась
на него палкой.
Лёха рассмеялся. Кора варилась часа три, потом бабаТома заставила Лёху отделить он
твердой коры лыко. Он отдирал мягкие полоски от твёрдой коры с внутренней стороны и всё
допытывался, зачем да зачем, но баба Тома не говорила. Потом заставила Лёху высушить эти
мочалки и постучать по ним поленом, чтоб мягкие были. Лёха перестал спрашивать, видя,
что толку всё равно не дождёшься. Утром баба Тома сказала:
Лёш, купи, милок, четыре арбуза, да смотри, чтоб не очень большие да не очень спе-
лые. И чтоб не битые были.
Лёха снова спросил:
– Зачем тебе такие? Давай купим нормальный арбуз.

Баба Тома сказала:
Да иди уже, не болтай, а делай, что велят.
Лёха подумал, пойду на склады, там и подешевле, и выберу, что мне надо, и с Ихтия-
ром увижусь. Ихтияра не было, был его брат Сейран. Они посидели, поговорили. Сейран
сказал, что Ихтияр приедет из дома только после Нового года, ему там невесту нашли, и он
уехал знакомиться и родителями, надо помочь. Сейран спросил:
– Лёш, работаешь?
Лёха сказал:
– Да где там, не могу документы сделать.
– Хочешь у нас работать?
– А что делать придётся?
– Нет, ты меня не так понял, Лёш. Мне те ребята, что у тебя машину купили, денег
должны, а отдавать нечем. Если я у них «газель» заберу, ты сможешь её сделать, как надо?
– Да не вопрос, - обрадовался Лёха.
– Тогда так: ты делаешь машину, у меня есть документы на «газель», перебьёшь но-
мера, а я с гаишниками разберусь. Машину по городу пустим товар развозить, а ты будешь
грузчиком, и учёт товара вести, и ремонтом заниматься, хорошо?
Лёха осторожно спросил, сколько зарплата. Сейран сказал:
– Лёш, будет так: оклад, и, если сам ещё с другими магазинами договоришься, чтоб
они товар брали, от стоимости на складе, за сколько сдашь товар. Разница твоя, идёт?
Лёхе и не снилось такая удача. Он даже про арбузы забыл, вспомнил, когда уже со
складов выходил: вот те раз, а арбузы? Он вернулся, выбрал арбузы и попрощался. Догово-
рились, что он придёт в четверг.
Дома баба Тома велела Лёхе помыть с мылом арбузы, вытереть и положить сохнуть.
Потом она велела, чтоб он принёс лыко, что Лёха надрал, и стала учить Лёху оплетать арбуз.
Лёха только теперь всё понял. Только сначала не понял, зачем это. Но когда все арбузы ока-
зались в сеточках, баба Тома сказала:
– Лезь в погреб и вешай рядом с капустой. Да смотри, чтоб не касались друг друга. А
на Новый год арбузиком и побалуемся. Только их надо в сетках-то с бока на бок переворачи-
вать, а то бока пролежат и испортятся. Вот, Лёш, запоминай. Помру, и никто не научит….
Глава 9
Как и договорились, Лёха пришёл в четверг. Газель стояла у Сейрана за складом. Лё-
ха излазил всю машину и записал всё, что нужно. Потом пошёл к Сейрану и показал список.
Взял деньги и поехал покупать запчасти.
За две недели Лёха полностью отремонтировал машину. Сейран принес клеймы, и Лё-
ха перебил номера, перебил аккуратно и незаметно. Утром завёл и проехался по складу, ма-
шина работала как часы. Сейран сказал:
– Лёх, пока документы сделаем, ты тут по складу поработай, хорошо? Ну, там что
перевезти…. Ну, сам посмотришь.
Лёхе стало немного полегче. Рука у быбы Томы начала двигаться, и она стала сама
готовить обед. И оставила палочку, ходила, почти не хромая. На работе всё было нормально.
Лёха съездил в магазины, куда йогурты, колбасу, сосиски возил. Девчонки встречали его
приветливо и спрашивали, чего это он их бросил, другую что ль нашёл….
– Ты смотри, - смеялись они, - вот оторвём женилку, тогда не будешь по другим бе-
гать. А узнав, что произошло, жалели его и соглашались брать у него немного товара, чтоб
помочь. Многие знали Лёхину историю, да и отношение к нему было хорошее.
И Лёха зажил, как в сказке. Они с бабой Томой купили большой телевизор и вечерами
смотрели фильмы и хоккей, который баба Тома полюбила и всегда смотрела. Она, как и Лё-
ха, стала болеть за СПАРТАК. Но больше всего ей нравился бокс. Если по программе был
бокс, то баба Тома не отойдёт от телевизора, и Лёха смеялся:
– Вот, баба Том, все тётки смотрят мексиканские сериалы, а ты бокс! Ты это чего, а?
Только одно не давало покоя, это документы и прописка. Да больней всего было то, что при-
дётся на время отказаться от мысли забрать Клюковку. Они потихоньку восстанавливали до-
кументы. Им осталось переоформить на бабу Тому дом. Домовую книгу они с горем пополам
сделали и собирали документы. Но снова морока. Дом-то был оформлен на её мужа. И снова
хождение по архивам, чтоб переписать дом на бабу Тому. Справки из ЗАГСА и т.д. для всту-
пления в наследства. Но теперь у Лёхи была работа, и она ему нравилась и приносила, какие-
никакие, всё-таки деньги. Но куда он без документов?
Глава 10
В первых числах мая сажали картошку. БабаТома, бросая картошку в ямку, которую
выкапывал, а потом засыпал землёй Лёха, сказала:
– Лёш, радость-то какая, сестра нашлась! Вот и письмо прислала, на-ка вот, прочти, а
то ведь я вижу-то плохо….
И протянула Лёхе конверт с, наверное, уже не раз прочитанным письмом. Лёха понял
её хитрость, но промолчал и взял письмо. Писала внучатая племянница: «У нас всё нормаль-
но, мама не болеет. Мы на Украине живём. Я замуж вышла, дочь родила, вот теперь сама,
наверное, скоро бабкой стану. Мама и наши хотят к тебе приехать навестить. Примешь?
Олесин муж говорит, что, мол, старухе одной жить, пусть дом продаёт и к нам едет, хата
большая на всех хватит….» Лёха оторвался от письма и посмотрел на бабу Тому. Та сидела и
задумчиво смотрела в окно. Лёха дочитал письмо, положил в конверт и отдал бабе Томе.
Женщина сидела, положив усталые руки в канатах выпуклых вен на колени, и молчала, всё
так же глядя в окно, поглаживая натруженными руками передник. Потом сказала:
– Лёш, они в средине июня собираются приехать.
– Знаю, - как-то печально ответил Лёха.
Нехорошее предчувствие зашевелились у него внутри.
В июне Лёха встретил Олесю с мужем.
Мужик на второй день стал осматривать дом, вечером стал выспрашивать у Лёхи, что
да как. Лёха уклончиво отвечал, что не знает ничего. На следуещий день, придя с работы, он,
как обычно, пошёл на кухню, чтоб поесть, но на кухне возилась Олеся, что-то готовила, и
Лёха решил подождать, пока позовут.
Он пошёл в огород и стал ковыряться с грядками. Подошла баба Тома, посмотрела,
как Лёха работает, и сказала:
– Я, Лёш, в Крым к сестре. Посмотрю на сестру, сама-то не смогла, заболела не вста-
ёт. Наверное, в последний раз. Хоть одним глазком глянуть. Старая я уже, хоть на смерть
попрощаюсь. Ты, Лёш, за хозяина остаёшься. Смотри, не бедокурь. Я на месяц, а там заготовки пойдут – приеду я.

Лёху позвали ужинать на кухню, а не в комнату, как всегда это было. Олеся положи-
ла ему макарон, дала вилку и ушла. Лёха сам поставил чайник, нарезал на завтра бутербро-
дов, поел и пошёл к себе, подумав, что его не позвали за общий стол в суматохе.
Утром на кухне баба Тома, пряча глаза, сказала:
– Лёш, а ты пока сам похозяйничай, не привыкли они к тебе, стесняются, - и, вытерев
фартуком глаза, ушла.
Через неделю баба Тома сказала:
– Лёш, я Фёдору доверенность дала, чтоб он мне документы на дом выхлопотал. У
тебя-то нет паспорта, так он приедет и сделает.
Теперь Олеся и Фёдор ходили по дому с видом хозяев. В июле они уехали в Крым,
баба Тома сказала, что ненадолго. Лёха удивился: ненадолго, тогда зачем Фёдору доверен-
ность, если он тоже уезжает? Лёха проводил их на вокзал они попрощались. Баба Тома не
унималась:
– Ты, Лёш, поливай огурцы, окучь картошку, - давала она наказы.
Лёха сказал:
– Не бойся, всё сделаем. Ты давай не закупайся там в море.
Поезд отошёл, а у Лёхи что-то заныло под ложечкой.
Через десять дней неожиданно появился Фёдор. Он стал ходить по инстанциям, нанял
адвоката, и дело у него пошло с оформлением наследства бабы Томы. Однажды он сказал:
– Алексей, надо освобождать дом…. Сколько тебе надо времени, неделю, две? Да-
вай, Алексей, съезжай.
На Лёху как кипяток вылили. Он задохнулся от этих слов, пробовал что-то сказать, но
Фёдор поднялся и ушёл, не став слушать Лёху.
На следующий день Лёха пошёл на склады и сказал Сейрану, что он заболел и пока не
сможет работать. Лёха не мог прийти в себя и собраться с мыслями. Куда идти, где жить?
Лёха пытался поговорить с Фёдором, но тот не слушал. И Лёха собрал в сумку какие-то вещи
и забрал самые дорогие на свете драгоценности, которые он хранил все эти долгие годы, –
фотографию, где они всей семьей, Лена, Клюковка и он, стоят в парке и едят мороженное, и
Ленино обручальное кольцо. Это было всё, что осталось у него от той сказочно счастливой
жизни, где он, Лёха, был нужен и любим. Фото Лёха заламинировал толстой пленкой, в
кольцо вдел длинный шёлковый шнурок и, отмерив так, чтобы кольца не было видно, завя-
зал и надел на шею.
Лёха ушёл в никуда.
Глава 11
Вечером было тепло, и Лёха, взяв бутылку водки, поехал на кладбище, на могилу к
Лене. Он сидел на лавочке у памятника (памятника своего счастья) и пил, разговаривая с Ле-
ной. На следующий день было роковое число. Утром Лёха немного поспал на лавке у моги-
лы, потом пошёл к крану с водой, умылся и поехал в церковь поставил две больших свечи,
одну за упокой, другую за здоровье. Потом он зашёл в магазин, купил водки, купил еды и
снова поехал на кладбище. Больше ему ехать было некуда. Он с Леной встретил день рожде-
ния Анютика! Лёха пил и разговаривал с Леной, рассказывал ей всё, что с ним случилось.
Плакала водка, плакали душа и память! Иногда прибегала рыжая белка, она не боялась лю-
дей и садилась на ветку рядом с могилкой. Тогда Лёха замирал и не шевелился, боясь спугнуть зверка. Зверёк осмелел и брал хлеб, который Лёха аккуратно бросал. Зверёк отскакавал
в сторону, но не убегал, а насторожено ожидал. Лёха сидел тихо, и белочка прыгала и брала
кусочек передними лапками, присев и распушив красивый хвостик, грызла хлеб.
Лёха снова утонул в пьянстве. А что ему оставалось? Он изгой, и варианта вернуться
в нормальную жизнь у него нет. Не получается! Сколько он уже пробовал, но всё равно –
конец один и тот же. Видимо, больше ему не суждено нормально жить. Он знал, что вся его
жизнь началась со знакомства с Леной и закончилась с её смертью. И он больше не хотел
жить. Самое большое его желание было умереть, но решиться на самоубийство он не мог. И
он поплыл, поплыл по течению жизни, не сопротивлялся, как топляк, постепенно погружаясь
на дно, не пытаясь грести к берегу. И снова занесло его водоворотом событий в стоячую,
тухлую трясину бомжатины! Вот тогда-то Лёха и нашел эту камору. Это было его единст-
венное убежище – бомжеубежище, как называл его Лёха, и он никому его не показывал.
Глава 12
Лёха открыл глаза. Он лежал в каморе, и на него смотрели два печальных собачьих
глаза. Он осмотрелся, с похмельной тяжестью поворачивая голову. Потом сел и трясущими-
ся руками взял пластиковую бутылку с водой и, запрокинув голову, стал жадно пить против-
ную, тепловатую, пахнущую хлоркой и ржавчиной воду. Напившись, он посмотрел на стол.
Там стояла пустая литровая бутылка из-под водки и пустая бутылка из-под пива, валялся ку-
сок чёрного хлеба, пологурца и почти целая пачка сигарет. Лёха взял сигарету и прикурил.
Попил ещё воды, но разбитые губы начало щипать, и он вспомнил всё: и Грача и Любку, как
она дала ему водку, и собаку, и то, что он уже здесь просыпался, и эти тяжёлые страшные
воспоминания, которые его преследовали последних два дня…. Ему стало совсем плохо от
этих воспоминаний. Он опустил голову на руки и стал думать, где опохмелиться, сейчас его
больше ничего не интересовало. Он услышал тихое поскуливание. Это собака сидела и смот-
рела на него и, наверное, всё понимала. Лёха протянул руку к собаке. Она, опустив голову,
подошла к нему и упёрлась ему в руки своим мокрым носом. И как тогда, за сараем, ему по-
казалась, что это Ленина душа прислонилась к нему. Он тяжело вздохнул, погладил собаку и
встал. Сидеть было нечего.
Он потихоньку вышел из каморы, собака вышла за ним и остановилась. Оглядываясь,
мельком Лёха подумал, жалко будет, если убежит, ласковая, и закрыл на хитрую щеколду
дверь (сам придумал). Собака стояла и ждала. Лёха пошёл, и собака пошла за ним.
Лёха пошёл в парк собирать бутылки. Там по вечерам молодёжь пиво пьёт и оставляет
посуду. Надо было что-то пожрать и похмелиться. Лёха нашёл в парке на скамейке пустой
пакет и наполовину недопитую бутылку сухого красного вина. Лёха выпил её сразу из гор-
лышка, не обращая внимание на то, что отколовшиеся зубы от холодного вина заныли. Он
присел на лавочку и закурил. Собака, не отходившая от него ни на шаг и ходившая за Лёхой
сзади, села тоже. Лёхе стало полегче, и он потрепал по холке собаку.
– Ну, что, дурилка, как тебя зовут, а?
Собака молчала.
– Да какая разница, как тебя зовут… Да хоть Полкан, хоть Лорд, - ответил он сам се-
бе, - всё равно ты собака. Да, Собака?
Покурив, Лёха пошёл дальше искать пустые бутылки. Когда Лёха набил пакет и рас-
совал все найденные бутылки по карманам, уже стало светло. Наверное, скоро девять, а это значит, что скоро приедет машина, и будут принимать посуду. Они каждый день приезжали,
стояли пару часов и ехали на другое место. И Лёха частенько здесь сдавал пустую посуду.
Лёха прикидывал, что он может купить на сданную посуду: ну, во-первых, это пять фунфы-
риков настойки боярышника, и у него останется на половинку черного…. Занятый этими
мыслями, он забыл про собаку, он думал о том, как бы быстрей сдать посуду. Машина уже
стояла, и приёмщик выгружал пустые ящики. Лёха подошёл, приёмщик сказал:
– Мужик, давай помоги ящики выгрузить.
Лёха охотно согласился. Они быстро выгрузили десятка два ящиков, и машина уехала
на следующую точку.
Пока Лёха выгружал ящики и сдавал бутылки, собака сидела в стороне. Как только
Лёха пошёл в аптеку, Собака встала и пошла за ним. У аптеки Собака села и стала ждать Лё-
ху. Лёха посмотрел на неё и, вздохнув, сказал:
– Ты ведь тоже жрать-то хочешь.
Собака вильнула хвостом, переступая передними лапами, и посмотрела на Лёху ум-
ными глазами, как будто что-то поняла. И чувство того, что он теперь не один, давно забытое
чувство ответственности за кого-то, чувство того, что тебе верят, тебя любят, в тебе нужда-
ются, заставило его подумать о Собаке, что она голодная. Вздохнув и пробормотав в серд-
цах, вот ещё, навязалась на мою голову, он купил не пять фунфыриков, как рассчитывал, а
четыре, чтоб хватило на целую буханку. Дааа, теперь он не один….
Денег ему хватило на буханку и на сигареты. Отойдя от ларька и зайдя в какой-то
двор, Лёха прямо из горлышка выпил один за другим все фунфырики, потом отломил себе и
Собаке по куску хлеба. И они стали есть. Собака ела осторожно, посматривая на Лёху. Она
съела кусок и села, всё так же глядя на Лёху. Лёха запьянел и стал с ней разговаривать. Вер-
нее, он говорил Собаке, а она сидела и слушала. Лёха отломил ещё кусок и дал Собаке, та
аккуратно взяла, благодарно вильнув хвостом. Наверное, если б она просила, или как-то по-
другому себя вела, Лёха прогнал бы её. Но Собака не просила. Она покорно сидела и ждала
не только куска хлеба, но и Лёхиной ласки, и это сыграло решающую роль в их жизни. Они
стали жить вместе, два одиноких неприкаянных существа, две одинокие души, человек и со-
бака. Они нашли друг друга и заполняли пустоту в душах друг друга!
Глава 13
Лёха снова стал ходить разгружать вагоны, а Собака всегда и везде ходила за ним сза-
ди. А когда он работал, то она отходила в сторонку, садилась и тихо ждала. Бывало так, что
после разгрузки он с мужиками выпивал. Сначала мужики прогоняли Собаку, она отходила
подальше и снова ждала. Лёха всегда заступался за Собаку, и к ней привыкли. Она не вы-
прашивала, не воровала, а просто сидела и ждала Лёху. Лёха, напившись, забывал про неё, но
она никогда не оставляла Лёху, если он напивался и спал где-то на улице. Собака всегда си-
дела рядом, для неё не было большего счастья, чем быть рядом с Лёхой, и неважно, было ли
это зимой в морозы, или осенью в дождь, она была всегда рядом. Мужики за это за глаза зва-
ли его Лёха Собака.
Как-то раз рано утром Лёха, пока темно, выбрался из каморы и пошёл к железной до-
роге. Он проходил мимо столовой, которая находилась метрах в двухстах в общежитии и ра-
ботала круглосуточно. Вернее, с семи вечера работал буфет, там можно было купить что-то –
котлету с гарниром, чай, выпечку или ещё что-нибудь такое. Лёха иногда, когда были деньги, заходил туда и покупал гарнир, и они с Собакой пировали. Ливерушку с макаронами или
с рисом они оба очень даже уважали. И Лёха брал четыре порции гарнира и, если было по-
больше денег, то и котлету. Но котлета была почему-то из хлеба, и они предпочитали по
возможности покупать ливеруху в магазине, а здесь – гарнир.
Проходя мимо этого буфета, он услышал, что там кто-то ругается. Он прислушался и
понял, что ругаются поварихи. Они кляли какого-то Ваську, который обещал сделать вчера
плиту, взял деньги, а плита снова сломалась, и что делать неизвестно, так как времени только
пять часов, и каша уже закипела, теперь пропадёт. Из дверей столовой вышли две женщины
в почти белых халатах и с белыми косынками на голове. Закурив, стали громко разговари-
вать меж собой:
– Вот, б....., как вот теперь готовить! Да ещё суббота, и где теперь кого искать? Да
эта, с...ка, еще отдыхать она уехала. Вторая в тон ей пропела:
– Кошка бросила котят пусть е...., как хотят, - и выругалась.
Лёха узнал по голосу и поведению. Это была повариха из заводской столовки Настя.
Теперь она работала здесь. Он её сразу узнал, но признаваться, что они знакомы, не стал.
Настя была весёлая, разбитная баба, ей палец в рот не клади, по локоть отхватит. Она была
тогда не такая полная. Это была высокая красивая деревенская девка, которая после ПТУ
пришла на завод в столовку. Мужики сначала старались ущипнуть её или что-то сказать, но
первое всегда оканчивалось одинаково – тряпкой или полотенцем, или что под руку попадёт-
ся, по мордасам. Все вокруг смеялись. Сказать – тоже опасно: отбреет, что только держись.
Лёха хотел пройти мимо, но что-то, может быть, приятные воспоминания, остановило
его. Он спросил:
– Девчонки, что случилось-то?
– Давай, давай иди своей дорогой, без тебя г.... хватает.
– Да чего ты на мужика кричишь? - сказала Настя, - что он тебе сделал?
– Да ничего, - ответила первая, что он лезет, без него тошно.
– Да вот, электричество сломалось, - сказала Настя.
– Ну, если не очень сложно, то можно попробовать….
– Иди, пробельщик, иди, - громко сказала первая.
– Да постой ты, не кричи. Я его знаю.
У Лёхи застыло в внутри: дурак, ну, зачем остановился, опять вопросы, опять жалеть
будет. Лёха ненавидел разговаривать со старыми знакомыми, совесть его потом заедала, и он
долго потом ходил в депрессии. Но Настя сказала:
– Он к нам заходит, всё гарнир берёт.
– А что, ему антрекот что ли брать? -съязвила первая.
– Ну, всё, хватит зубоскалить. Они, знаешь, не все пропойцы, мало чего в жизни ни
бывает.
Лёха покраснел. Он был благодарен Насте за эти слова.
– Да вот, у нас все плиты вырубились.
– Да и мармит не греет, - поддакнула первая.
– А это что? - спросил Лёха.
Женщины рассмеялись, и Настя сказала:
– Это не то, что ты думаешь. И они снова захохотали, приседая.
И как-то само собой стало просто. Женщины объяснили, что у них выключились
электроплиты, и они не могут готовить. Лёха спросил:– А где электрошкаф?
– Да вот там, - пошла Настя в дверь.
Лёха пошёл за ней. Собака отошла немного в сторону и села ожидать Лёху. Настя по-
казала Лёхе шкаф. Лёха открыл его и стал смотреть. На первый взгляд всё было нормально.
– Надо рубильник выключить, посмотреть. У вас фонарик или свечка есть?
– А зачем тебе?
– Да надо б выключить посмотреть.
– А потом включишь ли? А то и холодильники отключатся!
Лёха посмотрел что-то и сказал:
– Нет, не отключатся, там другая линия.
Настя сказала:
– Верк, иди свечки неси.
Лёха отключил напряжение и стал смотреть вставки, вынимая по одной. Но вставки
были нормальные. Он задумался. У него не было инструмента, и как быть, он не знал.
Подумав, он сказал:
– Девчонки, а у вас нет патрона и провода?
Верка схамила, как всегда:
– А бабу без порток те не надо?
Лёха сказал:
– Ну как я проверю, что тут? Хоть контрольку сделаю.
– Да хрен её знает, есть или нет! Мы-то почём знаем, мы что, электрики что ли?
Лёха сказал, что скоро придёт, и, включив рубильник, вышел на улицу. Лёха пошёл к
себе в камору, Собака поплелась за ним. Лёха обрезал у себя лампочку с проводами и патро-
ном и пошёл обратно. Он прихватил с собой и кое-какой инструмент.
Лёха снова вырубил рубильник и полез в шкаф. У Лёхи тряслись руки и болела голо-
ва, глаза слезились с похмелья, но он быстро нашёл, по какой причине не работает плита:
отгорела клемма. Лёха вылез из шкафа, и Настя спросила:
– Ну что?
– Да сейчас надо посмотреть, как сделать…
Снова влезла Верка:
– Да что там смотреть, делать надо!
Лёха посмотрел на неё, в сердцах сказал:
– Ну что ты всё кричишь?! Коль такая умная, вот тебе пассатижи, и делай сама. Я ж не
учу тебя щи варить.
– Да много вас, учителей таких…
Настя сказала:
– Верк, ну чего ты? Да отстань! Видишь, мужик делает! А ты не обращай на неё вни-
мание, она вечно на всех рычит.
Лёха повернулся к Верке и с улыбкой спросил:
– Тигра, зовут тебя как?
– Да что меня звать-то, захочу, сама приду, - засмеялась Верка. – Лёш, долго еще де-
лать? - уже как-то мягко спросила она.
– А нет, вот сейчас пойду клемму сделаю – и всё, у меня там трубка есть…
И замолчал. Он снова чуть не проговорился, где.

Лёха пошёл в камору, но по дороге вспомнил, что лампочку с патроном он отрезал.
Он пошёл назад. Дверь была не закрыта. Лёха зашёл на кухню и увидел, что женщины нали-
вают по стаканам понемногу водки, а на столе тарелка с мясом и солеными огурцами. Жен-
щины сначала испугались и быстро убрали бутылку, но увидев Лёху, Верка сказала:
– Фу, леший, напугал…. Что шляешься, как тень отца Гамлета?
Она вчера по телику кино смотрела про этого долбанутого Гамлета. Он там ещё гово-
рил «бедный Юрик» и черепушку всё разглядывал. И невеста у него тоже долбанутая. Во-
обще дурдом какой-то, все друг друга убивают.
– Дверь-то у вас открыта.
– Что-то не доделал? - спросила она.
– Да нет, лампочку забыл…. Сейчас сделаю,- и, посмотрев на тарелку с мясом и бу-
тылку с водкой, он сглотнул слюну.
Настя сказала:
– Иди делай, потом накормим и водки нальём.
– А можно сейчас хоть 50 грамм?
– А доделаешь?
– Да, конечно, тут дел на полчаса.
– Слышь, Насть, не наливай, пусть сначала доделает, а то выпьет, и ищи его потом.
– Ну ты, Верк, и змея! Вишь, мужику плохо, пусть похмелится да хоть немного поест,
поди, не жрал ничего.
– Да ладно, я что, жалко, что ли…. Пусть, только чтоб доделал.
– Да я доделаю, - сказал Лёха.
Лёха выпил, поел немного и спросил:
– Девчонки, а у вас нет чего-нибудь вчерашнего? Ну, там, что не доели, ну, которое
выбрасывать….
– Да что тебе? Вон, мясо, ешь. Мало, еще положу, - сказала подобревшая Верка.
– Да это не мне…
– А кому ж?
– Да так, - уклончиво ответил Лёха.
– Да зачем тебе объедки-то?
– Зачем-зачем, - сказал Лёха, - нужно!
Настя молча встала и принесла сложенные в пакет недоединые котлеты, куски колба-
сы и еще чего-то. Лёха повеселел.
– Я сейчас, сказал он, лампочку возьму и через десять минут приду.
Он взял пакет и вышел. Собака сидела около двери, увидев Лёху, она стала нетерпе-
ливо поскуливать, переступая передними лапами, радостно и нетерпеливо кивая головой и
помахивая хвостом. Лёха подошёл к ней и, наклонившись, погладил её по голове. Она при-
пала на передние лапы и стала подпрыгивать, пытаясь лизнуть его. Лёха открыл пакет и по-
ложил его перед Собакой. Собака начала с жадностью есть. Лёха стоял рядом и с радостью
смотрел на Собаку, пока она не доела. Потом Лёха пошёл к камору, нашёл свечку, зажёг и
подключил свет. Потом он нашёл кусок алюминиевой трубки, отпилил кусок, один конец
расплющил и просверлил в нем отверстие под болт, а другой конец распилил вдоль, и полу-
чилась клемма. Он взял клемму и пошёл в столовую. За ним бежала Собака, весело маша
своим рыжим, немного загнутым вверх хвостом. Она села у двери и стала ждать Лёху.

Лёха снова вырубил рубильник и начал приделывать клемму. Потом он прикрутил
клемму, поставил на место вставки и включил рубильник. Плита начала нагреваться! Жен-
щины заохали и стали хвалить Лёху. Потом Верка сказала:
– Насть, смотри, ведь он сделал! Вон Элька (хозяйка) платила Ваське, а он, паразит,
ничего не сделал. Вот, Насть, давай Лёхе заплатим, а потом Эльке скажем, что, мол, пусть с
Васьки высчитывает. Так правильно будет. Лёш, сколько работа стоит, говори.
Лёха растерялся и молчал.
– Ну, чего молчишь, сколько тебе?
– Не знаю, - пожал плечами Лёха, - и снова сказал, - да не знаю я.
– Так, - сказала Верка, - Ваське сколько заплатили? - Вот и Лёшке надо столько же
заплатить.
Она пошла и взяла деньги из кассы и отдала Лёхе. Лёха обалдел, он давно не держал
такой суммы в руках. Настя сказала:
– Ты вот что, Лёш, приходи часа через три, покормим.
Лёха пошёл в магазин и купил Собаке красивый ошейник и средство от блох. Он не
знал, что подарить Собаке с появившихся денег, и подарил ошейник. Собаке он, наверное,
понравился, и она теперь ходила сытая и гордая, и казалась, что она улыбается. Лёха взял
бутылку водки и пошёл в столовую. Там его проводили в овощной цех, накормили и Собаке
тоже дали. Настя сказала, что если он хочет, то пусть приходит утром, ну, там коробки вы-
бросить, мусор на помойку выкинуть, а они его за это будут кормить. Лёхе опять повезло, он,
конечно же, согласился. Настя сказала:
– Тогда завтра приходи.
Лёха сказал:
– Насть, может?.... - и показал бутылку.
Настя рассердилась и сказала Лёхе:
– Ишь, смотри, деньги у него появились! Ты мне брось это, чтоб я больше не видела,
понял?
– Да я думал…
– Думал он! - передразнила Настя. - Это мы от злости с Веркой. Ты, Лёх, смотри: пья-
ный придёшь, турну. Ты вот лучше себя в божеский вид приведи, а то смотреть совестно.
Лёха покраснел, спросил у Насти:
– А у тебя немного стирального порошка не будет?
Настя принесла полпачки стирального порошка «новость». Лёха обрадовался и, сказав
спасибо, пошёл стираться. Собака его встретила у двери столовой, и стала махать хвостом
при виде пакета. Лёха улыбнулся:
– Что, пожрать хочешь? Нет, это на вечер.
И они пошли. В камору идти было боязно, ещё было светло, и Лёха боялса «спалить»,
но он весь день болтался здесь и ни разу не подумал об этом, а сейчас только понял оплош-
ность. Теперь у Лёхи была бутылка водки, еда себе и Собаке и немного денег, оставшихся от
водки, ошейника и капель от блох, которые он купил Собаке, и полпачки стирального по-
рошка. Но главное – ему снова повезло на людей, и если он не будет там появляться пьяный,
то у него на зиму будет еда. А ещё хоть какая-то работа, без этого он не мог. Если работать,
то меньше свободного времени и воспоминаний, которые за эти дни вымотали ему душу.
Лёха все-таки пошёл в камору, оглядываясь и следя, чтоб никто не заметил, как он ту-
да входит. Лёха не стал пить сразу. Он сделал свет, постирал вещи, развесил их на горячих трубах, вымылся сам, вымыл Собаку и оброботал её средством от блох. Она стала чистая, и
чёрная полоска на её спине высветилась, стала заметней. Собака сначала не хотела мыться,
но Лёха затащил её, и она понуро стояла и терпела, опустив свою обиженную морду. После
этой процедуры Лёха достал из пакета, что там было, и разобрал – что собачье, что его. Своё
разложил на столе, а Собакино, то, что ей дали девчонки, оставил в пакете. Порезав и разло-
жив закуску, он открыл бутылку и налил себе целый стакан, хотел выпить, но остановился.
Подумав, он отлил полстакана обратно в бутылку и убрал её. Потом положил на пол пакет и
разделил собачью еду на две части. Одну положил Собаке, а другую – между рам, где похо-
лодней. Потом снял с софы покрывало, хотел вытряхнуть его на улице, но тут вспомнил, что
он совсем голый и, вздохнув, слегка приоткрыл дверь и тряхнул пару раз, потом взял одеяло
и таким же образом его вытряс. Он оглянулся, ища чего-то, потом снял старое покрывало со
стены (когда-то он его прибил вместо ковра) и, сложив вчетверо, положил рядом с софой у
ног, сказал:
– Вот, Собака, это теперь твоё место. И пошутил:
– Когда будешь ложиться, то снимай ботинки. И не спи в одежде, как какой бомж!
В каморе было тепло от труб, даже жарко. Лёха выпил водки и наслаждался теплом,
чистым телом, закуской на столе и тем, что он теперь, может быть, "нормально" заживёт. Он
выпил, поел, потом ещё выпил, и они легли спать. Лёха спал сном младенца, его не мучали
ни тяжёлые воспоминания, ни пьяные кошмары (сон алкоголика краткий и тревожный), нет,
он спал крепко. Собака тоже спала крепким собачьим сном, непривычно чистая. Блохи её
уже не так донимали, и в животике было полно. И она спала, видя свои собачьи сны, изредка
потихонечку лаяла во сне и подёргивала лапами, наверное, куда-то бежала….
Глава 14
Собаке снилось, что она ещё маленький рыжий щенок и бегает по улице со своими
братиками и сестричками. Они кусают друг друга за хвостики и беспечно валяются в теплой
мягкой пыли, ожидая, пока прибежит их мама, чёрная небольшая лохматая собака, которая
ощенилась в начале августа под старым деревянным, разрушенным и заброшенным домом на
окраине города. Их было четверо, веселых толстеньких щенят. Они не голодали: рядом была
какая-то небольшая свалка, и там всегда можно было чего-нибудь найти. И они бегали и иг-
рали. Если шёл дождь, они залезали под старый дом и, прижавшись к друг другу, спали. По-
том бегали по лужам и были все грязные, но дождь переставал, и они высыхали и снова бе-
гали друг за другом.
Но однажды, когда листья стали падать с деревьев, мама не пришла. Не пришла она и
на следующий день, и вообще она больше не пришла. Щенята побежали искать её, но забе-
жали далеко и заблудились в этом странном, незнакомом городе. Потом они потеряли брати-
ка и не нашли его. Потом наткнулись на стаю собак и очень испугались, но собаки их не тро-
нули, и щенята побежали с ними.
Так они оказались в стае бродячих собак. Законы стаи очень жестоки, за еду могут
порвать, и пока не поедят сильнейшие, подходить было опасно. Даже если ты нашёл, но во-
время не спрятался с куском, у тебя его отберут. И Собака была всегда голодна. Если ей уда-
валось что-то найти, она пряталась, иногда её находили и отбирали. Один раз она не захотела
отдавать кость, найденную во дворе, и её начала трепать большая чёрная собака. И если б не
рыжий кобель с чёрной полосой на спине и полустоячими ушами, который сцепился с чёр-

ным, то неизвестно, чем бы это могло кончиться. С этих пор Рыжий иногда позволял Собаке
быть рядом, пока он ест. А иногда даже отходил от еды, и тогда Собака могла доесть остат-
ки. Собака, наученая горьким опытом, не лезла никуда, она поджимала хвост и убегала, но
если Рыжий был рядом, то он заступался за неё. Когда настали холода, Собака прижималась
к Рыжему, и они так спали, согревая друг друга. Но прошли холода, и настало тепло, снег
растаял, деревья снова надели свои зеленые в цветочек рубашки.
В это время Чёрный совсем озверел и стал очень злой. Они сцепились с Рыжим и жес-
токо дрались. Собака испугалась и спряталась, а когда всё утихло, она вышла из своего убе-
жища, но Рыжего уже не было, а Чёрный хромал на задние лапы. Собака бросилась искать
Рыжего по следам, но скоро запахи города перебили запах Рыжего, и она его не нашла. Со-
бака не стала возвращаться в стаю. Она стала жить одна. Её часто гоняли чужие собаки, и
домашние, и бездомные, да и люди частенько в неё бросались палками и камнями. Собака
привыкла к этому и потому никому не верила и старалась не подходить близко ни к собакам,
ни к людям. Она стала одиночкой.
Время шло, и опять дождливые тучи затянули голубое небо тяжелыми грязно-серыми
гардинами дождя. И стало плохо Собаке. Вот в этот момент она и увидела лежащего за сара-
ем человека. Она подошла поближе, но он не шевелился. Собака почувствовала безысход-
ность чужого горя и пустоту собственного одиночества.
И она подошла к Человеку.
Часть четвёртая. Новые испытания
Глава 1
На следущий день Лёха решил сходить на базу.
Утром они с Собакой сходили в столовую. Насти не было, была Верка и еще незнако-
мая женщина. Лёха замялся на пороге.
– Ну, чё встал? Дверь закрывай, дует, - сказала Верка.
– А где Настя? - спросил он.
– Да где ей быть? У Мишки, небось, ошивается. Она ж сегодня выходная, послезавтра
будет.
При словах – «у Мишки ошивается…» - у Лёхи как-то неприято шевельнулось в гру-
ди. Верка накормила Лёху, наложила вчерашней или позавчерашней картошки целую двух-
литровую банку и налила подливки, оставшейся от рагу, потом дала вчерашнего нарезанного
хлеба и пакет с собачьей едой. Лёха вынес коробки на помойку, сложил в сторонку деревян-
ные ящики, потом соорудил метлу и подмёл вокруг крыльца. Забрал банки и ушёл. Вера
вслед крикнула:
– Ты банки свои приноси, а то эти у нас по накладным проходят.
В каморе Лёха залез под софу, поковырялся там и достал не новые, но крепкие зим-
ние сапоги. Они были не модные, но очень добротные, прошитые по рантам и на натураль-
ном меху. Он нашёл их этим летом на свалке, отмыл, потом высушил и смазал хорошо их
маргарином, завернул в пакет и убрал до морозов. Морозы еще не наступили, но в этих рва-
ных кроссовках ходить уже было невозможно. Да потом он постирал, и его «кожа» снова
стала байковой рубашкой. Спортивные штаны он свернул и убрал, решив, что он будет те-
перь переодеваться в спортивные штаны, а на улицу будет ходить в джинсах, которые у него
остались еще с того времени, когда его выгнали из бабы Томиного дома. Он два года их бе-
рёг и почти не надевал, вот теперь пришло время. Лёха оделся и улыбнулся. Он вчера по-

брился, помылся, а сегодня надел всё чистое и чувствовал он себя совсем по-другому, чем
вчера утром, когда проснулся.
На базе его встретили с издёвками, что Лёха, мол, с Канар прилетел, вон в пакетах по-
дарки, видать, всем привёз. Лёха вместе со всеми рассмеялся и пошёл на склад к Сейрану.
Сейран был злой на Лёху и стал на него ругаться, но Лёха сказал:
– Сейран, я тебе не сын, не жена, я живу так, как считаю нужным. Ты мне помог,
большое тебе спасибо, но я тебе ничем не навредил, так что не хочешь по-хорошему гово-
рить, не надо, до свидания.
Странно смотрелась эта парочка: весь в коже и золоте, красивый, высокий азербай-
джанец и грязный, полупьяный бомж, которые разговаривали как два поссорившихся друга.
Сейран немного остыл и сказал:
– Лёх, сейчас люди все есть, может потом…. Тогда возьму…
– Ладно, Сейран, я пока без денег поработаю, будешь мне продуктами давать. Мне
много не надо, только чтоб поесть.
На том они и порешили. И снова Лёха стал потихонечку меньше пить, времени на это
не было. С утра он шёл в столовую, там что-то делал. Его кормили и, если оставалось вче-
рашнее первое, наливали в банку, и он уносил это в камору вместе с собачьей едой, которой
теперь у Собаки было много, и они с Лёхой стали поправляться. У Собаки стала лосниться
шерсть, и она уже не выглядела таким заморышем, как раньше. К ней хорошо относились, не
прогоняли, и она всегда тихо радовалась людям. Она садилась, переступала передними лап-
ками и виляла хвостиком. Казалось, она улыбается навстречу доброте. Но она так и осталась
трусихой, эта Собака. Если при ней ругались или громко разговаривали, она поджимала
хвост и жалась к Лёхиным ногам, ища защиты. Пока Лёха работал, она сидела терпеливо в
стороне, стараясь сесть так, чтоб не мешать.
Лёха брал из перебранных азербайджанцами овощей и фруктов то, что было нормаль-
ным, и они откладывали это на комиссию. Там он находил совершенно нормальные помидо-
ры и огурцы, яблоки и апельсины, пошла и хурма. Лёха оставлял немного себе, а остальное
относил Любке в ларёк и отдавал ей дешевле: если в магазине стоило 10 рублей, то он отда-
вал за 2,50. Просто овощи не могли больше лежать, их надо было есть сразу, или через пару
дней они начинали портиться. Лёха носил не много, но часто, и Любка стала и своим соседям
брать. Так у Лёхи образовался маленький бизнес. Теперь у него была еда, курево, и он брал
бутылку водки и пару пива в субботу, мылся и устраивал себе праздник. Он купил у алкашей
за литр маленький телевизор и, соорудив в каморе антенну, смотрел телевизор. Показывал он
не очень и всего три программы, но это было сказочно! Тёплая камора, еда, телевизор, вы-
чищенная и выколоченная от пыли постель, много еды и, главное, это живое существо, его
рыжая дворняжка с полустоячими ушами, Собака.
Лёха приходил домой, переодевал джинсы и рубашку, надевал спортивные штаны,
футболку. У найденных валенок он отрезал голенища, и у него получились очень короткие
валенки. Он совал в них ноги, и ему становилось уютно. Они ужинали с Собакой. Лёха вы-
пивал, но немного. Он мог выпить полбутылки и потом ложился смотреть телек. И Собака
ложилась к себе на подстилку и громко зевала, недовольно ворча на телек.
На Новый год Лёха притащил еловых веток и устроил что-то похожее на елку, пове-
сив на ветки мелкие мандарины и яблоки. Тридцать первого декабря он купил три литровых
бутылки водки, пять полторашек пива, хлеба, колбасы, сыру, селедку. Накануне попросил
девчонок в столовой сделать ему винегрет, со склада он принес всё, что нужно, и они ему всё

сварили и нарезали. Он купил Собаке подарок и не показывал ей и сам, как ребёнок, радо-
вался, что у него есть тот, кто ему рад искренне и кому он может от души сделать подарок.
Собака совала нос в пакет, но Лёха её прогонял: иди, иди это тебе сюрприз, иди не подгля-
дывай, и шутливо толкал её в бок. Собака упиралась и сопротивлялась, стараясь всё-таки су-
нуть свой кирзовый нос в пакет.
Лёха постелил чистую белую бумагу на стол, закрыл ее прозрачной пленкой и стал
накрывать на стол. Время уже подходило к одиннадцати, и по телеку шёл Рязановский
фильм. Мягков пел «Я спросил у тополя». Лёха присел. Они с Леной любили эту песню. На-
строение испортилось, он налил водки, но, подумав, пить не стал, а стал накрывать стол на
троих, стараясь расставить имеющуюся у него посуду так, чтобы было понятно: это Анюти-
ку, это Лене, а это ему. Он остановился и смотрел на стол. Сзади его толкнули под колено, он
обернулся: стояла Собака и смотрела на него тихо и преданно. Лёха стряхнул с себя оцепе-
нение и стал расставлять закуски. Стол получился шикарный: свежие огурцы, помидоры, ку-
рица гриль (вторая лежала на холоде между рам), целая бутылка водки, пиво, сыр, колбаса,
винегрет. Фрукты! Лёха достал пакет с подарком. Собака опять стала совать свой нос, виляя
хвостом, пыталась быстрей увидеть, что там. Лёха разговаривал с ней:
– Ну, что ты, как ребёнок! (Он вспомнил, как Клюква бежала к нему и тоже лезла в
пакет и спрашивала: это мне папочка?) Подожди, - сказал он Собаке.
Она не хотела ждать и толкала Лёху носом под локоть, пытаясь сунуть свою морду в
пакет. Лёха достал из пакета штатив, одел на него две миски, и получилась кормушка и по-
илка для Собаки. Лёха отмерил высоту и закрепил миски. Собака сунула туда нос и посмот-
рела на Лёху.
– Да погоди ты, сейчас положу. Он достал из её пакета половинки котлет, недоеден-
ную колбасу, куски сыра и положил в миску. Потом он налил в другую миску воды и сказал:
– Ну вот, с Новым годом тебя, Собака!
И они вдвоём проводили четырнадцатый год Лёхиного одиночества! Потом они
встретили Новый год, уже вдвоём. Им не надо было никого, они нашли друг друга, две оди-
ноких дущи в такой для них злой и беспощадной жизни. Если б он встретил эту собаку лет
15-16 назад, то, наверное, не обратил бы на неё внимания. Но жизнь вносит свои коррективы,
и вот теперь дороже и ближе, чем эта рыжая дворняжка, у Лёхи никого не было.
Они сидели и смотрели телек, смотрели кино, смотрели концерт. Лёха изрядно запья-
нел. Часа в четыре или пять он осторожно выглянул из каморы. Было уже тихо, и они с Со-
бакой вышли на улицу. Странно, вчера шёл противный дождь со снегом, а сегодня немного
подморозило, и снег лежал чистый и белый, и шёл – редкий новогодний снег. В свете улич-
ного фонаря было видно, как большие снежинки, медленно кружась, танцевали на своём по-
следнем балу и ложились на землю, чтоб больше никогда не станцевать свой ночной танец.
Собака, сытая и весёлая, бегала и валялась на этом мягком белом одеяле из станцевавших
свой первый и последний вальс снежинок. Лёха открыл пошире дверь, пусть проветрится, он
в каморе начадил, хоть топор вешай. Форточки не было, и он решил так проветрить. Собака
носилась и пыталась даже лаять, но Лёха побоялся, что кто-то их заметит, и цыкнул на Соба-
ку, и та перестала лаять, но продолжала носиться, пыталась играть с Лёхой. Сначала Лёха
отталкивал Собаку – да уйди ты, бегай вон, играй, – но Собака продолжала приставать, и не-
заметно Лёха втянулся в игру. Он нашёл где-то палку и стал бросать Собаке, она с поднятым
хвостом радостно носилась с палкой, суя её Лёхе в руки, а потом рычала и пыталась отнять,
упираясь всеми четырьмя лапами. Лёха снова бросал палку, и Собака снова приносила её и,

бегая рядом с Лёхой, не давала ему палку. Он отходил, Собака начинала на него нападать.
Лёха шутливо делал вид, что сейчас отнимет палку, и Собака, смешно подпрыгивая на всех
четырёх лапах, пыталась боком толкнуть Лёху.
Погуляв, они пошли в камору. Это был их рай. У Собаки была еда, и рядом был Лёха,
большего счастья Собака себе не представляла. У Лёхи тоже было еды, сколько хочешь, и
чтоб она не испортилась, он ставил её между рам, где было холодно. У него было много пива
и две с половиной литровых бутылки водки. Они смотрели телевизор, спали, а ночью выхо-
дили на улицу. Когда водка кончалась, у Лёхи не было того обычного тяжкого состояния за-
пойного похмелья, он потихонечку пил пиво, ему было хорошо, как только может быть хо-
рошо бомжу. Еда, тепло и друг. Пусть и не человек, а собака, но она не предаст. Лёха решил,
что завтра он сходит к бабе Томе узнать, что там, приехала она или нет и вообще, жива ли.
Утром Лёха побрился, переоделся, и они с Собакой пошли к бабе Томе. Лёха зашёл в
магазин, хотел купить торт, но посмотрел на цену и решил, что очень дорого, а маленьких не
было. Лёха купил конфет и пряников, и они пошли к бабе Томе. Собака там не была, и по-
этому шла позади Лёхи. Они прошли через весь город, перешли через Волгу и направились к
дому бабы Томы. Подойдя к калитке, Лёха по привычке сунул руку между забором и калит-
кой, но запора там не обнаружил. Он ещё пошарил рукой и услышал чей-то голос.
– Чего надо? - спросил грубый мужской голос.
Лёха поднял голову. На крыльце стоял Фёдор в тренировочных штанах и накинутой
на плечи телогрейке. Лёха сначала обрадовался.
– Привет, - сказал он.
– Привет, - ответил Федор, - чего надо?
– Федь, ты что, не узнал меня? Это я, Лёха.
– Вижу, что Лёха. Чего надо?
– Да вот, шёл мимо, - соврал Лёха, - думаю, дай зайду, бабуТому проведаю. Как она?
– Чё её проведывать-то, иди куда шёл, иди себе….
Лёха оторопел. В этот момент открылась дверь, которая с другой стороны дома вела в
Лёхину комнату, и оттуда выглянула старуха.
– Кто это, Федь?
– Иди, никто. Иди к себе, не морозь дом.
Лёха не сразу узнал бабу Тому, а узнав, рванул калитку и вошёл.
Ты это чё хулиганишь? - засуетился Фёдор.
– Да ничего! - грубо ответил Лёха и пошёл к бабе Томе.
Та, узнав Лёху, вся затряслась и беззвучно заплакала.
– Пойдём, Лёш, в дом.
И пошла в Лёхину комнату, на ходу говоря:
– Вот, сынок, здесь меня теперь Фёдор-то "прописал"…
– Как это?- не понял Лёха.
– Да как… Говорит, нечего в дому делать, и без тебя тесно. И паспорт забрал, не даёт,
окаянный! Я и к участковому ходила, а он пришёл, они пошушукались, он и ушёл, ничего не
сказал. А этот Федька-то…. Уже два года, как приехала от них, он всё здесь на рынок…. Са-
ло оттуда, с Украины, возит, а здесь на рынке торгует им. А меня, Лёш, уже два раза в боль-
ницу сумасшедшую сдавали, всё хотят, чтоб я на них дом подписала. Да я б и подписала, Бог
с ним, племянница одна, больше нет никого. Так этому аспиду сейчас давай, а то, говорит,
вдруг помрёшь, а завещания не оставишь. А я, Лёш, боюсь, сживёт он меня тогда совсем со

свету. Он и в больницу-то меня отдавал, чтоб опекуном моим быть. Мне ж, Лёш, за 70…. Дане признали меня беспамятной-то, не признали, а он и давай беситься. Там, Лёш, закавыка
вышла, он бы давно на себя переписал, а вот как начали документы выправлять, тут и
всплыло, что в оккупацию что ли, архив сгорел, или когда ещё, только вот не подтверждает-
ся, что мы родственники, нету бумаг-то. А так бы уж давно... А я боюсь, сдаст он меня в дом
престарелых, а там-то я, Лёш, сразу и помру. Что ж ты, Лёш, тогда уехал, меня не дождался.
Фёдор говорил, мол, к дочке ты уехал, что, мол, и не попрощался, как следует, взял и уехал.
Так ли было-то, Алёшенька? Да как там Аннушка? Небось, большая уже.
– Большая, - задумчиво ответил Лёха.
Глава 2
Чем он мог помочь бабе Томе? Сам без документов. А бабу Тому жалко, сожрёт её
Фёдор.
– Лёш, да тебе ж письмо от тёщи-то приходило. Да, вот ещё, друг-то твой, Валерка, с
Израилю приезжал, приходил, всё о тебе расспрашивал. Да я и сказала, что ты к дочке уехал.
Я ж не знала, он всё адрес спрашивал, да откуда ж я знаю-то.
Лёха сказал, что в паспортный стол пойдет узнать про Аню. Она начала по полкам в
шкафу, по комоду искать письмо, но не нашла.
– Ой, Лёш, не знаю, куда дела, ума не приложу, не могу найти! О, Господи, и куда су-
нула, старая, адрес твоего Валерки? А туда я, Лёш, боюсь ходить….
И она показала глазами на перегородку. Лёха вздохнул, вот, упырь!
– Как же ты с ним живёшь?
– Ой, Лёша, сынок, вот так и живу!
– Как это получилось-то, баба Том, а?
– Да как, Лёш…. Пока я тама у них была, он тут хотел на себя дом оформить, но у не-
го что-то не получилось. Так он меня назад и привёз. Я, Лёш, смекнула, что что-то тут не так,
а он меня все подзуживает-подзуживает, давай, мол, дом на меня оформлять. Я отказалась.
Вот только регистрацию сделала на три года-то, больше не стала, Господь уберёг.
Они посидели, помолчали. Стало темнеть. Лёха засобирался.
– Баба Тома, ты, если найдёшь письмо, то далеко не убирай, я к тебе зайду. Да и вот
что: ты Фёдора этого не вздумай прописать, а то потом беды не оберёшься, а лучше сходи ты
в прокуратуру и заявление напиши, чтоб никаких сделок с твоим домом не происходило, и
покажи ему….
– Ой, Лёшенька, мудрено это всё, не по мне. Да и забуду я, что надо-то. А ты Лёшень-
ка, заходи. Пока Фёдор на рынке, я тебя чайком напою.
И концом платка вытерла слезинку в уголке старых подслеповатых глаз. Лёха обнял
ее и сказал:
– Да полно плакать-то, не плачь, баба Том, - и поцеловал её. - Ну, всё я пошёл. Поищи
письмо, не забудь.
И Лёха вышел в начинающие сгущаться сумерки. На другом – большом, построенным
Лёхой крыльце, стоял Фёдор в накинутой на плечи телогрейке, держа за ошейник злобно
хрипевшую кавказскую овчарку. Федор сказал:
– Ты больше сюда не шляйся, ещё раз увижу, собаку спущу.
И он дёрнул собаку за ошейник, та залилась злобным лаям и стала захлёбываться от
ярости. Лёха, не поворачивая головы, громко сказал:

– Да пошёл ты, упырь! - и не торопясь, вышел из калитки.
За забором его ждала, поджав одну лапу, Собака. Она сидела у калитки. Увидев Лёху,
она с радостным визгом бросилась к нему, крутилась, как волчок, и прыгала, пытаясь лиз-
нуть в лицо. Лёха обнял её за шею и потрепал по голове. Собака прижалась к нему боком и,
лизнув руку, посмотрела на него такими преданными глазами, что у Лёхи от жалости сжа-
лось сердце. Лёха любил Собаку так же сильно, как Собака любила его.
Выйдя от бабы Томы, Лёха пошёл в камору. Он зашёл в магазин, взял хлеба, ливерухи
и водки, и они с Собакой пошли в камору. Холодало, и Собака, просидев почти весь день на
улице, бежала вперёд Лёхи. Лёха остановился у ларька, посчитал деньги и, покачав головой,
вздохнул, купил сигарет и какую-то штуку, «баунти», что ли, или «марс» – Лёха в этом ни-
чего не понимал. Это он решил Собаку побаловать, Новый год всё-таки. Они подошли к ка-
море, и Лёха в тусклом свете уходящего дня увидел следы возле двери в камору. Следов бы-
ло много. Лёха испугался, что кто-нибудь увидел, как они с Собакой ходят сюда. Он при-
смотрелся: следы были маленькие, а у стены виднелись жёлтые прогалины на снегу. У Лёхи
отлегло. Наверное, это дети бегали, играли и забежали по нужде. Но то, что тут устроили
туалет, не очень хорошо. Лёха оглянулся, посмотрел, нет ли кого-нибудь, и открыл дверь.
Собака первая юркнула в камору, она замёрзла, подбежала и легла у тёплых труб. Лёха про-
шёл и тяжело плюхнулся на софу. Он думал о бабе Томе и Фёдоре. Снял курку, налил в ста-
кан водки и подумал: кончилось его, Лёхино, время, когда его ценили за труд, и наступило
время Вадиков и Фёдоров. Лёха отломил Собаке колбасы и выпил залпом водку.
Очнулся Лёха от того, что жалобно скулила Собака. Он попытался открыть глаза, но
голова так болела, что он не мог даже глаз открыть. Он начал вспоминать, где он. Жалобное
скуление подсказало ему, где. Превозмогая похмельную тяжесть, Лёха наконец открыл глаза.
Собака сидела у двери и жалобно скулила. Увидев, что Лёха пошевелился, она подбежала к
софе, умоляюще посмотрела на Лёху и опять подбежала к двери. Лёха попытался встать, но
его повело, и он упал на стол. Стол перевернулся, и Лёха упал на пол. Собака подбежала к
нему и стала лаять, пытаясь тащить его за рукав. Лёха хотел встать, но его опять повело, и
он снова упал. Собака бросилась к нему и стала лизать в лицо. Лёха, собрав все силы, встал
на четвереньки и подполз к двери. Держась за стену, он поднялся и открыл дверь. Собака
выскочила на улицу, а Лёха опустился на пол и мутным взглядом посмотрел вокруг. В углу
он увидел баклажку пива. Он снова встал на четвереньки и пополз в угол. Добрался до бак-
лажки, открыл её и, держа двумя трясущимися руками, поднёс ко рту и начал судорожно
пить. Пиво пенилось и текло по рубашке, по джинсам, но Лёха не обращал на это внимания,
он пил, пил, жадно захлёбываясь. Наконец, он оторвался от бутылки и упал на пол, поднять-
ся сил не было.
Проснулся Лёха от того, что очень замёрз. Он поднял голову и увидел, что Собака ле-
жит, прижавшись к нему, дверь в камору открыта, и около двери много снега, нанесённого
ветром с улицы. Лёха пополз к двери и закрыл её. Его трясло. Он попытался встать, опираясь
на стенку. Держась за стену, он подошёл к софе и рухнул. Полежав, он немного пришёл в
себя. В каморе было темно. Он дотянулся до телевизора и включил его, в каморе стало свет-
лее. Передавали какие-то новости. При свете телевизора Лёха увидел, что на полу валяются
бутылки из-под водки. Он встал и посмотрел: в одной бутылке было почти половина. Лёха
хотел выпить, но потом решил умыться. Умылся и сел на софу. Он стал вспоминать, что с
ним было, но вспомнить не мог, только какими-то обрывками что-то вспыхивало в памяти.
Он не мог связать из обрывков картину этих дней, не мог понять, какой сегодня день и
сколько он провалялся в каморе и даже, что сейчас – день или ночь. Лёха налил водки, и за-
думался. Вспомнил Фёдора. Вот сука, этот Фёдор! Надо ж так, а? Он вздохнул и выпил.
Странно, но он как будто протрезвел. Он позвал Собаку, Собака подошла с опущенным хво-
стом и с тоской посмотрела на Лёху. Лёха отвернулся.
На следующее утро Лёха пошёл в столовую, но она была закрыта. Лёха поболтался по
городу в поисках чего-нибудь, он сам не знал, чего. Потом пришёл в камору и начал уби-
раться. Он собрал пустые бутылки, а за софой нашёл целую баклажку пива. От нечего делать
Лёха снял с себя вещи и постирал остатком порошка. Потом помылся, надел спортивные
штаны, майку. Залез между окон, достал остатки продуктов, накрыл на стол, накормил Соба-
ку, поел сам, попил пивка. Потом побаловался с Собакой, отбирая у неё мячик. Собака при-
творно рычала, пытаясь отобрать у Лёхи мячик, покусывала Лёху и радостно лаяла. Потом
Лёха посмотрел телевизор, показывали новогодний КВН, и завалился спать.
Утром Лёха снова пошёл в столовую. На этот раз дверь была на крючке, значит, там
кто-то был. Лёха позвонил, дверь открыла Настя.
– А, Лёш, заходи. Ну что, проголодался?
– Да нет….
– Лёша, у нас мусору накопилось, иди выброси, а то уже все баки забиты.
Лёха вытащил мусор, помыл бачки, почистил порог от снега. Настя сказала:
– Лёш, ещё ничего не готово, давай чайку попьем. Ой, Лёш, может, в ларёк сгоняешь,
водочки возьмёшь, а то башка разламывается. Мишкин день рождения отмечали, короче, по-
гуляли три дня. А тут у плит… Боюсь, не справлюсь одна. Верка домой в деревню поехала и
только завтра вернётся, - говорила Настя, ковыряясь в кошельке.
Лёха взял деньги и пошёл в ларёк. Собака, сидевшая у двери, радостно вскочила и, ве-
село маша хвостом, побежала за Лёхой. На улице было холодно, и мороз всё крепчал. Лёха
замёрз в куртке, и они с Собакой почти бегом вернулись в столовую. Было рано, и в окнах не
было света, только кое-где светились и моргали ёлочные гирлянды, напоминая людям, что
наступил очередной новый год, и в глубине души они должны надеяться на что-то лучшее.
Лёха постучал дверь, ему открыли, и Лёха зашёл. От холода его всего передёрнуло.
– Б-р-р-р, замёрз, как собака, - сказал он, и вспомнил про Собаку на улице.
Но мысль как-то пролетела мимо, не зацепилась. Настя порезала колбасы, достала
огурчики маринованные, налила по полтинничку, и сказала:
– Ну, с праздником!
Они чокнулись и выпили. Закурили. И тут Настя спросила:
– Лёш, ты в армии служил?
– Служил, - ответил он.
– Ты картошку чистить умеешь?
– Да, приходилось. Старшина в самоволке поймал, так потом два месяца, как картошку чистить, так меня, - усмехнувшись, вспомнил Лёха.
– Лёш, милок, почисть картошку, а то я одна не успею…. А я тогда ещё бутылку вечером возьму, ладно?
– Ну давай. А если кто придёт?
– Да кому надо, у всех праздник! Это фабрика работает, вот Элька и запрягла нас.
Лёха снял куртку, набрал ведро картошки, наточил нож, и тут его щёлкнуло: чёрт, Со-
бака-то на улице, а мороз сильный, она там мерзнет. Я в тепле, а она мерзнет.
– Насть, пусти Собаку, а?
Да ты что, Лёх, обалдел, что ли? Сюда её ещё не хватало…. Может, ты сюда ещё
крокодила притащишь?
– Нет, я так не могу, - сказал Лёха, встал и стал надевать куртку.
– Ты куда? - спросила Настя.
– Насть, пойми, я не могу так. Она мне как… - Лёха не мог подобрать слово, - ну какродная, что ли! Нет, я так не могу.
И стал застегивать куртку. Настя смотрела на Лёху и что-то соображала.
– Да ладно, чёрт с вами. Только смотри, чтоб она по залу и на кухне не болталась, -
сказала Настя.
– Нет, Насть, она не будет, она такая умная, - радостно засуетился Лёха и пошёл от-
крывать дверь.
Собака сидела около двери и от холода перебирала лапами. Начавшийся снег засыпал
Собаку, и она отряхивалась, вся трясясь от холода. Увидев Лёху, она радостно завиляла хво-
стом и, встав на задние лапы, стала кружиться, как будто танцевала.
– Пойдём, сказал Лёха.
Собака с опаской зашла в дверь и села. Лёха закрыл дверь, Собака села около двери.
Лёха пошёл, и Собака встала, но Лёха сказал:
– Сиди здесь, а то опять на улицу пойдёшь.
Собака как будто поняла угрозу и снова подошла к двери и легла. Лёха снял куртку и
пошёл в овощной цех чистить картошку. Он уже почистил полведра, когда из кухни запахло
варёным мясом
– Лёх, ты скоро? - раздался за спиной Настин голос. - Я хотела что сказать, Лёха….
Настя заглянула в ведро и довольным голосом сказала:
– Лёх, во, бабы дуры, такого мужика не видят: лампочку починит, картошку почистит.
И что нам, дурам, надо? Любовь подавай! Мне вон Мишка как поддал любовь под глаз, так
три дня бодягой терла, у б........, рожа постылая, а уйти нет сил. Вот тебе и любовь, мать её….
Лёха вспомнил Лену и вздохнул.
– Знаешь, Насть, любовь она разная бывает. Насть, пойдём, выпьем.
– Пойдём.
И Настя пошла за водкой.
Они выпили, посидели. Лёха задумался и сказал Насте:
– Знаешь, а у меня была любовь настоящая. Я утром просыпаться боялся, боялся, что
это сон. Проснусь – и сон уйдёт. Очень боялся….
– Да, Лёх, повезло, видимо, тебе. А вот мне всё какие-то козлы попадаются! И чего им
не хватает?
Лёха промолчал. Закурил и стал чистить картошку. Настя пошла к плите и начала го-
товить. Лёха дочистил картошку и встал.
– Насть, ну всё, я пойду.
– Лёш, подожди, сейчас всё будет готово, и сам поешь и собаку накормишь.
Лёха остался ждать. Накормив Собаку, Лёха поел сам. Настя сказала:
– Лёш, ты приди попозже, я собаке соберу. Да и тебе соберу поесть, и бутылку тебе
должна.
– Да ладно, Насть, не городи ерунды, должна она….
Лёха пробрался в камору и лёг спать.

Когда Лёха проснулся, ещё было светло. Он оделся и пошёл в столовую. Настя уже
собралась уходить. Увидев Лёху, она остановилась.
– Что так поздно? - спросила она Лёху, - я уж думала, не придёшь.
Она вернулась в столовку и вынесла пакет.
– На, здесь тебе и собаке собрала. Лёш, завтра Элька будет. Ты пока не приходи, мы
сами с ней о тебе поговорим. А ты через пару дней приходи, не маячь пока здесь, а то взъест-
ся, тогда и не подойдёшь.
Лёха огорчился. Он так ждал, когда откроется столовка. Ему хоть было, чем заняться,
и он отвлекался, подметая и вынося мусор. Здесь к нему нормально относились и не тыкали,
что он бомж. Да ещё он мог сам есть и Собаку накормить.
Настя заметила, что Лёха погрустнел и полезла в кошелёк. Увидев это, Лёха понял,
что Настя хочет дать ему денег, и сказал:
– Не, Насть, не надо. Дело не в деньгах. Да и пить не хочется, что-то просто на душе
скверно, тошно, надоело всё, Насть. Живу, как незнамо кто. Ни дома, ни семьи, ни докумен-
тов…. Сам не знаю, зачем живу. Так, биологическая единица, активный овощ.
Он выругался, поблагодарил Настю, повернулся и пошёл.
Настя смотрела вслед человеку, идущему с собакой в никуда. Просто идущему, сгор-
бившемуся от навалившихся на него бед человеку с единственным преданным ему сущест-
вом. Настя смотрела и думала: надо же, такого мужика жизнь сломала, а какой был-то,
сколько баб на заводе заглядывалось на него. Настя узнала Лёху. Это он добился, чтобы её
поселили в общагу. И потом, когда пришёл новый зав. столовой и хотел её выгнать за её
язык, Лёха на заседании завкома не дал выгнать Настю. Она его узнала сразу, как первый раз
увидела, когда он за гарниром приходил. Она хотела окликнуть его, но не стала, подумала,
что не стоит. А когда он делал электричество, чуть не проговорилась, когда сказала Верке,
что она его знает. Потом выкрутилась, сказав, что он часто в буфет приходит. Да, думала
Настя, не повезло мужику. Она вспомнила, что по заводу ползали какие-то слухи, что Лёха с
женой разбился. Вот и у неё в жизни всё сложилось неправильно. Сначала – молодой весе-
лый красивый студент, аборт, уехала домой в деревню. Там из армии брат подруги Полинки
вернулся. Через полгода свадьбу сыграли. И всё вроде нормально, но врач сказал, что у неё
не будет детей. Да вдобавок кто-то из деревенских узнал, что она со студентом крутила и от
него аборт сделала. И поползли слухи, как змеи весной. С мужем разошлась, уехала снова в
город. А тут тоже так как-то не сложилась судьба. Не замужем. То один всё жениться обе-
щал, а потом узнала, что он женат и двое детей в деревне. Потом ещё один…. Всё кормила,
одевала, а он наркоман оказался и торговал этой х.... Попался, восемь лет дали. Теперь вот
этот Мишка, чёрт бы его побрал. И не женится, и не отпускает. Да и вряд ли женится, на де-
сять лет моложе. Да и женится – горя не расхлебать будет с ним. Надо было год назад, когда
первый раз избил, прогнать, да куда там, любовь, мать её!!! А вот такие, как Лёха, они ни за
что не ударят! И что мы дуры такие?
Глава 3
На следующее утро снова Лёха пошёл на склады.
Склады уже жили своей обычной жизнью, уже было много машин, загружавших и
разгружавших товар, слышалась нерусская речь, брань продавцов и покупателей, матерились
грузчики, вообще всё, как всегда. Лёха пошёл к своему складу. Там стояла фура с мандари-
нами. Лёха забрался в фуру и начал таскать ящики. Собака сидела в сторонке и наблюдала за
тем, как разгружают машину. Подъехал чёрный мерседес, из него вышел кавказец и стал о
чем-то говорить с водителем фуры. Видимо, они о чём-то договорились, стояли, смеялись.
Потом водитель сказал:
– Всё, хватит, больше не разгружай.
Лёха спрыгнул с машины. Собака, виляя хвостом и всем телом, показывала свою ра-
дость. Кавказец посмотрел и что-то гортанно сказал водителю фуры. Тот ему ответил на том
же языке, и они громко засмеялись. Лёха не видел, как кавказец открыл дверь мерседеса и за
поводок вывел огромного, белого с жёлтыми пятнами, рычащего Алабая. Тот начал бросать-
ся на Собаку, но поводок не давал псу её схватить. Но кавказец травил Алабая, и у того от
ярости глаза налились кровью. Он рвался к Собаке, Собака поджала хвост и прижалась к
стенке. Бежать ей было некуда, и она затравленно посмотрела на Лёху. Лёха сказал кавказцу:
– Не надо, это моя Собака.
Кавказец посмотрел на Лёху, сказал:
– Что хочешь, а? Собака хочещь? - и передёрнул поводок.
Алабай бросился в сторону Лёхи, одном ударом мощных лап сбив Лёху с ног. И тут
бедная, боявшаяся громкого голоса, Собака бросилась на Алабая, защищая Лёху. Никто ничего не успел понять.… Хозяин отпустил поводок, и Алабай бросился на Собаку, сбил её на
землю и, прижав, вцепился Собаке в горло и начал рвать Собаку. Лёха вскочил и бросился
спасать Собаку, но Алабай, не обращая на него внимания, продолжал рвать его Собаку. Лёха
пытался за поводок оттащить пса, но тот, озверевший, повернулся к Лёхе и бросился на него.
Схватив его зубами за ногу, вырвал кусок мяса, потом бросился на него и повалил на землю,
вцепился огромными клыками в плечо. У Лёхи потемнело от боли в глазах. Но Лёха схватил
Алабая за переднюю лапу и изо всех оставшихся сил вывернул, лапа громко хрустнула, Лёха
вцепился в неё зубами, рванул. Алабай взвыв от боли, отскочил от Лёхи и начал крутится на
трёх лапах, воя. Вокруг стояли и смотрели на происходящее и боялись подойти хозяева и ра-
бочие складов. Кавказец быстро посадил скулящего пса в машину и уехал.
Лёха бросился к Собаке. Она лежала с закрытыми глазами и стонала, из пасти у неё
текла кровь, Лёха, не обращая внимания на собственную боль, упал перед Собакой на колени
и стал её гладить. Собака открыла глаза и, слабо вильнув хвостом, снова закрыла. Лёха по-
пытался поднять Собаку, но она заскулила. Лёха сорвал с себя разорванную куртку, кое-как
завернул Собаку и, взяв её на руки, побежал в ближайшую ветлечебницу. Что происходило
на складах, он не замечал. Он то бегом, то шагом, как только мог, нёс Собаку на руках. Зад-
няя лапа у неё неестественно болталась, и из рваных ран текла кровь. Прибежав в ветлечеб-
ницу весь в крови, Лёха не мог понять, была его ли это кровь или Собаки, всё перемешалось,
так же, как их одинокие жизни перемешались и слились в одну. Лёхина и Собакина кровь,
Лёхина и Собакина жизнь…. Судьба их связала кровью. Ветврач, молодой парень, сказал:
– У нас платная лечебница, - и, посмотрев на Лёху с усмешкой, спросил:
– Ты заплатить-то можешь?
Лёха спросил, сколько, ветеринар назвал сумму. Лёха понял, что не сможет заплатить
даже за первую помощь. Ветеринар сказал:
– Да брось ты её, всё равно подохнет. Ты лучше сам иди в больницу, мало ли что.
Лёха спросил, а где бесплатная, ветеринар назвал адрес. Это было далеко, за Волгой.
Лёха молча взял Собаку на руки и пошёл. В трамвай его не пустили. На такси денег не было,
и он пошёл пешком. На улице мёл снег, и начало холодать к вечеру, но Лёха не замечал. Люди на улице с недоумением оглядывались на окровавленного человека, нёсшего завёрнутую вкуртку Собаку, истекающую кровью.
Когда Лёха пришёл в лечебницу, уже было темно, и лечебница скоро закрывалась. Его
встретила пожилая женщина-врач с усталым лицом и молодая девушка, видимо, практикантка. Увидев Лёху, врачиха встала из-за стола и подошла, спросила:
– Что случилось?
Лёха от усталости и холода не мог сказать ни слова. Он молча положил Собаку на
стол и срывающимся голосом сказал:
– Помогите!
Врач посмотрела на Лёху, потом, посмотрев в его глаза, сказала:
– Света, придётся задержаться.
Света закивала.
– Конечно, конечно, - сказала она.
– Тогда давай готовь инструменты.
Откинув куртку, она осмотрела Собаку, покачала головой.
– Дааа! Что случилось? Кто её так?
Лёха сбивчиво рассказал, пропустив то, что он заступался за Собаку. Собаке сделали
укол, и она стала засыпать. Врачиха сказала:
– Идите хоть умойтесь.
Лёха пошёл в туалет и умылся. Врачиха спросила:
– А что у тебя с ногой? Ну-ка, ну-ка, - и, осмотрев рану, сказала:
– Света, сделай ему от столбняка и обработай рану.
Пока Света набирала лекарство в шприц и готовилась сделать укол, Лёха неаккуратно
повернулся и ойкнул, схватившись за плечо. Врач посмотрела на Лёху и подошла к нему, от-
няла Лёхину руку от плеча.
– О господи, а здесь-то что? Ну-ка, давай рассказывай, что случилось. И не врать, а то
не буду собакой заниматься.
Лёхе пришлось всё рассказать. Врач слушала, не отрываясь, смотрела на Лёху, потом
спросила, показывая на Собаку:
– Ведь тебя за неё могли разорвать, неужели не боялся?
– Не знаю. Наверное, не успел испугаться.
– Любишь так собаку, что не испугался?
– Да, - просто ответил Лёха. - Она ведь за меня бросилась на пса. Она страшная тру-
сиха, громкого голоса боится, а тут – на такого зверя. Он меня сразу с ног сбил, а она не по-
боялась.
Лёха посмотрел на Собаку, и на глазах у него навернулись слёзы. Он отвернулся и ру-
кавом вытер глаза.
– Вот что, давай-ка, друг милый, снимай рубашку, посмотрим.
Лёха замялся.
– Что стоишь? Давай, давай….
Лёха стал снимать рубашку, но запекшаяся кровь прилепила материал к открытой
глубокой ране. Лёха, кривясь от боли, оторвал рубашку от раны, и из неё потекла кровь.
– Света, - сказала врач, - промой хорошенько, потом антисептиком и уколы, антибио-
тики. Что у нас там есть?
Света подошла к шкафчику, порылась и показала врачу коробку. Врач сказала:

– Давай хоть это.
Лёхе сделали уколы, обработали и забинтовали рану.
– Ты срочно езжай к врачу.
Собака лежала тихо. Лёха испугался и спросил:
– Она жива?
– Да. Она под наркозом. Ну, всё. Езжай к врачу, а мы тут сами.
Лёха стоял.
– Ну что ещё?
Я подожду. Ну, пока вы это, с Собакой….
Врач вздохнула и сказала:
– Тогда иди туда, - показала она на соседнюю комнату, - сядь и сиди.
Врач еще раз взглянула на Лёху, подошла к стеклянному шкафчику, налила в мензуру
спирта и сказала:
– На, сейчас не помешает. Иди садись и жди....
Через два часа врач вышла, села рядом с Лёхай и закурила.
– Ну, всё, что могли, сделали. У неё задняя лапа сломана и сухожилье порвано. Теперь
надо ждать. Пока не знаю, срастётся или нет. Жить-то будет, но как с лапой…. Покусы зажи-
вут. Вот только на лечение деньги немалые нужны, у нас таких лекарств нет. Сделать, что
нужно, мы сделаем, но с лекарствами.... Надо её два раза в день сюда приводить. Сейчас её
надо оставить здесь – на лечение, на передержку.
Лёха сказал:
– Если можно, то я заберу её, она без меня умрёт.
– Ну, как знаешь. Как возить-то будешь?
– Не знаю.
– Но смотри, возить надо каждый день по два раза. И лекарство обязательно купи, у
нас такого нет. Да, и сами обязательно сходите к врачу, я сейчас вам направление напишу.
Завтра придёте. Мы завтра до трёх, не опоздайте. Но сами обязательно сходите к врачу.
Лёха завернул обратно в куртку Собаку и хотел уходить. Врачиха сказала:
– Погоди, мы сейчас машину вызовем.
Лёха смутился:
– Да у меня с собой денег нет….
– С собой? - саркастически переспросила Екатерина Николаевна и улыбнулась. - Не
надо денег, у нас есть лимит на перевозки.
Глава 4
Лёха попросил остановить машину, немного не доезжая каморы. Аккуратно взял Со-
баку на руки и пошёл в камору. Он положил Собаку на софу и сел рядом. Собака уже при-
шла в себя и теперь смотрела на Лёху глазами, полными слез. Лёха погладил Собаку, на-
гнулся и поцеловал её в нос, заступница ты моя. Собака вильнула хвостом и облизнулась.
Лёха засуетился: ну, чего ты хочешь, а? Собака снова вильнула хвостом. Лёха встал, налил в
миску воды и поставил Собаке около морды, помог ей приподняться, и она начала жадно лакать воду.
Лёха посмотрел рецепты, которые выписали Екатерина Николаевна. Их было четыре.
Лёха пытался разобраться, что там, но написано было по латыни, и Лёха ничего не понял.
Екатерина Николаевна сказала, что вот эти три в простой аптеке, а это – в ветеринарной. Лёха задумался, где взять денег на лекарство. Идти к Сейрану? Да он не даст денег, он просто с
ума сойти, какой жадный. Ихтияра нет. У кого еще пойти занять, он не знал. Но он знал, во
что бы это ни стало деньги на лечение Собаки он должен найти.
Лёха убрал с софы миску с водой и прилёг с краю софы рядом с Собакой, боясь её потревожить. Ночь Лёха провёл в какой-то полудрёме. Он думал о деньгах и боялся за Собаку.
Она спала и иногда скулила. Лёха сразу открывал глаза и гладил Собаку, как ребенка, угова-
ривая: ну потерпи, скоро пройдёт, потерпи, моя хорошая (так он уговаривал Анютку, если та
плакала, когда ей было больно). Собака терпела! Но ей было очень больно, и она потихонеч-
ку плакала. И от всего этого – от воспоминаний и от жалости к себе, к Анютке к бабе Томе, к
Собаке – у Лёхи разрывалось сердце, и он не мог уснуть.
Утром Лёха сказал:
– Собака, ты лежи, я скоро приду, и мы поедем к врачу.
Собака даже не подняла голову, только посмотрела на Лёху вымученными, полными
слёз глазами. Лёха принёс Собаке свежей воды, погладил её, поцеловал в нос, сказал, дер-
жись, скоро приду. И пошёл искать деньги.
Как он и предполагал, Сейран денег не дал. Ихтияра не было. Зато все склады обсуж-
дали вчерашнее происшествие. Увидев Лёху, стали смеяться над ним, показывая на него
пальцем и что-то говоря на своем языке. Ахмед, местный клоун и шестёрка, выскочил из со-
седнего склада и, подскочив к Лёхе, начал громко говорить, коверкая слова:
– Эээ Лоха, ти страшный звер! Собаку кусал, тэбе на цеп надо, поедим ко мене домий,
я табэ будка сделаеш, там жить будещ, и кормит хорош буду, ти толко Махмудов собака ку-
сай, а то менэ весь баран пугает, он в дом нэ идет, поедыщ Лоха?
Лёха остановился и сказал:
– Слышишь ты, клоун, ты как был пастухом так им и останешься. Ты давай езжай к
себе в аул и детей расти, а не шестери здесь, чурбан с глазами, - и плюнул.
Ахмед дёрнулся в Лёхину сторону, но, увидев Лёхины глаза, не решился подойти
ближе. Из Сейрановского склада вышли азербайджанцы и подошли к ним. Старший Иса что-
то зло сказал Ахмеду, и тот, бубня, ушёл, как побитая собака, под громкий смех земляков.
Иса сказал:
– Ты, Лёш, не обращай внимания, везде есть такие поганые люди. Он родился пасту-
хом и помрёт пастухом. Лёх, Сейран скоро уедет, только через месяц будет: там что-то с Их-
тияром. Ты давай, приходи! Слышал, Лёш, ты хороший человек, приходи…. Не обращай на
этих дураков внимания. Дома они слова боятся сказать, это они тут герои....
– Спасибо, - сказал Лёха.
Лёха не знал, что делать, но он знал одно: он достанет Собаке лекарство!
Лёха пошёл к бабе Томе. Он постучал в калитку, но никто не вышел, только злобный
лай рвавшегося на цепи пса доносился из-за забора. Лёша постучал ещё, но никто не ответил.
Лёха растерялся: что делать? Он прислонился к забору и полез во внутренний карман за си-
гаретами. И нащупал кольцо. Он попытался отогнать эту мысль, но она сверлила ему мозг. И
Лёха решился. Он пошёл в ларек и предложил кольцо. Ларёчница посмотрела на кольцо и
назвала цену, которая соответствовала литровой бутылке водки. Лёха сказал:
– Ты что, обалдела? Оно в тридцать раз дороже!
– Ну, как хочешь, - сказала ларёчница,- ты что, за ворованное кольцо – больше?
Лёха ничего не ответил, взял кольцо и пошёл к Любке. В Любином ларьке сидела мо-
лодая крашеная девица.

– А где Любка? - спросил у крашеной девицы Лёха.
А я почём знаю, - ответила девица, - ушла она, больше не работает.
Лёха достал кольцо. У девицы загорелись глаза, она спросила:
– Продаёшь? Краденое?
– Нет, моё, - ответил он.
– Во как у бомжей благосостояние выросло! Ну, давай за литр и пару пива. Ну, ладно,
и пачку сигарет.
Лёха покачал головой.
– А сколько ж ты хочешь?
– Нисколько, - сказал Лёха и пошёл.
Он пошёл к ювелирному магазину «Рубин», там крутилась толпа цыган. Как только
Лёха показал кольцо, на него налетели цыганки и стали кричать, перебивая друг друга:
– Давай, покажи, бриллиантовый, мы хорошую цену тебе дадим! Давай, давай!
Они дёргали его в разные стороны и пытались вырвать из руки кольцо. Лёха еле вы-
рвался от них и чуть ли не бегом ушёл оттуда. Вслед ему неслись проклятия и оскорбления.
Лёха думал, что делать, что делать…. Он не мог ничего придумать. Он был готов на всё.
Он пошёл в столовку. Лёха позвонил в дверь, дверь открыла немолодая, но хорошо
одетая женщина и низким голосом спросила:
– Что вы хотели?
Лёха от неожиданности растерялся.
– Да мне Настю, - заикаясь, сказал он.
– Её сегодня нет.
– А Веру можно позвать?
Женщина молча закрыла дверь. Лёха остался стоять в растерянности. Дверь снова от-
крылась, и на пороге показалась Верка.
– Ну, чего тебе надо? Тебе ж сказали, не приходи пока.
– Вер, мне нужны деньги.
Верка выпучила на Лёху глаза.
– Да, Вер, ты не поняла. Вот. - И Лёха показал кольцо. Верка спросила:
– Это еще откуда?
– Ниоткуда, это моё.
– Жены, что ли?
– Да, - ответил Лёха.
– Ты что, совсем дурак, совсем ум пропил? - сказала Верка, крутя пальцем у виска. -
Ты подумай, последнюю память пропиваешь. Лёх, опомнись!
– Вер, мне не на водку….
– А куда тебе?
Лёха сказал, скрепя сердце:
– Собака заболела.
– Слушай, Лёх, ты совсем мозги пропил! Из-за какой-то собаки продавать кольцо?
Лёха хотел нагрубить, но он понимал, что если Верка не даст денег, то всё.
– Вер, ну какая тебе разница? Кольцо не краденое, я его пятнадцать лет ношу! Ну,
значит, так случилось, что приходится продавать. Вер, не рви душу! Берёшь или нет?
Верка достала сигареты, прикурила и спросила:
– А сколько ты за него хочешь?

– Вер, я не знаю, сколько по нынешним деньгам оно стоит.
Верка сказала:
– Я сейчас пойду у Эльки узнаю.
Лёха остался ждать. Выйдя, Верка назвала цену. Лёха обрадовался и спросил:
– Ну, ты берёшь, Вер?
Верка сказала:
–Сейчас всех денег у меня нет. Сколько есть, дам, а остальные через неделю. Пойдёт?
– Вер, а сколько у тебя?
Верка пошла за деньгами. Лёха ждал и думал, хватит на лекарство, или нет. Верка вы-
несла деньги, Лёха пересчитал и задумался.
– Ну, чего смотришь? Сказала ведь, через неделю.
– Вер, как думаешь, на лекарство хватит?
– Лёх, ну откуда ж я знаю? Подожди.
И она опять ушла в столовку. Лёха нервничил, не опоздать бы в больницу. Да и как
там Собака одна. Верка вышла минут через пять.
– На, - сказала она, - и протянула ему ещё денег. – Всё, Лёх, больше ни у кого нет.
Сам понимаешь, праздники, а получка через неделю. У Эльки я просить не буду. Всё, давай
иди, некогда мне с тобой болтать, работать надо, иди. Вечером зайди, чего-нибудь возьмёшь
поесть, - сказала Верка и закрыла дверь.
Лёха побежал в камору. Он забыл о безопасности, он думал только о Собаке. Прибе-
жав в камору, он увидел, что Собака даже к воде не притронулась. Увидев Лёху, она попыта-
лась подняться, но Лёха подскочил к ней и потихонечку уложил её. Собака повизгивала и
смотрела на Лёху таким взглядом, который, кажется, говорил: я тебя очень люблю! Лёха по-
смотрел на будильник: времени было уже половина первого. Лёха заторопился.
– Собака, ты лежи и не балуйся, ты уже взрослая, и на улицу без шапки не ходи, -
пошутил Лёшка, гладя Собаку.
В аптеке Лёха купил, что ему было надо, и побежал в ветаптеку. Там он показал ре-
цепт, провизор подозрительно на него посмотрела и спросила:
– Откуда у тебя этот рецепт?
Лёха сначала не понял и, с удивлением глядя на провизора, сказал:
– Мне его врач выписала.
– Кому выписала?
– Да Собаке, - сказал Лёха, - не мне же!
– А кто вас таких знает, что у вас в голове….
– Что это значит – у вас таких… - возмутился Лёха.
– Да то и значит. Как будто не понимаешь. А шуметь будешь, быстро в милицию
сдам.
Лёха притих. Он не боялся милиции: ну и что, подержат ночь и отпустят, первый раз,
что ли…. Но сейчас его ждала изувеченная, больная Собака, и ему никак нельзя было опо-
здать к врачу. Лёха попросил:
– Пожалуйста, там Собаку…, там Собака умирает…
– Ничего, не сдохнет твоя собака, - сказала тётка и нарочито медленно стала искать
лекарство.
Когда Лёха выскочил из аптеки, времени было без пятнадцати два. Лёха бегом через
дворы побежал к каморе. Он останавливался, чтоб перевести дух, и снова бежал. Он подбе-
жал к каморе, но не мог открыть, не мог справиться с дыханием. Наконец, он открыл дверь.
Собака не шевелилась. Лёха подскочил к ней и упал на колени. Собака не шевелилась, но
дышала. Лёха испугался: бока у Собаки неестественно сильно раздувались, и она хрипло
дышала, вывалив язык наружу. Лёха быстро завернул Собаку в одеяло и выскочил из камо-
ры, даже не закрыв на засов дверь. Он побежал к дороге и стал останавливать машину, но
машины не останавливались – то ли из-за Лёхиного вида, то ли куда-то торопились. Наконец,
остановилась машина, и водитель спросил, куда. Лёха сказал. Молодой водитель посмотрел
на Лёху и назвал цену. Цена равнялась двум третям от того, что осталось у Лёхи. Лёха, не
задумываясь, сказал:
– Едем.
Водитель снова посмотрел на Лёху:
– А деньги-то есть?
Лёха достал деньги, отсчитал нужную сумму и отдал водителю.
В лечебнице была очередь. Лёха попросил, чтоб его пропустили, но люди стали гово-
рить, чтобы он занимал очередь. Лёха начал объяснять, но полная женщина начала кричать
визгливым голосом, что она уже час сидит с котиком, чтоб посмотреть, что у него с ушком, и
не пустит никого без очереди. Лёха сказал, что у него срочно, что Собаке очень плохо, на что
женщина, глядя на людей, сидящих в очереди и явно ища их поддержки, начала снова кри-
чать, что надо было не водку пить, а раньше приходить, коль такая больная собака, и что
усыпить он её всегда успеет! Лёха не сдержался и сказал:
– Тебя забыли спросить!
На шум выглянула Света.
– Можно потише? Не на базаре, - но, увидев Лёху, сказала:
– Вы заходите, - и распахнула дверь кабинета.
Вслед Лёхе неслись ругань и упреки. Увидов Лёху, Екатерина Николаевна сказала:
– Пришёл все-таки, а я думала не придёшь. Клади собаку на стол, я сейчас.
Она объяснила сидящей в кабинете женщине, как давать котёнку лекарство, и та уш-
ла. Екатерина Николаевна подошла к столу. Собака так же тяжело дышала, не открывая глаз.
Врач послушала Собаку, посмотрела ей в пасть и сказала:
– Знаете, вам всё-таки лучше её у нас оставить.
Лёха испугался, что врач имеет в виду усыпить Собаку.
– Может, обойдётся, может – не надо?
– Что не надо? - переспросила врач.
– Да это, усыплять….
– А кто сказал, что её надо усыплять? - спросила врач.
– Не городите ерунды, собака молодая, выздоровеет. Только хромать будет. Вы с ней
ещё на медведя пойдёте, - сказала Екатерина Николаевна, улыбнувшись Лёхе.
Лёха подумал, про таких говорят: Айболит!
– Но все-таки её лучше оставить, ей сейчас покой нужен, а вы её таскать каждый день
по морозу хотите. Давайте, не валяйте дурака, ничего с ней здесь не случится. Лекарство
привезли?
– Да, - сказал Лёха, - конечно, привёз, - и достал коробочки.
Пока Света набирала лекарство в шприцы и делала уколы, Лёха рассказал Екатерине
Николаевне про ветаптеку.
– Свет, слышала? - обратилась Екатерина Николаевна к Свете.

– Да уж, - сказала та. – Недаром её из академии убрали, совсем не умеет с людьми
общаться. (Раньше она в сельхозакадемии преподавала, - пояснила Света). Врач сказала, вы
вот что: если хотите, то останьтесь с собакой. В три сторож придёт, я с ней поговорю. Ну, вы
ей здесь поможете?
– Конечно, помогу. Я всё сделаю, только бы Собаку вылечить.
– Всё, - сказала Екатерина Николаевна, - сейчас идите, придёте к трем.
И добавила:
– Не маячь здесь и не ругайся ни с кем, мы сами разберёмся. Идите, к трём придёте....
Глава 5
Лёха вышел на улицу и пошёл в магазин. В магазине он купил Собаке её любимую
колбасу и шоколадку «баунти». Это тоже Собаке. Вот ей станет полегче, а я рядом, она обра-
дуется, и я ей дам шоколадку, бедная моя защитница, как она бросилась на этого волкодава!
И кто мог от неё этого ожидать, думал Лёха.
Лёха посчитал деньги и прикинул, что ему купить на ночь. Наверное, придётся всю
ночь не спать, да и не ел он ещё сегодня. Лёха купил «бэпэшку», половинку чёрного и самых
дешёвых сигарет, денег-то не много: а вдруг что-то еще Собаке понадобится, может лекарст-
во какое. Он пошёл обратно в лечебницу. Когда он подошёл, времени было без пятнадцати
три. Он хотел сразу войти, но из двери вышла визжащая баба с котом. Лёха перешёл на дру-
гую сторону и закурил. Он курил, а сам думал о Собаке. Как она там, может ей чего надо?
Докурив сигарету, он пошёл в лечебницу.
Зайдя, он увидел Екатерину Николаевну. Она стояла одетая и разговаривала с пожи-
лой женщиной. Увидев Лёху, она сказала, обращаясь к женщине:
– Вот мужчина, он вам поможет. У него здесь собака, и он хочет нам помочь, чтоб на-
ходиться рядом с ней. Прямо как за ребёнком ухаживает! Светлана Александровна, пусть
побудет и заодно вам поможет, хорошо?
– Конечно, пусть. Только если хоть грамм – то сразу выгоню!
– Да нет, мне Собаку надо поднять. Екатерина Николаевна, как она себя чувствует?
– Нормально всё. Она там лежит.
Лёха готов был расцеловать врача.
– Ну, я пойду посмотрю? Можно?
– Иди по коридору до конца и налево, там увидишь.
Лёха поблагодарил и пошёл к Собаке. Собака лежала в клетке, почувствовала Лёху и
начала скулить. Лёха подошёл к ней, открыл дверцу, стал гладить Собаку, Собака лизнула
Лёху. Лёха гладил Собаку, и на душе у него было радостно. Он отломил кусочек шоколадки
и дал Собаке. Собака аккуратно взяла шоколадку и положила. Лёха понял, что она не хочет
есть, ей не очень хорошо, но она не хотела обижать Лёху.
– Собака, - сказал Лёха и погладил её.
Собака спокойно лежала. Лёха закрыл клетку. Собака попыталась встать.
– Да лежи ты, я никуда не ухожу, я здесь, с тобой. Лежи и отдыхай, я скоро приду.
Она легла и стала ждать Лёху.
Лёха пошёл к Светлане Александровне, спросил, что надо делать. Сторожиха сказала:
– Вот, возьми тележку, веник и иди чисти вольеры. Только смотри, там есть чёрная
собака, такая вредная, исподтишка может укусить. Надо сначала её в другой вольер перевес-
ти, а уж потом чисти.

Лёха чистил вольеры, подметал и мыл полы и постоянно подходил к Собаке. Она сле-
дила за Лёхой глазами. Когда они закончили уборку и накормили зверушек, Светлана Алек-
сандровна сказала:
– Ну, всё, пойдём телевизор смотреть.
– Нее, я к Собаке пойду.
Лёха взял два стула и пошёл к Собаке. Там он сдвинул стулья, пододвинул табуретку
и лёг рядом с вольером, в котором была Собака. Собака лежала и смотрела на Лёху. Собака
очень боялась, что он уйдёт. Утром Лёха встал рано, помог Светлане Александровне приго-
товить и раздать еду животным. Собака следила за Лёхой и тихонечко поскуливала. Лёха по-
дошёл к её клетке, сел рядом, открыл дверцу и стал гладить Собаку. Та ткнулась сухим горя-
чим носом в его руку и посмотрела на него преданными глазами.
Пришла Екатерина Николаевна и стала осматривать животных. Дошла очередь до Со-
баки, спросила:
– Ну, что тут ?
Попросила Лёху достать Собаку из клетки. Собака чувствовала Лёхины руки и не со-
противлялась. Лёха положил Собаку на стол и начал потихоньку снимать бинты. Собака
дёрнулась, но Лёха сказал:
– Ну, не дергайся ты, а то больно будет.
Врач осмотрела Собаку и сказала:
– Ну что, всё нормально. Придёт Света и сделает уколы, ну, а ты иди отдыхай.
– Можно я останусь?
– Ну смотри, как хочешь. Ты хоть сходи побрейся и поешь чего-нибудь. Есть, на что?
– Да, есть, - сказал Лёха.
Ну тогда иди, придёшь вечером. Сегодня приходи к семи.
Лёха подошёл к Собаке и сказал:
– Собака, не балуйся, лечись и не скучай. Я приду и чего-нибудь тебе принесу.
Лёха пошёл в столовку. В столовке уже были посетители, и Лёха не стал заходить. Он
пошёл к себе в камору. Оглянулся, рядом никого не было, он нырнул в камору. В каморе он
быстро разделся и лёг спать. Проснувшись, он побрился, помылся, привёл себя в порядок.
Денег у него было мало, и он решил их не тратить. А есть-то хотелось, и к трём часам он по-
шёл в столовку. В столовке его встретила Верка.
– Лёх, ты чего не зашёл утром? Я тут корячилась, не могла ящик отодвинуть.
– Вер, я в больнице был.
– А что с тобой?
– Да не со мной. Я ж тебе вчера говорил, Собака заболела.
– Слушай, Лёх, ты что, правда для собаки деньги искал?
– Ну да.
– А я-то подумала, что ты запил, и всё на собаку сваливаешь! Ладно. Вон бери лопату
и давай снег иди разгребай.
Лёха взял лопату и пошёл работать. Убрав снег, он вынес баки с мусором и стал соби-
раться. Верка сказала:
– Лёх, вот иди поешь и забери пакет, там тебе и собачке.
– Вер, а что Насти нет?

– Лёх, не знаю, должна была прийти – не пришла и не позвонила. Я ей звоню, но у
неё абонент не абонент. Что там? Хрен её знает, что там…. Небось, опять Мишка воюет.
Ладно. Поел? На пакет и иди, завтра пораньше приходи!
– Ой, Вер, не знаю, как получится, постараюсь. Я там, в лечебнице, с Собакой.
Верка, вздохнув, сказала:
– Вот, тут ляжешь в больницу, мужик раз в неделю придёт, да и то на бутылку просит,
а ты, Лёх, с собакой, как с ребёнком тяжело больным…. Ладно, иди. У тебя деньги-то есть?
– Да, есть немного.
– Ну, давай, жду завтра.
Лёха потихоньку забрался в камору. Разобрал пакеты и уложил так, чтоб можно было
сразу всё найти. Он включил телек и лег на софу немного отдохнуть, но ему казалась, что
Собаке без него плохо. Он смотрел на часы, но стрелка словно прилипла к циферблату и не
хотела двигаться. Он встал и пошёл к Собаке. Пошёл пешком. Он решил экономить деньги, а
то кто знает, насколько их придётся растянуть, да ещё вдруг Собаке что-то понадобится.
Екатерина Николаевна, увидев его, сказала:
– Ну, наконец-то, а то твоя собака никому покоя не даёт, скулит, ничего не ест и от
воды отказывается, иди к ней.
Лёха чуть ли не бегом поспешил к Собаке. Она его ещё не видела, но подняла такой
радостный лай, что посетители стали смотреть на Лёху с интересом. Собака ещё была слабая
и стояла на трёх лапах, покачиваясь, но хвост, казалась, у неё сейчас оторвётся, так сильно
она им махала и, прыгая на трёх лапах, всячески показывала, как она рада. При виде этой
сцены Екатерина Николаевна улыбнулась, покачала головой и вышла. А Собака продолжала
радоваться. Лёха накормил и дал Собаке лекарство, которое она отказывалась брать у вете-
ринаров. Из Лёхиных рук она взяла, как будто это сахар.
Вечером пришёл другой сторож. Екатерина Николаевна сказала:
– Иван Васильевич, вот это хозяин больной собаки. Он будет с ней ночью сидеть. Ну,
если что, поможет. Сторож недружелюбно пробурчал:
– Будут здесь всякие шляться, а если что пропадёт? Я буду виноват?
Врач ничего не ответила и ушла. Лёха остался с Собакой. Когда из лечебницы все уш-
ли, сторож сунул Лёхе лопату и сказал:
– Иди двор почисти от снега.
Лёха почистил снег и пошёл к Собаке. Она спокойно лежала и при виде Лёхи стала
махать хвостом. Лёха открыл клетку и сел рядом, стал гладить Собаку и разговаривал с ней.
Она тихо лежала, счастливая от того, что Лёха рядом с ней. Пришёл сторож, сказал:
– Что сидишь, как у тёщи на посиделках? Вон бери тележку, веник и чисти вольеры.
Лёха молча встал и пошёл чистить. Когда он закончил, зашёл в дежурку. Сторож
смотрел телевизор и пил чай. Увидев Лёху, он завернул свой пакет и, не предложив Лёхе,
налил себе ещё и стал пить. Лёха сел на диван и стал смотреть телевизор. Сторож говорил,
что вот, мол, он пожалел Лёху и пустил посидеть с собакой, и что Екатерина Николаевна ему
не указ, что, мол, захочу и выгоню, если что.... Потом сказал:
– Иди возьми бутылку.
Лёха не ожидал такого, но подумал, что спорить не стоит, и пошёл в магазин. Он при-
нес бутылку водки. Денег у него почти не осталось, но он думал о другом, о том, что Собака
выздоравливает, и скоро они уйдут отсюда. И что есть ещё хорошие люди, вот Екатерина
Николаевна, Света…. Да мало ли их, хороших людей. Лёха пить не стал. Он налил себе чаю и, сев в угол, достал из пакета то, что ему дала Верка, и стал есть. Сторож, выпив, стал приставать к Лёхе показывая, что он тут главный. Лёха, молча, собрал со стола, что осталась, и пошёл к Собаке.
Через какое-то время пришёл сторож и стал командовать.
– Закрой вольер, не походи к собаке, она числится на мне, - говорил он заплетающим-
ся языком, - вот захочу и сейчас вас с твоей собакой на улицу выкину, будет мне тут каждый
бомж... - и отрыгнул перегаром. Лёха молча отодвинул его от вольера и сел. Сторож начал
ругаться и говорить, что он сейчас возьмёт и усыпит собаку. Лёха сказал:
– Ты что, совсем дурак?
– Кто дурак? Я дурак? Ну-ка вон отсюда!
И стал толкать Лёху и стучать по вольеру палкой. Собака испугалась и забилась в
угол. Лёха выхватил у него палку и бросил её в угол. После этого сторож ушёл в дежурку и
оттуда стал кричать. Лёха не обращал на него внимания. Сторож закрыл дверь и стал звонить
по телефону. Лёха закрыл дверь в изолятор, открыл вольер и стал успокаивать Собаку:
– Ну что, дурочка, испугалась? Не бойся, я тебя в обиду не дам.
Собака лизнула Лёхе руку и легла. Лёха начал её аккуратно гладить, боясь сделать ей
больно. Лёха полез в пакет, чтоб достать Собаке вкусненького. В это время открылась дверь,
и в изолятор вошли два сержанта:
– Ну что, давай собирайся, поехали.
– Куда? - спросил Лёха.
– Давай-давай, там увидишь.
В это время сторож стал кричать:
– Он хотел меня избить, он пьяный!
Сержант взглянул на Лёху, потом на сторожа, сказал:
– И ты тоже собирайся.
Сторож испугался и стал говорить, что он трезвый, это Лёха его напоил специально.
Лёха посмотрел на сторожа и засмеялся. Сержант сказал:
– Да что тут у вас происходит?
Сторож снова понёс какую-то чушь. Сержант стал связываться с кем-то по рации.
Собака испуганно глядела на происходящее. Наконец, сержант связался с дежурным по от-
делу и объяснил, что в лечебнице посторонний, а сторож пьяный. Видимо, дежурный ему
сказал, что надо найти завлечебницей и вызвать её. Сержант начал спрашивать у сторожа, но
того уже совсем развезло, и он бормотал что-то невнятное. Сержант спросил у Лёхи, почему
он находится здесь. Лёха вкратце объяснил ситуацию и показал на Собаку. Та, видя, что Лё-
ха показывает на неё, завиляла хвостом. Лёха сказал, что вчера тоже был здесь, но дежурила
Светлана Александровна, и ему разрешила врач Екатерина Николаевна. Сержант начал
смотреть журнал дежурств. Полистав журнал, он нашел номер телефона завлечебницей. Он
позвонил, представился и попросил сейчас подъехать, не став объяснять ничего по телефону.
Через полчаса приехала завлечебницей. Узнав, в чём дело, она сказала:
– Сторожа забирайте, он с сегодняшнего дня у нас не работает. А с этим что делать,
решайте сами.
Милиционеры подняли сторожа, так как он спал, и его не смогли разбудить. Сержан-
ты закинули его в уазик, сказали Лёхе:
– И ты садись…. Лёхе так не хотелось всех этих разборок, ведь у него не было ни
паспорта, ни прописки.

Машина поехала к вытрезвителю. Сторожа выволокли и потащили в здание. Лёха ос-
тался в машине. За рулём сидел пожилой старшина.
– Ты что ж это сторожа напоил, а сам не успел, что ли?
– Да нет, - с улыбкой сказал Лёха, - у меня там Собака больная, вот я и попросился,
чтоб с ней остаться. Врач разрешила, а этот, - Лёха показал на дверь вытрезвителя, - доко-
пался: давай бутылку! Ну я и купил, а он, гад, напился и давай чертей гонять, козюля гундо-
сая, - выругался Лёха.
Шофёр засмеялся.
– Значит, тебе твоим же салом и по мусалам... Да, дела.
В это время пришли сержанты и, смеясь, рассказали, что сторож там уже старый зна-
комый, полез к фельдшеру целоваться и начал всем объяснять, что они с ним коллеги, и он
понимает всю тяжесть его труда, обещал, что сейчас немного поспит и сгоняет за бутылкой.
Все засмеялись. Водитель сказал:
– Мужики, мне на заправку надо, да домой заскочить, а этого, - он показал на Лёху, -
ну чего его таскать, только время тратить.
– А что: трезвый, всё нормально, а то сейчас протоколы писать, возиться с ним. Луч-
ше подремать, пока он на заправку да домой заедет….
– А что мы дежурному скажем? - спросил сержант помоложе.
– Да ничего. Он уж и забыл. В конце смены оформим вытрезвитель и всё. Мы ведь
своё дело сделали, а? Сержант, который постарше, обратился к Лёхе:
– Ты до дому дойдёшь сам или, может, тебя в отделение свезти?
– Не, дойду, конечно, тут рядом, - и он соврал адрес.
– Ну ладно, иди и смотри в следующий раз, с кем пьёшь.
– Да я не пил, - начал Лёха оправдываться, но шофёр повернулся и сказал:
– Давай, беги. Не пои больше никого, а то за развращение пенсионеров заберём, - и
подмигнул Лёхе.
Лёха пошел обратно в лечебницу. Он очень волновался, что с Собакой. Он позвонил в
дверь, но из-за двери сказали, приходите завтра. Лёха спросил:
– Простите, а как там Собака?
– Какая собака?
Лёха замялся. Ведь он не знал кличку собаки, он всё время звал её просто Собака.
– Ну, такая рыжая дворняжка, ну, та, что собака порвала?
– Всё с ней нормально. Идите домой, а завтра приходите к двенадцати, придёт Екате-
рина Николаевна, и разберёмся.
Лёха спросил:
– А время сейчас сколько?
– Времени три часа ночи, идите, всё! - ответил недовольный женский голос.
Идти Лёхе было некуда. До каморы – пока дойдешь…. Да и холодно. И он пошёл в
соседний подъезд. В подъезде было тепло. Лёха присел на корточки и, прислонясь к батарее,
задремал. Очнулся он от сильного толчка. Лёха увидел молодого парня, парень был пьяный.
Он смотрел на Лёху злыми глазами:
– Ну, какого.... расселся тут? Тебе что тут, гостиница? - и снова толкнул Лёху ногой в
плечо, - давай пошёл отсюда!
Лёха молча встал и вышел из подъезда на холод. Отойдя от подъезда, он остановился
и закурил. Он чуть не заплакал от обиды. Да что это за жизнь! Каждый говнюк может толк-

нуть, ударить, а ты и слова не можешь сказать. Да что он, наконец, не человек, что ли! Лёхе
стало так плохо от этих мыслей. Он пошёл в ближайшуе палатку, купил на последние деньги
бутылку вина и выпил прямо у палатки из горлышка. Но ему стало еще хуже, выпитое вино
обострило обиду. Лёха пошарил по карманам, выгреб последние деньги и купил еще бутыл-
ку вина. Постояв немного, он пошёл на трамвайную остановку. Лёха постоял на остановке,
открыл бутылку и отпил. Заткнув пробкой, он засунул бутылку в карман, достал сигареты и
закурил. Первый трамвай прошёл в обратную сторону. Лёха прикинул и подумал, что вер-
нётся он минут через двадцать. Он докурил сигарету и, открыв бутылку, ещё отпил и заду-
мался. Ну почему люди такие злые? Ну почему они так относятся к другим, готовы растоп-
тать упавшего и не думают, что каждый из них может быть на его месте. Мудро говорили: от
сумы и от судьбы не уйдешь! Загрохотал трамвай. Лёха полез в карман, достал деньги на би-
лет, и их совсем не осталась. В трамвае было пусто и холодно. Кондуктор, отрывая билет,
сказала:
Что, уже с утра нажрался?
Глава 6
Лёха вышел у столовой. Подойдя к двери, он увидел, что замка нет и контрольная
красная лампочка не мигает. Значит, в столовке уже кто-то есть. Он позвонил и стал ждать.
Дверь открыла Настя.
– А, Лёх, это ты, - сказала она как-то грустно и устало, пропустила Лёху внутрь. На
свету Лёха увидел на лице у Насти закрашенный синяк. Лёха вопросительно посмотрел на
Настю и спросил:
Кто это тебя?
– Да кто-кто…. Мишка, кто ж ещё, козёл! Как напьётся, так орать – такая растакая, и
понёс, и понёс…. Потом руки распускает, слово ему не скажи, сразу – чтооо? Да, я тебе!
– А ты чего опять напился? Верка по телефону говорила, что ты завязал.
– Да, Насть. Но почему так получается: как только что-то налаживается, так сразу что-
то случается.
– Так что случилось-то, Лёш? Верка сказала, что там что-то с собакой, и ты ей даже
кольцо продал.
Лёха вкратце рассказал, что случилась вплоть до сегодняшнего дня. Настя покачала
головой.
– Да, Лёх, уж не везёт, значит, не везёт. Ладно, всё уладится. Есть хочешь?
– Да нет, не до того мне.
– Перестань, садись, поешь, а то сейчас развезёт. Тебе этого никак нельзя, тебе ж к
врачу. Давай ешь, сейчас собаке чего-нибудь посмотрю.
Настя налила Лёхе вчерашнего супа, положила картошки и пошла за собачьей едой.
Лёха поковырял ложкой, но еда не лезла в рот. Из головы не выходила Собака, как она, что с
ней… Он полез в карман за бутылкой, но пить не хотелось, и он засунул бутылку обратно в
карман. Пришла Настя, села напротив Лёхи и спросила:
– Лёх, что дальше делать-то думаешь?
– Да хрен его знает, - сказал Лёха, - какой-то замкнутый круг получается. Чтоб полу-
чить паспорт, нужна прописка, а чтоб получить прописку, нужен паспорт! Я уже пробовал,
да куда там! Как от прокажённого, шарахаются и, как футбольный мяч, пинают от одного к

другому! То это не её дело, сходи в ЖЭК возьми справку, в ЖЭКе говорят, мы таких справок
не даём, в паспортном столе говорят, неси справку. А где я её возьму, если не дают, говорят:
по последнему месту прописки. Я говорю, что у них выписывался, она достаёт листок убы-
тия и показывает. Куда убыл, говорит, иди туда. Пошёл. Говорят, как мы вам дадим, вы у нас
не прописывались, вот и идите, куда прописались. А я нигде не прописывался!
– Ну и что теперь делать? - спросила Настя.
– Да откуда ж я знаю, - ответил Лёха, - хоть вёревку мыль.
– Ты, Лёх, это перестань, всё утрясётся.
– Ну да, конечно, - сказал Лёха. - Насть, не надо. Я знаю, тебе меня жалко, но помочь
мне ты не можешь. Так что не надо соболезнований, у тебя у самой неприятности, Насть, как
говорится: чужую беду руками разведу.
Настя обиделась.
– Насть, не обижайся, я понимаю, ты от всей души. Извини, сил уже нет – так жить.
Он полез в карман, достал бутылку и спросил, показывая вино:
– Будешь?
– Нет, - сказала Настя.
И даже не стала Лёху ругать, а сняла косынку и уткнулась в неё, всхлипывая. Лёха на-
лил полный стакан и залпом выпил и тут же, налив остатки, допил. Поднялся и сказал:
– Не плачь, Настюха, ты баба молодая и красивая, найдёшь ты ещё своё счастье.
И ушёл. Пробравшись к себе в камору, он завалился на софу и уснул. Проснулся Лёха
с тяжёлой головой. Он посмотрел на часы, времени было без десяти минут одиннадцать. Он
с трудом встал, умылся и выбрался из каморы. Денег не было даже на трамвай. Лёха подо-
шёл к столовой, посмотрел: служебная дверь приоткрыта. Он позвонил. Вышла Верка.
– А, Лёх, привет, Настя говорила, что ты заходил.
Лёха неуверенно спросил:
– Вер, у тебя нет немного денег?
– Ой, Лёш, нет, а тебе зачем?
– Да мне сейчас ехать надо, а у меня даже на трамвай нет.
– Погоди, - сказала Верка, я сейчас в кассе посмотрю. – Только, Лёш, немного, а то
сам понимаешь....
– Конечно, Вер, мне б только на дорогу….
– Погоди здесь.
И Верка ушла. Через несколько минут она вернулась, неся пакет, и дала Лёхе немного
денег, но их хватало не только на трамвай.
– На, - сказала Настя, передавая пакет и деньги. – Это всё твоей собаке.
– Вер, ты там, это… деньги-то высчитай с кольца.
– Лёх, да я не тебе дала, я собаке. Жалко её, так что ты мне ничего не должен.
– Спасибо, - сказал Лёха.
– Да, там, в пакете, и тебе, и собаке, разберёшься. Всё, я пошла, работать надо.
И она ушла.
Лёха сел в трамвай и поехал в ветлечебницу. Екатерина Николаевна встретила его с
упреками: что ж ты, обещал, что всё будет хорошо, а сам…. Лёха попытался объяснить, но
врач не стала слушать, а сказала:
– Всё, время передержки собаки после операции прошло, так что забирай собаку из
лечебницы.

– А как же…., - заикнулся Лёха.
– Не знаю, сам смотри. Будешь водить, здесь будем колоть, а нет – коли сам. Я ж тебе
помочь хотела, собаку подольше подержать, подлечить хоть после операции, а ты взял и на-
пился. И какого ты ждёшь отношения? Только вот собаку жалко, она без тебя не ест и не
пьёт. Вот она-то и не предаст, а ты, считай, её предал! Зав.клиникой сказала, чтоб убрали со-
баку, не положено. И тебя чтоб больше не пускали. Так что забирай собаку и иди. Уколы
умеешь делать?
– Да откуда ж, - расстроился Лёха, - откуда я умею?
– Значит так: Света сейчас тебе покажет, как делать, будешь делать сам. Я сейчас
мазь выпишу, будешь каждый день перевязывать раны, промывать, чтоб швы не загноились.
Через неделю придёшь.
Лёха тяжело вздохнул и стал ждать Свету. Света пришла минут через двадцать.
– Ну, что вы наделали? Екатерине Николаевне заведующая такое из-за вас устроила!
Она ж собаку подольше незаконно хотела подержать здесь. Заведуюющая кричала, что она
тут бомжатник устроила, и велела, чтоб собаку выгнать, а вас больше сюда не пускать. Она
сторожа уволила. А Екатерина Николаевна сказала, что вас больше не будет оставлять. Но
заведующая сказала, что если она хочет, то пусть у себя дома держит собаку, что три дня
прошло, и немедленно убрать собаку из лечебницы. А Екатерина Николаевна сказала, что
собаку она всё равно будет лечить, нравится это заведующей, или нет.
Лёхе стало стыдно и обидно. Он рассказал Свете, как всё было на самом деле. Света
сказала:
– Да мы всё знаем, но заведующей через месяц на пенсию, и она боится, что её уволят,
а на её место назначат Екатерину Николаевну, вот и бесится. Она врач-то никакой, на неё все
жалуются! Вот Екатерина Николаевна врач от Бога. Иногда кажется, что она понимает язык
животных и птиц. Говорят, что её ещё ни одна собака не укусила, и дело не в намордниках,
просто они чувствуют её доброту и любовь, а вы....
Лёха промолчал. Света показала, как делать уколы, отдала Лёхе Собакино лекарство.
Их было несколько. Лёха испугался, что перепутает, когда и что делать, а делать надо было
четыре раза в день, и он боялся, что запутается. Света сказала:
– Я там всё написала, что, когда и сколько. Не прерывать колоть, а то не поможет. Она
и так живёт только из любви к вам. После такого не выживают, или хозяева усыпляют. Ека-
терина Николаевна сказала, что вы её поставите на ноги, потому что любовь творит чудеса.
Света отдала Лёхе пакет, и Лёха с Собакой вышли из лечебницы. Они шли медленно,
потому что Собаке было тяжело прыгать на трёх лапах. Они часто останавливались. Собака
уставала и ложилась на снег. Лёха взял Собаку на руки и понёс. В трамвае народу было не-
много. Лёха заплатил за себя и за Собаку, но кондуктор сказала, что в следующий раз без
намордника не пустит. Лёха взял Собаку на руки, Собака его лизнула в лицо, Лёха улыбнул-
ся ей: ну что, псинка, будем жить?
Лёха принёс Собаку в камору. Собака обрадовалась, завиляла хвостом, она пришла
домой! Лёха вытряс и положил собачий коврик на софу в ноги, потом положил на него Со-
баку. Она не хотела лежать, а пыталась лизнуть Лёху в лицо.
– Да отстань ты, ложись и лежи. Болеешь, так не вставай, не шляйся тут и не мешайся!
Лёха достал пакет с лекарствами, в нём лежала инструкция – как, когда, сколько....
Он начал читать, в уме раскладывая ампулы. Ага, вот эти – четыре раза в день, эти – два, а

это – один. Так, понятно, всего семь, подумал Лёха и посмотрел на часы: уколы надо было
делать через два часа.
Лёха оглянулся и увидел бардак и грязь в каморе. Лёха стал убираться, он собрал все
тряпки и хотел их вытряхнуть, но было ещё светло, и он решил, что вытряхнет потом, а пока
он вымыл с мылом полы, убрал со стола, засунув весь мусор в пакеты. «Ребёнки они в грязи
растить не могут!» - повторил он слова из мультика.
Лёха развернул то, что дала ему Вера, посмотрел, что там и дал Собаке кусок колба-
сы. Собака колбасу взяла из Лёхиных рук. Она не хотела есть, но ведь это Лёха, её, Собакин,
Лёха давал кусок ей, Собака не могла отказаться. Она стала медленно есть. У неё болели ла-
па и рваное тело.
Пришло время делать укол. Лёха разложил ампулы и, смотря в инструкцию, которую
ему дала Света, дрожащими руками набрал в шприц лекарство. Он подошёл к Собаке, оття-
нул на холке шкуру и воткнул иголку. Собака завизжала, Лёха испугался и выдернул иголку.
Сам Лёха очень боялся уколов, он, когда ему делали уколы, даже бывал на грани потери соз-
нания. Лёха сел и растерянно стал думать, что ж теперь делать. Но придумать ничего не
смог. Завернув Собаку в плед, взял лекарства и пошёл на трамвайную остановку.
Когда Лёха принес Собаку в лечебницу, врач сказала:
– Мы ж договорились, что через неделю.
– Да не могу я уколы делать... - и рассказал о своей попытке с уколами.
Екатерина Николаевна сказала громко:
– Свет, подойди.
Подошла Света
– Да, Екатерина Николаевна.
– Свет, сделай укол собаке. Да вот ещё ему б сделать, - показала она головой на Лёху,
- чтоб знал, с кем можно пить. Ну так что, так и будешь её таскать сюда?
– А что мне остаётся делать? Буду таскать.
Света сделала уколы и сказала:
– Ну, хоть эти попробуйте, - и она показала ампулы с лекарствамом, которое надо бы-
ло делать четыре раза в день.
Лёха посмотрел с опаской на ампулу, вздохнул и промолчал.
Лёха завернул Собаку в плед и пошёл обратно. В трамвай его не пустили, у Собаки не
было намордника, да ещё люди ехали с работы, и трамвай был набит битком. Лёхе ничего не
оставалось, как идти пешком. Собака была не очень тяжёлая, но через некоторое время Лёха
стал уставать. Он останавливался и отдыхал. Собака прижималась к Лёхе, и это придавало
ему сил. И он шёл, неся на руках свою судьбу, свою единственную привязанность в этой
жизни, своего друга, свою Собаку. На улице было противно, шёл мокрый снег с дождём и,
попадая на лицо, противно таял, но Лёха не мог смахнуть его, у него были заняты руки, и
лицо ужасно чесалось.
Придя в камору, Лёха положил Собаку на софу и устало сел рядом. Они с Собакой
поели, и Лёха прилёг отдохнуть. Он провалился в какую-то яму, и ему снилось всё подряд –
Собака, тётя Нина, почему-то Пугачёва, Лена, Фёдоров кавказец и Алобай…. Не снилась
только его Клюковка, его Аня. Какая она сейчас?
Лёха открыл глаза. Он полежал, прислушиваясь к себе и к тишине. Всё было тихо.
Собака сопела в ногах.

Глава 7
Аня сказала:
– Серёжа, а Серёж, все-таки надо как-то найти папу. Ну, не могу никак поверить, что
он просто бросил меня и уехал. Что-то тут не так. Ну не могу я! И всё снится он мне часто,
мама не снится, а он почти каждую ночь.
– Аня, ну хорошо, мы попробуем, но я даже не знаю, с чего начать….
– Надо с Дегурко поговорить, он бывший милицейский начальник, а теперь у нас
нач.охраны. Я завтра поговорю с ним, он подскажет, с чего начать.
Муж повернулся к ней.
– Да ладно, Анютик, не переживай, найдем мы отца. Ты спи, тебе сейчас нельзя вол-
новаться.
Аня прижалась к мужу, к этому двухметровому человеку-горе, горе мышц и детской
непосредственности. Она и увидела первый раз его таким….
Она молоденькая практикантка, выпускница журфака МГУ, а он призёр Европы по
вольной борьбе. Из газеты её направили в аэропорт встречать наших спортсменов. Так как
больше в редакции никого из дежурных журналистов не было, то отправили её (чтоб под но-
гами не крутилась). Материал мог и не пойти, а девчонка пусть учится, пусть возьмёт интер-
вью, пусть там что-то придумает, что ли. Ей сказали: сделаешь – в номер пойдёт, поняла?
Как было не понять, она всего три дня в редакции, а тут самостоятельно репортаж, интер-
вью…. Конечно, она сделает, она расспросит всех обо всём и на обратной дороге прикинет
план статьи. Она залезет интернет и всё там узнает о борьбе и борцах. Вот тогда увидит ре-
дактор, что она не просто так, что она уже почти готовый журналист. И её зачислят в штат
отдела новостей.
С такими мыслями Аня приехала в аэропорт. Там уже были фотографы и несколько
корреспондентов из разных газет. Аня подошла к ним и поздоровалась. Ребята приветливо
ответили, и она представилась. Раздалось посвистывание и подколы:
– Во, глянь, настоящий корреспондент! А ты, Ванька, уже пятнадцать лет, и всё на
побегушках – туда слетай, здесь сними…. Учись! Раз – и корр….
Все засмеялись, засмеялась и Аня, не совсем понимая, над кем.
Ванькой оказался известный всей стране фотокорреспондент АПН. Он был небольшо-
го росточка и в очках, в мятой куртке-корреспондентке с сотней карманов и в кепке, весь
увешен фотоаппаратурой и с сигаретой во рту.
– Ну что, желтопузики (имелась в виду жёлтая пресса), столпились? Вишь, централь-
ная пресса пожаловала, расступись! Правда, мужики, у девчонки первый самостийный ре-
портаж, нет, чтоб помочь, давай скалиться. Что, забыли, как сами в штанишки писали пер-
вый раз перед главным? Вот и давай поможем девчонке, сами через это проходили недавно.
Мы должны против редакторов идти, сомкнув наши плотные трудовые ряда и стулья! И сто-
лы! - со смехом сказал он.
Все засмеялись, и атмосфера стала простая, дружеская, разрядилась. Ваньку за это и
любили, он всегда всем был готов помочь и помогал, многие из нынешних журналистов и
редакторов были обязаны ему. Ребята объяснили, что когда спортсмены будут выходить из
самолёта, то их надо ждать у такой-то стойки, где они появятся после таможенников. При-
мерно объяснив, кто есть кто, они заторопились, докуривая сигареты и надевая на себя аппа-
ратуру.

Из репродукторов раздался голос диктора: приземлился рейс такой-то из Барселоны.
Встречающие повалили к таможенному выходу. Начали выходить люди, показались спорт-
смены. К ним стали подходить родственники, корреспонденты и представители спорткоми-
тета, заморгали вспышки фотоаппаратов, заработали кинокамеры.
Аня никак не могла подойти, чтоб задать заранее приготовленный вопрос, как ей ка-
залось, свой оригинальный вопрос, который должен был выделить её из толпы корреспон-
дентов. Но не только задать вопрос спортсменам, но и подойти близко к ним ей никак не
удавалось. Она пыталась забежать то с одной стороны, то с другой. Она оказалась рядом с
Ванькой. Он, не отрываясь от камеры, спросил:
– Не получается? – и, не дожидаясь ответа, прыгнул на пластиковое кресло и застре-
котал своим фотоаппаратом.
Соскочив с кресла, он дёрнул Аню – пойдем быстрей – и куда-то пошёл, почти по-
бежал. Хотя Аня и была почти на полторы головы выше Ваньки, еле успевала за ним. Вань-
ка на ходу с кем-то здоровался, с кем-то шутил. Он остановился так же резко, как и шёл, Аня
еле успела остановиться, чтоб не налететь на него. Она увидела огромные кроссовки и под-
няла голову. Перед ними стоял здоровенный парень лет тридцати, со странными ушами, по-
хожими на пельмени. Они здоровались с Ванькой за руку и весело что-то говорили друг дру-
гу, Аня от волнения не могла никак понять, о чём. Казалась, что он в два раза выше фотогра-
фа. Ванька повернулся к Ане и сказал:
– Вот тебе жертва. Серега, - повернулся он парню, - познакомься, это наша будущая
звезда журналистики, так сказать, а пока просто Аня. Пользуйся моментом, пока не зазна-
лась. Это Сергей, он призёр Европы. Он мог бы быть и чемпионом, но у него другие жизнен-
ные задачи. А ты, Аня, не дрейфь, тряси его, пока тёпленький.
Сказав это, Ванька растворился, как-то раз – и нет Ваньки. Аня оглянулась. Сергей,
заметив это, сказал:
– Он, наверное, уже где-нибудь в редакции. Сколько его знаю, лет десять, ни разу с
ним не прощался, не доводилось. Вот только здороваемся, и до следующего раза. Он как-то
сразу везде. Как у него это получается? - и Сергей пожал плечами. - Вот юла!
Аня хотела уже задать вопрос, но Сергей серьёзно сказал:
– Знаете что, сейчас у меня нет ни минуты, меня мама ждёт и будет ругаться, если я
опоздаю к обеду.
Прозвучало это так, как будто Сергею лет десять, и он боится огорчить маму. Аня ти-
хо сказала:
– Да-да, конечно, маму нельзя расстраивать, - и отвернулась.
Она была огорошина таким нежным отношением этого богатыря к маме и подумала: а
вот мне не к кому так придти, и глаза её наполнились слезами. Сергей посмотрел на неё и
понял это по-своему.
– Да вы не расстраивайтесь, я вас сейчас с Димой Добросердовым познакомлю. Он
любит интервью давать, да и говорить умеет, не то, что я.
Но Аня сказала, не надо. У неё пропало настроение что-то делать. Она подумала: сей-
час дома залезу в инет и что-нибудь наковыряю. Настроение стало поганым, она спросила:
– Сергей, разрешите я задам вам несколько вопросов. А когда репортаж будет готов, я
вам позвоню, и мы с вами согласуем.
– Ну, хорошо. Но только я вам дам номер сотового, и вы мне вечером часов 6-7 по-
звоните и зададите свои вопросы.

Аня подумала, что к утренней вёрстке успеет. Сергея позвали:
– Серёг, поехали, а то автобус без тебя уедет....
Вечером в шесть часов Аня позвонила, ни на что не надеясь.
– Алло….
Аня сразу узнала этот густой, немного приглушённый бас. Она спросила:
– Сергей?
– Да. А это будущая звезда журналистики Анна? - спросил сотовый.
– Да, - ответила она. - Вы готовы к вопросам?
Да я-то готов, только вот проблема: сестра. Я обещал, когда прилетим, с ней в парк
Горького съездить. Вот и заставляет держать мужское слово, как она говорит. Поедемте с
нами, Аня, мороженого поедим. А то мне мама в детстве не давала на улице есть. Все маль-
чишки со двора бегали к тетру Советской Армии в парк ЦДСА и ели фруктовое по 7 копеек!
Оно до сих пор щербет души моей! На чёртовом колесе покатаемся, на речном трамвайчике
покатаемся и непременно на старом, пароход моего детства. Договорились? Карандаш и
блокнот не обязательно, но если очень надо, то....
Они договорились встретиться у входа.
Аня стал поспешно собираться. Это не свидание, это встреча по работе и опаздывать
нельзя! Она никак не могла решить, что надеть: джинсы вроде неприлично. Первый раз – и в
джинсах, неприлично. Платье не пойдёт, очень тёмное. Она вывалила весь гардероб, села на
пол и стала прикидывать. Да что ж, в конце концов, надеть? Нет, это не пойдёт это вечернее,
а они идут в парк. Юбки все грязные, ну кто ж мог знать…. Вот невезуха! Что ж делать? Ну,
разве что... Через десять дней у неё день рождения. Последнее время, когда не стало бабуш-
ки, она стала отмечать свой день рождения одна. Каждый год она покупала себе новое кра-
сивое платье, как когда-то, когда все были живы. Они с мамой и папой шли в магазин, и Аня
долго выбирала себе новое платье на день рождения. Это был такой ритуал из её прошлой
жизни! 19-го июля она шла в церковь и ставила свечи – маме за упокой и папе за здравие.
Она будет их ставить, пока не будет знать, что папы нет. 20-го июля она покупала алые ро-
зы, почему-то всегда семь, и шла в хороший ресторан, заказывала фрукты и бутылку хоро-
шего шампанского и так отмечала очередную дату дня рождения. С того самого момента,
когда они разбились, и мама умерла накануне её дня рождения, он перестал быть для неё
праздником. Она достала красивую коробку и села в задумчивости, потом решительно рва-
нула ленту. Получу гонорар, ещё лучше куплю, подумала она.
Аня выскочила из дома. Она опаздывала, стала ловить машину, но никак не могла
поймать. Лучше, конечно, на метро, но до него 20 минут. Да и автобусы забиты битком, кто
на работу, кто с неё. Наконец, остановилась видавшая виды машина, за рулем был кавказец.
– Куда, уважаемая, желаешь? - спросил он.
Анна с сомнением посмотрела на машину.
– До парка Горького доедем?
– Эээ, что сомневаешься, такой ласточка! Доедим, нэ сомневайс, бистро долетим, так
долети ми, что один нога там, и другой тоже там. Сматры, какой мащин! Ты знаещь, как туда
будим ехат? А то тута столко улиса всэ не знаю. Садысь!
Аня хотела отказаться лететь на «ласточке», но, посмотрев на часы, села. «Ласточка»
полетела. Казалось, что она вот-вот взлетит, так сильно она трясла крыльями. Будто хотела
их распривить и впрямь взлететь над Садовым кольцом. На Смоленской площади водитель
попал в крайней правый ряд, и пришлось повернуть к Киевскаму вокзалу. Аня спрсила:

– Куда мы едем?
– Эээ, что нэ видыш? По дарога едим, там знак была, толко суда…. Эээ, откуда он знает, куда мэне надо! Странный какой этот знак….
Аня попросила остановить хотя бы у Киевского вокзала, но и туда джигит не смог по-
пасть. Повернув направо, он обратился к Ане:
– Знаишь, здэс рядом, сама дойдёшь, а я поехал, мне работать нада!
Аня разозлились, она опаздывала. Вышла из машины и хотела остановить другую
машину. Но джигит выскочил из машины и стал кричать:
– Денги дайвай!
– За что? - возмутилась Аня.
Джигит снова начал кричать, угрожая. Но подошли двое парней и, узнав в чём дело,
проводили джигита. Один из них весело сказал Ане:
– Вот не прав был Митрофанушка, когда говорил, на что мне та география, на то из-
возчики есть, куды прикажу, туды и доставят!
Аня, засмеявшись, сказала, что тогда ямщики были с Тверской Ямской, а не из Баку!
И они все засмеялись: да уж это точно.
Ребята помогли поймать машину, и они через десять минут были у ЦПКО.
Глава 8
Сергея видно была издалека. Рядом с ним стояла высокая стройная девушка лет два-
дцати. Аня подумала: ну и дура я, платье новое, в джинсах неудобно, сестра…. Вот дура!
Она подошла и извинилась за опоздание. Девушка посмотрела на Аню и сказала:
– Хорошо, что опоздали, мы хоть мороженого наелись. В Москве совсем не стало
фруктового мороженого. Да и это не совсем то. Помнишь, как мы от мамы тайком бегали за
мороженым в ЦДСА? - обратилась она к Сергею. – Серёга уже большой был, а мне года че-
тыре. Все с ребятами, а он со мной.
– Видишь, как любил тебя, - сказал Сергей.
– Ага, любил..., боялся что маме всё скажу. Отца-то мы почти не видели, он всё на ка-
ких-то испытаниях – то в Казахстане, то в Сибири. Вот мама с нами и умучилась.
– Алиска, ну хватит! Кому это интересно?
– Мне, - вырвалось у Ани.
– Вот видишь! Это вам всё равно, кто с вами рядом, а нам, девушкам, интересно - ска-
зала Алиса и тряхнула распущенными волосами, они упали плотным занавесом, из-под кото-
рого виднелись зелёные, длинные, египетские глаза и ямочка на правой щеке.
Ане захотелось подружиться с ними. Они были какие-то необычные и говорили как-
то по-старомосковски, акая, и употребляли забытые слова – нынче, давеча, намедни. И зву-
чало это как-то уютно-уютно. Сергей сказал:
– Пошли на колесе кататься, а то мне Алиска всю шею перепилила. Как маленькая!
– Да я так привыкла, что мы вечно с ним вместе, что даже от мужа убежала. Да нет,
это, конечно, шутка, но с мужем действительно развелась.
И она взяла Аню под руку, как-то просто взяла, и они пошли. Ане показалось, что они
с Алисой одного роста, но Аня была на каблуках, а Алиса в босоножках без каблуков, и по-
этому они казались одного роста. Аня не хотела на Чёртово колесо, она очень боялась высо-
ты, но отказаться не смогла. Но ни о каком интервью не могло быть и речи. Она вцепилась в штурвал, и кабина поползла вверх. Аня от страха начала икать, но не замечала этого. Пальцы
у нее побелели. Алиса сказала:
– Аня, штурвал не сломай!
С высоты было очень здорово видно Москву, но Ане было не до того. Когда их каби-
на подошла к посадочной платформе, Аня выскочила первой. Её тошнило, и она, извинив-
шись, села на лавочку. Сергей принёс воды. Аня немного выпила воды, и ей стало ещё хуже.
Алиса сказала:
– Серёжа, отойди, - и повела Аню в кусты....
Ане было неудобно перед Сергеем, и она сказала:
– Вы меня извините, но я поеду домой.
Сергей с Алисой сказали, что они отвезут Аню.
Когда они подъехали к подъезду, Аня пригласила их домой, но они сказали, что луч-
ше зайдут в другой раз. Сергей сказал, что это он виноват в том, что случилось, и готов ис-
купить свою вину. Аня сказала, что она провалила редакционное задание, и теперь её навер-
няка не возьмут в штат. Немного подумав, Сергей сказал:
– Вот что, мы сейчас пойдём к тебе и быстро напишем. Я позвоню ребятам из коман-
ды и договорюсь, что якобы ты брала у них интервью, и мы сделаем репортаж. Алиска по-
может, и всё будет тип-топ.
Они пошли к Ане. Сергей позвонил ребятам, обяснил им и предупредил, чтобы гово-
рили, что они давали интервью Ане. Аня быстро набросала вопросы. Сергей кое-что знал о
ребятах и ещё по листку задал им несколько вопросов…. Вообще они сделали неплохой ре-
портаж. Аня по интернету перегнала его в редакцию. Они договорились, что созвонятся, и
ребята уехали.
На полученный гонорар Аня купила себе красивое платье.
19-го июля Аня пошла в Пименовскую церковь, поставила свечку, постояла, мыслен-
но помолилась. Выйдя из церкви, она пошла потихонечку к Новослободскому метро. Погода
была хорошая, и Аня решила пройтись по Лесной улице к Белорусскому вокзалу. У вокзала
она перешла мост и у 2-го часового завода села на 12-й троллейбус. На метро ехать не хоте-
лось. Торопиться было некуда, и ей хотелось сесть у окошка и ехать, ни о чём не думая, гля-
дя в окно на людей, на дома…. На следующей остановке в динамиках раздался голос водите-
ля: «Следующая остановка – гостиница Советская». Аня знала, что там из троллейбуса был
виден магазин "Весна." Раньше там, в витринах, были красивые свадебные платья на страш-
ных, накрашенных манекенах, похожих на нынешних жриц любви, стоящих на Тверской.
Магазин был на месте, и манекены, видимо, не нашли своих клиентов и продолжали стоять
невостребованными. В сумочке зазвонил телефон. Аня посмотрела, кто это. Она улыбнулась:
это был приятный для неё звонок, звонила Алиса.
– Привет, как дела? Где ты находишься? - строчила она, как из пулемёта и, не выслу-
шав Анин ответ, снова затараторила:
– Мы тут завтра на дачу собираемся. Поедем?
– Алиса, к сожалению, я завтра не могу….
– Ну вооот, - огорчилась Алиска, - а может отложишь?
– Нет, Алис, этого я отложить не могу, у меня завтра… - Аня запнулась.
– Что у тебя завтра? Что? Свидание? - допытывалась Алиска.
– Нет, Алис, у меня менее серьезная причина, у меня День рождения.

– Ой! - ойкнула трубка. - А что ж ты не сказала? Вот и хорошо, давай звони своим
друзьям, и поедем на дачу отмечать твой День рождения.
– Нет, Алиса, спасибо, но я пять лет со смерти бабушки не праздную. Я просто отме-
чаю это число, одна.
– Жаль, а было бы здорово! Дача большая, старая, уютная…. Ань, может подумаешь?
- настаивала Алиска. - Серёга был бы рад. Да, слушай, мы читали твой репортаж, здорово
получилась…
– Ну, во-первых, не мой, а наш….
– Это, как у Ильфа и Петрова, коллективное творчество, - засмеялась трубка.
– А меня за него главный похвалил, и ввели в штат редакции, в новостной отдел.
– Ну, вот, заодно и отметим.
– Хорошо, - сказала Аня, - я подумаю и попозже позвоню.
– Хорошо, давай. Я буду ждать, - сказала Алиска.
Аня просто хотела прекратить этот разговор, а грубить не хотелось.
Аня вышла на Речном и пошла домой пешком. Она купила домой традиционные
красные розы. Дома она пошла в ванную, налила в вазу воды цветам и стала наливать ванну,
чтоб забраться в неё, добавить хвойного экстракта и полежать – расслабиться и успокоиться.
Да, думала она, лёжа в шапке мягкой, пушистой, пахнущей елкой пене, у неё очередной День
рождения. Надо будет к маме на могилу съездить, убраться. Вообще последний раз она была
на могиле семь лет назад, еще была жива бабушка. Они поехали на кладбище, думали, что
могилка заброшена, но могилка была ухожена: оградка и лавочка свежепокрашены, на мо-
гилке рос ровный декоративный мох. Аня сказала:
– Смотри, как ухожена. Это папа!
Бабушка стала говорить, что он уехал из этого города и никому не пишет, а что мо-
гилка ухожена, так у мамы друзей было много, вот и не забывают, на могилку приходят. Аня
сказала:
– Ба, а давай тётю Наташу найдем, она наверняка знает.
Но бабушка заторопилась.
– Нам ещё ехать далеко, а поздно ехать страшно, так что в следующий раз пораньше
приедем и поищем.
Полежав в ванне, Аня надела мягкий уютный халат, заварила кофе, налила в стакан
сока, забралась с ногами на диван и открыла ноутбук. Она начала писать статью о нехватке в
школе учителей. Этот материал ей вместе с удостоверением корреспондента редактор дал в
качестве редакционнго задания и сказал:
– Это тебе нагрузка, а новости – это твоя обязанность, и как хочешь – добывай мате-
риал, хоть ценой своей жизни.
Она начала разбирать материал и приводить его в порядок, чтоб можно было работать
и не скакать по всему интернету за справками. Но зазвонил сотовый. Алиска говорила ещё с
кем-то и время от времени отвлекалась на другой телефон. Наконец, она положила вторую
трубка и сказала:
– Серёга звонил с работы, у них там заседание, а мама, как маленького, его оберегает
и не уснёт, если он задерживается и не звонит.
Ах, как бы хотелось этого Ане!
– Ну, что, надумала? - спросила Алиска.

Аня очень боялась этого вопроса. Она и в тот-то раз не знала, как потактичней отка-
заться, а сейчас она совсем растерялась и сказала:
– Ладно, я вас приглашаю завтра в ресторан.
В трубке молчали. Аня подождала и спросила:
– Алиса, ты где?
– Да здесь я, здесь, просто ты меня огорошила. Я не знаю, что делать: завтра уже все
соберутся на даче. Ну ладно, я что-нибудь придумаю, мы завтра будем в ресторане.
Аня позвонила в ресторан и заказала на завтра ужин на троих. Ей очень не хотелось
этого, но ничего не оставалось делать. Да ещё она вроде как будто должна ребятам за репор-
таж. Да и что уж там скрывать, они ей нравились, особенно эта Лиса-Алиска. У Ани не было
такой подруги. В школе её жалели, и как таковой дружбы не получалась. А жалости она не
хотела. Вот и получалась, что она как-то в стороне была. Училась она хорошо и дополни-
тельно ходила в музыкалку (дед с бабкой настояли). Пианино осталось от мамы. И ей в об-
щем-то некогда было заниматься ерундой. Школу она закончила с медалью. Сдала экзамены
в университет и, как медалистка, получила проходной балл, поступила на бюджетку. У них в
группе было только двое бюджетников, остальные все платные, и поэтому учились так, от
случая к случая, ведь папа не позволит выгнать дитё! Где надо, подсунут, где надо, подма-
жут, и снова поедет, хотя и со скрипом, но поедет. У Ани некому было подмазывать, и она
училась, училась серьезно. Она пыталась писать рассказы, три даже напечатали. Она продала бабушкину квартиру, добавила доллары из неведомо откуда взявшегося наследства.                Откуда
оно взялось, она не могла понять, а бабушка никогда об этом не говорила. Узнала Аня, толь-
ко когда умерла бабушка, и Аня увидела завещание. В списке наследования боли: 4-х-
комнатная квартира 64 кв. м., участок земли 18 соток, кирпичный дом 100 кв. м., кирпичный
гараж, а/м «нива» и значительная сумма в валюте (значительная для неё; вот эта сумма и
удивляла Аню). Там её больше ничто не держало, и она, продав всё движимое и недвижимое
имущество, с помощью знакомых купила очень выгодно квартиру в Москве, в районе Речно-
го вокзала на Флотской улице в семи минутах ходьбы от метро. Закончила МГУ, и вот те-
перь была принята в штат крупной газеты. Это была та газета, где публиковали её рассказы.
Редактор сказал:
– Ты вот что, если хочешь к нам (это прозвучало просто кощунственно «если хо-
чешь…»), я сейчас позвоню директору издательства и порекомендую тебя.
Аню встретил старый, лысый человек с усами, в хорошем костюме и с трубкой в пра-
вом углу рта, которую он и при разговоре не вынимал изо рта. После этого разговора на фа-
культет пришёл запрос, и на преддипломную практику её направили в эту газету.
Ну, вот, теперь она корреспондент, москвичка и имеет неплохую двухкомнатную
квартиру, на ремонт которой и на покупку мебели и скромной машины ушли почти все по-
лученые от продажи принадлежавшего ей имущества деньги. Для её возраста это довольно
прилично, а остальное зависит только от неё. Но вот только одно обстоятельство портило
весь положительный баланс её жизни, это мысли о папе: где он, что с ним? Она что-то пом-
нит из обрывков слышанного бабушкиного разговора со своей сестрой. Что, мол, Лёха писал,
а она не ответила и Ане не сказала, и всё. Больше Аня ничего не знала. Она стала взрослая, и
как-то в один момент поняла, почему папа так поступил: он просто не хотел, чтобы она ви-
дела его такого, и не мог допустить того, чтоб ей, Клюкве, было плохо. Бедный папа! А то,
что говорила бабушка, это всё для того, чтоб она, Аня, забыла его. Бабушка с дедом винили
его в той страшной трагедии, и в том, что он запил, и в том, что.... В общем, они его не лю-
били и пытались внушить это и Ане. Но ни разу Аня не поверила в то, что ей говорили, и
всегда ей казалось, что вот сейчас откроется дверь, и папа скажет: «Ну, что же ты возишься?
Нас птички со зверушками заждались». И она возьмёт его теплую сильную руку и поскачет
вприпрыжку рядом с папой во Дворец пионеров, кормить Каркушу и Филипка. Она всегда
вспоминала и очень любила папу и не верила, что он её бросил. Просто он сейчас не может к
ней придти. Так она думала тогда, когда была маленькой девочкой и ждала папу. Так она
думала и сейчас, став молодой, красивой девушкой с большими глазами, синими, как у ма-
мы. И всегда ждёт его. День ушёл на приготовления. Сколько, оказывается, надо сделать: к
массажисту раз, в парикмахерскую два, к визажисту – три. Она еле успела к восьми часам
приехать домой, чтоб переодеться. Аня так устала, что хоть отменяй всё. Но когда она наде-
ла новое платье, поправила макияж и оглядела себя в зеркало, усталасть и плохое настроение
растаяли, как мороженое на солнце. Аня вызвала такси и в 22.00 была в ресторане. Её прово-
дили за красиво накрытый столик, зажгли свечи и пожелали приятного вечера. Аня оглядела
зал, народу было не много. Играл тапёр какую-то красивую мелодию. Аня знала её, но никак
не могла вспомнить название. К столику подошёл официант и поставил на стол в вазу два-
дцать три алых розы. Аня немного удивилась и осмотрела зал. К её столику подходил Сер-
гей и Алиска, сказочно красивая с изумрудными глазами Лиса-Алиска. Они подошли к сто-
лу. Алиска поцеловала Аню и протянула ей красиво упакованную коробку, сказала, дома по-
смотришь. Сергей подарил ей очень красивый серебряный филигранный браслет с финифте-
выми вставками в виде миниатюр. Аня покраснела от удовольствия и, не скрывая восхище-
ния, надела украшение на руку. Браслет визуально удлинил и без того красивые, длинные
пальцы Анны. Вечер прошёл красиво, они танцевали, слушали музыку, было очень весело.
Аня ешё ни разу не отмечала свой день рождения посли смерти бабушки. Они заказали ещё
бутылку французского вина, и Аня немного боялась, что у неё не хватит денег.
Они рассказывали друг другу о себе, вспоминали смешные случаи из жизни, и Аня, к
своему удивлению, узнала, что Сергей не профи в спорте, что он окончил институт и сейчас
работает по своей профессии. Аня спросила:
– А спорт?
– Да это так, увлечение. Никогда не стремился к медалям, просто самому нравится,
вот и занимаюсь. Последнее время не так интенсивно, но занимаюсь.
– Подожди, а как ты в сборную попал?
– Понимаешь, Аня, дело в том, что я не в основной сборной. На Европу едут или мо-
лодые, чтоб показаться и обтереться там, либо такие, как я.
– Какие такие? спросила Аня.
– Ну, как тебе это объяснить…. Дело в том, что есть еще командное первенство. Так
вот, нас, которые ещё что-то могут, но уже подходят к финалу, посылают для укрепления
сборной команды.
– Ань, - влезла Алиска, - Серёга с Сашей Карелиным дружит, он в том году к нам при-
езжал в декабре. Три дня мы с ним зажигали, мировой мужик и умница. Представляешь? Два
таких амбала! В ресторане охранники по углам разбежались, – хихикнула Алиска.
Когда они уже собралась уходить, подошёл официант и положил папку. Аня протяну-
ла руку за счётом, но Сергей взял папку и сказал:
– Аня, сегодня мы провели замечательный вечер. И позволь нам с Алиской сделать
ещё один скромный подарок….

Аня начала протестовать, но Сергей положил в папку деньги, и официант ушёл.
Швейцар вызвал такси, и они поехали провожать Аню. Алиска разгулялась и предложила
заехать ещё куда-нибудь в клуб, но Аня очень устала без привычки и сказала, что очень ус-
тала и хочет побыть одна. Алиска расстроилась, но уговаривать не стала. Они подвезли Аню
к подъезду, и они попрощались. Аня взяла целую охапку цветов и пошла домой.
Через день, вечером, позвонила Алиска и сразу затараторила. Её слова, как кипятком,
ошпарили:
– Ань, мы решили! Ань, выходи замуж за Серёгу! Ань, выходи, а?
– Да ты что, Алиса, не доспала? – смеясь, спросила Аня.
– Да ну тебя, Ань, я серьезно! Мы вчера в клуб после тебя поехали, там посидели. Се-
рёга как варёный, ничего его не радует, не интересует. В тебя влюбился!
– Алис, ну ты сама подумай, ведь это серьёзно! На год я не хочу, даже за Сергея, хотя,
если быть честной, то он мне тоже нравится. Какой-то он необычный, какой-то старомодный,
нет, не в одежде, а как-то он из прошлого века, что ли, даже из позапрошлого. Он какой-то…
чеховский, понимаешь? Сейчас таких почти нет. Я боюсь, что не смогу дать ему того же.
– Да брось ты, Ань, мы просто так воспитаны. Мама очень гордится папиным проис-
хождением: наш дед был секретарём у самого Столыпина, с Николаем II был знаком! По
идее мы столбовые дворяне, у нас даже есть Охранная грамота от царя Александра I – осво-
бодителя, где написано, что столбовому дворянину такому-то восстановить дом надлежит за
счёт казны, потому как сожжён был дворянином, дабы не оставить французам. Наш предок
был гренадёр (был командиром гренадёрского Его Величества полка). Серёга, наверное, в
него. Отец говорил, что, по преданиям нашей семьи, предок лошадь поднимал!
Аня сказала:
– Алиса, не знаю, всё это.... И потом: отчего ты делаешь предложение, а не Сергей?
– Почему-почему, да потому, что Серёга вот сидит рядом, весь красный, и ждёт твоего
ответа. Сам побоялся позвонить, вот я и позвонила. Он не хотел!
– Что не хотел? Предложение делать?
– Да нет, он весь вечер мне уши протирал о тебе. Ну вот, я взяла и позвонила. Он не
знал, куда звоню, а когда понял, уже поздно! Ань, значит так: в субботу, в семь часов, за то-
бой Серёга заедет. Мы обычно по субботам ужинаем всей семьёй. Ну и познакомишься с ма-
мой, ну что-то вроде смотрин.
– Алиса, мне как-то неудобно, ведь мы едва знакомы….
– Да что толку, что Серёга с Нелькой с третьего класса знакомы были, - сказала Али-
са, - она, как вышла за Серёгу замуж, как залезла в халат и бигуди, так всё: с работы ушла,
детей не хотела. Клубы, массажи, маникюры-педикюры, ну, в общем.... А когда папа умер, и
нам по завещанию с Серёгой достался пакет небедных акций, приносящих некоторые деньги,
то такое началось – вспоминать не хочется!
– Алис, а вы не боитесь, что я ещё хуже буду?
– Боимся, Ань, боимся. Но что делать? Никто никаких гарантией не может дать, это
жизнь! Да и мой мужик, как узнал, что папа мне оставил 50% пакета акций, туда же, сразу
изменился. Я его любила за его чудачества и непосредственность, а он почувствовал деньги
и стал, как ручной хомячок, в рот смотреть. Раньше за два года жизни один раз цветы пода-
рил и то на свадьбу. Мы студентами были, на трамвае зайцам ездили, на кино денег не хва-
тало, но так было весело, так здорово было! Мы, когда уже женаты были, втихаря от родите-
лей бутылку дешёвого портвейна покупали и в парке с ним из горлышка пили, потом гуляли

до ночи, домой под утро приходили. К друзьям-художникам ходили, в Питер на электричках
ездили, на концерт Кинчева, группа, как и я, АЛИСА….А как про деньги узнал, и глазки ста-
ли масленые, заискивающие…. Противно – ужас! Цветы каждый день стал носить, хотел мне
глаза замазать, от страха, что разойдемся, стал "ковриком в прихожей"… Вот я и выгнала
его, теперь девушка на выданье….
Через пять месяцев к Грибоедовскому дворцу бракосочетания подъехала кавалькада
машин. Из одной вышел жених двухметрового роста, из другой – невеста, высокая, красивая,
стройная….
Глава 9
Лёха попытался аккуратно встать, чтобы не разбудить Собаку, но та подняла голову,
посмотрела на него и завиляла хвостом. Лёха погладил её по голове и, вздохнув, сказал:
– Ну, готовься. Только, Собака, потерпи, я не врач, а уколы делать надо.
Он закурил. Докурив сигарету, он постелил на стол чистую газету, выложив на неё
свою аптеку. Набрав в шприц лекарство, он подошёл к Собаке. Та смотрела на него тревож-
но. Лёха сказал:
– Собака, отвернись, не смотри на меня так, я сам боюсь. Потерпи, Собака, ладно?
Собака промолчала. Лёха трясущейся рукой оттянул на холке шкуру и воткнул игол-
ку, потихоньку стал вводить лекарство. Собака лежала тихо. Лёха аккуратно выдернул игол-
ку и помял Собаке место укола. Собака лежала спокойно. Лёха весь вспотел от напряжения,
но понял, что если делать аккуратно, то ей не так больно.
– Ну, Собака, ты молодец! Сейчас ещё один укол, и до вечера.
Второй укол Лёха делал уверенней, наверное, поэтому Собака почти не обратила на
него внимания. Лёха радовался, как ребенок. Он поцеловал Собаку в нос, и трясущимися от
волнения руками достал сигарету. Ну, теперь всё. Раз в неделю я её буду носить, а пока в
столовке что-нибудь поделаю. Да и Настя просила у неё в комнате дверь починить и новый
замок вставить. «Мишка всю дверь по пьянке разнес…» Обещала заплатить, вот было бы
здорово! Хотя она и так много делает, благодаря ей, Лёха сыт, и Собаке хватает. Но немного
денег не помешало бы, теперь особенно. Ну да ладно, всё равно что-то должно наладиться.
Вот Собака немного поправится, и он на железную дорогу пойдет. Да и на склад к Сейрану
тоже можно. Да и весна скоро….
Лёха посмотрел телевизор и пошёл на улицу. Собака хотела пойти с ним, но Лёха ска-
зал ей:
– Лежи, я за сигаретами схожу и приду, потом потихоньку погуляешь.
Лёха пошёл за сигаретами и у ларька встретил Толяна. Толян когда-то работал с Лё-
хой в одном цехе. Они не дружили, но относились друг к другу нормально. Теперь Толян,
так же как и Лёха, был бомжом. У него жена нашла себе молодого, и сначала они посадили
Толяна, потом выписали. А молодой Маринку на иглу посадил, и они прокололи квартиру и
куда-то пропали. У Толяна была четверть дома. На работе его сократили, жить и пить было
не на что, он хотел продать свою часть дома. В это время Лёха купил «газель» и не пил, он
сказал Толяну:
– Зря ты хочешь продать. Ну, продашь и будешь на улице болтаться, как я, без про-
писки. Ты лучше сдавай комнату, и на хлеб будет, и комната будет. Всё равно: что так бом-
жевать, что за деньги. Уж лучше знать, что есть угол. Денег за неё много не дадут, а что да-
дут, за месяц с друзьями пропьёшь.

Как ни странно, но Толян послушался и не продал, а сдал квартиру. Получал раз в ме-
сяц деньги за жилье и жил, как бомж с постоянным доходом. Вот в такой день (получки) Лё-
ха и встретил его.Толян был нетрезвый и в хорошем настроении покупал в ларьке пиво. Уви-
дев Лёху, он закричал:
– Лёха, братан, во, снова свиделись! Ты как?
– Да вроде нормально. А ты?
– Я? Я вот за аренду получил, - и он показал зажатые в кулак скомканные купюры. –
Во, видал? Пиво будешь? - спросил он.
– Давай, - сказал Лёха.
Толян взял еще полторашку пива, и они пошли на стройку. Там Толян стал пьяно
благодарить Лёху за то, что тот посоветовал не продавать часть дома.
– Я теперь, знаешь, - пьяно говорил Толян, - я теперь – во!... И он снова полез в кар-
ман, достал горсть смятых денег, стал показывать их Лёхе.
– Да ты убери…
– Да что убери, что убери? Я вон никого не боюсь! - пьяно кричал Толян.
Лёха спохватился и стал прощаться с Толяном, но тот вцепился в рукав Лёхи и запле-
тающимся языком говорил:
– Ты меня что, не уважаешь? Лёх, сейчас ещё пива возьмём. Пойдём, слышь, Лёх….
Лёха кое-как высвободился и сказал Толяну, что его ждут и ему надо идти. Толян уже
не обращал внимания на Лёху. Отхлебнув из бутылки пива, он пытался пересчитать деньги.
Лёха пошёл быстрым шагом в камору, там его ждала Собака.
Лёха достал шприцы и лекарство. Пиво давало себя знать, и он чувствовал небольшое
опьянение, поэтому не боялся делать Собаке укол. Лёха набрал лекарства, поставил Собаку
на лапы и уколол её в заднюю ногу. Собака завизжала и дёрнулась. Лёха от неожиданности
выпустил шприц из рук, Собака с визгом стала кружить на трёх лапах, пытаясь зубами схва-
тить шприц. Лёха подскочил к Собаке и выдернул шприц.
– Ну что мне с тобой делать, как тебя лечить? Ну не получается у меня, и ты мучаешь-
ся! Что делать? Каждый день туда таскаться?
Собака сидела, испуганно глядя на Лёху.
– Ну не умею я, не умею!
Собака подошла, поскуливая, ткнулась носом Лёхе в руки.
– Ну что теперь делать! Да не бойся ты, не брошу я тебя. Будем ковылять…. Вот горе
ты моё луковое, защитница!
Лёха, присев на корточки, обнял Собаку за шею.
Утром Лёха взял в столовой санки, которые он приспособил, чтоб мусор вывозить. Он
замотал Собаку в старый плед, положил на санки. Собака послушно лежала. В трамвай Лёха
еле влез: в одной руке Собака, в другой санки… Он проклял всё на свете! Обратно Лёха по-
шёл пешком. Там, где был снег, санки ехали легко, а там, где был асфальт, санки скрежетали
полозьями, и их приходилось тащить с усилием. Домой Лёха пришёл весь мокрый от пота.
Дал Собаке сходить в туалет, Собака прыгала на трёх ногах, но Лёха видел, что ей лучше. И
Лёха радовался, что Собака выздоравливает, и это придавало ему сил. Лёха закрыл Собаку в
каморе и пошёл в столовку. Там он вывез бачки с мусором, покурил с Веркой и пошёл к Со-
баке. Она встретила его радостным вилянием хвоста. Лёха разделся, сунул ноги в обрезки
валенок и сел на софу. Собака села рядом, и Лёхе так стало хорошо, как давно уже не было.

Подходило время снова делать уколы, и хорошее настроение начало удалятся с каж-
дым скачком минутной стрелки. Укол в холку он уже делал, но всё равно боялся. Собака об-
речённо смотрела на него. Но когда Лёха её уколол, она только слегка присела. Лёха повесе-
лел!
– Вот видишь и не больно, а ты врёшь. Уу, врушка, - шутливо сказал Лёха, потрепав
Собаку по голове.
Наутро Лёха пошёл в столовую. Настя сказала:
Лёх, я в три часа освобожусь…. Давай поедем дверь починим и новый замок поста-
вим, сможешь?
– Ну конечно, поедем. Я вот только Собаку в больницу отвезу и вернусь.
– Лёх, вот ты за собакой так ухаживаешь, а если б у тебя ребёнок заболел, ты, навер-
ное, сутками от него не отходил бы, а?
Лёха пожал плечами.
– Не знаю, Насть. Для меня сейчас Собака – всё, что у меня есть.
Лёха закурил и задумался. Он вспомнил, когда заболела Клюковка, у неё был жар, она
простудилась. Лена возилась с ней, но у Ани была высокая температура, и она потихонечку
плакала. Лёха не мог заснуть, прислушивался к каждому шороху. И хотя Лена делала всё,
что надо, ему казалось, что она всё делает как-то не так. Работа валилась из рук, и он ни о
чём другом, кроме Клюковки, не мог думать. На третий день он взял четыре дня за свой счёт,
но и то с боем: он хотел неделю-две, но Виктор Иванович сказал, не дури, Лена все сделает,
но 4 дня всё же дал. Лёха болтался у Лены под ногами и пытался что-то сделать, но получа-
лось всё как-то невпопад, и вместо того, чтобы помогать, он только мешал. Единственное,
что ему Лена доверила, это носить Анютку на руках, когда та плакала. Лёха брал её на руки,
она прижималась к нему и обнимала горячими руками за шею, просила:
– Папа, расскажи про лисичку.
И Лёха что-то ей рассказывал, что-то придумывал…. Что у лисички детки заболели,
но она, лисичка, пошла к пчёлке и попросила у неё медку и вылечила деток…. Анютик улы-
балась и хвалила пчёлку, что она дала лисичке медку. От этих воспоминаний он забыл про
сигарету и она, прогорев, больно обожгла пальцы. От этого Лёха вернулся в реальность. Он
затряс рукой и стал плевать на пальцы и схватил себя за мочку уха, вот гадство....
– Ладно, Насть, я пошёл, Собаку повезу. Ты без меня не уходи, хорошо?
– Ладно. Но ты смотри не опаздывай, долго ждать не буду.
– Договорились.
Лёха замотал Собаку, уложил её на санки, и они пошли. Вернее, пошёл Лёха, а Собака
лежала, укутанная в старый плед, на санках. Полозья санок жестоко сопротивлялись и скре-
жетали по не вовремя вычищенному асфальту, и этот звук напоминал звук металла по стек-
лу, этот отвратительный звук. Народ оборачивался болезненно кривил лица. Да и тащить бы-
ло тяжеловато. Вот если бы напрямую через Волгу, то почти вдвое ближе, но Лёха всегда
ходил через мост.
Однажды, ещё пацанами, они с Валеркой играли в хоккей. Был январь, новогодние
каникулы, и они с клюшками день-деньской пропадали на Волге, играя в хоккей. Невдалеке
играли старшие ребята, они играли на коньках, а Лёха с мальчишками бегали по льду в ва-
ленках . Вдруг раздался крик, все обернулись: надо льдом торчала чья-то голова, человек в
проруби кричал, просил помочь. Мальчишки пытались подать клюшку, но она не даставала,
а человек пытался выбраться, но лёд по ним обламывался, и он обратно погружался в воду.

Он просил помощи, но подойти к нему было невозможно, так как это было устье реки Твер-
цы, и в этом месте лёд был очень тонкий, там было сильное течение. От Речного вокзала бе-
жали люди. Кто-то сказал: давай шарфы, связывать будем. Все стали стаскивать и связывать
шарфы. Человек больше не кричал, он просто держался за лёд. Его голова изредка пропада-
ла, но снова появлялась. Людям никак не удавалось подобраться к нему на спасительное рас-
стояние. Потом его голова пропала и больше не появилась.
Лёху тогда это так потрясло, что он с тех пор до обморока боялся выходить на лёд.
Однажды его все-таки уговорили, вернее, ему пришлось по депутатским обязанностям
встречать делегацию из Венгрии города побратима Капошвара и пришлось вести их на лёд.
Тогда Лёху вырвало от страха. Но если он будет так тащиться, то не успеет. А Настя надеет-
ся…. И он решился. Он пошёл напрямую через Волгу. Пошёл через спортбазу. Летом тут
тренеруются гребцы. Как они сейчас? Как Сеич, как Елена Николаевна, как Лёшка Рождай-
кин, как Николаич? Ээхх, как давно это было! Хотя б на минутку вернуться туда, в ту жизнь,
где он был равным среди равных. Лёха тяжело вздохнул и стал спускаться по мосткам, по
которым летом ребята носят к воде лодки. Он аккуратно спустил на лёд санки с Собакой и,
пытаясь бороться со страхом, дрожащим голосом сказал:
– Ты, Собака, вот что, сиди спокойно и не ворочайся. И не прыгай в санках, а то про-
валимся. Вон ты, какая толстая… Конечно, посмотрите на неё, развалилась барыня, а ты та-
щи её…., - шутил Лёха.
Идя по льду, он чувствовал, как струйки чего-то холодного змеями спускались по его
спине. Он шёл и смотрел на тот берег, стараясь не думать, но мозг сам стучал: Лёха, смотри
аккуратно, и это приводило его в ужас, его тошнило от страха. Там было метров 150-200, но
Лёхе казалась, что берег не приближается, ему казалось, что эта дорога через страх беско-
нечна! Лёхино сердце казалось таймером его жизни, ему казалась, что следующий удар бу-
дет последним. Наконец, он выбрался наверх по крутому высокому берегу. От него шёл пар,
по лицу текли ручейки липкого, горячо солёного пота, попадая в глаза, и глаза щипало. Лёха,
сняв свою вязаную шапку, вытер пот с лица, потом трясущимися руками долго не мог дос-
тать сигарету и прикурить. Кое-как прикурив, он сел на край санок и жадно затянулся. Соба-
ка лежала тихо и смотрела на Лёху виноватыми глазами. Докурив сигарету, он почувствовал
холод, встал и сказал Собаке:
– Ну, чего загрустила? Ты молодец, ты меня спасала, вот теперь моя очередь. И не
смотри на меня так. Мы друзья, а друзей не бросают, поняла?
Собака в ответ заворчала, как будто соглашаясь с Лёхой.
Глава 10
Екатерина Николаевна сказала:
– Ну, давай, ставь на стол и держи крепче.
– А что, ей будет больно? - сочувственно спросил Лёха, ставя Собаку на стол.
– Да нет, - с сарказмом сказала Екатерина Николаевна, - боюсь, что сейчас ногу раз-
бинтуем, и она сразу побежит мстить Алабаю.
Лёха ещё не отошёл от перехода по льду и не понял юмора.
– Да неее, она не побежит.
Врач посмотрела на него и только качнула головой.
– Света, неси кусачки.
Лёха насторожился.

– Зачем кусачки-то?
Врач сунула какие-то странные кусачки между гипсом и лапой и начала резать гипс.
Гипс был снят, и Екатерина Николаевна начала сгибать и разгибать Собаке лапу. Собака
взвизгнула и дёрнулась.
– Держите, я ж вам сказала…
Собака пыталась вырваться. Лёха прижал её к себе, Собака перестала дёргаться, толь-
ко просящими, обречёнными глазами смотрела на него. Екатерина Николаевна сказала:
– Ну что, всё нормально. Считайте, вам повезло: на четырёх лапах будете жить. Прав-
да, хромать будет.
– Я ей палочку куплю, - улыбнулся Лёха.
Екатерина Николаевна посмотрела заживающие раны и сказала:
– Свет, зафиксируй лапу и сделай ей… - и назвала лекарство.
Света забинтовала лапу, сделала укол и с явной симпатией ласково потрепала Собаку
за ухо.
– Ну что ж, могу сказать, у вас всё хорошо. Вот доделаете курс уколов – и всё. Ос-
тальное сделает время, оно затянет раны. Да, вот ещё: если сможете, купите три ампулы вот
такого лекарства, это у нас от одного пациента осталось…
Она отдала Лёхе пустую ампулу.
– Оно недорогое, но бывает не во всех аптеках. Ну, всё. Забирайте свою собаку, - ска-
зала Екатерина Николаевна.
Лёха аккуратно снял Собаку со стола и поставил на пол. Собака поджала лапу. Лёха
вопросительно посмотрел на врача.
– Ничего, - сказала та, - пусть привыкает, пусть лапу разрабатывает, но постарайтесь
не перегружать первое время.
Лёха поблагодарил, и они с Собакой вышли. Глядя на них, Екатерина Николаевна ду-
мала, кому из них больше повезло: собаке, что она нашла Алексея, или тому, что у него такая
собака.
Лёха пошёл назад. Собака лежала тихо. Лёха тащил санки по асфальту, кляня всё на
свете. В другой ситуации он только был бы рад, что тротуары почищены, посыпаны песком,
ходи – не хочу. Но в этой ситуации он на чём свет ругал погоду, дворников и песок с солью,
рассыпанный по тротуару. Лёха упирался, он дошёл до трамвайной остановки, но его в трам-
вай не пустил кондуктор. Пришлось Лёхе решать, что делать. Он спросил время, услышав
ответ, присвистнул. Через мост идти – не успеет, надо через Волгу, а он больше не мог сту-
пить на лёд, он очень боялся, но делать было нечего, и он пошёл через Волгу.
Подойдя к берегу, он посмотрел вниз. Там шла тоненькая тропинка. Люди-то ходят, и
ничего, уговаривал он сам себя. Он уже хотел спускаться, но его начало трясти, и снова на
лбу выступил пот. Он стал искать сигареты, но никак не мог сначала из кармана вытащить
пачку, потом никак не мог достать сигарету. Одну уронил, но поднимать не стал. Потом не
мог никак прикурить, руки тряслись, и он никак не мог зажечь зажигалку. Только с пятого
раза ему удалось прикурить.
Он присел на край санок, Собака заворочалась. Лёха снова попытался острить, хотел
спрятать страх за шутками, но от страха он не мог ничего сказать. Он жадно затягивался си-
гаретой, ему хотелось, чтоб сигарета не кончалась, но в жизни кончается всё, кончилась и
сигарета. Лёха резко встал, взяв верёвку от санок, потихоньку стал спускать их с откоса.

Выйдя на лёд, Лёха упёрся взглядом в противоположный берег и ступил на лёд. Он шёл, ни-
чего не чувствуя, ни тяжести санок, ни скользивших по узкой ледяной тропинке ног.
Очухался он только тогда, когда поднялся вверх по деревянным мосткам. Он обер-
нулся и стал смеяться над собой. Ну что, ничего не случилось! Люди-то ходят, и ничего. Лё-
ха еще раз усмехнулся и пошёл в камору. Идти надо было мимо церкви, мимо первой гор-
больницы. Лёхе стало легко. Он шёл легко, и даже санки, скрежетавшие полозьями по ас-
фальту, перестали его раздражать.
Они пришли к каморе. Лёха аккуратно развернул Собаку и отпустил её в туалет схо-
дить. Собака наступила на лапу и сразу подняла её, стала прыгать на трёх, наверное, без гип-
са ещё больно. Собака сходила в туалет. Лёха посмотрел вокруг и открыл дверь в камору.
Лёха глянул на часы, времени было без двадцати три. Он налил Собаке воды, полез под со-
фу, достал инструмент, который, на его взгляд, мог пригодиться, и пошёл к Насте.
Настя первым делом спросила:
– Лёх, а ты инструменты взял?
– Насть, я что, шурупы пальцами буду откручивать?
– Да ладно, Лёх, поехали.
Они ехали к Насте через Волгу. Лёха сказал:
– Я сегодня уже был на этой стороне, в ветлечебницу на Грибоедова ходил, ты ж зна-
ешь….
Он как-то по-детски стал продувать дырочку в замороженном стекле. Настя смотрела
на Лёху и думала: надо же, человек такую жизнь прожил, такого натерпелся, а не озлобился,
не очерствел душой, всё как ребёнок. Вон с собакой возится, ни у кого ничего не просит.
Настя смотрела на него и думала: он на ёжика похож, сверху колючий, неуютный, а развер-
нётся – там, внутри, тёпленький, мягонький и фырчит так смешно. А сейчас дырочку в мо-
розном стекле продувает…. На душе у неё стало как-то светлей, что ли. Забылся Мишка, за-
былись все заботы. Она почувствовала, что кто-то и о ней заботится, вот едет ей дверь чи-
нить. Так прятно! После стольких лет унижения, поборов и побоев почувствовать снова себя
женщиной.
Глава 11
Настя открыла дверь, нет, вернее то, что от неё осталось и висело на одной петле.
Дверь, видимо, уже перевешивали, потому что это была дверь, какие ставят в квартирах, а не
входная. Она была сделана из тонких клееных реек и обшита оргалитом. Замки уже несколь-
ко раз выбивались, и ставить уже было их некуда. Лёха закурил и сказал:
– Насть, тут дел куча. Надо дверь перевернуть, повесить на петли и только потом вре-
зать замок. Сегодня не успеть, здесь на целый день работы, надо начинать с утра.
Потом постоял, ещё раз осмотрел дверь и сказал:
– Насть, у тебя деньги есть?
– Что, нажраться не терпится? - сорвалась Настя. – Ты сначала дверь сделай, потом
деньги, тоже мне....
Лёха опешил и стоял, как оплёванный. Ему было так горько, так стыдно… В другой
ситуации он просто ушёл бы и не стал здороваться с этим человекам. Но сейчас он не мог
этого сделать.

– Насть, - сказал он, - ты чего кричишь? Я что, у тебя денег прошу, а? Я просто хотел
сказать, что я дверь переверну, сделаю, но она будет только до следующего раза, Мишка её
снова выбьет. Насть, если есть деньги, установи себе металлическую дверь.
Настя опомнилась, отвернулась и сказала:
– Лёх, извини, я не хотела тебя обидеть. Всё на нервах – с этим козлом…. От соседей
уже не знаешь, куда глаза от стыда девать. Лёш, а где эту дверь заказать можно?
– Я, Насть, сейчас не знаю, мы-то сами делали, а сейчас, наверное, можно на заказ. Ты
в газетах посмотри. А сейчас я тебе дверь на петли повешу и немного укреплю. Если не за-
хочешь новую металлическую ставить, то завтра я тебе эту переверну.
– Не, Лёш, надо металлическую, ну, чтоб и дверь нормальная была, чтоб от соседей
было не стыдно и чтоб этот мудак не смог сломать. Так что, Лёх, немного почини, чтоб от-
крывалась, а завтра я по газетам посмотрю и закажу. Только Лёш, ты посмотришь, а то, что
баба, что с нас взять – обманут. А я – что, понимаю, что ли….
Лёха часов до восьми провозился с дверью. Настя накрыла на стол, поставила бутыл-
ку портвейна. После ужина Лёха засобирался. Они договорились, что утром Лёха придёт в
столовку, и они позвонят по поводу двери. Когда Лёха уходил, Настя сунула ему в руку
деньги.
– На. По дороге пивка, да сигарет себе купишь.
Лёха поблагодарил и ушёл. Когда он уже перешёл мост и подходил к ларьку, чтоб ку-
пить пиво, он вспомнил, что ему надо Собаке купить лекарство. Он хотел попросить немного
денег у Насти, но вот как вышло, и просить после этого.... Лёха подошёл к ярко освещённому
ларьку, нагло выставившему на больших витринах всё своё великолепие в ярких этикетках и
заманивавшему народ отдать свои деньги, брызжа из динамиков разухабистые песни Круга.
Лёха подумал: да ладно, завтра у Насти стрельну. Он сунул руку в карман, достал бумажки,
посмотрел на ценник и полез за мелочью. Достал мелочь, посмотрел, сколько там. Там было
4 рубля 70 копеек. У Лёхи заныло под ложечкой. Он вспомнил тот осенний мокрый вечер,
вспомнил Грача, который предложил ему пива, а потом ударил по дну бутылки, вспомнил
Любку, вспомнил, как встретился с Собакой. Зажав деньги в руке, он ушёл прочь от ларька.
Он открыл дверь. Собака сидела у двери, ждала его. Лёха оглянулся. Было темно и
никого рядом. Он сказал:
– Иди, гуляй, только далеко не уходи, а то съедят тебя злые собаки!
Собака выскочила и поскакала на трех ногах. Лёха решил пока не закрывать дверь,
пусть проветривается. Он полез в карман и достал пачку сигарет, но сигарет не было. Пачка
была, а сигарет не было. Лёха вздохнул. Да, так тоже бывает, пробормотал он. Ему пришлось
закрыть входную дверь, чтоб не было видно света. Закрыв дверь, он включил свет, дослал
литровую банку, где он складывал бычки, открыл крышку. В нос ударил запах набитой пе-
пельницы. Он набрал бычков, распотрошил их, оторвал газету, скрутил большую цигарку,
закрыл крышкой банку, встал, погасил свет и вышел на улицу. Закурил.
Вот и февраль проходит, скоро 8-е марта. Надо будет к Лене на могилку съездить, по-
смотреть, всю зиму не был. Хоть немного снег разбросать, чтоб быстрей растаял. Может
быть, белочка назад вернулась, надо будет на всякий случай семечек купить. Он докурил,
ещё постоял, потихоньку позвал Собаку, и они зашли в камору.
Закрыв дверь, Лёха включил свет. Переоделся, немного подмёл, навёл порядок, на-
кормил Собаку, сменил ей воду, включил телевизор и лёг на софу. Показывали какой-то ино-
странный фильм, Лёха их не любил и стал дремать. Ему привиделось, что они с Валеркой

залезли в сад за яблоками, а собака на них лает. Лёха открыл глаза, но собака лаять не пере-
стала. Лаяла Лёхина Собака. Лёха прикрикнул на неё, но та не унималась. Лёха взял Собаку
и не позволял ей больше лаять, зажав пасть, стал прислушиваться, но было тихо. Лёха вы-
ключил телек, погасил свет и подошёл к двери, приложил ухо, прислушался. Было тихо. Лё-
ха взял палку и потихоньку приоткрыл дверь. Собака крутилась под ногами и пыталась вы-
скочить на улицу. Лёха цыкнул на неё, и она пошла на место. Лёха не решился выходить. За-
крыв дверь и включив телек, Лёха лёг и попытался уснуть, но сон не шёл. Он сел и полез за
банкой с бычками. Лёха так и не смог уснуть.
Утром, как они и договорились, Лёха пошёл в столовую. Настя уже грохотала каст-
рюлями. Этот шум был слышен на улице. Лёха нажал на кнопку звонка, послышались шар-
кающие шаги.
– Кто там?
– Это я, Лёха.
Дверь открыли. На пороге стояла Верка.
– А где Настя? - спросил Лёха.
Верка плюнула в сердцах, да бл......, вчера после тебя Мишка приходил, Настю силь-
но избил.
– За что? - спросил Лёха.
– За что, за что…. За тебя! Мол, мужиков таскаешь в дом. Соседи милицию вызвали,
милиция приехала, Настю в больницу, а его в каталажку. Она сейчас в милиции, её менты
потом её ещё раз в больницу возили, экспертизу снимали. А чего её снимать-то! Она ко мне
ночью пришла, лицо – сплошной синяк. Ужас! Попросила за неё отработать, а то куда она с
такой мордой, на люди как показаться. Да и Элька узнает – уволит, тоже стерва ещё та! Вот
такие вот дела. А Мишку убить мало, надо – так над бабой глумиться! Если Настя и на этот
раз заявление заберёт, то пусть больше ко мне не походит: «Вер, поработай за меня, Ми-
шенька с похмелья, ему плохо, болеет, я с ним побуду…», а он ей по морде кулаком! Мол,
пиво тёплое дала, сука, не охладила! У меня самой дурак дураком, но чтоб руки распус-
кать…. Напьётся и, как банный лист к ж...., пристанет. Верунь да Верунь, слюни пустит и
плачет, в любви признаётся, а потом утром извиняется. Надоело его извинения слушать до
тошноты. Каждый раз одно и то же: пьяный я был, вот увидишь, последний раз! - Верка за-
смеялась. - Я один раз ему говорю: ты что ж это, ирод, извиняешься? За то, что мне в любви
признавался, что ли? Обманывал, значит, а теперь совесть пробудилась, вот и извиняешься,
так, что ли? А на самом деле ты меня не любишь, получается ?! Так он, бедняга, от неожи-
данности даже заикаться стал, вот, как испугался. Он меня всю жизнь любит, - говорила
Верка, ставя кастрюлю на плиту.
Лёха представил себе Верку – весёлую, добрую, дородную, слегка грубоватую бабу, и
Вовку – щуплого мужичка, тихого безобидного пьяницу, и улыбнулся.
– Вер, а когда Настя на работу выйдет?
– Ой, Лёх, не знаю. Только б Элька до срока не вернулась, она опять нового малолет-
ку куда-то повезла, то ли в Турцию, то ли в Египет, хрен её знает.
– Жалко, - сказал Лёха, - мы с ней договаривались дверь ей поменять. Может, съез-
дить, узнать? Вдруг что надо.
– Да ты чё, Лёха, очумел? А если Мишку отпустят? Он её потом в порошок сотрёт и
фамилии не спросит! Не ходи! Она мне позвонит, там видно будет. А если, Лёх, хочешь На-

сте помочь, тогда так: ты станешь за мойку и будешь мыть посуду. И поможешь овощи чис-
тить. Я – готовить и на раздачу. Глядишь, недельку и протянем, а там Настя придёт.
– Вер, а как же клиенты? А вдруг увидят, что потом будет?
– Не увидят, мы на амбразуру тряпку повесим, и всё. Ты только не высовывайся. Ну, в
крайнем случае будешь окошко на вертушек закрывать. Понял? - спросила Верка так, как
будто Лёха уже согласился. - Да и денег заработаешь немного, понял?
– Ну да, понял, только вот мне надо каждый день с Собакой в лечебницу….
– Лёх, ты что, дурак? Какая собака?
– Нет, Настя, тогда, я не смогу.
– Тьфу, ты посмотри на него, ему собаку надо лечить! А о Настюхе ты подумал, а?
– Ты, Вер, баба хорошая, но ты меня не поймёшь. Собака – это то, что меня держит в
этой жизни, не станет её, и мне жить незачем станет. У меня, кроме неё, нет никого, поняла?
Верка смотрела на Лёху и не могла понять, он что, действительно дурак? Да хрен с
ним, пусть делает, что хочет!
– Ладно, но только будешь ее таскать между двумя и пятью часами. Три часа хватит?
– Хватит, Вер! Вера, я через двадцать минут приду.
– Давай там побыстрей, не задерживайся.
Лёха пошёл в камору, выпустил Собаку, чтоб она погуляла, а сам положил ей еды, на-
лил воды. Потом позвал Собаку, сделал ей укол в холку и закрыл, сказав:
– Сиди тут и не кричи, поняла?
Собака, наверное, поняла.
– Ой, Лёх, - встретила его Верка, - слышал? Сегодня у бани мужика убили, только что
нашли. Ой, сейчас менты понаедут! Лёх, ты, пока они тут, не приходи, а то кто их знает, нач-
нут, что, да как…. Мне что, я на работе, а спросят у тебя, что говорить-то? Почему на кухне?
Ты не обижайся….
– Ладно, Вер, ты что, всё нормально. Я приду позже.
Лёха быстро пошёл в камору выпустил Собаку, набросал снега около двери: попытал-
ся засыпать следы, вообще попытался замаскировать своё убежище и своё в нем пребывание.
Лёха пошёл с Собакой подальше от каморы. Он понял, почему Собака ночью лаяла.
Нащупав в кармане деньги, он вспомнил, что Собаке надо купить лекарство. Они по-
шли в ветаптеку. Им с Собакой повезло: в аптеке было лекарство.
Купив лекарство, Лёха решил сразу идти в лечебницу. Они с Собакой потихоньку по-
шли. Собака прыгала на трёх лапах, и поэтому Лёха шёл не спеша, они часто останавлива-
лись. Собака садилась, отдыхала, а Лёха курил. Так потихоньку они добрались до лечебни-
цы. Лёха занял очередь, и они вышли на улицу.
Когда подошла их очередь, и они зашли в кабинет Екатерина Николаевна приветливо
улыбнулась им, как старым знакомым.
– А, пришли. Что, нашли лекарство?
Лёха достал ампулы и отдал их врачу
– Ну хорошо, давай, ставь собаку на стол, будем смотреть.
Лёха поставил Собаку на стол. Екатерина Николаевна разбинтовала Собаке лапу, по-
смотрела и удовлетворённо улыбнулась.
– Ну что, вы на поправку не идёте, а бежите, даже на трёх лапах.
Она взяла лекарство и начала набирать в шприц.

– Света заболела, вот одна за всех, - говорила она, делая Собаке укол. Собака даже не
обратила на это внимания. Екатерина Николаевна сделала ещё укол, потом спросила:
– Всё на санках возишь?
– Да нет, сегодня уже пешком.
– Вот и правильно. Пора потихонечку начинать двигаться, - сказала она.
Потом взяла бинт и перевязала Собаке лапу.
Глава 12
Лёха торопился в столовку, Собака вприпрыжку бежала за ним. Лёха взял Собаку на
руки и осторожно спустился с обрыва к Волге и, не задумываясь, ступил на лёд, отпустил с
рук Собаку. Они пошли к противоположному берегу. Навстречу шла женщина. Метрах в де-
сяти от тропинки сидел рыбак, согнувшись, в своем брезентовом плаще смахивающий на
кочку. Лёха думал: наверное, менты уже ушли, и он сейчас отведёт Собаку в камору и пой-
дёт помогать Верке. Лёха перебрался на другой берег, поднялся по мосткам и пошёл к сто-
ловке. По дороге он решил, нет, сначала зайдёт в столовку, вдруг что-то не так, а ему неза-
чем рисоваться лишний раз рядом с каморой.
Открыла Верка.
– Ну, что, пришёл? - спросила она. - Чего так долго?
– Вер, я с Собакой уже в лечебницу сходил.
– А, понятно.
– Вер, я сейчас Собаку отведу и приду. Да, а Собаке поесть нечего?
– Лёх, откуда? Я что, разорвусь? Я не готовила. Так, что было в буфете…. Ну там
прочку всякую продавала.
– Понятно, - сказал он. - Я сейчас.
Придя в камору, он посмотрел меж окон, что-то нашёл, положил Собаке в миску, на-
лил воды, закрыл дверь и пошёл в столовку.
Он снял курку. Верка открыла склад. Лёха высыпал картошку в ведро, достал капусту,
морковь, свёклу, лук, отнёс в овощной цех и начал чистить овощи. Пришла Верка забрала
часть чищеной картошки, свёклу, лук и морковь, сказала:
– Лёх, надо б ещё ведро картошки.
Лёха взял ключи и пошёл на склад. Прибежала Верка.
– Слышь, Лёх, на деньги, беги в магазин и купи 3 кг сарделек, 3 десятка яиц и, если
есть, полкило копчёной грудинки, ну или что будет, а то не успеем. Сейчас фабричные со
смены пойдут, а у нас, кроме борща, нет ничего. Я сейчас картошку поставлю и воду кипя-
тить, макарон засыпаем и с сардельками, да яичницу с грудинкой. Да, вот ещё: купи пять
свежих огурцов и десять помидор, четыре буханки чёрного и пять батонов. Чек и сдачу не
забудь. Давай быстрей, а то уже вон время сколько!
В магазине на Лёху смотрели с недоверием, а сзади за ним пристроился охранник, Лё-
ха всё это видел. Ему хотелось походить по магазину подольше, чтоб отомстить за это пре-
небрежение, за эти взгляды, за все унижения последних лет. Он поймал себя на мысли: если
б вы все знали, что я раньше был не последним человекам, меня уважали, и вряд ли кому-то
пришло б в голову следить за мной.
Но надо было спешить. Он подошел к кассе, выложил всё на ленту. Кассирша, по-
смотрев на товар, спросила, жуя жвачку;
– А денег-то хватит, дядя?

Лёха достал деньги и молча протянул.
– Мне чек, пожалуйста, - подождав, пока кассир пробьёт, сказал он.
За спиной раздался издевательский голос охранника:
– Слышь, ты, зачем тебе чек? Что, теперь свадьбы бомжей СОБЕС оплачивает? Во
здорово, Катька, - обратился он, видимо, к кассирше, - давай поженимся, сарделек поедим, -
и заржал. – Слышь, дядя, поделись!
И бесцеремонно взял сардельку, за ней потянулась связка. Лёха схватил и дёрнул
связку к себе. В руках охранника осталось три сардельки. Лёха хотел их забрать, но удар ку-
лаком в лицо бросил его на пол. Он попытался встать, но не мог, пол уплывал у него из-под
ног. Закричали всё видевшие покупатели, а охранник исчез. Женщины стали требовать у
кассира позвать заведующую. Пока ждали заведующую, Лёху подняли, немного отряхнули.
Пришла заведующая и стала говорить, что охранник не понял, думал, что Лёха украл товар,
но одна женщина сказала:
– Да вы что такое говорите? Он даже чек у кассирши просил, - и показала на Лёху.
Заведующая посмотрела на кассира, та дала ей чек. Заведующая стала проверять то-
вар, но товара было меньше на 200 рублей, чем было пробито по чеку, то есть кассир проби-
ла чек на большую сумму, тем самым она совершила обсчёт (хищение.) Назревал скандал.
Понимая это, заведующая стала приглашать Лёху в кабинет одного. В это время подошёл
мужчина и спросил:
– Что за шум, а драки нет?
Заведующая сказала:
– Проходите, гражданин, походите, без вас разберёмся.
Мужчина спросил:
– Точно разберётесь? – и, достав какое-то удостоверение, показал заведующей. Та по-
бледнела и заикающимся голосом пропела:
– Ой, извините, пожалуйста!
– Так, - сказал мужчина, - если вы сейчас же не извинитесь и не возместите матери-
альный, моральный и физический ущерб гражданину, я вызываю наряд. Понятно вам?
– Да-да, конечно, я и сама хотела….
Она метнулась к кассе, потом подошла к Лёхе, сунула в руку несколько крупных ку-
пюр и сказала:
– Извините, приходите к нам еще.
Это прозвучало так нелепо, что все улыбнулись.
– А охранника этого чтобы я больше здесь не видел. И с кассиром разберитесь. Вооб-
ще надо следить за кадрами!
– Конечно-конечно, - затараторила заведующая, - я их уволю прямо сейчас.
Когда они вышли, мужчина обратился к Лёхе:
– Алексей, ты что, не узнал меня?
Лёха поднял глаза, всматриваясь в лицо. Лёха узнал: это был его коллега по депутат-
ству. Тогда он был зам.начальника управления внутренних дел области. Они нет-нет, да ез-
дили вместе на рыбалку или на какие-нибудь съезды, пленумы, депутатские слёты и соответ-
ственно после всех заседаний – бутылочку в гостиничный номер. Лёха смутился.
– Сергей….
Так звали мужчину. Лёха мучительно пытался вспомнить отчество. Ему было стыдно
перед Сергеем за свой вид, за свою одежду. Он покраснел и отвел глаза. Сергей сказал:
122
– Алексей, я не могу тебя осуждать, не имею права. Виноваты мы, те, кто тогда до-
пустил до того, что творится сейчас. Алексей, - он протянул визитку, - на, если припрёт, по-
звони, не стесняйся, - и ушёл.
Лёха прочитал: начальник областного УБОП, генерал-майор внутренних дел Плато-
нов Сергей Сергеич. Дааа, а тогда был подполковником. Лёха чуть ли не бегом поспешил в
столовку. Верка прямо с порога начала кричать:
– Ты что, с ума сошёл? Где шляешься? Тебя только за смертью посылать! Иди, разде-
вайся и на мойку!
Лёха рассказал Верке всё, что с ним произошло. Верка только головой покачала.
– Вот же, суки! А ты что, с этим генералом дружил, что ли?
Лёха промолчал.
С обедом они справились. Народу стало мало, так, кто-то заходил, и Верка выскаки-
вала из кухни в буфет, потом обратно к плите. Лёха домывал посуду, с непривычки ломило
спину: мойки были низко, и приходилась стоять полусогнутым, поясница ныла ужасно. За-
шла перекурить Верка. Лёха вытер руки, и они закурили. Лёха начал выгибаться назад, чтоб
немного размять поясницу. Верка, сказала:
– Да, Лёх, ты вон подставки-то убери, ведь неудобно, стоишь-то высоко.
Лёха посмотрел на пол и удивился, что сам не догадался до этого. Дверь в зал откры-
лась, и Верка пошла в буфет, сказала на ходу:
– Мы через полчаса закроем на санитарный час, тогда поедим.
Поесть толком не удалось, пришлось мыть зал, протирать столы и т.д. Лёха убрал
подставку, и стало намного удобней. Лёха сказал:
– Вер, я на десять минут отойду, пойду гляну, как там Собака.
– Да что ей будет, твоей собаке? Что ты всё – собака-собака…. Отдохни, посиди, а то
сейчас начнётся. В ночную смену начнут собираться, а через час начнут вечерники возвра-
щаться: кто булку с кефиром, кто бутерброд, кто горячего. И так до двенадцати. Ну, давай
беги к своей собаке.
Когда Лёха вернулся, Верка по телефону заказывала продукты. Верка сказала:
– Лёх, давай, пока есть время, овощей почистим, а то завтра зашьёмся. Я сегодня пер-
вое сварю, котлет да гуляша сделаю, сардельки ещё есть немного…. Ну, если что, то схо-
дишь. Надо будет ещё рыбу почистить, пожарю уж завтра, сегодня не успеть. Вот ночников
накормим, и я домой хоть часов пять поспать, а то тут у мармита упаду. Ладно, Лёх, покури-
ли, давай работать.
Глава 13
Лёха открыл дверь в камору. Собака уже ждала его, она прижалась к его ногам и по-
визгивала, заглядывая ему в глаза. Он погладил её, достал из пакета кусочек сардельки и дал
ей. Она благодарно завиляла хвостом. Лёха сказал:
– Иди быстро гулять и домой, а то я с ног валюсь.
Они отошли от каморы, собака сделала свои дела, и они пошли обратно в камору. За-
крыв дверь, Лёха включил свет. Хотел сразу завалиться, но решил, надо переодеться и завес-
ти будильник: надо ещё Собаку утром выпустить погулять. Лёха рухнул, и только отврати-
тельно-громкий звонок будильника смог разбудить его. Всё тело болело, как будто его силь-
но били ногами по всему телу. Он еле встал, но сразу лёг. Да фиг с ней, с этой столовкой!

Пусть она горит ярким пламенем, не пойду больше туда, встать не могу. Больше Лёха ни о
чём не думал, просто лежал, прислушиваясь к боли во всём теле.
Собака сидела у двери и ждала. Лёха посмотрел на неё, но вставать не стал. Минут
через пять Собака подошла к нему и ткнулась мокрым, холодным носом в руку. Лёхе так не
хотелась вставать, ему было так плохо, как, наверное, не было ни с одного похмелья. Собака
начала поскуливать, подбегая к двери. Лёха собрал все силы и, морщясь от боли, начал поти-
хоньку вставать. Собака заволновалась и забегала от двери к нему и обратно к двери, радост-
но лая. Лёха по стеночке потихоньку подошёл к двери и, сморщась от боли, открыл её. Соба-
ка выскочила и стала прыгать, наверное, за день насиделась. Мммм, вдруг вспомнил Лёха,
ведь её надо к врачу вести сегодня.
Лёха вспомнил, как в армии в первый день в 6 утра их выгнали из теплой казармы на
зарядку, а на второй день тоже всё болело, но там не откажешься, и пришлось бежать. Мину-
ты через три-четыре бега тело уже почти не болело. Он знал, что это молочная кислота заби-
вает мышцы, надо их разогреть, размяться. Но одно дело знать, а другое размять. Но делать
было нечего, и Лёха стал через силу махать руками и ногами. Собака решила, что Лёха хочет
с ней поиграть, и прыгнула на него. Лёха чуть не завалился и стал Собаку ругать, а та вошла
во вкус, прыгала вокруг Лёхи, старалась в шутку укусить его и лаяла. Лёха еле загнал её в
камору, налил ей воды и положил остатки еды. Немного расходившись, он через силу стал
собираться в столовку.
Верки еще не было. Лёха закурил и стал ждать. Верка прибежала, запыхавшись.
– Тьфу, проспала, даже будильник не слышала, - сказала она, открывая дверь.
Она позвонила и сняла с сигнализации. Верка спросила:
– Лёх, ты во сколько хочешь с собакой идти?
– Вер, как получится. Но идти надо обязательно.
– Только дождись машину, сегодня продукты привезут, помоги разгрузить, хорошо?
Верка снова гоняла Лёху. Он то картошку чистил, то посуду мыл, то мусор выбрасы-
вал, но сегодня было полегче. Часов в одиннадцать приехала машина. Лёха таскал мешки
картошки, свёклу, таскал ящики с чем-то. Верка всё проверяла по накладной и ругалась с во-
дителем. Когда машина уехала, и все продукты разложили, Верка сказала:
– Давай, Лёх, дуй с собакой, только постарайся побыстрей, чтоб к обеду не опоздал, а
то я одна не справлюсь.
Лёха пошёл за Собакой. Они пошли в лечебницу уже знакомой дорогой через Волгу.
Погода была хорошая, солнце уже начало потихонечку греть. Лёха старался идти быстрей,
но оглядывался, за ним на трех лапах прыгала Собака. Лёхе было хорошо, чувство нужности
его окрыляло, и хотя без привычки было тяжело, он был доволен. Когда они пересекли реку
и подошли к крутому берегу, Собаку пришлось брать на руки.
В лечебнице было всего два человека. Лёха подождал, когда освободится врач и по-
стучался в дверь.
– Входите.
Лёха вошёл...
– А, калеки, - сказала Екатерина Николаевна. – Ну, как себя чувствуешь? - спросила
она у Собаки, Собака вильнула хвостом. - Ставьте на стол.
Лёха поставил Собаку.
– Вы всё одна? - спросил он у врача.
– Да, вот пока одна.

Она посмотрела собакины раны, потом сделала укол и сказала:
– Вы обязательно закончите курс лечения, осталось всего два укола. Потом через не-
делю придёте, мы ей прививку сделаем, хорошо?
– Екатерина Николаевна, обязательно до конца всё сделаем, - уверил Лёха.
Верка, как угорелая, носилась то в зал за посудой, то в буфет, то на раздачу. Увидев
Лёху, Верка, затараторила:
– Давай, давай, Лёх, быстрей…. Да, Лёх, Настя звонила, потом расскажу.
Лёха снял куртку и пошёл на мойку. Верка крикнула:
– Лёх, помой свёклу и картошку с морковкой на винегрет!
Так прошло три дня Лёхиной жизни. Он теперь работал, работал хоть и неофициаль-
но, но так, как он считал правильным: не просто где-то там на задворках шабашить, а с пол-
ным рабочим днём и чувством, что от тебя зависит результат работы, и когда пришла Настя,
он немного загрустил . Не то, чтобы он не рад был видеть Настю, Настю он был видеть очень
рад, но.... На лице у Насти под глазами были уже начавшие желтеть синяки, но они были ещё
фиолетово-чёрные и, хотя были закрашены, всё равно были видны, несмотря на толстый
слой грима. Но настроение у неё было хорошее. Она рассказала, что Мишку закрыли надол-
го. Оказывается, он где-то подрался и ударил ножом человека, тот умер. Но его не могли
найти, ну а там он сознался во всём. Следователь вызывал её и даже не стал уговаривать её
не забирать заявление, как она делала это в прошлые разы, сказав:
– Да ты хочешь, забирай, хочешь, нет, а десятка ему светит.
Разрешил им увидиться.
– Мишка, как обычно, клялся в любви, просил, чтоб я наняла адвоката и ждала его. А
я ему сказала: всё, Миша, на адвоката денег я дам, и на этом всё. Ни на суд, никуда ходить не
буду. Всё!
Верка спросила:
– А не передумаешь?
– Да что ты, Верк, какое там, передумаешь…. Я уже год всё хотела с ним расстаться,
да боялась его. А теперь чего бояться? Синяки пройдут, а мужиков я ненавижу, так что буду
навёрстывать упущенное, хоть книги почитаю, телек посмотрю, что хочу. И не буду каждый
вечер ждать, что вот придёт – и скандал, да по морде!
Лёха тихо сидел в уголке. Верка сказала:
– Настюх, да не все они такие поганые…. Вон, если б не Лёша, чтоб мы делали? Ты
ему спасибо скажи, он, как вол, тут пахал. Да ещё со своей собакой в лечебницу каждый
день. Так что не все они уроды, это только нам такие достаются….
– Да ты-то уж молчала бы, твой Павлик много на тебя руку поднимает? Занимается
рыбками, да ещё в дом от этого перепадает. А выпьет, ну и что ж, он плохого-то не делает.
– Ой, Настюха, надоели мне эти рыбы…. Дома, как в аквариуме живу, как русалка,
скоро начну мотылями питаться. А как выходные, он на рынок с рыбами, а оттуда всегда
поддатый.
– Верк, не гневи Бога, вон у тебя в доме всё работает, чисто, всё нормально. К вам
придёшь, так уходить не хочется.
– Да, Настюх, здесь ты права. Ну, я уж это так, надо ж поворчать. Ну, теперь давай
решать, как работать-то будем, я уж совсем замудохалась!
– Верк, ну куда я такая, только на мойку.

– Ишь, на мойку она… Нет уж, давай на кухню, а я на раздачу и в буфет. Хоть дома
немного порядок наведу да посплю.
Лёха загрустил, полез за сигаретой. Верка сказала:
– Надо с Элькой поговорить насчет Лёхи, может, она его куда-нибудь возьмёт. Му-
жик-то безотказный, а она хотела еще расширять столовку, нам вдвоём не справиться.
– Да чего она придумает, у него паспорта нет. Как он санитарку сделает? А без неё
даже и не думай, теперь даже дворникам нужна, если общепит.
– Да, это точно, - задумчиво сказала Верка.
Лёха тихо спросил:
– Насть, а ты что с дверью решила?
– Леш, когда было решать? - сказала она, - И вообще я думаю ремонт делать. Мишки
теперь нет, бузить и ломать некому. А соседка совсем старая стала, еле ходит, тоже перекре-
стилась, как про Мишку узнала. Со мной хоть стала говорить. Думаю, через месяц начну ре-
монт, тогда всё сразу и сделаю. Да, Лёх, ты вот всё умеешь, а ремонт сможешь сделать?
– Ремооонт?! - протянул Лёха. - Это смотря что. Ну, обои поклеить там, полы покра-
сить, ну, по-плотницки кое-что, если не сложную, то сантехнику можно.
– Лёш, а если мне, то сделаешь? И сколько возьмёшь?
– Во, Насть, правильно, - влезла Верка. – Лёха, он молодец, старательный, да и свой.
Вот синяки пройдут, нормально станем работать, а Лёха пусть и делает. И ему деньги, и тебе
не нервничать, что не так сделают. Как ты, Лёх?
Лёха пожал плечами. Ему очень понравилось это предложение, но он боялся, что это
так, просто шуточный разговор.
– Ну, всё, хватит лясы точить, Насть, давай вставай к плите. Лёх, ты тут Насте помоги,
а я пока домой, к девяти часам приду, откормим смену и на санчас закроем до обеда, в обед
приду, а там видно будет.
Лёха сел чистить овощи, Настя пошла к плите. В девять пришла Верка. Теперь было
легче: Верка на раздаче, Настя на кухне, Лёху попросили пока постоять у мойки.
Глава 14
Через неделю Настя сказала:
– Ну что, Лёх, не передумал насчет ремонта?
Лёха уже перестал и думать об этом, и когда Настя спросила, он замялся.
– Насть, я даже не знаю….
А чего тут знать, Леша? Если возьмёшься, то в выходные придёшь, посмотрим, что
надо для ремонта купить, и начнём потихонечку.
В выходной Лёха с Собакой пошли к Насте. Настя жила в двух трамвайных останов-
ках от ветлечебницы. Лёха пошёл через Волгу по льду.
Настя ещё спала. Увидев Лёху, она сказала:
– Ты чего так рано, времени-то сколько?
– Да уже, наверное, десять, - сказал Лёха.
– Ну, проходи.
– Да, Насть, я не один, я с Собакой.
– Ну, куда ты без охраны, - улыбнулась Настя.
Лёха позвал Собаку. Та боязливо прошла в квартиру и села около двери.
– Вот умница, - сказала Настя.

– Твое место здесь, - сказал Лёха Собаке, та вельнула хвостом и растянулась у двери.
– Лёш, давай я вас сейчас накормлю, и начнём.
– Не, Насть, мы поели.
– Ну, как хотите. А я хоть кофейку попью. А ты пока смотри, что надо.
Лёха стал снимать ботинки.
– Да не снимай, всё равно мыть буду, только вот о половик вытри.
Целый день они составляли список, считали, сколько чего надо – обоев, клею, краски
и что ещё…. Настя накормила их обедом, Лёха тысячу лет не ел домашнего. Он вспомнил,
как его встречала Лена, как он с удовольствием ел. Ему так это нравилось – свой дом, жена,
дочь, достаток в доме. И он работал, работал, думая, что это навсегда, и никогда не кончит-
ся. Ему казалось, что он был рождён для Лены, для Клюковки, что так будет всю жизнь, и он
жил этим! Сколько ж он не был у Лены на могиле? Наверное, последний раз был осенью,
когда убирался. Вот немного потеплеет, надо будет съездить, прибраться, снег раскидать,
посмотреть, может что надо поправить. А когда снег сойдёт, пойти убраться, подкрасить ог-
радку. Из этого омута тяжелых воспоминаний его вытащил голос Насти:
– Лёш, ну ты будешь ещё, или убирать?
– Не, Насть, спасибо, я прямо объелся.
Из дверного проёма смотрела лукавая мордочка.
– Ну, что, Собака, наелась? - спросила Настя.
Собака при этих словах, обращёных к ней, присела на передние лапы и стала что-то
смешное изображать. Они засмеялись. Собака осмелела и хотела зайти в комнату, но Лёха
строго сказал:
– Куууда!
Собака ушла за дверь, села, но хитрая мордочка всё равно смотрела на Лёху любящи-
ми глазами.
С Настей они договорились, что за обоями сходят вместе, остальное Лёха купит сам, а
Насте принесёт чеки, так сказать, для отчёта. Так и решили, и Лёха пошел к себе в камору.
На следующий день они пошли за обоями. Изъездив полгорода, они нашли обои и в
комнату, и в прихожую. На кухне они решили уложить керамическую плитку.
Лёха удивился, сколько всего появилось в магазинах. Да и магазины были какие-то
другие, можно было подойти, всё посмотреть, а не как раньше: девушка, покажите мне вон
то. Было всё, было несколько десятков обоев, клей, линолеум, половое покрытие, какая-то
имитация лепнины…. У них с Настей разгорелись глаза, но не всё можно было себе позво-
лить по финансовым соображениям, и они на ходу перекраивали свой список, что-то вычёр-
кивая, что-то вписывая. Вместо побелки они решили укладывать потолочную плитку. Оказа-
лась, что вместо простых водопроводных труб существуют новые, из металопластика. Лёха
заинтересовался, как их монтировать, оказалось, что ничего сложного, технология простая.
Они привезли обои и что-то по мелочи в столовую. Верка покормила Лёху, дала пакет
с собачьей едой, и он пошёл в камору, сказал, что к вечеру подойдёт.
Когда Лёха ушёл, Верка ехидно сказала:
– Что, уже гнёздышко обустраиваете?
Настя почему-то взорвалась и накричала на Верку. Хитрая Верка помолчала некото-
рое время, а потом сказала:
– Что это ты, Настюх, взбеленилась, или угадала?
Настя чем-то бросила в Верку.

– Не суй свой нос, куда собака .... не суёт, - и заплакала.
Верка подошла и сказала:
– Да ладно тебе, Насть, я ж пошутила.
– Да ни хера так шутить, - и снова заплакала.
Верка села рядом с ней и тоже заплакала от жалости к Насте.
Позавчера перед выходным они взяли бутылку и, выпив, начали говорить о своём, о
бабьем, и она, Верка, сказала:
– Насть, что ты всё о своём Мишке думаешь, вон смотри Лёха, какой мужик-то склад-
ный, ты б присмотрелась к нему.
Настя сказала:
– Что толку-то к нему присматриваться, что я с ним делать буду? Ни жилья, ни про-
писки, ни работы. Ещё одного на горбу тащить? Хватит, натаскалась. - Помолчав, добавила:
– А вообще Лёха мужик хороший, только вот невезучий какой-то. И я невезучая, вот и
будим две невезухи…. Нет, Вер, не хочу, устала. Хочу пожить одна в своё удовольствие.
– Ой, Настюха, смотри, не найди еще одного Мишку.
– Не найду, всё!
Глава 15
Собака обижалась на Лёху: он уходил и закрывал её, а она волновалась за него. Когда
Лёха приходил, она радостно прыгала и визжала. Потом, вероятно, вспомнив, что он её оста-
вил одну, переставала прыгать, уходила на свою подстилку и всем своим видом выказывала
Лёхе свое «фи»! Лёха звал её, но она не шла. Тогда Лёха начинал доставать из пакета вкус-
ненькое, и Собака начинала крутить носом. Лёха, не обращая на неё внимания, продолжал
извлекать из пакета кусочки колбасы, котлетки, остатки мяса и так далее. Собака следила за
ним очень внимательно, потом её собачьих сил не хватало сопротивляться этим запахам, и,
забыв все свои обиды и гордость, она вставала и начинала подлизываться, толкая Лёху носом
и кладя лапу на колени. При этом казалась, что она заискивающе улыбается. Потом прижи-
малась боком к ногам, начинала махать лапой, прося вкусненького. Лёха с напускной обидой
разговаривал с ней:
– Ну чего ты, чего? Ты ж на меня обиделась! Где твоя гордость, а?
Собака внимательно слушала, но не забывала скрести лапой по колену. Лёхе это нра-
вилось. Хотя это происходило изо дня в день, но Лёхе не надоедало, он так общался с Соба-
кой. Ей он мог доверить любые тайны, и она его понимала и не осуждала, не перебивала
своими вопросами или несогласием. Лёха положил её в миску еды и лёг отдохнуть. Про-
снувшись, он выпустил Собаку, проветрил камору и пошёл в столовку.
Настя кормила утреннюю смену, на мойке была гора посуды.
– Лёш, иди на мойку, помой. Да собаке там отбери, мне некогда, вон народу сколько.
Действительно, народу было много. Он снял куртку, надел фартук и стал мыть посу-
ду. Он знал, что его и собакина кормёжка зависит от девчонок, и отказать не мог, да и не хо-
тел. Ведь если он не будет занят, то пойдёт искать водку. А что ещё делать? А тут всё при
деле, лишь бы СЭС не прихватила.
Через полчаса зашла Настя.
– Лёх, надо на завтра овощей на салат и винегрет сварить, почисти и в холодильник. А
я пока мясо поставлю, потом гуляш сделаем. Ну, короче, сегодня надо полностью на завтра
приготовить, чтоб Верке только на раздаче стоять. А мы с тобой по магазинам побегаем.

– Ну, давай попробуем, - согласился Лёха.
Настя сказала:
– Лёх, сходи в магазин, купи бутылочку вина, вечером хлопнем.
Вечером, накормив вечерников и ночников, они сели. Лёха налил вина. Они выпили и
закурили.
– Лёш, сказала Настя, собираясь домой, - может, завтра с утра принесёшь обои, а то
мне всё не утащить.
– Насть, слушай, а, может, мы тут всё соберём – краску там, трубы, линолеум, покры-
тие, – а потом сразу на машине и увезём. Дешевле выйдет, а?
– Точно. С Вовкой, что продукты возит, договоримся и отвезём. Лёш, давай всё ку-
пим, и ты начнёшь, чего тянуть.
Лёха замялся.
– Насть, но ты ж не сможешь всё время быть дома. Как быть-то? Надо делать, когда
ты дома.
– А что мне там делать? Я пока тут отработаю, пусть Верка немного отдохнёт, будет
попозже приходить и пораньше уходить. А с тобой уж после ремонта разберёмся. Я тебе зав-
тра ключи дам, ты дубликат сделаешь и работай.
Лёха покраснел (или это только ему показалось?): ему, бомжу, доверяют ключи от
квартиры. Лёха спросил:
– Насть, а не страшно ключи давать?
Настя посмотрела на него и ответила:
– Знаешь, Лёх, мне кажется, что ты не всю совесть пропил!
На этот раз Лёха точно покраснел.
– Спасибо, - сказал он, еле сдерживая радость.
Они собрались домой. Лёха от приступа благородства взялся проводить Настю до
трамвайной остановки.
Открыв дверь в камору, Лёха выпустил Собаку и, сделав снежок, бросил в неё. Собака
поняла, что у Лёхи хорошее настроение, и стала к нему приставать, чтоб он с ней поиграл.
Лёха стал бросать ей снежки, а Собака ловила их, нетвердо наступая на больную лапу. Лёха
постоял, покурил, и они зашли в камору.
В Настин выходной они договорились весь материал для ремонта перевезти к ней.
Настя договорилась с Вовкой, и они в выходной стали перевозить материал. Набралась поч-
ти целая машина. Уложили всё: обои, краску, трубы. Лёха взял свой инструмент.
Начать решили с кухни, и целый день освобождали её. Соседка пыталась помочь, но
только суетилась и создавала суматоху. Освободив стены, начали. Лёха предложить Насте
переставить газовую плиту на место мойки, а мойку на место плиты, и тогда получалось
очень удобно: они уберут тумбочку и подвинут плиту вплотную к мойке. Настя спросила:
– Лёх, а ты сможешь сам сделать?
– Ну да. А что тут делать? Вот только удлиним сливную трубу, и готово.
– Ой, Лёша, а как же трубы-то? Как воду подключим?
– Насть, сейчас специальные шланги двухметровые продаются для воды и газа, так
что не надо будет ничего переделывать, поняла?
– Да, - сказала Настя задумчиво. - Лёш, а плиту и мойку можно, куда хочешь перета-
щить, получается, да?

– Можно, но только по той стороне, где стоят, а то надо будет как-то слив тащить, а
это проблема.
Настя чуть не подпрыгнула.
– Нет, Лёш, не надо на ту сторону, пусть на этой. Я вот что думаю, я на кухню кухон-
ный гарнитур куплю!
Лёха вспомнил, как он обустраивал их новую квартиру, и сказал:
– Правильно, новую жизнь с ремонта и обновления надо начинать.
– А ты, Лёш, прав. Я с Веркой поговорю, она мне денег добавит, и я тогда и кухню
поменяю, и в комнату всю новую мебель куплю, всё новое – и телек, и приёмник…. Всю ме-
бель старую выброшу и жизнь тоже ту выброшу.
– Слушай, Насть, если ты действительно хочешь на кухне мебель менять, то надо по-
мерить, чтоб всё встало по местам.
В течение месяца Лёха делал ремонт. Приходил часам к 8-9 и уходил в 7-8 вечера.
Настя заняла денег, и они втроём, Настя, Верка и Лёха, ездили подбирать мебель на кухню и
в комнату, раздевалку в прихожую. Кухню Лёха закончил – сделал подводку к мойке, уста-
новили мебель. Кухня получилась очень красивая. По совету Лёхи, Настя купила вытяжку с
подсветкой и современную газовую плиту.
Мебель в комнату Настя оплатила, и они собирались её перевозить. Надо было вывез-
ти старую мебель. Её вообще-то надо было вынести сначала, но Настя всё ждала, а вдруг ку-
пят. А потом было неудобно вытаскивать: прихожая была забита кухонной мебелью. Лёха
спросил:
– Насть, а можно я заберу мебель себе?
Куда, хотела спросить Настя, но осеклась.
– Конечно, забирай, только как дотащишь?
– Насть, может, с Вовкой поговорить?
– Не знаю, поговори с ним сам.
– Насть, да я почти его не знаю. Может, всё-таки ты поговоришь?
– Ну, хорошо.
Ночью Лёха вытащил из каморы свой стол и что там ещё было. Вымел и вымыл пол.
Вовка согласился перевезти старую Настину мебель к столовой. Лёха не хотел, чтоб Вовка
знал про камору. Вовка привёз мебель сначала Насте. Там они вытащили старую мебель. С
утра пришёл Веркин Павлик, и они вдвоем с ним вытащили старую и затащили новую ме-
бель. Потом загрузили на машину старую мебель, и Лёха уехал разгружать её.
Лёха с Вовкой выгрузили мебель у столовой. Вовка спрашивал: а зачем сюда-то, Лёха
соврал: потом Верка на дачу отвезет. Когда машина уехала, Лёха начал таскать на санках.
Шкафы и кресла на санках одному возить было неудобно, но просить кого-нибудь он боялся.
Он боялся, что его могут увидеть, как он таскает к камору мебель. Да ещё эта дура Собака,
приспичило ей играть! Она бегала за Лёхой и брехала почем зря. Лёха на неё прикрикнул, но
в неё словно бес вселился, она радостно лаяла и скакала вокруг Лёхи на трех лапах.
Глава 16
На следующий день Лёха пошёл с утра в столовку, чтоб взять Собаке еду. Настя дала
пакет с едой, сказав:
– Лёш, мы вчера там мебель расставили, ты только стёкла и зеркала в мебель вставь и,
если успеешь, то приверни раздевалку с галошницей к стене, и тогда всё. Мы в выходные с

Веркой всё бельё переложим, все помоем и тогда новоселье учиним. Ой, Лёшка, спасибо те-
бе, что б я без тебя делала, не знаю!
Утром Лёха взял с собой Собаку. Он подумал,что работы там на 4-6 часов, а потом
они к врачу сходят, сделают прививку. Пусть Екатерина Николаевна посмотрит эту дурёху.
Собака обрадовалась, что Лёха взял её с собой. Она, хромая на заднюю лапу, бежала впере-
ди, иногда поджимала больную лапу и прыгала на трёх.
Лёха собрал мебель быстро, поставил полки, повесил стеклянные дверки. Пошёл на
кухню, время было обедать, он подумал: сейчас поедим, а раздевалку я за час поставлю и
присверлю. Лёха полез в холодильник, достал кастрюльку с картошкой и котлетами, достал
сковородку и стал разогревать картошку, дал Собаке, достал бутылку пива, постелил старую
газету на стол, чтобы не пачкать, поставил сковородку на подставку, порезал хлеба и сел за
стол. В углу газетного листа,была фотография. Лёхе показалось, что лицо знакомое. Он по-
смотрел внимательно и обомлел: на него смотрел Виктор Иваныч. От плохого предчувствия
заныло под ложечкой. Он посмотрел: под фотографией был текст в жирной чёрной рамке:
«На 74-ом году жизни скончался наш земляк Виктор Иваныч Барабанов. Последние 17 лет
он бессменно занимал пост зам. министра тяжёлой промышленности. Был награждён прави-
тельственными наградами за выдающиеся заслуги перед Родиной. Похоронен Виктор Ива-
нович будет в родном городе на Почётной аллее городского кладбища. Гражданская панихи-
да состоится...». На этом месте газета была оторвана. Лёха схватил газету, перевернув сково-
родку, он посмотрел число. Газета была за 4 января 200..... года.
Лёха не мог поверить: человек, заменивший ему отца, умер. Не стало того, кто вывел
его в жизнь, не стало человека, которому он обязан самым лучшим в своей жизни. Если б
он тогда не обратил на него, недавнего пэтэушника внимания, если б не поверил, не было бы
у него Лены, не было б Клюковки, всего того, что было лучшего в его жизни. В голову лезли
картинки его жизни. Вот Виктор Иваныч даёт ему деталь, вот гонит в завком писать заявле-
ние на квартиру, вот на заседании парткома рекомендует его в депутаты и ругается со всеми,
доказывая, что он, Лёха, самый достойный, давит своим авторитетом. Их было трое – моло-
дых кандидатов в депутаты от их завода, но Виктор Иваныч отстоял его. Он вспомнил по-
следние слова Виктора Ивановича: «Береги их…» Но не смог он, Лёха, сберечь Лену и поте-
рял Клюковку. И зачем он ещё живёт, для чего?
Сколько он так просидел?... Лёха поднялся на деревянных ногах, пошёл в комнату. Он
видел, куда Настя спрятала водку на новоселье. Он даже не подумал ни о чём, просто взял
литровую бутылку, открыл и прямо из горла выпил четверть бутылки. Потом сел и уставился
в одну точку. Он ни о чём не думал, просто сидел и пил водку.
Начала поскуливать Собака. Лёха поднял голову: она сидела напротив и смотрела на
него, трогая его лапой. Лёха посмотрел в окно: небо было тёмно-серым, и уже темнело. Лёха
тяжело поднялся, его шатнуло, но он устоял на ногах. Лёха стал собираться домой в камору,
но не мог нагнуться завязать шнурки, руки не слушались, и тащило вперед, он боялся упасть.
Он засунул шнурки в ботинки незавязанными. Надел куртку, стал открывать дверь. Новая
металлическая дверь никак не хотела открываться, Лёха не мог справиться с замком. Нако-
нец, дверь открылась, и Лёха вывалился на лестничную клетку, еле удержался за стенку. Со-
бака шарахнулась в сторону.
Выйдя на улицу, Лёха сел на лавочку у подъезда и попытался закурить. Потом поду-
мал, а что если Настя придёт раньше и увидит, что он сковородку с картошкой перевернул и
водку взял. Он встал и пошёл. Ноги его заплетались, и его бросало из стороны в сторону. На-

ступала весна, но весенняя погода не баловала. Хотя и не было мороза, к ночи температура
опускалась градусов до пяти мороза, а сильный северный ветер превращал это в невыноси-
мый пронизывающий холод. Но Лёха не чувствовал холода, он просто шёл и всё думал: вот
он до чего дожил, даже не смог друга в последний путь проводить.
Подойдя к Волге и понимая, что ему не спуститься, просто сел и поехал вниз по кру-
тому берегу. Добравшись таким образом вниз, он посмотрел вокруг себя, ища Собаку. Соба-
ки не было. Он позвал, вверху заскулила Собака. Лёха рассердился на неё и стал звать. Бед-
ная Собака металась у обрыва, но спускаться боялась. Лёха снова позвал её, и она бросилась
вниз, больше не раздумывая. Ведь Лёха, её, Собакин, Лёха, звал её, а значит – она должна
бежать к нему. Собака кубырем скатилась к реке, сильно ударившись при этом больной ла-
пой. Лёха сидел на снегу и пытался достать из кармана бутылку, которую он взял у Насти.
Открыв, он поднес её ко рту, стал пить из горла большими глотками.
Весенний противный ветер завывал и на открытом месте поднимал снежную пыль,
так что почти ничего не было видно. Лёха шёл, качаясь загораживаясь от ветра воротником.
Он пару раз упал, но, понимая, что может замёрзнуть, вставал из последних сил, с трудом
удерживая сознание. До берега оставалось метров десять, и Собака рванулась на берег. Лёха
посмотрел на светящиеся лампочки спортбазы и подумал: там ведь сторож, начнёт кричать,
чего шляешься, и взял левей. Собака побежала вдоль берега.
Вдруг под ногами что-то хрустнуло, лёд проломился, и Лёха провалился в промоину.
Он опустился в воду с головой, ноги упёрлись в дно. Лёха инстинктивно рванулся вверх, он
схватился за ледяную закраину, но она обломилась. Он стоял по плечи в ледяной воде, пыта-
ясь выбраться на лёд, но лёд ломался, и у Лёхи уже совсем стали кончаться силы. Он понял,
что тяжёлая, намокшая куртка не даст ему выбраться на лёд, и он скинул её. Куртку утащило
под лёд. Один ботинок ещё раньше слетел с него, а второй казался свинцовым балластом.
Лёха отчаянно барахтался в воде, но никак не мог забраться на льдину, она всё обламыва-
лась. Лёха попробовал продвигаться вперед, ломая лёд, но подлёдное течение сносило его, и
он еле держался на ногах. Бедная Собака от горя сошла с ума, она носилась вокруг промои-
ны, громко воя, и пыталась подползти к краю, хватая Лёху за рукав, тащила его к берегу, но
это только мешало Лёхе. Он из последних сил севшим от страха и холода голосом ругался на
неё, но она от горя ничего не понимала, она просто хватала Лёху за рукава и пыталась по-
мочь. Неимоверными усилиями Лёха проломал несколько метров льда и почувствовал, что
вода теперь ему по грудь. Он попробовал подтянуться на руках, оттолкнувшись ногами о
дно, это ему удалось, и он оказался на льду. Ветер превращал его одежду в ледяную корку,
он попытался встать, но лёд обломился, и он снова оказался в воде. Руки его не слушались,
вернее, он их не чувствовал, пальцы не сгибались, на голове образовалась ледяная корка.
Лёха пытался, оттолкиваясь ногами, подпрыгивать в воде и, ложась на лёд животом, обла-
мывать его, продвигаясь к берегу. Несколько раз проделав это, Лёха смог лечь на живот и
ползти к берегу, но лёд снова обломился, и Лёха снова окунулся в воду. Собака лаяла осип-
шим голосом и продолжала мешать Лёхе.
Лёха в очередной раз упёрся ногами в дно и почувствовал, что он выбрался. Он лёг на
лёд, и силы покинули его. Пролежав несколько минут на ветру, он почувствовал, что ему
становится тепло. Он понял, что замерзает. Найдя какие-то силы, он поднялся на ноги и по-
шёл на свет многоэтажек, они стояли почти на берегу, метрах в двухстах от воды. Нечечело-
веческими усилиями он заставлял себя идти вперед. Он подошёл к ближайшему подъезду и

дёрнул за ручку двери, но дверь не открывалась. Он увидел квадрат домофона, зловеще под-
мигивающего красным глазом. Он нажал кнопку, домофон откликнулся женским голосом:
– Кто?
Лёха сказал:
– Откройте, пожалуйста.
– А вы в какую квартиру идёте, туда и звоните.
И домофон замолчал. Следущие попытки закончались также, да ещё криками и угро-
зами. Лёха понял, в подъезд ему не попасть, и он пошёл в камору. Идти было недалеко, по
времени минут двадцать, но что это были за двадцать минут – на ветру, в замёрзшей одежде,
скорее напоминавшей рыцарские доспехи, негнувшейся, покрытой коркой льда, босиком по
снегу в одних рваных носках!
Он никак не мог справиться с дверью, его руки никак не могли справиться с задвиж-
кой, и он злился, зная, что вот там его спасение. Наконец, ему удалось открыть дверь, они
попали в камору. Но закрыть задвижку Лёха не мог, руки совсем не слушались. Он прихлоп-
нул поплотней дверь, подумав, немного руки отойдут и закрою.
Он сбросил с себя остатки одежды и залез на софу, укутываясь в покрывало. Но вдруг
его взгляд наткнулся на Собаку, сидевшую в углу и трясущуюся от того, что она была вся
мокрая. Чего стоило Лёхе выбраться из-под покрывала, он не смог бы объяснить никому, но
Собака, рыжая Собака с темной полосой на спине и полустоячими ушами, виновато сидела в
углу и тряслась. Лёха вылез из тепла, нашёл какую-то тряпку и стал вытирать Собаку. Потом
забрал её с собой на софу и вместе с ней закутался. Собачья шерсть была мокрой и холодной,
но Лёха не обращал на это внимания. Он прижимался к Собаке, и она прижималась к нему,
они потихоньку стали согревать друг друга.
Но согреться Лёха так и не смог. К утру у него поднялась температура, его всего тряс-
ло, и он начал бредить.
Часть пятая. Чужие и близкие
Глава 1
Аня проводила Сергея на работу и пошла поднимать Антошку, озорного, весёлого,
двухлетнего карапуза.
– Антон, вставай, а то на ёлку опоздаем. Ты хочешь на ёлку?
– Хочу, - сонным голосом ответил Антошка.
– Тогда вставай и иди умываться.
– А зубы надо чистить?
– А ты как думаешь, Антон?
– Надо, - ответил он и вздохнул.
Сегодня они ехали на ёлку во Дворец съездов, на главную ёлку страны. Узнав про это,
Алиска, эта Лиса, сказала:
– Ань, я тоже хочу!
– Алис, ну ты что, маленькая?
– Да, - утвердительно ответила Лиса, и Ане пришлось покупать ещё один билет.
Аня купила билет специально с подарком, пусть это великовозрастное дитя порадует-
ся! Алиска очень любила Антошку и всегда таскала его куда-нибудь: то на каруселях катать-
ся, то вот на той неделе ходили к Образцову кукольный спектакль смотрели, летом Алиска
его в уголок Дурова водила, благо, жили рядом. Антошка еще не разговаривал. Когда они

пришли после представления, и Аня спросила у него, кого он видел, Антошка стал показы-
вать, как тюлень себя по туловищу ластами бил, улёгся на пол и стучал себе по животу. По-
том показал, как зайка на барабане играл и как мышки на паровозе катались, а котик спал.
Вообще Алиска с Антошкой были как два ребенка, они понимали друг друга, как никто не
мог их понять. А уж когда Антошка начал говорить, то тут не было предела их общению.
Пока Антошка умывался, Аня пошла готовить ему завтрак.
Раздался телефонный звонок. Аня подумала, что Алиска уже идёт за ними и, подняв
трубку, промяукала – «мяу», она всегда так отвечала Алиске. Но в трубке послышался при-
ятный баритон:
– Простите, я могу услышать Нарышкину Анну Алексеевну?
– Да, чем обязана? - ответила растерявшаяся Аня.
– Вас беспокоят из Генпрокуратуры. Вам знакомо такое имя – Барабанов Виктор Ива-
нович?
– Да, а в чём дело?
– Дело в том, что сегодня ночью Виктор Иваныч скончался у себя в кабинете. При ос-
мотре в сейфе нашли бумаги на ваше имя. Пожалуйста, завтра к 9 часам подойдите по адре-
су: Ул. Большая Дмитровка, дом 15-а. Это здание Генпрокуратуры. Сами понимаете, Виктор
Иваныч занимал очень важный пост, и разобраться по факту его смерти предстоит нам. Зна-
чит, завтра к 9 часам, договорились? На ваше имя будет заказан пропуск. 124 кабинет. Стар-
ший следователь прокуратуры Денисов. Всего доброго.
И трубку положили. Аня села на кухне и задумалась. Ей было очень жалко Крёстного.
Жалко, оттого, что был её Крёстным, жалко, что он, как потом оказалось, звонил в газету и
просил, чтоб туда её взяли, жалко от того, что он был просто добрым человеком, умеющим
разбираться в людях. В последнее время они редко встречались. У неё Антошка. Виктор
Иваныч после смерти Зои Фёдоровны много работал и часто болел. Они с Сергеем навещали
его и в московской квартире, и в больнице, и на даче, если можно назвать дачей трёхэтажный
особняк на Новорижской трассе. Они с Зоей Фёдоровной на Аниной свадьбе были посажен-
ными отцом и матерью. И очень за неё радовались, особенно Зоя Федоровна. А когда узнала,
что у Ани с Сергеем будет ребёнок, то сказала Виктору Иванычу:
– Ну, вот, Витя, и у нас с тобой будут внуки.
А уж когда Аня сказала, что УЗИ показало, что будет мальчик, то радости не было
предела. Она сказала:
– Вот что, Аня, из роддома мы тебя привезём сюда. Дом большой, место много. Мне
одной здесь неуютно. Вот мы и будем Антошку воспитывать. Аня вспомнила, что когда-то,
когда она была ещё маленькой девочкой, и когда Крёстный уезжал в Москву, то Зоя Фёдо-
ровна подарила её серьги и сказала: «Это наши семейные, теперь это твоё, и ты становишься
частью нашей семьи». И когда Антошка родился, они переехали за город к Крёстному. Там
они прожили почти год. Зоя Фёдровна болела, но не показывала виду. Однажды она упала, и
её отвезли в больницу. Через месяц её выписали, сказали, нужен полный покой. Но Антошка
стал ползать, а потом научился ходить и стал очень громко кричать и смеяться, он вообще
был шумный и весёлый. Да и поздние возвращения Сергея с работы, и ранние отъезды тоже
играли свою роль. Зоя Федоровна не жаловалась, но Аня видела, что все эти шумы её утом-
ляют.
Однажды, набравшись смелости, Аня поговорила на эту тему с Виктором Иванычем.
Он сказал:

– Ну, хорошо. Только, Аня, ты навещай нас, пожалуйста. Ты ведь знаешь, что кроме
вас с Антоном, у нас нет никого. Я за всю жизнь не нажил друзей, потому что не умел проги-
баться и подстраиваться. Если бы умел, то давно был бы министром. Вот и остались мы с Зо-
ей Федоровной одни. У меня много чего есть, не даром зам.министра такой отросли 17 лет
отработал. Тогда время такое было, бери, даже нагибаться не надо, вот и брал, как все. А на
хрена мне это всё?
Зоя Фёдоровна умерла через месяц. Аня приезжала накануне проведать. Зоя Фёдоров-
на уже не вставала, и Антошка, держась за краешек кровати, ходил около неё, а она всё пы-
талась погладить его по голове, но руки плохо слушались, и у неё не получалось. Аня неза-
метно подвинула Антошку так, чтоб Зоя Фёдоровна могла его погладить. Зоя Федоровна
провела по светлым Антошкиным волосам трясущейся рукой, и тело её беззвучно сотряслось
в плаче. Больше Аня живой её не видела.
После похорон она пожила там неделю, пока Виктор Иваныч немного не пришёл в се-
бя и не уехал в московскую квартиру. Он хотел, чтоб Аня с Антошкой остались на даче, но
Аня сказала, что ей здесь одной будет очень трудно. Да и Сергею ехать по пробкам из Моск-
вы неудобно.
В последний вечер перед отъездом Виктор Иваныч разжёг камин, достал бутылку ви-
на, и они с Аней просидели всю ночь, вспоминая прошлое. Вспомнили Аниного отца, Виктор
Иваныч сказал:
– Жалко, настоящий был человек, с большой буквы человек, но вот жизнь как распо-
рядилась…. Ты ничего о нём не слышала?
– Нет, - грустно сказала Аня.
Они молча выпили. Потом выпили за Зою Фёдоровну.
Вспомнили, как они встретились: Аня, третьекурсница МГУ, пришла на встречу с ин-
тересными людьми. На журфаке частенько организовывали такие встречи. Обычно старше-
курсники не ходили на эти встречи, тем более был какой-то зам.министра тяжпрома, уже
пожилой человек. Но имя и фамилия Ане показались знакомыми, и она пошла.
Выступали уважаемые люди, а Аня всматривалась в пожилого седого мужчину. По-
чему-то ей казалось, что она его знает. И когда проректор представил его, Аня сразу вспом-
нила своего Крёстного. Аня написала записку: «Виктор Иванович, я ваша крестница Аня».
После выступления он отвечал на вопросы. Когда он прочёл Анину записку, то, посмотрев в
зал, сказал:
– Автора этой записки прошу подойти к сцене, - и показал Анину записку.
После того, как он ответил на вопросы, он спустился с трибуны и сошёл со сцены.
Аня шла через зал и спиной чувствовала сотню любопытных, знакомых и незнакомых, глаз.
Когда она подошла, Виктор Иваныч показал записку и спросил:
– Ты?
Аня застеснялась и только мотнула головой. Он обнял её и сказал банальную фразу:
– Встретил бы на улице - не узнал…
Затем, словно опомнившись, сказал с улыбкой:
– Да и тут не узнал. - Потом обнял её и поцеловал.
Поехали ко мне, Зою Фёдоровну удивим. Вот для неё будет радость! Она часто тебя
вспоминает – где, как, а ты – вот она…
И он снова поцеловал её. Они поехали к Зое Федоровне.

Дома по случаю обнаружения без вести пропавшей крестницы был устроен царский
приём с шампанским.
Когда её после репортажа взяли в штат газеты, Аня думала, что её исключительно за
талант прияли. Купив огромный торт у "Елисеева", она приехала к ним в гости и с гордостью
похвасталась! Её поздравляли и даже соорудили шашлык по этому поводу. Только потом Зоя
Фёдоровна под большим секретом сказала ей, что Виктор Иваныч звонил в газету, но гово-
рить не велел, пусть поверит в себя. Пусть думает, что она сама добилась. Если в отца, то....
Пусть поверит в себя. И вот теперь....
Раздался звонок, она пошла открывать дверь. Антошка надел сапожки не на ту ногу и
не мог понять, почему ему неудобно ходить. Алиска влетела, сразу давай тараторить:
– Ну что, вы готовы?
Аня сказала:
– Алиса, вы с Антошкой одни езжайте.
– А ты что, не поедешь? Почему?
– Пойдём на кухню. – И, повернувшись к Антошке, сказала:
– Антон, ты сапоги надел не на ту ногу. Снимай и марш на кухню завтракать.
Они пошли с Алиской на кухню, и Аня ей рассказала про звонок, про Виктора Иваны-
ча. Алиска села за стол.
– Ань, свари кофейку. Ты меня огорошила.
Аня достала из холодильника Антошкину еду и поставила разогревать. Потом налила
воды и стала варить кофе.
– Понимаешь, Лиса, - обратилась она к Алиске. Это то, последнее, что меня ещё как-
то связывало с той моей прошлой жизнью. А теперь опустился занавес между «тогда» и
«сейчас». - И она заплакала, обняв Алису. – Всё, нет моего «тогда»...!
Алиска не успокаивала, она просто тихо сидела, обняв Аню.
– Знаешь, - снова заговорила Аня, когда мы с Сергеем были у него последний раз, по-
здравляли с 7 ноября, он ведь был настоящий коммунист, не то, что эти, нынешние, он все-
гда отмечал этот праздник, он жаловался на сердце. Говорил, вот, дождусь переизбрания в
Думу, сложу мандат, тогда и на пенсию, не могу дело на полпути бросать. Тогда можно ез-
дить, куда хочешь. Мы с Зоей Фёдоровной всегда мечтали мир посмотреть, а дальше Болга-
рии не уехали, вот и поеду, посмотрю. Приеду и займусь вплотную, найду отца, ведь я не-
правильно жил: работа-работа, о ближних забывал…. Хотя, каких ближних? Нет их у меня,
всех в сорок втором разбомбили. А сын утонул ещё мальчишкой, жена умерла, так что из
ближних вот и остались ты да Антошка! Вот, может, ещё удастся отца твоего найти и тогда
всё. И Аня снова заплакала, положив голову Алиске на плечо.
Пришёл Антошка. Аня отвернулась, но он, увидев у Ани в глазах слёзы, спросил:
– Мам, ты что, ук опять езаля? Мамуя, ты его бойше не еж, я его не юбью.
Лиса засмеялась. Аня сказала:
– Хорошо, не буду, - и улыбнулась ему.
Алиска сказала:
– Знаешь, Ань, пожалуй, я его сегодня к нам заберу, вот мама обрадуется. Антош, по-
едешь ко мне?
Антошка запрыгал от радости, он любил ездить к бабушке, там ему разрешалось всё.
– Тогда так. Мамаша, идите ребёнку соберите вещи, и мы по этапу к бабуле. Сейчас
поедем к Деду Морозу, да?

– Да, - утвердительно махнул рукой Антошка.
– Ну, вот и хорошо, Дед Мороз подарок тебе из мешка даст. Хочешь?
– Очень, - сказал он.
Аня посмотрела на них и сказала:
– Он и Лисе Алисе тоже подарит.
– Вот здорово! - радостно сказала Лиса, - а ты случайно не знаешь, дед Мороз моло-
дой? Может, ему Снегурочка нужна? - игриво сказал Алиска.
– Ты сто, Аиска Дед Моос стаинький, он зе в бооде.
– Ну, Антошка, это не помеха, - засмеялась Алиска.
Антошка скользнул с рук, повернулся к Алиске и сказал:
– У дудуски есть узе Снегуоцка!
– Даа? - пропела Алиска. – Ну, ничего, может, и я на что-нибудь сгожусь. Как дума-
ешь, Антошка?
– Сгоишься, - согласился он.
Ой, - ойкнула Алиска, - у меня нет детского сидения в машине. Дай твоё, Ань.
– Бери. Оно там, в машине.
Алиска с Антошкой уехали.
Глава 2
Аня позвонила Сергею и рассказала про Виктора Иваныча и про прокуратуру. Сер-
гей сказал:
– Не волнуйся, я сегодня приеду пораньше, и завтра мы вместе съездим. Ну а потом,
когда будем знать, что к чему, решим, как быть. А Виктора Иваныча надо похоронить дос-
тойно. Жаль, хороший был человек. Ну, всё, до вечера.
Сергей приехал раньше, чем обычно. Аня накрыла на стол, и они сели ужинать.
Обсудив завтрашнюю поездку, они решили позвонить друзьям Сергея: может быть, у
кого-то есть знакомые в ритуальных услугах. Такого человека нашли, поговорили с ним. Он
сказал, что всё сделает по высшему разряду, начал спрашивать, на каком кладбище будут хо-
ронить, и сказал, что, мол, он может посодействовать с выбором кладбища и места на нём;
потом стал спрашивать, какой они хотят гроб и всё остальное. Сергей сказал, что пока они
ничего не знают, а перезвонят завтра.
Аня не спала всю ночь, она думала то о Викторе Иваныче, то о маме, то об отце, то о
бабушке с дедушкой. Думала, как это страшно – остаться одной, без родных. И решила, что
она будет рожать детей, сколько ей Бог пошлёт, чтоб не оставались одинокими.
Утром они встали, позавтракали и поехали в прокуратуру. Подойдя к окошечку в бю-
ро пропусков, Аня назвала фамилию следователя и отдала паспорт, и её выдали пропуск.
Они пошли в здание прокуратуры. Но Сергея не пропустили, так как у него не было пропус-
ка. Сергей сказал:
– Ты иди, а я тебя подожду в машине.
Аня нашла кабинет, постучалась и вошла. Навстречу ей поднялся средних лет мужчи-
на в синей форме.
– Проходите, садитесь, - сказал он.
Потом отвернулся к шкафу и спросил:
– Чай будете?

Аня отказалась.,
– А я – с вашего позволения…. Ещё дома не был. Не шутка – зам.министра… Пока
кабинет осмотрели, пока протокол, акт изъятия, ночь пролетела.
Налив в керамический чайник кипятку, он ополоснул его, вылил воду в баночку, по-
том засыпал чай, снова налил кипятку, закрыл крышкой и посадил на него игрушку-грелку.
– Простите, - обернулся, он. - Вот только чаем и спасаемся. Думал сегодня с внуком
на ёлку, ан – нет, служба.
Аня начала нервничать. Время идёт, а он чаи распивает.
– Да вы не волнуйтесь, надеюсь, мы быстро. Позвольте ваш паспорт и пропуск.
Аня отдала, он внимательно полистал паспорт, потом спросил:
– Кем вам доводится, извините, доводился Виктор Иваныч?
– Крёстным.
– Надо же, - присвистнул Денисов, - неплохо, неплохо….
Его манера говорить стала раздражать Аню.
– Извините, - сказала Аня, - можно по существу?
– Ну, по существу, значит, по существу. Вчера при осмотре кабинета покойного в
сейфе был обнаружен пакет на ваше имя, мы его вскрыли при понятых. В нём находились
завещание и дарственная на очень крупную сумму.
– На какую ж? – язвительно поинтересовалась Аня.
– Анна Алексеевна, поймите, что если б разговор шёл о ста тысячах, то мы вас не вы-
звали б сюда. Вы в этом отдаёте себе отчёт?
Аня извинилась, сославшись на нервы и переживания.
– Волноваться вам придётся очень скоро, когда узнаете размер завещания.
Аня снова спросила:
– И сколь велико сие завещание?
Денисов взял листок и протянул Ане: на листке был перечень обектов завещания. Аня
не поверила своим глазам, там была московская 4-х комнатная квартира на Чистопрудном
бульваре, коттедж и две дорогие машины. Аня, опустив листок, с недоверием посмотрела на
Денисова.
– И это всё мне?
– Не совсем вам. И это ещё не всё. В перечне указана только недвижимость и не ука-
заны ценные бумаги. По нашим подсчетам, примерно… - и он написал сумму с семью ноля-
ми и добавил в валюте североамериканских штатов. - Но они находятся в немецком банке.
Всю процедуру вступления в наследство и получения этих бумаг вам сможет объяснить на-
тариус или юрист, специализирующийся по этому профилю. После соответствуюшей про-
верки Вы сможете приступить к поцедуре вступления в наследство. Ну, об этом всё. Теперь
вот какой вопрос. Барабанов не абы кто, и похоронить его надо достойно, надеюсь, вы пони-
маете. Ну, вот, пожалуй, и всё. Думаю, что все действия вам надо согласовать с адвокатом.
Всего доброго, - и он подписал пропуск.
Анна спросила:
– Почему этим занимается прокуратура? Что, в этом всём есть что-то криминальное?
Виктора Ивановича в чём-то подозревают?
– Думаю, что нет, но.... Придётся разбираться, сами понимаете: и человек государст-
венный, и деньги не малые. Поступил звонок сверху. Мы люди государевы, что прикажут....
Да не волнуйтесь вы так, думаю, что всё в рамках…. Вот ещё что: просили связаться с мини-

стром по поводу похорон и гражданской панихиды. Тело находится в морге, после вскрытия
и соответствующей экспертизы его выдадут в ЦКБ. Вам надо сейчас туда съездить, и там всё
скажут и выдадут справку о смерти. После похорон, пожалуйста, загляните к нам, чтоб ула-
дить кое-какие формальности. Просьба не затягивать с этим.
Аня вышла из прокуратуры в полубредовом состоянии. Увидев её, Сергей испугался.
– Аня, что случилось?
– Подожди, Серёж, дай прийти в себя.
Сергей спросил:
– Ну что, поехали домой?
– Нет, Серёж, подожди. Серёжа, ты знаешь, где находится ЦКБ?
– Ну, примерно знаю, а что?
– Это далеко?
– Метро Молодёжная…. Да скажи ты, в чём дело?
Аня рассказала всё, что ей сказал следователь, и сказала:
– Поехали быстрей. Что там и где, не знаем, а надо ведь всё успеть, и министру надо
позвонить….
Теперь Сергей сказал:
– Подожди, Ань, дай прийти в себя! - Он открыл окно и глубоко вдохнул морозный
воздух. - Дааа, дела!
Посидели молча. Потом Сергей сказал:
– Ань, я и не мог предположить ничего такого. Ладно, поехали.
– В больнице им сказали, что не могут выдать документы без подтверждения их пол-
номочий на получение документов. Аня позвонила Денисову. Тот сказал:
– Ну, это мы сделаем, это моё упущение. Но я тоже не очень знаком с этими процеду-
рами. Да, Анна Алексеевна, в этой суматохе я забыл передать письмо, адресованное лично
вам. Давайте сделаем так: я сейчас оформлю документы и передам в секретариат, а вы смо-
жете там их забрать. Или приезжайте завтра, а сейчас, если вам не трудно, дайте трубку ка-
кому-нибудь ответственному лицу.
Аня передала трубку врачу, который занимался их вопросом. Врач представился, по-
слушал и сказал:
– Хорошо, давайте так и сделаем.
Передавая телефон Ане, он сказал:
– Когда вы предполагаете забрать тело?
Аня вопросительно посмотрела на Сергея.
– Доктор, мы не знаем. Сами видите, нам надо документы оформить.
– Хорошо, - сказал врач. - Поступим так: мы пока подготовим тело, сейчас зима, мож-
но немного продлить срок заморозки. Только не затягивайте.
В секретариате Анне выдали под роспись большой серый запечатанный конверт с пе-
чатями. В машине Аня вскрыла конверт, там лежала справка с разрешением на выдачу тела,
адрес нотариальных контор в Москве и Мюнхене. И ещё один – незапечатанный – конверт:
это было писмо к ней от Виктора Ивановича.
Глава 3
В письме Виктор Иванович обращался к Ане:

«Дорогая внучка Аннушка, я знаю, что скоро умру, поэтому пишу тебе. Аннушка, по-
сле смерти нашего сына больше детей у нас не было, за что-то нас покарал Бог. Может быть,
за то, что я был ярым атеистом. А, может, за то, что делил людей по своим принципам, не по-
божески, а как нас учили в нашей стране, что человек должен в первую очередь быть строи-
телем коммунизма, и сначала общественное. Я свято в это верил и не терпел людей слабых,
чтил заветы Ленина. Мне казалось, что вот ещё немного, и весь наш замечательный народ
будет счастлив. Но, попав в Москву, я увидел беспринципных людей и разуверился в своих
идеалах. Когда мы крестили тебя, мы это делали почти тайно. Мы были партийными, но Зоя
Фёдоровна заставила меня согласиться с просьбой твоего отца и матери стать твоим Крёст-
ным, за что я ей благодарен. Она после смерти Антона втайне от меня ходила в церковь, я
это знал, но молчал. Не мог я лишить её хоть какой-то надежды, а коммунисты не давали
этой надежды, они утверждали, что души нет. А каково это матери? Когда я встретил твоего
отца, он напомнил мне меня молодого, и то, что я хотел видеть в сыне, я увидел в нём! Но
жизнь – штука злая….
Анна, я очень богат, хотя никогда и никому об этом не говорил. Это в последнее вре-
мя, в связи с тем, что наше министерство начало приватизировать заводы и подписывать до-
говоры с иностранными фирмами, у меня появилось возможность участвовать во всём этом.
Я видел, как коммунисты рвали партбилеты и выстраивались в очередь в церковь, толкая
друг друга и доказывая всем с пеной у рта, что они всю жизнь верили в Бога и тайно молили
его, чтоб Советская власть рухнула. Я видел тех, кто с трибун кричал о равноправии, а вече-
ром ехал в распределитель за икрой мимо очередей за хлебом. Видел, как миллионеры ста-
новились коммунистами, как за депутатский значок давали взятки секретарям партии. И я
понял, что коммунизм – это утопия. Никогда человек не отдаст незнакомому человеку свои
новые сапоги, а сам пойдёт по морозу босым! Да, были такие, как Корчагин, и над ними
смеялись. И громче всех те, кто с трибун призывали брать пример с Корчагина.
Аня, я завещаю всё, что заработал, вам с Антоном! Аня, пусть хоть вы будете жить
хорошо, а не тот мифический житель коммунизма….
P.S. Анна, прошу похоронить меня в родном городе. Я так и не стал москвичом. Я всё
тот же Витёк с Пролетарки. Аня ещё просьба: сделай так, чтоб меня отпевали в церкви Вос-
кресения Христова, в которой крестили.
Аня, еще две просьбы. Первая и главная: перезахоронить З.Ф., чтобы мы лежали ря-
дом. Вторая: воспитай Антошку настоящим человекам, хотя я не сомневаюсь, что ты и так
это сделаешь…
Прости за то, что не сдержал обещание, не нашёл твоего Отца.
Твой Крёстный, В.И. Барабанов. 3.01.200... года».
Все бумажные процедуры были закончены. Гроб с телом привезли в министерство ус-
тановили в фойе, вывесили большой портрет, уложили венки от Совмина, от министра, от
правительства. Был венок и от Анны с Сергеем, с надписью «Деду от внуков». Выставили
почётный караул. Около гроба поставили стулья и усадили на них Анну и каких-то не знако-
мых ей людей. Народ проходил у гроба, клали цветы, подходили к Анне, приносили собо-
лезнование, а она думала: вот ушёл из жизни человек, который ради идеи не щадил ни себя
ни других, требуя от них того же, что считал правильным и делал сам. Во время войны, бу-
дучи ещё совсем мальчишкой, работал по 12 часов на заводе. Когда немцы вошли в город,
добился того, чтоб на тайном заседании комсомольской ячейки, которую они сами организо-
вали, его, 13- летнего, приняли в комсомол, хотя ему не хватало года до положенного возрас-

та. Не было бланков комсомольских билетов. Они сами вырезали красную книжечку из пе-
реплёта какой-то книжки, нашли маленький портрет Ленина и приклеили его, а внизу чёрной
тушью списали слова с настоящего билета ВЛКСМ и торжественно его вручили на берегу
Волги, где прятались от посторонних глаз. Шёпотом спели гимн и по одному и двое разо-
шлись. Как потом учился в вечерней школе, как поступил в вечерний институт и как свято
верил в свою Родину! Которая предала его, и человек ушёл из жизни, так и не поняв, зачем
он отдавал себя всего родине и требовал этого от других.
Закончилось прощание. Министр сказал прощальные слова, и все разошлись. Подо-
шёл человек и сказал:
– Анна Алексеевна, не волнуйтесь, с городом всё устроили, везде договорились. Зав-
тра к 8 часам подадут катафалк и автобус. С вами на погребение поедут несколько человек,
друзья и представители министерства. Вас там встретят, разместят в гостинице. Договори-
лись, что уже будет готов зал в заводском клубе. Там в 12 часов откроют доступ для проща-
ния. И в церкви обещали договориться, на следующий день отпоют в церкви и захоронят.
Поминки заказали в ресторане на 50 человек, если что, то там разберутся. Место на почётной
аллее будет готово. Будете подъезжать к городу, позвоните по этому телефону, - он протянул
чью-то визитку, - и вас встретят на въезде в город.
Аня с Сергеем решили ехать на своей машине. На подъезде к городу она позвонила и
сказала, что они проезжают Московское море, и спросила, где их будут ждать. Ей сказали,
что ждать будут на въезде в город, и назвали номер машины, на которой приедут за ними.
Сергей обогнал автобус и катафалк, показав, чтоб они ехали за ним. При въезде в город стоя-
ла машина, их сопроводили к назначенному месту.
Гроб установили в зале. Народу почти не было, только представители голода, не-
сколько пожилых людей, которые когда-то работали с Виктором Ивановичем на заводе. Сре-
ди них была женщина, она подошла к Ане и поздоровалась, спросив:
– Вы Анна Алексеевна?
– Да, - ответила Аня.
Женщина протянула руку и представилась:
– Вера Петровна. Мы вместе, ваш папа и я, работали с Виктором Иванычем.
Аня сказала:
– Очень приятно. Извините, Вера Петровна, может, сейчас не к месту, но я все-таки
спрошу. Вера Петровна, вы не знаете ничего о папе?
Та отрицательно покачала головой.
Нет, Аня, не знаю. Я его последний раз видела года полтора назад, он на кладбище
перед пасхой на могиле Лены убирался, и больше не видела. Слышала, что он у какой-то
женщины за Волгой живет.
– Он что, женился?
– Да нет, он там вроде комнату снимает.
– Вера Петровна, а можно поподробней?
– Ну, хорошо. Вот закончим панихиду, поедем ко мне и поговорим, Анечка.
Через час народ разошёлся, обещая завтра к церкви придти. Подошёл молодой чело-
век и сказал:
– Может быть, закончим? А то уже нет никого, только любопытные ходят.
– Да-да, конечно. А как с людьми быть? Нам сказали, что их в гостиницу поселят?

– Да, сейчас мы вас отвезём, вас там и накормят. Сейчас позвоню, чтоб накрывали
столы.
– Спасибо, но мы пока поедем к Вере Петровне, а потом приедем. Скажите, чтоб нас
не ждали и обедали без нас.
Вера Петровна засуетилась.
– Анечка, я сейчас вас накормлю….
– Нет, не надо, Вера Петровна, мы не надолго. Вот если можно, то чаю….
– Конечно. Вы пока посидите, я сейчас.
За чаем Аня стала расспрашивать про отца. Вера Петровна вообще-то мало, что знала,
ничего нового сказать не могла, но Аня теперь надеялась, что папа жив. Тем более Вера Пет-
ровна сказала, что могилка всегда ухожена. А вот где искать отца, она не знает. Может быть,
где-нибудь встретит, то тогда сообщит. Аня дала номера телефонов и адрес, пригласила Веру
Петровну в гости и спросила:
– А вы хотя бы примерно знаете, где он за Волгой живёт?
– Да откуда, Аня?
– Ну, хоть примерно, Вера Петровна, хоть приблизительно в каком районе, Вера Пет-
ровна, где может быть отец?
Когда они прощались, уже темнело. В прихожей Вера Петровна тихо сказала Ане:
– Не хотела я, Анечка, тебя расстраивать…. Пьёт он очень сильно.
В машине Аня сказала:
– Серёжа, давай проедем туда, где отец. Найти, конечно, не найдём, но хоть примерно
посмотрим, где искать. Поедем, а?
На улице уже было темно, но Сергей не хотел расстраивать Аню, и они поехали. Аня
начала что-то вспоминать, но многое было перестроено, и дома почти все были кирпичные,
двух- и трехэтажные коттеджи. Но Аня чувствовала, что она здесь была, и ей что-то здесь
знакомо, но в темноте она не могла сориентироваться.
Она сказала:
– Серёж, это где-то здесь. Если я правильно помню, где-то здесь жила одна женщина,
баба Тома.
– Аня, может быть, мы завтра попробуем по-светлому поискать?
Сереж, а если мы завтра не сможим? Пожалуйста, давай приедем сюда, попробуем
поискать!
– Аня, ну, конечно, мы с тобой в начале февраля приедем. Я на работе немного раз-
гребу, и мы дня на три приедем.
В церкви народу почти не было, были только те, кто приехал из Москвы, и несколько
человек из тех, кто был вчера. Было тихо. Пахло ладаном. Священник густым голосом читал
молитвы, и певчие подпевали ему. У Ани не выходило из головы вчерашнее. Вера Петровна
плакала.
На кладбище приехали быстро. Думали, что будет много народу, заказали два автобу-
са, но все уместились в автобус, приехавший из Москвы. Было холодно, и поэтому похороны
прошли скомкано. Все замёрзли и пошли в автобус, чтоб ехать на поминки. Аня сказала:
– Вера Петровна, мы сейчас сходим на могилку к маме и приедем на поминки.
Автобус стал разворачиваться, а Аня пошла к маме.
Могилка была засыпана снегом. Аня попросила Сергея оставить её одну. Сергей по-
шёл в машину. Аня стояла у могилы и потихоньку плакала. Она рассказала маме, что у неё

есть внук Антошка, что она даже боится свого счастья, боится, что повторится то, что про-
изошло с ними, с мамой и папой, и пообещала, что найдёт папу. А на Пасху приедет и приве-
зёт Антошку. Потом поцелавала памятник и ушла.
В ресторане зал был закрыт на спецобслуживание, столы напрыты на пятьдесят чело-
век, но народу было человек двадцать. К ним подошла Вера Петровна.
– Аня, народу мало, а столы ломятся. Что делать-то? Аня, вы пока садитесь за стол, а
я соберу с незанятых столов в пакеты, и вы возьмёте с собой, хорошо?
– Нет-нет, нам ничего не надо. Вы лучше сами разберитесь, договорились? Ну вот и
хорошо. Мы сейчас помянем и поедем, ещё поищем, я, по-моему, припоминаю, и по светло-
му попытаемся найти бабу Тому.
Когда они уходили, народ ещё сидел и поминал Виктора Ивановича.
Аня подошла к Вере Петровне, поблагодарила её за всё. Договорились, что они прие-
дут в начале февраля.
Сергей начал нервничать.
– Анечка, мы тут уже третий раз проезжаем, может, хватит? Приедем в феврале….
Аня рассердилась на него.
– Серёжа, я от нечего делать с тобой катаюсь? Пойми, пожалуйста, и не сердись.
Они повернули в очередной раз в какой-то проезд.
– Стой, стой! Кажется, вот этот дом!
Они остановились около дома, обшитого зелёной облупившейся краской вагонкой.
Аня постучала в калитку, подождала и постучала громче. Ответа не было. Аня пошла к ма-
шине. В доме напротив открылась калитка, и пожилая женщина спрсила:
– Вы к кому?
Аня хотела сказать, но запнулась: она не помнила ни её отчества, ни фамилию.
– Вы не знаете, кто живёт в этом доме?
– А кого вам надо?
Аня сказала:
– Баб Настя пришла злая. Верка спросила:
– Ты чё, как белены объелась?
– Объешься тут не только белены! Верк, ты представляешь, прихожу вчера, а на кухне
на новом столе сковородка перевёрнута, всё на полу – картошка, котлеты…. Весь стол в мас-
ле, газета какая-то, вообще чёрти что! Я в комнату – вроде всё нормально. Стала раздеваться,
смотрю: калошница болтается, потрогала, а она не привёрнута. А мне обещал, что всё сдела-
ет. Глянула: дверцы в стенке стоят, всё нормально, ничего не пойму. Отошёл что ль куда? А
потом смотрю – у шкафа дверца открыта, я туда. Ну, сволочь! Так и есть: водку утащил, на
новоселье берегла. Да ляд с ней, с бутылкой. Спросил бы, не дала б, что ли? Вот уж точно,
Верк, ты говорила, горбатого могила исправит! Вот сволочь, а?
– Насть, а он сделал-то всё?
– Да всё, только калошницу не прикрутил.
– Настюш, я Павлику скажу, придёт – прикрутит.
– Да я, Верк, не из-за этого, я потому, ну…., что ж это такое? Ну, Лёха вроде на вид
мужик-то нормальный, а на-ка ж, вот тебе. Ну, никому нельзя верить! Вот придёт, никуда не

денется, жрать захочет – придёт, знаю я их, алкашей! И что они все липнут ко мне, как бан-
ный лист к заднице. Да ты ж сама: он хороший, он хороший! Все они мудаки!
Настя ждала, что Лёха придёт в столовку, но уже и вечернюю смену накормила, его
не видно и не слышно. Погода была отвратительная, подморозило, и ветер дул холодный,
поднимая кучи холодных, острых, как стекло, снежинок. Настя решила: не пойду домой,
здесь, у Эльки на диване, посплю, куда в такую погоду переться. Она позвонила Верке, ска-
зала, что утреннюю смену сама откормит.
– Ты поспи, придёшь попозже, Верк. Я сегодня домой не поеду, здесь останусь, такой
ветрюга.
Верка спросила:
– Этот-то не заявлялся?
– Нет, нету. Да проспится, появится.
Верка пришла к обеду. Настя сказала:
– Всё готово, только не успела свёклу на салат натереть. Да, Вер, вот ещё что: там, в
кладовке, сок яблочный скоро забродит. Прогони его, сколько сможешь, хорошо? Я съезжу
домой, переоденусь, да посмотрю, что там. Я хоть и сказала соседке, чтоб без меня не пуска-
ла, да она глухая, уставится в телевизор и ничего не слышит, хоть святых выноси.
– Ну, давай. Ты, если что, звони.
Настя пришла домой, но дома было всё тихо, и Лёха не приходил. Настя покурила и
взялась за уборку, она начала мыть кухню. Настя радовалась: вот теперь она сможет идти
домой, где всё чисто и красиво. Ей нравилось, как Лёха сделал ремонт, он делал так, как хо-
тела Настя, добротно и красиво. Плита теперь стояла впритык к угловому столику с мойкой,
и кухня казалась больше. Это Лёха настоял, чтоб угловую мойку поставить, она сначала не
хотела: что за хрень, раковина в углу – не подойти, не подъехать. Но Лёха настоял, и теперь
Настя видела, что он был прав. Она достала мусорное ведро, в тот раз так и не выкинула, на-
чала туда бросать мусор с пола, который неизвестно зачем подметала, ведь она ещё в тот раз
всё вымыла, а бабка только чай пьёт и очень аккуратная, несмотря на свой возраст.
Настя накинула пальто и собралась выносить мусор. Поставив ведро в прихожей, она
нагнулась, чтоб надеть сапоги, и тут её внимание привлёк кусок промасленной газеты. На
фотографии был бывший директор их завода Виктор Иваныч Барабанов. А внизу был некро-
лог. Настя аккуратно достала газету и прочла. Прочла и поняла, что случилось, почему Лёха
взял бутылку. Настя села на табуретку и задумалась. Потом позвонила в столовую.
– Вер, это я. Лёха не приходил?
– Нет. А что, соскучилась? - хохотнула Верка.
– Вер, что-то мне не по себе, не случилось ли чего.
– Да что с ним будет? Небось, в своём бомжехранилище валяется…
– Где-где?
– Да похмеляется в своей каморе, там, в бане…. Он как напьётся, так и прячется туда,
наверное, там валяется. Или где ещё похмеляется. Ты скоро приедешь?
– Еду.
Приехав в столовку, Настя рассказала про газету. Потом сказала:
– Чует моё сердце, что тут что-то не так, не мог Лёха так сделать. Слушай, Вер, пой-
дём в камору, вдруг с ним что случилось, давай сходим.
– Пойдём, - сказала Верка, обувая сапоги и накидывая пальто.

Дверь была завалена снегом, но, когда они постучались, Собака залаяла и начала
скрести дверь. Женщины, не сговариваясь, стали ногами отгребать от двери снег.
Когда они открыли дверь, то в темноте ничего не увидели, только Собака выскочила
из двери и прямо тут же присела. Глаза привыкли к полумраку, и они увидели, что Лёха ле-
жал на диване, откинув с себя покрывало и что-то бормотал. Они решили, что он пьяный, и
уже хотели уйти, но Собака стала метаться, как будто хотела что-то сказать. Она бросалась
то к Лёхе, то к женщинам и скулила, глядя в глаза, и опять бросалась к Лёхе. Верка подошла
и стала будить Лёху, потом резко выпрямилась.
– Насть, иди, быстрей вызывай скорую! Смотри, он, как огонь, горячий, бредит. Беги
я тут побуду, да дверь закрой.
Настя побежала звонить. Лёха что-то говорил, то кутаясь в покрывало, то наоборот
его сбрасывал. Звал Лену, Аню, Собаку, какого-то Виктора Иваныча, бормотал о каких-то
станках, разговаривал с каким-то Ихтияром. Облизывая сухие губы, просил пить. Верка пы-
талась что-то найти, чтоб налить воды. Наконец, она нашла кружку. Стала искать воду и
споткнулась о кучу тряпок. Это была Лёхина одежда, в которой он пришёл с Волги, одежда
была сырая, лежала кучей. Под ногами, скуля, крутилась Собака и всё звала к Лёхе. Верка на
неё прикрикнула:
– Ууу, пошла, чего под ногами крутишься!
Собака зарычала на Верку, но отошла и села рядом с софой. Верка подошла и при-
подняла Лёхину голову, стала его поить. Вода была с запахом него-то неприятного, но Лёха
с жадностью стал пить, стуча зубами по краю кружки. Напоив его, Верка аккуратно опустила
его голову на нечто, похожее на подушку. Лёха опять стал бредить и раскрываться. Верка
укутала его покрывалом, сняла с себя пальто и накрыла Лёху поверх покрывала.
Настя звонила в скорую. Там стали спрашивать, сколько лет, что с больным. Настя
отвечала, но когда стали спрашивать адрес, она замолчала. В трубке женский голос с раз-
дражением произнёс: скажите адрес больного. Настя не знала, что ответить, и назвала адрес
столовой. Голос сказал: ждите.
Машина приехала минут через тридцать. Врач, немолодой мужчина, спросил, куда
идти. Настя снова замешкалась, но потом повела врача. Придя в камору, врач удивился:
– Это что, он здесь живёт?
– Нет, - сказала Верка, это мастерская, а живёт в другом месте.
Врач подошёл к Лёхе, Собака зарычала, врач остановился, вопросительно посмотрев
на Настю. Настя взяла Собаку за ошейник и стала успокаивать, та затихла. Врач, осмотрев
Лёху, сказал:
– Надо срочно госпитализировать, - и обернулся к Насте, державшей Собаку, - позо-
вите фельдшера и водителя с носилками.
Настя вывела упирающуюся Собаку и пошла за фельдшером. Сделав несколько уко-
лов, врач сказал:
– Кладите на носилки и укройте потеплей.
– Куда вы его? - спросила Настя.
– В шестую, - ответил фельдшер.
Машина, включив сирену, поехала, набирая скорость. Сидевшая всё время, пока гру-
зили Лёху, Собака рванулась за машиной. Она бежала, прихрамывая, из последних сил ста-
раясь не отстать, но машина набирала скорость, и Собака стала отставать. На дороге сигна-
лили, но Собака, не обращая на это внимания, всё пыталась догнать машину.

Вечером Настя позвонила в больницу. Ей ответили, что состояние тяжёлое, подозре-
ние на двухстороннее воспаление лёгких, находится в реанимации, температура 40,2. Настя
спросила, как навестить, ей сказали, что в реанимацию не пустят, он не приходит в сознание.
Настя спросила, как поговорить с лечащим доктором, ей ответили, что врач будет только
завтра, и лучше всего подойти часов в 12, после обхода.
Утром Настя пришла пораньше и стала скорее варить бульон, овощи. Пришла Верка.
– Насть, ты чего так рано прискакала? - спросила она.
– Верк, надо сегодня к Лёхе сходить, в реанимации он, без сознания лежит.
– Ой, да ты что! А что с ним?
Настя сказала.
– Вот это дааа, допился! Насть, как думаешь, что всё-таки случилось?
– Кто ж его знает! Видела? Вся одежда мокрая. Придёт в себя, Бог даст, расскажет.
– Надо ему что-нибудь отнести. Что ему можно?
– Вер, не знаю, меня к нему пока и не пускают. Вот сегодня всё и узнаем.
Настя поехала в больницу, подождала врача. Он не сказал ничего утешительного. По-
том вернулась в столовую.
– Надо ждать, говорит, организм никуда не годится.
– Да уж, какой там организм, столько болтаться, хрен знает где, - сказала Верка.
– Там ещё спросили документы, а я откуда знаю, где у него документы. Сказала, что
не знаю.
Через неделю Лёха пришёл в сознание, а ещё через неделю его перевели в палату. К
нему пришла врач.
– Здравствуйте, - сказала она, - давайте знакомиться. Я ваш лечащий врач, Лариса Ви-
тальевна Силакова.
Лёха смотрел на высокую красивую женщину лет 45-50. Лариса Витальевна сказала:
– Мы ничего о вас не знаем, так что, Алексей, давайте оформим карту. Ваше имя
Алексей, отчество?
Он ответил:
– Никитич, - и назвал свою фамилию.
– У вас есть какие-нибудь документы?
– У меня их украли.
– Но у вас вообще есть какие-нибудь документы? Что, украли все?
Лёха сказал, что только свидетельство о рождении и партбилет должен был остаться,
но он не знает, на месте ли они. Врач задумалась.
– Что делать-то будем, Алексей Никитович, а? Как быть нам без документов? Ну, хо-
рошо, а как можно узнать, что с документами, которые не украли, и хоть что-то предоставить
нам. Вас привезли без сознания, без документов, без одежды. В приёмных документах напи-
сано, что вас из мастерской забрали. Вы работаете?
Лёха ничего не помнил, ничего после того, как он пришёл в камору.
– Вы не знаете, там была Собака? Где она? - спросил он.
– Алексей, вам сейчас надо о себе думать, а не о собаке.
Лёха промолчал, тяжело вздохнул, в лёгкое ударило сапожной иглой. Он ойкнул.
– Где у вас болит? - спросила врач. Лёха сдавленным голосом сказал:
– Здесь, - и показал на лёгкие.
– Лариса Витальевна сказала:
– Вы можете повернуться ко мне спиной?
Лёха повернулся. Она начала его слушать и простукивать.
– Курите?
– Да, - сказал Лёха.
– Курить вам совсем нельзя. Ну что, будем лечиться. Только, чур, не заниматься
ерундой и выполнять все назначения врача, договорились? Ну, а что с документами делать?
Лёха попросил позвонить Насте, чтоб она пришла. Настя накупила фруктов и пошла к
Лёхе. Лёха лежал и дремал, когда пришла Настя с пакетами и стала раскладывать фрукты,
кое-что помыла, кое-что убрала в холодильник. Лёха открыл глаза. Настя, увидя это, присела
на табурет.
– Ну как ты, Лёш, что случилось?
Лёха рассказал. Настя сидела и тихо слушала, не перебивая, и смотрела куда-то сквозь
Лёху. Рассказав всё, что помнил, Лёха спросил:
– Насть, а Собака у вас?
– Нет, Лёш, она за скорой рванула и всё, больше не приходила. Может, под машину
где попала….
Лёха закрыл глаза, его изуродованные губы задрожали, из глаз на небритую щеку вы-
текла слеза.
– Насть, у меня к тебе огромная просьба, помоги, если сможешь….
– Ну, если смогу, помогу, - в рифму сказала Настя. – Говори, чего надо.
– Насть, съезди по этому адресу, - он назвал адрес. - Там есть старуха, баба Тома. Ес-
ли она ещё жива, то спроси у неё мои документы, все, что есть, и привези. И, Насть, ты обе-
щала мне за работу немного заплатить…. Ты на эти деньги лучше мне купи, ну, там пару
трусов, маек и какой-нибудь дешёвенький спортивный костюм. Ладно, Насть? А то даже в
туалет не в чем сходить. Вот хожу в больничном халате, как оборванец… - Лёха запнулся.
– Лёш, ну конечно, прямо сейчас и поеду. Только ты скажи, как там лучше пройти, а
то в этом посёлке заплутаешь…. И за бельём заеду. Договорюсь с Веркой, она отпустит.
Через день Настя приехала с Веркой. Они привезли трусы, майки, носки, спортивный
костюм, бритвенный станок, зубную пасту, мыло и всякое такое ещё – из одежды.
– Вот, Лёх, не новое, от Мишки осталось, ему теперь государство амуницию на де-
сять лет выдаст, а тебе пригодится.
Настя по-хозяйски полезла в холодильник, посмотрела и сказала:
– Лёш, ты почему ничего не съел? Вон и на тумбочке все цело… Ты давай дурака не
валяй, а ешь! Слышал, что врач сказала? У тебя весь организм ослабленный.
Верка влезла со своей шуткой:
– Это как это, вся организма ослаблена, ты откуда знаешь про всю организму? Поди,
проверяла!
В палате засмеялись.
– Ты смотри тут, Лёх, не озорничай, а то вон Настюха оторвёт тебе эту самую орга-
низму.
В палате снова засмеялись. Настя сказала:
– Да полно тебе, Верк, я уж и забыла, где эта самая организма и растёт-то….
В палате снова засмеялись. Потом Настя серьёзно сказала:
– Была я за Волгой, но никого не застала, или никто не открыл. Вот будет выходной, я
обязательно поеду.

Лёха приуныл, он очень рассчитывал, что Настя привезёт документы.
– Насть, там не было такой огромной злой собаки, - спросил Лёха, а сам подумал про
Фёдора.
– Не, Лёш, не было. Но там кто-то живёт, тропинка очищена, и снег с крыльца убран,
я через забор заглянула. Да не расстраивайся ты, найдётся твоя баба Тома.
– Тебе сейчас покой, Лёх, нужен, - сказала Верка. - А что вообще врачиха говорит?
– Да что говорит… Так вроде улучшается, вот только пока вставать не велит, только в
туалет, да и то по стеночке хожу. Пройду метров десять, и сил нет, задыхаюсь. Вот спасибо
ребятам, если что, то всегда помогают.
– Да ладно тебе, Лёх, - сказал сосед по палате, - мы тут все больные, так кто ж нам
поможет, как не мы друг другу. Вон меня когда привезли, тоже встать не мог, так ребята по-
могали. Теперь мы помогаем. Ты встанешь, ещё кому-нибудь поможешь, так оно и пойдёт,
так-то и должно быть.
– Добром делиться будем, как бегуны палочкой, вот и будет тогда лад да порядок, -
сказал лежащий в углу старик. - Коль по заповедям господним жить, - заключил дед Иван,
старик лет восьмидесяти.
Он верил в Бога и всегда, когда звучал колокол, крестился и беззвучно шевелил губа-
ми. Церковь Белая Троица находилась метрах в ста от больницы, и когда звонили, то было
хорошо слышно. Дед говорил:
– Ты вот, Лёша, встанешь на ноги, мы с тобой в церковь-то и сходим. Сдаётся мне,
Лёша, что тяжело у тебя на душе, лежит у тебя там смертный камень, и не можешь ты его
столкнуть оттуда. А Господь, Алёш, милостив, он тебе подскажет путь-то.
Лёха думал, откуда этот старик так точно про него всё знает, он никому ничего не
рассказывал. Поначалу мужики всё спрашивали – кто, да откуда, но Лёха старался уйти от
прямых ответов, и от него отстали. Это был странный старик с необычным, но каким-то
близким для Лёхи понятием жизни, и главное, что удивляло Лёху, то, что старик никому не
противоречил, но как-то умел убедить в обратном. Чем-то он напоминал Лёхе старика-
странника из пьесы Горького "На дне".
Пришла Лариса Витальевна, и женщины стали прощаться. Врач сказала:
– Подождите меня, пожалуйста, нам надо поговорить.
Верка с Настей вышли из палаты. Лариса Витальевна присела к Лёхе.
– Ну, что? Как сегодня себя чувствуем?
– Лучше, - сказал Лёха, - вот только устаю, пройду чуть-чуть и устаю.
– Алексей Никитич, я вам запретила вставать.
– Да я в туалет….
– И в туалет тоже. Если нужно, попросите судно.
В разговор влез весёлый мужик Костя.
– Правильно. Мы тут все капитаны, и у нас у всех своё судно имеется.
Все засмеялись, и врач тоже засмеялась, и снялась какое-то напряжение. Лариса Ви-
тальевна сказала:
– Я вам капельницу прописала пока без мочегонных, вот будете ходить, тогда....
Осмотрев всю палату, она вышла. О чём она говорила с Настей, Лёха так и не узнал,
зато Настя стала приходить к нему почти каждый день. Лёха спрашивал про Собаку, но каж-
дый раз слышал одно и то же: не прибегала.

– Насть, а может, она в камору прибегала? Ну, должна же она где-то появиться, она
ведь умная, она должна найти дорогу.
В конце недели Настя пришла с Веркой. Какими-то уж очень весёлыми они показа-
лись Лёхе. Он с нетерпением спросил:
– Что, Собака нашлась?
– Нет, Лёш, собака не нашлась. Нашлась Аня!
До Лёхи сразу не дошло:
– Какая Аня?
Настя сказала:
– Лёш, ты что? Дочь твоя, Аня!
Лёха закрыл глаза. Он никак не мог этого осознать. Ему показалось, что он спит. Или
Настя шутит! Придя немного в себя от такого потрясения, Лёха спросил:
– Где она?
– Лёш, она в Москве. Мы толком нчего не знаем. Вчера мы с Веркой нашли твою бабу
Тому. Приехали за Волгу, подошли к дому, стали стучать, никто не открывает, мы ещё. Вы-
шла соседка из дома напротив, спросила, кого нам надо, мы сказали, что ты просил нас найти
бабу Тому. Соседка так и села: да что ж вы, милые, молчите-то? Лёшка-то жив? А мы его,
болезного, уж и похоронили. Вона тут намедни дочь приезжала, всё его искала. Томка-то
почти не ходит, так мы по-соседски за ней и ходим. Пошли, милые, пошли, - и с этими сло-
вами сунула руку в калитку и открыла её. Баба Тома твоя с палочкой ходит, в доме чисто,
говорит, внучка приезжала, убралась, всего накупила, говорит, приеду ещё. Аннушка-то
прямо красавица, с мужиком с ейным приезжала, мужик-то больно складный, большой у ей
мужик, страсть, какой большой. Обещалась в следующий раз внучка привезти, да доживу ль,
не ведаю, говорит. Я спросила насчёт документов, она говорит, как же, как же, вот тут они и
есть. Полезла в комод, достала коробку и отдала нам. Я про Анин адрес у неё спросила, она
сказала: всё, деточки, тута, всё в шкатулке. Потом всё сокрушалась, что послать гостинца те-
бе нету, всё, мол, этот антихрист увёз, всё и варенье, и всё. Не прописала баба Тома этого
Фёдора, вот его и выслали обратно-то, а он, пакостник, всё из погреба и увёз….
Лёха сидел и не верил своим ушам. Аня нашлась, его Клюковка, и, наверное, они уви-
дятся. Лёха спросил:
– А вы звонили в Москву?
– Да, Лёш, звонили, но они с мужем в Германию на неделю улетели. Сказали, что как
только приедут, то обязательно мне позвонят. Ой, Лёх, с этими новостями я и забыла: вчера
Собаку видели, она к столовке прибежала, голодная, грязная, худющая. Мы её накормили, и
она снова куда-то делась. Ну, наверное, теперь будет прибегать.
Лёхины глаза потеплели, и на искалеченных губах появилось подобие улыбки.
Глава 5
На улице стояла настоящая весна, она в этом году была очень ранняя и дружная. С
крыш капало, снег таял быстро, и уже были видны кое-где прогалины, эти чёрные веснушки
весны. Лариса Витальевна возилась с ним, как с ребенком, ругала его и просила исполнять
все процедуры и не нарушать режим. Лёха в точности исполнял всё. И это вместе с витами-
нами, с фруктами и всякой всячиной, которую приносили Настя с Веркой, давало свой ре-
зультат. У него появился аппетит, спал с лица серый налет, он стал выглядеть более или ме-
нее нормальным по сравнению с тем, что было, когда его привезли. Но врач боялась ослож-

нений. Лёха стал потихоньку вставать и смотреть в окно. Солнце уже грело хорошо, и через
стекло было даже жарко. Лёха пододвигал стул и грелся на солнышке, мечтая, как он встре-
тится с Анютиком, познакомится с внуком, с внуком Антоном, с Аниным мужем, найдет Со-
баку, и всё у него будет хорошо. Но он вспоминал, что негде ему встретить Аннушку, негде
встретить Антошку, он ведь бомж! Он думал о том, как ему показаться дочери, внуку, и со-
весть говорила ему: оставь всё, как есть. Как ты покажешься дочери? Как посмотришь в гла-
за? Как она это примет? Может, отвернётся от такого отца. И что тогда? Снова переживать
расставание? Снова потеря? И настроение у Лёхи портилось. Он ложился на кровать, отвора-
чивался к стенке, закрывая голову подушкой, как будто хотел отгородиться от всего мира.
Через несколько дней, проводя обход, Лариса Витальевна сказала:
– Алексей Никитич, на завтра назначен профессорский обход-консультация. Я вас
внесла в список, так что завтра вас проконсультирует один из лучших врачей в городе.
Вечером пришла Настя, снова притащила целый пакет.
– Насть, ну куда мне столько?
– Ничего, съешь. Меня дня три не будет, там Элька приезжает, надо бухгалтерию
подбить, сам понимаешь. Да к бабе Томе съездить надо. Не знаю, когда всё успею.
Лёха поблагодарил Настю, сказал:
– Чем, Настя, мне с тобой рассчитываться?
– Да чем-чем…. Угольками на том свете и рассчитаемся, - улыбнулась Настя.
Она немного, но заметно похудела, посвежела и стала выглядеть моложе своих лет.
Лёха смотрел на неё и думал: что надо человеку, чтобы быть счастливым? Вот Настя отдела-
лась от Мишки – и расцвела, отдохнула, успокоилась, похорошела. Он сказал Насте, что зав-
тра его профессор посмотрит и скажет, что к чему, и лечение назначит. Настя сказала:
– Что это тебя профессор смотреть-то будет? Что, генерал?
– Ну, вроде того.
На следующий день в палату вошло несколько человек. Первым шёл невысокий с
глубокими залысинами человек, за ним шла, неся в руках несколько амбулаторных карт, Ла-
риса Витальевна, за ней группа – человек 8-10. В палате сразу стало тесно.
Лариса Витальевна подошла к Лёхиной кровати, найдя его карту, стала зачитывать
диагноз, назначенное лечение и динамику болезни. Профессор внимательно выслушал, по-
том обратился к Леше:
– Снимите, пожалуйста, майку и ложитесь на живот.
Нагнувшись, он стал слушать его через какую-то деревянную коротенькую трубочку,
прося повернуться то в одну, то в другую сторону, то глубоко дышать, то задержать дыха-
ние. Потом положил пухлую, теплую, мягкою ладонь Лёхе на спину, а другой стал по ней
стучать, прислушиваясь к чему-то. Потом выпрямился и обратился к сопровождающим, стал
объяснять что-то на латыни, потом повернулся к Ларисе Витальевне и сказал:
– Ну, что вы себе думаете? Проведите курс… - и назвал лекарства, и он начнёт наду-
вать колеса у машин. Но пока – как можно больше лежать, лежать. А вам, молодой человек,
обратился он к Лёхе, - не вставать, фрукты есть, не переставая, круглые сутки, и вы скоро
пойдёте на весну смотреть. Молите Бога, что к Ларисе Витальевне попали. Если бы не она...,
-и похлопал Лёху по спине. - Ну, а через неделю посмотрим.
Что-то ещё сказав Ларисе Витальевне, он пошёл из палаты. За ним двинулись все ос-
тальные.

Лёха старался не вставать без крайней нужды. В пятницу на выходные из палаты от-
просились все, кроме него и деда Ивана. Лёха всё мучился вопросом, стоит ли ему встре-
чаться с Анечкой. Может, сесть на электричку и раствориться, на этот раз совсем в другом
городе, чтоб не нашлось и следа его на этой земле, чтоб Клюковке не было за него стыдно, за
такого опустившегося человека, за бомжа Лёху! Как он посмотрит ей в глаза, что скажет?
Почему не смог, почему не нашёл, почему не позвал, как он это объяснит, как?!
Лёха лежал, закинув руки за голову с закрытыми глазами. И хотя в палате было уже
совсем темно, он не хотел открывать глаза, так лучше думалось.
– Не майся, сынок….
Лёха вздрогнул от неожиданности.
– Не майся. Того, что прошло, не вернуть. Ты вот лучше вперед подумай, - раздался
голос деда Ивана. - Нехорошо у тебя на душе, Лёша, тяжело. Да что теперь – не вернуть….
Надо было сразу, а уж теперь-то…. Прости ты себя, не гневись. Человек, он не знает, как
правильно поступать. Уж потоооом, когда поступок-то наружу вылезет, вот он и узнает, как
надо было б, да уже поздно.... Ты, Лёш, видать, тяжёлую жизнь прожил, многое повидал,
многие страдания от судьбы принял, а вон не озлобился. Тяжело таким-то. Они зла-то не
помнят, вот их и гнетут почём зря, все одно простит. Много, Лёша, плохих людей, да хоро-
ших всё одно больше, - говорил дед Иван. - Вот ты, милок, посмотри: ведь к тебе женщины
пристойные ходят, знать, не последний человек ты. Ведь они тебе никто: не родня, не жена,
не с работы. Я, Лёша, всё вижу, жизнь, она и меня побила, покатала по крутым горкам, да
слезой умыла. Маешься ты. Видать, раньше ты не последним был-то человекам, да семью
имел, детишек, но вот что-то случилось. Всё за детей каешься, о них думаешь, себя коришь.
Бог он, Лёша, всё видит. Не печалься, грех это, унынье-то – большой грех. Верь, Лёша, в Ии-
суса Христа. Вот, Лёша, послушай, что говорил-то он на горе, что завещал, учил чему. Про-
сите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий по-
лучает, и ищущий находит, и стучащему отворят. Есть ли между вами такой человек, кото-
рый, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? И когда попросит рыбы,
подал бы ему змею? Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим,
тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него.
Лёха слушал и думал: как правильно, а ведь сказано за тысячу лет до нас. И откуда
этот старик узнал, о чём он думал только что.
– Это он, Лёша, о нас говорил. Смири свою гордыню, забудь о себе, пойди и сделай
так, чтобы видели тебя, и увидишь плод свой. Ибо сказано было так: нет доброго дерева, ко-
торое приносило бы худой плод; и нет худого дерева, которое приносило бы плод добрый.
Ибо всякое дерево познаётся по плоду своему, потому что не собирают смокв с терновника и
не снимают винограда с кустарника. Добрый человек из доброго сокровища сердца своего
выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от из-
бытка сердца говорят уста его. Лёша, ты вот сам еле выкарабкался, так в перворядь про соба-
ку говорил, всё спрашивал. Душа, Лёша, у тебя правильная, о других болеешь. А почто ду-
маешь, что о тебе не думают? Это ж кровь от крови твоё, плоть от плоти...
Старик замолчал. Лёха судорожно вздохнул, ему ужасно захотелось закурить. Лёха
решил: увижусь, а там будь, что будет.
– Вот, Лёш, встанешь, мы с тобой в церковь сходим, я тебя молиться научу, вот рас-
скажу тебе молитовку, заучи и молись. Молись сам. Ну их, этих попов, поп нынче, как ку-
пец: кто больше даст, за того и молитва длинней. Нет, Лёш, ты сам молись. Да ничего для
151
себя-то и не проси, сам управься. Бог он ведь всё видит и даёт, кто чего заслужил. А то...
Господи, дай корову! Да на, Никодим. Можа еще овечку надо? Так-то коммунисты хотели!
Нет, Лёшенька, уж так устроено, что посеешь, то и пожнёшь. И как бы енти коммунисты ни
пыжились, ничего у их не выйдет. Ведь оно как получается: что потопал, то и полопал, а они
– всё отобрать, да поделить. Вот нынче и в церковь их главный ходит, сам по телевизору ви-
дел, ей богу. Вот пакостники, тьфу! Глаза б мои на них не смотрели, прости Господи! - и пе-
рекрестился. - Они мерзопакостники. Семью мою, Лёш, раскулачили, а нас в Сибирь, малой
я был тогда. Было у отца нас 12 человек, да дед с бабкой. Работящий отец-то был, вот у нас и
было всё. Я с малолетства работал, и все у нас работали. Мы, малые, огород пололи, да в лес
за грибами-ягодами ходили. Кто постарше, тот по двору, а уж старшие в поле. Жили мы на
две избы, две коровы было, четыре лошади, хрюшки да овцы в овчарне грудились. А как
стали хлеб забирать (продразверстка), прости Господи, и он снова перекрестился, - да налоги
вводить, хоть с сумой по свету иди. У старших уж у самих детки растут, кормить надо. А чем
кормить? Вот дед и велел коров в лес увести подальше, там землянки вырыли да жили по
очереди. У нас Лёша, маслобойка такая ручная была, ещё от деда моего со старорежимных
времен осталась, мы её в землянку забрали, там масло били, да ночью в дом носили, оттуда
хлеб да провиант брали. Потом мать с бабкой масло в город возили, с того и кормились. В
лесу родничок загородили, вот вода и собиралась. Мы туда масло-то и клали, чтоб не таяло,
вода чистая, холодная. Да отец с братьями ночами приходили, с росы до обеда косили, а мы
уж потом сушили сено, да в схрон забивали, дед мудрый был. Вот и было б всё ничего, но
поймали матку с маслом, да в кутузку, спекулянтка! Да давай допрос творить, матка-то не-
грамотная, испугалась да что-то брякнула. Приехали с городу, да отца с дедом в город и за-
брали, а там тоже в кутузку. До нас добрались, кулаки, мол, да всех и в ссылку в тартарары.
Дед с бабкой не доехали, померли в дороге. Мать тифом заболела и тоже померла. Отца уже
на месте в ГПУ забрали, больше не видели мы его. Потом старших похватали, а мы разбежа-
лись. Мы с Митькой утекли, так вот из всей фамилии мы вдвоем и знаемся, а что с другими,
не ведаем. Нас поймали, и как шпану, в детдом. Там старшие и хлеб отбирали, и били, и ра-
ботать за себя заставляли. Митька-то старшенький на пять лет, в том году Бог прибрал. Да
что уж, пора, ему без семи годов сто было. Видать, за всех нас молится перед Богом. Пришли
с войны, у него медалей да орденов, его и назначили в председатели. А он и меня выписал.
Колхоз: одни бабы, нас трое мужиков было, да мальцы. Ни лошади, ни коровы…. Одно толь-
ко название – колхоз. Вот братка и решил, поехал в город, там с магазинами договорился, и
мы давай грибы солить, ягоды собирать, мёд в магазин сдавать, капусту солить, всё в мага-
зин сдавали. Людям понемногу зерна на трудодень давали. А на следующий год лошадей у
цыган сторговали. Весной вспахали, а сеять-то нечего. Что было, посеяли. Поехал Митька в
город семян просить, а там говорят, а где ваши семена… Митька говорит, что немного лю-
дям на трудодень выдал, да кое-где засадили. Там говорят: приходи через неделю, соберём
райком, поставим вопрос и решим, давать вам зерна или не давать. Митька заартачился, ка-
кая, мол, неделя? Сажать надо, а то земля подсохнет, тогда поминай, как звали, а не урожай!
А на утро пришли и увели, обвинили, что зерно продал, а лошадей купил. Всё припомнили: и
отца, и деда, не посмотрели, что два ранения, да орденов полна грудь! И покатил Митька на
10 лет за расхищение народного добра. Пришёл, усатый-то уже помер, да всё равно не про-
писывают: пораженец. Куды деваться? Я-то к тому времени женат был, да уже четверо маль-
цов было, и помочь-то ему нечем. Митька посмотрел, посмотрел, да снялся и в колхоз по-
шёл, жить-то надо. Мы так-то и потерялись. Потом письмо приходит, Митька нашёлся, пи-

шет, приеду. Вот, Лёш, меня тогда так же, как и тебя, скрутило. Митька-то был в правах вос-
становлен, реабилитирован, значит, да в заготконтору начальником его назначили, значит.
Митька, он шибко был бошкавит. Денег у него много стало, а я вот думал: было Митьке пло-
хо, я не смог помочь, да так устыдился, что хотел отписать ему, не приезжай. В глаза-то по-
смотреть совестно. Да слава Богу, не успел, зашёл Митька в комнату, а меня прямо кипятком
обдало, всё забылось. Обнялись мы. Да вот до прошлого года так и жили семьёй. Потом дом
поставили, Митка-то в магазине кооперативном работал. Большой дом, хороший, в нём и
сейчас живём. Не женился Митька. Была у него зазноба, да как-то не сложилось, чтоб вместе
им жить. Вот он с моими ребятами и возился, спасибо ему. Всех ребят выучили, все в люди
вышли. Старуха моя померла десять лет тому. Вот нас дети и обихаживали, потом внуки,
первого Митькой, назвали, как дядьку, значат. Потом Иваном, как деда и отца, значет. По-
том-то уж стали по-всякому называть.
– Дядя Вань, а много у тебя внуков? - спросил Лёха.
– Да, Лёш, вот смотри, - и он начал загибать пальцы, получилось двенадцать.
Потом сказал:
– Правнуков-то уж и не припомню всех.
Окно начала сереть.
– Вот, Лёш, и поговарили. Вон уже светает, давай спать, - сказал дед Иван и, кряхтя и
беззвучно шевеля губами, он повернулся на бок.
Лёха так и не смог уснуть, всё думал об Ане, о внуке. Всё-таки Бог и ему дал внука.
Вон дед какую тяжёлую жизнь прожил, а ведь ни разу не пожаловался. Всё своих вспоминал,
говорил: помру, так есть, кому похоронить. А вот его некому. Лёха подумал: вот теперь, на-
верное, будет, кому. Да вот только, как новую жизнь начать? Чтобы не стыдно было Антош-
ке в глаза смотреть, чтоб ему не было стыдно за деда. Лёхе было легко после разговора с де-
дом, и что-то старое, забытое шевелилось в душе – тоска по семье, давно забытые домашние
заботы, домашние тапочки, душ и чистая постель, утренние бутерброды с чаем и яичница.
Пришла медсестра, проставила на тумбочку тарелку с полуостывшей пшённой кашей,
стакан чая и два куска хлеба. Заворочался дед Иван. Лёха встал, пошёл в туалет, умылся,
пошёл к холодильнику.
– Слышь ли, Алёш? Ты мне тоже пакетик-то мой захвати, да молочка тама в бутылке-
то, страсть молочко люблю, ещё с мальства люблю.
Лёха принес два пакета, свой и дедов. Дед достал кипятильник, налил в литровую
банку воды и поставил кипятиться.
– Мы, Алёша, сейчас своё, домашнее, кушанье соорудим.
Он полез в пакет и стал доставать варёное мясо, яйца, сыр, масло, огурец, помидоры.
Лёха тоже достал колбасу, сыр, Настины котлеты. Всё разложили на столе. Дед сказал:
– Лёш, ты тут пока накрой на стол-то, а я за хлебушком схожу, не могу я без хлеба
есть-то, во рту пусто без хлебца-то, - и пошёл в столовую.
Лёха нарезал всего понемногу и положил на тарелку. Дед Иван принёс хлеб, посмот-
рел на стол и сказал:
– Нет, Лёша, так не годится. Ты вот чего, ты давай мой провиант весь на стол мечи, а
то сейчас мои придут, ругаться станут, что, мол, старый, не ешь. Выручай, Алёш, не гневай-
ся, но выручай, - и он засмеялся старческим смехом, как-то уютно, мягко.
К деду шли нескончаемой вереницей: дети, внуки, правнуки, снохи, жёны внуков и
несли, несли… Если он отказывался, то обижались, словно ревнуя друг к другу:

– Вот дед, Варька тебе картошки вчера принесла, так ты взял, а я натушила, ты не бе-
рёшь, почему?
Дед Иван делал серьезный вид и ворчал на них, сдвигая грозно брови, но у него не
получалось грозного лица, из-под густых бровей выглядывали два ласковых подслеповатых
глаза, и в усах пряталась довольная улыбка.
Лёха всегда отворачивался к стенке, когда приходили к деду. Ему, Лёхе, становилось
невыносимо одиноко. Ему хотелось, чтоб к нему тоже пришла Аня, но он не знал, где она. А
теперь знает, что у него есть ещё и внук Антошка, и что он их обязательно увидит! Что из
этого выйдет, он не хотел думать, и гнал от себя эти мысли. Главное, что есть Антошка, а
значит, их в любви соединённая с Леной кровь продолжает жить! У них есть внук Антошка!
В банке закипела вода, дед засуетился.
– Вот и хорошо, сейчас чайку заварим. А то, что это за чай? Помои, Лёша, а не чай!
И он, отсыпав в сморщенную ладонь чай, понюхал его, поохал, прихваливая:
– Это, Лёш, чай-то старорежимный, индийский, ещё от Брежнева остался. Чё ему в
железных банках-то станет. Вот Манька, средненькая, она, Лёш, в больших людях, она в Мо-
скве чем-то там заведует, она, Лёш, страшно сказать, полковник она. Она в Москве в каком-
то институте торговом училась, так там и познакомилась с Сашкой этом непутевым, он тогда
в лейтенантах ходил, токмо из училища вышел. Его на Дальний восток послали, а через год и
Манька закончила институт. Училась-то она, Лёша, очень прилежно, так ей красну книжицу
выдали. Ей, Лёша, слышь ты, говорили, ещё учиться давай, на профессора, во как! А она –
нет, говорит, любовь. Приехала, значит она к Сашке, - говорил дед, засыпая чай в банку и
закрывая её тарелкой, потом взял и обернул полотенцем, сказав, - пусть потомится.
– Так вот. Приехала, значит, Манька, а работы-то для ей и нету. Ну, посидела дома,
пошла к начальнику. Возьмите, говорит, хоть в уборщицы, не могу больше, мол, сидеть без
дела. Вот ей начальник и говорит: кабы ты в армии была, то мы тебя б в штаб, в тыловую,
понимаешь, часть взяли, а так как ты цивильная, то не можем. Вот она и вступила в армию.
Сашка-то очень бесился, она-то уж майором стала, а он ещё в капитанах ходил, обидно, по-
ди. Потом Маньку в академию направили, она в академию сдала, да училась, а Сашка-то за-
пил. Бабу нашёл. Так и пропал, как прыщ на воде. Потом Маньке-то отставка вышла, так её в
цивильные начальники позвали. Да, о чём это я-то?
– Дед, ты про чай говорил, -сказал, улыбаясь, Лёха.
– А, ну да, ну да…. Чай-то, говорю, из самой Москвы! Во, как.
– Дед, а вот смотри, - говорил Лёха, сейчас же пост, а ты скоромное ешь?
– Лёша, сынок, это всё попы да бабы переврали учение-то, да всех под одну гребёнку
стригут, а Иисус сказал: на сносях бабам, странствующим, да хворым, да тяжело работным
людям послабление выходит. Видал? Вот, не токмо Господь о душе, но и о теле нашем ду-
мал, заботится о нас, грешных.
И, перекрестившись и беззвучно шевеля губами, стал наливать в кружки чай. По па-
лате поплыл давно забытый запах домашнего уюта. Позавтракав, они стали ждать медсестру.
В коридоре загремела тележка, собирали тарелки.
– Что это вы не стали кашу? - спросила санитарка, собиравшая посуду.
Дед Иван сказал:
– Нам вставать доктор не велит и правильно делает: с такого харчу далеко не уйдёшь,
в коридоре и упадёшь, ноги-то с этой каши носить не станут.
Санитарка обиделась и зло сказала, обратившись к Лёхе:

– Отъелся, что ль, и еда стала не еда? Поди, на улице икрой чёрной питался.
Она пыталась обидеть Лёху, почему-то приняв за обиду дедовы слова. Лёха давно
взял за правило не отвечать на грубость, этому его в последнее время научила жизнь. Своей
правоты не докажешь, а навлекать на себя зло зачем? Когда она вышла из палаты, дед сказал:
– Вот, Алёш, ты думаешь, ей обидно, что ты кашу есть не стал? Нет, Алёш, она ведь
знает, что из котла-то нашего многие питаются, всем надо, вот она и злится, что не едят-то. А
как это есть-то, сынок? Пшено на воде, да по блюдцу размажут. Я, Алёша, такое только на
фронте ел, когда наш полк окружили. Мы тогда с боями шли. Нас окружили, а Рокоссовский,
дай Бог светлой памяти, не стал нас вызволять, а велел нам идти с боями вперед. Вот мы и
шли, а потом, когда мы с боями прошли, он и послал нам на выручку, да так ловко, что меж-
ду нами немцы-то и остались. Мы им отступать не давали, а генерал-то их прижал к нам,
они-то и лапки вверх, во как! Токмо вот оголодали мы шибко, немец-то самолёты, что с про-
визией, сбивал, вот и питались впроголодь. А здесь-то нет самолётов, здесь, Алёш, саранча
живёт. Да и то, кто ж на такое жалование пойдёт, вот и тащат.
Пришла медсестра, гремя столиком на колёсах со шприцами, потом принесла штатив,
подвесила пузырьки с лекарством.
– Ну, мужики, - обратилась она к Лёхе с дедом, - снимай портки, - и взяла шприц.
Дед шутил:
Эна, моду взяли – иголками в человека тыкать! Вот мне внук говорит: дед, надо тебе к
китайскому врачу. Пошто, спрашиваю, к китайскому? Иголками, говорит, лечат. Натыкают
иголок-то, ты потом, аки лань, бегаешь. А вот наши-то не умеют этак-то.
– Ты, дед, знаешь, у нас есть лекарство, что и от ноги лечит, прямо сразу после первой
процедуры сам бегать захочешь. А может, и до конца не дождёшься, побежишь шибко быст-
ро. Оно зараз и от простуды. Куда китайцам до нас!
– Ето какие такие лекарства? - заинтересовался дед Иван, - поди, всё за большие
деньги, нынче всё так-то. За деньги и поп спляшет, прости Господи, - и перекрестился.
– Не, - сказала сестра, - только надо у врача попросить, пропишет и…, а так нельзя.
– А как оно, это лекарство, называется? Может, спросить у Ларисы Витальевны? Ты
мне напиши, милая…
– Да, дед, так запомнишь.
– Не, милая, не запомню, - канючил дед.
– Дед, оно просто называется.
– Как же? - спросил дед.
– Да клизма она называется, клизма, - сказала сестра, делая Лёхе укол.
– Да как же это? - растерянно спросил дед.
– Как-как, да так, вот поставлю клизму-то, знаешь, как в туалет побежишь? Не по-
смотришь, что старый.
Дед, ещё не понимая шутки, спросил:
– Дык, а как же это, от кашля-то клизма?
– Ну, дед, ты даёшь! Когда побежишь, попробуй кашлянуть, не добежишь.
Лёха хохотал. Медсестра говорила всё это с каменным лицом, и это было так смешно,
что Лёха не мог остановиться, всё смеялся, смеялся до кашля. Медсестра сказала:
– Что, тебе от кашля надо сделать?
Лёха, задыхаясь от смеха, помотал головой.
– Тогда давай ложись, капельницу поставлю.

Когда сестра ушла, дед обиженно забубнил:
– Эна, моду взяли, насмешки над стариком строить….
Лёха сказал:
– Да ты не обижайся, дед, она пошутила.
Лёха, лёжа под капельницей, задремал. Он очнулся от того, что в палате кто-то нахо-
дился. К деду пришли родственники, они заполонили почти всю палату. Они пытались не
шуметь, но столько человек, хотя и негромко, но разговаривали, и это напоминало гудящий
улей. Увидев, что Лёха проснулся, они замолчали. Капельница была почти пустая, и он по-
просил, чтоб позвали медсестру. Она сняла капельницу. Дед Иван сказал, обращаясь к ней:
– Ты прости меня, старого, не понял я сразу-то. Накось, возьми, дочка, - сказал он,
протягивая ей несколько яблок. - Возьми, возьми, свои, не магазинные, таких не купишь.
Она поблагодарила и, взяв яблоки, ушла. Дед рассказал, что произошло, посмеиваясь
над собой, все громко смеялись.
– Простите, что разбудили, - сказала, по видимости, старшая из пришедших, довольно
симпатичная женщина лет 60-ти, с коротко стрижеными каштановыми волосами. В ней чув-
ствовалась какая-то властность. Дед сказал:
– Мань, это Лёша. Мы всю ночь с ним проговорили.
– Папа, ты, наверное, опять жизни учишь. Да пойми, что сейчас жизнь другая, и люди
тоже другие, - и, повернувшись к Лёхе, сказала:
– Вы не обижайтесь на него. Он такой: если ему человек понравится, он начнёт жизни
учить, вы извините, если что не так.
– Как это, Мань, люди другие стали? Когда это? Я что-то не заметил. Что у них хвост
вырос? Али третья нога отросла? А, может, рука? Нет, Мань, человек тот же, только Бога за-
был, от этого все беды наши.
– Пап, ты опять свою философию в народ несёшь, да?
Лёха сказал:
– Вы не правы. Он во многом мне помог принять очень важное решение, я ему очень
благодарен за это.
Посидев ещё, они стали прощаться.
После обеда Лёхе поставили еще одну капельницу. Они лежали в полной тишине. Лё-
ха хотел включить радио, но дед попросил не включать. У Лёхи не шёл из головы ночной
разговор.
– Дед, а дед, вот ты о себе рассказал. А почему у меня ничего не спросил, про меня?
– Да, Алёша, по спросу не узнаешь. Вот кабы захотел, то сам бы рассказал.
Лёхе всё это время так не хватало простого общения, когда ты говоришь или слуша-
ешь, не опасаясь какого-нибудь подвоха, и он рассказал деду всё, что с ним произошло.
Дед молчал, и Лёха подумал, что дед спит. Но через некоторое время дед вздохнул и
сказал:
– Да, Лёш, жизнь-то прожить – не поле перейти. Тяжко тебе в жизни пришлось, а не
озлобился ты, душа у тебя не обросла коростой, живая она у тебя, душа-то.
Дверь открылась, и в палату вошёл Костя.
– Ну что, мужики, всё в порядке?
Лёха посмотрел на капельницу и попросил, чтобы Кость позвал медсестру, капельни-
ца кончалась.

Глава 6
В понедельник пришла Лариса Витальевна. Осмотрев больных, присела к Лёхе.
– Ну что, как себя чувствуете?
Лёха сказал:
– Спасибо, кажется, я скоро выздоровею.
– Нет, позвольте мне решать, когда вы выздоровеете.
– Ну, так как же вы себя чувствуете?
Лёха сказал, что нормально, вот только кашель…
– А температура? - спросила врач.
– Тридцать семь и восемь, - сказал Лёха.
– Ну, вот и хорошо. Температура спадаёт, в среду придёт профессор вас осмотреть.
В среду пришёл профессор, с ним снова было много народу. Лариса Витальевна на-
помнила ему, что и как. Он посмотрел рентгеновские снимки, посмотрел кардиограмму, по-
том присел и стал слушать и простукивать Лёху. Закончив, он довольно улыбнулся Ларисе
Витальевне и сказал:
– Я ж говорил, что скоро колёса надувать будет. - Потом повернулся к Лёхе: - ну, мо-
лодой человек, вы молодец. Можете потихоньку вставать и гулять по коридору, но, чур, не-
долго.
Обход был окончен, и профессор шёл к себе в кабинет в соседний корпус, чтоб закон-
чить дела и ехать в институт. Сегодня он читал студентам лекцию по пульмонологии и спе-
циально приходил смотреть больных с воспалением лёгких. Для подтверждения правильно-
сти лечения с ним были врачи отделения, он должен был разобрать их действия.
Обход закончился. Лёха встал с постели, от слабости его качало. Он подошёл к окну и
посмотрел. Там, внизу под окном, на газоне, сидела рыжая Собака с чёрной полосой на спине
и наполовину стоящими ушами. Лёха замер. И его изуродованные губы медленно растяну-
лись в улыбке, скорее похожей на гримасу боли, и только глаза из усталых от тяжёлой жиз-
ни, от унижения и жестокости, от тяжёлой болезни потеплели и стали какими-то добрыми,
детскими. Он попытался открыть окно, но еще слабые после болезни руки тряслись и никак
не могли справиться с окном. Собака подняла голову и увидела Лёху. Она издала какой-то
непонятный звук и стала крутиться волчком, прыгать, вставать на задние лапы и снова кру-
житься, прихрамывая на изуродованную лапу. Она радостно лаяла и визжала, лаяла и смот-
рела на Лёху. Для неё не существовало ничего вокруг, кроме окна на втором этаже, в кото-
ром она видела своего, своего друга, хозяина, своего Лёху! Она знала, она верила и искала,
она его нашла, своего Лёху.
Лёха долго стоял у окна и смотрел на Собаку. И вспомнилось ему всё: как он встретил
Собаку и думал (он тогда не ошибся), что это Ленина душа нашла его. Лёха отошел от окна и
стал напяливать на себя то, что ему принесла Настя. Сверху он надел тёплый байковый ха-
лат, который ему из жалости выдала сестра-хозяйка. Он сунул ноги в тапочки и, покачиваясь
на ещё слабых ногах, пошёл на встречу со своей такой любимой Собакой, Собакой, которая
когда-то бросилась на его защиту!
Собака увидела, что Лёха отошёл от окна и заволновалась, стала метаться. Но, увидев
дверь, из которой выходили люди, она подбежала к двери и села напротив, поодаль, чтоб не
попадаться под ноги. Она повизгивала, переступая передними лапами и дрожа от нетерпе-
ния. Она каким-то внутренним чувством понимала, что из этой двери сейчас должен выйти
он, Лёха. Она его столько искала, и сейчас они встретятся.

Охранник отворил дверь, и профессор с врачами вышел из двери. Собака бросилась к
двери, она хотела проскочить меж ног туда, где её Лёха, но удар полкой по рёбрам заставил
её отскочить и завертеться от боли. Её незажившие раны загорелись огнём, но она не убежа-
ла, ведь там был её Лёха. Она остановилась в нескольких шагах и смотрела на людей. Её
взгляд встретился с глазами невысокого лысеющего человека. Профессор смотрел в эти глаза
и видел в них боль, растерянность, какую-то безысходность и безмолвный вопрос: за что, что
я вам сделала?
Профессору вдруг вспомнилось, как в детстве он увидел, как мальчишки из соседнего
двора привязали к дереву котёнка и стреляли в него из рогатки, а он, сжавшись в комок,
только жалобно мяукал и смотрел точно такими же глазами. Он тогда бросился на мальчи-
шек. От ребят ему очень сильно досталось, но он все-таки спас котёнка. Потом принёс его
домой, но отец не разрешил его взять домой, и он долго плакал на улице. А котёнок сидел,
пригревшись у него за пазухой, и мурлыкал. Мальчишка не пошёл домой, он сел в подъезде
под лестницу и плакал, гладя котёнка, а тот стал сосать уголок его рубашки и мочку уха. Там
и нашли их родители. Отец сказал:
– Ладно.... Но если ты не будешь за ним убирать и кормить, я его выгоню. Он почти
23 года ухаживал за кошкой. И когда её не стало, он больше не смог завести новую, потому
что не мог представить какую-то кошку на её месте, на месте той, с кем он делился радостью
и горем, которая играла с его детьми…. И он резко повернулся к охраннику и грубо сказал:
– Прекратить!
Потом повернулся к врачам и сказал:
– Если можно, то покормите её.
Лёха открыл дверь, и Собака, забыв про боль, про больную лапу, забыв про опасность,
бросилась к нему. Она визжала, лизала Лёхины руки, она припадала на передние лапы и ма-
хала хвостом, она не верила своему счастью, они снова вместе! Лёха опустился на колени, и
Собака лизала его лицо, шею, руки, Лёхины тапочки. Лёха обнял её за шею и прижался ли-
цом к её морде. Из глаз текли слезы по его лицу и по собачьей морде. Врачи наблюдали эту
сцену в полной тишине, у женщин в глазах появились слезы. Профессор первый пришёл в
себя.
– Пойдёмте, товарищи, у меня мало времени. А вы идите в палату, - сказал он Лёхе, -
вам еще нельзя вставать. Не бойтесь, больше её никто не тронет, идите в палату.
Лёха поднялся.
– Да, да, я сейчас, вот только...
Но профессор уже уходил. Лёха пошёл к двери, но потом передумал и пошёл назад,
чтобы посмотреть, может, где-то удастся Собаке укрыться. Лёха увидел вход в когда-то ко-
тельную, которая отапливала больницу. Лёха спустился по лестнице, посмотрел: там была
дверь, Лёха толкнул её, она немного приоткрылась. Лёха заглянул туда, там было темно, он
попробовал ещё приоткрыть, но дверь не поддавалась. Лёха задумался. Что же делать? Мож-
но сюда Собаку спрятать, но вдруг закроют дверь, и что тогда будет с Собакой? Лёха уже
начал мёрзнуть, и тогда он решил, что будет приходить каждые два часа.
– Собака, иди сюда. Сиди здесь, я сейчас. Собака нехотя зашла в дверь. Лёха прикрыл
её так, чтобы, если что, Собака смогла протиснуться, и в то же время было не видно, что
дверь открыта. Лёха сказал Собаке:
– Сиди и никуда не уходи, я сейчас приду.
158
Лёха сложил в пакет остатки еды, потом пошёл в санитарную комнату и увидел там на
батарее тряпку из старого одеяла. Лёха снял тряпку, свернул её и спрятал под куртку. Поверх
накинул халат, взял пакет с остатками еды и пошёл в низ. Собака сидела напротив двери и
ждала. Лёха вышел из двери, Собака, увидев его, поднялась и, виляя всем туловищем, пошла
Лёхе навстречу. Лёха с напускной строгостью сказал ей:
– Я тебе велел где сидеть?
Собака остановилась, но через секунду снова начала исполнять танец радости.
– Всё, Собака, пошли.
И они пошли к подвалу. Собака тыкалась носом в пакет.
– Что, жрать хочешь? А чего тогда к Насте не идёшь, там тебя накормили б.
Собака ничего не сказала Лёхе, а только прыгала рядом и радостно махала хвостом.
Спустясь по лестнице вниз, Лёха оттолкнул дверь и хотел забраться туда, но не пролез. Тогда
он достал тряпку, аккуратно сложил и бросил за дверь. Собака крутилась у пакета, тыкаясь
носом и облизывалась.
– Шас, щас…
Лёха развернул пакет и положил на пол. Собака с жадностью набросилась на еду. Лё-
ха присел на корточки и гладил свою Собаку по рыжей с тёмной полосой спине.
Вечером Лёху не выпустили из корпуса, и он ждал утра, чтоб накормить Собаку и во-
обще посмотреть, что с ней. Утром он попросил в палате ребят не выбрасывать, что не доели.
Собрав в пакет остатки еды, Лёха заторопился вниз. Открыв дверь, Лёха сразу увидел Соба-
ку, та сидела и ждала его. Увидев Лёху, она снова стала исполнять свой танец радости. Лёха
ходил к Собаке пять раз в день, и каждый раз Собака сидела напротив двери и ждала его.
В палату влетела Настя.
– Лёх, Аня звонила! Она послезавтра из Германии прилетает. И сразу к нам приедет.
Настя сияла, как медный пятак. Лёха сказал:
– Насть, как-то неожиданно, ведь как-то встретить надо, а?
– Лёх, да что ты волнуешься? Всё сделаем, как надо. Если что, то у меня поживёт.
– Слушай, Насть, Собака пришла. Нашла меня, представляешь? Смотрю вчера в окно,
она сидит, в окно смотрит. Я чуть не упал от радости.
– Да что ты, Лёх, к тебе дочь приезжает, а ты собака, собака…. Ты что, не рад, что
Аня приезжает?
– Насть, не говори ерунды. Ты чего несешь, а?
– Но причём здесь собака?!
– Ты, Насть, пойми, мы с ней столько пережили. Что, теперь, когда у меня всё хоро-
шо, её бросить? Нет, Насть, я так не могу. Да и что она сделала, Собака, чем помешала?
Настя смотрела на Лёху и не понимала, как это так, у человека дочь нашлась, а он о
какой-то собаке говорит. В который раз его не понимали, его отношение к Собаке. Сначала
но пытался объяснить мужикам, когда вагоны грузили, потом на складах. А потом перестал,
поняв, что он не сможет этого объяснить, и что он добился только того, что его стали назы-
вать Лёха Собака. Настя снова затараторила:
Знаешь, Лёх, мы вот вчера с Веркой, как узнали, что Аня приедет, то решили, что вот
это для тебя будет от нас подарок, - и Настя протянула Лёхе открытую ладонь.
На ладони лежало Ленино обручальное кольцо. Лёха оторвал взгляд от Настиной ла-
дони и, подняв голову, посмотрел на Настю. Он хотел что-то сказать, но горло сдавило, и он
беззвучно сказал одними изуродованными губами: спасибо. Он протянул руку, рука тряс-
159
лась, выдавая Лёхины переживания, взял кольцо. Оно было тёплым. Лёха отвернулся, у него
снова запершило в горле. Он взял бутылку воды, стоявшей на тумбочке, и, открутив пробку,
начал пить прямо из горлышка. Спазмы отпустили. Лёха немного успокоился.
– Насть, спасибо вам. Вы мне, можно сказать, жизнь спасли. Наверное, без вас я б не
пережил этой зимы.
– Ладно, Лёх, не говори ерунды. А ты нам с Веркой сколько помогал, так что, считай,
квиты.
Когда Настя ушла, Лёха обратился к деду:
– Дядь Вань, слыхал?
– Чего, Алёш, слыхать-то надо, а?
– Да чего, чего, - весело сказал Лёха, - скоро дочь приедет!
– Вот, Алёш, о чём я тебе говорил, что воздастся тому, кто не впал в уныние. Знаешь,
давай мы завтра в церковь сходим.
– Давай, дядь Вань, сходим.
Утром она пошли в церковь. Собака увязалась за ними, но Лёха цыкнул на неё, и она
отстала. Но всё равно шла поодаль, наверное, боялась снова потерять Лёху.
При входе дед Иван перекрестился и поклонился три раза. Глядя на него, попытался и
Лёха. Но у него это вышло как-то неуклюже, да и откуда могла взяться сноровка. В церкви
был полумрак пахло свечами и ладаном, ходила маленькая старушка, семеня ногами, убирая
сгоревшие с свечи с подсвечников, стоявших у икон. Дед Иван подошёл к служке и купил
несколько свечей.
– Вот, Лёша, запоминай: это вот за здравие, - он дал Лёхе большую свечку и сказал:
поставь пока Лёша общее здравие, а потом придёшь, напиши записочку с именами, кого надо
упомянуть.
Дед пошёл к большой иконе. Подойдя, он протянул Лёхе три свечи, сказал:
– А вот здесь, Лёш, это за упокой надо ставить. И помолись, Лёш, за них.
– Я не умею.
– Да ты, Лёш, душой помолись, душой. Слова-то, они не нужны, вера нужна, а её сло-
вами не сказать. Ты вот, Лёш, одну свечу за родителей поставь, другую за жену покойницу, -
и он перекрестился, беззвучно шевеля губами, - а третью за всех усопших, помяни их доб-
рым словом.
Потом дед Иван сказал Лёхе:
– Притомился я что-то, пойдём вон туда, передохнём.
И пошёл в дальний угол у входа, там стояла небольшая скамеечка. Они сели и замол-
чали, каждый о своём замолчал! Посидели с полчаса. Вспомнилась им каждому своя жизнь,
горе и печаль, плохие и хорошие люди проплывали в калейдоскопе памяти. Дед Иван, крях-
тя, поднялся.
– Ну, Алёша, пошли, что-то не можется.
Лёха проводил деда Ивана до палаты. По дороге дед сказал:
– Смотри, Лёш, скоро всё зеленью покроется. Ранняя нынче весна, хорошо, жил бы да
жил….
– Да брось, дядь Вань, поживёшь ещё, вон поправился.
– Да, Лёш. Вот и врачиха обещала на следующей неделе выписать.
Лёха пошёл на улицу. Солнце уже грело так, что становилось жарко. Собака, как
обычно, сидела напротив двери. Увидев Лёху, она завертелась волчком и, пригнувшись, по-
160
дошла к Лёхе, ткнулась холодным носом ему в ладонь. Лёха погладил её по голове, достал из
кармана конфетку, специально захваченную для неё. Собака взяла аккуратно и посмотрела
на Лёху. Он погладил её по морде.
– Ну что, Собака, мы ведь с тобой больше не расстанемся?
Собака вильнула хвостом и лизнула Лёхину руку. Они просидели на лавочке до обеда.
На обед Лёха пошёл, сказав Собаке:
– Иди на место, скоро поесть принесу.
В палате суетились врачи. Деду стало плохо, и ребята позвали Ларису Витальевну.
Деду делали уколы, ставили капельницу. Лёха смотрел на маленького человека, беспомощно
лежащего на кровати, когда-то перенёсшего столь много в жизни, но оставшегося человеком.
Лёха не стал есть, отнес Собаке пакет с едой и пришёл обратно. Дед спал. Влетела Настя, хо-
тела что-то сказать, но Лёха приложил к губам палец и показал глазами на деда.
Они вышли на улицу. Собака сидела на своём месте и при виде Лёхи снова начала
крутиться. Насте нетерпелось рассказать всё Лёхе.
– Лёша, Аня в следующий четверг приедет, я с ней по телефону говорила.
– Насть, а может мне ей позвонить по твоему телефону?
– Позвонить, Лёх, не получится. Она вчера ночью в Германию на пять дней улетела.
Лёха спросил:
– А что это она всё в Германию летает?
– А я-то почём знаю? За документами какими-то, что ли, не знаю. Вот приедет, сам
спросишь.
Лёха проводил Настю и пошёл в палату. Подошёл к деду, но тот лежал с закрытыми
глазами и прерывисто дышал. Лёха отошёл и стал собираться на кардиограмму.
Вечером мужики пошли смотреть футбол. Лёха подсел к деду, тот открыл глаза.
– Вот, Лёша, сказал он тихим слабым голосом, - не смог я тебя молитве научить.
– Да что ты, дед, ещё научишь….
– Нет, Лёша, ты не перебивай, послушай меня. Молитва, Лёш, она сердцем творится, а
не словами. Слова, они что…, они и на плаху, и в рай, всё одни. Да и не сказать словами, что
сердце-то говорит. Вот, Лёш, и твори молитву в душе. А на людей не держи зла, ибо не ве-
дают, что творят. Не озлись, Лёш, душой-то, не озлись, сынок. Лёш, посплю я, притомился.
Ты иди, Лёш, иди….
Ночью деда не стало.
Ушёл ещё один хороший человек из Лёхиной жизни.
Через три дна Лёха пошёл в больничный морг, там прощались с дедом. Было много
народу, и к гробу Лёхе не удались подойти. Он стал в дальний угол. Играла тихая траурная
музыка. Лёха прощался с дедом Иваном, который дал ему веру в хорошее, веру в то, что он,
Лёха, не зря проживает свою жизнь, пусть такую, как есть, но такую, в которой нет места злу
и ненависти, а есть вера в лучшее, и к нему надо идти, несмотря ни на что.
Он вышел из зала. К нему подошла та женщина, которая приходила к деду.
– Вы Алексей?
– Да, - сказал Лёха.
Извините, я дочь Ивана Иваныча, Мария Ивановна. Вот, помяните отца, - сказала она
и протянула пакет. - Отец рассказывал о вас. Он очень хвалил вас, говорил, таких, как вы,
мало. Алексей, сегодня мне выдали вещи отца и, если вы не откажете, то я хотела вам на па-
мять о нём отдать его карманные часы, - и протянула часы.
161
Лёха взял часы, простой кругляшок на цепочке, кругляшок, который отсчитывал
жизнь хорошего человека.
Глава 7
Лёха нервничил. У него подскочило давление, он не мог спать и есть. Лариса Виталь-
евна, придя на обход, обратила внимание:
– Что это с вами, Алексей Никитич? Ну, что ж вы уж так расстроились, конечно, жал-
ко, хороший был человек, но что сделаешь – возраст, и возраст почтенный. А вам не стоит
нервничать. Вы еще молодой, и нервы вам ещё пригодятся, вам ещё долго жить.
– Да нет, Лариса Витальевна, тут немного не то….
– А что тогда вас так мучает?
– Ко мне дочь приезжает, мы без малого двадцать лет не виделись. Третьи сутки не
могу уснуть.
– А, вот, в чём дело, тогда понятно. Что ж вы раньше не сказали? - И она что-то напи-
сала в листе назначений. - На ночь выпьете таблеточку и уснёте.
Настя пришла с Веркой. Они пошли на улицу. Собака сидела на своём месте, увидев
знакомых людей, она радостно запрыгала, сунула морду Лёхе в ладони и стала здороваться с
женщинами. Она покрутилась вокруг них, маша хвостом, и прижалась к Лёхиным ногам.
– Ну, ты что толкаешься? Чуть из-за тебя не упал…, вон, отожралась, как слониха, -
говорил Лёха, трепля её по холке.
Они сели на лавочку. Солнце грело сильно, становилось жарко. Верка даже плащ сня-
ла. Настя сказала:
– Вот теперь, Лёх, слушай. У нас две новости, одна плохая, другая хорошая. С какой
начать?
Лёха сказал:
– Если хорошая не сможет перекрыть, тогда с хорошей, хоть немного порадоваться, а
если перекроет, то сначала плохую.
– Ничего не поняла я… Ну да ладно. Ну вот. Твою камору разорили, мебель всю сло-
мали, на пол нагадили, дверь кто-то утащил.
Лёха почувствовал, как похолодели пальцы на руках, и в сердце появилась льдинка.
Он не мог ничего сказать, в его мозгу пролетело: куда теперь?
– Новость вторая, - сказала торжественно Настя. - Баба Тома тебе большой привет пе-
редаёт, зовёт тебя к себе жить, говорит, что одной ей тяжело совсем, просит пожить, помочь.
Вторая новость бросила его в жар.
– Поедешь, Лёх?
Настин голос Лёха слышал, как через вату. В его голове всё перепуталось. Он не мог
справиться с мыслями.
– Насть, погоди ...
– Лёх, да чего ждать? Езжай да живи, как человек!
– Насть, да я понимаю, но как-то всё сразу, голова кругом.
– Слушай, Лёх, ну чего ты, как маленький! Не соображаешь? К тебе дочь приедет,
внук приедет! Ты их что, в каморе встречать будешь? Что мастерская, скажешь?
– Дааа, Насть, ты права.
– Ну, Лёх мы тогда с Веркой завтра поедем – уберёмся, приготовим. Да, Вер?
162
– Давай я Павлику скажу, он поможет. Мы сегодня там овощи и бульон сварим, а зав-
тра после обеда и поедем.
– Ну, ладно, Лёх, нам работать надо, мы побежали. Завтра не жди.
Лёха проводил женщин на троллейбус и пошёл обратно в больницу. Зайдя в палату,
он хотел прилечь, но Костя сказал:
– Лёх, иди, тебя на процедуры полчаса медсестра искала, ругалась, где шляешься.
Лёха пошёл, сестра сказала:
– Иди в 26-ой кабинет. Да, и полотенце с собой возьми.
Вечером Лёхе дали таблетку, и он незаметно уснул.
Последние дни Лёха провёл, как в тумане. В среду пришла Настя и сказала:
– Лёш, завтра Аня приедет, пока одна….
– Насть, а во сколько приедет?
– Не знаю, Лёш. Сказала, что рано утром поедет.
Лёху начало потряхивать. Настя сказала:
– Лёх, я побежала, там Верка одна пашет. Мы убрались в доме, так что до завтра.
Даже таблетка не смогла помочь уснуть, Лёха всю ночь не спал, крутился, всё думал,
как он обнимет Клюковку. Утром он пошёл к Ларисе Витальевне, объяснил, что приедет
дочь, и попросился, если можно, то он на день уйдет, и, если можно, то он приедет завтра.
Лариса Витальевна вздохнула.
– Ну что с вами делать, Алексей? Только вы пройдите все процедуры. И завтра к
восьми утра на месте, договорились? Возьмите с собой таблетки, я сейчас скажу сестре. Ко-
гда станете уходить, зайдите на пост, она вам даст таблетки.
Лёха не находил себе места. Лёха не стал есть, просто не мог.
Он залез в холодильник, достал несколько котлет, которые привезла ему Настя, по-
мешал с кашей, уложил в пакет и чуть ли не бегом отправился к Собаке.
Когда приходило время сдавать кровь, или идти к пульмонологу, или ещё что, он про-
сил ребят:
– Если меня кто-то спросит, скажите, что я скоро приду.
– Слушай, Лёх, да иди ты, не беспокойся. Скажем, скажем, никуда не денутся, подож-
дут, - отвечали ему.
Он то смотрел в окно, то ложился. Но ни лежать, ни о чём-то думать он не мог. Лёха
вставал и шёл вниз. Там на своем месте сидела Собака и виляла хвостом. Лёха гладил её, и
она лизала его руку. Пройдя немного, он садился на скамейку, так, чтоб было видно входя-
щих. Лёха сидел, задумавшись, потом вставал, шёл в корпус.
Однажды он попросил в справочном окне карандаш и листок бумаги, пошёл обратно
на скамейку. Собака прижалась к его ногам и грелась на солнышке, прищурив глаза. В церк-
ви зазвонили колокола, сегодня был праздник Благовещения Пресвятой Богородицы. Лёха
разделил лист бумаги чертой на две половинки и написал на одной «за здравие», на другой
«за упокой». И задумался. Перед его глазами – то один, то другой – проходили люди из его
жизни, плохие и хорошие, безразличные и жестокие, глупые и умные, порядочные и нет. Лё-
ха вдруг вспомнил деда Ивана, и как он ему сказал: не суди, Лёша, и не судим будешь, не
всякому дана твердость духа, слаб человек….
Лёха нагнулся и написал в поминаниях первое имя: дед Иван.
По радио диктор читал что-то монотонным голосом, и Лёха потихоньку стал раство-
ряться в каких-то видениях. Вот он видит Лену. Вот отец несёт его на плечах на дачу. Вот
Аня кормит лисичку и филина Филипка, вот он учит её плавать, и она зовёт его:
– Пап, пап, - и хватает за локоть.
Лёха открыл глаза, ещё не вернувшись из того времени, где все живы, и всем хорошо.
Перед ним стоит Лена. Но сознание безжалостно возвращает его в реальность, он видит На-
стю и двух красивых, высоких, молодых женщин, одна из которых так похожа на Лену, что
Лёхе становится страшно. И если б не присутствие Насти, он подумал бы, что Лена жива.
Наконец, до его сознания дошло, что это Аня. Это Аня, его Аня, его Клюковка!
Аня стояла и молча смотрела на лежащего Лёху. Лёха испугался, что она сейчас по-
смотрит на его изуродованное лицо и уйдёт. Аню как будто ударили по ногам, она резко села
на кровать, потом наклонилась, обхватила Лёхину голову руками и прижалась к его лицу.
– Папа, папочка, милый папа, мы снова вместе!
По Лёхиному лицу текли слёзы, и не понять, чьи это слёзы, его, Лёхины, или Анины.
А, может быть, их слёзы слились вместе и текли по Лёхиным щекам…. Непонятные слёзы,
слёзы горя, смешанные со слезами счастья. Это были ручейки надежды на то, что плохое уже
позади, и они больше не расстанутся.
И Лёха вспомнил, как когда-то Аня просила, повиснув у него на шее:
– Папочка не надо, я не смогу без тебя, милый, не бросай меня.… Ну, хочешь, я вече-
ром буду газеты разносить…. Мы проживём, папочка, родной, не отдавай меня, ты без меня
пропадёшь!
Лёха гладил Аню по голове. Нет, Клюковка, теперь мы не расстанемся, теперь мы
вместе. Больше никто никого не бросит….
ЭПИЛОГ
В церковь зашёл хорошо одетый человек, он часто бывал в церкви, перекрестился, подошёл
и купил свечи, взял два листочка бумаги. Постояв немного, наклонился и написал: «За упо-
кой души рабов божьих ЕЛЕНЫ, ИВАНА, НИКИТЫ, ВИКТОРА, ТАМАРЫ, СЕРГЕЯ, ЗОИ.
Упокой, Господи, души их с миром!
За здравие рабов божьих АННЫ, СЕРГЕЯ, АНТОНА, ЕЛЕНЫ, ОЛЬГИ, ВАЛЕРИЯ,
НИНЫ, НАТАЛЬИ, ЕКАТЕРИНЫ, СВЕТЛАНЫ, ВЕРЫ, АНАСТАСИИ. Дай Бог им креп-
кого здравья и долгие лета!»
С того дня, когда они встретились с Аней, прошло три года. Многое изменилось в
жизни Лёхи.
Выйдя из больницы на второй день, он нашёл визитку с надписью «Начальник обла-
стного УБОП генерал-майор внутренних дел Платонов Сергей Сергеич». Через месяц он
получил новый паспорт, и баба Тома вписала его в домовую книгу, теперь он был прописан.
Когда умерла баба Тома, дом по суду перешёл к Лёхе.
Анину двухкомнатную квартиру в Москве сдавали, а деньги за аренду получал Лёха
(так решили Сергей с Анной).
Потом он нашёл Валерку, Ольгу, тётю Нину и Сэма. Они жили в Израиле, в городе
Хайфа.
Настя переехала к Лёхе.

Аня выкупила у Эльки столовую, сделала ремонт и сдала отцу в аренду. И Лёха стал
фактическим хозяином столовки. Теперь Настя стала там заведующей, она расширила штат
вчетверо, а Верка стала зав.производством.
Аня родила дочь, назвали Лена.
                P.S.На Берегу реки сидели двое, пожилой человек со странной улыбкой изуродованных губ и рыжая собака с чёрной полосой на спине и большими полустоячими ушами . Сидели двое. Встретившихся когда то в самые  трудные,самые тяжелые минуты жизни, минуты одиночества, минуты отчаяния. Прошедших вмести такой тяжелый путь  не придавшие друг друга, сумевшие выжившие вмести, сидели прижавшись друг к другу собака и человек!                Прежде чем осуждать кого-то,возьми его обувь и пройди его путь,попробуй его слезы,почувствуй его боли.Наткнись на каждый камень,о который он споткнулся.И только после этого говори,что ты знаешь-как правильно жить