Все вещи мира

Хорошо начать утро с чашки капучино в маленьком ненавязчивом кафе на углу, смотреть через стекло, как велосипедисты стоят на светофоре вместе с автомобилями, одной ногой на земле, другой на педали, пока перпендикулярный поток проезжает мимо. Как меняется свет и девушка в коротком светло-сером пальто и ногами в темных прозрачных колготках на полном ходу обгоняет только стартующих, ее светлые волосы слегка колышутся на плечах, и она исчезает за автобусом. Хорошо начать утро здесь в Копенгагене, когда на улице ранняя весна, солнце неярко выступает из-за дымки туч, воздух прозрачный и вдоль длинных прямых улиц видно все насколько хватает взгляда.

Это даже не кафе, а что-то вроде булочной, и кофе здесь недорогое. Девушка на кассе протягивает мне пластиковую крышку для одноразового стакана с моим капучино, который я держу в правой руке, левой убирая сдачу в карман куртки. «Спасибо,» - говорю я, - «но я пока останусь здесь.» «Ах, окей.» Она улыбается мне и, не меняя выражения лица, переводит взгляд на даму лет 60, стоящую справа от меня. На мгновение мне кажется, что у дамы должна быть нелепая собачка на поводке, но я поворачиваюсь и вижу, что у нее в руке лишь сумка. Я сажусь на высокий стул у деревянной стойки вдоль окна. В углу лежат датские газеты и один журнал, больше напоминающий рекламный проспект, а также одна местная газета на английском. Я пью капучино и читаю местные новости на доступном мне английском. Кофе на удивление вкусное, с пеной правильного цвета и нужной консистенции.

Я отрываю взгляд от газеты и смотрю на перекресток. Он практически пуст, один автобус проезжает мимо, и велосипедист, праздно оглядывающийся по сторонам, ожидает зеленого. В булочной-кафе уже никого, лишь голый пол в редких следах от ног утренних посетителей. Девушка с кассы занята раскладыванием чего-то на дальней витрине. Праздный велосипедист трогается, не дожидаясь зеленого, и улица на мгновение абсолютно пустеет. От кофе внутри что-то просыпается, и ты просыпаешься окончательно.

Здесь хорошо, думаешь ты, черт побери, здесь так хорошо. А они все думают об этом, и иногда говорят о том, о чем знают лишь те, кто говорить больше не может или не имеет права, и часто пишут об этом, а ты сидишь здесь, и пьешь кофе, и хотя в газете было мало радостных новостей, тебе хорошо. Они хотят утешения, оправдания, сделки с миром, вечности, последней дерзости, чего-то еще, и находят это или не находят это. И они правы, каждый по своему. А тебе нужно просто еще увидеть и сохранить в памяти. Итальянские церкви, испанские деревни, голландская архитектура, французские рестораны и фильмы, все, что ты видел и еще не видел в этой жизни, но обязательно еще должен... Все это так же важно, как рассказы Сарояна или стихи Буковского, или романы Хэмингуэйя, или картины ван Гога, или графити Бэнкси, или судьба Анны Франк. И теперь Копенгаген. Все вещи мира. Все это еще здесь, после веков войн, кризисов, смертей, страданий и безразличия.

Последние капли утреннего капучино сползают по стенкам одноразового стакана. Я ставлю его на стойку, спрыгиваю с высокого стула, киваю в сторону девушки у кассы в ответ на ее «Bye» и выхожу на улицу. Воздух кажется значительно более холодным в первые секунды, но я перехожу на солнечную сторону улицы и едва ощутимые лучи падают на мою кожу, пуская по телу легкую судорогу. Я иду к своему велосипеду, который припаркован в парке недалеко отсюда.