С любовью и нежностью

Слева были сумерки, справа – потемки.
Слева шел я, рядом семенила кошка.
Где был свет: позади, впереди?..

– Свет там, где ты его оставил, – голос кошки был бесцветным.

Как-то не припомнилось мне, чтобы в руке у меня прежде был светильник... Кажется, я вообще ничего не помнил.

Кошке нужно молоко... А что нужно мне?

– Вспомнить, зачем живешь, – мяукнула кошка.
– Если ты знаешь ответы на все вопросы, скажи мне, зачем я живу.
– У каждого ответ свой...

Кошке нужно молоко, а мне...

– Далось тебе это молоко, – перебила меня кошка, – нам обоим нужно что-то одно, главное.

Но если не еда, то что? Вода, воздух или... сама жизнь?..

Похоже, киска взяла за правило прерывать мои размышления. На сей раз она свалилась (или умышленно прыгнула?) в пропасть, по краю которой бежала. Теперь направлять мою мысль было некому...

Значит, жизнь... Все рождается и умирает, начинается и заканчивается – жизнь напоминает серию эпизодов. Так ли важно знать, зачем выросли и опали листья, зачем прожил жизнь?..

– Спираль жизни бесконечна, все, что уходит, приходит потом снова, в другой форме, – рядом снова бежала кошка. Присмотревшись к ней, я обнаружил, что ее шерсть из невзрачной серой превратилась в ярко-рыжую.
– Ты хочешь сказать, что все мы живем вечно, и потому каждый должен быть заинтересован в том, чтобы улучшаться? А если иначе, то что?..
– Иначе, ничего... – и кошка снова пропала в бездонной пропасти.

В бессмысленной темноте я страдал без света, среди беспамятства – от отсутствия знания.

Получалось, что жизнь, требуя совершенствования, нуждалась в знании о себе. В каком же, в познании свойств материи?

– Не только, – пискнул котенок. Он был таким маленьким и черным, что я сумел его заметить лишь благодаря белому пятнышку на лбу.

Из чего же еще состоит жизнь? Из эмоций, чувств, мыслей, желаний... Все это как-то невероятно сочетается, рождая помимо воли все новые и новые сочетания... Кто же, на самом деле, управляет жизнью?..

– Ты сам, - и котенок, схватив зубами штанину, с удивительной силой потянул меня к себе, вместе мы упали в бездну.

--------------------------

Воздух был морозным, ноздри слипались от холода, а из глаз нет-нет да и выкатывалась слезинка. На вид мне было года три-четыре. Я ходил по двору и палочкой проделывал дырки в снегу. Оставив это скучное занятие, я отправился на пустырь, там снега было больше. Пришлось немало потрудиться, прежде чем в нетронутости сугробов я проложил кривой фарватер, причалив к заброшенным сараям. Их остовы черным островом торчали посреди океана снега и, может статься, для кого-то служили приютом.

Мое внимание скоро привлекло жалобное мяуканье. За одним из сараев я обнаружил маленького, дрожащего от холода котенка и тут же вообразил его замерзшим с такой ясностью, что мое детское сердце сжалось от боли. Что же делать? Взять еще одну кошку мама не позволит, у нас их и так целых три... Мне казалось, что решение нужно принять немедленно, иначе вот-вот случится непоправимое.

У стены сарая стояла кем-то забытая лопата. Она была тяжелой, но мне кое-как удалось ее поднять. Изо всех сил удерживая черенок двумя руками, я размахнулся и несколько раз ударил котенка. Маленькое тельце обмякло, я бросил лопату в снег и побежал что было духу.

Наверное, в памяти наступил очередной провал, потому что следующая картинка показала мне берег замерзшего пруда. Все та же шубенка с потертым воротником, тот же полосатый шарф, ушанка из искусственного меха... Судя по всему, после моего преступления прошло совсем немного времени...

Ходить по льду было потешно, ноги скользили, то и дело я со смехом падал на твердую холодную поверхность, прижимаясь к ней разгоряченным лицом. Не заметив в пылу незатейливых развлечений припорошенную снегом лунку, я как-то враз, почти не сопротивляясь, ушел под лед. Лежа на дне, я смотрел вверх и не верил своим глазам: линза воды волшебным образом преображала зимний пейзаж в тонкий, сказочно прекрасный зелено-голубой мир...

Любование мое было недолгим. Очень скоро я почувствовал, как меня тащат наружу, взволнованно вскрикивая: «Надо же, шарфиком зацепился!.. А если бы шарфика я не увидала?!.. Ай-ай-ай, весь, до нитки, вымок!..» Глядя во взволнованное лицо соседки, я слабо улыбнулся: «Снова солнышко светит...»

--------------------------

По лицу, щекоча щеки, текли слезы. Я попытался открыть глаза, но они не открывались – к глазам плотно прилегала тугая повязка.

– Лежи, лежи спокойно, теперь все в порядке.
– Что со мной? – руки, ноги, тело – все было тяжелым, но двигалось, хоть и с болью, но жило.
– Тебя ударили по голове, не хотели старика оставлять умирать одного...

Мне стало вдруг неудержимо смешно, радостно. Но смеяться мешала резкая боль в голове, лишь улыбка слабо осветила лицо:

– В их сочувствии не было любви. Оно было безжизненным. В жизни есть место всему: и состраданию, и бесстрашию, и естественной смерти формы... Нужно только уметь сделать правильный выбор.
– Я это поняла, и потому осталась с тобой.
– Сколько я смогу еще дышать?
– Не больше двух часов.
– Развяжи мне повязку.
– Не стоит, твои глаза будут сильно болеть. Света все равно нет, воды и еды тоже... Нам оставили только немного воздуха и топлива.

Скоро в таблоидах появится сообщение о гибели очередного космолета с человеком на борту. Кибер не в счет, это тоже машина, хотя и очень сложная. Вот этого, например, обучили состраданию...

Жизнь продолжается, и как бы абсурдно это ни звучало, я еще могу пожить, успеть сделать что-то хорошее. Например, обучить кибера петь колыбельную... как пела ее когда-то мать – с любовью и нежностью.