Восхождение

                От автора

         Уважаемый  читатель,  хотелось  бы  поделиться  с Вами мыслями относительно книги «Восхождение».
Ни  одно  литературное  произведение,  посвящённое Иисусу Христу, за всю человеческую историю не может сравниться с  Евангелиями. Их глубина, их чистота, их достоверность позволяют сквозь все века нести образ Сына Божьего. И сквозь тысячелетия они донесли до нас основные идеи учения и вехи жизни Спасителя.
К  величайшему  сожалению,  есть  люди,  цель  кото­ рых – опорочить имя Христа. Они пишут книги, снимают фильмы и  надеются, что в будущих поколениях воспри­ мется навязанный ими образ, а после – и совсем исчезнет.
Нельзя  молча  смотреть  на  то,  как  распинают Иисуса Христа в наши дни.
Мы  часто  забываем:  мало  знать,  что  Спаситель есть, – надо любить Его. А чтобы любить, надо пони­ мать. И тогда  не будет того напора, который может сломить нашу веру.
Именно  поэтому  появилась  книга  «Восхождение». Она приближает к нам образ Иисуса Христа, передает атмосферу жизни Иудеи, сколь это возможно, и расска­ зывает  о событиях и людях, которые вошли в историю.
Для  написания  этой  книги  было  изучено  огромное количество религиозной, исторической, археологической, этнической и нормативно­правовой литературы. Пост и молитва неизменно помогали постичь сокрытое ранее. Основой   «Восхождения»  стало  Евангелие  от  Иоанна. То, что написано им – написано с величайшей любовью к Учителю и открывает нам суть учения Сына Божьего.
Возможно, я не решилась бы написать эту книгу. Но увиденные во сне глаза Христа изменили многое в моей жизни и дали право писать о Его пути. Глаза Учителя – это свет, который нельзя забыть. Однажды согревшись Его теплом, хочется поделиться с ближними…
Некоторые идеи «Восхождения» могут показаться невероятными в силу того, что ранее никем не озвучи­ вались.  Но  изученные  духовные  и  научные  материалы позволяют говорить об их праве на существование.
Написана эта книга с глубочайшей верой и любовью к Иисусу Христу и сознанием ответственности за каж дое написанное в ней слово.
Я искренне желаю Вам постичь сердцем ту любовь, которой учил нас Христос, стать ветвью Его виноград­ ной лозы и  сделать мир светлее и добрее. И тогда нам всем не страшно будет посмотреть Ему в глаза. И в тех глазах мы всегда увидим прощение и любовь.


Глава 1

 
Дорога… Бесконечная дорога… Осколки знаний, правды, полуправды,  воспоминанья,  домыслы,  сомненья  –ни по одной мы не проходим дважды. В пыли дорожной то­ нут наши чувства, однообразный ритм мечты стирает. Но тот,  кто  едет  с  целью,  всё  претерпит.  Он  не  отчаивается, он знает. Он знает, что дорога – испытанье, возможность поразмыслить, взвесить чувства,  очистить душу от грехов безмерных. И пусть порой в пути бывает грустно, но рас­ ставанье с прошлым – очищенье и шаг в грядущее, где душу свет наполнит. И тот, кто победил своё неверие, превратности дороги вряд ли вспомнит.
Но женщине, что ехала в повозке, дорога бесконеч­ ностью казалась. Она так не любила переезды и в этом откровенно признавалась. Пыль, суета, палящее светило, а хуже – дождь и ветер, где продрогнешь. И ей казалось всё столь неудобным, что о великом здесь едва ли вспомнишь. Её Марией звали, и в путь долгий отправилась на зов сест­ ры и брата: «Они меня в отсутствии корили, как­будто бы я в чём­то виновата!» Она была красива и богата, она была и властною, и нежной, она была избалована жизнью, и жить предпочитала безмятежно.
Мария размышляла в той дороге о том, что беспокои-
ло народы, и вспоминала разговор недавний о жизни, вере, о мечтах и Боге.
 
...Мария возлежала с Иоанной, своей подругой, в доме в Магдале. И в этот вечер горечь разбирала о чаяньях на­рода, о себе…
– Что толку в серой праведности книжной, когда душа томится в заключении? Они предвидят в мир приход Мессии – так что же не сбывается ученье? Всё это – лишь сказанья для народа, Синедрион разыгрывает ловко. Я не судья, но вижу с  малолетства, что это только смелая уловка…
– Мария, может, всё же есть надежда? Ведь Моисей не мог о Боге лгать, и все пророки наш народ учили на Господа безмерно уповать. И Бог хранит нас, это каждый видит, а значит, и Мессия в мир придёт, и возродит Он славу наших предков, и путь Он к сердцу каждого найдёт… Мария, возмущённо вскинув брови, поднялась с ложа,
подошла к окну, рукою указав на сонный город:
– Так покажи мне душу хоть одну, которая смирен­ но принимает тот мир, что есть. О, внешне все молчат, но я общаюсь с ними, и я знаю, как их сердца в бессилии кричат. Власть римлян подавила в людях волю, они от­ чаялись. Мессия – где же Он? И  почему же в избранном народе я слышу только плачь со всех сторон?
Тут Иоанна горько улыбнулась:
– Ты говоришь, как малое дитя. Заступница наро­ да, Боже правый! Не фарисей ли в мир родил тебя? Не ты ли есть то  высшее сословье, что угнетает избранный народ? С тобой ли не считаются римляне? Или сегодня всё наоборот? Твои владенья – как Господня чаша, ты не нуждаешься ни в чём – так где беда? Неужто в том, что Божий Сын, Мессия, народу посланный, – Он  не войдёт сюда? – и горько рассмеялась Иоанна. – Мария, не отчаи­ вайся скоро. Возможно, на пороге мы того, на что надея­ лись отцы и деды наши. Есть Бог – и всё возможно у Него.
Мария на огонь свечи смотрела и стала вдруг бледна и холодна.
–  Ты  говоришь,  как­будто уже знаешь. Какой  же лжец  так  обольстил  тебя?  А  бродит  по  дорогам  их немало, и каждый утверждает, что он – Бог. И я мессий уже перевидала, а человек, как прежде, одинок. Иоанна, мы есть высшее сословье,  и тайны нет, увы, для нас с тобой, что жаждет наш Синедрион наживы, и с римля­ нами лишь для вида бой. Кто, Каиафа,  Анна, верит в Бога? Первосвященники, наивысшие умы, они дела с Пи­ латом обсуждают, а с ним вражда – лишь притча для толпы. Синедрион, я знаю, чем он дышит. Отец мой вос­ ставал – и где же он? Им вера не нужна, ведь я же знаю! Зато мессий полно со всех сторон! И люди будут верить – нужно верить в кого­нибудь, они хотят чудес, и избавленья, и души спасенья. Но ни один  мессия не воскрес. Лжецы самих  себя  кладут  на  Царство  и  умирают  за  грехов­ ность ту, а Он воскреснуть должен – вот в чём правда, и этим светом Он развеет тьму! Нет Иоанна, я, увы, не верю. И я уехала, чтоб брата не смущать. Он фарисей, он  избранный,  он  правит.  Мне  ж  в  Магдале  придётся умирать. Мне дорога и пыль Иерусалима, но слишком я свободна, чтоб  быть там. Спасибо, что ты есть, моя подруга. Но я свои идеи не предам...
Воспоминанья облегчали душу. Ведь у неё своя, и толь- ко, жизнь. Её семейство это принимало, и было странным то письмо: «Вернись. Мария, если можешь – возвращайся, есть то, что мы должны тебе сказать. Мы ждём тебя – так приезжай скорее».
Ей было трудно чувства описать. Семья её всегда была согласна с решением покинуть отчий дом – с её свободой, искренностью, силой так нелегко ужиться было в нём! Её всегда учили благочестию, молчанью, кротости, но только
сотни раз она, сказав, что думает, как мыслит, прочь ухо- дила от сторонних глаз. Не гоже женщине быть сильною и думать, она – хозяйка, мать, её удел – быть радостью для собственного мужа, и больше нет ни до чего ей дел. Мария не смирялась с этой правдой, и общество смотрело свысока на независимость её, на гордость, мудрость, считая то яв- лением греха. Сестра и брат любили её нежно, но взгляды отличались их во всём. Мария их покинула когда­то, и вот им суждено вновь быть втроём.
Письмо смутило дух и удивило, но просьба ближних так была важна, что в путь без промедления пустилась, чтобы узнать, чем вызвана она.

Глава 2

 
Мария помнила себя ребёнком: всё детство её – счастье, свет и радость…

...Любой её намёк осуществлялся, и жизнь была одна большая сладость. Её отец – член Синедриона, богат­ ство дома их  границ не знало; какой бывает жизнь вне их сословья, Мария никогда не представляла. И, вопреки бытующему мнению о споре  саддукея с фарисеем, отец был очень дружен с неким Анной и проводил беседы с ним о вере. Той дружбе люди многие дивились, но узы детства связывали  крепко,  и  их  дома  как­будто  породнились: богатство попадает в цели метко.
Учили  саддукеи,  что  законы,  что  дал  всем  Мои­ сей, – они священны, и сквозь рутину времени и мыслей лишь те ученья  вечны и  нетленны.  Они  считали, что пророков книги суть вымыслы, уводят от Закона, и от­ рицали  ангелов,  Мессию,  загробный  мир  с  возмездием столь скорым. Ревнители Закона Моисея, они не знали жалости к невеждам, богатство их домов вновь помогало быть много лет в Синедрионе первыми.
Ученье фарисеев отличалось терпимостью и нового принятием. И чтимы были ими все пророки, они учили, что все люди братья. Они пытались те смягчить законы, что были слишком для людей суровы, и, Моисея свято почитая, Закону придавали свои формы. Их толкователь звался книжник, и он учил людей, как мыслить. Народ всегда чтил фарисеев – они давали веру в  жизни. Ведь фарисеи  призывали,  что  в  этот  мир  придёт  Мессия, Он всё изменит и исправит, и всё не будет, как доныне. Надежда эта окрыляла, и люди верили и ждали, а что творили фарисеи от люда втайне, те не знали.
И саддукеи, и фарисеи Израиль звали к возрожденью, и свято Бога почитали, но часто жили в заблуждении. Законники  порою  сами отцов законы попирали во имя славы и наживы, но люди то не понимали.
Отец Марии по наследству ученье принял фарисеев, и его мудрость и богатство к правлению открыли двери. Он верил в праведное дело, лишь Богу душу доверяя, учил благому он народ свой, но жил он многого не зная.
И Анна был богат и славен, и род его с властями дружен. И Анна верил, свято верил, что ум его народу нужен. Когда­ то Анна был ребёнком, хорошим, искренним и добрым, и он хотел весь мир исправить, и чище сделать. Прошли годы, и он сумел достигнуть власти: сначала – член Синедриона, а после и первосвященник, блюдущий чистоту Закона.
И эти две семьи дружили: объединяло их богатство, забота о стране, народе. Жизнь проходила не напрасно. Вот только Анна изменился. Он быстро понял силу рим­ лян,  во  власти  жаждал  удержаться,  и  как­то  дом  он свой покинул и римлян посетив, что правят, им предложил свои услуги, и верил – для народа благо, ведь знает               
он, что нужно людям. Римлянам очень подходило, что с ними тот первосвященник: в Израиле столь неспокой­ но, а он предал родное племя. Хоть саддукеи были против захвата власти тенью Рима, но Анна, будучи главою, творил дела свои незримо. Он  не мешал войне зилотов за право веры и свободы, но и войны не допускал он, при­ бегнув к помощи Закона. Держал народ в  повиновенье, найдя златую середину. Рим оставался им доволен, и на крестах зилоты гибли.
Народ  еврейский  и  не  ведал,  какою  властью  Анна правил. Но годы шли, и все менялось, и Анна пост свой все ж оставил. Но власть не отдал гордый Анна – первосвя­ щенником назначен был старший сын его, и Анна остал­ ся, как и прежде, значим.
Отец Марии этой дружбы с годами всё же не оставил. И Анна, видя их богатство и дочерей двоих, представил, сколь хорошо для его дома с тем фарисеем породниться, как возрастёт в глазах народа, и как им Рим будет гор­ диться. Коль Анны сын себе б взял в жены дочь фарисея, сколь удобно в той смуте было б Анне править еврейским набожным народом! За фарисеем идут люди, а  значит, видя волю Анны, народ одобрит и признает, что власть его во всём желанна.
И на Марию пал тот выбор, и жизнь её уж Анна ви­ дел, но вот отказа от той свадьбы от женщины он не пред­ видел. Отец не  только не вмешался, а поддержал во всем Марию. Он говорил, что важно в браке, чтоб мужа женщина любила. Сын Анны взял жену иную, и Анна отошёл достойно, и всё, казалось, позабылось. Текла жизнь тихо и спокойно.
Но умный Анна, выждав время, всё ж отомстил за свой позор, и с неизменною улыбкой негласный вынес при говор. К тому  же и отец Марии увидел, чем крепка та  власть, что Анну связывает с Римом, хотел то людям рассказать. Но не успел. Вдруг смерть настигла. Внезап но, тихо в дом вошла и под покровом своей тайны его в дом Божий унесла. И мать не вынесла кончины, в слезах легла однажды спать, чтоб с ложа белого родного впредь никогда уже не встать.
И Лазарь, Марфа и Мария остались сами. Этот путь их научил держаться вместе, на мир по­новому взглянуть.
Они, познав впервые горе, вдруг научились сострадать, и жили тихо и спокойно, пытаясь новое принять.
Богатство дома их не меркло, но Лазарь к Анне не спешил. «Нет, мне не быть в Синедрионе», – однажды для себя решил. И хоть они не знали правды, и Анну не винил никто, но почему­то сторонились от дружбы той. А пос­ ле всё годами долгими стиралось, хоть память не исчезла, нет, но блекла боль, жизнь пробивалась, и в душах вновь рождался свет. Был Лазарь праведный и мудрый, и помнил он слова отца о том, что Бог войдет в дом каждый, где ждут Его людей серца. Молился Лазарь неустанно и нас­ тавлений он просил. И как в ответ на ту молитву, на всё ему хватало сил. В Вифании достойно правил, и уважал народ его.  Превыше веры в Слово Божие не видел Лазарь ничего...

Мария молча улыбалась – её ведь ждёт родимый дом, и сколько света, счастья, веры Мария находила в нём! Как будто голоса любимых отца и матери неслись к ней, и с каж- дым часом всё сильнее быть дома вновь хотелось ей.

Глава 3


Кесария  была  великолепна:  залитый  солнцем  город отражал величие и блеск столицы мира, и Понтий этот город уважал.  Кесария  особняком стояла от дел израиль- ских, от веры и от смут. В ней чувствовался Рим, его ритм жизни, и храм напоминал великий град… Пилат в Кесарии то чувствовал, что дома, и был так рад, что находился тут.
Пилат  был  прокуратором  и  Римом  поставлен  был, чтоб право соблюдать, но как тоска съедала по отчизне, как он хотел вернуться в силе, славе, как трудно ему должность та давалась, за возвращение готов был всё отдать!
Богатство – он всегда к нему стремился. Величие у римлян всех в крови. Познал он силу власти, много понял, богам своим он  искренне молился и жертвы приносил за продвиженье, и знал он силу истинной любви. Но эта суета не вдохновляла. Сплошная скука в сердце заползла, он бре- дил Римом, бредил возвращеньем… Но как прославиться в тех землях Иудейских, где только дикость и раздор повсю- ду? И он, как мог, уныло вёл дела…
Израильский народ он ненавидел – сплошь нищие не- вежды и глупцы. Они кричат о Боге, утопая в грязи незна- ний, в собственных сомнениях, друг с другом споря, как и их отцы. Что выстроил народ тот? Храм и только. Им не нужны красоты, деньги,  власть, они в своём безумье уто- нули, они не понимают силы духа, шумят: «Наш Бог един, нам Рим не нужен!» Ну, как же тут в отчаянье не впасть? Они позволили завоевать те земли, что деды их в боях, сквозь кровь и грязь, для них, глупцов, невежд,  отвоева- ли! Они призвали Рим на свои земли, смиренно меч сло- жив свой перед силой, и добровольно всю отдали власть! И он, Пилат, народом этим правит! У них есть свой, увы, Си- недрион,  который  эти  толпы  направляет  и  говорит,  как жить, как есть, как думать, при этом грабит их – они не ви- дят – но Рим лишь виноват со всех сторон. Правитель Каи- афа – свят в глазах их. А кто его назначил – уж ль не Рим? Но  Каиафе  кланяются  низко,  считают  его  праведным  и мудрым, и голос его слушают, и верят. Ну, а Пилат в бреду этом один. Вдали от дома, от всего, что любит, он тянет эту ношу много лет. Вражда его с израильским народом так от- нимает силы, портит годы, бесславьем покрывая его имя, и выхода пока, как прежде, нет. Да, Каиафа помогает всяко и держит в подчинении толпу, и смуты, что Пилата беспоко- ят, бывают только там, где неизбежно, чтоб покарать виновных в назиданье, чтоб усмирить «великую страну». В ответ
на это Понтий не увидит, как Каиафа деньги собирает, как незаконно обирает семьи, дома, колена, насыщая род свой, как Рим не получает свою долю. Но Рим так далеко, и Рим не знает, что значит править в этих диких землях, как сдер- живать фанатиков безумных, как их закон законы попира- ет, как их Мессия затмевает разум, фантазии разлаживают душу! И как же в этом мире жить?
«Безумно, безумно всё, что движет Иудеей. И я, Пилат, погряз в безумье этом! Я вырвусь, я смогу, я преуспею, я до- кажу им всем, и тем, кто в Риме, что имя моё славой обра- тится, что я велик. И верю – я сумею».
Жена его, что бросила столицу и с ним отправилась в далёкое безбожье, была как свет, как счастье, как надежда, и он любил её всем своим сердцем, был благодарен тем, что в раздорожье, при выборе, как жить, его и только собой согре- ла. Что же ему нужно? Но в сердце возникало сто вопросов, и он не находил на них ответов, метался в своих собствен- ных мечтаньях и высоко ценил и долг, и дружбу.
Порфиний, друг его, надёжный, верный, в зал заглянув, увидев в размышлениях Пилата, хотел его оставить. Но Понтий неожиданно окликнул и попросил вернуться.
– Я в сомненьях, – сказал Порфиний, – кажется, про- блемы в наш дом стучат, Пилат, я счёл то важным. Пришёл в Иерусалим мессия новый. И я боюсь толпы, что с ним по- всюду, что чтит его, как Бога, как надежду.
– О, нет, друг мой, у них мессия – каждый, – сказал Пилат устало. – Сколько, сколько их было, вспомни? Все они – на время. Он их надежд опять не оправдает, и вся тол- па, что ходит за ним следом, его побьёт камнями.
– Я не смею тебе, Пилат, перечить, тут другое. Сине- дрион боится его слова. Я говорил сегодня с Каиафой. Он озабочен силой его, духом, он утверждает, что толпа – как море, меняет настроение за ветром.
– Я слышать больше не хочу такого! – Пилат вскипел, и взгляд бил больно в душу, сжимая своей волей сердце друга, – пусть Каиафа меньше рассуждает, а делает лишь то, что делать должен! Поверь, пред их мессией я не струшу! Ничтожный Каиафа позволяет свои сомнения мне одевать на плечи! Скажи ему, что Рим то не волнует. Казна, налоги, мирное лишь время нас беспокоит. А его  проблемы пусть впредь  решает  сам...  Приходит  вечер…  Порфиний,  друг, однажды мы с тобою вернёмся в Рим, и будет всё иначе, и мы забудем Анну, Каиафу, мессий тех бесконечных, смуты, склоки, мы будем пить вино, лелеять женщин. Так передай глупцам, что их задача – всё успокоить и меня не трогать, иначе  я  приму  другие  меры.  Мессия.  Бред  больного.  О, Мессия! Избавишь ты Израиль и от рабства, и от позора духа, род прославив. Но это всё покажет только время. Но вечен Рим, а не Израиль жалкий. И я не знаю, что ждёт Каиафу, но это всё его лишь есть проблемы, мне кажется, что старость им всё ж движет. Скажи ему – пусть не поддастся страху.
Уныло посмотрел Пилат на залу, взглянул на море и вздохнул тоскливо. Как глупо всё, что было в его жизни, столь многое иначе должно статься, как путают евреи его планы… Но жажда Рима в нём непобедима!

Глава 4


Дорога домой не была бесконечной – Вифания вновь перед ней. Мария обдумала много в дороге и к дому лишь рвалась сильней. Пускай её грешницей люди считают за то, что без мужа жила, но Марфа и Лазарь поймут её душу, они ведь не просто семья. Зачем и к чему эта сроч ность поездки, Мария хотела узнать, и с детства родные места с сердца рвали её равнодушья печать.

И вот отчий дом – светел он и просторен, Мария, как будто дитя пред силой его: будто встретит вновь мама и что­то предложит, смеясь. Служанка, увидев её, в дом вбе- жала и Марфу в саду нашла, и Марфа, всё бросив, к сестре поспешила, и молча её обняла. Когда прошло первое время той встречи, Мария спросила:
– Зачем? Зачем с такой спешностью эта поездка?
– Мария, то нужно всем. Ты знаешь, что любим тебя мы всем сердцем, но выбрала ты Магдалу, и лишь для того, чтоб была ты счастливой, мы приняли правду ту. Но есть нечто большее наших решений – ведь Бог направляет нас. И  Он  призывает  к  великим  свершеньям  в  назначенный день и час. Господь показал нам знаменья, Мария, что ты нужна небесам. Поэтому Лазарь, не медля нисколько, пись- мо тебе написал. И лишь потому, что Его принимаем мы в сердце и душу свою и видим, как праведны эти знаменья. Поверь, что тебя я люблю, и сделала то, что пойдёт всем на благо. Мария, ты избрана Им, и Он ждёт тебя для служения Богу, и всё нынче будет другим.
– Я не поняла, Марфа, что происходит? Кто Он? Как избрал? Ты о чём?
– Господь в мир послал для спасения Сына. И вся Его правда – в Нём.
– Неужто, сестра, ты твердишь о Мессии?
– Мария, ученье о Нём. О Нём говорили Закон и про-
роки.
– Я знаю. А мы при чём?
– Пойдём, посидим же в саду. Ты с дороги устала. Ведь хочешь воды? Иди искупайся, поешь, на постели, что с дет- ства твоя, полежи.
– Какая постель? Я устала, не скрою, но больше трево-
жит меня во имя чего эта встреча с тобою!
– Учитель ждёт тебя.
И Марфа в упор на сестру посмотрела и чуть улыбну- лась ей. От этих же слов у Марии сердце забилось намного быстрей. Но это – мгновенье. Марии взор вспыхнул, и чуть побледнела она, и голос стал твёрже:
– Теперь объяснись же. Понять как тебя, сестра?
– Есть Тот, кого ждали отцы наши, деды – посланник от Бога, Он здесь. Творит чудеса! Он больных исцеляет, и будет Им попрана смерть. И ты не могла об Иисусе не слы- шать – о Нём говорят сейчас все. Он часто бывает теперь в нашем доме, и спрашивал Он о тебе.
– Сестра, я волнуюсь. Что с вами случилось? Вы все по- сходили с ума? О чём говоришь ты? Мессия спустился? Да вы приютили лжеца! Скольким же бродягам вы кров свой отдали? И чем он заполнил ваш ум? О, Марфа, прошу, не пугай меня, слышишь? Очнись. Уж не злой ли дух заполз в твоё сердце? Верни твёрдость мысли. Мессии, я знаю, нет!
– Мария, ты слишком, увы, огрубела. А Он – это чис­ тый свет. Ты всё отрицаешь, ни разу не видя, ты просто боишься   признать,  что  есть  нечто  большее,  чем  наши жизни. Да можешь ли ты сострадать? Ты видела толпы больных,  измождённых,  которым  Он  счастье  принёс?  В угасших  глазах  загорелась  надежда.  И  ты  задаёшь  мне вопрос, что стало со мной? Я плоды  увидала деяний, что Он несёт. И чувствую сердцем, хоть Он и молчит, что этот учитель – Христос. А ты никогда не смотрела на ближних. Ты только сама о себе. Но Он в тебе видит намного больше. Он – свет, что спасает во тьме.
– Он лечит людей? Он им лжёт!
– Как ты можешь, не видя, не зная – судить?
– Я видела их!
– Ты Его не видала. И это пора изменить.
– Сейчас же. Немедленно. Где тот учитель, что ум твой засеял песком? Я видеть хочу его. Гадостный нищий!
– Он вправе иметь престол. И род Его прямо к Давиду восходит. Семья Его – люди, как мы. Он мог быть царём по рождения праву.
– Но выбрал удел нищеты! Веди к нему, Марфа! Уви-
дим, что будет! Он многое в жизни поймёт!
И Марфа тихонько в себе улыбнулась, предвидя, что произойдёт.
– Мария, в тебе говорит лишь гордыня, но ты её всё ж усмири. Сейчас ты увидишь, что Божий свет ярок, и он со- стоит из любви. Он ждёт тебя в зале. Иди и не мешкай.
Мария  по  дому  пошла.  И  в  залу  влетев,  и  закрыв плотно двери, Его увидала глаза... Он был столь красив, и во всём  безупречен, но главное было не в том. Глаза – излучали они столько света, что всё растворялось в нём. Он просто смотрел – но безбрежные дали во взгляде том были видны. Он был самой силой – но силой лишь светлой, что соткана с вечной любви. Он мир создавал своим взглядом бездонным, и взгляд тот простор весь вместил, и он утешал, призывал, жизнь меняя, даруя Господних сил.
Мария смотрела в глаза Иисусу, и что­то менялось в ней. И сердце, не слушая разума больше, всё билось силь- ней и сильней.  Она  прикоснулась  к  чему­то иному, чем раньше всегда жила, и мысли и чувства на миг испарились, куда­то исчезли слова.
В  смущении  Мария  стояла  пред  Богом,  не  в  силах принять и признать. Она потеряла вдруг веру в устои, ей нечего было  сказать. Она вдруг увидела новую веру. Но разве смирится душа с таким поворотом? И волю собрав всю, Мария ушла не спеша. И  Он не окликнул. Он знал, что случится, Он знал, что Мария придёт. И сердце открыв, вдруг узрит сердцем Бога и этим спасенье найдёт.

Глава 5


В смятении Мария металась по дому, и выход нашла – Никодим! Он был иудейский учитель писаний, людей он законам учил. Ребёнком Мария внимала ученье, его ува- жала всегда, и был он не просто начальник разумный, а другом был  близким отца. И не объяснив ни сестре и ни брату, отправилась в Иерусалим, чтоб дух возвратить свой в спокойное русло, чтоб Бог ей сомненья простил. Мария уверенность в сердце питала, что мудрый равви Никодим рассеет её заблужденье так скоро, как Иисус насадил.
Иерусалим, как всегда, был прекрасен: в нём жизнь, в нём дыхание, смысл. Он – место надежд, и сюда люд сте- кался, чтоб душу очистить и мысль. Кругом суета: там поют, тут торгуют, там смех, где­то слёзы – толпа была хороша тем, что разнообразна, и все устремлялись сюда.
Но дом Никодима стоял за оградой, хранясь от люд- ской суеты, в его саду пение птиц было слышно и буйно цвели  цветы.   Он   встретил  Марию  улыбкою  доброй  –учитель родной, Никодим. Как будто отец посмотрел в её сердце, как будто отец спросил:
– Что в дом привело мой? Я рад тебя видеть. Мария, ты так хороша! Скажи мне, о чём так болит твоё сердце, что ты разыскала меня?
Весь стан его был преисполнен величия, он силу во всём являл – и взглядом, и жестом; правитель был виден и даже когда он молчал. И хоть его годы уже не щадили – была на висках седина, но мудрость, которой он был пре­ исполнен – над нею не властны года.
Мария в слезах перед ним опустилась:
– Учитель, мой разум смущён. Лишь ты можешь вновь успокоить мне душу, чтоб грех мой был прощён.
– Так в чём же твой грех? – улыбнулся учитель.
– Я веру теряю свою. Лишь пару мгновений меня из­ менили, и я о спасении молю. Какой­то невежественный наставник, что  водит с собою толпу, смутил моё сердце, лишил покоя. Как снять мне завесу ту?
– Как имя его, дочь?
– Иисус с Назарета.
Тут  очи  возвёл  Никодим,  и  светом  глаза  вдруг  за-
жглись:
– Мария, я с Ним говорил…
Мария в слезах на него посмотрела и только спросила:
– Зачем?
– Дитя, я скажу тебе тайную правду, и ты успокоишь- ся тем. Ты знаешь, что Синедрион озабочен, что вновь в Иудее Иисус. За ним идут толпы, Он лечит их души, и те, об- ретя к жизни вкус, идут, вдохновлённые Божьим Царством, и верят в Его слова. И мы, фарисеи, нужны ли тем людям, коль вера в Иисуса жива? Но это терпели мы. И вот недавно Он с храма торговцев изгнал: Он мир созидает согласно той вере, и людям пример показал. Он новым ученьем народы  смущает, и это опасно для нас. Но я призадумался: властью какою Он делает это сейчас? Ты знаешь, ищу я спасенья годами, я знаю писания все, учу я людей – но ведь Он чуде- сами пути простилает толпе. Так кто Он, что властью такою владеет, что страх не ведом Ему? И может, открыта Ему та правда, что я сквозь все годы ищу? И поразмыслив, увидел решенье: к нему я пойду и спрошу, какой же  властью Он наделён, а после уж всё решу.
– И ты поступил так?
– Однажды средь ночи я тайно к Иисусу пришёл. И знаешь, дитя, всё с тех пор изменилось. И многое я нашёл. Он будто бы ждал меня. Я удивился. Он молча в глаза смотрел, и я, умудрённый учитель, законник, впервые, поверь, оробел. Во взгляде ни капли том ни осужденья, ни гневно- сти – лишь доброта. Но та доброта с тебя фальшь всю сни- мает, и мира видна красота…
...Молчал Он, вопросов моих ожидая. А я же сказал:
–  Равви,  мы  знаем,  что  Ты  пришёл  от  Бога.  Ты столько чудес творишь, что не сотворит никто, если только не будет с ним наш Бог!
И мне показалось, что слог мой уместен, и был он со- всем не плох. Иисус улыбнулся, Мария, Он видел, что я не за этим пришёл. Он видел меня, Он смотрел в мою душу – и я больше слов не нашёл. И Он вдруг сказал мне спокойно и властно, предвидя мой новый вопрос, который держал я в себе неустанно, пытаясь постичь: Он – Христос?
– Истинно, истинно, сын мой, скажу я: свыше кто не рождён – не может увидеть Царствие Божие, постичь не сумеет он.
Он знал, что Божие Царство ищу я! Знал, хотя я молчал! Сколько смятенья вошло в мою душу!
– Равви, а коль я стар? Как я сейчас могу свыше ро­ диться, коль властны уже года? Или в другой раз войти мне в утробу? Как же вернуться туда?
Он говорил мне о невозможном. Я понимал рядом с Ним, что все года я искал возрожденья. Как могу стать другим, коль всё, чему я учил и учился, дали мне правед­ ность, власть? С Ним же я рядом увидел, что грежу – в Божий Мир мне не попасть.
Он же сказал утешительно мягко:
– Истинно, сын мой, скажу: кто от воды не рождён и от духа, тот не познает мечту. Всё, что от плоти родилось – лишь плотью будет жить и умрёт, всё, что от Духа родилось – есть духом, своё спасенье найдёт. Ты удивлён тем рождением свыше, но возраст здесь ни при
чём. Ты можешь в самом себе измениться, Божий уви­ деть престол. Помнишь, как ветер: он веет, где хочет, голос ты слышишь его, где он живёт, как к тебе он прихо­ дит – не знаешь ведь ты сего. Так же творит Дух в тебе Божий, только открой Ему дверь. Это бывает со всяким от Духа – просто ты в то поверь.
Этим словам от души удивился и, чтоб сомнения смыть, тихо я в землю потупился:
– Как это может быть?
– Ты ли не знаешь, учитель Израилев? – был короткий ответ.
И тем ответом Он путь изменил, которым я шёл много лет. Я был уверен, что, зная законы, истину Бога постиг, а Он  показал мне, что в самое важное сердцем своим не проник. И понял я, старый, грешный учитель, что Дух тот мне не знаком, и я не знаю Господней воли. Что же случилось потом? Он увидал сокрушённое серд­ це, но продолжал говорить так, чтоб я понял, услышал и принял, Он не стремился щадить.
– Мы говорим вам о том, что мы знаем, наше свиде­ тельство – свет, вы же упрямо то не принимаете. Что же ты ищешь  ответ? Я говорю о земном – ты не слы­ шишь, так о небесном – к чему? Дух может слышать лишь тот, кто сердцем знает, что значит – люблю…
И Он продолжил теперь уже мягко:
– Кто восходил в небеса? Сын Человеческий, с неба сошедший. Сердце открой и глаза. Был Моисей, он народ по  пустыне  вёл  к  исполненью  мечты.  Люди  не  верили, люди сердились, к Богу сжигая мосты. Помнишь, кусали в пустыне их змеи и умирали  они?  Бог это видел и знал их безверье, но Он исполнен любви. И Он сказал Моисею однажды, чтоб сделал змея тот, поднял над  лагерем и сказал людям, что каждый отныне спасён? Бог передал им, что каждый, кто хочет от лютой смерти спастись, может  лишь  взглядом  одним  исцелится,  коль  к  змею взгляд вознести. Люди смотрели на этого змея – и исце­ лялись. Пойми, то что всегда убивало их раньше, стало залогом любви, стало спасением.  Сын Человеческий дол­ жен  быть  вознесён,  чтобы   любой,  кто   поверженный плотью, был Его плотью спасён. Бог видит беды народа и скорби, Бог возлюбил этот мир, и чтоб спасти его, чтоб не  погиб,  Он  Сына  ему  подарил.  Чтобы  любой,  кто  на Сына  посмотрит, был впредь спасён от греха. Плотью и  духом  спасается  плоть  –  в  этом  Господня  рука.  Бог не послал в этот мир  Сына, чтобы мир осудить, но для того, чтоб спасти мир от скверны, чтоб научить мир любить. Каждый, кто в Сына поверит  – спасённый. Он не приходит на суд, ибо суды над душою людскою все про­ исходят тут. Суд – не души от грехов покаранье. Суд – это выбор души. Свет или тьму ты в себе выбираешь? Добры дела или злы? Каждый, кто Сына способен увидеть, выбрал Господен свет. Каждый, кто Бога в себе отвергает – судит себя много лет. Каждый, кто в Боге – он к свету стремится, каждый во тьме – ищет тень. Это так просто, учитель Израилев, – в Боге познать новый день...
...И Он умолк. И я помню, Мария, каждый Его жест и взгляд. И я одно для себя тогда понял, что несказанно рад, ибо отважился с  Ним повстречаться. Иисус изменил мою жизнь. Он ведь и есть Сын Господень. Я видел. Бьётся во мне одна мысль: как я не чувствовал этого раньше? Как не умел понять, что для того, чтоб постичь сердцем Бога, мало за- коны знать? Все ритуалы, молитвы – всё тщетно, если нет в сердце любви, если тот Дух не вошёл в наши чувства. Что же достигли мы? Я, как ребёнок, стоял перед ликом истины и чистоты,  Он  преисполнил  меня  пониманьем,  силою  вечной любви. Разве Он может быть не Мессией, если творит чудеса с душами нашими? Дочь, Мария, видела те глаза? Я не могу позабыть Его взгляда: Он, обличая, спасал. Он утешал, убеждал и к спасенью душу мою призывал.
Я не могу говорить пока людям об этой встрече – я слаб, и я боюсь отторженья от церкви. Но я нашёл клад. И я уверен, что всё не напрасно – вера открылась мне, и я отчаянно буду пытаться свет творить на земле.
И  Никодим  замолчал.  Взгляд  Марии  был  замут- нён слезой. Всё изменилось теперь в её жизни. Что же за этой чертой? Даже великий учитель Израилев силу Иисуса признал…
Значит, и Марфа, и Лазарь правы? Зачем же Марию Он звал?
Что же теперь у Марии осталось? Просто ль смириться в душе с тем, что отныне всё так изменилось? Трудно при- знаться себе, что впредь и ей должно свыше родиться, чтоб сердцем Бога узреть, и от пелен, что глаза застилали, вре- мя настало прозреть.
А Никодим оставался спокоен, зная – придет черёд и с очень многими в этом мире чудо произойдёт. То, как отныне он видит и слышит, так будут видеть они – ведь это истинно чудо без меры – в Божьей пребыть любви. И никогда Иисус не познает забвения от  людей, ибо вся жизнь Его – чудо Господне, и мир от того стал светлей.
Молча Мария в слезах уходила – очень болела душа. И шаг за шагом к заветной дороге уже приближалась она.

Глава 6

Что хочет душа, когда сердце в смятении? Спокойствия, мира, любви. И рвётся к тому, чтоб пришёл кто­то сильный и тихо  сказал: «Живи! Живи, ибо время твоё не настало, ищи же свой звёздный час. И правдой, и светом в душе наполняйся!» Но всё не приходит тотчас...
Спокойствие  духа  –  есть  признак  Бога,  который  в твоей душе. И если сжигает внутри беспокойство, то Бог ли живёт в тебе?
В то утро на улицах было нелюдно, спал ещё Иерусалим, немного прохожих спешили куда­то, торговец вдали прохо- дил. Учитель вошёл до стеченья народа, спокойно по улице шёл, и Он говорил, что величен тот храм, который в душе ты нашёл. И ученики Ему молча внимали, и дух их меняли сло- ва, которые Он говорил им в дороге, и жизнь их меняли дела, которые Он творил ежедневно неведомой силой Творца. И знали ученики: Он – Мессия, и с Ним они – до конца.
– Я в мир сей пришёл, чтоб спасти всех заблудших. Они не услышат меня. Но я от Отца пришёл в мир, и увидит на- род сей, что вера жива. Во что превратили Господнюю веру? В свод правил, законов – их чтут. Но чьи­то слова повто- рив повсеместно, они Божий свет  не найдут. В чём исти- на? В прикосновении к Богу. Но как же коснуться Его, когда лишь твой ум изучил все каноны, а в сердце опять – ничего? Покуда в бесчувствии спит твоё сердце и ты не умеешь лю- бить, не сможешь найти ты дороги к Богу, не может этого быть. Я знаю Отца, я люблю Его сердцем, и жизнь всю Ему отдаю, и те чудеса, что дано вам увидеть, лишь волей Его я творю. Он знает, что я не сломаюсь, не струшу, Он знает, что я не предам, и Он говорит: «Всё моё – то твоё есть, тебе я всю власть отдам». Но что мне та власть? Я Его имя славлю и тем чудеса творю. И вся моя власть, и всё таинство жизни лишь в том, что Отца я люблю. И вы, коль исполнитесь то- ликой чувства, сумеете чудо творить. Прославьте Отца – и Отец вас прославит, иначе Его не постичь.
Их   было   двенадцать   столь   непохожих,   из   разных сословий людей, которых одно лишь объединяло – была им открыта дверь: дверь в Высшее Царство, где свет и свобода. Учитель  к  себе  их  призвал  и  к  каждому  правдой  своей и  любовью   заветный  ключ  подобрал.  Они  отвернулись от  благостей  мира  –  и  мир  отвернулся  от  них.  Но  им открывались извечные тайны – могли ли отречься? Иных, кто  следовал  с  ними,  нередко  пугали  все  тернии  в  этом пути, но истину поняв – Иисус есть Мессия – куда им было идти? И шествуя гордо за Ним повсеместно, они понимали: люблю – когда, невзирая на личное благо, я Господа волю творю.  Они  постигали  искусство  быть  светом.  Непросто тем светом быть: нести только правду, открыть своё сердце и мир в этом сердце вместить. Вмещали не все и не всё, но пытались, пытались, как Он их учил. И дивно им было, что в вечных лишеньях, на всё им хватало сил. В дорогах своих они не уставали, их гнали, но вера росла, их не понимали и их предавали. Но вновь открывали себя, всё сердце своё обращали к тем людям, кто в злобе, безверье погряз. Но это чудесное превращенье отнюдь не случилось враз. Не многие верили в то, что Мессия за ними однажды придёт, и то, что в их жизнь перемены такие сутью своей привнесёт. Но Он был настолько иным человеком и нёс собой столь чудный мир, что тихо сомнения их исчезали, и лишь прибавлялось сил. Уверенность крепла в Его вечной правде, и в сердце было тепло, и ради истины, что даровал Он, были готовы на всё.
Они шли по городу, что пробуждался – они продвига- лись в храм. Иисус сообщил им, что ныне, в субботу, вновь Его место там. И град оживал, сбросив таинство ночи, и в нём закипала жизнь. Иисус улыбался ему и всем людям...
...Мария смотрела ввысь и небо просила подать знак, что делать, как в сердце покой вернуть. Она искала вез- де Иисуса, чтоб  Он указал ей путь. Она проводила дни в Иерусалиме, искала Его опять с тех пор, как Вифанию Он покинул, чтоб просто «прости» сказать. И утром по улицам  снова  скитаясь,  вдруг  что­то  толкнуло  её,  и  быстро вбежав на соседнюю улицу, она увидала Его. Он шёл впереди, а за Ним шли те люди, что звались ученики. И взгляды их встретились, сердце забилось...
– Мария, – сказал, – подойди.
И с плачем, к ногам Его кинулась дева, не в силах и слова сказать. И Он, наклонившись, сказал:
– Грех прощён твой.
Она не пыталась встать. Богатая женщина, гордая нравом рыдала у ног чужака, у странника, чей плащ в пыли дорожной – но в этом Господня рука. И всё изменилось в душе у Марии, и всё становилось другим. Смятенье, гневность её исчезали, гордыня сползала, как дым. Другое её заполняло незримо – терпимость, открытость, любовь. К Нему прикоснувшись, она ощутила, что счастье приходит вновь.
Спокойную   силу,   добро,   всепрощенье   дарил   всем Иисуса дух. И мир изменился, и всё изменилось – и свет Божий был вокруг.
Он поднял Марию, сказав:
– Ты отныне сама избрала свой путь.
– Иисус, я прошу, укрепи моё сердце, дай истину мне посягнуть!
– Дитя, та дорога, что Бог нам назначил, не может нас обминуть, ты в сердце своём знаешь вечную правду, а сердце не обмануть.
Мария хотела сказать Ему много, но вдруг прочитала в глазах, что всё, что могла, она рассказала, рыдая в Его ногах. Нужны ли слова, если есть нечто большее – открытость и свет сердец?
И если все это поймут, то мир – вечен, ему не настанет конец. Покуда способно сердце людское Бога волю вмес­ тить – мир освещаться теплом Божьим будет, чтоб научить  всех любить.

Глава 7


Гора Елеон оживала с приходом Иисуса и учеников – за ними всегда теперь шли толпы люда, решившего жить без оков. Иисус повсеместно учил, что доколе дух во грехе, раб греха – духу тому не попасть в Царство Божие и лик не увидеть Отца. Есть выбор меж правдой и ложью отныне, есть выбор меж злом и добром – и тот, кто отрёкся от жизни фальшивой, навек обретёт Отчий Дом. Иисус призы- вал от грехов избавляться и этим оковы ломать. Познавший истину – освободится, что больше Он мог сказать? Но каж- дое  слово  Его возрождало и было важней, чем вчера, и было величнее, и неуклонно шла вновь за Иисусом толпа.
В тот вечер Мария сидела с Иоанном, и молча смотрела закат. Иоанн – ученик, приближённый к Иисусу, общению был тому рад.  Они и знакомы­то были едва ли, но часто общались без слов. И схожего много было в их взглядах на веру, на долг, на любовь.
Иоанн был не беден до встречи с Иисусом, но выбрал лишения путь, чтоб душу спасти, чтоб приблизиться к прав- де, чтоб праведности почерпнуть.
– Иоанн, – позвала его тихо Мария, – с Учителем ты давно. Ты много познал, ты прозрел, ты проснулся. Но много тебе не дано. Скажи мне, не трудно ли жить такой жизнью? Был дом у тебя и семья. Ты любишь весь мир, но как жить в этом мире, всем сердцем своим не любя? Господня любовь – то великое благо, но как же жена и твой дом, где дети твои всё заполнят собою? Что будет с тобою потом?
Иоанн улыбнулся:
– А знаешь, Мария, Иисус мне однажды сказал, что бу- дет «Апостол Любви» моё имя. Он многое мне показал. Я видел немало в скитаньях далёких, и знаю, где край дорог, и если я что­то и понял, то правду: важнее всего – Бог. И
Бог есть любовь. Он создал наше сердце, чтоб всё мы сумели вместить: и мать, и прохожих, жену и природу. По­разному можно любить. Иисус учит жить. Я одно понимаю, Мария, и ты поймёшь, что Он есть превыше всего. Он – спасенье, и ты его обретёшь. Любимая женщина, брат, сын – то часть есть Его многогранной любви. Сегодня ты многого не понима- ешь. Но это придёт, подожди.
Мария опять ощутила смятенье:
– Иоанн, я к Иисусу пойду.
– Иди, Он свободен…
– Откуда ты знаешь?
– Я просто живу наяву…
Он был на вершине горы. Сильный, статный, Он был продолженьем  стихий,  и  ветер  послушно  ласкал  лишь деревья,  Его  не  сбивая  мысль.  Мария  ждала,  когда  Он обернётся, чтоб снова с ней поговорить, и каждое слово врезалось в память, и впредь его не забыть.
Позвал Он Марию. Она же сказала:
– Равви! Я к Тебе пришла сознаться, что многое мне недоступно.  Я  главного  не  поняла.  И  чтобы  исправить, прошу  я,   Учитель,  прими  меня  в  ученики,  дай  право, возможность познать, прикоснуться, исправить мои грехи! Твой мир добр и светел,  наполнен любовью, он сильный, он чистый… – а я… А я так закрыла от всех своё сердце, что так и умру не любя… Позволь мне остаться, раскрой мою душу, исправь меня, Равви, прошу! И я повсеместно пойду за Тобою!
– Одно лишь тебе я скажу: у каждого есть своя миссия. Выбор – принять её или нет. Откинув – ты Господа от­ вергаешь,  приняв  – познаёшь Божий свет. Твой путь не в служении мне повсеместном при жизни тленной моей. Он в нечто ином. Ты поймёшь это позже. И пусть череда разных дней вновь кружит тебя – это жизнь, но в моменты, когда в этом будет нужда, ты сделаешь то, что изменит мир целый. А что – ты узнаешь сама. И я говорю тебе «нет» в твоей просьбе. На то есть много причин. А то ещё скажут, что знатную даму испортил простолюдин, – и ей улыбнул­ ся Иисус. – Нет, Мария.  Духовная близость важней. И я не хочу, чтоб потом, много позже, погибла ты от камней. Ты завтра в Вифанию снова вернешься, и  будешь ждать меня там.
– Мне надо уйти? Нет, Учитель, прошу я…
– Довольно идти по следам. Ищи саму суть, не её проявленье, которое взять не дано.
– Я не понимаю… Ты звал – теперь гонишь…
– Мария, сейчас темно. А утром ты всё по­иному уви- дишь.  Тебя  я  хочу  защитить.  И  вера  твоя  мне  поможет однажды – ведь истине должно быть!
– Учитель, ведь многие ждут Твоей смерти. Я очень бо- юсь за Тебя. Возможно, мы сможем открыть Каиафе, что истинна вера Твоя? И он прекратит на Тебя все гоненья?
– Но этому должно быть. И от моей миссии, сути и цели тебе меня не оградить. Дитя, понапрасну сейчас разго- воры. Наутро вернёшься в свой дом. И верь, очень скоро, до праздников наших, я снова буду в нём. Иди, дочь, поспи…
Уходила Мария, но не было смуты в ней. Спокойствие снова её наполняло, и сердце лишь билось сильней. Есть цель у неё –  послужить Ему жизнью, и Он принимает ту цель. А значит, к свободе и счастью однажды откроется веч- ная дверь.

Глава 8


Жена Пилата, Клавдия, гуляла вдоль моря, наслаждаясь его видом. Она по дому искренне скучала, ей не хватало то величия Рима, то дорогих друзей, что там оста- лись, но мужа она всей душой любила. И, разделяя с ним скитаний  ношу,  не  жаловалась,  а  богам  молилась,  чтоб мужа всё же вспомнил император, повысил его в должно- сти, чтоб в Риме казалось бы ей, что всё тут – приснилось.
Она не понимала иудеев. Столь сковывать себя своим Законом,  казалось,  абсолютно  невозможным.  Но  люди жили так. К чему стремились? Лишь к прошлому, не думая о новом. А женщина в их обществе? Как можно ей с рабским положением  мириться?  Без   права   слова,  знаний,  быть хозяйкой, но, в сущности, рабой! И жизнь такую считать достойной и собой гордиться! Гражданка  Рима, вольная, со  нравом,  не  понимала  тихого  смиренья,  и  общество, устойчивое  в  вере,  но  несмышлёное  в  действительности дней, совсем не вызывало уваженья...
Пилат был раздосадован упрямством народа, что не мог с ним примириться. Он вновь искал с народом пониманья, но вновь встречал одно сопротивленье, и снова начи- нал безумно злиться.
Пилат припомнил яростный мятеж и кровь, пролитую в самом Иерусалиме. Он нёс им благо – дал водопровод, но денег не было, и взял он их из храма, но оказалось, что попрал святыню. Неужто Бог Израилев во всём так любит грязь, что так воды боится? Восстали люди, и была резня, и много полегло – кто виноват? Пилат не ведал, что всё так случится. Он думал, что обрадует народ, цивилизацию вне- ся в их вечный город. Но нужен лишь Закон им. И война. И подстрекатели смогли внушить толпе, что посягнул Пилат на Бога, что им дорог. А Каиафа деньги тогда дал и не ска- зал, что есть ему опасность.
– Я не хотел той крови, не хотел! – твердил Пилат, но от тоски сплошной, от безысходности и тягот всех лишений, из сердца исчезала его жалость. И озлоблялся он, и каждый день лелеял мысль, что раз уж обречённый быть здесь он, то хоть с пользой для себя. Вернуться в славе в Рим мечта померкла, но о богатстве он мечтал бездонном. Чтоб, возвратившись, знать, что всё ж не зря провёл он годы сре- ди иудеев, чтоб роскошью  порадовать жену, чтоб вхожим стать в элитные дома, и старость протекала б ярко. Нужно время, и всё придёт. И он творил мечту. Да, дорого он брал за милосердие. Его шпионы были там и тут, искали нарушение Закона в домах богатых, и, призвав виновных, оправдывалось римское усердие.
Так жил Пилат. Так Клавдия жила и о деяньях тех она не знала, и спрашивать так не хотелось ей, откуда всё богатство. Понимала, но в целом она против не была, и просто в том неведении молчала.
Вернувшись во дворец, она пошла без промедленья к мужу.
– Понтий, Понтий, Мария вновь пришла в Иерусалим! Я к ней пошлю гонца с письмом от нас, я ей пошлю материи и кружев!
Пилат на Клавдию в упор смотрел:
– Ты веришь ей? Да, раньше вы общались, но вдруг она исчезла в никуда, и слова не сказав, и не простившись. И вдруг, о, Боги! – вновь Мария здесь! А, может, дружбы той года промчались? Тебе я просто раньше не сказал, но в Магдале Мария обитала. Она была так близко от тебя, и написать могла, и пригласить, но видно, что наскучили мы ей. Нет, та Мария явно не скучала!..
Но Клавдия сказала:
– Что ж, пусть так. Возможно, были у неё причины. Но, Понтий, здесь ведь нет моих подруг. Мария лишь по духу мне близка – она рабой не стала у мужчины. С кем мне об- щаться? Вечно занят ты. А местные еврейки нас боятся. Как я их презираю! Лишь она, из всех кого я знаю в этих землях, умеет над судьбою посмеяться. Она у них ведь грешницей слывёт за то, что мужа нет, за дружбу с нами. Я так хочу с ней вновь поговорить. Уехала – но всё же возвратилась. Как можем с ней остаться мы врагами?
Пилат вздохнул.
– О, вечный, вечный Рим! За что ты обрекаешь нас на муки? И мы живём средь этих дикарей, и мы должны об- щаться и дружить, чтоб просто здесь не умереть со скуки!
Но Клавдия сказала:
– Ты не прав. Она могла бы быть гражданкой Рима. За нрав её, за власть и красоту. Да ты и сам Марию уважаешь. Так можем пригласить её учтиво?
И улыбнулась Клавдия. Пилат в душе был рад возможным изменениям. Мария, несомненно, и умна, и хороша собой. Она еврейка, но очень не похожа на свой род. Она расскажет, чем народ их дышит, и можно будет легче управлять, и прочь прогнал он всякие сомненья.
– Зови её, жена. Пошли гонца. Пусть поживёт у нас, с тобой общаясь. Ведь я всегда забочусь о тебе, я благодарен, что ты здесь, со мной, вдали от дома. Ты сидишь, печалясь. Мария же развеет твою грусть.
И Клавдия поцеловала мужа. И быстро в свои комна- ты пошла писать письмо. Что ж, день был не напрасным, и море ей удачу принесло.
– Спасибо, Боги! Мне хоть кто­то нужен, чтоб сердце не закрылось навсегда, чтоб жизнь кипела в нём, стремясь к величью.
Как много изменил её тот шаг! История писалась в том послании, история, что изменила мир.
Гонцу сказала Клавдия:
– Ты передашь Марии лично.

Глава 9


Вифании вновь шум и суета – Иисус пришёл, и с Ним – толпа народа. И всё смешалось в общий мир один, в котором знать не отличишь от сброда. Богатый отдавал хи- тон, еду облезлому безногому калеке, и было это трепетно до слёз – движенье благородства в человеке. Здесь каждый помогал другим, чем мог, и отдавал последнее без боли. Здесь просто каждый сердцем понимал, что в этом­то и есть Господня воля. Иисус создал неповторимый мир, ценились в нём не власть и не богатство, а доброта, и сердца яркий свет, любовь к другим – и в этом постоянство.
Охваченный грехами человек к Иисусу подходил – и просыпался от грёз своих о целях и стезях, в глаза смот­ рел – и с тем грехом прощался. Иисус давал понять, что в путах мир, но для того мы в нём, чтоб рвать те путы, но не
войной, а искренним теплом, путями созиданья, а не сму- ты. В толпе был и торговец, и зилот, там был законник, мытарь и калека, и каждый видел – это правды путь, и каж- дый знал – Иисус ведет их к свету.
Готовясь вновь прийти в Иерусалим, Иисус с ученика- ми направлялись в Вифанию, в дом Лазаря, ведь там Его ученье с верой принимали. И встретив на пороге, в дом вве- ли, и дали Путнику и кров, и пищу, уважили всех тех, кто с Ним пришёл, и был накормлен и слуга, и нищий.
Когда настало время говорить, Иисус спросил:
– Что мучает, Мария?
– Я получила с прошлого письмо. Как следует мне поступать отныне?
Мария видела – Иисус всё знал. И вопрошает лишь за- тем Марию, чтоб лучше поняла она себя, а Он поможет ей, как и доныне.
– От Клавдии пришло ко мне письмо. Она зовёт к ним в дом. И что мне делать? Они – римляне, значит, нам вра- ги? Или поехать  к  ним и всё поведать? Скажи Иисус, как правильно? Где грань меж долгом и грехом? И как мы мо- жем от правды искушенье отличить? И что найти решение поможет?
Иисус сказал Марии:
– Кто нам враг? Римляне? Но они ведь тоже люди. Наш враг есть грех. Но ты ли без греха? За что же ты других, Мария, судишь?
– Так ехать к ним иль нет? Дай мне совет. И как Ты ска-
жешь, сделаю без споров.
– Как я скажу? Мария, жизнь твоя. Неужто жить её ты не готова?
Непониманье выражал тот взгляд, что кинула Мария на Иисуса:
– Я думала, что учишь Ты как жить!
– По ниточке – без выбора, без вкуса? Ты думаешь, что буду я решать, как жить тебе? Но я учу вас мыслить. А вы уж сами делайте шаги, иначе, что ты будешь делать в жизни? Я ненадолго здесь, и дальше путь проложится лишь так, как ты захочешь. К чему же ты придёшь, коль без меня не смо- жешь отличить и дня от ночи? Людей я избавляю от греха, а не от жизни, понимаешь это? Оковы разрубив, пускаю в жизнь, чтоб в силе вы дошли до Царства Света. Избавить от самих себя – смешно. Не в этом моя цель, пойми, Мария. Я путь вам покажу, куда идти, а вы решайте, где для вас свя- тыня. И я не буду за руку тащить, я жизнь отдав, вам проложу дорогу. Ты личность, ты решай, куда идти. Но помни лишь о том, что ищешь Бога.
– Но римляне враги?
– Сегодня враг, а завтра близкий друг – и вновь нет граней, я снова повторю, что враг – лишь грех.
– А Клавдия грешна? Не понимаю…
– Мария, посмотри, что я творю: я с мытарями ем, блудниц прощаю. Я грешных избавляю от греха. Я в дом вхожу – и грех их исцеляю.
– Так это есть ответ на мой вопрос!
– Нет, это вывод из ученья Бога. Я показал, как мыс- лить. Ты сама избрала для души своей дорогу. Иди, дитя. Ты многое поймёшь, и этим пониманьем ты послужишь во славу Божью. Сердце распахнув, ты добротой врагов обезо- ружишь.
И замолчал, сказав то, Иисус. Мария ощутила облег- ченье.  Да,  Он  –  Мессия,  истинный  пророк  –  настолько дивное Его ученье!
Наутро Иисус покинул дом, Мария же в дорогу собира- лась. В ту ночь ей всё ж не удалось уснуть – так много мыслей и надежд  осталось! Надежд, что изменить возможно мир, коль не бояться осужденья, споров; надежд, что Бог изменит её суть, коль к измененьям тем она готова. И счастье запол- няло душу всю – Учитель изменил всю жизнь собою. Мария начинала понимать, как можно побеждать в бою без боя...
Немного дней спустя, вновь перед ней Кесария, и сине- ва морская, роскошный город, дорогой дворец и Клавдия, что быстро к ней спускалась.
– Мария, я приветствую тебя. Мы искренне с Пилатом тебя ждали!
– О, Клавдия, как много лет прошло!
– Но мы всегда друг друга понимали, и думаю, что вре- мя не сотрёт ту дружбу, что однажды зародилась. И если уж судьбе угодно вновь свести нас в этом мире беспощадном, то в этом есть и цель, и тайный смысл. Мария, ты мне очень часто снилась!
Мария улыбнулась и без слов объяла Клавдию любо- вью чистой. И было то и просто, и легко, и было продол- женьем Его  мыслей. И Клавдии вдруг стало хорошо, как будто ноша спала вековая… Мария поняла в себе одно – теперь она уже совсем другая.

Глава 10


Мария удивлялась измененьям, что в глубине души произошли. Она как будто вспомнила былое, вернула  мысли,  что  давно  ушли.  Казалось,  мудрый  взгляд Иисуса убрал всё лживое и напускное. Впервые за все годы своей жизни Мария быть могла сама собою. Он наполнял её столь вечным смыслом, что суетность и праздность в ней исчезли, исчезли раздражённость и усталость, и стало всё уже не так, как прежде. Единожды увидев мир глазами, какими Он смотрел, – вся жизнь  менялась. Она училась
понимать дорогу, что перед нею Богом расстилалась.
– Мария, ты так сильно изменилась! – сказала Клавдия, когда вдвоём остались, – скажи мне, что случилось в  твоей  жизни?  Любовь  несчастная  разбила  сердце  иль окрылила новым дуновеньем? Мы много лет назад с тобой расстались.
– О, Клавдия! Пережила я много. Искала я себя – не находила. Я жизнь свою меняла, я металась, и знаешь, никого я не  любила.  Себя, возможно, а других – навряд ли. Что муж и дети, коль любви нет в сердце? Я замерзала, я хотела смерти, но дали мне возможность отогреться.
– Ты полюбила?
– Да, я полюбила. Я полюбила мир – людей, природу. И я учусь их чувствовать всем сердцем, и как прощенье принимать невзгоды.
– Я силу чувствую в словах твоих, Мария. И взгляд твой эту силу изливает. Я будто бы впервые тебя вижу! Боюсь немного, хоть смешно бояться… Но хочется понять источник силы – к себе он так необъяснимо манит!
Мария улыбнулась:
– Ты не бойся. Я та же, хоть немного изменилась. Я просто посмотрела сердцем в вечность, и с той поры я за- ново родилась.
Глаза у Клавдии огнём горели:
– Как интересно! Расскажи, прошу я, что на тебя так сильно повлияло?
– Мне просто приоткрыли жизнь другую.
– Но кто?
– Мессия.
– Кто?..
– Иисус. Мессия.
И Клавдия тут с ложа приподнялась, но в руки взяв себя, вновь опустилась:
– Неужто ты фанатикам поддалась?
 
Боль Клавдии по комнате скользнула. Казалось ей, по- теряна Мария. Столь рассудительна, умна – погибла. При- шла к ней лишь еврейка­фанатичка, зараженная дикостью общины, чтоб доказать, что их пророк – всесильный…
Мария  видела,  что  Клавдию  терзало,  и  вспомнила себя, ту, что отвергла Иисуса в первый день заветной встречи. И молча лишь на Клавдию смотрела.
И  Клавдия  в  глаза  её  взглянула.  Что  было  в  них? Спокойствие и сила? В них было право говорить о вечном, ответ на всё, о чём бы не спросила. И Клавдия смутилась под тем взглядом. Нет, в нём не фанатизм, а пониманье, в нём осужденья нет – есть  всепрощенье, не глупая гордыня – покаянье. При этом сила – вечная твердыня. Фанатики глупцы, а здесь – лишь мудрость. Навряд ли эта женщина безумна. И вряд ли движет ей общины глупость.
Мария улыбнулась. Ведь недавно она переживала эти чувства, и в тех, кто говорил: «Пришёл Мессия», могла увидеть лишь больных безумцев.
– О, Клавдия! Тебя я понимаю. Но я здорова, и мой ум со мною. Я расскажу тебе о Нём, но позже, когда ты смиришься со мной такою. Сейчас мои слова упрутся в стену. Поговорим о Риме, о мужчинах, обсудим мы сенат и фарисеев.
– В твоих глазах иные уж картины… Мария рассмеялась:
– Я всё та же. Лишь глубже пониманье и свобода. Я не боюсь, я верю. Доверяю.
– Ты говоришь, прощеньем есть невзгоды?
– В нас в каждом грех, и это неизбежно. Но Бог от грязи нас отмыть стремится, и Он, Отец, дитя своё накажет, чтоб то дитя сумело научиться. Иначе, как ты объяснишь ребёнку, что хорошо, что плохо в мире этом? И принимая это наказанье, очистишься и устремишься к свету.
– Не помню, чтоб в учении евреев такие мысли были.
Они учат, что грешники получат свою кару, что отвернётся Бог от них навеки, что слёзы их столетья будут литься, и что молитвы Богу их беззвучны.
– И я не принимаю фарисейство. Но Иисус на мир иначе смотрит. Он учит дивно и сам исполняет, что говорят Закон наш и пророки.
– А знаешь, мне всё ж стало интересно. Расскажешь о Мессии­Иисусе? Не то, чтоб верила в него, не скрою, но и смеяться не смогу, клянусь.
Мария понимала – ненадолго, но Клавдия прониклась этим чувством. И было это дивно и приятно.
– Пилата пригласить ведь не безумство? – спросила Клавдия, – уверена, он тоже с огромным интересом будет слушать. Ведь может он услышать твои речи?
– Услышит каждый, кто имеет уши, – с улыбкою ответила Мария.
А Клавдия себя не понимала. Притягивала новая Ма- рия. Хотелось прикоснуться к её миру, узнать о человеке том – Мессии. Она просила передать Пилату, что гостья в доме, чтоб пришёл, как сможет.
Мария сомневалась, что ей делать, но знала – Иисус всегда поможет. В любой момент Он с ней, дарует силу, водой живою поит, коль есть жажда. И чувствовала – разговор тот нужен: ведь дорог в этом мире Богу каждый.

Глава 11


Нрадостно Понтию в день этот было – зилоты мятеж вновь подняли. И что Каиафа? – руками разводит, зилоты ему не во всём помогают и часто решают уж сами, что делать: столь много они потеряли.
– Зачем мы даём тебе власть, Каиафа, коль справиться с ней не способен? И мне не нужны мятежи и бесчинства, а ты для того в Иудее поставлен, чтоб не было здесь недовольных и смелых. Иль ты позабыл и свободен? – был страшен Пилат в своём гневе, и где­то в душе  Каиафа дрожал. Но лишь улыбнулся в ответ на укоры и голосом ровным сказал:
– Я не виноват. И у нас враг есть новый. Он денег моих не берёт. Он Рим ненавидит, он – смерть и насилие.
– И он до сих пор живёт? Как имя ему?
– Ему имя Варрава.
– Варрава? Забавно. И что теперь?!
– Пилат, я приму, уж поверь мне, все меры…
– Ты мне говоришь «поверь»?! – Пилат кулаком по столу так ударил, что жалобно звякнул стол. – Ты смеешь при  мне  говорить  про  зилота,  который  пытается  власть мою свергнуть, который тебя ненавидит к тому же, и дума- ешь это – укор?
– Пилат, я…
– Молчи, Каиафа, и слушай. Ты здесь, пока я хочу. И если Варраву ты не арестуешь, и коль мятежи эти не пре- кратятся, то ты пожалеешь об этом жестоко!
– Варраву я уберу.
– Клянись же мне всеми своими богами, иль кто там у вас, так клянись, что вскоре мне будет Варрава доставлен, как враг мой и твой, предан казни жестокой. И в этом, по- верь, твоя жизнь!
Каиафа смотрел на Пилата и верил, что тот не смеял- ся сейчас, что если Варраву не сдать ему сразу, то с жизнью простится тотчас. Но только Варрава был лучшим из лучших и преданнейшим из людей, и власть Каиафы на том и держалась, и что же делать теперь? Давно он так ходит по краю обрыва, и только сегодня Пилат был непримирим,
жесток, своенравен. И как же пойти назад?
– Мы сами убьем его…
– Нет, Каиафа. Зилота – в мою тюрьму.
– Но он мне не сдастся!
– Решай то, как знаешь. Коль нет – я тебя убью, – и Пон-
тий прищурил глаза с наслажденьем, представив себе ту месть.
И понял, что поздно назад, Каиафа:
– Клянусь я. Служить тебе – честь!
– Иди, Каиафа. Ты первосвященник. Вернись в свой Иерусалим. И помни о главном – спокойные ночи, что я проведу здесь, твоё то спасенье. И ты с тем один на один.
Ушёл Каиафа опустошённый. Как плохо прошёл раз- говор! Варравой хотел держать в страхе Пилата, а вынес лишь приговор. Но выход найдёт и спасёт он Варраву, ведь он ему нужен и впредь – бесстрашный и преданный, силь- ный и жадный – нет, он не увидит смерть!
Пилат был не в духе. Приезд же Марии порадовал, развеселил.
Красивая женщина, умная, сильная сумеет отвлечь от безрадостных мыслей, и он поспешил, куда Клавдия звала, чтоб с ними набраться сил.
– Мария, приветствую! – голос Пилата стал мягок.
– И я, Пилат, приветствую, – тихо Мария сказала.
– Я вижу, ты гостье рад, – добавила Клавдия и рас­
смеялась. Ей было, как прежде, тепло, легко на душе.
– Как живёшь ты, Мария?
– Мария расскажет тебе о том, что сегодня она пости- гает, – сказала вновь Клавдия, – ты услышишь сегодня о новом учении.
– Мария? Ученье? Давно?
Мария в упор на него посмотрела:
– Недавно. Зато навсегда.
– И кто соблазнил тебя сладкою речью?
– В той речи – вся жизнь моя.
 
– Забавно. Поведай же мне, о Мария, зачем и куда идёшь? И кто же позвал за собою в дорогу?
– Учитель. Спаситель. Христос. Пилат рассмеялся:
– О Боги! Мария! Так ты же не веришь в него! И мы вечерами так славно смеялись над этим народным, пустым заблужденьем!  Нет, ты не говоришь мне всего! Ты что­то задумала! Я понимаю! Скажи, что – я поддержу!
Пилат уж отвлёкся от дум своих мрачных.
– Ты вскоре поймёшь, что к чему. И я так серьёзна, как не была раньше. Он сердце открыл и глаза. Я видела мир через сор в моём глазе, но зор мой омыла слеза.
– И кто он, еврей?
– Он есть путь и спасенье.
– Мария, ты ль предо мной? Я знаю тебя независимой, гордой. Неужто ты стала рабой? Я знаю сказания – Царь Иудейский придёт и Израиль спасёт. Так что же, он – Царь? Он есть Царь, Мария?
– К тебе пониманье придёт. Он был от начала времён и Он будет. Он Божий Сын, Царь царей. Творит чудеса, Он людей исцеляет. Он к Богу откроет дверь.
– Нет, я не хочу тебя слушать больше. Ты тоже больна, как они!
– Не можешь вместить, Понтий… Разве не слышишь ты в сердце голос любви? Укажет тот голос на светлую правду, увидишь ты – я права. Пилат, ты всегда уважал во мне силу – та сила во мне жива. И я б не пошла за фанатиком глупым. Но я говорю: Он – Христос.
– Пусть так. И за ним идут толпы народа. Зачем это? – вот мой вопрос.
– Ты позже увидишь то, Понтий. Однажды поймёшь – Его Царство не здесь. Ему не нужна ваша власть. Он – от Бога.
– Сегодня проблем не счесть. Довольно, Мария. Пока что  довольно.  Мы  позже  поговорим.  Ты  гостья.  Живи, отдыхай в моём  доме. Меня же зовут дела, – поднялся и вышел Пилат очень быстро.
– Но ты виновата сама, – сказала тут Клавдия.
– Время настанет, и он запоздало поймёт.
– А мне ты расскажешь о дивном учении?
– Кто ищет – тот и найдёт.


Продолжение следует...