Глава 1

Глава 1.
У меня нет не то что белого листа – нет вообще никого, хоть самого затасканного клочка старой газеты. И ручки вдобавок нет тоже.
Но, несмотря на это, мне всё равно необходимо начать прямо сейчас. Именно сейчас, не откладывая в долгий ящик…
Итак.
Меня зовут Инессой. В июле мне должно исполниться восемнадцать лет. Сейчас только начало лета, но точное число я не знаю – календарей здесь нет. В школе, где я училась до того, как попала сюда, начались экзамены. Все мои одноклассники переживают из-за баллов ЕГЭ, усиленно готовятся к поступлению в вуз, некоторые собираются переехать в другой город… Но не я. Даже будь у меня желание вернуться, я не смогла бы. Впрочем, вернуться к чему? К нормальной жизни, как у всех? Теперь она так же недостижима, как Солнце. Солнце, с которым меня сравнивали когда-то. А сейчас это самое «солнце» держат взаперти в психиатрической больнице, всё ещё наивно стараясь скрыть истинное значение этого места и называя его санаторием для восстановления нервной системы. Даже смешно. Слишком  неестественно, наигранно и нелепо звучит, и уж точно далеко не достаточно достоверно, чтобы надурить мне голову. Да, многие пациенты попадались поначалу на эту уловку, глотали лекарства, принимая их за витамины, но вера в правильность своего пребывая здесь длилась лишь до первого укола. У меня же она не зарождалась вовсе; где нахожусь, я поняла сразу и не хочу обманывать себя. Не хочу и бежать отсюда – это бессмысленно. Теперь безразлично, где жить, потому что дома у меня, кажется, больше нет. Вдруг это место и станет моим домом…
В моей комнате, если её можно назвать так – идеально ровные белые стены, плотная дверь из светлого дерева, запертая на ключ снаружи, две неширокие кровати по углам, аккуратно застеленные однотонными покрывалами и маленькие тумбочка с ночником рядом с ними. Больше совершенно ничего. И ни единого окна, открывавшего бы кусочек того мира, который отняли у меня. Я чувствую себя полностью изолированной от жизни – за всё время, пока я была здесь, лишь один человек, за исключением персонала, заговорил со мной. В первый день, когда меня притащили сюда, избитую, больную, в полусознательном состоянии, на соседней кровати спала моя соседка. Должно быть, девушка совсем выздоровела, потому что уже следующим вечером её выписали. Чувствуя себя донельзя разбитой и подавленной, я сквозь полусомкнутые веки наблюдала, как радостно она собирала вещи. Тогда мне было слишком плохо, чтобы побеседовать с ней, с кем-то таким же, как я сама, а теперь не предоставлялось возможности. Второй угол комнаты всё ещё пустовал, а моему одиночеству не виделось конца. Впрочем, оно начинало приносить мне наслаждение.
Спустя два дня после выписки соседки ко мне зашёл незнакомый мужчина лет сорока или около того. При первом же взгляде на него я почувствовала вселенскую тоску и ничем не объяснимую жалость. Отчего-то он ещё сильнее заставлял ощущать зудящую дыру внутри… А казалось бы, совсем обычный человек. В чём именно таилась эта печаль? Быть может, в его худобе. Или в лысине на затылке. Или в тонких, будто принадлежавших пианисту, длинных пальцах. Не знаю. Впрочем, увидев меня, нежданный посетить расплылся в доброжелательной и кажется, искренней улыбке, оживившей его пожилое лицо, и присел на краешек моей кровати.
- Ну, здравствуй, Инесса, - радостно блестя глазами, произнёс мужчина. Голос его, мягкий и приглушённый, тоже навевал мучительную грусть. Что он здесь делал, было непонятно, и я только испуганно таращилась на него, не говоря ни слова. Я хотела спросить, откуда он знал моё имя, но равнодушие задушило и этот порыв.
- Как ты себя чувствуешь? – заботливо продолжал незнакомец, нисколько не растерявшись от моего молчания. Должно быть, решил, что я перенервничала и надеялся разговорить меня. Напрасно. Мне хотелось, чтобы он ушёл и перестал мучить нас обоих, потому что его присутствие уже начинало меня тяготить.
Полное игнорирование и во второй раз несколько обескуражило моего посетителя. Кажется, он вновь опечалился, судя по ссутулившейся спине и опустившимся плечам, и теперь ещё сильнее источал одиночество и грусть. Он будто пах ими, как одеколоном. Я бы купила духи с запахом радости… Жаль, что таких не продают.
- Инесса, ты что, не узнаёшь меня?
Мужчина попытался погладить меня по голове, но я со злостью оттолкнула его руку и шарахнулась в сторону. Чужие прикосновения действовали на меня, как соль на совсем свежие раны. Они вызывали во мне не только боль, но и дикое отвращение. Наверное, нечто подобное чувствует свежезамороженная рыба в супермаркете, когда проходит сквозь сотни грязных немытых рук покупателей. В тот момент, когда санитары, невзирая на мои рыдания, крики и отчаянное сопротивление, заломили мне руки и поволокли в машину, я поняла, что отныне прикосновения будут ассоциироваться у меня лишь со страданиями, пережитыми в ту ночь. И сейчас такой, казалось бы, невинный и добрый жест привёл меня в ужас и одновременно в ярость.
- Бедняжка… Значит, ты и меня не помнишь. – его глаза потускнели, разом окончательно смыв впечатление улыбчивого радостного человека, которое он производил ещё минуту назад. Незнакомец выглядел ещё более подавленным и холодным, чем при первом появлении. Порой настроение в корне меняет наш образ. Оно может придать нам радушный и безобидный вид, а может и защитить, словно кокон. Как тот кокон, в котором скрывалась я. Или спрятался сейчас этот мужчина.
- Послушай меня внимательно. Я – твой дядя, Игорь, брат твоей мамы. До твоего совершеннолетия я буду твоим опекуном и несу за тебя ответственность.  Видишь ли, во-первых, твоя амнезия очень сильно усилилась со времени аварии. Ты не помнишь уже практически ничего, даже то, что мы с тобой уже виделись недавно… Во-вторых, я позволил тебе пожить одной и сильно пожалел об этом. Я думал, что ты взрослый адекватный человек, но, похоже, ошибся. Ты начала вытворять ужасные, совсем неадекватные вещи. Твоя квартира в полном разгроме и скорее похожа на склад вредных веществ. А когда ты набросилась на прохожего и облила его ледяной водой…
- Он горел! – вскрикнула я, оправдываясь, но тут же стихла; дядя не обратил внимания на эти слова и пропустил их мимо ушей:
- В общем, это стало последней каплей. Не волнуйся, это вовсе не тюрьма, ты не сумасшедшая. Никто так и не думает! Все знают, что ты здорова.
А это было ложью. Моё поведение было для врачей загадкой, неприятным сюрпризом, в котором они постоянно искали подвох. С буйными пациентами было гораздо проще, ведь от них известно, чего ожидать, а вот я… А я была для них пороховой почкой. Впрочем, они могли не беспокоиться. Взрыва не будет – порох уже отсырел.
- Так будет лучше! – продолжал дядя, глядя на меня, словно на несмышлёного младенца. – Всё в порядке, не переживай. Когда ты поправишься и всё вспомнишь, я обязательно заберу тебя домой. Просто… так нужно.
Мне казалось, что до возвращения домой придётся прожить целую вечность. И это ещё в том случае, если оно вообще мне светит… Уже выходя из комнаты, дядя добавил:
- Я заеду к тебе через неделю, обещаю. Может, тебе что-нибудь нужно, Инесса?
- Немного неба. – неожиданно попросила я, впервые спокойно обратившись к нему за время нашего общения. Должно быть, он был хорошим человеком и я была близка с дядей. Тем хуже. Лучше бы я ненавидела его! За всеми, кого я люблю, по пятам ходит смерть. Надеюсь, моё теперешнее равнодушие обезопасило его жизнь…
В ответ на мою просьбу мужчина только рассмеялся, тяжело вздохнул и вышел. Я бы бросила ему вслед что-то тяжелое от обиды, но это ничего не изменило бы. Дядя бы всё равно не понял, что я говорила всерьёз… А ведь единственное, чего мне хотелось, было и вправду немного неба. Всего лишь неба.
Дядя, как и обещал, заглянул через неделю, но ни ему, ни мне этот визит ничего не дал. Задав пару вопросов, дядя убедился, что разговаривать с ним я вовсе не намерена, и в растерянности покинул больницу. Когда он наконец захлопнул за собой дверь, я испытала огромное облегчение, нисколько не мучаясь угрызениями совести. Я совсем не знала этого человека и ничуть не помнила его, а должна была, судя по его словам. Быть может, он солгал и вовсе не был маминым братом. Но кем тогда? Зачем ему было помогать мне в таком случае? Что он хотел от меня? А помощь ли это вообще? У меня не было ответа ни на один из множества вопросов, и тогда я придумала универсальный.
«Без разницы.»
И он всегда одинаково успокаивал меня.
***