Глава 2

Глава 2.
Целыми днями я просто сижу на кровати, по-турецки скрестив ноги и тупо уставившись в одну точку. На первый взгляд стены кажутся одинаковыми, но на самом деле это лишь иллюзия. Я знаю, что это вовсе не так.
От лампы в центре потолка разбегаются миллионы тоненьких лучиков и стекают вниз, словно потоки влажных слёз. Они ручейками струятся к полу, пытаясь залить всё пространство своей болью, но не задевают самых углов комнаты. Там, сквозь крошечный щели, силятся прорваться щупальца теней. Когда слёзы касаются их, то они отступают и прячутся обратно в своё укрытие. Но стоит потокам оборваться на половине пути, как тени выползают на свободу. Они знают, что я бессильна против них и ждут того момента, чтобы уничтожить меня, когда такой же свет, как тот, что разливается по стенам, свет, который ещё слабо теплится во мне, не сможет меня уберечь. По ночам я слышу зловещее дыхание теней, их тихий смех – настолько тихий, что я схожу с ума, пытаясь понять, на самом ли деле я слышала его или мне померещилось, - и чувствую их холод, их щупальца, скользящие по коже. Каждый раз они высасывают из моей души всё хорошее, что ещё осталось там, отнимают последние светлые воспоминания, вселяют сотни новых страхов и фобий… Пока тени действуют только изнутри, но я знаю, что когда они исчерпают всё под завязку, то примутся за оболочку. Раз и навсегда. И тогда наступит абсолютный конец.
Тени захватили здесь всё, стали полноправными владельцами пространства, и не властны лишь над маленьким кружком прямо напротив меня. Это сделала я. Это я после первой же проведенной здесь ночи защитила его от теней, чтобы те не сожрали меня. Это я начертила замкнутую линию концом своего крестика, процарапав стену. И теперь тени никогда не могут дотянуться до него, никогда. До единственного безопасного места во всей комнате. А быть может, и во всём мире.
Быть может, всё, что вообще может защитить меня и пробудить от нескончаемого плотного равнодушия – это тот самый маленький серебряный крестик на шее. Перед тем, как лечь спать, я вытаскиваю его наружу, чтобы он оттолкнул приближающиеся тени, поэтому, когда я просыпаюсь, то крестик неизменно висит поверх рубашки. Только наутро я бережно прячу его назад, касаясь руками острых ключиц. Казалось бы, действие наипростейшее, но оно приносит с собой невероятную теплоту. Теплоту, которую не могут отобрать тени или забить безразличие. Теплоту, которая даёт мне новые силы, хотя бы на что, чтобы сердце продолжало биться. Теплоту, с помощью которой я вообще до сих пор жива. Прятать крестик меня учила в детстве мама… 
Тогда мне было пять. В тот летний день я ужасно устала от беготни во дворе и вернулась домой совсем растрёпанная. Несмотря на ранний час, мама сразу отправила меня в постель. Я бунтовала и из чувства протеста забралась под одеяло прямо в джинсах и грязной, заляпанной яблоком в карамели футболке. Мама, конечно, заметила это, но притворилась, что не видела. Перед сном она, как всегда, наклонилась над моей кроватью, чтобы поцеловать на ночь. Я отвернулась к стенке, ожидая выговора, но вместо этого мама лишь развернула меня к себе и улыбнулась:
- Какая же ты грязнуля, милая! Иди сюда, - и с этими словами она расправила воротник футболки и спрятала внутрь крестик. – Запомни, он не должен болтаться снаружи.
- Почему? – поинтересовалась я, пригладив ткань. Мама задумчиво склонила голову набок:
- Крест – это одна из твоих связей с Богом, понимаешь? От твоей души тянется ниточка, ведущая тебя к Нему, а крестик оберегает её. И поэтому должен быть ближе к сердцу, чтобы согревать его. Вот здесь…
И она коснулась того места на футболке, где находилось моё сердце.
Тот разговор я запомнила на долгие годы и не забуду уже никогда… Мамы больше нет, и кто-то должен помнить о крестике вместо неё.  Конечно, я не настолько ленивая или беспомощная, нет… Просто это ассоциируется напрямую с мамой, и, заправляя крестик, я невольно вспоминаю её. Наверное, она переживала из-за меня. Искала. Плакала. Мама всегда любила меня и волновалась по любому поводу, а я поступила так наплевательски и жестоко по отношению к самому близкому и родному человеку на свете. Просто взяла ушла, буквально испарилась, оставив только жалкую записочку, исписанную моим неровным почерком. На её месте я бы с ума сошла от переживаний
Но что тогда делала я сама… Что? Ах да, я жила. Не то что теперь.
Тогда-то я умела жить.
А теперь я могу лишь рассказать историю о том, как я жила, надеясь, что когда-нибудь заживу снова.
Да, я умела и любила жить. Жить именно так, как это описывают в современном кино – не сдерживая своих искренних чувств, с открытым сердцем, не растрачивая дни по мелочам и следуя за мечтой. Последнее и сгубило меня. Моя мечта оказалась слишком трудно достижимой для меня.
Но тогда мне было всё равно, и я готова была сделать всё, что в моих силах и даже больше. Усталость, лень, нерешимость – всё это было незнакомо мне. Каждый день был новой страницей удивительной книги и обязательно запоминался хоть самой незначительной деталью. Многие поражалась, как мне удавалось успевать всё, что хотелось. А я и сама не знала, просто какая-то неведомая сила подгоняла вперёд, показывая миллионы новых идей, игнорировать которые было невозможно. Я никогда не сдавалась, ни за что, и упорно продвигалась выше и выше – в итоге меня сбросило почти с самого пика. Я старалась делать с любовью и наслаждением всё, что приходилось, и стремилась только вперёд. По моим снам можно было писать сценарии фильмов, а некоторые события вложить в сюжет книги. Когда они всплывают в моей памяти, не верится, что такие чудеса имели место в моей жизни. Жизни, которая только-только начиналась, но была наполнена такими яркими моментами и удивительными людьми, что редко встретишь. Потому что я обожала это делать.
Жить.
Это было моё самое любимое хобби.
Кем я была ещё в прошлом году? Да я могла горы свернуть! Но мне не нужны были горы. Мне нужно было лишь исполнить свою мечту… Меня называли сумасшедшей, а я принимала это за комплимент. Для меня не существовало страхов или запретов, словно я жила последний день на этом свете и хотела сделать его лучшим.
А кто я теперь? Лишь жалкая девочка в психиатрической больнице, которая не могла даже посещать школу из-за своей болезни. Частично – без прошлого, ведь восполнить провалы в памяти довольно сложно. Без семьи. Без близких. Без будущего. И без настоящего, если на то пошло. Одним словом, я никто и не имею ничего, кроме того прошлого, что ещё помню.
Да что там. Меня вообще больше не существует.
***