***

    ДУДОЧКА

   

    Вечерок выдался очаровательный, рождественский. Снежок – немного под ногами, немного сверху. Ветра нет. Фонари желтеют. Кое-где ёлки в окнах. В общем, обстановка расслабляющая.

    Вот я и расслабляюсь. Иду, размышляю о всяких приятных вещах. Например, сколько праздничных дней «подарят» нам в этот раз.

    Вдруг – словно ветерком меня обдуло. Воздух задрожал, и прямо передо мною соткался, вроде как персонаж Булгакова, некий человек. И причём самый натуральный омоновец. Представился невнятно, я разобрал только «...высших сфер». И произносит абсолютно стандартную для таких случаев фразу:

    – Так... Нарушаем, значит?

    – Что я нарушаю? Иду себе, никого не трогаю, улицу не перебегаю.

    – Шутки шутим? А у меня, между прочим, дел и без вас хватает!

    – Да нет! Я серьёзно!

    – Ну что ж, серьёзно так серьёзно. Попрошу лицом к стене, руки в стороны, ноги пошире.

    «Ну вот! Здрасьте!» – подумал я, кладя руки на стену и расставляя ноги на ширину плеч дюжего «уполномоченного высших сфер».

    Лёгким и неожиданно изящным движением он вынул из внутреннего кармана моего пиджака дудочку, тайком от меня засунутую туда моим изобретательным сынишкой.

    – Что это? – грозно спросил он.

    – Дудочка, – растерялся я.

    – А лицензия?

    – На что?!

    – На вторжение в высшие сферы!

    Тут я окончательно перестал что-либо понимать. Заметив это, но, видимо, сочтя притворством, омоновец начал закипать, что меня совершенно не устраивало.

    – Да ни во что я не вмешивался! – стал я успокаивать его.

    – А инструмент зачем? Да и доказать это ещё нужно!

    – Что доказать?

    – Что не успели там ничего натворить!

    – Где?

    – Хватит притворяться! Отказ от дачи показаний не только снимает с повестки дня вариант добровольного признания, но и может рассматриваться как оказание сопротивления органам правосудия!

    Ничего себе культура речи! Слабая надежда на хотя бы интеллектуальное преимущество перед собеседником растаяла на глазах. Захотелось проснуться, но не получилось, естественно... Тогда захотелось жалобно заскулить, но так ронять себя я был еще морально не готов. Однако поддерживать разговор было необходимо.

    – Послушайте! Я совершенно не понимаю, что происходит. Ну, сунул мне дудочку сынишка в карман. Так что в этом такого?

    – Нечего валить на ребёнка! Отвечать надо самому!

    – За что отвечать?!!

    – Я уже объяснил, и повторять не буду. Разве что на вас подействуют другие аргументы...

    – Не надо, не надо! Я уже во всем сознаюсь.

    – В чём же это? – с издёвкой полюбопытствовал омоновец.

    – Ну, как это... во вторжении... или во вмешательстве?.. ... Но я не нарочно... Я не знал...

    – Незнание не освобождает! – изрёк мой мучитель.

    – Слушайте! Я могу сознаться в том, чего не делал, но не могу в том, чего не понимаю!

    Мучитель задумался.

    – Ну, допустим... Придётся объяснить. Сколько дырочек на дудочке?

    – Семь.

    – Вот то-то и оно!

    – ?

    – А то, что чакр тоже семь, как и тел!

    – ?!!

    – Ну, физическое тело, эфирное, астральное и так далее!

    – Господи! А это-то здесь при чём?

    – Слушайте! Хватит притворяться! Вы же не можете не понимать, что, играя на этом инструменте, вы закрываете те или иные отверстия и тем самым связываетесь с соответствующими сферами?

    – Вы хотите сказать, что высота звука...

    – Именно! Именно! И что вы теперь скажете в своё оправдание?

    Тут я задумался. Просто такой подход к непритязательному инструменту моего ребёнка мне как-то не приходил в голову.

    – А я на ней не играл! Играл сынишка!

    – А доказать можете?

    – Ну... Давайте посмотрим отпечатки пальцев на ней, что ли... Моих там быть не должно.

    Омоновец оживился и, запустив руку в один из бесчисленных карманов, быстренько извлёк какой-то закамуристый приборчик. Провёл им по моим пальцам, затем по дудочке.

    «Да, развивается техника!» – подумал я.

    – Так! Действительно, отпечатков нет, – заключил омоновец. – Так что вы можете быть относительно свободны. Пока.

    – Почему «относительно» и почему «пока»? – попытался я перейти в наступление.

    – А потому что инструмент такой силы беречь надо, а не таскать где попало! И лицензию получить бы не мешало...

    – А, может, и сыну моему надо?

    – А ему сколько?

    – Три.

    – Ему не надо. Мал ещё. Пока не может ничего плохого сделать. А вот годам к семи и ему придётся лицензией обзаводиться. Если не раздумает на дудочке играть... Кстати, вы ничего такого не замечали, когда он играет?

    – А что замечать-то? Впрочем... Как-то тепло и хорошо на сердце становится. Но я думал, что это просто от любви.

    – А любовь есть что?

    Тут я окончательно убедился, что в собеседники такому омоновцу просто не гожусь – не дорос...

    – Я затрудняюсь так сразу, с налёта...

    – А и не надо. Это я пошутил, нет у неё определения. Она есть – и всё тут!

    С этим я не мог не согласиться...

    – А повернуться мне можно?

    – Ах, да. Извините. Конечно.

    Эта лексика меня окончательно доконала. Я повернулся и стал пристально всматриваться в лицо «блюстителя высшего закона». Однако ничего эдакого не обнаружил. Хотя... Было оно каким-то... неустойчивым, что ли? Понемногу, но постоянно менялось. Так что запомнить его было совершенно невозможно.

    – Послушайте, ведь семь... да много чего! Цветов радуги. Планет, как недавно выяснилось...

    – Ну, вот я и говорю!

    – Но я решительно не понимаю, как при игре на дудочке происходит контакт с высшими, так сказать, сферами...

    – А понимать совершенно не обязательно! Миллионы людей тысячи лет слушают музыку, причём с огромным удовольствием. Вы же не станете утверждать, что за этим ничего не стоит?

    – Конечно, не стану. Но я как-то в себя прийти не могу. Неожиданно и странно всё это.

    – Что – это?

    – Ну, например, ваше появление, извините, из воздуха...

    – А моё появление из чего вас не удивило бы?

    – ...

    – Вот я и говорю. Какая разница, кто и откуда. Главное – суть!

    – А в чём она, извините за назойливость?

    – Извиняю. А в том, что высшие сферы – вещь тонкая, как вы, наверное, знаете, и их приходится оберегать от вредного, пусть даже неосознанного вмешательства.

    – Но если откровенно, не пойму, с чего вы взяли, что если я, допустим, поиграю на этой дудочке, то это будет именно вредное вмешательство? Я вовсе не считаю себя плохим человеком. Пусть есть мелкие грехи, но в целом... Или, может, я ошибаюсь?

    – Не ошибаетесь, как я вижу. Что касается остального, то сложно тут всё. Но

    постараюсь вкратце сформулировать. Вам совершенно не обязательно не только сознательно нести туда что-то плохое, но и вообще быть носителем серьёзных недостатков – или проблем, если хотите. Вы можете невольно оказаться каналом для весьма тёмных сил.

    – А ребёнок?

    – А он – нет! Он некоторое время после рождения ко всей «чернухе» просто невосприимчив. И только со временем он как бы «теряет иммунитет»...

    – А какова тут роль родителей и прочего окружения? Впрочем... Погодите, не отвечайте – я, кажется, догадался. Просто мы, взрослые, должны всемерно поддерживать этот «иммунитет». Так?

    – Вот видите, вы сами всё поняли. Только не надо ограждать его от всех возможных неприятностей, держать «под колпаком»...

    – Ну, это понятно.

    – Вот и ладненько. Дудочку я вам возвращаю с совершенно чистым сердцем. Кстати, очень полезно играть дуэтом с сыном. Подберите себе инструмент по душе – увидите, вам понравится. А я вынужден с вами попрощаться. Было приятно поговорить. Но извините, дел много...

    И с этими словами он растаял, а дудочка как-то сама собой оказалась в моих руках. Я хотел было поднести её к губам, но не решился.







    СТАРЫЙ САРАЙ

   

    Этот старый сарай я помню с детства. Он всегда воспринимался как неотъемлемая часть нашей дачи и, следовательно, всего нашего существования.

    Неотъемлемая, но не совсем общая. Дело в том, что хозяйничал там наш дед, а все прочие, хотя и могли туда входить, но брать что-либо без спроса – ни-ни. А уж не положить взятое на место – так лучше сразу удавиться. Гнев деда был просто страшен, хотя и справедлив, по правде говоря. Судите сами: ну что хорошего в том, что неизвестно куда исчезнувшие, например, ножницы весной следующего года появляются из-под снега подобно первоцветам?

    Вы, наверное, уже догадались, что в сарае хранились инструменты. И даже мало сказать хранились – они там жили и работали. Помимо всяких полочек и шкафчиков, жил там, разумеется, и верстак с тисками. Дед был весьма преклонного возраста, и многие обитатели сарая – ничуть его не моложе. Однако, когда ни заглянешь, все инструменты ухожены, заточены и разложены по местам, да так удобно, что всегда под рукой. Изрядно замусоленный верстак ансамбля не нарушал, и эта маленькая слабость деду охотно прощалась...

    Единственно, чего в сарае не было – так это ржавчины и гнили, хотя всё остальное на даче ржавело очень охотно. Как это у деда получалось, мы не знали, но результат говорил сам за себя и вызывал уважение, переходящее в благоговение.

    Время шло. Мы взрослели, дед потихоньку старел. И вот пришёл грустный момент неизбежного расставания. Ушёл дед тихо, как и жил. Завещания и напутствий не оставил. Впрочем, собственности у него всего-то и было, так только этот сарай с его обитателями. Конечно, остались квартира и сама дача, но я подозреваю, что всё, кроме сарая, значило для деда довольно мало.

    Прошло девять дней, потом сорок. Мы начали привыкать жить без деда. И встал вопрос: что делать с сараем? Собственно, можно было оставить всё, как есть на неопределённое время, но стало в сарае как-то холодно и сыро, и это нас беспокоило. Перекинулись парой слов на эту тему и сошлись на том, что в память деда надо как-то продолжить жизнь старого сарая, пусть в новом качестве. Кто-то из нас должен был взять на себя роль хранителя. Стоит ли говорить, что этим «кем-то» оказался я...

    Я – так я. Выбрал время и пошёл в сарай сориентироваться и решить, с чего начинать. Да, что-то в нём изменилось. Явно ушло тепло, это и понятно. Но придёт ли оно вновь, вернётся ли? И зависит это, похоже, от меня... Сижу, размышляю, рассматриваю инструменты. Замечаю, что некоторые из них уже тронула ржавчина. И стало мне их так жалко, как будто это зверушки какие-то хорошие и беззащитные, брошенные нами.

    И тут вдруг пришло ко мне ощущение тепла. Исходило оно явно от инструментов, и понять происходящее можно было только так, что они меня приняли. Если вы не согласны, попробуйте найти другое объяснение. А лично я вполне серьёзно отношусь к идее наличия у обитателей сарая души. Пусть не такой, как у человека, но вполне заслуживающей, помимо простого принятия факта её существования, ещё и уважения, и общения «на равных».

    Так что сказал я им: «Извините, ребята, что долго не приходил, а сейчас мне надо подумать, что делать дальше». С тем мы в тот день и расстались.

    А думать мне было о чём. Инструмент-то был весь старый, ибо дед разные новшества не особенно приветствовал, поскольку очень часто всякие новинки уступали старичкам во всех отношениях, кроме разве что нарядного внешнего вида поначалу.

    Деда можно было понять, и никто его по поводу модернизации инструментального парка не доставал. Но теперь вопрос встал ребром. Ясно, что обозвать это всё старьём и просто выкинуть у нас и язык не повернётся, и рука не поднимется. Тем более, что идея существования у дедовых инструментов индивидуальных душ или одной, коллективной, была в нашей семье весьма популярна: в той или иной степени эту точку зрения разделяли все.

    Вопрос усугублялся тем, что и сам сарай-то уже давно заваливался, и недалёк был день, когда даже просто заходить в него станет опасно. Так что решение назревало...

    Прошёл день-другой. Ничего определённого в голову не приходило.

    И решил я опять наведаться к инструментальной братии. Зашёл, мысленно поздоровался, сел. И тут вижу – ржавчина исчезла! Стараются ребята! Ну как после этого их выкидывать... Просто ком какой-то к горлу подкатил. Живые они – и всё тут!

    Сижу, почти плачу. И чувствую, что они мне что-то сказать пытаются. Чувствуют они всё! И выход уже нашли!

    В нашем отношении к инструментам вообще они нисколько не сомневаются. Вдобавок понимают, что инструменты у нас будут всегда, причём в немалом количестве.

    А предложение их состоит в том, что заменять старые инструменты на новые надо постепенно, по одному. При этом предлагается каждого нового члена сообщества представлять им на ознакомление. И тогда они решат. Что решат, поначалу я не понял.

    На следующий день принёс я в сарай цепную электрическую пилу и оставил на ночь. С трудом дотерпел до утра. Прихожу – пила где лежала, там и лежит. Сообщество, чувствую, очень весёлое. Присмотрелся, прислушался внимательно. Ну и дела! Все пилы-ножовки так покрылись ржавчиной, что того и гляди, рассыплются, а новая пила – вся тёплая! Похоже, старые можно выбрасывать.

    Ну и скажите мне кто-нибудь после этого, что переселение душ у инструментов невозможно! Факт был налицо!

    Так дальше и пошло. Перетащил я в сарай перфоратор, дрель, новинки разные вроде степплера... Всех их «аборигены» приняли, и по каким-то неведомым мне законам происходило переселение душ.

    Но вот как-то однажды случился явный сбой. Принёс я аккумуляторный шуруповёрт. Не скажу, какой фирмы – сейчас поймёте, почему.

    Подхожу я к сараю на следующий день и понимаю, что в нём – только что не революция. Шумят все: и старички, и новички. Чем-то недовольны.

    Зашёл. Ну и картина! Относительно новый шуруповёрт выглядит совершенно «убитым» – весь грязный и, что удивительно, уже основательно ржавый.

    «В чём дело?» – спрашиваю. Объясняют: «Ты кого нам принёс? Это же халтура страшная! Две старые отвёртки – и то надёжнее! Нельзя на него полагаться. Не можем мы его принять!»

    Спорить я не стал, ибо и сам подозревал что-то вроде этого. Купил другой, хороший.

    Прошло некоторое время, и все новые инструменты переселились в сарай.

    Пришёл я как-то к своим друзьям уже с пустыми руками. И только подумал, что предстоящее переселение может их сильно огорчить, как они меня вполне весело спрашивают: «Так, когда и куда?»

   

   

   

      ЧТО-ТО ЗДЕСЬ НЕ ТО…

   

    Ну, раз все готовы, так приступим, – подумал я и начал переносить инструменты на новое место.

    А место это было, на мой взгляд, гораздо комфортнее старого – даже с учётом всех нюансов. Это была новая мастерская, расположившаяся в цокольном этаже нашей дачи после её реконструкции. И появилась она вовсе не сама собой, а в результате довольно длительных разговоров и обсуждений с моим старшим сыном, на плечи которого легла

    львиная доля затрат на реализацию наших совместных (и не очень) фантазий.

    Чистенькая, сухая, отапливаемая... Потолок, правда, невысокий, но не в волейбол же там играть мы собирались. Стоял там новый верстак (старый совсем развалился, и помочь ему я уже ничем не мог), висели разные шкафчики и полочки. Расположил я всё это, на мой взгляд, достаточно удобно, причём постарался понять и использовать дедов опыт.

    Что же касается особого тепла, то я был совершенно уверен, что оно придёт по мере того, как в этой мастерской мы начнём что-либо мастерить. Собственно, так оно и получилось, но об этом как-нибудь в другой раз. А сначала я столкнулся с обстоятельствами, мною совершенно не предвиденными и породившими определённые проблемы...

    Как вы понимаете, перенести инструменты было делом совсем недолгим. Совмещать его с какой-либо селекцией я не собирался, поскольку она была к этому времени по существу уже завершена.

    Часа за два перенёс всё и разложил. Правда, не совсем так, как было у деда. Но это и естественно: и планировка мастерской другая, и набор инструментов другой, да и – что уж там скрывать – сам я другой, на деда совсем не похожий.

    Разложил, полюбовался, прислушался: примолкли что-то мои друзья.

    Ну, – думаю, – это естественно: переезд всегда и для всех – стресс. На том посчитал свою работу законченной и отправился отдыхать – вернее, смотреть телевизор («подсел» я на него, что уж говорить, хотя и не без помощи домашних...).

    Утром встал я, как обычно, несколько раньше других. Умылся-оделся – и почувствовал: что-то не то, что-то меня беспокоит, и исходит всё это не откуда-нибудь, а из новой мастерской. Удивился – раньше, до переселения инструментов, ничего такого не наблюдалось.

    Спускаюсь вниз и – точно, оттуда! Вхожу...

    Гвалт стоит невообразимый! Понять ничего невозможно! Каждый лопочет о чём-то своём, друг друга совсем не слушают. В старом сарае такого не было. Подождал я немного, прислушался... и понял, что «детишки» мои вдрызг переругались и перессорились.

    И возникло у меня довольно неприятное подозрение, что произошло это при моём активном, хотя и неосознанном участии. Но нюни распускать по этому поводу некогда – расхлёбывать надо! А прежде понять, в чём всё же дело.

    Так, ребята, – говорю я им, – успокойтесь. Виноват в ваших проблемах, видимо, я, но уверен, что исправить всё можно. Только помогите мне разобраться, что же я сделал не так.

    Напряжённость осталась, но стало существенно тише. Можно было уже расслышать голос каждого из них. Даже очерёдность какую-то удалось установить.

    Заняло их изложение ситуации времени немало – час с лишним. Однако понять, в чём дело, мне никак не удавалось. Все, за редким исключением, твердили практически одно: «Не могу я с ним (назывался сосед слева, справа, сверху или снизу) вместе жить!»

    Разложил я их как-то неправильно. Это я понял довольно быстро. Но почему неправильно, какую закономерность я невольно нарушил, было непонятно.

    Добиться чего-либо внятного от них тоже не удавалось. В общем, дело кончилось тем, что попросил я их потерпеть немного и поднялся наверх.

    Разобраться предстояло самому... Мастерская была, вроде, ни при чём. Сами инструменты не изменились – только их взаимное расположение.

    А каким оно было прежде? Обнаружил, что не помню, и пришлось пойти ещё раз в старый сарай.

    Вошёл, стал напротив верстака, закрыл глаза и постарался представить себе, как мои «детишки» жили здесь раньше в дружбе и согласии. Да, действительно, расположил я их на новом месте логично, но совсем-совсем не так, как у деда.

    Но каким же принципом он руководствовался? Впрочем, конечно, никаким не принципом, а просто интуицией. И необходимо было понять, на чём она основывалась. Ибо просто скопировать прежнее расположение не было никакой возможности, да и не удовлетворило бы меня такое «решение проблемы»...

    Размышления по этому поводу заняли у меня не один час, но в конце концов картина стала проясняться. Сначала – смутные подозрения, потом – отдельные догадки, и, наконец, всё «выстроилось».

    Некоторые считают, что на Земле сосуществуют четыре как бы вида («царства»): камни (иногда говорят «минералы»), растения, животные (к ним причисляют, впрочем, и насекомых, и рыб; куда девают микробов, откровенно говоря, не знаю) и, наконец, люди. Причём сосуществуют далеко не всегда мирно.

    Вот и получилось у меня, что инструменты тоже принадлежат к четырём аналогичным видам. И располагать их рядом, игнорируя эти различия, совершенно недопустимо! Им так очень плохо! Хотя осознать и сформулировать, в чём проблема, они не в состоянии.

    Не буду я здесь аргументировать эту мою «теорию». И не столько потому, что никакого места не хватит, сколько потому, что это – скорее не знание, а вера. А вера в аргументации не нуждается!

    Но что бы это ни было, следовало применить это практически! А сделать это оказалось ох как непросто! Ведь предстояло как-то классифицировать моих друзей. Если принадлежность пилы, скажем, и уровня к разным видам сомнений не вызывала, то куда отнести молоток, например, было не совсем (а, скорее, «совсем не») понятно.

    Что-то мне удалось сделать сразу, но стало ясно, что без «эксперимента» не обойтись. Обстановка в мастерской постепенно разряжалась, и с общего согласия я располагал на одну ночь вместе «непонятные пары».

    Очень своеобразный получился пасьянс! Куда сложнее задачи с раскрашиванием географической карты лимитированным количеством цветов! Но вела меня, можно сказать, полная уверенность в решаемости этой задачи. Иначе просто не могло быть – ведь и я, и все они тоже очень хотели её решить...

    Не скажу, что быстро, но всё действительно получилось!

    И появилось у меня малопонятное для окружающих занятие: сидеть в новой мастерской перед верстаком и размышлять об устройстве мира и прочих столь же бесконечно интересных и сложных вещах...

   

   

   

    РЕЗОНАНС

   

    Эту историю услышал я уж и не помню от кого.

    Живёт, мол, вдали от «красот» цивилизации некое племя. Вроде не отсталое, но к развитию контактов особо не стремящееся. Гостей встречают не очень ласково, но и не грубо, что уже неплохо.

    Так вот, наблюдается там довольно странная картина. Технология у них явно неразвита, но инструмента разного вдоволь: всяких топориков, молотков, тесаков и ножиков, применяемых, однако, исключительно в мирных целях.

    Долго собирал я всякую информацию об этом племени, даже в Интернет залезал. Получалась опять же странная картина. И вроде живут они не так уж далеко, но никак не удаётся понять, где именно. А уж как туда добираться, тем более.

    Но так устроен человек вообще и я, в частности, что чем больше препятствий встречается на пути, тем больше хочется попасть именно туда, куда стремиться, может быть, и не следует. Так и «копал» бы я год за годом безо всякого продвижения, если бы не один случай.

    Поведал я о своём «горе» одному знающему человеку. Нельзя сказать, чтобы ужасно образованному, но умеющему всегда взглянуть на вещи «с другой стороны». Что это за сторона, он не распространялся, но рассуждения его часто явно отдавали всякой чертовщиной. Впрочем, я уже «созрел» настолько, что меня это нисколько не смущало.

    Выслушал он меня. Покачал головой:

    – И куда тебя несёт!

    – Да вот, знать бы, куда…

    – А ты не думаешь, что даже постановка такого вопроса совершенно неправомерна?

    – Это ещё почему?

    – Потому что попадают туда не физическим перемещением, и даже не усилием воли.

    – А как же тогда?

    – В общем-то, довольно просто. Но только для тех, кто понимает. Сначала надо найти уединённое место, чтобы не было посторонних. Отрешиться самому ото всего мешающего. Закрыть глаза, сильно поверить, что «ещё три шага и окажешься там», и сделать эти самые три шага.

    Если, открыв глаза, обнаружишь, что никуда не попал – значит, поверил недостаточно сильно.

    – И всё?! Так просто?!

    – Всё! Но совсем не просто, потому как редко кому удаётся.

    – А тебе удавалось?

    – А тебе это знать зачем? Незачем. Даже вредно! Если «да», то расслабишься и не попадёшь. Если «нет», то опять же ослабнешь и не попадёшь. Тут важно самому преодолеть неопределённость. Ну, что ж. Преодолевать, так преодолевать. Поблагодарил я собеседника вполне искренне, ибо стало ясно, как действовать.

    Дождался хорошей погоды, оделся по-туристически, захватил фотоаппарат, немного еды на всякий случай. Сел на электричку и отправился, как говорится, в ближнее Подмосковье. Вышел на первой понравившейся станции и пошёл в ближайший лесок.

    Вышел на одну полянку. Огляделся. Чем-то она мне не понравилась. Пошёл дальше. Продрался через чащобу, непонятно откуда здесь взявшуюся. Вижу – опять полянка. И явно та самая!

    Встал посередине. Посмотрел, есть ли куда делать эти самые три шага. Закрыл глаза. Прислушался. Тихо, хорошо так… Ну, думаю: «Сейчас или никогда!» Начал «верить». Как ни странно, получилось.

    Однако, «вера» это пришла как бы не изнутри меня, а извне. Звон какой-то в ушах, ветерок по лицу. Стало явно жарче. Запахи какие-то незнакомые… Раз-два-три! И открываю глаза.

    Да, куда-то я попал. Будем надеяться, что куда хотел…

    Лес не наш. Джунгли. Но не страшно, а приятно. Вперёд бежит тропинка.

    Мне бы радоваться, а я забеспокоился: как назад-то попаду. Об этом мы и не поговорили. Но так, сразу, сдаваться не хотелось. Собрал я всё своё мужество и отправился в путь.

    Впрочем, идти мне долго не пришлось. За ближайшим поворотом оказалась большая поляна, а на ней – деревня. Дома из листьев каких-то растений вроде пальм. Люди копошатся. Одеты легко – одни набедренные повязки.

    Покосились в мою сторону. Но внимания особого не уделяют. Занят каждый своим делом.

    Стою. Топчусь на месте нерешительно. Чувствую, надо что-то сказать. Поприветствовать, например. Но на каком языке?

    Мысленно уже всё, что надо, произнёс. И вдруг вроде как слышу ответ, только непонятно, от кого.

    – Ну, заходи, коль пришёл. И тут я увидел, что деревня очерчена неким кругом – небольшой полоской на земле. Её-то и приглашали меня переступить. Что я и сделал. Удивляюсь – что это они меня совсем не боятся?

    – А чего бояться? К нам плохие люди попасть не могут. У них веры нет. Вот так! Но опять все молчат, даже в сторону мою не смотрят. Догадался – телепатия. Ну, что же, тогда проблема с общением решена.

    – Не решена, а только начинает решаться! Не торопись. Слова говорить легко. Понять друг друга бывает намного сложнее... Чувствую, пришла пора объяснить, зачем пожаловал. И тут вдруг понимаю, что сам-то не уверен в ответе на этот вопрос. Действительно, зачем? Приходится признать, что из простого любопытства. А как будет воспринята такая причина, ещё вопрос…

    – Да никакого вопроса! Гость ты далеко не первый, хотя прорываются к нам не так уж часто. А быть любопытным не стыдно. Все мы любопытны в той или иной степени. Давай поступим с тобой обычным образом. Поживи немного, осмотрись. И мы на тебя посмотрим. Тогда и решим, что тебе показывать, а что - нет.

    Подход был настолько естественным и разумным, что не мог встретить решительно никаких возражений.

    Отвели мне место в одной из хижин. Объяснили, что где. Поручений никаких не давали, но я понимал, что ко мне присматриваются. Поэтому, да и вообще в силу своего характера, стал я подыскивать себе занятие.

    Интересовал меня, как вы понимаете, прежде всего, инструмент, и откуда он берётся. Начинать следовало с определения, так сказать, его «номенклатуры».

    Заняться решил тем, что у меня и в прошлом, вроде, неплохо получалось – изготовлением разных полезных, и не очень, изделий из дерева. Попросил у них режущий инструмент. Отвели меня куда-то вроде инструментального складика. Почти всё требующееся нашлось. Не современный набор, конечно, но всякие резачки и стамесочки во вполне приличном состоянии.

    Так и пошёл день за днём. Делаю всякие скребочки и ложечки для готовки пищи, игрушки для ребятишек. Ну, эта публика меня сразу окружила и полюбила, как водится.

    Резьба по дереву мне всегда нравилась. Работалось с удовольствием. О цели своего визита я не забыл, но просто пришло понимание, что форсировать события не следует. Всё произойдёт, когда тому придёт время. Просто – живи и наблюдай.

    Я заметил, что между собой аборигены всё же разговаривают, хотя, похоже, иногда прибегают и к телепатии. Когда докричаться, например, трудно. Да и голос повышать они вообще не любят. Ну, а со мной – случай очевидный…

    Попутно сделал я одно интересное открытие в отношении имён аборигенов. Таких, как у нас, у них не было. Просто для того, чтобы обратиться к кому-либо конкретно, надо было мысленно представить себе этого человека. При этом не только он откликался, но и все понимали, с кем и о чём разговор.

    Не сразу, но постепенно понял я, что здесь имеет место «телепатическое дублирование» не только каждого словесного общения, но и каждой мысли. Это абсолютно исключало созревание всяческих «чёрных» мыслей и сговоров. Так что жили они поразительно мирно.

    Так прошла пара недель.

    Однажды с утра я заметил, что жители ведут себя несколько необычно. Слегка возбуждены, что ли. Подходит ко мне один из них, которого я уже отметил для себя как «старшего», и обращается ко мне, как никто из них раньше не обращался:

    – Приветствую тебя, друг! Сегодня важный день – день резонанса. Во второй половине дня будет ритуал прошения. Мы все решили, что ты вполне достоин не только на нём присутствовать, но даже и участвовать, если хочешь.

    – С благодарностью принимаю ваше приглашение. Только несколько озадачен, как я могу участвовать, когда совершенно не понимаю, в чём существо дела.

    – Ничего страшного. Ты же будешь не один. А сейчас сходи на речку, искупайся. И приведи в порядок свои мысли. Мы за тобой зайдём.

    – А что, идти далеко придётся?

    – Да нет. У нас здесь, можно сказать, всё рядом.

    Ну, подготовился я, как велели. Сижу, размышляю. И вдруг догадался или почти догадался! Просить они будут эти самые инструменты!

    Только вот непонятно, как и у кого… Но это – вопрос, можно сказать, техники. Если я буду участвовать, то тоже могу попросить что-то. Но что? Очевидно, инструмент, какого у них ещё нет, но им понятный и полезный.

    Задача оказалась, однако, не из простых. Ведь всё необходимое у них, в общем-то, было. А попросить что-то ненужное – значит разочаровать этих приятных людей. Ибо я заподозрил, что привлекают они меня к ритуалу с вполне определённой задней мыслью.

    А дело, по моему разумению, было вот в чём. Конечно, это удобно

    – попросить и получить всё необходимое. Но расширить при этом «номенклатуру» получаемого невозможно, так как невозможно поспросить то, чего не видел никогда и не представляешь вовсе. В общем, как и всякая «дармовщина», данная ситуация тормозила прогресс, как это ни печально. Думаю, что они об этом догадывались. Отсюда и двоякое отношение к посетителям. Итак, что же мне просить? Думал я, думал... И вдруг меня осенило! Женщины – везде и всегда женщины. Сделаю-ка я им всем подарок – попрошу маникюрные щипчики. Вещь явно придётся им по вкусу, да и с точки зрения гигиены вполне полезна.

    Похоже, здесь всегда и всё происходит вовремя – как только я определился, за мной пришли. Критически оглядели с ног до головы. Причём, подозреваю, что и мысли мои оглядели. Стыдиться было решительно нечего.

    Собрались все в центре деревни, где было что-то вроде площади. Построились как-то хитро – не то восьмёркой, не то знаком бесконечности. И пошли через джунгли в сторону, противоположную той, откуда я пришёл.

    Шли совсем недолго – не более получаса. Неожиданно местность пошла круто вверх и открылась поляна. В центре её, собственно, как я и ожидал, стояло что-то каменное. Но издалека рассмотреть не мог – не то дольмен, не то столб какой-то. Подошли ближе, и я с изумлением обнаружил, что каменное сооружение

    – не что иное, как вкопанный когда-то давно в землю громадный каменный топор. Метров десять в высоту. Вокруг трава подвытоптана.

    Выстроились мы вокруг этого топора тоже весьма своеобразно. Как бы одно кольцо в другом, только в одном месте друг в друга переходят.

    Чем-то мне это напомнило лист Мёбиуса.

    Положили все друг другу руки на плечи и начали молча танцевать.

    Точнее, продвигаться по кругу – три шага вперёд, шаг назад, и так далее.

    В месте пересечения подныривали. И так всё быстрее и быстрее.

    Через некоторое время я заметил, что исполинский топор начал слегка раскачиваться. Вот, оказывается, почему ритуал этот они называли «резонанс»! Конечно, слова этого они не знали, но понятие при общении использовали именно это.

    И тут я почувствовал, что все окружающие начали дружно думать о разных инструментах. Точнее, не просто думать, а верить в то, что вот ещё чуть-чуть – и они их увидят.

    Я, конечно, присоединился со своими щипчиками. Причём совершенно искренне, так как хотел, чтобы этот инструмент у них появился. Воздух у подножия исполина задрожал, сделался не вполне прозрачным, и постепенно что-то стало проступать сквозь него всё явственнее. Движение наше постепенно замедлялось. И стало очевидно, что там лежит множество инструментов, причём, именно тех, которые мы просили.

    Когда движение остановилось, все опустились на колени и искренне поблагодарили своё божество за исполнение просьб.

    Затем каждый подошёл и взял то, что просил. Я – свои щипчики, соответственно. Впрочем, сказать, что свои, было бы не совсем правильно, ибо просил я их не для себя, и они вызывали жгучий интерес у окружающих. Особенно у женщин, которые, полагаю, не без моей мысленной помощи, сразу догадались, для чего эта диковинка.

    И тут явственно ощутилась радость окружающих. Во мне не обманулись и приобрели полезную вещь, о существовании которой раньше совершенно не догадывались. Я тоже был совершенно искренне рад. Сделано было едва ли не самое полезное в моей жизни.

    Все весело вернулись в деревню и отметили завершение ритуала праздничной трапезой.

    А мне стало как-то грустно – цель моего путешествия достигнута, и пора домой. И как только я об этом подумал, вернулось былое беспокойство.

    Впрочем, всё быстро разрешилось. Подошёл «старший». Он ещё раз поблагодарил меня за участие в ритуале и добавил, что никто не настаивает не моём немедленном возвращении домой. Но все понимают, что где-то остались моя семья, друзья и близкие, общение с которыми мне необходимо и дорого.

    Я не возражал. Поблагодарил всех мысленно за гостеприимство и отправился со «старшим» в то место, откуда пришёл.

    Всё оказалось просто. Встал. Закрыл глаза. И даже не то чтобы сделать три шага – подумать о них не успел, как повеяло нашим родным холодком и запахом прелой травы. Открыл глаза, уже точно зная, что увижу ту самую поляну...

    С недоумением посмотрел на фотоаппарат, неведомо как очутившийся у меня в руках, и понял, что он отсюда никуда не исчезал, а я там даже и не вспомнил о нём. Да и не нужен он был, в общем-то…)

   

   

    ГВОЗДИК

    (Этот и два следующих рассказа – единое целое, хотя и имеют свои названия. Все вместе они являются продолжением рассказа «Резонанс»).

   

    Заболевание начинается примерно так: вначале временами накатывает лёгкое недомогание, затем – серьёзно досаждающие приступы и, наконец, что-то уже постоянно грызёт вас так, что прямо невмоготу.

    Но это была не болезнь в обычном понимании. Физически чувствовал я себя нормально, да и настроение было неплохое, но... Прошло уже несколько месяцев, как я вернулся от затерянного племени. И с ходом времени постепенно менялось моё отношение к произошедшим со мною удивительным событиям. В самом начале я был от всего пережитого в восторге и, пожалуй, не было даже намёка на попытки логического осмысления увиденного. Природная любознательность и вбитое годами учёбы в университете пристрастие к скрупулёзному анализу как бы погрузились в сон. Но потом они постепенно проснулись и стали меня донимать, причём всё больше и больше. Ну, вынь им да положь, как именно образуются эти инструменты, так ли, как обычные, подвержены воздействию просто внешней среды или разных искусственных факторов, чем отличаются от обычных – составом или структурой, например.

    Ну, от вопроса, как образуются, я на время отделался. Очевидно, что он ох как непрост! Судите сами: под воздействием мыслительной, пусть и коллективной, энергии образуются материальные предметы.

    Однако, кое-какие соображения по этому поводу у меня были, поскольку это явно имело отношение к моей давно вынашиваемой теории «матрёшки». Чтобы излагать её, следовало многое уточнить, но до сих пор не было, так сказать, «экспериментальных данных». Теперь же шансы на получение их, таких долгожданных, казались мне вполне реальными.

    Поэтому проблема эта стала донимать меня всё сильнее. Как гвоздик в ботинке или ещё где... Было совершенно очевидно, что сидит всё это в самой глубине моего существа и не отделаться мне от этих вопросов иначе, кроме как найти ответ. Ну, хотя бы в той степени, в какой это окажется возможным.

    Итак, раз отделаться нельзя, то надо разработать программу действий.

   

    Для любого анализа нужны три вещи: умная голова, аппаратура и образец. Насчёт головы самому говорить вроде неудобно, но и дураком меня никто не считал. Кроме того, я серьёзно рассчитывал на Сергея, с которым мы очень дружили в далёком детстве. И хотя последнее время мы не общались, я знал, где он обитает. Вдобавок были веские основания надеяться не только найти у него необходимую аппаратуру, но и определённые методики, пригодные в данном случае.

    Но вот образец... Это была действительно проблема. Надо было не только заполучить образец там, но и доставить его сюда. Прежде всего, как отнесётся к этому племя? Не увидит ли в этом угрозу своему безбедному существованию? И, что самое важное, не возникнет ли такая угроза на самом деле? И потом, как отнесутся к этому высшие силы, которые, собственно, и являются «изготовителями» этих инструментов? Ни у меня, ни, думаю, у вас сомнений в их участии не было. Да и история с фотоаппаратом, который туда «не пустили» оптимизма не внушала...

    Я почему-то считал, что моё любопытство и «научный подход» мне простят. Главное – быть искренним в желании им не навредить. Но, поскольку так оно и было на самом деле, об этой стороне дела я не беспокоился.

    Ну что ж, размышлять можно сколько угодно. Но пока не попробую, ничего не прояснится.

    И поехал я за город. Полянку ту нашёл легко. Встал. Представил.

    Ничего! Вот это номер! Отсекают на дальних подступах! Что же делать? И возникла мысль – полагаю, не без их участия – что надо дать им время подумать, обсудить. Вроде как «заявка подана». Можно и подождать. Ничего страшного.

    Прошло недели две. И как-то утром возникло у меня ощущение, что можно попробовать ещё раз. И вот опять я на той же полянке. Сосредоточился, представил, пошёл. Ура! На этот раз получилось!

    Знакомая тропинка ведёт к селению. Только вот чувствую себя как-то странно. Будто украсть что-то собираюсь. Но ведь не так это! Вышел из лесу.

    Да, всё принимает, похоже, серьёзный оборот. Уже на краю селения встречает меня их «старший». Смотрит строго. И приступает сразу к делу.

    – За твой первый визит – большое спасибо. Но нынешнее твоё посещение нам, откровенно говоря, не особо нравится. Твоё любопытство понятно и ничего предосудительного в нём мы не видим. Но мы люди практические. Мы-то что будем иметь с того, что ты проанализируешь какой-нибудь из наших инструментов? Кстати, мы не считаем их нашими. Они принадлежат, строго говоря, сам знаешь кому. И мы понятия не имеем, как оно к твоей идее отнесётся.

    – Прошу меня извинить, но так уж я устроен, что не могу успокоиться, пока не разберусь.

    – А не кажется ли тебе, что с твоих позиций в этом деле разобраться в принципе невозможно?

    – Кажется! Но тянет и не отпускает! Не сердитесь на меня. Я постараюсь быть максимально внимательным и, что самое главное, благожелательным. Если оно не захочет, то настаивать не буду... Просто уйду.

    – Можно подумать, что тут можно настаивать! Но мы в твои добрые намерения решили поверить. Поэтому, как придёт время, пойдём с тобой и попросим вместе. Только вот в чём вопрос. Что просить? Ведь нельзя просить просто «что-то для анализа»...

    – Да. Я об этом тоже думал, но решения пока не вижу. Единственно надеюсь, что, когда всё начнётся, нужное само придёт в голову.

    – Пожалуй, действительно, в этой ситуации рассчитывать больше не на что... Но что ты будешь делать потом? Как думаешь вынести полученное отсюда?

    – Не знаю, просто надеюсь, что если мне что-то будет дадено, то и вынести это будет разрешено.

    – Логично. Ну, заходи, располагайся.

    Отвели мне комнатку в одной из хижин. Предложили перекусить.

    – Кстати, а как щипчики?

    – Скажем так: женская половина считает их очень полезными.

    – Ну, а если серьёзно?

    – В общем, они полезны, но не так чтобы уж очень.

    Беседа наша на этом закончилась. Занялся я примерно теми же делами, что и в прошлый раз. Попробовал было обучать их детей разному мастерству, но шло это дело не очень... Им игры и игрушки всякие нравились. Можно сказать, что они больше соответствовали их образу жизни. Они не такие, как мы: вовсе не зациклены на всяческого рода производствах. То есть занимаются необходимыми делами, но не уделяют этой стороне своей жизни особого внимания. Можно сказать, просто живут и радуются. Нам бы так!

    Прошло какое-то время. Как они узнают, что пора, меня не особенно интересовало. Я просто спокойно ждал.

    Но вот пришёл ко мне «старший» и пригласил.

    Пошли мы на ту поляну. Стали кругом. Начали танцевать. Танцуем, танцуем, а ничего не происходит.

    Ну, думаю, вот и всё! Просить не знаем что. Если даже у меня, инициатора «мероприятия», никаких определённых мыслей нет, то что уж говорить об остальных... А без сильной просьбы ничего и не произойдёт.

    И так я расстроился, что внутренне возопил: ну помоги же мне, ведь от моего любопытства вреда не будет, а польза вполне может и быть!

    Я и забыл в этот момент, что они всё воспринимают. А они восприняли, и я почувствовал, что все стали просить за меня.

    И получилось! Божество стало раскачиваться, туман у его подножия заклубился. Только как-то медленно всё происходило на этот раз – что, впрочем, и неудивительно ввиду необычности ситуации.

    Но постепенно туман всё же сгустился, как я понимаю, в нужной степени. Через пару минут мы потихоньку стали останавливаться, а туман – рассеиваться. Но вот что странно – вроде ничего не видно.

    Когда все совсем остановились, я подошёл поближе и стал искать внимательно. И что вы думаете, там было? Простой гвоздик среднего размера!

    Удивился я сначала очень сильно. Но потом, подумав, решил, что всё правильно. Вещь должна была быть совсем простой, чтобы не отвлекаться на всякие технические сложности. Да, в его лице я вполне определённо столкнулся с разумом уж, по крайней мере, не ниже моего (ну и нахал же я всё-таки иногда!).

    Взял я этот гвоздик, оглянулся. Аборигены отнеслись к происходящему довольно равнодушно. Как будто это их не касалось. Впрочем, так оно на самом деле и было. Просто они мне из симпатии оказывали любезность, и попрощались мы вполне дружелюбно.

    Теперь оставалось последнее – вынести гвоздик оттуда. Но я волновался, как выяснилось, напрасно. Надежды оправдались: полянка, дуновение. Я – здесь, а гвоздик, цены ему нет, вот он – в кулаке зажатый.

    Вернулся я домой и стал собираться к Сергею. Но это уже другое повествование...

   

   

   

    НИЧЕГО ОСОБЕННОГО

   

    Ну, вот и пришла пора рассказать, кто такой Сергей и почему я направился с гвоздиком прямо к нему.

    В те далёкие времена, когда всё казалось светлым и безоблачным, жили мы рядом. Точнее, я – на первом этаже, а он – на втором. Впрочем, по соседству жили и другие ребята, но дружба с ними как-то не заладилась, хотя все они были, можно сказать, вполне её достойны. А с Сергеем мы были просто «не разлей вода».

    И дружба эта, поначалу мало чем отличавшаяся от обычного дворового знакомства, постепенно переросла в общность интересов, если будет позволено применить этот высокий термин к нашему тогдашнему возрасту. Началась она, когда мне было десять. Сергей был на год старше. А расстались мы по окончании школы, которое произошло одновременно, т. к. меня мама определила в одну из последних уцелевших от политехнизации десятилеток, а он попал в одиннадцатилетку.

    Уже тогда оба мы основательно приобщились к разного рода инструментам. В нашей школе политехнизация ограничилась изготовлением молотка и зубила в восьмом классе, практикой на авторемонтном заводе в девятом и практикой же на радиозаводе в десятом. И занимала она один день в неделю. А вот Сергей получил подготовку куда более основательную, пройдя буквально все возможные станки на механическом заводе, причём уделяя этому два дня в неделю.

    Не судите меня строго за это «лирическое отступление». Оно совершенно необходимо для понимания атмосферы, в которой формировалось наше отношение и к инструменту и к тому, что с его помощью появлялось на свет.

    В общем, любили мы всё это. И чем мы только ни занимались! И водоналивную ракету делали из старых капроновых чулок (а они были тогда в большом дефиците). Мастерили радиоприёмники. Я, например, превратил старую «Урожайку» (портативную - по понятиям того времени - радиостанцию для полевых станов) в усилитель низкой частоты для школьного радиоузла. А Сергей в это же время изготовил для своего велосипеда новую ведущую шестерню с увеличенным числом зубьев (чтобы быстрее гонять).

    И поверьте, это была совсем не простая задача.

    И по мере того, как меня постепенно уводило в сторону радиотехники, Сергея всё более увлекала механика. Многое мы делали вместе. В том числе и проказничали. Но быстро взрослели и становились всё серьёзнее и основательнее, что ли... Разные шутки уже не привлекали, тянуло, можно сказать, «в глубь вещей».

    А глубина, как понимаете вы и довольно быстро поняли мы, есть у каждой вещи. И зависит она не от её сложности, а от чего-то другого.

    И это нас занимало...

    Будучи воспитанными в духе оголтелого материализма, мы, конечно, не могли оперировать такими понятиями, как »душа» или «тонкая материя». Но в воздухе что-то такое постоянно витало. И чем дальше, тем больше. Правда, мы этого, на всякий случай, не афишировали. К отслеживанию таких моментов дети тогда привыкали довольно быстро...

    Мы часто слышали: «сделано с душой» или «сделано без души». Даже простые молотки, сделанные с охотой и даже любовью, не только внешним видом отличались от изготовленных исключительно по принуждению. Какие-то они были тёплые, легко и радостно было таким молотком даже простой гвоздь заколотить. И по пальцам им попадали существенно реже.

    Это же относилось и к радиосхемам, хотя ощущалось в совсем другой форме.

    Разобраться, что к чему, мы, разумеется, не могли, но взяли себе за правило относиться ко всему с душой. Независимо от того, делалось это «в охотку» или по принуждению. Кстати, подход этот потом много раз выручал меня в жизни, и Сергея, насколько я знаю, тоже.

    Прошли школьные годы. Пришла пора расставаться...

    Я поехал поступать в университет. Меня сильно интересовала тогда радиотехника: хотел досконально изучить устройство радоприёмника и телевизора. Немного смешно сейчас видеть такую причину выбора ВУЗа, но тогда это было именно так. Наверное, нормально... Прошло совсем немного времени, и когда я уже знал всё про эти приборы, меня интересовало не более не менее как устройство вселенной (на мелочи я никогда не разменивался). Подход поначалу был примитивно материалистический – а другого и быть-то не могло при тогдашнем образовании.

    И уж совсем-совсем потом родилась теория «матрёшки», тоже вполне материалистическая, но подготовившая меня к пониманию действительной сути вещей, которая уже, мягко выражаясь, не вполне укладывается в эти рамки. Но об этом немного рано...

    Сергей поступил в политехнический, стал заниматься материаловедением. В рамках своих служебных обязанностей он занимался исследованием состава и структуры материалов, из которых изготавливались различные инструменты. Особенно те из них, которые «безвременно скончались». Так что дефекты и разные структурные отклонения он обнаруживал «на раз».

    А в качестве хобби он пытался понять, чем различаются инструменты, сделанные с любовью и без неё. Насколько он преуспел в этом, я не знал...

    И вот я в его лаборатории. Чего здесь только нет! Приборов – куча, причём все – «по делу».

    Встретились мы очень тепло. Посидели. Вспомнили старое. Посмеялись немного над собой тогдашними...

    Рассказал я ему о своих приключениях.

    – Ну, показывай.

    Разворачиваю бумажку, достаю свой бесценный...

    – Слушай, а ведь нам его распилить придётся! Как ты к этому?

    – Я-то нормально. А вот как оно – не знаю. Впрочем, если мы будем что-то делать не так, оно себя проявит.

    – Ну и хорошо. Думаю, всё будет в порядке. Ведь плохого мы никому не хотим.

    И тут довольно неожиданно для меня Сергей открывает тетрадочку и, внимательно осматривая мою «добычу», что-то пишет.

    – Что ты делаешь?!

    – Описываю образец. Это нормально.

    И вдруг замолкает озадаченно.

    – В чём дело?

    – Понимаешь, есть проблема. Обычно такое описание состоит в перечислении каких-то черт образца, отличающих его от стандарта. А я таких не вижу. Понимаешь, он какой-то очень средний.

    – Ну и что?

    – В общем, ничего. Но как-то странно это...

    Затем распилил он гвоздь (оно никак не отреагировало) и стал рассматривать срез под микроскопом. А тем временем запустил какой-то прибор, определяющий состав сплавов.

    Смотрел-смотрел, почесал, как говорится, «репу», включил электронный микроскоп. Это исследование уже заняло некоторое время.

    А тут подоспел и результат анализа состава. Посмотрел его Сергей и совсем нахмурился.

    – А что здесь?

    – А то же! Такого состава быть не может! Он совершенно средний!

    – Ну и что в этом такого?

    – А то, что я такого сплава никогда не видел! Всегда есть отклонения от среднего, а тут – ничего!

    Кинулся он к микроскопу. Но стоит ли говорить, что и структура моего гвоздя оказалась такой средней, что прямо противно!

    Сели мы и уставились друга на друга. Как же это всё понимать? И что же это оно мне «изобразило» в ответ на слёзную мольбу?

    И тут мы оба подпрыгнули. Дошло одновременно!

    Оно материализовало ИДЕЮ гвоздя!

   

   

   

    ТАК ВСЁ И БЫЛО

   

    Ну, и ничего такого! Подумаешь, не просто гвоздь, а материализация ИДЕИ гвоздя! Как сказал бы Коровьев: «Подумаешь, бином Ньютона!»

    Сказать-то он, может быть, так бы и сказал. Ему-то что! Ему с шефом своим и не в таких сложностях разобраться – раз плюнуть! А вот у нас с Сергеем мозги как-то сразу закипать стали...

    Сложили мы, по возможности, части гвоздя вместе и уставились на него с глубокомысленным видом, который, впрочем, отнюдь не означал, что глубокие мысли у нас имелись на самом деле.

    Сидим, стало быть, обмениваемся всеобъемлющими замечаниям типа: «Н-да...» или «Ну это же надо...» В общем, можно сказать, тянем время. Однако довольно скоро приходим к выводу, что если поставить задачу сформулировать, как именно должен выглядеть среднестатистический гвоздь, то получается что-то вроде того, что лежит себе спокойненько перед нами.

    Тут я и решил выяснить у Сергея, каковы результаты его исследований обычных инструментов.

    – Ну, и что у тебя получилось по составу и структуре?

    – Состав, как оказалось, ни при чём. Сталь, к примеру, лили давно и в больших объёмах. О настроении сталелитейщика мы ничего не знаем. В общем, если серьёзно, то это требовало специального исследования, далеко выходящего за рамки моих возможностей...

    – Понятно. А что насчёт структуры?

    – А вот в этом я кое-чего достиг. Ты не поверишь, но удалось доказать, что существует прямая связь между уровнем стресса изготовителя инструмента и уровнем нарушений структуры в изготавливаемом инструменте. Чего только я в связи с этим не натерпелся! Но факты говорили сами за себя, и поделать со мной никто ничего не смог. Только опубликоваться по этому поводу не дали. Да я и не расстраиваюсь, поскольку надо было что-то говорить о механизмах реализации этой взаимосвязи, а у меня по этому поводу не было и нет решительно никаких идей.

    – Жаль, я ничего об этом не знал! У меня как раз есть идеи, похоже, имеющие к этому делу отношение.

    Сергей прямо уставился на меня.

    – Какие идеи? Ну-ка, давай излагай!

    И вот тут я задумался. Дело в том, что я-то к своей родимой теории «матрёшки» давно привык, а вот излагать её кому бы то ни было даже не пытался, т. к. опасался остаться непонятым. Но отступать было некуда, потому что и сам я так или иначе подошёл вплотную к тому первому вопросу, который оставил в своё время на потом: как это реализуется, т. е. как гвоздь материализовался? Готового ответа, разумеется, ещё не было.

    Начал я как бы со вступления.

    – Довольно давно задался я целью объяснить разные сложные явления с чисто материалистической (не морщись!) точки зрения, не привлекая понятия Бога. Да простит меня последний! Думаю, уже простил, поскольку до конца объяснить всё так и не удалось, а результат моих размышлений был просто ошеломляющий. С одной стороны, в прикладном плане всё получалось довольно неплохо. А с другой, совершенно неожиданно для себя самого, я пришёл к вере в Бога. Правда, довольно сложно устроеннной и не подпадающей ни под одно из распространённых вероисповеданий...

    – Ну, ты и даёшь! Впрочем, сколько я тебя помню, малым и простым ты никогда не довольствовался. Слушай, кончай ходить вокруг да около! Излагай суть!

    – Хорошо! Только не жалуйся – сам напросился. Итак, начнём с переформулирования второго закона термодинамики. Самая лаконичная его формулировка: «Всё придёт к тепловому равновесию».

    – Ну, это я знаю!

    – Не торопись! Переформулировка первая: «Любое отклонение от равновесия к нему вернётся».

    – Гм! Можно, пожалуй, и так.

    – Переформулировка вторая: «Любая структура существует ограниченное время».

    – И с этим согласен!

    – Но сами мы являемся структурами (смертными, естественно). И всё, с чем имеем дело, – тоже структуры! Решительно всё!

    – Это понятно. А что из этого следует?

    – А то, что существует – не может не сущестововать – «Закон воспроизведения структур».

    – Ух ты! Впрочем, где-то что-то подобное я уже слышал...

    – Ничего удивительного! Не один я такой умный! Ведь недаром говорится: «Одновременно, но независимо». Что, впрочем, с моей точки зрения, не совсем точно во второй части, ибо всё взаимозависимо в этом мире.

    – Ну, давай, не отвлекайся.

    – Второй «краеугольный камень» моей теории таков: «Каждая структура за время своего существования оставляет некий информационный след». Один такой след очень слаб, где-то 10-12 по отношению к нашему миру, с энергетической точки зрения. Но следов таких много и накапливаются они долго.

    – И к чему ты клонишь?

    – А к тому, что сформировалась «информационная вселенная», дочерняя по отношению к нашей. И роль её огромна. Она охватывает всё, начиная с квантовых флюктуаций и кончая вопросами наследственности (например, у человека).

    – Склонен допустить. Но как осуществляется это взаимодействие?

    – Не буду утверждать категорически, но представляю я это себе так. Дело в том, что каждый экземпляр структуры является с точки зрения информации, очень тонко настроенной антенной, которая как-то принимает «информационные сигналы» и формирует вблизи себя соответствующую ассимметрию нашего пространства. В результате и квантовые флюктуации, и девиации в передаче наследственных признаков становятся асимметричными. Иными словами вероятность воспроизведения структуры, похожей на исходную, становится существенно больше альтернативных вариантов.

    – Ну, ты и закрутил! Всегда умел! Это надо хорошенько обдумать на досуге. Но вот какое это имеет отношение к нашей проблеме?

    – А вот какое. Возьмём наш гвоздь. Ведь это достаточно простой пример. Сколько в мире гвоздей «живёт», столько их следов накапливается в информационной вселенной. Но свойства информации таковы, что в повторяющихся фрагментах её поле становится как бы плотнее. И что мы с этого имеем?

    – Да, что?

    – Эти уплотнения соответствуют обобщённым характеристикам материальных объектов и, в конечном счёте, образуют ИДЕЮ этого объекта! В нашем случае – гвоздя.

    – И как же всё там происходило?

    – Думаю, так: сам гигантский каменный молот, если и при чём, то только в части создания мощного информационного образа обобщённого инструмента. Создаётся, видимо, некий канал в информационную вселенную. А энергия, необходимая для материализации, берётся из совокупной психической энергии танцующих.

    – И поскольку конкретного информационного образа не было...

    – Именно! Был использован, пожалуй, один из наиболее мощных и древних образов – гвоздя!

    – А что за матрёшку ты упоминал?

    – Может, и зря упоминал... Прямого отношения к нашему случаю она не имеет, но рассказанное является неотъемлемым её фрагментом, вступлением, можно сказать. Слушай, давай сейчас о ней не будем, поздно уже.

    На том мы с Сергеем и порешили...

   

   

   

    ДОБРОЕ ДЕЛО

   

    ОН

    Ну и что с того, что с вами случилось событие крайне маловероятное? Вам что, от этого легче? Наоборот – обиднее. Ведь столько было шансов, что пронесёт. Так ведь нет!

    Еду я себе тихонечко и аккуратненько на своей старушке в потоке, во втором ряду. Никого не обгоняю, никуда не перестраиваюсь. Строго соблюдаю требования разметки и знаков, даже если они противоречат друг другу и здравому смыслу. Как? – спросите. Ну, это мой маленький секрет.

    И надо же случиться такому, что с балкона верхнего этажа дома, мимо которого мы проезжаем, на голову какого-то парня валится цветочный горшок. Удивительно, но парень этот чудом опасность заметил и метнулся в сторону. От горшка он, конечно, увернулся, но невольно вызвал целую цепочку событий разной степени приятности и неприятности.

    Метнулся он в сторону проезжей части. Собственно на неё он не выскочил. Но водитель, ехавший рядом, попался нервный. Он тоже метнулся в сторону, совершенно не глядя, есть ли куда. А куда как раз-то и не было, постольку там был я, ничего не подозревающий. Не нервный, но и не видящий всего этого, происходящего чуть позади меня.

    Видеть-то я не видел, а почувствовал сразу. Ибо нервный ткнулся мне в правое заднее крыло, единственное, не имевшее к тому времени вмятин и царапин.

    Аккуратно торможу. Думаю про себя: «Чёрт побери!» Останавливается и нервный, объясняет, что и как. Горшок – вон он, во всей красе. А парня и след уже простыл – смотался от греха подальше. А, собственно, он ни в чём и виноват не был. Нервный прекрасно понимает, что вину придётся брать на себя. Вызываем ГАИ и ждём.

    Приезжает на удивление быстро. Сразу видит, что и как, и оформление много времени не занимает. Ехидно желает нам дальнейших успехов и укатывает. А мы с нервным остаёмся наедине с возникшими проблемами. Откровенно говоря, до проблем нервного какое мне дело! А вот что делать со своим крылом, когда ни денег, ни времени, в общем-то, почти нет, это ещё придумать надо. Но ехать можно и нужно, кстати, – на работу уже опаздываю.

   

   

   

    Я

   

    Если вы читали про мои приключения с неведомым племенем, то знаете, что попытки разобраться в функционировании, если можно так выразиться, их божества закончились получением гвоздика. Его исследование при содействии моего друга детства Сергея кое-что прояснили, но не много и не до конца. Стало ясно, что божество это воспринимает мысли, причём, даже достаточно абстрактные, и способно их материализовать. Но как это происходит, оставалось только смутно догадываться.

    Время шло. Любопытство, оставшееся, в общем-то, неудовлетворённым, «точило». Однако понимал, что приставать к аборигенам опять – по меньшей мере, дурной тон. Практически можно быть уверенным, что на этот раз буду просто «послан» в более, а скорее, менее вежливой форме. Судите сами: зачем осложнять жизнь хорошим людям? Правильно, совершенно незачем! Так что свои проблемы мне предстояло решать самому.

    Ну, и что это за жизнь? Как только выдаётся свободное время, набегают эти самые мысли, и никакого от них ни отдыха, ни покоя! И поскольку вариант обращения к племени я отверг напрочь, оставалось только одно – попытаться установить связь с этим божеством, точнее с этими силами, самому.

    Вставала, конечно, опять та же проблема: не навредить. Поразмышлял я по этому поводу, поразмышлял и пришёл к такому выводу. Те силы, которые это племя воспринимает как божество, не могут принадлежать только ему. Складывалось убеждение, что они несравненно более глобальные и мощные, чем может «переварить» какое-то одно племя. Сил этих должно, можно сказать, хватать всем. И даже мало этого. Выросло убеждение, что я прикоснулся к механизмам, возможно, определяющим не только устройство жизни на Земле, но и во всей Вселенной.

    И если так, то «общаться» с ними следовало с большой осторожностью, ибо при совершении ошибки достаточной степени грубости, и, соответственно, опасности, силы эти могли меня просто «смести».

    Прежде всего, следовало уяснить, по каким критериям эти силы будут оценивать степень правильности или ошибочности моих действий. Удивительно, но много времени размышления по этому поводу у меня не заняли. Видимо, сказалась изначальная подготовленность. В общем, получалось так. Если помыслы и действия направлены на добро, то они признаются правильными, и их реализации оказывается всяческое, хотя чаще всего неявное, содействие. Если же в их основе лежит зло, то, как бы оно ни было глубоко запрятано, даже от самого себя, при реализации будут возникать всяческие помехи и препятствия, вплоть до совершенно непреодолимых.

    Сложность состояла в том, что объективно разобраться, на что в самом деле направлены мои действия, на практике совсем не просто, особенно, если имеет место, как это часто бывает, цейтнот. Лично я пришёл к такому выводу: подумав, сколько позволяют обстоятельства, надо начинать действовать. Ведь недаром сказано: «Дорогу осилит идущий». Если всё идёт гладко, значит, дело божеское, а если не ладится, то есть серьёзный повод переосмыслить ситуацию.

    Но это всё теория. Я по натуре практик, и надо было приступать. Но к чему?

   

   

   

    ОН

   

    Вот я и поехал себе дальше. Маршрут, известный до таких мелочей, как каждая кочка на дороге. Это я так думал, а на деле всё оказалось не совсем так.

    Неожиданно вижу сбоку небольшой такой указатель, которого раньше я здесь не замечал: «Срочный ремонт автомобилей». Ничего себе! – думаю, – совсем обнаглели, обещают делать всё, причём со всеми марками. Как такое может быть?!

    И тут – мистика! Указатель неожиданно покрылся как бы рябью и исчез. Был бы верующим, перекрестился бы. А так – просто сильно удивился и поехал себе дальше, на работу.

    Ну, там суета обычная – в туалет, извините, отбежать некогда. И об утренних событиях я почти забыл. Но пришло время ехать домой, и всё сразу вспомнилось.

    Есть у нас один сотрудник, с которым всегда имеет смысл обсудить всякие непонятные явления и ситуации. Не то, чтобы он уж такой мудрый и жизненным опытом обогащённый. Просто он всегда умеет взглянуть на вещи с неожиданной стороны, что нередко оказывается не только полезным, но и единственным способом решить ту или иную проблему.

    В общем, рассказал я ему и про горшок, и про увёртливого парня, и про нервного. Он выслушал меня очень внимательно. Посмотрел как-то хитро и спрашивает:

    – А ты мне всё рассказал?

    – Конечно, всё!

    – Да нет! О чём-то ты забыл. Причём о самом главном!

    – С чего ты взял?

    – А с того, что всё это сильно смахивает на подготовку к чему-то большему.

    И тут я вспомнил про указатель! Рассказал ему и о том, что раньше его, вроде, на этом месте не было, и о том, что он неожиданно сам собой исчез.

    – Так ли уж и сам собой?

    – Ты это о чём?

    – А о том, что ты что-то такое сделал, что его убрали!

    – Да ничего я не делал! Разве что только подумал, что совсем обнаглели...

    – Ну, вот теперь картина полная! Указатель этот был специально для тебя! А поскольку ты оказался не готов, его и убрали.

    Сказать, что я стоял, раскрыв рот, – ничего не сказать. Не привык я находиться в каких- то поистине сказочных ситуациях, ну, совсем не привык! Хотя возразить было нечего. Всё складывалось во вполне, можно сказать, логичную картину. Если, конечно, принимать такую логику.

    – Ну, и что мне теперь делать?

    – Пересмотреть своё отношение к произошедшему и ждать.

    – А чего ждать-то?

    – Ну, этого я сказать не могу. Просто, когда ты окажешься готов, что-то случится.

    С меня было вполне достаточно на этот раз, я поехал домой.

   

   

   

    Я

   

    Думал я, думал и решил, что сам ничего не придумаю. Похоже, надо просто ждать. Но просто ждать неинтересно. Сами собой мысли разные в голову лезут. Например, если уж я решил с НИМ общаться напрямую, то как ОНО к этому отнесётся. Да, и в чём может состоять такое общение, тоже совершенно непонятно. Однако убеждение в том, что всё определяет здесь доброта, укреплялось.

    Также понятно становилось, что инициатива в этом общении может исходить от меня только отчасти. ОНО будет самым активным образом участвовать не только в материализации чего-то, но и в решении всех сопутствующих, так сказать, вопросов.

    И теперь, чтобы понятно было дальнейшее развитие событий, надо отметить, что у меня есть машина. Нельзя сказать, чтобы я был автолюбителем, но относился к ней хорошо. Ухаживал, чинил, если что надо, неукоснительно придерживаясь, впрочем, принципа: «Не лезь, пока работает». Так что вполне можно сказать, что имел к автомобилям некоторое отношение.

    И вот однажды утром приходит ко мне мысль, что следует заняться ремонтом автомобилей, причём срочным  и всех марок. Мысль эта, конечно, от НЕГО. Сам бы я на такую широту охвата никогда бы не решился. А тут накатил на меня энтузиазм, опирающийся на непонятно откуда взявшуюся уверенность, что всё получится.

    Энтузиазм – это хорошо, но что-то вроде бизнес-плана я решил составить. Тут ведь надо какое-никакое помещение арендовать, и чтобы подъезд был нормальный. Почему-то созрела уверенность, что места для такого ремонта нужно совсем немного: только чтобы машина поместилась. Запчасти, оборудование, ключи всякие, как и автомастера не нужны – это мне стало понятно с самого начала. И, что удивительно в наше время, что и «крыша» никакая не нужна.

    Договорился я с одним знакомым, и он сдал мне в аренду свой гаражик. И только я там прибрался, как вижу: идут какие-то парни, очень на «братков» похожие. Я поначалу испугался: деньги начнут вымогать и т.д. и т.п. Однако они прошли мимо моего «автосервиса», не обратив на него никакого внимания.

    На другой день пожаловали какие-то проверяющие, морды толстые, наглые, – хуже, чем у братков. Тут я совсем перепугался: с такими совсем договориться невозможно. Однако и тут пронесло, точнее «прошло мимо». Стало очевидно, что эта публика ни меня, ни моего «предприятия» в упор не видит. Ну, и слава Богу!

    Стал я подсчитывать, сколько зарабатывать буду. Оказалось, что ровно столько, сколько нужно, но ни на копейку больше. Тут и вспомнилось мне, что в племени тоже всё было строго по потребности. Ну, и правильно это, по большому счёту.

    И что удивительно, такие естественные вопросы, как обо мне нуждающиеся узнают, как найдут, где деньги возьмут для  оплаты (хотя какие это деньги...) – меня совершенно не волновали. Сижу я себе на табуреточке возле гаражика и жду...

   

   

   

    ОН

   

    Вечером рассказал всё жене. Она сначала посмотрела на меня, как на чокнутого, а потом, вроде, согласилась, что такое может быть.

    После ужина пошёл и слегка подправил примятое крыло, чтобы так в глаза не бросалось. Посмотрел новости и отправился спать. Сны снились странные. Все события этого дня прокручивались, только видел их как бы со стороны, точнее, сверху.

    Утром собрался быстренько и поехал на работу. Вот и то место, и указатель тот же. Но я не удержался и мысленно усомнился в возможности такого автосервиса. Стоит ли говорить, что указатель опять «испарился». Однако, я решил повернуть в проезд, куда он указывал. И ничего там не обнаружил – только какие-то гаражи старые. Ничего похожего. Впрочем, на что похожего? Неясно совершенно! Расстроился и поехал на работу.

    Целый день не мог избавиться от ощущения, что меня, как слепого котёнка пихают в молоко, а я упираюсь. В общем, к вечеру я поверил, что поскольку вся ситуация вроде как сказочная, то и автосервис такой может быть.

    Назавтра подъезжаю к знакомому месту. Всё в порядке на этот раз. Поворачиваю, куда следует. Те же старые гаражи. Хотя, стоп! Не совсем. Среди них есть один, которого я, похоже, вчера не заметил. Чистенький такой. Мужик сидит у ворот и выжидательно на меня смотрит.

   

   

   

    ОН И Я

   

    Подъезжает мужик на примятой «старушке», поскрипывающей всем, чем можно. Ну, думаю, похоже, мой клиент, поскольку он меня явно видит.

    – Здравствуйте!

    – Здравствуйте, в чём проблема?

    – Да вот примял меня один... Впрочем, и он не так уж виноват.

    Рассказал он мне свою, поистине фантастическую историю. Я про свою решил промолчать. Загнали машину в гараж, пардон, теперь «бокс».

    Смотрит он на меня как-то недоверчиво. Ведь ничего привычного в гараже-то нет. Тут и я занервничал немного. Однако показалось мне, что надо нам из гаражика выйти и двери за собой плотно закрыть. Что мы и сделали.

    Стоим, на солнышке греемся. Не прошло и пяти минут, как почему-то решили мы, что пора. Заглянули – мама моя родная! Старушку-то его и называть так грешно. Стоит как новенькая, сверкает. Не только примятое крыло, но и всё «вылизано»!

    Ну, глаза у моего клиента, естественно, круглые.

    – И сколько с меня? – спрашивает, слегка заикаясь.

    – А вот столько-то, – отвечаю, взяв сумму «с потолка», точнее получив от НЕГО.

    И оказалось, что это ровно столько, сколько он мог заплатить, считая справедливым. Или, может, это ОНО ему эту мысль внушило. Поблагодарил он меня. Машина завелась мгновенно, и скрипы куда-то подевались.

    В общем, укатил он, вполне довольный. А мне показалось, что не только никто никаких ему вопросов задавать не будет, но и сам он о произошедшем забудет напрочь. Так оно и оказалось – я проверил из любопытства.

    Как происходит восстановление машины, было мне понятно. Здесь явно использовался её информационный образ.

    И остался у меня только один вопрос: зачем ЕМУ это всё нужно? Впрочем, просуществовал этот вопрос совсем недолго. ОНО мне так прямо и сказало:

    – Ну, приятно мне делать добро!