Фанат большого П

                Ты увидишь солнца ослепительных вершин,
                Если ты ловил кого-то вечером во ржи.
                Я вчера узнал из сводки свежих новостей
                Что я был непознанным в тени своих детей…
                Сплин.  «Мне сказали слово».

     Утреннее солнце так и не пожелало выглянуть, предпочитая скрываться за тучами и, тем самым, пытаясь ввести в заблуждение людей. Авось поверят, что ещё ночь, и никуда не пойдут. Открытая с вечера форточка неприятно поскрипывала, то и дело ударяясь о стену, и от этого слышался звук скованного деревянной рамой звенящего стекла. Ветер, заставляющий форточку шевелиться, напустил в комнату прохладу весенней ночи и шаловливо играл с разбросанными на столе распечатками сценария. Вставать не хотелось просто дико, казалось, что под одеялом ещё можно жить, но стоит его отбросить, как окажешься в ужасающем царстве холода, беззащитный от всего.
Повинуясь звонку будильника, уже несколько минут терзающего воздух и мои барабанные перепонки, я всё же встал и первым делом закрыл форточку. Дуть вроде бы перестало, но холод не исчез – захотелось снова залезть под одеяло. Не поддаваясь на уговоры собственной лени, я отправился в ванную – бороться с мыслью о том, что умываться и чистить зубы необязательно, да и причёсываться тоже идиотское занятие. Не хотелось делать ровным счётом ничего, а идти в школу – тем более. Перестать существовать – вот это бы подошло в ту минуту, но бытиё не исчезало, продолжая раздражать, а так же выполнять обывательскую программу действий, повторяющуюся уже много лет, изо дня в день.
 Встал
 Умылся
 Оделся
 Поел
 В школу
 Учишься
 Отдыхаешь на переменах
 Обедаешь в столовой
 Бла-бла-бла
 Домой
 Компьютер
 Спать

     Настроение просто ужасное. Так бывает – проснёшься, ещё ничего не произошло, а уже заранее ненавидишь весь день. Отчего – непонятно, то ли встал не с той ноги, то ли заснул с плохими мыслями.
Встал я в тот день с нужной ноги – вошло давно в привычку думать, на какую ступню наступить в первую очередь. Значит – второе...
Повод для плохих мыслей  был, разумеется. Экзамен по алгебре. В том, что я его завалил, не было даже сомнений, несмотря на то, что результаты ещё не объявили. Уроки тоже  не сделал, и  с унынием осознавал, что нахватаю из-за минутной лени навалом двоек всего за один день.
     Минуты утреннего сбора имеют магическое свойство испаряться, не давая толком приготовиться к школе. В этот день я, как обычно, замешкался, и, вдобавок ко всем вышеперечисленным радостям, ещё и опоздал на первый урок. Хоть и понимал, что сам виноват, весь мир хотелось  уничтожить. Радует, что опоздал я на общагу. Учитель – наш настолько милый и добрый, насколько и лысый  Артём  Евгеньевич, простил мне опоздание, потому что я смог ответить на его вопрос. Есть такая у него традиция – опаздывающим на урок вопрос задавать; ответит – молодец, проходи, вот тебе оценка хорошая. Не ответил – ай-яй-яй, не успел прийти, как уже двойка стоит в журнале.
Правда, чтобы на вопросы его ответить на уроках достаточно уши наушниками не затыкать. Это, разумеется, весьма заманчиво – музыку слушать вместо нудных лекций, но дело в том, что мой плеер сломался, и в последнее время приходилось слушать то, что нам на уроке рассказывают.
     В итоге, ответив, что «стимул» с греческого переводится как «палка», я сел на место.
   — Этой палки тебе и не хватает, Лёнечка!
Весь класс заржал, как коровы. Или лошади, не важно. Хорош, нечего сказать, юморист Артём Евгеньевич. Петросян прямо. Ну, в другой день я бы поулыбался, наверное, но сегодня было не до смеха.  Объявив на несколько соседних парт о том, что перед ними – опасный говорящий шар из боулинга, я открыл блокнотик для идей и начал записывать приходящий в голову депрессивный бред, чем и занял себя до конца урока.
На перемене выяснилась забавная вещь.
   — Конец света! Послезавтра Конец Света!!! – разносилось по коридорам . Никакой паники или массового помешательства. Просто у всех есть интернет, и все вчера  новостях прочитали…
     Мне лично показалось странным то, что теория некоего масона из Америки стала настолько общеизвестной. Но, двигаясь из одного кабинета к другому, я, то и дело, ухватывал обрывки разговоров, так или иначе, относящиеся к теме Апокалипсиса. Казалось, в курсе того, что 21 мая 2011 года должен прийти, наконец-то, конец нашему миру, чуть ли не каждый первоклассник – настолько в привычной дружественно-настороженно-отстранённой атмосфере школьной перемены материально висела тематика «Большого «П». Так Апокалипсис частенько в Интернете называют. Сокращённо – БП.
Наверное, каждый из нас – фанат чего-либо или кого-нибудь. Или был фанатом, или же станет в будущем. Или никогда не признается в том, что он фанат, заменяя это заимствованное английское слово родным:  «любитель». Вариантов – масса, но суть не в них. Можно фанатеть от какой-нибудь группы или песни. Можно быть любителем определённого вида спорта, или являться поклонником спортивной команды, коли на то пошло. Снова суть не в этом.
     Лично мне очень нравится панк-рок музыка, спорт мне безразличен, зато я фанатею от многих фильмов, книг и знаменитых людей. А ещё мне дико нравится одна теория, по которой нашему многострадальному миру скоро придёт конец.
     Я – фанат Большого «П».
     Календарь Майя, его конец, бла-бла-бла и прочая ерундистика, давно всем известная и посему неинтересная,  захватили мой мозг с начальной школы. Представьте себе маленького 10-тилетнего мальчика, узнающего из газет и телевидения о том, что скоро в планету врежется метеорит \ произойдёт III мировая война \ всеобщие катаклизмы разрушат всё и вся... Ну разве такие известия не могут напугать «хрупкое малолетнее создание»?! И, сами подумайте, разве подобные страшилки не оставят в психике ребёнка некоторых отметин?
Подрастая и постигая ужасы взрослого неидеального мира, моё щепетильное внутреннее «Я» грубело и теряло детскую непосредственность, всё больше склоняясь к мнению, что Конец Света – единственный выход из тупиковой ситуации. Да, внутреннее «Я» ещё  не отошло от пафоса, ибо в нём бурно развивался юношеский максимализм, не дающий смотреть на жизнь под разными углами, и заставляющий принимать лишь крайнюю позицию в любом вопросе.  В итоге, я позволил мысли о том, что скоро действительно наступит Апокалипсис, прижиться в моей голове. Странноватые мысли для 16-ти летнего парня, но не забываем про Великий Максимализм и чуточку самообманной наивности.
Впрочем, в глубине души я ни капли не верил в то, что что-то произойдёт, и лишь относился к дате 21 мая 2011 года как к поводу собрать свою компанию и свалить с друзьями на дачу.

     Уроки словно не касались меня в этот день. Учителя вызывать к доске не собирались, «домашку» не спрашивали. Это было странно, но я не удивлялся, потому что на самом деле меня не было в школе, так как мысли витали вообще неизвестно где, в каких-то дебрях фантазийной бездны.
     Мало кто заметил моё «отсутствующее» настроение, в компании давно привыкли, что я постоянно где то «шляюсь» – или по школе, тогда как все стоят и разговаривают, или в самом себе, нацепив на уши капсюли плеера. Правда, MP3-шник, как уже сообщалось, сломался, но это не мешало друзьям не обращать на меня внимания.
Лишь на четвёртой перемене до меня дошло, что и мои ребята тоже обсуждают тему послезавтрашнего апокалипсиса. Это оказалось настолько поразительным, что я вернулся в сознание и поддержал разговор.
   — Что тут такого? – вторили мне. — Можно подумать, только ты вчера додумался новости посмотреть! 
     Ещё сообщили, что по всему миру разнообразные паникёры начали собирать толпы, строить убежища. Где-то навесили всюду (даже на трамваях) объявления о Конце Света, в другом месте случилась серия массовых самоубийств. А живём мы в информационном обществе, и то, что вся школа знает о событиях в мире – неудивительно.
Я недовольно что-то пробурчал в ответ, когда мои слова заглушила сирена школьного звонка. Стояли мы неподалёку от колонки, и уши заложило мгновенно. Терпеть не могу школьные звонки!!! Кто только придумал их? Запереть изобретателя надо в комнате с этими звонками, да включить погромче да надолго, чтоб его барабанные перепонки лопнули ко всем чертям и раскроили его психованный мозг!
Трагизма добавлял тот факт, что наступил урок алгебры. Я с каменным лицом двинулся в класс, замечая, что движения какие-то неестественные и скованные. Следом за учениками в кабинет притопала училка. Мы с Сеней – одним из моих друзей, отсаженным от меня подальше, чтобы не мешать заниматься другим ребятам, переглянулись.
   — Мир, труд, май! – прошептал я Сене через весь класс.
   — Глукина must die!  - вторил он мне общеизвестную «кричалку».  В классе захихикали, но учительница сделала вид, что не замечает смеха. Я всё никак не мог понять за учебный год – она правда такая тупая,  какой мы её видим, или специально притворяется.  Вот, поди, пойми – услышала Глукина сейчас наш с Сеней прикол или нет.
Солнышко приветливо светило сквозь широкие школьные жалюзи. Май, весна, холодное утро сменяется на вполне себе приятный день – а мы, мало того что сидим в школе, как идиоты, так ещё сейчас будем узнавать результаты вчерашнего годового экзамена. Суетясь, как курица на насесте, Глукина объясняла, кто и как написал работу, потрясая, как веером, стопкой исписанных клетчатых листов. Я же боролся со сном – в кабинете алгебры на меня всегда накатывается дрёма, прямо не знаю, что с собой и делать. Вроде выспался сегодня, но глаза всё равно сами собой закрываются. Кому не говорил – никто не верит, все считают, что я притворяюсь. Но что поделать, если голос у училки такой убивательно-монотонно-засыпательный? Я-то тут причём? Не виноват же! ...
     Наконец, и моя работа была удостоена чести вернуться к автору. Не без ехидства, Глукина заявила, что проверять работу, где написано правильно только имя ученика и буква класса гораздо легче и быстрее, чем работы тех, кто старался. Прямо тонны ненависти в мою сторону неслись из её прищуренных глаз. Да уж, новость. А то не знал, что она меня терпеть не может, алгебраичка грёбаная. За то, что не учусь толком и сплю на уроке. Но она же сама виновата, нефиг так монотонно и непонятно объяснять материал!   
Двойка. Пара. Не зачёт. Лох. Дебил. Кретин. Безмозглый идиот!
Впрочем, что это я. Если бы в экзамене было равное количество всех тем, которые мы проходили за год, то можно было бы даже на четвёрку натянуть. Ну, на трояк то стопроцентно. Но, блин, большая часть заданий была по производной!
Помнится, когда я сказал, что не понимаю совершенно тему «производная» - мне ответила Глукина, что «спать меньше надо». Вот стерва!

     Кое-как я досидел до конца урока, демонстративно глядя в окно. Глукиной было пофиг на то, что следуя «кричалке», она обязана умереть, и образовательный процесс шёл своим чередом. К доске был вызван выскочка Виталик, потом – Сеня, который в последнее время перестал нравится училке из-за дружбы со мной. Схлопотав трояк, он удручённо опустился на стул, а затем, повернув ко мне голову, сделал выразительное движение рукой вдоль шеи. «По горло достала» - понял я, и кивнул в ответ.
     На перемене в коридоре стало внезапно темно, преподаватели ходили и включали лампочки по всей школе. Дело в том, что в небе, где ещё совсем недавно не было ни облачка, появились грязно-чёрные тучи, издали сверкавшие, подобно инфузориям-туфелькам, ресничками молний. Семён с остальными парнями убежали к девчонкам из одиннадцатого класса, а я снова остался в угрюмом одиночестве. Мимо прошлёпала Глукина, неприязненно покосившись в мою сторону. В ту же секунду мне показалось, что завтрак, который я потребил дома, тотчас прокис в моём желудке. Чертыхаясь, я направился в медицинский  кабинет, выпрашивать какую-нибудь таблетку от живота. Сто процентов эта ведьма меня сглазила!
     Медсестра и школьный врач ни на йоту не поверили мне, решив, что притворяюсь, чтоб домой слинять.  И даже пообещали пожаловаться классной руководительнице.
   — Да не надо мне домой! У меня желудок болит, «Мезим» дайте и я отстану!
Слушать меня сначала никто не хотел, но потом прозвенел звонок, и меня, сунув в руку розовую таблетку, выперли из кабинета. 
     Следующий урок был – русский. Идти на него не хотелось, но прогуливать под теми страшными тучами, что налетели на недавно ещё чистейшее небо, было страшновато.  Пришлось тащиться сначала в столовую, запивать таблетку, а затем – на второй этаж, на урок. Благо «отмазка» была отличная – задержался, потому что в медкабинете был.
Надежда Геннадьевна на меня строго посмотрела, и всё-таки пустила, хотя вчера говорила, что если ещё раз опоздаю, то пойдёт к директору и мне будут кранты. Непринуждённо двигаясь между партами, я дочапал до своего неизменного места – четвёртый ряд четвёртая парта. Даже когда всех пересаживали, я упёрся и ни за что не хотел пересаживаться с этого места. В некоторых вещах я немного консерватор, хотя в основном – новатор, даже революционер.
     В последний момент, когда я уже плюхнулся на стул и повесил рюкзак на крючок, до меня дошло, что русский язык я оставил дома. Не сам язык, разумеется, а учебник и тетрадь. Тревожно глядя в сторону Надежды Геннадьевны, я достал тетрадку по алгебре, перевернул и  открыл с обратной стороны. Авось не заметит, что тетрадь не та… Но Фортуна, которая сопровождала меня с утра, на этот раз отвернулась. Пошла проверка домашнего задания. Ругая всё на свете, я живо начал интересоваться, что было задано у соседей, вместе с тем судорожно соображая, что бы придумать, чтоб отсутствие ДЗ не было чревато отрицательной отметкой.
     Не вышло «отмазаться».
     Облом. Вторая пара за день. Урожайно.

     Все что-то писали в тетради, заглядывая в конспекты, несмотря на то, что Надежда Геннадьевна строго запретила. Один я, как идиот, усиленно делая вид, что пишу (на самом деле просто в воздухе ручкой водил), задумался и ушёл в себя. Не было ни сил не желания даже открыть блокнот для идей. Только на задней странице тетради по алгебре время от времени ручка сама собой выводила непонятные абстрактные каракули.
В самый неподходящий момент, когда незаметно для всех в классе стало жутко темно, грянул гром. Да так сильно, что девчонки вскрикнули, парни вздрогнули, а я выронил ручку. Сразу зарядил дождь. Косые струи немедленно полились в открытую форточку, замочив пару человек на задних партах около окна.  Снова грохнуло, и струи, как по команде, сменили направление, так что даже форточку закрывать не пришлось, хотя несколько человек даже вскочило с парт – закрыть хотели.
     В голове промелькнула мысль о том, что всё, началось.
Как должен начинаться Всемирный потоп? Наверное, нужно думать, с сильнейшего дождя. Он не будет прекращаться три дня, всё на свете затопит и все утонут.
     Е-е-е! Началось!
     Все испугались или, по крайней мере,  удивились. Один я сидел и тихо радовался наступающему Апокалипсису.


Цивилизация –
Вредный лишай на теле планеты.
Поскорее дождаться бы
Светлого праздника – Конца Света!

     Припомнились мне строки, только не мог вспомнить – кто же это поёт.  Чувствуя себя  маньяком или просто психом, я уже прикидывал, существует ли шанс спастись вместе с друзьями от БП, чтобы посмотреть потом на постапокалиптический мир. В книгах подобные вещи жутко интересно описываются. Только, про монстров и мутантов – это всё выдумки, никаких радиационных мутаций не существует, от излучения только ткани умирают – мы это по физике в прошлом году проходили. Но всё-таки наш Апокалипсис будет не из-за атомной войны, а самый что ни на есть, стандартный Всемирный Потоп. Даже обидно немного, но что поделать? От нашего мнения мало что зависит в этом вопросе. Главное, что от потопа спастись теоретически возможно. Ной же тогда смог…
     Настроение полезло вверх, как столбик ртути в градуснике – сначала неуверенно, а потом всё выше и выше. Градусник бы уже показал какую-нибудь запредельную температуру,  наверное. Впрочем, я не силён в поэтических сравнениях, так что утверждать не буду.
Улыбка до ушей на моём лице заметна, обычно я весьма угрюм. Так что пришлось прятать её, чтоб не подумали, что со мной что-то не так. «Впрочем,  скоро наступит Бэ Пэ, - прикинул я, - так что – какая разница кто и что обо мне подумает?». Две честно заработанные пары больше не беспокоили – какие оценки, ё-моё, Апокалипсис на носу. Может, всё-таки, наступит и это будет просто офигенно! 

     Домой мы возвращались вместе с Егором. Громко, чуть ли не на всю улицу строили планы, как выжить в условиях потопа. Дело в том, что у меня на даче был плот – самодельный большой плот, из  кусков пенопласта, пластиковых бутылок и двадцати метров бечёвки, скрепляющей это чудо инженерной мысли между собой. Плот я построил прошлым летом вместе с соседом по даче Костей Малоковальским. Ох, и намучались мы тогда с этой штукой! Только поиски нужного количества пенопласта и бутылок заняли чуть ли не целый месяц! А чтоб связать всё вместе и укрепить рейками мы потратили ровно сутки – даже мозоли на руках остались тогда, верёвками перетёртые. Зато потом мы вдоволь наплавались на нашем «дредноуте» по ближайшему заливу.
     У нас посёлок дачный находится в районе места, где две самые большие реки нашего города сливаются в одну. Хотя место самого «соединения» я не видел – уж очень далеко до него добираться, речки-то немаленькие, нам того берега, где протекают «остатки» ближайшего водоёма вполне достаточно для купания. Тем более, что есть залив – там и неглубоко и спокойно, волн никаких нет. Пока мы мелкие были, всё устраивало. А прошлым летом, изъездив весь залив вдоль и поперёк, стали потихоньку из него выбираться.
Помниться, ветер сильный поднялся, но солнце пекло – будь здоров. У меня голова просто кипела от жара,  я уломал Костю вытащить плот и пойти купаться. Сначала «плавсредство» брать не хотели – тащить, всё-таки, надо, но потом прихватили. И потянул нас чёрт из залива. А там волны, как на море, блин! Ветер, брызги. Нас шатало как сусликов, но мы неплохо управлялись с судном, не перевернулись ни разу.  И плот выдержал, что странно – я думал, он будет более хлипкой конструкцией, но ошибся.  Видимо то, что плот в меру гибкий, придаёт ему дополнительную манёвренность и крепость.
     Так вот, появилась у нас с Егором идея – поехать на дачу ко мне послезавтра всей компанией, собрать необходимых вещей – да и переждать-таки ночь на двадцать первое число неподалёку от плота. Всё-таки, если начнётся БП, лучше уж подольше на поверхности воды побарахтаться,  а то и выжить, если повезёт. А если не будет ничего…  То провести выходные на даче, с друзьями; зажечь костерок, прихватить с собой гитару, весёлые истории и хорошее настроение – отличные выходные получатся!
     Решили взять Сеню – того самого, которого алгебраичка тоже достала. Из девчонок сомнительно кого уговорить удастся – они, видите ли, не верят «во всю эту муру» - так и сказали на перемене, но Егор пообещал уговорить Розу Ларцеву. Я позвонил «соавтору» плота – Косте, – и тот с радостью согласился на поездку, тем более, что сам собирался в выходные на дачу.  Подумали уговорить ехать с нами Макса, Диму, Асю, Кактуса,  Мозга,… много кого перебирали, весь наш компанейский состав, но пришли к двум выводам:
1). Большинство не верят в то, что что-то произойдёт
2). Большинство не отпустят родители. Даже смешно, десятый класс, а родители у всех цари и боги.
     Итог был очевиден –  вечер у меня прошёл в радостных ожиданиях предстоящей поездки, и на уроки времени совершенно не нашлось.

***

     Снова утро, снова рабочий день наступает.
     Я с надеждой посмотрел в окошко – не идёт ли дождь. Всё-таки осталось где-то около суток до обещанного Большого «П». Пора бы уже «зарядить по-полной», а то времени не хватит у воды наполнить собой всю поверхность обитания жалких людишек.  Но воздух за окном был предательски сух. Не было ни ветра, ни дождя; если не знаешь о том, что воздух вообще существует, то поверить в его реальность сложно.
Я ворочался в кровати, борясь с собственной ленью, то одним, то другим глазом заглядывая за шторку. Так хотелось бы, чтоб уже немного затопило – был бы маломальский повод остаться дома. Пару раз садился – и тут же вновь валился на подушку, не в силах подняться.
     В школу идти желание отсутствовало напрочь. Зачем? Ведь завтра двадцать первое мая. Сегодняшний день лишний, он не нужен совершенно, просто тупость какая-то! Вот бы уже сейчас наступило 21 число! Впрочем, всё равно сегодня вечером мы должны поехать на дачу, и это не может не радовать. Но в школу идти… Да какой смысл? Кошмар просто, кто придумал эту идиотскую школу?
     Я лениво запихивал учебники в рюкзак, совершенно не беспокоясь, есть ли эти уроки сегодня или нет. Честно говоря, расписание не помнил совершенно. Учителя, конечно, уже устали от моего отношения к ним и учёбе, но мне-то какое дело? Тем более что завтра все умрут!
     Какой я злой.
     Рюкзак вышел уж очень тяжёлым. Тогда я выложил учебники, все до единого, а затем, подумав – и тетради. В рюкзаке остался лишь блокнот для идей и шариковая ручка. Взгляд скользнул по грустно лежащему в одиночестве сломанному плееру. Без музыки будет сегодня тяжело. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, я взял в руки MP3-шник  и включил, совершенно не надеясь на какой-то результат. Минутная блажь, не более того. Но на экранчике замелькала заставка приветствия, и через пару ничтожных мгновений плеер уже отображал последнюю воспроизводимую музыкальную композицию. Чудеса да и только! Я с радостью вставил в гнездо штекер наушников, а в уши – сами «капельки». Всё. С этой минуты меня больше не существовало.
     Дорога до школы вызубрена назубок за десять долгих лет. Ноги сами несут тебя в нужном направлении, глаза можно даже закрыть. Как надоела эта ежедневная дорога! Изо дня в день, из года в год. Добровольное заключение в темнице общеобразовательного учреждения, если можно так выразиться, – это ужасно. Нет, каким же дураком я был, когда отказался перейти в другую школу после четвёртого класса! Сдал же тогда городской экзамен на все сто баллов, мог поступить в любую, даже самую престижную гимназию. А остался в нашей занюханной школе, скатился в сраное говно, и вообще…
     Два перехода через светофор, по лесенке вверх, тропинка к магазину, снова лесенка, снова тропинка – на этот раз через небольшой парк, потом бачки с мусором – и передо мной возвышаются кованые ворота школы. Во дворе бегает ребятня, которой расплодилось как мух нерезаных. Как-то мы с друзьями даже предположили, что детки размножаются почкованием – столько их у нас в школе развелось. Носятся туда-сюда, крики, шум, идиотские игры! И жалкие фразы учителей о том, что «сами были такими» не помогают. Возникает лишь желание убивать или топить. Дети – цветы жизни: либо в землю, либо в воду.
     Более взрослые ребята попадаются во дворе реже. Ну, разумеется, перед воротами стоят все курильщики – и втягивают с удовольствием свой никотиновый вонючий дым. Просто тошнит от этих воображал, считающих, что курить – это модно и «взросло». Или, что ещё хуже – что курение снимает стресс и успокаивает нервы. Блин, сигареты у нас чудо-лекарством вдруг стали, да? Прямо умиляют меня подобные высказывания. Смачно сплюнув, я даже голову не повернул в сторону «курилки».
     На крыльце какие-то семиклашки в спортивной одежде ждали физкультурника. Малыши тащили на спинах огромные цветастые портфели. Родители делали вид, что очень опаздывают на работу и строили серьёзные лица важных людей. Время от времени подходили всё новые учителя, и вежливо здоровались с учениками, или даже отчитывали их за пропущенные уроки, заваленные контрольные или несделанные домашние задания. Школьная идиллия!  Просто тошнит, честное слово. Так и хочется взять бензопилу и распилить их на памятные сувениры.
     Волна ненависти захлестнула меня.  Прочь, прочь, прочь отсюда! Не хочу это видеть, не желаю слышать, пусть всё провалится к чёртовой матери!!! Не доходя до крыльца, я свернул вправо, обогнул здание школы и выскочил из двора через заднюю калитку. Музыка в наушниках сопровождала меня ревущим переливом гитарных рифов и громом барабанов, возникало ощущение, что я – герой боевика или приключенческого фильма, бесстрашный и великолепный, отправляюсь на важную миссию, конечной целью которой является спасение мира. Я не улыбнулся этой мысли – настроение было несоответствующее юморескам. Сначала в крови бурлило «I hate everything in the world», но долго удержать накал «hate» я не смог – ну вот не умею долго обижаться или сердиться. А потом буйная головушка успокоилась, и по всему телу разлилась слабость и «пофигистичность». Ноги сами собой привели на набережную  реки.
     Такое настроение я называю грустно-мечтательным.
     Утро двадцатого мая две тысячи одиннадцатого года грозило напомнить собой лето. Тепло, листья распускаются, птицы поют. Пахнет  чем-то речным или даже морским – память щекочут воспоминания поездки на море в шестом классе. Вверх по течению пронёсся корабль-«ракета», о котором раньше я слышал лишь в рассказах бабушки – судно на водных крыльях, некогда популярное в городском пароходстве. Восхищению моему не было предела, я себя почувствовал прямо-таки наивным ребёнком, увидевшим вблизи вертолёт или ещё что-нибудь в этом роде.
     Двигаясь между тополями, машущими мне не до конца распустившимися листьями странного зеленоватого оттенка, я страдал от непонятной горечи, одновременно наслаждаясь собственным депрессивным состоянием. Иногда кажется, что я мазохист прямо какой-то, в самом неизвращённом смысле слова. Было бесконечно грустно, казалось, всё наперекосяк, выхода нет. И для Апокалипсиса самый подходящий день настал, таки да. Скорей бы! Осталось всего ничего – какие-то сутки, даже меньше.
     Пойма реки, скованная со стороны города бетонными заграждениями с железными решётками быть может и хотела выглядеть величественной – как подобает набережной в черте города, но этому постоянно мешали люди. На заграждениях извечно красуются граффити –  красивые картины тех ребят, которые уходят в это современное искусство, и просто каракули в стиле «Егорка + Ленка = любовь навеки» эмалью из баллончика, купленного в хозяйственном магазине за 150 рублей. Смешно наблюдать, как поверх «Ленки» позднее может появиться какая-нибудь «Дашка» или корявое «9Б — супер!» сменяется на «10б». Впрочем, редко кто вспоминает о своей каракуле, но случаи бывают.
Многим это «творчество» не нравится. Типа  некрасиво, не элегантно, да и вообще – варварство какое-то. А я люблю читать такие надписи, это словно стена «ВКонтакте», только общая, реальная, каждый может высказать на ней что хочет. Огромные буквы около пристани – «Счастье не за горами, любимая», - помниться, вызвали во мне даже благоговейный внутренний трепет.  Хотите элегантность – сходите в музей или  картинную галерею. А это – улица!
     Волны реки монотонно вздымались и опускались, перемешивая чистую воду с потоками отходов из очистных сооружений. Чайки, подобно крутым заграничным охотничьим птицам сложив крылья, кидались в воду за чем-то съестным. Возможно, за рыбой какой-нибудь двухголовой.  Давно по городу ходят легенды о многохвостых и многоголовых рыбах, и о неких жутких склизких тварей, обитающих в речных водах. Сказки, конечно, причём глупые. Снова виноваты байки о радиации и отходах – типа из-за всего этого появляются мутанты. Хочется ткнуть таким простакам в нос учебник физики за девятый класс, но, по-моему, это бесполезно.
     Настроение устаканивалось.
     Диаграмма скачков настроения у меня вечно бьётся в конвульсиях. Плохое что-то случилось – мне плохо. Приятная шутка – всё зашибись, живём. Сентиментальный момент – губы прочно сжаты, в носу щиплет, но слёзы подавлены на ранней стадии зарождения. И так далее. Не знаю, нормально ли это, но ничего с собой поделать не могу.
Чувство сожаления, возникшее из-за того, что я прогулял первый урок – а это была биология, - постепенно пыталось зародиться. Но не тут-то было!
     Но не тут-то было!
     Если завтра Конец Света, то можно делать совершенно всё что заблагорассудится.  Это фундаментальное самооправдание царило в голове.
Музыка на плеере пошла уже по второму кругу, когда я, наконец-то, повернул ноги  к школе. С ребятами вчера договаривались после уроков сразу ко мне, а потом – на остановку. 

***

   — В смысле: «ты не поедешь»?  Не понял!!!
   — Ну, понимаешь, нам сегодня мебель привезут, надо дождаться, да и потом, с братом до вечера некому сидеть будет…
Оправдания Сени вывели меня из себя за несколько секунд.  План поездки летел ко всем чертям собачьим,  что означало полный упадок, навсегда упадок. Сначала Егор куда-то смотался после школы, сказав, что матери нужно помочь по неотложному делу, теперь – Сеня ехать не собирается. Какие дела, какая мебель? Конец Света на носу! Впору забросить всё на свете. Но никто не собирается откладывать дела, никто всерьёз не воспринимает угрозу…
Бессильная ярость охватила меня. В носу защипало от обиды, картинка в мозгу пошла «полосами», я крикнул, почти зарычал на весь школьный коридор.  Проходящая мимо школота неодобрительно покосилась в мою сторону, захихикала и покрутила пальцами у виска. Я этого не заметил, не до того было, да и привык уже – на меня постоянно все смотрят криво. Терпеть не могу, когда рушатся планы!  Когда всё идёт не так, как ты предполагал. Что за закон подлости такой? Просто – РРР!!! – ненависть охватывает после подобных ситуаций.
     Я не слышал даже музыки, когда шёл домой. Плеер, наконец, сел, устав повторять композиции по нескольку раз.   Всё, это конец. Для меня Армагеддон уже настал в ту минуту, на семнадцать часов раньше обещанного срока. 
Открыл дверь в квартиру. Сел за компьютер. Подключился к Интернету. Открыл сайт с идиотскими комиксами, и погрузился в просматривание картинок для дегенератов, стараясь забыть обо всём на свете, в первую очередь – о себе. «Смишнявочки» не поднимали настроение, как сильно я ни щёлкал по левой кнопке мыши пальцем. Лишь самые пошлые приколы заставляли меня нервно кашлять смехом, который ничего общего с весельем не имел. 
     Бабушка наивно спросила меня, сделал ли я уроки. Конечно, сделал, вон, сижу, алгебру доделываю, в Интернете-то! Я кинул в дверь подушку, а когда бабушка начала возмущаться моим поведением, захлопнул с силой дверь, закрылся на щеколду и включил в колонках музыку со страницы ВКонтакте. Новые, ещё более мощные раскаты, были слышны, наверное, даже через два этажа. Но мне было пофиг, совершенно.  Лишь бы не думать! Лишь бы не существовать! Лишь бы не…
   — Вот я Нежде позвоню, она с тобой поговорит! – доносилось из-за двери.
     Напугала. Что мне сделает сестра?
     Желание ехать на дачу совершенно пропало. Я, наверное, просидел бы так, за компом, часов до пяти утра, потом завалился бы в кровать, прямо в одежде, уснул мертвым сном. Навсегда, если учесть, что Большой «П» начинается в восемь утра.
Но Костя – сосед по даче, соавтор плота и единственный человек, который меня практически никогда не подводил, заехал за мной в условленное время. Я сижу – злой, с ненавистью тыкающий по кнопкам клавиатуры, набирая ругательства в адрес очередного человека в интернете, который «не прав» (там все не правы, только об этом не знают), а Костян в комнату заходит, как ни в чём не бывало.  И вот что странно – вроде бы всё ещё хочу быть злым – а не получается.  Вроде бы депрессия никуда не уходила – а такое чувство, что её и не было. «Может, мне на самом деле было вовсе и не плохо,  просто сам всё напридумывал, накрутил?» -  пронеслось в голове, но мысль я отогнал.
Как ни в чём не бывало, я выключил компьютер, пожаловался Косте на Семёна и Егора, собрал вещи. Костян, кстати, нарядился как самый настоящий говнарь – навесил на джинсы цепи, на чехол гитары нашивки приделал, на шею амулеты какие-то купил. «Я – рокер» - говорит. Знаем мы таких «рокеров», недавно сам период жизни подобный проходил.   «Кто не был панком в 15 лет, у того нет сердца, а кто остался панком в 40 лет – у того нет мозгов». Впрочем, я не согласен, сам я панк – навеки, только я уже идейный, а это большая разница с «говнарством».
     Не стал уж в открытую смяться над соседом, просто на всякий пожарный случай сунул в карман газовый баллончик – в случае встречи с гопниками, газбаллон понадёжнее кулака будет. Кулак – штука хорошая, но может и осечку выдать, тогда как газ действует безотказно и эффективно. Не девчонок же защищать, нечего выделываться, если обезопаситься хочешь.
   — Мне звонил приятель, сказал, что залезет на телевизионную башню, и будет ждать, когда мы на плоту туда доплывём, - заявил Костя.
   — Кстати, хорошая идея, - говорю я, - Надо будет моим бедовым Сене и Егору тоже сказать, чтоб на крышу утром пёрли. И их тоже заберём. Пусть вообще всем говорят на крыши выходить!
     Развеселился я, особенно, когда двигались в сторону автовокзала. Диаграмма настроения просто феноменальная, скачки как у сердечнобольного. Сумки с продуктами тяжелили плечи, гитары цеплялись за одежду прохожих, зато солнце улыбалось с небо, изредка кокетливо прячась за облаками.  Листья даже как будто стали немного зеленее, хотя за несколько часов такого не могло произойти. Но я же еду, блин, чёрт всех дери, еду на дачу, спасаться от Большого «П»! Пусть не так, как хотел раньше, но сбудется план.  Да!
     Из-за большого количества сумок, мы не успели первыми залезть в автобус, разнообразные бабульки мигом заняли сидячие места. Пришлось в центре салона составить вещи, на них уместить чехлы и самим уцепиться за поручни. В дороге тоже было весело – громко обсуждали предстоящие приключения. Наверное,  весь автобус заслушивался. Не знаю уж, что было на уме у людей – может, решили, что сумасшедшие, кто его знает. Люблю я так издеваться над мозгами случайных людей. Однажды с Сеней  ехали куда-то – и обсуждали всякие магические вещи, да так правдоподобно, будто мы невесть какие экстрасенсы и чародеи. 
   — Вон, смотри – башня! Там будет этот твой приятель, — говорю.
   — Ага. А куда будет течение, интересно?
   — Ну, — я задумался, — чисто теоретически, вода всегда идёт под уклон. Река тоже, значит, течёт под уклон. Значит, когда всё затопит, стекать всё начнёт по течению реки!
   — Отлично, а течение как раз со стороны дачи к центру города, где наши все и будут по крышам прятаться, - возликовал Костя.
     Мы представляли, как будем плыть на плоту, как будет выглядеть затопленный город. Я чувствовал себя настоящим садистом, ждущим приближения смерти целого мира.
   — А вода же ток проводит, так? – говорю.
   — Ну?
   — Так вот, значит все провода, что по улицам развешаны, тут же под водою окажутся. Нас током не шибанёт?
   — Задачка…
     Потом мы приходим к выводу о том, что электростанция явно сломается, что-нибудь там отключиться, и тока опасаться не придётся.
     Несмотря на то, что из дома продуктов было взято немало, мы заходим с Костей в магазин и покупаем квас. Это у нас традиция такая. Наверное, парни в нашем возрасте пьют пиво, водку, ягу – не знаю, что приходит в голову современной молодёжи, я всегда от этого где-то в стороне. А вот квас пить просто обожаю. И вся наша компания, не считаю пары человек.
     Знакомые с раннего детства улочки посёлка приводят меня в сентиментальное состояние.  Радуюсь, как идиот. Хорошо, что меня мои друзья принимают таким, какой  я есть, не высмеивая некоторые наивные стороны в поведении. Мы вообще какие-то добрые, в сравнении со многими другими (странно, это говорит человек, который с нетерпением ждёт смерти мира; вот точно – в тихом омуте черти водятся). Мат – только в каких-то экстраординарных случаях. Алкоголь – тухло совершенно, квас не в счёт. Сигареты – Сеня и Егор курят, как я их за это не чморю, но, надо думать, всё равно одумаются и бросят, остальные – нет. Не пытаемся вечно выделываться друг перед другом, не дерёмся и не строим из себя «крутых ребят».  Мне лично среди них комфортно, просто чудеса, что такие люди на свете есть.
     Здесь, в дачном посёлке, обида на Сеню и Егора совершенно пропала. Мне показалось, что ещё не раз все съездим сюда, и во много других мест тоже. Просто сегодня не задалось.
Посёлок, овраг, поле…
     Поле, которое нужно пересечь, чтоб дойти до садовых участков, просто обожаю. Вдалеке видны сады, за ними до горизонта тянется лес. Слева – далеко-далеко – мост над Чусовой. А поле тянется на сотню метров вперёд, жёлтые травы с прошлого года полегли,  из-под  трухлявых листьев пробиваются новые зелёные стебли. С правой стороны медленно, но верно, наступает город – новостройки отчётливо видны.  Рядом со строящимися домами – громадные кучи опила, просто горы искусственные; мы их Свалкой зовём. По полю, словно муравьи, движутся люди. Каждый день проходят от посёлка до дачных садов многие – за водой чистой на родник. Бутылки разных мастей совершают эти ежедневные переходы вместе с хозяевами, сначала – пустые, затем – полные. Родник расположен между двумя дачными кооперативами, иногда мы с Костей тоже туда ходим, когда маленький родничок, что рядом с моим участком, полностью пересыхает.
     Выйдя из оврага и увидев поле, я на секунду замираю, поражённый знакомой до боли картиной. Вот она – местность моей мечты! Сколько раз спасала меня дача! Например, когда из лагеря сбежал… впрочем, неважно…

     Наконец, мы пришли и сразу направились в мой дом.
     Домики наши разделяет маленькая пустошь, буквально в несколько метров, заросшая обычно травой по пояс. Костин дом больше, окрашен ярко-жёлтой краской, с шифером на крыше и большим балконом. Мой – поменьше, покрашен уже давно, и какой краской – никто не помнит, настолько она выгорела.  У меня и участок меньше, чем у соседей, но это даже хорошо – меньше работы в огороде.  Вообще, не по мне разнообразный ручной труд, хотя умею многое, да и руки растут «из того места», как говориться. Но на длительную и однообразную физическую работу пусть записывается кто-нибудь другой. 
   — Ну что, куда двинем? До Бэ Пэ ещё куча времени, - говорит Костя.
   — Залив? «Больничка»? Посёлок? – перечисляю места, куда мы обычно шарахаемся.
Не решили, куда именно пойдём, но оставили вещи и двинулись в сторону поля. Костя с собой гитару захватил. Она у него старая, струны – как тёрка, не раз стирал о них пальцы, так что не жалко инструмент, если сломается или потеряется.  Мне не жалко, Косте, надо думать, жалко.
     Обогнув по периметру сады, приближаемся к заливу. Костян учится ставить простейшие аккорды, я терпеливо выслушиваю, как он терзает струны. Явственно слышится, что вторая струна фальшивит, но поправлять её нет желания.  Болтаем почти без умолку – редко видимся во время учебного года, а новостей и невысказанных мыслей скопилось много.  Залив выглядит ещё меньше, чем в прошлом году.  Костя пытается петь песню, играя на одном аккорде – истерично ржу, сосед не обижается, воодушевлённый собственной маленькой победой над струнами и пальцами. Начинает на ходу подбирать песню, причём выходит так забавно, хоть и не совсем в рифму, что мы смеёмся минут пять.
     Переходим мост. Костя всё играет на ми-мажоре, и поёт что-то о нудном Лёне. Я  беру курс в сторону ближайшей железнодорожной станции.
   — Куда мы идём? На Банную гору!!! – поёт Костя.
     Станция Банная Гора – место самой крупной психиатрической клиники в городе. Вижу забор и медицинские корпуса, целый городок для «психов» за ближайшим холмом. Угрожаю Косте, что если он не перестанет петь, его заберут туда.  Не помогает. С хитрым видом направляюсь в сторону ржавого забора.
     Доносящееся до меня сзади пение  в стиле «а сейчас злой Лёня сдаст всех друзей в психушку, как это грустно-печально», снова веселит.
   — Ты же не пойдёшь туда?
   — Ещё как пойду, - говорю.
   — Да ну, пошли обратно! Или в лес зайдём?
     Не слушаю Костю, захожу в калитку. Пение утихло,  успех! Осторожно Костян заходит за мной. Пусто и тихо, как на кладбище.  Почему-то раньше думал, что по территории ходят больные в смирительных рубашках, бросая грустные взгляды на свободные просторы. Видимо, эти грустные взгляды они бросают из окон больничных корпусов. Символично то, что сразу за психбольницей начинается кладбище. Вот проживут эти душевнобольные бесполезную жизнь, перенесут их тела через дорогу, и закопают. Зачем жил человек – непонятно, только воздух коптил, как говорится.  Мне становится немного не по себе, проникаюсь на какое-то мгновение вселенской тишиной и серьёзностью.
   — А если я тут петь начну? Меня заберут, да?
   — Разумеется!
     Костя не слушается, продолжает потихоньку играть на гитаре. Не удивительно, что он осмелел – вокруг ни души. Мне приходит в голову, что такая же тишина и пустота наступит после Апокалипсиса. Почему именно здесь пришло такое в голову? Могло бы на поле, например – там тоже людей почти не было сегодня. Может, оттого, что если Большой «П» всё-таки произойдёт, то Земля станет огромным кладбищем?
     Вот и ворота на другой стороне. Минуем злую собаку, чудом не укусившую меня за ногу. Начинается кладбище. Не знаю что сегодня с Костей, вообще, такое с людьми бывает  - зацикливаются на чём-то, заигрываются. На кладбище играть – по-моему, жутко неприлично. Ладно хоть дорога вскоре сворачивает в сторону садов. Мимо нас проплывали фигурки старых советских могил – кованая решётка со звездой на вершине. Я шипел на соседа, чтоб тот перестал играть. В голове у меня родилась совершенно идиотская мысль, пошлая к тому же немного.
   — Чего ржёшь?
   — Ничего, забудь, - говорю, - пошлятина насчёт кладбища в голову пришла.
   — Нет, говори, - канючит Костя, перестав играть на злосчастной гитаре.
     Оглядываюсь в сторону могилок, скрывшихся за поворотом.
   — Вот ты играл на кладбище, нарушил покой душ. Ночью они придут к тебе и изнасилуют во все щели!
     Подростковая пошлая глупая шутка. Ржём как идиоты, совесть щекочется внутри, но всё равно смешно.

     Потом мы много ещё где побывали. В заброшенном здании недостроенного корпуса больницы, стоящего довольно далеко от корпусов Банной Горы. Облазили все знакомые поляны в лесу. В посёлок ходили, в магазин – на этот раз, за шоколадными батончиками – захотелось вдруг сладкого. Потом сидели у меня в доме, слушали «Наше радио», играли на гитарах.  Я даже не заметил, как начало темнеть – подходило время ужина позднего, надо было на улице печку топить, мы вышли – сумерки. Быстро-быстро развели огонь, притащили продукты, занялись готовкой. Закат постепенно краснел, тучи стягивались в сторону уходящего солнца, как за вожаком среди небесных существ. Над нами кружили меланхоличные весенние комары, лениво садясь на лицо и даже не пытаясь прокусить кожу. Приготовленный на огне чай из мяты и мелисы благоухал на печке.
     Хорошо на даче. Мирно, тихо, спокойно, без городской спешки. Без наигранных людей и фальшивых фраз. Огонь, природа, закат. Комфортно.

     Позвонил Егор, спрашивал, как подготовка к встрече Большого «П». Мы вдоволь повеселились, договариваясь, во сколько ему выходить на крышу дома, какие вещи брать собой и сколько ждать нас на плоту. Чувствовалось, что Егор сожалеет, что не вышло поехать.
   — Весело у вас там, - говорит.
     На радостях я сам позвонил Сене, повторяя предыдущий разговор. Они с Егором пообещали в восемь утра выйти на крыши дома и ждать нас. Я не знаю, насколько серьёзно они это решили, но было очень пафосно, и, вместе с тем, весело. Прощались, на всякий случай, говорили, что рады, что дружили столько лет. 
     Атмосфера «прощания с дорогими людьми» оказалась такой забавной, что мы с Лёшей позвонили Розе – подруге нашей, потом я звякнул сёстрам – тоже «прощаться». Все смеялись, говорили, что никакого Большого «П» не будет, но, вместе с тем, было понятно, что люди тронуты.

***

     Двенадцать ноль одна. Вернее, ноль-ноль-ноль одна, если дословно цитировать время из мобильника. На плоту лежат рюкзаки с продуктами, прикрытые пледом. Костя раздувает костёр, я сижу на бревне и чищу ножиком прутики, на которых мы собираемся жарить хлеб и сосиски. Моя гитара в чехле,  около бревна, «молния» приоткрыта и виден её жёлтый блестящий край. Кажется, сегодня я уже играл, но иногда возникает ощущение, что никогда не надоесть.
     Над головою – небо, на которым уже видны звёзды. На западе тучки ещё окрашены в тёмно-багровый румянец, с другой стороны – всё, полная темнота. Вдалеке слышен гул идущего по мосту поезда.
     Мы решили просидеть всю ночь в поле у костра. Идея пришла в головы буквально за двадцать минут до наступления следующего дня. Я судорожно разыскивал различные предметы, которые могут пригодиться после наступления Конца Света (например – туалетную бумагу), Костя же, как человек более практичный, захватил с собой тёплые одеяла. В первую очередь мы вытащили на поле плот, потом уже, за несколько приёмов, дотаскали рюкзаки и прочее. Верёвками привязали чехлы и сумки к плоту, а сам плот – к бревну, это я в какой-то книге прочитал, что если к маленькому судну привязать противовес, то оно станет более устойчивым. 
     Со всех стороны слышны шорохи, и в детстве я бы ни за что не стал ночевать в поле. Но сейчас-то прекрасно понятно, что это просто ветер гуляет, заставляя шелестеть сухую прошлогоднюю траву.  Со стороны новостроек виден свет прожектора – это раздражает, потому что хочется настоящую природную тёмную ночь. Костёр, наконец, разгорается, Костя немедленно ставит рядом с ним остывший чайник. Ласкающий аромат мяты и мелисы, из которых мы заварили чай, доносится до сих пор,  во рту – привкус  из смеси травяного напитка и кофе. Просто прелесть какое состояние – в голове гулко от надвигающегося сна, вкусно и приятно одновременно. Тепло, конец весны – а так тепло, что удивительно; ощущение времени и пространства теряется, предоставляя отличную возможность совершенно не думать.

     Что, казалось бы, можно делать всю ночь у костра в поле? Сначала мы говорили, играли на гитаре, ходили за дровами. Когда выплыла огромная луна из-за новостроек, когда небо заволокло тушью черноты, а звёзды стали видны как в августе – просто любовались природой. Ели вкуснейшие блюда на свете – хлеб и сосиски, поджаренные на костре, заварную лапшу и хрустящие хлебцы; плевать на гастрит и прочие болячки. Пили «чаекоф», остатки кваса. Ни души вокруг, тишина мира охватила всё на свете. Все, наверное, спят.

     Конечно, нам тоже хотелось спать. Косте, видимо, сильнее, чем мне – ну, он всё-таки младше, и не сидит ночи напролёт в Интернете, как я. Героически отдав одеяло, я взял в руки кружку с «чаекофом», втянул вкуснейший напиток.
   — Я много спать не буду, ты меня разбуди только, - сказал Костя. Я пообещал не будить до 6 утра точно.

Лео Цандер 
Рассвело. Сижу у костра. Холодно
(отправлено через СМС с телефона)
21 мая 2011 в 5:09

Егор Протуберанцев
Где твой конец света, ёпта?! Я из-за тебя всю ночь не сплю, жду Апокалипсиса!!!
21 мая 2011 в 5:48

Говорящий Кактус
Тупые американские сектанты! Они смерти просто хотят, пора этим сукам объявлять войну, терпение кончается…
21 мая 2011 в 6:01

Акси Аринова
Как-то грустно…
22 мая 2011 в 12:05

Лео Цандер 
Не столько грустно, сколько холодно было. Представь - костёр догорает, Костя спит на плоту, я сижу на бревне, и, в свете потухающих языков пламени, читаю "Мастера и Маргариту". Со стороны города внезапно начинает дуть холодный ветер, заставляющий искрить угольки в костре, а меня - окоченевшими руками закрыть книгу, обойти кострище и начать подпрыгивать на месте. В небе сверкают росчерки знакомых далёких созвездий, а прямо над горой и находящимися за ней новыми постройками нависает громадная зловещая луна. Во всём поле - ни души, на ближайшие 50 метров есть только один источник света - наш костерок. Чуть дальше, в садах - светят несколько прожекторов, выхватывая небольшие участки у полной темноты. Со стороны реки слышен звук проходящей по мостику через залив электрички. Каркает ворона, недалеко - метрах в десяти. Я ёжусь, и, отправив с телефона сообщение ВКонтакт, отправляюсь за дровами к куче опила...
22 мая 2011 в 12:30

Акси Аринова
Романтика, блин…
22 мая 2011в 12:34


Роуз Ларцева 
Ты просто обязан стаскать больного человека в это исцеляющее душу место!
23 мая 2011 в 18:20

Лео Цандер
Там много мусора и странных людей.
24 мая 2011 в 20:12


   … Полседьмого утра я таки пихнул Костика  в бок. На востоке чуток стало светлее – или мне показалось?  Костя неохотно открыл глаза.
   — Уже что ли?
   — Вставай, моя очередь спать!

     Я дико, до дрожи в каждой молекуле тела, замёрз. Что только не пытался сделать, чтобы согреться – и прыгал, и бегал, и костёр разжигал до невероятных размеров… Один раз мне показалось, что огонь сейчас спалит Костю вместе с плотом и гитарой. Сначала я читал «Мастера и Маргариту», и ощущение того, что я читаю великое произведение в такое необычное время и в таком необычном месте, наполняло меня гордостью.  Потом пальцы окоченели, и пришлось немедленно принимать меры против похолодания.
     Едва я залез под нагретое Костей одеяло, стало гораздо теплее. Мне стало немного стыдно оттого, что теперь другому придётся мучиться на холоде вместо меня, но спать тоже хотелось. Я уже закрыл, было, глаза, как услышал шипение костра.

     Сначала я подумал, что это Костя пролил на костёр чайник. Мой взгляд первым делом упёрся в синий округлый носатый бок – чайник стоял на месте. Затем я увидел лужу, покрывшую всё пространство, на котором был расположен наш небольшой лагерь; что удивительно – лужа имела собственное «течение» - она двигалась в сторону Свалки. Я вскочил, подняв высокими берцами кучу брызг.
     Вода прибывала.
     В голове всё спуталось, паника началась невообразимая! Костя почему-то спал на бревне – и когда только успел лечь? «Видимо, как только вылез из-под одеяла,  тут же лёг на бревно», — сообразил я, попутно смекнув, что думать нужно не об этом. Откуда, чёрт всех побери, взялась вода? Или это…
ИЛИ ЭТО НАЧАЛОСЬ!

   — Костя! – заорал я, — Костя, Конец Света начинается! Всемирный потоп!!!
     Я поймал рукой плот, который уже приподнялся над поверхностью лужи и поплыл в сторону Свалки. костя проснулся уже второй раз, осоловело хлопая глазами. Наверное, ему казалось, что это продолжение сна… Оглядев поле, я обнаружил, что оно совершенно всё затоплено. Ветер дул чем-то солёным, я зачерпнул горсть воды – морская…
     Дрожь пробежала по телу.
     Конец Света реален, как никогда!
     Радость смешалась в голове с горечью. Как, ну как, скажите мне, можно было оставаться дома, когда всех предупредили? Идиоты, дураки, кретины!

   — Костя, что делать будем?
   — На плот залезай, быстрее!
     Захватив чайник, я вскарабкался на наш «корабль», прогнувшийся под моим весом. «Какой же он хлипкий!» - подумалось мне. Костя залез с другого края – плот уже ощутимо тащило по течению, только бревно, которое ещё прочно держалось за траву, не давало ему уплыть.
     По поверхности «лужи» неслись какие-то палки, бутылки, мусор. Всё, что когда-то было разбросано по полю – всё несла на себе вода.  Я взглянул время в телефоне – восемь утра. Значит, я заснул, и Костя заснул! Восемь утра, двадцать первое мая 2011 года!  Как так? Непонятно…
     Откуда-то со стороны города послышался вой сирен и крики людей. Говорят, вода хорошо передаёт звуки…

       Я сидел в совершенно неудобной позе, поджав ноги, чувствуя, как с одной стороны мне мешает торчащая палка, с другой – натянутая верёвка. Костя сидел на «носу», состоящем из пустых пластиковых бутылок. Мы оба молчали, поражённые происходящим.

   — Откуда вода?

     Я похвалил Костика за отличный вопрос. Сам был поражён, ведь дождя-то нет и в помине! Потом до меня дошло, что если осадков не было у нас в городе, то это не значит, что их нигде не было!
   — Точно, Лёня, ты гений! Что делать-то будем?
Я вздохнул и рукой проверил глубину «лужи». Рука уже ушла по локоть. Верёвка, связывающая плот с бревном, торчала из воды, как цепь якоря.
   — Костян, тащи бревно! Что-то оно не всплывает!
     Я испугался, что бревно прочно вросло в землю и придётся резать верёвку,  тем самым остаться без противовеса. Но оно на удивление легко вырвалось, и «корабль» поплыл, цепляя дном сухие прошлогодние стебли, торчащие из воды. Скорость увеличивалась, мы с Костей переглянулись, и, вытащив вёсла, что были привязаны к плоту, уткнулись их концами в воду. Перспектива врезаться в «горы» Свалки, которые ещё торчали над поверхностью воды, показалась нам малоинтересной. 
     Вода прибывала стремительно, с лёгким шуршанием, подобно змее. Приходилось всё сильнее давить на вёсла, чтоб они держались за дно. Вдалеке, на юго-востоке, загрохотал гром; Костя вздрогнул, я тоже. Практически сразу зарядил ливень, чёрные тучи, зловеще любующиеся на себя в водном отражении, излили на нас тонны жидкости. Я ругнулся матом, крикнул Косте, чтоб держал весло крепко, и начал рыться в сумке; где-то у меня был припасен большой полиэтиленовый плащ. Ветер звенел в ушах, заставляя холодные капли ударяться с большей силой. Настало то ужасное чувство, когда ты промок до нитки, стучишь зубами, а согреться негде, и нужно ещё долго-долго терпеть неудобства.
     Кое-как накинув плащ-палатку на вещи, перетянув её верёвкой, чтоб не сдуло, я схватил своё весло; Костик  уже еле сдерживал «корабль», ветер тащил лодочку как игрушку.

   — Ну что, отпускаем? Что делать-то?
   — Давай. Страшно, правда…
     И правда, было страшно! Куда нас занесёт? Что будет дальше? Удержимся ли мы на плаву? А если буря? Если перевернёмся? Как быть, когда еда закончится? – у нас её не так уж и много. Как спать на плоту? Как, простите за дотошность, в туалет ходить? Конечно, у меня в то время вовсе не эти вопросы в голове крутились, но их тоже следует задать в подобной ситуации.
   — Смотри, нас тащит в сторону гор!
   —  Давай обойдём их, и поплывём дальше!
   — Хорошо. Лёня, надо плыть в сторону города как можно быстрее, - Костино лицо вдруг стало испуганным. — Если мы хотим кого-то забрать… Потому что вода наступает с моря. И течение – в город…
   — Ага, а потом вода будет отступать… понял…

     Я не заметил, как пропали последние деревья. Вдалеке плавали обломки домов, брёвен, мусора; ничего нельзя было толком разглядеть. Где находишься – тоже непонятно, кругом вода, как на море! И волны поднялись, надо сказать – от ветра видимо; судно закачало, плот, изгибаясь в местах сочленения пенопластовых кусков, двигался по дюнам воды. 
     Мы выгребали в сторону ещё виднеющихся новостроек. Когда плот обогнул торчащие из-под воды верхушки кранов, пред нами расстилалась волнистая водная гладь до самого горизонта; впрочем, из-за дождя трудно было что-то увидеть толком. Благодаря самого себя за предусмотрительность, я вытащил компас, прикинул в голове, где какая часть света и куда следует плыть; сообщил Косте. Мы подавленно начали грести…
   — И что дальше, Лёня?
   — Заберём ребят…
   — Мы сюда все не поместимся, нам и двоим места мало! – Костя кричал, то ли чтобы ветер переорать, то ли рассердился.
   — Ну… — я прикинул, как выйти из затруднения. — Может, какие брёвна прицепим, или вообще корабль попадётся – впереди же яхт-клуб должен быть… где-то там, под водой…
Честно сказать, каша полнейшая в голове настала. Внезапно в голову пришла мысль, что плохо мне именно СЕЙЧАС, а не тогда, когда я был в школе. От одной мысли о сером здании мурашки побежали по телу; каким я был идиотом! И что я ныл? Всё же было отлично, сам себе напридумывал глупых оправданий – и ныл. Дебил!
     Костя отстранённо глядел по сторонам, невесть какие думы посещали его. Мы  ожесточённо выравнивали плот, выправляя курс; так прошло около двух часов; за это время ни одного здания из воды не вынырнуло. Говорили мы мало, больше действовали: выкинули гитару и все лишние вещи, которые занимали место; честно сказать, от вида плывущей в никуда гитары я едва не разревелся.  Поймали пару брёвен и прицепили их к «кораблю» - куски пенопласта под действием качки отваливались только так. А голову мою не покидала мысль о том, каким же я был идиотом. Конца Света желал? Получил, вот он, миленький. А как же все?  Неужели все умрут? Даже если нет, то что будет с нашей жизнью, с городом? Насколько она выйдет из колеи? Всё же было прекрасно, весна, конец учебного года – немного поднажать, выйти с хорошими оценками и отдыхать три месяца…

     Волны разыгрались не на шутку, я слишком сильно дёрнул рукой – и весло выпало из руки. Костя изо всех сил грёб, чтобы догнать упрямую деревяшку, но расстояние почему-то не сокращалось. Может, весло попало в невесть какое течение – не знаю. Я, недолго думая, прыгнул за ним в воду.
     Не знаю, что такое на меня нашло.
     Обжигающе холодная вода мигом отрезвила. «Что я творю!!!» - пронеслось в голове.
   — Что ты творишь! – заорал Костя.
     Плот остался далеко позади, я держался на поверхности на удивление легко. Мокрая одежда вязким каркасом обхватила тело, замедляя движения, но на дно вроде бы не тянула. Весло, игриво подпрыгивая на перекатах, то отдалялось, то приближалось – никак не мог его схватить. Внезапно стало страшно – я осознал, что подо мной метров 50 глубины, в толще воды может быть неведомо что. Хотелось, чтобы всё это поскорее кончилось – я с новыми силами поплыл за веслом.
     Костя что-то кричал, но голос слышался плохо. Я устал, мне больше не хотелось Конца Света, вообще ничего не хотелось. Рука таки схватила весло, но сил плыть назад не было.
Вверх-вниз. Холодно. Мокро. Ужасно! Скорее бы это кончилось! Пожалуйста! Завершись как-нибудь! Само собой! Я больше не хочу! Я больше не могу! Прекратись! Мне РЕАЛЬНО плохо! Физически! Это… это конец?
     В воде что-то забурлило. Мне показалось, что подо мной проплыла огромная акула – вот так глюки, кошмар! За спиной я услышал чей-то крик – пока разворачивался, он был слышен уже совсем с другой стороны. За хребтами волн нечто брызгалось во все стороны. Уверенный, что это Костя гребёт, я двинулся туда, закрывая глаза, захлёбываясь, совершенно не понимая, что творю.
     В воде – человек. Плывёт с огромной скоростью. Нет, я не верю своим глазам! Мне показалось, что это человек какой-то проплыл за очередной грядой волн! Может, Костя?
   — Костя-я-я-н! Помоги! 
     Снова ощущение, что подо мной проплыла акула. Жуть какая, на этот раз гораздо реальнее! Дрожь во всём теле – от холода, от страха? Что-то, не очень сильно, но вполне ощутимо схватило меня за ногу!
     Я заорал, пытаясь перекричать волны и ветер. Я погрузился под воду, теряя ориентацию в пространстве. Я грёб, не зная, куда я гребу, и, наконец, увидел небо над головой – вырвался! Прямо передо мной, высовывая из воды очкастую физиономию, ловким брассом плыла… Глукина? Что, простите? Училка по алгебре умеет плавать? Что она тут делает?
     Глукина вылетела из воды, как дельфин, заорав что-то наподобие «А теперь по гиперболе» - нырнула под меня, и вновь я почувствовал кошмарное погружение под воду.
«Что за треш?» - на этот раз в голове был лишь одна мысль. Возникло жуткое подозрение…
Как училка по алгебре может оказаться именно здесь? И вести себя как… как мутант, что ли? Радиация? Да ё-моё, от радиации только ткани умирают! Да и откуда радиация, от воды что ли?
     Потом, как так быстро всё пространство наполнила вода? Что вообще такое происходит?
   — Лёня, Лёня! – услышал я Костин голос. И…

И проснулся…

     На часах – семь сорок утра. Приснится же такое! Впрочем, спать хочется дико; реальность сна кажется более реальной, нежели пространство мира, в котором сонный Костя говорит, что пора идти домой. Холодрыга пробирает до костей – я  соглашаюсь, взваливаю на плечо плот и беру в руки вещи. Костя тоже тащит на себе – остальные пожитки. В полудрёме мы добираемся до дачного домика, валим как попало вещи и засыпаем.

     Философский вопрос – настал ли Конец Света? Я на него не могу ответить, потому что ровно в восемь утра я дрых без задних ног, мне даже ничего не снилось. Потом, разумеется, проснулся – от звонка Егора, который скептически поинтересовался, как мы встретили Большой «П». Разумеется, ни на какую крышу он даже не думал выходить в обещанный срок.
     Как всё банально и реально… Скучно, конечно, с приключениями во сне не сравнишь…

     Может быть, на самом  деле, Большой «П» всё-таки и произошёл, просто никто не заметил? На следующей дате – 21 декабря 2012 года не надо будет спать – тогда узнаем наверняка. А 21 мая 2011 года… просто день, когда Лёня Цандер и Костя Малоковальский ночевали на поле, продрогнув и не выспавшись.

     Во второй половине дня меня разбудили сёстры (после звонка Егора я продолжил спать, а Костя ушёл в свой домик). Они приехала обрабатывать грядки – вместе с мужем и сыном старшей сестры, Нежды. Я, потирая глаза и притворяясь невесть каким спящим (минутная блажь), рассказывал с упоением, как мы с Костей готовились к БП. Сестра посоветовала 21 декабря 2012 года  компанию собрать побольше, и прихватить фейерверки – чтоб более пафосно вышло. Я улыбался, осознавая собственный идиотизм и инфантильность.

     День прошёл весело, только вечером я вернулся в город – один, с маленьким рюкзаком за спиной. Идя вдоль стен Центрального Рынка, я осознал, что всё, что со мной произошло – законченная история инфантильного Идиота, с завязкой, кульминацией и концовкой, и её можно оформить в небольшой рассказ. Со свойственной мне ленивостью, я начал описывать произошедшие события. В конце концов, через полгода рассказ был готов, и вы его, собственно говоря, прочитали.
                Как-то так…