Правило Лопиталя - часть 3

Глава 1.

Ах, какая удручающая жара спустилась на Крым в конце июля! Безжизненно обвисшие листья на пыльных деревьях потеряли, казалось, всякую надежду на дождь. Медленные лопасти бесполезных вентиляторов в невыносимо жарких супермаркетах гнали не приносящие облегчения потоки душного воздуха. Женщины сняли с себя всё, что дозволяли границы приличия, и дразнили взгляды истомлённых мужчин прозрачными намёками на оставшееся запретным.
В Ялте в этом сезоне был наплыв народа. Изнывающие от зноя толпы плавились на раскалённых галечных пляжах, почти не вылезая из тёплого спокойного моря. Вечером, когда зной немного смягчался, город оживал, загорались огни увеселительных заведений и летних открытых ресторанов, где прохладные белоснежные официанты предлагали на выбор изысканные крымские вина. Огни пароходов колыхались в медленной воде порта; запахи солёной воды, рыбы и южных цветов сливались в каком-то немыслимом аромате, и всё это вместе – океан, звуки большого яркого города, многоязыкий говор на набережной и какое-то тонкое и загадочное чувство, присущее только приморским городам, сливалось в неповторимое ощущение непрерывного праздника.
Мы с Джоан прибыли в Ялту за два дня до объявленного мэрией грандиозного карнавала. Поводом к нему служили назначенные на послезавтра перевыборы городской администрации во главе с ныне действующим мэром Лазарем Кошмейдером. Лихорадочная подготовка к празднику заметна была повсеместно: тут и там пестрели развесёлые красочные плакаты с анонсами планирующихся мероприятий; витрины магазинов были завалены маскарадными костюмами, сувенирами с карнавальной символикой, апельсинами, смешными и причудливыми масками, водяными пистолетами, серпантином, петардами, яркими надувными шарами и прочей непременной мишурой. В переизбрании нынешнего мэра, похоже, никто не сомневался, и жалкие листочки с именами обречённых конкурентов явно терялись рядом с профессионально выполненными улыбающимися изображениями фаворита.
Мы поселились во втором этаже гостиницы “Ореанда”, возле самого моря. Робот-портье, выдавая нам ключи от единственного свободного номера – двухкомнатного люкса – виновато отвёл глаза в сторону и, поджимая губы, информировал нас о некоторых предстоящих неудобствах:
– Простите, Павел Арсентьевич, но в этом номере – полтергейст. Администрация не вправе скрывать подобное обстоятельство от клиентов. Лично я бы не рекомендовал вам именно этот номер, но, к сожалению, свободных больше нет. И не только в нашей гостинице. Сезон, знаете ли...
– Как я понял, у нас нет выбора?
– Увы.
– Ничего. Давайте ключи.
К его удивлению, мы достаточно индифферентно отнеслись к возможности поползновения на наш отдых неких оккультных сил. Да и в самом деле, откуда ему было знать, с кем он имеет дело? И что нам не впервой сталкиваться с нечистой силой?
Окна нашего номера выходили прямо на набережную, и солнце, отражаясь в акватории порта, неуловимо-изменчивыми бликами играло на стенах и потолке, покрытом чуть заметной под побелкой сетью мелких трещинок. Джоан сразу обследовала двери и окна, оставшись довольной старинными прочными замками и шпингалетами. Правда, она состроила легкую гримаску при виде старого платана, росшего наискосок от нашего окна: одна из его веток почти доставала до оконного переплёта и вполне могла выдержать тяжесть человеческого тела.
Я молча наблюдал за всеми её исследованиями. С некоторых пор подобные манипуляции стали для нас далеко не лишними. Творилось нечто невероятное, не поддающееся пониманию: пропадали лучшие мастера космодесанта, законодатели и корифеи М-искусства. Пропадали в буквальном смысле: вот зашел, допустим, человек за угол – и исчез. Или, скажем, провёл время в дружеской компании, простился, ушёл и спокойно лёг спать – а наутро нет его, пропал, как и не бывало... Самые тщательные поиски не давали ни малейших результатов. Никогда не бывало и свидетелей. Какой-то неумолимый рок преследовал десант, вырывая из его рядов самых закалённых, проверенных бойцов. Из элиты М-мастеров нас теперь оставались считанные единицы. Похоже было, что за нами ведётся целенаправленная охота – но кем, как и с какой целью? На чрезвычайном совещании в верхах было принято решение максимально рассредоточить уцелевших до выяснения всех обстоятельств – так сказать, залечь на дно в условиях строжайшей конспирации. Мысленные контакты и вообще всякое проявление ментальной активности были строжайше запрещены, и мы вынуждены были отнестись к этому со всей серьёзностью. Хотя все понимали, что это лишь констатация нашего полного бессилия: никакие самые строгие меры охраны не давали, в общем-то, даже мало-мальски заметного эффекта. Кстати, сама по себе идея охраны профессионалов нашего уровня выглядела достаточно дико.
Статистически выходило, что объектом нападения становились лишь ментальные мастера экстра-класса, рядовых десантников эта напасть почему-то обходила стороной. К сожалению, проклятая статистика базировалась на вполне достаточном количестве фактов.
Нам центральный компьютер как случайно выбранное место ссылки назначил Крым. Могло бы, конечно, быть и гораздо хуже: тому же Идзуми после тёплой и приветливой Японии пришлось собираться в Антарктиду, а Большой Давид и вовсе болтался теперь где-то за орбитой Сатурна... Нет, жаловаться было грех. К тому же, совсем рядом, в Кацивели, должен был обосноваться Витька Сарычев. Компьютерные мысли неисповедимы.
Несмотря на неощутимую, но от этого не менее реальную угрозу, мы сразу же решили, что сидеть в гостинице в такую погоду глупо. Ничто не говорило о том, что находиться в помещении безопаснее, чем где-нибудь в людном месте. Освободившись от вещей, мы вышли на улицу прогуляться, не забыв на всякий случай нацепить незаметную шёлковую ниточку на косяк двери: если кто-нибудь попытается проникнуть к нам в номер, это действие не должно остаться незамеченным.
И все-таки Ялта есть Ялта! Пусть тебе хоть трижды грозит опасность, но окружение большого курортного центра даже на самый дисциплинированный и обузданный темперамент действует расслабляюще. Тем более, что наша профессия сама по себе не сочетается со спокойствием, и постоянное чувство настороженности слегка притупляет остроту восприятия (и вот когда ты сам начинаешь это замечать, значит, пришло время писать рапорт об отпуске. Правда, для отпуска сейчас далеко не лучшая ситуация.).
Мне кажется, в атмосфере приморского юга есть своя особенность, какая-то пронзительность и неуёмная жажда.  Приезжий человек, особенно в первые дни, лихорадочно стремится схватить, впитать глазами, ушами и всей кожей как можно больше... Чего? Да всего! Новых впечатлений, солнца, ветра, ласкового моря, пряных и незнакомых запахов, плеска волн, гудков океанских лайнеров, прибывающих с другого конца света, дрожащего волшебства лунной дорожки короткими летними ночами... Потом-то это, конечно, проходит, и уже через неделю-другую сменяется основательностью и ленивой неторопливостью старожила, который хорошо знает цену времени и спокойствию души.
 День перевалил на вторую половину. Мы неторопливо пошли по набережной направо, к парку. Я, посмеиваясь, наблюдал за Джоан, за ее изумлённо распахнутыми глазами цвета моря. Ещё бы, три месяца без Земли – кто хочешь истоскуется по впечатлениям. С благодарного согласия жены я взял на себя роль “чистильщика” – так на нашем жаргоне называется тот, кто идет вторым и страхует лидера, исправляя его возможные промахи и в меру сил корректируя ситуацию.
Мы двигались, обливаемые жгучими солнечными лучами, выбирая кафе, чтобы перекусить после долгой и утомительной поездки. Я смутно помнил расположение улиц и в конце концов отыскал расположенный неподалёку подвальчик. В свое время меня поразили необыкновенно вкусные чебуреки, подаваемые здесь, уют, тишина и относительно малая численность посетителей – и это при том, что до оживлённой набережной было рукой подать. Вот в это райское заведение я и привел теперь Джоан.
Спустившись по старым, истёртым каменным ступеням в дразнящий обоняние зал, мы уселись в углу за одним из свободных столиков. Тот же, что и три года назад, пожилой официант-грек подошел и величественно принял заказ. Он стал чуть пошире в талии, а в остальном, казалось, ничто тут не изменилось.
– Как хорошо! – мечтательно полуприкрыв глаза, мурлыкнула Джоан, отправляя в рот сочный, в меру прожаренный кусочек шашлыка. Я согласно кивнул и медленно выпил первую рюмку фирменного крымского портвейна “Магарач” – у меня своё, отличное от общепринятого, мнение относительно сочетаемости блюд и вин. Я, конечно, знаю, что индейка, допустим, не должна подаваться с красными винами, но обычно делаю так, как мне заблагорассудится в данный момент. Сейчас, судя по реакции жены, портвейн вполне гармонировал с закуской. А может, она просто не хотела портить мне долгожданное удовольствие.
В зале почти не было посетителей. Только юная пара – судя по всему, молодожёны –  не столько закусывали, как влюблённо смотрели друг на друга, да ещё один богемного вида молодой человек, облокотившись на стойку, пил нечто прозрачное, тихонько толкуя о чем-то с барменом. Музыкальный автомат сладким шёпотом Грэга Блоссома пытался растворить нас в ностальгическом блюзе.
И вот тут-то сквозь первое нежное прикосновение к мозгу изысканного южного портвейна я почувствовал укол М-сознания. Ничего особенного, так, легкое предупреждение; просто я теперь знал, что вскоре произойдет нечто неприятное.
– Началось, – подумал я. – Эх, как не вовремя это всегда начинается. Ну дали бы нам отдохнуть хоть пару дней!
– Что-нибудь не так? – заглянула мне в лицо Джоан. От нее трудно было что-либо скрыть, но сейчас я очень постарался. Пробормотав что-то насчет старой травмы и барахлящего восстановителя, я уткнулся в фаршированный перец, краем глаза следя за входной дверью.
Я не ошибся. Через минуту в ленивую мирную атмосферу закусочной вторглась абсолютно чуждая аура. Терпеть не могу этих самодовольных, тупых и ограниченных тварей, чисто по ошибке именующих себя людьми. Их было трое, пьяноватых, горластых, накачанных лбов, уверенных, что мир существует только для удовлетворения их прихотей. Двое сразу же расположились у стойки, а третий, пощуплее, быстро оглядевшись и мимоходом цапнув из-под носа богемного юнца бокал, слегка пошатываясь, направился к нам. Какой-то скользкий был у него вид.
– Разрешите пригласить вашу даму на танец? – даже не глядя на меня, небрежно выронил он, не выпуская изо рта до половины сгоревшую сигарету. Капризный сынок высокопоставленных родителей, папина машина и пачка денег на карманные расходы, без колебаний определил я.
Не дожидаясь ответа, он попытался взять Джоан за руку и очень удивился, когда вместо этого наткнулся пальцами на поставленную вертикально вилку.
Джоан встала. Есть такой простой трюк, когда сидя наступаешь на рант обуви стоящего перед тобой человека, лишая ногу возможности двигаться. Тогда, при вставании, без малейшего прикосновения, тот падает от самого лёгкого нажима коленом.
Падал он здорово. Громко, неловко, с брызгами и приглушённым ругательством. Моя жена обошла его и уселась за мной на другом стуле, улыбаясь, как ни в чем ни бывало. Я состроил самую вежливую рожу, какую смог, и с интересом наблюдал, как он пытается подняться, цепляясь за мебель и чуть слышно матерясь сквозь зубы. Двое у стойки повернулись на шум, ещё не вполне понимая, что происходит, но уже заранее сжимая могучие кулаки.
Я вдруг понял, что ждал этого момента. Подспудно я чувствовал уже несколько дней, что назревает какое-то действие и был в напряжении, а теперь ожидание освобождалось, как туго свернутая пружина, и я воспринимал реализующуюся угрозу даже с некоторым облегчением. Ну, давайте, давайте, подумал я и встал навстречу приближающимся телохранителям – я вдруг понял, что это именно телохранители. Было видно, как профессионально они двигаются, сами не осознавая того.
Господи, подумал я, а ведь когда-нибудь ты устанешь от нас, устанешь, вот как я сейчас; когда-нибудь ты устанешь прощать. Конечно, это моя работа – оказываться в нужном месте в нужный момент, и делать то, что должно быть сделано. Сомневаюсь, правда, что сейчас именно тот самый момент. И не думай, Господи, что для десантника ничего не стоит лишний перелом или даже смерть... Нам больно, лично мне больно, Господи, но пока никто не сможет сделать мою работу лучше меня, я должен этим заниматься. Но как же я устал от всего этого!
Я привычно встретил атаку с двух сторон. Существует такая техника, когда человек все делает с виду неловко, даже неуклюже, но нападающий всё никак не может до него добраться: то поскользнется на случайно оброненной арбузной корке, то тугая дверь вдруг захлопнется так, чтобы прищемить ему палец, то зеркало сверкнёт в глаза шальным солнечным лучом в самое неподходящее время... Нам с Джоан вовсе ни к чему была сейчас драка, и мы целенаправленно и настойчиво продвигались к выходу, а оба охранника, постоянно падая и натыкаясь друг на друга, пытались преследовать нас. Юной парочки, конечно, давно уже и след простыл, а богемный молодой человек во все глаза смотрел на наше представление.
Джоан споткнулась, чтобы пропустить над собой скользящий зацеп, я дернул головой, уворачиваясь от осы – и одновременно от второго громилы; но тут давно сброшенный со счетов задира и нахал, папенькин сынок, вдруг резко взбросил руку и выпалил мне в лицо из газового пистолета.
Я запомнил только отчаянный прыжок Джоан и неожиданный шёпот прямо в ухо богемного парня:
– Сюда, здесь второй выход... Скорей!

Глава 2.

Чёрный поезд мчался сквозь тьму, грохотом колес отмечая стрелки и стыки рельсов. Странная мгла плавала в купе,  и я никак не мог сообразить,  кто или хотя бы сколько человек являются моими попутчиками. Проводник со скорбным лицом дядьки Ивана поставил на стол старый керосиновый фонарь с чуть теплящимся внутри огоньком, но от этого тьма только сгустилась, обволакивая подрагивающий шар света непроницаемой пеленой. От колеблющегося пламени по потолку метались тени – правда, я вовсе не был уверен, что надо мной есть этот потолок.
Где-то вдалеке возник звук, тонкий и нервный. Он просуществовал лишь мгновение и рассыпался осколками.
– Окна бьют, – угрюмо пояснил дядька Иван. – В это время всегда бьют окна.
Почему-то я сразу согласился с ним. Мне не показался странным ни сам процесс битья, ни непонятная привязка его по времени. Бьют – ну и бьют себе. Господи, да на нашей планете постоянно бьют. То что-то, то кого-то. Вся история человечества представляет собой непрерывный процесс битья... Самое странное в том, что несмотря ни на что, общество поступательно движется по пути прогресса, хотя каждое последующее поколение, на мой взгляд, заметно хуже предыдущего.
Из темноты выдвинулось лицо Витьки Сарычева. Он как-то уродливо изменился, пропорции лица были непомерно искажены, оставаясь при этом явно узнаваемыми. Слева, чуть выше рта у него страшно сочилась мокрая язва, кое-где покрытая струпьями.
– Какого беса, Пауль, – зашептал он мне в лицо, – давай двигать отсюдова, чего мы тут забыли, а? Попробуем вместе, а то у меня ни хрена не получается...
Я попробовал пошевелиться и обнаружил, что не могу встать. То есть могу двигать ногами, руками, вертеть головой, а встать – нет.
– И не получится, – долетел откуда-то голос дядьки Ивана. – Тут уж ничего поделать нельзя.
Вагон тяжело, со скрежетом мотнуло, Сарычев покачнулся и исчез. Вместо него выплыло озабоченное лицо Джоан – тоже с каким-то нелепым шрамом на щеке. На месте правого глаза у неё тускло расплывалось бельмо. Она как-то дико взглянула на меня, и я понял, что и сам, видимо, выгляжу не лучше.
– А это такие вы на самом деле, – пояснил из темноты Иван. – Трудно мне с вами, ох как трудно... Забыли, люди, забыли про душу-то. А за нее когда-никогда ответ держать придётся. Ну, сыграем в картишки, кавалеры?
В руках у него невесть откуда появилась старая засаленная колода карт. Карты в ней лежали как попало, некоторые были сильно потрёпаны или даже надорваны. Таро, отметил я. Полная колода, и даже вроде бы в ней какие-то лишние карты.
Дядька Иван бросил их на стол.
– Ну-ко, кому какие, сейчас разберёмся, – проворчал он в бороду. – Учитесь, сынки, раздавать...
Он проделал руками странно знакомые движения – я вспомнил его фокус с карандашом – и карты из колоды сами собой скользнули к нам в руки.
– Кто сколько заслужил, – глухо пояснил старик.
У меня на руках из великих арканов были Падающая Башня и Дурак. В компании с тузом Мечей это давало весьма угрожающее сочетание. Сарычев стал обладателем вполне приличного расклада с мощным набором Пантаклей. Джоан досталась единственная карта – Смерть. Сам дядька Иван молча положил на стол Белую Карту – неубиваемую, вечный козырь, на которой ничего не было изображено. Или, наоборот, всё – это уж с какой стороны поглядеть...
Поезд трясло и мотало, он все наращивал ход. Состав влетел в тоннель, и грохот, отраженный от стен, ещё более усилился.
– Ну и к чему это? – презрительно оттопырив нижнюю губу, спросил Сарычев.
– А вот погадай, милок, – хихикнув, отозвался старик. – Чегой-то ты у меня выспрашиваешь, ты у них вон спроси, – он мотнул головой на карты.
Я пригляделся. Изображения двух фигур под обломками Башни странно напоминали наши с Витькой физиономии, Дурак явно смахивал на старого Ивана, а зловещий оскал Смерти был мне незнаком совершенно. Витька Сарычев на карте крутил головой, выбираясь из-под обломков, и тихо шипел от злости.
– Нет, пускай он объяснит! – тоненько закричал он. – Пусть объяснит, старый козёл, какого чёрта ему от нас надо!
– Я тоже ничего не понимаю, – тихо вздохнула Джоан.
– Тут и понимать нечего, – отозвался Иван, пропуская “козла” мимо ушей. – Эксперимент для вас заканчивается. Имею в виду не только вас, а расширенно, весь космодесант. Слишком рукастые стали – а рановато ещё. Впрочем, от космодесанта, почитай, вы одни и остались.
– Что?! – выдохнул Сарычев. – Так это вы... Ты, сволочь?!!
– Спокойнее, Виктор! – остановил его я. – Что значит “одни остались”? Какова ваша роль во всём этом? – я уже обращался к Ивану. – И что вообще значит весь этот разговор?
Дядька Иван задумчиво кивал, храня упорное молчание, а вместо него вмешался Иван с карты:
– Когда-нибудь вы поймёте: нет абсолютной свободы. То есть за всё придётся платить, рано или поздно. Думаешь, что значит – “создал по своему образу и подобию”? Подобие – это по-твоему что? А то, что каждому человеку дана свобода выбора. За которую надо платить. Больше свободы – больше ответственности. Справедливо. А сейчас пришло время расплаты, – он передохнул. – Карма. Вот как это называется: карма. Причём существует карма не только отдельной личности, но целых коллективов, стран и сообщностей, всей планеты, наконец. И так далее. И теперь ваша карма – намеренно не говорю чья, это очень сложно переплетено – требует искупления. К сожалению, нашими руками. Это неизбежно, и нет силы, которая бы что-то изменила. Я и сам не все принимаю, но...
А поезд все мчался по нескончаемому тоннелю; редкие огни на стенах мелькали в окне с бешеной скоростью, на стекле плясали багровые сполохи.
– Последний вагон загорелся, – зевнув, объявил дядька Иван. – Пойти, нешто, чаю заварить... Посидите пока, я скоро.
– Мальчики, – неожиданно сказала Джоан, – неужели вы не чувствуете, что здесь полно недомолвок, каких-то аллегорий? Мне всё время кажется, что я где-то это уже видела... И этот какой-то их чудовищный эксперимент над нами, над всей планетой. С какой целью?
– Да нету у них цели! – закричал Сарычев. – Нету! Если  б была у них цель – они б давно уж достигли бы, сделали! Сами не знают, что делать, они и с нами в дерьмо вляпались, только признаться боятся! Высшие силы, блин!
– Точно, – старый Иван вынырнул из темноты с целым набором стаканов в казённых алюминиевых подстаканниках. – Лично я – ангел-хранитель, так вам проще всего понять.
– Хранитель? – Витькин сарказм можно было смело щупать руками.
– Понимаю. Не похож, извиняйте. А только и хранитель супротив кармы бессилен.
– Да какая ещё, к чёрту, карма?! Нечего мозги пудрить! Чего вам от нас надо?
– Лично мне – ничего. И никому. А только космодесант ваш – вредная организация, вы ещё пока предвидеть всего не в силах, так что поверьте старику. Потенциально вредная, и если вас не остановить сейчас, в будущем может очень плохо получиться. Нет у вас противовеса, вот что. А я, как охранитель, несу ответственность.
– За кого и перед кем? – спросила Джоан.
– Да уж не за тебя, дочка, – сказал Иван. – За тебя вон пусть Павел отвечает, тут я ни при чём. Да и по картам выходит, что ты лишняя.
– Погоди-ка, дядька Иван, – вмешался я. – Вот ты говоришь, в будущем. Это ведь не ваше, это наше будущее. И только мы вправе его выбирать. И кстати, если уж говорить о каком-то подобии, то где она, наша свобода? Нас ведь никто не спрашивает, нравится нам или нет. Почему?
– Свобода одного кончается там, где начинается свобода другого, – устало сказал Иван. – А вы не одиноки во вселенной. Помнишь, Вероника предупреждала? Не поняли вы, жаль. А карма – что карма? Если закон не признавать, он от этого работать не перестанет. Вы над этим подумайте пока, что ли...
Он поднялся и тяжело пошёл к выходу. В дверях он оглянулся и через плечо уронил:
– Послезавтра, в девятнадцать тридцать две. Сарычев – ровно на три минуты раньше. Это всё, что я могу для вас сейчас сделать.
– А я?! – крикнула Джоан.
Иван молча вышел из купе и пропал где-то в чёрном коридоре.
Сарычев быстро протянул руку и сменил карту Джоан – теперь у него на руках была могучая комбинация, где Смерть являлась главным козырем. В Комодесант Витьку притащил в свое время сам Большой Давид – притащил из уголовной среды урок; Давиду пришлось когда-то работать в воровском окружении. От своего прежнего образа жизни Витька Сарычев и унаследовал непостижимую ловкость рук в обращении с картами. Теперь же он мгновенно перетасовал свои карты и с треском пустил их в дверь, вслед Ивану.
Новую карту Джоан я заметить не успел.
Состав вырвался наконец из бесконечного тоннеля, и тут же за окном замелькали косые фермы исполинского моста. Поезд все набирал и набирал ход, рельсовый путь, казалось, наклонился – и вдруг мост оборвался и вагон, накренясь, с грохотом крушения рухнул в черноту. Нас вышвырнуло из-за стола, я попытался дотянуться до Джоан, но вдруг получил ощутимый удар по лицу...

Глава 3.

– Очнись, Пауль! – кричала Джоан. – Да проснись ты!
Она трясла меня за плечи и приготовилась было угостить ещё одной затрещиной, но тут я пришел в себя и, машинально поставив блок, проснулся окончательно.
– Господи, как ты кричал! – прижав ладонь ко рту, прошептала Джоан. Глаза её были расширены. – С тобой все нормально?
– Вот это да!.. – протянул я. – Ну и сон... Приснится же такая дрянь! Ладно, не обращай внимания... Да! Чем закончилась эта история в кафе? Ничего не помню.
– Пришлось положить тех двоих. Третьему, каюсь, сломала шею... А потом удалось потихоньку улизнуть через чёрный ход, на такси – тебя пришлось выдать за пьяного – и сюда. Никаких ментальных фокусов. Всё правильно?
– Правильно... – кивнул я. – Совершенно правильно. Только, мне кажется, это уже не имеет никакого значения. Сколько сейчас времени?
– С тобой что-то не так? – встревожилась Джоан. Логические проколы она замечала с лёту. – У тебя пропало чувство времени?
– Сам не пойму... После газа голова какая-то дурная. Сейчас пройдет.
Меня выручил звонок в дверь. Явился Сарычев. Он был тяжело, непоправимо пьян и шёл на автопилоте.
Особенностью таланта Витьки Сарычева было умение раздвоения психики. То есть он мог, например, спать и одновременно бодрствовать. Или, как сейчас, быть мертвецки пьяным и в то же время... Ну, допустим, провести показательную схватку – с полной координацией движений и всё такое.
– Я создаю в мозгу, – говорил он, – двойника, дубля, что ли, которому и задаю конкретную программу поведения. Сбить с нее дубля невозможно (мы как-то пробовали – точно), а сам я занимаюсь в это время чем хочу...
Интересный человек Витька Сарычев. И наверняка у него были веские причины в нарушение всех инструкций явиться сюда в таком виде.
– Здравствуйте, – сказал он, вполне корректно кланяясь: дубль был, в отличие от самого Витьки, воспитанным человеком. – Анна, вам цветы и комплименты от патрона. Позвольте присесть?
– Спасибо, – польщённая Джоан зарылась лицом в букет великолепных роз. – Хотя я уверена, что твой патрон тут ни при чем. Проходи, Виктор.
Я произнес условную фразу-пароль: у нас с Сарычевым была секретная договоренность. Я мог в случае крайней необходимости вывести его из-под дублирования неким определенным набором слов.
Тело Сарычева слегка осунулось и потеряло элегантность. Витька устало осел в кресло.
– Н-ну? – поднял он тяжёлые веки.
– Приди в себя, срочно.
– Вот уж ф-фигу... Не для того я накачался. Аннушка, лапушка, у вас есть чего-нибудь выпить? О, вспомнил, у м-меня с собой...
– Виктор, возьми себя в руки. Есть новости, которые ты должен знать. Потом можешь делать что хочешь, но сейчас ты должен выслушать меня.
– Ну пожалуйста, Витенька! – подключилась и встревоженная Джоан.
Лицо Сарычева затвердело. Он закрыл глаза и откинулся на спинке. На скулах напряглись желваки, лоб покрылся чуть заметной испариной, и через несколько секунд на нас глянули уже осмысленные глаза.
– Слушаю, – сказал он. – Было бы хорошо, если бы ваши новости чего-то стоили. У меня тоже есть кое-какие новости, дубль бы рассказал, если б успел... Ладно, вываливайте.
– Мне известно, кто стоит за всей бодягой с исчезновениями, – вывалил я.
– Твой любимый дядька Иван со своей кодлой, – откликнулся Витька. – Дальше.
– Э-э, да ты откуда всё знаешь?! – изумился я.
– Ну, всё – не всё, но кое-что, – скромно признал Витька. – Видишь ли, тут мне об этом кошмары какие-то снятся. Я сперва было подумал – крыша поехала, да уж больно здорово оно в масть ложится.
– Мне тоже снилось, – подала голос Джоан. – Но я думала...
Выяснилось, что видения у нас были примерно одинаковые. Только Сарычев не знал точной даты нападения, поэтому-то и прятал свое сознание таким необычным способом.
– Ведь они, гады, нападают только на зеркальников, – пояснил он. – Ну, скажи, какая у тебя первая реакция будет? Правильно, на это они и рассчитывают. Но когда ты их копируешь, то исчезаешь – они же нематериальны, не из нашего мира... И концы в воду. Так, говоришь, послезавтра? – он подумал. – Пожалуй, я верю. Значит, у нас есть кое-какое время. А то я уж было наглухо запрятал свою личность...
– Очень своеобразно, надо сказать, – отметила Джоан.
– Спасибо, оценили, – фыркнул Сарычев.
Тут раздался стук в дверь. Это оказался давешний длинноволосый юнец из кафе.
– Чего надо? – прямо в лоб спросил его Витька, воинственно задрав подбородок.
– Поговорить...
– Присаживайтесь, – пригласила юнца Джоан. – И познакомьтесь, пожалуйста, это Толик. Он мне сегодня утром помог выпутаться из одной очень неприятной ситуации, – пояснила она специально для Сарычева.
– Ну, говори, Толик, – сказал я.
Парень присел на краешек старого гостиничного дивана и, покосившись на пышущего перегаром Виктора, робко начал:
– Во-первых, я вас вычислил, вы из космодесанта, так?
– Допустим как версию, – пробурчал Витька. – И?
– Во-вторых, у меня феноменальный слух. И я слышал всё, что вы говорили.
– Под дверью подслушивать некрасиво, – наставительно произнёс Сарычев, ожесточённо массируя уши. – К тому же, это иногда непоправимо отражается на здоровье. Подумать только, с виду такой приличный человек...
– Да не подслушивал я! – обиженно воскликнул Толик. – Я же говорю – слух у меня такой! Я ещё с нижнего этажа слышал...
Мы переглянулись. Такого поворота событий предусмотреть было нельзя. И что теперь делать с неожиданным свидетелем?
Внезапно тяжёлый гостиничный графин сорвался со своего места и полетел ему прямо в голову. Сарычев на полпути ловко перехватил его и поставил обратно на стол, почти не пролив содержимого. Где-то в стене громко треснуло, закачалась и зазвенела люстра. Толик вскочил и вытаращил глаза.
– Не обращай внимания, здесь и не такое бывает, – прокомментировала Джоан. – Нас при вселении предупреждали.
Я мысленно чертыхнулся. Ещё только этого нехватало! Для полного счастья недостаёт дюжины репортёров, парочки профессоров из местного университета и какого-нибудь заумного специалиста по паранормальным явлениям.
Тем временем Джоан что-то бормотала себе под нос, довольно громко, но совершенно неразборчиво. Она делала странные пассы, жестами прося освободить пространство в центре комнаты. Мы попятились, и на середину откуда-то выползло диковинное существо. Тщедушное тельце сотрясала крупная дрожь, оно тихонько поскуливало и щурило щелки глаз в ярком солнце, бьющем в окно.
– Тихон, Тихон, – позвала Джоан, осторожно протягивая руку.
Существо, называемое Тихоном, заворчало и вдруг тяпнуло её зубами; каким-то чудом Джоан всё-таки успела отдёрнуть руку и вновь зашептала что-то неразборчивое. Тихон крутил головой, скрипел и щёлкал, постепенно успокаиваясь. Через несколько минут Джоан, видимо, каким-то одной ей ведомым способом уговорив странное существо, уже гладила и ощупывала его покрытыми туманом руками. Её манипуляции, видимо, доставляли Тихону удовольствие, он затих и свернулся клубком. Казалось, ещё немного – и он замурлычет, как обычный кот.
– Домовой, – объявила Джоан, поднимая его на руках. – Болеет, маленький. Сейчас мы тебя вылечим... Вот так...  Вот мы с ним и договорились, он больше не будет. Так? Пауль, достань нам, пожалуйста, из холодильника молочка!
– Ну и зверинец у вас, – подал голос Сарычев. – Тоже мне, юные натуралисты!
– Вот не думал, что такое бывает! А можно, я его потрогаю? – спросил Толик, робко протягивая руку.
Домовой, презрительно фыркнув, метнулся под кровать и мгновенно исчез. Джоан укоризненно взглянула на Толика, но ничего не сказала.
– Всё, сеанс окончен, – сказал я. – Хорошенького понемножку. Вернёмся к предыдущей теме. Кажется, наш гость хотел нам о чём-то поведать?
Все вновь повернулись к Толику, а я лёгким ментальным посылом снял с него мешающее удивление.
– Мне кажется, я могу вам помочь по части информации, – продолжил рассказ Толик. – Дело в том, что я – представитель местной партии зелёных, и в силу некоторых случайностей и своего положения знаком с кое-какими занимательными подробностями. Например, я почти на сто процентов знаю, где производится тот газ, которым стрелял Кошмейдер.
– Кто-кто?!
– Я думал, вы знаете... Это был племянник мэра.
– Так...
– Ну, обычная история. Богатые гуляют... В общем, ситуация такова: мафия у власти. Городская администрация, весь курортный бизнес: виноделие, торговля, пресса, силовые структуры и рэкет – ну, вообще практически всё в их руках. Мы выяснили, у них даже нелегальная фабрика в горах есть, они там наркотики производят. И ещё что-то, наверное – нам не удалось узнать, что именно. Но секретная лаборатория там имеется, это точно. И этот газ...
– Понятно, – прервал я. – Ты встретил космодесантников, и решил использовать их в своих целях – ну, в целях своих зелёных. Разгром подпольного завода – это ты имел в виду? Дискредитация городской власти накануне выборов – это очень удачно совпало; и тут на волне всеобщего недовольства вы и захватываете руководство. Так?
– В общем-то... Да. Поймите...
– Всё мы уже поняли, – неприязненно сказал Сарычев. – Одно только мы не поняли. Почему это я должен тебе верить – вот что мне непонятно. А если ты и сам один из них, а? Впрочем, какая разница...
– Погоди, Витёк, – прервал я. – Понимаешь, с этим газом не совсем чисто. У меня от него пропал внутренний таймер. Ерунда, конечно, но всё же. Ты знаешь какой-нибудь химреактив, который способен хоть как-то повлиять на зеркальника? То-то. Так что желательно во всём разобраться.
– Я когда-то читала в одной старой фантастической книжке, – сообщила Джоан, – про нечто подобное. Какой-то газ, влияющий на мозг, стимулировал появление воображаемых чудовищ, которые были вполне ощутимы для жертвы, хотя в реальности  и отсутствовали. Может, и тут...
– Вряд ли, – сказал я. – Если со мной такое и проходит, хоть с натяжкой, то с остальными... Ты ведь говоришь про исчезновения? У меня нет такого чувства, что это звенья одной цепи. Вспомни, они же в самом деле исчезли.
– Значит, будем разбираться.
– Чудесно, – горько резюмировал Сарычев. – Завтра у нас последний свободный день и, я вижу, мы, как последние ишаки, посвятим его унылой горной прогулке. Вместо того, чтобы хоть напоследок поваляться на пляже, как надлежит нормальным людям. Ладно... А ты, Толик, – в голосе его послышалась сталь, – сейчас всё забудешь. Вспомнишь об этом завтра в десять ноль-ноль. В десять тридцать мы тебя ждём возле автовокзала. Если через десять минут мы не появимся – забудешь про нас окончательно. Да, чуть не забыл – денёк ты уж как-нибудь обойдешься без своего уникального слуха.
Я вскользь ощутил ментальный импульс. Толик встал, поклонился и молча вышел.
– Нуте-с, господа, – грустно сказал Сарычев, – а теперь запирайте двери, совет держать будем...

Глава 4.

Здесь я хочу сделать перерыв, чтобы рассказать вам о Викторе Сарычеве. Кстати, отчества его я не знаю – как-то не удосужился дать запрос в главный компьютер космоцентра, да и незачем. Впервые столкнулся я с Сарычевым, будучи ещё сержантом линейного взвода космодесанта. К нам, в Японию, его перевели откуда-то из Европы, из другой рю – так в стране восходящего солнца называют школы боевых искусств. Причиной перевода я не интересовался. Перевели – и перевели, значит, так надо. Краем уха слыхал, правда, что вроде за какой-то дисциплинарный проступок, кажется, за драку. Но не буду утверждать, не знаю.
Был курсант Сарычев кандидатом на присвоение звания сержанта – вот это я знал точно. И званию этому он соответствовал, по крайней мере в той части, которая этих самых пресловутых боевых искусств касалась. Признаюсь, меня задело, когда я увидел, как легко он побеждает курсантов моего взвода. Я вышел на схватку сам – и не пожалел. С превеликим трудом, и то только по очкам, мне удалось тогда вырвать победу. Сарычев был крайне неудобным соперником. Стиль его был медлительным, каким-то неуклюже-медвежьим, что ли, но при всём при том исключительно эффективным. Кстати, с тех пор я добавил в свой арсенал несколько новых приёмов.
Был курсант Сарычев нелюдим. Редкие увольнения предпочитал проводить вне коллектива. Иногда, по возвращении, бывал слегка навеселе, но, несмотря на это, безукоризненно проходил все проверки и тесты на координацию, насмешливо глядя на экзаменаторов наглыми серыми глазами. Это уж потом выяснилось, что в таких случаях он запускал вместо себя дубля... Впрочем, характеристику впоследствии я ему написал объективную.
Был курсант Сарычев упорен в обучении, молчалив и насмешлив. В отстаивании своего мнения ни с какими авторитетами не считался – как в быту, так и на занятиях. Со мной, однако,  вел себя корректно и не то чтобы уважал, но указания и советы выслушивал внимательно. Сам никому своих советов не навязывал, однако и не отказывал в таковых; я убедился на практике – его замечания были скупыми, но точными и существенными. Мог часами тратить личное время на овладение каким-нибудь понравившимся ему приёмом. Короче, характер у него был далеко не сахарный.
Я нисколько не удивился, когда через три месяца он получил-таки  свой сержантский шеврон.
В дальнейшем наши пути разошлись. Он был откомандирован на лунную базу, где выслужил в своё время звание лейтенанта и стал Мастером. Я сам был одним из членов жюри и, честно говоря, у меня даже сомнений не возникло. И не только у меня – Мастера ему присудили единогласно.
Как Мастер, Сарычев теперь имел право на личного телохранителя. В тот год это была серия Софи. Прожив с Софи-восемь всего месяц, Витька освободил её от психологической зависимости и с треском выгнал. Этот разрыв, ко всеобщему удивлению, так и не закончился примирением: Софи больше не пожелала вернуться к нему, несмотря на встроенное на молекулярном уровне расположение. Да и то сказать, редкий человек мог выдерживать Витьку Сарычева в больших дозах. Тут, наверно, исключение составляли только мы с Джоан.
Отношения наши строились – да и сейчас строятся – на признании некоей границы, дальше которой заходить не следует, иначе можно прищемить нос. Каждая сторона молча признала друг за другом право на свой внутренний мир, куда постороннему соваться нельзя. В остальном каждый мог быть самим собой. По отношению к моей жене Витька даже выказывал некое весьма условное расположение.
Витька позволял себе, к примеру, быть невоздержанным на язык. Он был из тех, кто ради красного словца не остановится ни перед чем и ни перед кем. Не на мне, говорил он в таких случаях, лежит конфуз от неправильно понятого слова, а на слушателе. Каждый понимает всё в меру своей распущенности. Мы помнили об этом и старались игнорировать его перлы.
К несомненным же его достоинствам следовало отнести умение терпеть подобное обращение от других. Мы могли, скажем, в разгаре какого-нибудь совместного празднования выдать ему фразу типа “Теперь, Витёк, убирайся на фиг, и до послезавтра чтоб духу твоего не было. Не до тебя” – и ничего, он проглатывал, как должное и действительно два дня никак не напоминал о своём существовании. В этом отношении с ним было даже легче, чем  с другими. Условности для него не существовали. Конечно, мы старались этим не злоупотреблять.
Была у нашего друга и страшная тайна жизни: Виктор Сарычев был литератором. Непризнанным, естественно, но от этого не менее гениальным – по определению самого Сарычева, не страдавшего излишней скромностью. Мир почему-то не был удостоен знакомством с его опусами, только нам с Джоан он иногда доверял свои сокровенные мысли. В эти редкие моменты он становился уязвим: мои нападки на свои творения он переживал весьма болезненно.
– Не-е-е-ет, – медленно говорил Сарычев, поднимая в таких случаях на меня бешеный взгляд – нет, с лестницы я тебя спускать не буду. Это бездарно. Так до тебя всё равно не дойдет. Я лучше так напишу, чтоб тебя проняло. Я сумею. Ты, дубина стоеросовая, ещё рот разинешь да в штаны будешь писать от восторга. Ничего, я сумею. Понимаешь, какой ценитель хренов! А в общем, ты прав, – вдруг круто поворачивал он, – ни шиша у меня пока не выходит. Только что мне делать, если оно прёт, у горла стоит, – он делал отчаянный жест рукой, – стоит, а слов настоящих нету!
– Не верь ему, – утешала его моя жена, всегда встававшая на Витькину сторону. – Что он понимает, бездарь! Сам Додэ от Шпенглера не отличит, а туда же.
– Нет, серьезно, – волновался Витька. – Как ты считаешь, что-то во мне есть?!
– Хочешь, я тебе ещё кофе сделаю? – уходила от ответа Джоан.
– И ты, Брутиха!.. – безнадёжно махал рукой будущий нобелевский лауреат от литературы. – Ладно, тащи свой кофе. И с коньяком – я знаю, у Пашки есть...
Чтобы завершить характеристику Сарычева, следует, пожалуй, представить небольшой образец его творчества. Я запомнил его дословно – память на тексты у меня с тех пор, как я побыл Гонцом, соответствующая. Итак,

Дзен-история

На пороге буддийского монастыря путник попросил служителя вызвать к нему настоятеля, и теперь в упор рассматривал сухого щуплого старика в длинном ветхом одеянии какого-то неопределённого цвета. Старик в свою очередь спокойно глядел на него. Ничего не выражалось на безмятежно спокойном лице ламы.

– Почему у тебя серый хитон? Разве не положено тебе иметь оранжевый?
– Ты пришёл сюда затем, чтобы спросить именно это? – насмешливо глянул на него лама.
– Прости, – поправился человек. – Не так просто задавать главные вопросы.
– У тебя было достаточно времени, чтобы всё продумать, – возразил лама.
– Времени никогда не бывает достаточно.
– Ты прав, – кивнул монах. – Но если ты так мудр, зачем ты пришёл сюда?
– Кто может осмелиться назвать себя мудрым?
Лама молча кивал, полузакрыв глаза, и человек понял, что тот отвечает на ещё незаданный вопрос. В самом деле, молчание всегда ценилось выше слова. По лукавому взгляду из-под ресниц старика он понял, что лама легко читает его мысли, но не рассердился на него, а тоже слегка улыбнулся запёкшимися губами.
– Присядь, – указал лама на ступеньки крыльца рядом с собой, – если это имеет для тебя значение.
Человек сел. Он был уже немолод, но пожилым его назвать тоже было нельзя. Давняя усталость наложила отпечаток на его облик. Длинные серые пряди беспорядочно свисали с давно немытой головы.

– В чём смысл жизни? – спросил он.
Лама, не отвечая, пристально смотрел на него бесцветными глазами. Наконец он встал и, указывая на дорогу, сказал несколько слов на гортанном тибетском наречии.
– Учитель советует внимательно посмотреть на дорогу, по которой ты пришёл, – перевёл один из монахов, бережно поддерживая старика под локоть.
Человек обернулся. Пустынная дорога уходила от монастыря, спускалась по откосу сопки и терялась из виду за увалом. Ветер гнал по ней столбики пыли, сгибал сухие былинки. Он то стихал, то чуть слышно посвистывал где-то в причудливо загнутой кровле пагоды.
Когда человек вновь посмотрел на старого ламу, тот уже был уже далеко и шёл прочь, не оглядываясь; ветер развевал его старый хитон, и было видно, насколько худ его обладатель.

– Учитель мудр, – прошептал один из сопровождавших старика монахов, почтительно склоняя бритую голову.
 – Глупец! – воскликнул лама, останавливаясь и окидывая того яростным взглядом. – Я бесстыдно солгал ему!

Вот такой своеобразный человек Витька Сарычев.



Глава 5.

Я провел в восстановителе целых сорок две минуты. Прошел тесты по полной программе – биологический, соматический, психологический и все остальные: никак не давала мне покоя недавняя моя забывчивость со временем. Молодые весёлые лаборантки с недоумением смотрели на брызжущего жизненной энергией здоровяка, так скрупулезно выискивающего малейшие отклонения в физиологии своего организма. Все было в норме – кое-какие мелочи вроде ссадины на пальце не в счет. Да ещё индекс Хиттера немного завышен – а у кого он не завышен после долгого космоса?
Джошуа Хиттер, как известно, был одним из основателей космодесантной службы. Точнее, сооснователем – вместе со знаменитым Тариоко Сё. И уж гораздо позже, уже перед самой смертью старого Хиттера, к ним присоединился Ионэл Ивашку.
Странная это была компания. Парализованный, на инвалидной коляске (тогда про восстановители и слыхом не слыхали) Хиттер – и многократный чемпион мира, сэнсей, глава знаменитой рю. И впридачу зелёный салага Ионэл, только-только получивший свой первый дан. Наверное, каждый находил в другом то, в чем нуждался... Когда-нибудь, если выберу время, расскажу о них поподробнее.
Хотя комплексная проверка и не выявила ни малейших отклонений, я был не вполне удовлетворён. Что-то было не так, какая-то неуловимая закавыка, что-то, ускользающее от понимания – я никак не мог сосредоточиться на этом чувстве. Но где-то глубоко в подсознании моя М-сущность была тревожно напряжена. Я по наручному браслету вызвал жену:
– Джоан, я закончил с медициной. Норма. Но для очистки совести хорошо бы провести контрольную схватку. Прихвати, пожалуйста, оружие в спортзал.
– Может быть, тебе лучше поработать с Виктором? Он как раз тут рядом вертится.
– Годится. Мне всё равно. Буду через пять минут.
Я дал отбой. Странно, обычно Джоан старалась не пропускать тренировки со мной. Как бы ни была она хорошо подготовлена, разница в классе всё же ощущалась, и она всегда с удовольствием училась у меня – или любого другого мастера.
Сарычев уже ждал меня, разминаясь и нетерпеливо помахивая мечом. В его руках катана был страшным оружием, и я прикинул, что из моего вооружения может составить достойный ответ. Остановившись было на нунчаках, я в последний момент отложил их и заменил на такой же меч-катану. Плохая примета.
Мы встали в позицию и согнулись в традиционном кэйрэй.
– Сихан, сё? Хадзимэ! – скомандовала Джоан. Она расположилась с краю, выполняя обязанности рефери.
Сарычев не пошевелился и продолжал ждать моих действий. Я также замер, стараясь предугадать направление его атаки. Со стороны могло показаться, что мы расслабленно и лениво наблюдаем друг за другом, но на самом деле безмолвное напряжение схватки стоило самой бешеной по интенсивности боевой работы. Конечно, наши лица были непроницаемы, и в результате тактика ёми не принесла ни ему, ни мне никаких выгод. Тогда я осторожно пошёл вперёд, провоцируя соперника на активные действия. Витька коротким движением лезвия пресёк мои поползновения – и вдруг взорвался молниеносной атакой. Я вынужден был отступить, но сумел проскользнуть ему за спину, отвоёвывая утраченное пространство. Сарычев, мгновенно выполнив каэтэ, продолжал наступать, и мне с громадным трудом удавалось сдерживать его напор. Мечи звенели и свистели, рубя плотный воздух с невероятной скоростью.
Мы разошлись и оказались на исходных позициях. Не нравился мне ход этой схватки. Слишком уж я был вял. Внезапно я понял, чего мне недоставало: уверенности в себе. Вот что пропало! А на одной технике равного бойца не победишь. Чем дольше продолжался бой, тем яснее я это понимал. Я не провел практически ни одной мало-мальски осмысленной атаки, сосредоточившись исключительно на защите. Пока ещё Сарычев опасался открываться и рисковать, помня наши прошлые единоборства, и ждал, видимо, от меня какой-нибудь каверзы, но долго такое положение тянуться не могло. В общем-то, я выяснил всё, что хотел, и продолжение было бессмысленно.  Пора было заканчивать схватку, пока противник не принудил меня к неприятному слову маитта (сдаюсь). Я сделал шаг назад:
– Ямэ!
Сарычев недоуменно опустил меч. Я пробормотал гомэн (извините), и быстро вышел. У самой двери меня догнало сарычевское великодушное хикивакэ (ничья).

Глава 6.

Мы шли вверх по улице, которой совсем недавно было вновь возвращено историческое название Московская-Киевская: новые таблички красовались на угловых домах, перемежаясь кое-где с устаревшими. Чтобы не выделяться в напропалую разряженой толпе, мы облачились в свои черные костюмы ниндзя, и теперь не привлекали ничьего внимания в силу того, что толпы участников карнавала были разодеты в самые невероятные наряды. Арлекины, негры, русалки, ведьмы, цыганки, пираты сновали вокруг нас, хохотали, брызгались водой, перебрасывались шутками и серпантином. Множество оркестров и самодеятельных музыкантов наполняли воздух бравурными маршами; звуки вальса сменялись румбой, женскими визгами или оглушительными взрывами петард. Уличное столпотворение дополняли развесёлые компании на автомобилях, размалёванных до неузнаваемости. Сарычев теперь мог совершенно открыто выставить на всеобщее обозрение свой самурайский меч-тати, не рискуя иметь неприятности с ничего не подозревающими блюстителями порядка; мне же стоило немалых трудов удерживать уличных ловеласов хотя бы на некотором расстоянии от Джоан.
Толик был одет в джинсовый костюм и синюю полумаску с бахромой, которую он поднял на лоб, давая нам возможность узнать его в толпе. Он заметно нервничал и поминутно оглядывался. Мы не могли отказать себе в удовольствии подкрасться к нему незаметно.
– Кого-то ждём?! – рявкнул у него за спиной весёлый Сарычев.
Юноша мгновенно обернулся.
– А! Это вы...
– Поехали, – сказал я. – Общественный транспорт отменяется. Сейчас будет машина.
Сарычев уже наметил белый “мерседес” и энергично гнал жертву к нам через пеструю толпу. Водитель обалдело глядел на свои руки, помимо его воли выкручивающие баранку и переключающие скорости. Витька заставил его остановиться прямо перед нами и с поклоном открыть обе дверцы.
– Госбезопасность, – сжалившись, ткнула водителю  удостоверение Джоан. Фантом, конечно: у десантников не бывает никаких документов. – Вы мобилизованы. Придется посвятить часика три общественно-полезному занятию.
Я снова почувствовал ментальную посылку Сарычева. Парень судорожно закрыл рот и молча кивнул.
– Садитесь, – прокашлявшись, хрипло выдавил он.
– Ух ты! – шепнул мне Толик. – Вот это здорово!
Сарычев довольно ухмыльнулся. Он по-хозяйски расположился на переднем сиденьи и нетерпеливо поглядывал на нас.
Через минуту мы уже неслись по широкой автостраде вон из города – мимо пёстрых шумных компаний, мимо ослепительных на солнце труб оркестров, мимо праздничных милиционеров в белых парадных крагах, мимо суетливых продавцов газированной воды, мимо вездесущих мальчишек с размалеванными рожицами, оравших и визжавших от переполняющих их чувств.
– Так я почему вчера пришел, – продолжал Сарычев прерванный было разговор. – Я уже неделю живу там, в Кацивели – дикарём, на квартире у одного жлоба. Собственно, мне плевать на всякое жлобство, но этот ещё и на руку нечист. По мелочам, конечно, но неприятно. А тут пропала моя любимая авторучка – помнишь, Аннушка, которую ты мне из Мадрида привезла? Ну, достал он меня, короче. Я знаю, что это он, а доказательств нет. И что же я делаю? – Витька сделал картинную паузу. – А вот что. Там один дедок на окраине держит пасеку. Я иду и покупаю у него рой – ну, так совпало, что как раз у него два улья роились. Я, значит, рой в саквояж, а саквояж с секретом: откроешь – не закроешь. И небольшой такой пирозаряд, чтоб выбросил всю массу наружу. Потом это барахло оставляю на стуле – и в Ялту, дежурю у “скорой”. Через час – точно, привозят моего козла, морда – во!.. Нормально, да? А я – к вам в гости, что-то мне одному тоскливо стало...
– Здесь направо, – подал голос Толик. – Дальше дорога плохая.
– Ничего, доедем! – успокоил водитель. Мы уже познакомились: его звали Роберт Степанян. Он, похоже, вполне освоился с ситуацией и даже получал от неё некоторое удовольствие. Кстати, оказалось, что никакой он не “крутой” – просто выиграл свой “мерс” по лотерее. Бывает. Должно же иногда везти и нормальным людям. В том числе и нам: мощный встроенный кондиционер был сейчас как нельзя более кстати.
Колыхаясь на ухабах, машина через четверть часа подъехала к невысокому особнячку, окруженному плотным забором из некрашеных досок. Я сосредоточился и наскоро прощупал пространство.
– Во дворе четверо. Рассредоточены. Видимо, вооружены. Скорее всего, охрана. Сколько в доме – неизвестно. У входа – автомобиль. Есть ещё пристройка, типа погребка. Думаю, тоже следует проверить. И кому-то надо остаться здесь.
Толик, восхищенно глядя на меня, вытащил пистолет, старинный “макаров”, и взвел затвор.
– Не суетись, вот ты-то как раз останешься, – махнул рукой Сарычев. – Ну что, два объекта, бросим жребий, кому что? Или как?
Толик было открыл рот, но, встретившись с Витькой взглядом, промолчал. Сарычев ухмыльнулся:
– Аннушка, на твоей совести, чтоб никто не заметил  машины. Садись за руль и будь готова.
– Хорошо, я останусь, – безропотно согласилась Джоан. – Идите, мальчики. Постарайтесь недолго.
Меня опять несколько зацепило такое покорное поведение жены – это не вязалось как-то с её обычным заводным характером. Ладно уж, потом разберёмся.
Мы легко проникли за забор. Я махнул рукой в сторону пристройки, Витька согласно кивнул и исчез в этом направлении, предоставив мне особняк.
Войти незамеченным не составило особого труда. Охранники, осоловелые от жары, прохаживались чуть дальше, в тени. Ничего, отдыхайте, ребята, вас пока оставим в покое.
Внутри особняка располагалась самая обычная макаронная фабрика. Прикрытие, если Толик не ошибся насчёт наркотиков. Да, всего лишь прикрытие. Вся основная деятельность сосредоточена в другом месте. В пристройке, что ли?
Всё же я тщательно осмотрел все комнаты. Производственные помещения, складские... Абсолютно никакого криминала. И людей почти нет, часть оборудования простаивает. Пора возвращаться, ничего интересного я здесь не обнаружу. Кроме того соображения, что не стоило бы размещать склад в доме при наличии сарая.
Всё так же никем не обнаруженным я пробрался обратно к машине. Сарычева ещё не было, и я собрался было отправиться на помощь, но Толик остановил меня:
– Не нужно, вон он уже возвращается. С другой стороны.
Молодец парень! Не похоже, что сильно волнуется. В другое время стоило бы взять его на предварительную подготовку и поглядеть, не получится ли из него десантник. При его-то физической одаренности...
Сарычев вернулся не один. Он почти волок на себе перепуганного низенького человечка с выпученными от ужаса глазами. Несколько пуль запоздало пискнули рядом, когда Витька, проломив забор, выкатился прямо к нам. Он буквально запихнул пленника на заднее сиденье:
– Ходу отсюда! Этого не отпускать! Я следом.
Глухо грохнул взрыв где-то в подвальных глубинах, за забором взлетели какие-то доски, кирпичи и мусор. Сарычев зарычал и метнулся назад.
Джоан среагировала мгновенно. Я не успел опомниться, как наш “мерседес” сорвался с места и прыгнул вперед. Метров через триста Джоан так же резко ударила по тормозам. Далеко сзади раздалось ещё несколько взрывов, затем из-за поворота вылетел серый “форд”. За рулем сидел Сарычев.
– Толик, на мое место! – скомандовал он. – Машину бросишь не доезжая до города. Дальше – пешком, не сходя с асфальта. Не менее ста метров. Потом закоулками до побережья. Потом вплавь до ближайшего пляжа. Вперед!
Толик подчинился без разговоров. Они быстро поменялись местами, и наши машины рванули по ухабистой дороге со всей возможной скоростью. Сарычев достал из кармана “макарова” (чёрт, я и не успел заметить, когда он успел выудить его у Толика из кармана!) и вытащил обойму. Затем с некоторым напряжением согнул ствол пистолета руками, приоткрыл окно и выбросил всё в придорожную канаву.

Глава 7

– Разрешите представить – Лазарь Кошмейдер! – провозгласил Сарычев. Конечно, мы и так узнали знаменитого ялтинского мэра. Эта физиономия попадалась нам на глаза, пожалуй, чаще, чем какая-нибудь другая. Правда, на плакатах мэр выглядел гораздо солиднее и чище. Теперь он затравленно озирался, то и дело вытирая платком обширную лысину.
– Что там было? – первой не выдержала Джоан.
Сарычев, по-волчьи осклабясь, бросил ей на колени пластиковый пакет:
– Вот. И заправляла этим сраным бизнесом вот эта гнида!
Я присвистнул. “Голубой змей”, самый новый и самый коварный наркотик. Одного раза достаточно для появления устойчивой зависимости. Полного излечения пока не давали даже восстановители.
– А газ?
– Нет там никакого газа. То есть теперь уже следует говорить – не было. По крайней мере, я не нашёл.
– Я требую адвоката! – вдруг заорал коротышка, ещё больше выкатив глаза.
Сарычев с удовольствием треснул его по шее:
– Ты, ****рон ушатый, помалкивай. Твое дело теперь сидеть в сортире и кричать “занято!”, понял?
Мэр понял. Рука у Витьки была тяжелой.
– А в самом деле, что нам теперь с ним делать? – спросила Джоан.
– В прокуратуру! – кровожадно закричал Роберт.
– Отставить прокуратуру, – качнул головой Сарычев. – Там они и меня припутают, а мне, понимаешь, почему-то этого не хочется.
– Предоставьте мне, – сказал я. – Я кое-что придумал, обещаю небольшую клоунаду.
– Бесполезно, – сказал Сарычев. – Я уж зарекался. Такому внушаешь, внушаешь: это ты не трожь, того не делай, сю-сю, лю-лю... А он зайдёт за угол и ржёт, как жеребец; над тобой, заметь, к тому же. Нет, учить их надо, гадов, хорошенько учить!
– Чему учить?! – вдруг взорвался Кошмейдер. – Чему ты можешь меня научить?! Что ты понимаешь в жизни, сопляк! Погоди, я тебя ещё с дерьмом съем...
– Если к тому моменту останешься жив, – Витька страдальчески поднял брови.
Мэр поперхнулся.
– Но я надеюсь, до такого не дойдёт, – безмятежно продолжал Сарычев. – Слуги народа должны служить народу, а не наоборот. И объяснить это тебе входит, к сожалению, в круг моих должностных обязанностей. Процесс объяснения проходит обычно без осложнений при полном взаимном уважении и согласии, иначе на сроки и качество обучения  могут повлиять некоторые... э-э-э... корректирующие факторы. Я излагаю достаточно доступно?
Роберт прыснул. Кошмейдер, играя желваками, молчал, с тоской поглядывая по сторонам.
Мы неторопливо приближались к площади по горячему пустынному переулку. Весь народ схлынул на центральную улицу, откуда волнами доносился шум толпы, невнятные выкрики, перемежающиеся то и дело с трубными всхрипами оркестра.
Я остановился и притормозил за рукава Джоан и Сарычева:
– Иди, мэр, ты свободен.
Кошмейдер, опасаясь подвоха, недоверчиво оглянулся и, всё ускоряя шаги, двинулся прочь. Он перешел через улицу, вновь оглянулся и вдруг опрометью пустился бежать, смешно семеня коротенькими толстыми ногами. Когда отпущенный мэр исчез за углом, Витька сплюнул и выразительно покачал головой:
– Ни хрена ты, Пашка, не разбираешься в людях.
– Уйдёт ведь, а? – ошалелым голосом сказал Роберт.
– Пусть, – обронил я. – От себя не уйдёшь... Да и будет он молчать, как рыба, болтать не в его интересах. Если сможет, конечно. Пошли и мы на площадь, поглядим, что там.
– Да ну его, жарко... Уж лучше на пляж.
– На десять минут. Должен же я оценить результаты!
– Результаты чего?
– Ну, здравствуйте! Кажется, я обещал клоунаду – извольте получить. Я ему несколько скорректировал психику, и теперь он пришёл в норму, но до конца своих дней обречен говорить только чистую правду...
На площади разряженная толпа избирателей, неожиданно получившая в своё распоряжение главу городской администрации, со смехом и аплодисментами втаскивала Лазаря Кошмейдера на импровизированную трибуну:
– Речь! Господа, речь!
– Ур-р-а-а-а!!
– Тише, граждане! Пусть говорит!
– Да здравствует...
– Ур-р-р-а-а-а-а!!!
– Долой!
– Да тише же!
Надо отдать Кошмейдеру должное – он быстро освоился с ситуацией. Мэр взобрался на возвышение и несколькими энергичными взмахами руки утихомирил толпу.
– Граждане Ялты! – прокатился над площадью его голос, усиленный мегафоном. – Нас ждёт исторический день. Завтра мы все, как один, придём на избирательные участки, чтобы отдать голоса за наиболее достойного кандидата. И вы хорошо знаете, кто это! – Мэр передохнул. – Я хочу напомнить вам ещё раз свои предвыборные обязательства. Первое и основное – неустанная забота о жителях нашего славного города, из которых наиболее остро нуждающимся в такой заботе являюсь я! А на остальных мне, по большому счёту, в общем-то, наплевать!
Мёртвая тишина повисла над головами, и в этой тишине слова Кошмейдера раздавались ясно и чётко:
– Второе! Повышение материального благосостояния. Опять-таки, сами понимаете, на всех денег в городской казне не хватит, поэтому сколько смогу, столько урву себе, – он сделал паузу. – Вы думаете, эти слова – рекламный трюк? Ничего подобного!
– А-а-а!! – взревела толпа.
– Продолжаю! – перекрывая рёв толпы, кричал Кошмейдер. – Все вы знаете, а кто не знает – узнает сейчас, что мне необходимо срочно закончить строительство дачи. Поэтому все строительные работы в городе будут выполняться в последнюю очередь...
Первый помидор пролетел мимо и вдребезги разбился о древко транспаранта, зато второй достиг цели и сочно чвякнул о главную городскую лысину. Толпа взвыла.
– Тихо! Я ещё не кончил! – бесновался мэр. – Служебные автомобили... Ай! Я хочу сказать, что лучшего кандидата вам всё равно не найти! Сейчас же отпустите пиджак! Городская верхушка насквозь коррумпирована, уж мне-то можете поверить! А я, по крайней мере, скажу людям правду!..
– А-а-а!!! О-о-о!!! – бушевало людское море. На трибуну полезли, у Кошмейдера выбили мегафон и стянули вниз. Транспаранты и флаги у трибуны заколыхались и опали. Послышался звук рвущейся материи, какая-то женщина дико и пронзительно завизжала. Жидкий отряд полицейских роботов, орудуя дубинками, безуспешно пытался пробиться к эпицентру событий.
– Смотри, Толик! – вдруг воскликнула Джоан.
– Где?
– Вон, вон, у колонны! Машет нам, чтобы заметили!
Действительно, Толик, благополучно избавившийся от чужого автомобиля, теперь энергично протискивался к нам сквозь людской водоворот.
– Он нам ещё нужен? – спросил я. – Может, стереть ему память и отправить от греха подальше?
– Погоди, я ему кое-что должен, – попросил Сарычев. – Не люблю оставаться в долгу.
Толик, слегка запыхавшись, подошёл.
– Всё в порядке? – сурово спросил Витька.
– Вроде да...
– Так. Теперь скажи мне, что говорят за этой стеной, – потребовал Сарычев, выдавая в мозг Толика М-посыл, который скорее был похож на пинок.
– Это... Сейчас. Вот: найдём предел отношения двух бесконечно больших величин, это выражение можно заменить по формуле... Это что за чепуха?
– Это университет, – сказал я. – Видимо, там читают лекцию.
– Это неважно, главное, твой слух снова на месте, – решил Сарычев. – Пользуйся. Солдат ребёнка не обидит... Теперь – всё за-быть! Кр-р-р-у-гом! Шагом марш!!
Толик послушно повернулся и, словно танк, пошёл сквозь беснующуюся толпу. Витька удовлетворённо крякнул, потёр руки и точно таким же манером отправил за ним Роберта.
– Вот теперь уходим, – сказал он. – Теперь можно и на пляж.

Глава 8

Ласковое море накатывало свои бесконечные волны на берег. Солнце, зацепившись за низкую гряду яйлы, последними лучами золотило город. Джоан задумчиво бросала окатанные морем камешки в воду, стараясь попасть в верхушку подводного камня, обнажавшуюся на секунду при каждом отступлении волны.
– Там были люди, – сказала она как бы самой себе.
– Люди? – переспросил Сарычев. – А, ну да, конечно, люди... Знаешь, Аннушка, эти люди почему-то совсем не такие хорошие, как нас учили в детстве. Не те у них идеалы. В смысле – разные они бывают, люди. Эти, например, сами знали, на что шли. Это их выбор, а не мой.
– Все-таки надо было как-то не так, – тряхнула волосами моя жена.
– А как?
– Ну, не знаю. Но не взрывать же.
– А это не я взрывал, – помолчав, уронил Витька. – Это кто-то из них, когда меня увидел и понял, что к чему…Это они сами следы заметали. Хотя, скажу честно – у меня тоже рука бы не дрогнула.
– Кончайте, – посоветовал я. – Этак мы договоримся до смысла жизни и правомерности существования добра и зла. Эти вопросы испокон веков безуспешно решали умы поглавнее наших. Что сделано – то сделано, и забудем про это.
– А все-таки интересно, – протянула Джоан, швыряя очередной камешек, – неужели зло так уж необходимо? Я имею в виду, с философской точки зрения.
– Не знаю, – сказал я. – Не могу сказать, что я не думал над этим, но к определенным выводам так и не пришел. Может быть, когда-нибудь... Очень нескоро.
Сарычев лукаво глянул на меня и вдруг разразился тирадой:
И был раб Божий, именем Павел, в некотором замешательстве;
И говорил: Господи! зачем губишь безвинно праведников? Что Тебе в смерти их и в страдании их?
И был ему глас, говорящий: теперь не отвечу тебе, но когда восприимешь трапезу твою, отвечу.
Было это пополудни. И сел вскоре раб Божий Павел за трапезу, и разсеялся во внимании своем, ибо он сильно взалкал, и случилось так, что прикусил он щеку свою, даже до крови. И, встав, поспешно плюнул и прополоскал рот свой, чтобы очистить место кровотечения.
Голос же сказал ему: Павел! Не в плюновении ли твоем кровь твоя? Провинилась кровь твоя пред тобою? Как тебе кажется? И не ты ли в небрежении бросаешь ея?
Так и Я: не в малом имею пользу, но в большом; лучше погубить малое число праведников, чем пустить заразу ко всем; впрочем, и они не останутся без награды своей.
– Что? – спросила Джоан. – Откуда это?
– Евангелие от Сарычева, – ответил Витька. – Это так, к слову, не обращайте внимания. Возможно, скоро для нас всякие вопросы морали перестанут иметь значение.
– Мораль всегда будет иметь значение, – отрезала Джоан.
Витька промолчал.
– Люди несовершенны, но не стоит им об этом слишком часто напоминать. Однако тот, кто забудет, что он человек, пойдет ложной дорогой, – процитировал я Хиттера. – Не вмешивайся в события, пока тебя не попросят. Не отказывай во вмешательстве, если попросят. Если не можешь не вмешаться – знай, происходящее касается и всех остальных, кроме тебя.
– А дальше? – глянул на меня Витька. – Что ж ты замолчал? Помнишь, как дальше? Мы не могли не вмешаться. Мы же десантники. Все, которые ещё остались. Я пытался выйти с кем-либо на связь – хренушки. Шантрапа не в счет. Решать, что хорошо, а что плохо – нам, понимаете, нам! – он передохнул. – А дальше у Хиттера так: если что-то начал – будь уверен в себе. Но будь готов остановиться в любой момент: каждый момент времени равноценен. Подумай, как бы ты поступил, если бы начал именно с него. Правильный путь начинается заново в каждый новый момент. Так вот – я не жалею о своих поступках. И не собираюсь по ночам вскакивать и в слезах лепетать слова покаяния.
– Виктор, мы все читали Хиттера, – сказала Джоан. – Он ещё сказал: будь готов к непониманию. Не оставляй недовольных тобой на своем пути. Время действия и время убеждения – разные времена...
– Аминь, – заключил я. – Вряд ли мы так договоримся до чего-либо путного. Мне лично больше всего нравится, как он кончил: подвергай сомнению все советы. Включая и мой.  Хиттеровский путь каверзный и очень неблизкий, кто спорит. Для споров, кстати, нужно время. А у нас неотложная проблема. Такое ощущение, что мы по-детски пытаемся накрыться одеялом с головой в надежде, что пришедший бука нас не заметит и утром вопрос решится сам собой. Не угодно ли вам, сеньоры, на секундочку вернуться к рассмотрению грядущих событий?
– Как всегда, наш славный герой придумал суперхитрый ход, которым посрамит супостатов? – переключился Сарычев на новую тему. – О гениальный ум, набитый добродетелью! О луч света, упершийся мне в задницу!
– Гениального хода пока нет, – сказал я. – И это мне не нравится. Прекрати паясничать. Не забывай, нас ждёт разборка с соперником, подобного которому мы ещё никогда не имели; времени всё меньше, а мы даже и близко не подошли к мало-мальски приемлемому решению. Одни пассивы.
– А как иначе? Ты знаешь, что именно тебя ожидает?
– Знаю... Кажется, знаю. И пришла пора поделиться своими планами. Мне нужна твоя помощь, Виктор. Ты знаешь, я обычно справляюсь сам и зря просить не буду.
– А я?! – воскликнула обиженная Джоан.
– Тебе, малышка, на этот раз предстоит роль наблюдателя. Как я понял, насчет тебя у дядьки Ивана нет никаких видов. Расхлёбывать кашу предстоит нам и только нам.
– В рот её хлебать, твою кашу, – проворчал Сарычев. – Ничего, как-нибудь управимся.
– “Как-нибудь” не получится. Нужно рассчитать все точно, до секунд. И то не знаю, удастся ли.
– Не тяни, – попросил Сарычев.
– Ладно. Мысль абсолютно дикая, но другого ничего придумать не могу. Помните, что сказал Толик, когда мы стояли возле университета?
– Что-то про формулы... Я не разобрал.
– Не что-то, а правило Лопиталя. Математический анализ, первый курс. Метод разрешения неопределённостей.
– Чего?! Ты собираешься использовать математику?
– Не математику. Просто это меня натолкнуло на определённую мысль... Ведь из Мастеров не уцелел никто, верно? Ну, из тех, кто подвергся нападению? А ответь-ка мне, мил дружок –  ты что, считаешь себя лучшим? Самым-самым лучшим – только честно?
– Н-н-ну, сформулируем так: одним из.
– А я думаю, что человек пять-шесть всё-таки в списке впереди нас. И это им, как видишь, не помогло... Значит, силы, с которыми нам придется столкнуться, превышают наши.
– Допустим. Но это лишь предположения.
– Не лишенные оснований. Далее следуют более шаткие. Предположим, что мы имеем дело с  абсолютно  непобедимой силой – в каком бы проявлении она ни выступала. Кроме того, это проявление должно быть персонифицировано, то есть направлено на конкретный объект.
– Что-то слишком туманно, Пауль, – пожаловалась Джоан.
– Ничего, я уже кончаю. Так вот, что будет, если эта сила, так сказать, вселяется в Сарычева, а потом вдруг оказывается, что это не Сарычев, а Бойль? И тут же, через три минуты, появляется вторая сила, которой ничего не остается, как законно вселиться в Бойля, в котором уже сидит первая сила? Нужно продержаться всего три минуты, и возникнет именно такая ситуация, когда две абсолютно непобедимые силы будут рвать одного и того же субъекта – каждая себе, чтобы выполнить каждая своё предназначение. При этом им придется противодействовать друг другу, чтобы выполнить именно свою задачу. Что несколько напоминает упоминавшуюся ситуацию с делением бесконечности на бесконечность. Я очень надеюсь, что они настолько взаимно ослабят друг друга, что в такой ситуации моих слабых сил может хватить, чтобы отбиться от обоих. Самое главное – суметь обмануть первую силу, чтобы она приняла меня за Сарычева. И тут, Витёк, мне необходима твоя помощь.
– Хм, возможно, в этом что-то есть. А может, и нет. Чересчур мудрёно. Слишком много натяжек. Вряд ли выгорит, но придётся пробовать, если ничего больше придумать не удастся. Только одна поправка: работать буду я, а ты подстрахуешь, – в раздумье сказал Витька.
– Нет. Все дело в том, что стать другим может любой из нас, но только ты, балда уникальный, можешь исчезнуть, спрятать свое сознание. Это даже зеркальнику не под силу. Вторая сила вселиться просто обязана, но если не вселится первая – всё пропало. У них не должно возникнуть и тени подозрения, что подставной Сарычев – вовсе не Сарычев! А настоящего Сарычева ни в коем случае нельзя дать найти! Так что от твоего бездействия зависит не меньше, чем от моего действия, а может, и больше.
– Не нравится мне это, – проворчал Витька. – Никогда ещё Мастер не бегал от драки.
– Можно подумать, что мне нравится лезть в эту мясорубку, – парировал я.
– Ладно, – неохотно признал Витька. – Скорее всего, в этом ты прав. А там посмотрим...
Джоан горестно вздохнула.

Глава 9

– Кстати, мальчики, – заметила утром Джоан, – я бы хотела поделиться с вами своими умозаключениями.
– Которые умозаключаются в том, что уж последний-то день мы должны провести по-человечески! – весело подхватил Витька. – Надо, надо развлекаться по утрам и вечерам! Айда в Никитский! А то я всю ночь книжку читал, охемингуэл совсем...
– Нет, постой, – сказал я. – Не перебивай. Может быть, это важно.
– Не знаю, – качнула головой Джоан. – Мне кажется, что этот Толик – совсем не тот, за кого себя выдаёт. Судите сами: с тобой, Пауль, не всё в порядке – не спорь, я всё замечаю. Мелочи, пустяки – но сейчас и от пустяка может многое зависеть, кто знает. И не верю я, что от газа такое может быть, я ведь тоже тогда ещё как нанюхалась! И я подумала, что, возможно, газ – только отвлекающий фактор. А Толик как раз тогда к тебе наклонился – зачем, спрашивается? Закралось ко мне сомнение. Потом ещё – вы видели, как на него домовой смотрел? Не Толик на домового, тут он и притвориться мог, а домовой? Будто на старого знакомого. Вы что, забыли как Кутиха у Вероники и Ивана за робота была?! На мысль не наводит? И слух этот его феноменальный – ну не верю, хоть убейте! Если б у меня был такой тонкий слух, я бы в толпе вчера с ума сошла, так там орали, а ему – хоть бы что. Значит, не слух это, а другое что-то...
– Знаешь что, Пашка, – сказал Сарычев, – а ведь она права. Теперь развиваем дальше, классически: кому выгодно? Быть рядом, в курсе всего. И с какой целью?
– Дядька Иван, – сказал я. – Хранитель, мать его... Больше некому.
– Ну, блин, – оскалился Витька. – Ну, я ему устрою... Хренителю...
– Стоп! – остановил я. – Во-первых, ничего ещё не доказано. Во-вторых, если это даже и так, то мы его своевременно раскусили, – тут я благодарно чмокнул жену в щеку, – и теперь можем извлечь пользу из своего знания.
– Какую пользу?
– Хотя бы такую, что знаем и будем настороже. По-твоему, лучше было бы, если б нам вместо него подсунули кого-то другого, незнакомого?
Витька хмыкнул и наморщил нос.
– А у меня какое-то странное чувство, – задумчиво протянула Джоан. – Никогда ещё так не было, чтоб перед решающей схваткой была полная ясность – и кто есть кто, и что делать – и всё это абсолютно не нужно, а шансы на успех – мизерные. И я сама как-то в стороне...
– Ничего ещё не ясно, – пробурчал Сарычев. – Так что будем с Толиком делать?
– Ничего, – решил я. – Пусть всё идёт, как шло. Изменение ситуации нам не на пользу. Цугцванг.
Сарычев зевнул:
– И-э-эх, скукотишша! Тогда, панове, айда на пляж! И что мы, в самом деле, суетимся, без нас всё равно не начнут...
Тот, кто отдыхал в Ялте, может оценить выгодность расположения Никитского ботанического сада. Совсем недалеко, за изнывающей от зноя сонной Массандрой, раскинувшейся в истоме на склоне древнего холма, начинаются его заповедные насаждения. Добираться туда удобно морем – снизу, ибо сад лежит на обширной территории с приличным перепадом высот – или сверху, автотранспортом. В последнем случае приходится довольно долго спускаться с алуштинской трассы к главному входу по извилистой асфальтовой дорожке мимо непременных виноградников и табачных плантаций.
Мы выбрали верхний путь. Старый асфальт, выжженный солнцем, слегка скользил под ногами. Навыки аутотренинга сделали своё дело – ни на секунду не забывая о предстоящем нам вечером, мы беззаботно шутили и смеялись. Витька, дурачась, то и дело разражался двустишиями типа: “Чу! На улице вонища! Ближе... Братцы, это пища!” или “Вот фотограф у дверей. Он, конечно же, еврей”.
– “Арборетум”, – прочитала Джоан название, вплетённое коваными чугунными буквами в ажурную решётку. – Это, кажется, от латинского “herba” – “трава”.
– Арборетум, арборетум, мы походим по жаре там, – немедленно откликнулся Витька. – Хотите мороженого?
В парке было малолюдно. Гигантские секвойи перехватывали жгучие лучи солнца в недосягаемой высоте над нами. В воздухе был разлит бальзамический дух хвойных реликтов. Я закрыл глаза и шёл, руководствуясь только харагэй, наслаждаясь купанием в душистой атмосфере. Сарычев вертел маленький приёмничек, стараясь найти передачу повеселей.
– Слушайте! – вдруг подтолкнул он нас, до отказа увеличивая громкость.
Передавали, как я понял, интервью с нашим многострадальным мэром. Он уже успел договориться до очень многого и теперь комментировал события из следственного изолятора. Туда его доставили прямо из центральной клиники-восстановителя.
– Сегодня, в день выборов, я как никогда уверен в победе, – разглагольствовал мэр. – Ну скажите, где избиратели найдут более честного руководителя, чем я?!
– Извините, но неужели вы в случае успеха на выборах собираетесь управлять всем огромным хозяйством города отсюда? – наседал корреспондент.
– Нет, это вы извините – законом подобное не возбраняется. Наоборот, в тюрьме я буду чувствовать себя в безопасности от попыток некоторых моих коллег свести счёты... Надо просто уметь приспосабливаться к обстоятельствам, и я это умею.
– Но не кажется ли вам, что вы всё же будете оторваны от оперативной информации? Как вы собираетесь осуществлять контроль?
– Послушайте, я не ребёнок, – засмеялся мэр, – поверьте, есть методы, есть. Я знаю жизнь.
– А не получится ли так, что вы будете жить какой-то, ну, придуманной жизнью?
– Ну да, – сказал мэр. – Ну и придуманной. Хорошо придумать – всё равно, что создать. А нашему человеку в любом случае будет мало. Нам ведь сколько ни дай – все сожрём, и не облизнёмся. Тут главное – дать людям идею, а потом из них можно верёвки вить...
Послышалась музыка, и профессионально бодрый голос диктора объявил, что мы прослушали выступление подследственного Лазаря Кошмейдера и что радио “Таврида плюс” собирается и далее регулярно освещать ход выборов. Сарычев выключил звук.
– Беру свои слова назад, Пауль, – сказал он. – Эта стерва пролезет куда угодно. Кошмейдеры вечны, потому что вечны дураки. А дураки – наше исконное национальное состояние.
Мы неторопливо спускались к морю по горячим серым камням верхнего парка Монтедор. Веерные пальмы шелестели над нами жёсткими перистыми листьями, узколистый бамбук постукивал друг о друга под ветерком крепкими тёмно-зелёными стволами, откуда-то доносился чуть ощутимый запах роз. Я подумал: сколько же выдумки и незаметной работы вложено в эту простую и непритязательную на первый взгляд планировку! Кто бы ни проектировал этот парк – цели он достиг. Здесь было по-настоящему хорошо.
Море встретило нас ровной гладью сверкающей тёплой воды. Мы растянулись на белых от солнца лежаках у самой кромки прибоя. Хотя, конечно, называть прибоем чуть заметные волны, лижущие гальку – явная натяжка.
Хорошо просто лежать на солнце у ласкового моря, древнего, вечно загадочного моря, и слушать шум и шорох волн, и чувствовать на губах соль, и ни о чём не думать, а просто слиться с окружающим, и сонным умом понимать, что все тревоги, беды и сомнения – так далеко, что их нет и не может быть, а есть только море, солнце, ослепительно белые облака и сладкая истома в разомлевшем теле... И бесконечное время, и бесконечное небо над бескрайним простором... И мысли уносятся вдаль, к тем давным-давно минувшим временам, когда бороздили эти воды галеры генуэзцев и греков, и слышалась гортанная речь и скрип дерева, и свист ветра, несущего с неизвестного берега дикие ароматы горьких степных трав.
Вдоволь наплававшись и изжарившись за день на солнце до цвета светлой бронзы – как хорошо, что зеркальникам не приходится страдать от солнечных ожогов! – мы основательно подкрепились в прибрежном кафе под белым парусиновым тентом и морем вернулись в Ялту. Пора было готовиться к указанному дядькой Иваном событию.
Мы решили встретить его в гостиничном спортзале, при полном вооружении – хотя и сомневались, что оно может понадобиться. Мне было назначено располагаться в центре, чтобы иметь свободу маневра, Витька после моего превращения должен исчезнуть, раствориться туманом где-нибудь в подсобке, чтобы наличие лишнего тела не вызвало подозрение... Кого? Мы не знали, кого. Ну, в общем, не вызвало подозрение. Витька уже запускал вместо себя двойника и давал ему последние наставления. Джоан находилась в стороне, на страховке.
Наступал момент истины. Вертикальная складка прорезала лоб Джоан, Сарычев-дубль сосредоточенно хмурился и машинально подкручивал ус.
– Готовы? – спросил я. – Джоан, отойди немного дальше... Вот так. Начинаем.
Я глубоко вздохнул, и в этот самый последний миг, предшествующий крайнему сосредоточению, краем глаза уловил молниеносное движение Сарычева. Резко повернувшись, я понял, что опоздал: сверкающий меч-катана уже летел к моей шее. Я на мгновение почувствовал кожей обжигающий лёд клинка, затем сознание рванулось и стало меркнуть. Я увидел свое тело как бы со стороны. Где-то внутри него зарождался и умирал крик. Казалось, длинные бесплотные руки, выросшие из темноты, мнут и корёжат его, затем они взметнулись и нажали мне на глаза, и я умер.

Глава 10

Дверь на балкон была открыта, и оттуда доносились приглушённые голоса Джоан и Сарычева.
– Нет, я её не обвиняю, – глухо ронял Витька, – я сам во всём виноват... Только если она – робот, это ещё не повод, чтобы ломать ей жизнь. Как хочешь, а не женское это дело. Такая пара, как у вас – исключение, поверь, пожалуйста. Я бы и сейчас то же самое сделал.
– Бедный ты, бедный, – вздохнула Джоан. – Дурачок неприкаянный.
Я в замешательстве отошёл от балкона. Вот тебе и раз! Это Витька-то бедный?! Можно подумать, это ему, а не мне снесли голову мечом! Впрочем, у женщин своя логика. И ведь в чём-то Витька всё-таки прав...
У меня легонько защемило сердце. Действительно, у жены десантника жизнь не сладкая, и я дал себе слово отныне быть к своей подруге втрое внимательней.
Боль в сердце нарастала, сновидение вдруг опрокинулось и исчезло. Сознание вернулось ко мне, и вместе с ним вернулась и память.
Сперва я услышал звук. Затем сквозь плотно сомкнутые веки ослепительно белый луч умудрился забраться в глубину моих глаз и вызвал вспышку разноцветных пятен. И только затем снова пришла боль. Она душила меня, пульсируя в гортани, она разрывала мой мозг, она раскалёнными щипцами выворачивала внутренности. Я застонал и перевернулся на живот. Дьявол, как больно... Стиснув зубы, я терпел: первые секунды воскрешения всегда самые мучительные, совсем скоро должно стать легче. Вот уже отпускает железная хватка судороги, вот уже можно дышать и открыть глаза.
У капсулы за спинами роботов-медиков стояли Сарычев и Джоан. Собственно, это был не Витька, а дубль, поскольку сам Сарычев никогда бы не опустился до галстука-бабочки.
Через несколько минут я уже был одет в полевую десантную форму – лучшее из того, что осталось у меня не замаранным кровью. Меня ещё слегка пошатывало, но самочувствие непрерывно улучшалось.
– Теперь, господа, я жду объяснений, – потребовал я. – Не сомневаюсь, что тому, что произошло, были свои причины. Я хочу их услышать.
– Прошу прощения, – сказал дубль, – но, как видите, дело сделано и без вас. Смею надеяться, неплохо, хотя моя роль в этом невелика. Я получил точные инструкции от патрона и просто выполнил их. Сожалею, что доставил вам неприятные ощущения...
Вот здорово. Человеку отрубают голову и называют это “неприятным ощущением”. Как мило. Впрочем, чего ещё ждать от лучшего друга Витьки!
– Всё уже закончилось, – улыбнулась Джоан. – Но на всякий случай мы решили с оживлением недельку повременить...
– Мы?! Так ты знала?! – захлебнулся я.
– Знала! – выкрикнула Джоан. – Да, знала! Ты бы видел себя, маэстро! У тебя ни единого шанса не было! Тогда, в спортзале, Витька тебя просто пожалел!
– Согласитесь, я ваше сознание спрятал достаточно надёжно, – поддержал дубль.
– И в этом он совершенно прав, – послышался знакомый голос.
Мы, как ужаленные, обернулись. На больничном диванчике за нашими спинами, ссутулившись, сидел Толик.
– Да, – продолжал Толик, жестом останавливая Сарычева-дубля, собиравшегося, несмотря на всегдашнюю корректность, не долго думая, выписать ему шикарную плюху. – Да, друзья мои, это финал. Псы кармы, бегущие по следу, удовлетворены и сыты. Счета закрыты, за всё заплачено. Должен признать, ход был ловкий и действительно единственно возможный. Что ж! – он встал, как бы перетекая обликом, и теперь вместо юной физиономии Толика на нас глядело усталое лицо дядьки Ивана. – Я должен попрощаться, теперь уже навсегда. Что касается тебя, Пауль, то постепенно всё вернётся на круги своя. Через пару дней ты снова будешь в форме. Прости, мне пришлось на это пойти, иначе глубокоуважаемому господину дублю не удалось бы так своевременно... э-э-э... нейтрализовать тебя в нужный момент. Завязалась бы схватка, время было бы потеряно, и в результате – всё бы пропало. Тут также крайне важна была очерёдность, и я её подсказал, но тебя разве убедишь...
– Кстати, а как же Сарычев? И остальные? – спросила Джоан.
– В этом лучшем из миров никто и ничто не пропадает, – ответил Иван. – Остальные... Я не их хранитель. Как бы поточнее выразиться... У нас тоже специализация, что ли. Но смею вас уверить, всё сложится к лучшему. Единственное, что я могу ещё сделать – это передать вам вот это, – он протянул мне компакт-кассету. – Здесь привет от вашего друга и результат его работы. Как вы сейчас убедитесь, всё то, что случилось, не помешало ему в проявлении, так сказать, творческой стороны своей незаурядной личности... Впрочем, судить вам. Моё время истекает. До видзенья, панове! – почему-то по-польски попрощался он и стал медленно растворяться и таять. На секунду перед нами мелькнуло полное одутловатое лицо и поношенная чёрная ряса – Тимошевский, вспомнил я! – и потом ничего не стало видно в воздухе.
– Чёрт!.. – протянула восхищённая Джоан. – Вот это называется всё рассчитать! Ужасно и безжалостно.
Дубль презрительно хмыкнул:
– Мне кажется, нам от него так просто не отделаться.
– Нет, – сказал я. – Это правда. Уж поверь моему предчувствию. Я знаю.
– Тогда действительно всё к лучшему, – рассудила Джоан.
Вдруг я обнаружил, что всё ещё сжимаю в руке кассету. Я тут же сунул её в пасть плейеру и нажал пуск.
С экрана глядел на нас взъерошенный Витька Сарычев, как две капли воды похожий на того, из моего сна.
– Привет! – хрипло произнес он. – Если вы сейчас меня видите, значит, старый хрыч уже у вас побывал и всё вам рассказал. Не знаю, как оно там повернётся в будущем, но думаю, сюрпризики ещё будут, – он попытался подмигнуть, но из-за страшной язвы на щеке только досадливо поморщился. – А пока, пользуясь оказией, хочу познакомить вас с моим очередным бессмертным творением. Тут, знаете ли, скучновато, приходится как-то развлекаться. Я вот от безделья накропал рассказик, называется “большой тхор-тхор”, жалко будет, если пропадёт. Слушайте.
Витька коротко потёр лоб, глубоко вздохнул и начал:
– Вездеход завязило намертво...

Глава 11

Вездеход завязило намертво. Черт его знает, откуда на этой болотистой планете взялись горы, даже и не горы, а так, небольшое скалистое возвышение. Тем не менее, расщелина там была, и в эту незаметную на беглый взгляд расщелину и рухнула машина.
Артур пришел в себя почти сразу после падения. Гидроамортизаторы смягчили удар, аварийные подушки тоже сработали штатно, но все попытки освободить вездеход ни к чему не привели: многотонная глыба обрушившейся породы всем своим громадным весом придавила корпус к скальному основанию, и вездеход только бессильно царапал гусеницами неподатливый камень. Провозившись несколько часов и не добившись никаких сдвигов, Артур плюнул и уселся на обломок скалы, размышляя о том, как ему следует поступить дальше. Был бы под рукой хотя бы самый завялящий кран, никакой проблемы бы не было. А так до корабля по прямой около трехсот километров пересеченной местности – болот, болотистых лесов и опять бесконечных болот.
Прозерпина была планетой земной группы, и условия на ее поверхности отдаленно напоминали земную тундру или лесотундру. Немного больше кислорода и углекислого газа, чуть выше гравитация, сутки длиннее земных в полтора раза. Никаких хищников, тьма грибов и ягод (в основном съедобных), обилие рыбы в нескончаемых озерах – и аборигены.
Вот аборигены и были основной загвоздкой. Немногочисленные кочевые кланы. С виду – низенькие, коренастые, с чуть раскосыми глазами. Чукчи, одним словом.
Никто никогда не видел их поселений. Они по двое, по трое выходили к лагерю, подолгу стояли, глядя на пришельцев, молча покачивая головами, и так же безмолвно вновь исчезали в необъятных лесных просторах. В разговоры вступали редко. Иногда они вполголоса затягивали бесконечные заунывные песни, садились в кружок где-нибудь в сторонке и тихонько пели, не обращая более внимания на лагерные события, после чего вставали и, чуть раскачиваясь на ходу, уходили обратно в лес.
Артура не пугала перспектива пешего похода к ракете: в жизни космодесантника случаются нагрузки и похлеще, жаль только было бесцельной траты времени. Связаться с лагерем он не мог: хотя лагерь и находился относительно недалеко, но здешняя атмосфера в силу каких-то своих свойств глушила радиоволны во всех диапазонах. Поэтому он, оставив в памяти комьпьютера сообщение о своих намерениях, вышел с легкой душой в направлении оставленного им накануне патрульного катера. Вездеход он законсервировал. Через несколько дней с помощью мощной корабельной техники освободить машину будет пара пустяков.
Самое неприятное в дальнем походе – это его монотонность. Когда перед глазами вязкая топь постоянно сменяется невысокими песчаными возвышениями, поросшими однообразными плотными деревьями, когда усталому глазу не на чем остановиться, кроме как на надоевших  зарослях жесткого и ломкого тростника. Тайга, казавшаяся из кабины редкой и невысокой, на самом деле оказалась достаточно трудной в преодолении, и Артур, хмурясь, прибавил несколько дней к дате своего предполагаемого возвращения. Дорогу преграждали гниющие упавшие стволы с торчащими как ребра ветвями, заплетенные узловатыми цепкими лианами, сквозь которые надо было протискиваться или обходить стороной, теряя в скорости. Казавшиеся надежными кочки вдруг проваливались под ногами, означаясь в стоялой воде лопавшимися пузырьками болотного газа. Да и излишек гравитации, хотя и был невелик, тоже не добавлял радости. Все-таки экипировка десантника, несмотря на всю ее продуманность и многофункциональность, достаточно богата и, к сожалению,  весома.
К вечеру он полностью выбился из сил. Выбрав относительно сухой островок, Артур насобирал приличную кучу хворосту, которой по его расчету должно было хватить на ночь, и развёл костер. Пришлось изрядно помучиться: сырые ветки загорались плохо, но, загоревшись, сгорали быстро – давал себя знать избыток кислорода; давали много жара и почти не оставляли золы.
Солнце умирало на западе в долгом закате. Фиолетовые тени удлинились и сплелись в непроницаемый сумрак. Лес постепенно засыпал. Наконец затих писк неведомых мелких зверушек, казалось, вездесущих; больше не летали и без того редко попадавшиеся на глаза осторожные птицы. Слава богу, здесь не было никаких кровососущих насекомых – по крайней мере, пока.
Артур сидел, привалившись спиной к шероховатому вздутому стволу и вытянув перед собой гудевшие ноги. Дымок костра поднимался почти вертикально, дневной ровный ветер стих. Банка консервов утолила острое чувство голода, и Артур после ужина взглянул на мир значительно веселее. Ну что же, ещё дней шесть, от силы семь – и можно будет забыть про эти нескончаемые болота...
Чукча вышел к костру неожиданно. Он появился прямо из сплетения ветвей, низенький, как бы вливающийся в унылый пейзаж, волоча за хвост какого-то местного зверя – дикую помесь змеи и крокодила. Чуть переваливаясь на коротких кривых ножках, он легко подкатился к костру и уселся напротив десантника, стащив с плеча большой черный карабин. Артур удивился: чукчи никогда раньше не были замечены с оружием, да с каким! Его собственный десантный пистолет, хотя и представлял собой грозную боевую силу, казался детским пугачом в сравнении с великолепным красавцем ночного гостя.
Артур разломил плитку шоколада, половину молча протянул чукче, подвинув к тому кружку и котелок с чаем, и знаком предложил угощаться. Чукча кивнул и принялся неторопливо пить чай. Видно было, что это доставляет ему нескрываемое удовольствие. Зверь не шевелясь лежал в траве.
На вид аборигену было лет около сорока – сорока пяти, хотя кто их разберет, этих местных, да и годы тут отличаются от земных. Продубленное ветрами коричневое лицо, редкие седые волосики, заплетенные за ушами в жидкие косицы, видавшая виды кожаная куртка, отороченная мехом неизвестного животного, такие же штаны, на ногах – старые битые мокасины. И сказочный, невероятной мощи карабин, так не вяжущийся со всем остальным обликом. Да-с, господа...
– Спасибо, однако, – нарушил молчание чукча. – Давай знакомиться. Я – Эльтыбейнен.
– Артур о’Хара, – представился в свою очередь Артур. – Иду на север, там моя ракета.
– Знаю, – кивнул Эльтыбейнен, – вчера видал. Далеко идти.
Артур недоверчиво взглянул на него. Вчера? Это что же – триста километров за сутки, пусть и местные? По такому болоту?!
– Далеко, – согласился он.
– Завтра ветер будет, – сообщил Эльтыбейнен. – Большой ветер, однако. Не дойдешь.
– Посмотрим.
– Э, молодой, глупый совсем. Посмотри – тхор-тхор не шевелится, – ткнул чукча пальцем в спину притихшего зверя. – Ох, большой ветер. Дай-ка нож!
Артур протянул ему десантный кортик. Чукча внимательно осмотрел лезвие, взвесил в руке и вдруг ловко полоснул тхор-тхора, мгновенно отделив от туловища толстый мясистый хвост. Зверь заорал и молнией исчез в кустах.
– Не кричи, другой вырастет! – засмеялся Эльтыбейнен. – Сейчас ужинать будем. Вкусно!
Насадив ломти свежего мяса на прутья, Эльтыбейнен умело и быстро приготовил что-то наподобие шашлыка. Артур, хотя и был уже не особенно голоден, с удовольствием съел свою порцию. Мясо тхор-тхора было нежное, похожее на молодую свинину и одновременно на птицу.
– Пропадешь, однако, – уверенно продолжил Эльтыбейнен свою тему. – Надо обратно идти, три дня сидеть. Вездеход большой, камень крепко держит, не сдует.
– Мне в ракету надо. Еды мало, не хватит. А на грибах ваших долго не протянешь.
– Еды в лесу много. Дерево есть будешь, тхор-тхор ловить...
– Какое дерево?!
– Любое, выбирай, – засмеялся Эльтыбейнен. – Кто в лесу пропадает – совсем дурак.
Он сорвал плотный побег сближайшей ветки.
– Гляди, вот это есть можно. Не сейчас! – предостерег он. – Сейчас нельзя, плохо будет. Только перед работой. Это усилитель по-вашему.
Усилитель – это было легендой. Экспедиция за экспедицией терпеливо и безнадежно корпели над разрешением загадки усилителя. Никто не знал, где его искать и что это вообще такое, местные жители охотно и многословно рассказывали длинные саги с однообразными сюжетами, не приближающие к пониманию сути ни на дюйм. “И обернулся Дэнго тхором великим, и встал Дэнго над лесом...” А вот, оказывается, он все-таки существует, усилитель. Вот так просто, всего лишь пожевать какой-то коры?!
Эльтыбейнен улыбнулся, и мелкие морщинки побежали по освещённому пламенем лицу.
– Не веришь? Правильно не веришь. Усилитель работает тогда, когда без него никак нельзя. Лес тоже умный, он знает. Сейчас ты без него пропадать будешь, однако, ветер шутить не станет.
– И что мне теперь надо сделать, по твоему?
– Спать ложись, утром пожуешь – дальше побежишь, быстро побежишь, как ундрик... Сам увидишь. Пока ложись, спи. Зверя нет близко, безопасно.
– А тут разве бывают опасные звери?
– Лес большой... – неопределенно ответил Эльтыбейнен, поднимая карабин. – Бывает большой тхор-тхор, – неохотно добавил он. – Редко... Приходится стрелять. Ну, пора мне, однако.
Он легко поднялся и, скользнув в заросли, растворился в темноте без малейшего звука.
Артур некоторое время молча сидел у догорающего огня, осмысливая случившееся. Вот это да. Усилитель. Вот это да.
Внезапно он вспомнил: ветер будет. Чукчи знают, тут сомневаться не приходилось. Не было ещё случая, чтобы прогноз не оправдался. Сам Артур такие бури ещё не переживал, но рассказов от старожилов слышал достаточно. И видал перекореженные ветром механизмы. Очень впечатляюще.
Он встал, сорвал ветку с ближайшего дерева и решительно впился зубами в упругую волокнистую мякоть. Чуть солоноватый слизистый сок наполнил гортань, отдаленно напоминая вкус крови, но с добавлением какой-то едкой пряности. Ничего, вполне терпимо. Он с усилием разжевал и проглотил несколько кусков.
Первым эффектом усилителя стало то, что темнота как бы расступилась, и Артур смог видеть окружающую его местность. Не как днем, конечно, но вполне достаточно. Дневную усталость смыло теплыми волнами, расходящимися от желудка. Такого приятного самочувствия Артур не испытывал давно. Он засмеялся и проглотил очередную порцию зелья, походил, привыкая к новому необычному состоянию. Тело слушалось идеально, силы, казалось, прибывали с каждой секундой – да не казалось, а так оно и было. Артур убедился в этом, легко раздавив в ладони плоский камень-голыш, невесть откуда взявшийся под ногами.
Так, а собственно, зачем ждать утра?! Терять столько времени! Да в таком состоянии можно домчаться до ракеты за пару часов! Артур совершил пробную пробежку по трясине – отлично, только провалился по пояс два раза, но тут же легко выскользнул из липкого плена.
Хотелось есть. Он повернул к ракете, на ходу обрывая ветви деревьев и запихивая в рот мясистые листья. Теперь их вкус уже не казался ему странным. Великолепно! Как же это будет выглядеть? Он, Артур о’Хара – счастливчик, скромный курсант космодесанта, лично разгадавший секрет усилителя. Теперь никакой сержант Хейли уже не сможет свысока смотреть на него. “И обернулся о’Хара тхором великим, и встал...” Стоп! А не попробовать ли ещё и это? Артур один раз видел такое, когда в их лагере останавливался маэстро Бойль.
Он остановился на маленьком островке и сосредоточился на кисти правой руки. Указательный палец шевельнулся и начал расти. Артур вырастил его на два сантиметра и осторожно вернул к прежним размерам. Работает! Черт побери, работает! Ай да усилитель! Теперь можно... Да теперь можно всё!
Он отправил в рот очередную порцию (вновь захотелось есть, да оно и понятно – такой расход энергии) и стал медленно лепить свое тело, максимально приспосабливая его к передвижению по болоту. Немного щекотно, но это было даже приятно. Ступни ног расширились, пальцы удлинились и стали перепончатыми. Пришлось, конечно, снять обувь и одежду, чтобы не испортить их, но это ерунда. Всегда можно потом за ней вернуться или просто взять новый комплект. Уж ради такого-то случая придется Хейли раскошелиться.
Тело стало узким и длинным, так легче было пробираться между стволами. Пришлось увеличить рот, который теперь превратился в длинную зубастую пасть: усилителя требовалось все больше и больше. Шея вытянулась, чтобы обеспечить лучший обзор с высоты. По бокам наросли мощные мускулы.
Артур ступил в болото в своем новом облике. Никакого сравнения! Топь держала устойчиво, передвигаться было одно удовольствие. Он бежал, теперь уже беспрерывно жуя, устраняя на бегу мелкие недоделки и испытывая дикий восторг от своего всевластия.
Внезапно он остановился. Ну нельзя же быть таким полным кретином! Да зачем ему теперь к ракете?! Какой ещё кран?! Этот смешной комочек скалы он сможет сковырнуть с вездехода одним пальцем (он ещё больше увеличил свои размеры). Да в конце концов, он принесет вездеход в лагерь под мышкой! Вот это будет фурор!
Артур повернул назад, хохоча во все горло – теперь это звучало оглушительным ревом. Он несся по лесу, оставляя за собой широкую просеку поваленных стволов, время от времени развлекаясь тем, что валил хвостом самые высокие и крепкие деревья. Из озорства он вырастил на голове тускло светящийся гребень – в глухой ночи это выглядело более чем внушительно.
Выстрела он не почувствовал, просто перед глазами сверкнула ослепительная молния. Артур как-будто наткнулся на стену. Теряя сознание, он со всего маху рухнул на песчаный берег.
Эльтыбейнен вновь забросил карабин на плечо и озадаченно покачал головой:
– Большой тхор-тхор, однако...
Потом повернулся и опустив голову пошёл по направлению к начинающему светлеть востоку, бормоча под нос что-то неразборчивое.

Глава 12

Убийственная жара спала. На улицах посвежело – после вчерашнего шторма, как мне объяснили. Пахло морем, солёным воздухом и чистым умытым городом. Влажный ветер трепал обрывки плакатов и афиш на рекламных тумбах.
– Не могу понять, что он хотел сказать своим рассказом, – сказала Джоан. – А ведь вполне возможно, что в нём двойное дно...
– Не думаю, – ответил я. – Вспомни, там особо нечем заняться, по его же словам. Вот ему и приходится от скуки... Кстати, гораздо интереснее сам термин “там”. Насчёт этого у меня даже догадок нет. Вообще-то, ближе всех нас к Сарычеву – Сарычев-второй, тут ему и карты в руки.
Дубль тоскливо усмехнулся:
– Карты – это хорошо, – как-то неопределённо ответил он. – В картах он силён... Когда-нибудь, может, даже скорее, чем мы думаем, придёт время, и все карты будут раскрыты. Не такой характер у Виктора Сарычева, чтобы смириться.
– Надеюсь, – без энтузиазма ответил я. – Знать бы, как помочь. Так никаких идей?
Дубль вздохнул, отвернулся к морю и стал глядеть на зыбь, качающую у причалов листья, обрывки газет, старые полиэтиленовые пакеты и прочий мусор, принесённый с берега недавним шквалом. На истерзанной галечной полосе валялись выброшенные морем груды водорослей, источавшие тяжёлый йодистый запах. Море вздыхало и грузно ворочалось в ограде гавани.
– Давайте побродим по городу, – предложила Джоан, беря меня под руку. – Сейчас, после дождя, так хорошо!
– А я вам не помешаю? – спросил деликатный дубль. – В принципе, я мог бы...
Джоан наградила его подзатыльником:
– Больше таких вопросов не задавай. Когда понадобится, тебя прогонят, будь спокоен. А пока можешь угостить меня шоколадкой.
Мы вернулись в гостиницу только под вечер. На притолоке нашего номера странным образом сохранилась нетронутая шелковинка.
Я толкнул дверь – и остолбенел: пол, стены, потолок – всё полыхало невиданным голубым пламенем, удивительным образом не сгорая и не обжигая нас.
– Это Тихон! – догадалась Джоан. – Иллюминацию устроил, шельмец. Это в твою честь, Пауль!
– Спасибо, Тихон, – сказал я. – А теперь можно, мы войдём?
Пламя мгновенно погасло, и откуда-то прямо в руки Джоан свалился громадный букет белых роз.
– Чёрт! – подумал я. – Все дарят моей жене цветы, только у меня почему-то на это постоянно не хватает времени! – и я дал себе честное слово в самом ближайшем будущем исправить это упущение.
– Вот всё и кончилось, – опускаясь в кресло, сказала Джоан. – Но как я устала. Боже, как я от всего этого устала!
– Ни хрена не кончилось, – откликнулся вдруг дубль, сдирая с шеи галстук. – Наоборот, только начинается. Надо вытаскивать остальных. Начнём прямо завтра. Работы будет!..
– Витька?! – хором воскликнули мы.
– Он самый! Кажется, сейчас вполне подходящий момент для появления скромного и обаятельного супергероя?!  Наконец-то твой старый хрен вроде бы оставил нас в покое!
– Ура!!! – закричала Джоан и повисла у него на шее. Я от всей души отвесил ему полновесный тумак и тут же сграбастал в объятия обоих.
– Тише, медведь! – счастливо смеялась Джоан.
– Сработало, Пашка! – весело и самозабвенно орал Сарычев. – Сработало! Всё-таки я – Мастер, а не так... Пенёк собакам ссать!.. Да отпусти жену, дубина!
– Он ещё ничего не понимает, – сказала Джоан.
– Натурально, до мужей всегда всё доходит в последнюю очередь, – откликнулся Витька. – Они традиционно слепы.
– В чём дело? – возмутился я. – Опять от меня какие-то тайны?
Джоан покраснела. И выглядела от этого очень привлекательно. Она повернулась и поглядела на меня весело и лукаво.
– Просто у нас будет ребёнок, – сказала она, обнимая меня. – Теперь понял, папочка?..  Эй, Пауль, ты куда?!
– За цветами, малышка, – ответил я. – За цветами, чёрт побери!