Кнут без пряника

 - Далматов! Да что с тобой такое! Ты будешь писать сочинение или как?..
Я поднял голову от пустого листика тетради с выведенным заголовком сочинения «Как я провел лето». Весь класс смотрел на меня, с нетерпением ожидая, когда же вечный бунтарь откроет рот. Голос Татьяны Петровны был бесконечно усталым, с  ноткой какой-то тревоги — она знала, что я могу это сделать. И ей придется в очередной раз вести меня к директору «на ковер».
Я лишь согласно кивнул:
 - Да, Татьяна Петровна, я уже приступаю.
Ее редкая бровь даже поползла наверх от моего вежливого тона. Одноклассники зароптали чуть разочарованно. Я снова опустил взгляд и взял ручку, лежащую рядом с непривычно аккуратно сложенными тетрадями и учебником. Макс, мой сосед по парте, убежденный нигилист и рэпер, тихо хмыкнул, пихая меня в руку своим локтем:
 - Чувак, ты че? Да забей на нее...
Я чуть слышно зашипел — локоть отозвался вспышкой боли на движение друга. Увидев мое лицо, Максим  виновато улыбнулся:
 - Прости, все время забываю о твоей деревенской травме…
Качнув головой, я все же начал писать нелепое вранье  о проведенном в деревне лете — о полезности фруктов и ягод, о велосипедных прогулках... но мыслями был далеко.
Мыслями я был как раз в этом прошедшем лете. Оно научило меня ответственности, и прежде всего -  за свои мысли и поступки.
***
… автобус  не спеша  полз по сумеречной дороге. Зад давно был отсижен, я ругался сквозь зубы на: а) родителей, которые в середине июня получили крупный заказ на дизайнерское оформление сети кафе в центре Москвы и сплавили меня на лето к бабушке в далекую-далекую деревню; б) любимую бабушку, которая точно будет следить за мной во все глаза и тыкать пирожки,  как она делала в мой прошлый приезд; в) медленно ползущий автобус (а перед ним еще один, а перед тем — электричку). Единственное, что не раздражало мыслей и взгляда - это новенький планшет в защитном чехле на моих коленях. Его отец принес накануне моего отъезда в Евловку (каюсь, про себя я иногда называл деревню чуть по иному, меняя букву «в» на букву «б»), понимая, что шестнадцатилетнему пацану в глухой тиши так будет хоть какое-то развлечение. Я очень обрадовался и даже обнял родителей, что делал нечасто.
Бабушка должна была встречать меня на остановке. Когда я слез, с рюкзаком в правой руке и планшетом под мышкой, ко мне из уже густых сумерек на свет слабого фонаря вышла хрупкая старушечья фигурка:
 - Денис?
 - Бабуля, - я был очень рад ее видеть. Черт с ним, с тем отсиженным задом. Мне она всегда нравилась больше всех моих родственников, даже родители не так понимали меня, как эта старушка. Мы виделись всего несколько раз из-за дальнего расстояния, но нам всегда было о чем поговорить. По крайне мере, в прошлые мои визиты.
Бабушка Поля крепко обняла меня с улыбкой на бледных губах и подхватила рюкзак. Я замотал головой:
- Эй, он...
 - Ну ба-а-а, - я перехватил ее руку, отнял рюкзак и подал бабушке предплечье, как галантный кавалер.
 - Ну что, будем выживать до августа?
Я хмыкнул:
 - Почему же  - до августа?
 - Потому что в школе ты будешь выживать сам — в ее красивом, грудном голосе тоже проступила ухмылка.
Рассмеявшись, я крепче перехватил лямки рюкзака,  и мы неторопливо пошли к дому.
***
Дом бабы Поли был двухэтажным и находился на окраине, недалеко от автобусной остановки. Рядом с ним, метрах в трехстах, был колодец с весьма интересной хренью, которые местные присобачили впритык к каменному кругу. Я назвал ее «вертушкой» - нечто вроде невысокого, в мой рост столба с поперечной вращающейся перекладиной на нем, к обеим концам которой было привешено по бадье. Деревенские наливали в них воду, когда приводили стада на водопой, чтобы не поднимать каждый раз за ручку довольно большое ведро из колодца.
Весь этот антураж я наблюдал с комнаты на втором этаже — моей спальни. Она была небольшая, но вполне прилично обставленная. Телевизора не было вообще — бабушка ненавидела  «зомбоящик». Вместо него внизу на кухне всегда что-то гнусавило, бубнило или треснутым голосом пело радио.
Отойдя от окна, я напялил футболку, натянул штаны и потянулся за носками, которые вчера бросил прямо на пол.. как и остальные вещи из рюкзака. Мне всегда влом все раскладывать вечером: я отужинал, вытряхнул рюкзак и завалился спать.
Носков не было.
Ругнувшись, я перерыл все вещи. Носки не обнаружились. Пар десять белоснежных новеньких адидасовских носков просто исчезли.
Гыкнув, я провел пятерней по светлым волосам и спустился вниз.
Бабушка в зеленом летнем халате уже суетилась на кухне, пахло выпечкой.
 - Ба, - мой сиплый спросонья голос отвлек ее от сковородки. - Ты носки мои не видела?
Она улыбнулась, поправляя чуть съехавшую с седых волос косынку:
 - А зачем они мне? - ее темно-карие, по-девчоночьи живые глаза выражали недоумение.
 - Ну мало ли,  - я чуть было не цыкнул зубом и не сплюнул на пол. Дурацкая привычка, но мне она казалась мега-крутой. Вместо этого я пожал плечами и сел за стол.
 - А  умыться? - в родном голосе зазвучал укор.
 - Ай, ба-а-а...  - я кисло поморщился, словно к оладьям прилагался лимонный соус,  а не малиновое варенье.
 - Не «бакай». Вперед — марш.
Я состроил было гримасу, но покорно поднялся и поплелся в ванну. Родители хорошо помогали деньгами при реставрации дома, так что современный санузел радовал мою чистоплотную, но не всегда аккуратную душу.
Умывшись, я наскоро позавтракал и поднялся наверх. И тут мой взгляд привлекла маленькая лестница, ведущая на чердак. Я осторожно поднялся по ней и открыл люк. В 11 лет я не рискнул это сделать по причине обыкновенной ребяческой трусости.
Чердак представлял собой чистую, но пыльную и почти пустую каморку. В ней была лишь старая крепкая кушетка, тумбочка без одной ножки и какой-то предмет у круглого оконца в просторном, свисающем до светлого деревянного пола чехле. Надо мной на крыше и в балках что-то ворковали залетевшие голуби, воздух был свеж и даже пах чем-то цитрусовым.. Я хмыкнул и прошел к окошку.
Сняв чехол, я присвистнул. Это был дедушкин телескоп.
Осмотрев еще раз помещение, я понял, что буду жить все лето здесь. А что? Кушетка вроде прочная, матрас я выбью, вещи уложу в тумбочку.. зато не надо будет бояться, что баба Поля внезапно откроет дверь и застанет меня с какой-нибудь полуобнаженной девушкой на экране планшета.
Кивнув самому себе, я спустился по короткой, в шесть ступенек, лестнице и прикрыл люк. Вновь зайдя на кухню, я застал бабушку с фотографией давно умершего деда в руках. В ее глазах что-то влажно посверкивало. Увидев меня, она поспешно вытерла веки концами светлой  косынки и слабо улыбнулась.
 - Ба..я тут на крыше.. чердак нашел.
 - Да он и был там всегда, -  в негромком голосе  проявилась иронически-добродушная нотка.
 - А можно я там буду жить?
Ее глаза чуть расширились, словно я предложил оформить на нее кредит в несколько миллионов.
 - Денис.. чтой-то тебе в голову пришло?..
 - Ну, пожалуйста! Я буду сам убираться, обещаю!
 - Знаю я твое «убираться».. через неделю там будет то, в чем живут мои свиньи за домом.
Я чуть ли не запрыгал на месте в капризном нетерпении:
 - Ну ба-а-а...
 - Ну, хорошо-хорошо.. -  в ее глазах мелькнула какая-то мысль. Она даже улыбнулась чему-то. - Хорошо. Он твой.
Ликующе  воскликнув, я  помчался в свою комнату за вещами.
***
Часа через два я уже освоился. Прыгал на кушетке, валялся с планшетом и лазил в интернете (еще в дороге на другом конце деревни я увидел дар высших сил этой захолустной дыре — вышку МТС). В конце концов душа моя возжелала зрелищ (хлеб предполагался в обеденный перерыв), поэтому я натянул кроссовки прямо на босу ногу и спустился вниз.
Бабушку я поймал уже на пороге, упросив купить носки в местном магазине. Она снова посмотрела на меня темными глазами с тем самым загадочным выражением, но промолчала и кивнула.
Ухватив велосипед, на котором  гонял в прошлый приезд - но только сейчас он стал мне впору, я помчался по разъезжающимся тропкам и скоро вырулил на центральную, даже заасфальтированную деревенскую дорогу. Передо мной плелась телега с высокой копной сена, я быстро объехал ее — и чуть не сбил пару медленно идущих впереди повозки старушек. Обругав их бессовестно вслух «старыми кошелками» и услышав вслед беззлобное  «молодой, да без царя в голове», я съехал на дорогу к колодцу.
Каменный круг одиноко выглядывал из потрескавшейся от долгой засухи земли.
Я отодвинул тяжелую крышку, кряхтя, и заглянул вниз. Первым желание было плюнуть — но полным идиотом я не был, и останки совести в душевном склепе еще имелись. Вертушка справа от меня заскрипела, одна бадья свешивалась немного  ниже другой — видимо, в ней еще оставалась вода.
Цыкнув зубом, я выпрямился и все таки плюнул на каменный обод.
В это момент случилось нечто необыкновенное. Меня позвали... из колодца. Женский голос вполне слышно и мягко произнес: «Денис...»
Я вылупил глаза, глядя на каменное чудо. Не удержавшись, я снова нагнулся и  всмотрелся в темнеющие глубины.
На меня плыло лицо. Жуткое женское лицо, словно вылепленное из прозрачно-желтого тумана. Оно было страшное, как у кикиморы в мультфильме далекого детства.
Матюкнушись, я отпрянул, краем глаза замечая движение справа. Быстро повернувшись, я обмер и мои глаза раскрылись еще шире — ко мне приближалась та самая обвисшая бадья. Это было последнее, что я смог запомнить перед поцелуем с деревом..
***
Через пару недель, в начале июля, я уже мог вставать с кровати и ходить. Голова жутко болела, но местный врач-фельдшер говорил, что выбитый зуб (тот самый, которым я любил цыкать) и легкое сотрясение мозга — еще дешевая цена за столь сильный удар бадьей в мою бедовую черепушку. Я кивал, радуясь, что родители этого не узнают.. если только бабушка не скажет. Но баба Поля не отходила от меня ни на шаг и обещала ничего не рассказывать.
В общем, к колодцу я больше не подходил. От греха подальше. Я вообще старался не выходить из дому, так как купленные новые носки скорее всего предназначались в чехлы для ластов местных рыбаков  - рядом с деревней было озерцо. Я матерился, заматывая ткань в рулончик перед одеванием кроссовок, но терпел, так как ассортимент ограничивался именно пятьдесят шестым (как я его назвал) размером. Бабушка только посмеивалась чему-то, поя меня лекарствами.
Теперь я коротал время с играми, интернетом и телескопом, благо вечера были ясные и теплые. Тут вообще редко в этом сезоне идет дождь, как говорит бабушка. Поэтому и полупуста деревня летом.
С бабой Полей после моего близкого знакомства с местным водоснабжающим девайсом мы особо не общались. Она порой словно не хотела меня тревожить, занимаясь своими хозяйскими делами, а иногда доводила до бешенства. Мы, бывало, спорили и даже ругались (в последний скандал я нечаянно разбил ее любимую кружку, слишком резко взмахнув рукой над столом), и тогда я уходил злой на чердак, оставляя старушку в отчаянии от того, что ее внук слишком уж изменился за прошедшие пять лет. Музыка, вкусы и предпочтения... Только любовь к книгам еще как-то объединяла нас, но в библиотеку (а у родственницы была и такая комната) меня пока не тянуло.
Очередная непонятная фигня случилась уже в конце июля. Я яростно шпилился в какую-то стрелялку, когда баба Поля подняла люк, показываясь в проеме:
 - Пошли ужинать.
 - Не хочу, ба-а-а, - я сцедил слова, не отрывая взгляд от экрана.
; Пошли, сказала. Врач приказал. Фрукты, овощи, витамины. Я салат твой любимый сделала..
Я вскинул на нее взгляд. Лицо старушки выдавало досаду и тревогу за меня.
 - Ла-а-адно.
Откинув планшет на кушетку, я потянулся и коснулся языком дырки вместо зуба. Баба Поля теперь хихикала каждый раз при виде моей улыбки, да и сам я иногда смотря в зеркало по утрам заливался смехом — так нелепа и задорна стала моя физиономия с выбитым зубом. Ничего, перед школой наведаюсь к стоматологу...
Быстро отужинав, я вернулся на чердак, по дороге заскочив  в туалет.
Ну недолго я отсутствовал, короче говоря.
Однако, в комнате словно что-то изменилось. Кушетка была чуть сдвинута. Но самое главное — с мягкого покрывала  исчез планшет.
Я быстро обежал глазами небольшое помещение  - и выдохнул с огромным облегчением. Гаджет валялся на съехавшем покрывале рядом с телескопом. Подняв его, я смахнул фантик от конфетки, прилипший к левому краю экрана.. и обмер.
На матовой черной поверхности были нацарапаны большими кривыми буквами два слова.
«УХАДИ ДАМОЙ»
Сказать, что я обалдел — ничего не сказать..
 - Это че за х.....?!
Голос сорвался от гнева. Я подхватил планшет и быстро прошел к люку, намереваясь спуститься вниз и конкретно так поговорить с бабой Полей. По дороге я пнул ногой какую-то мелкую вещицу, наклонился и обалдел еще больше. Это был осколок бабушкиной кружки.. и убейте меня, если не его острым краем мне вежливо попросили убраться вон.
… вторая ступенька сверху всегда предательски скрипела при моем спуске или подъеме. Но в этот раз я не соображал напрочь от ярости и скатился кубарем на нее. Доска сломалась, планшет вылетел из руки, а моя тушка полетела вниз. Правый локоть пронзила резкая боль, перед глазами потемнело — и я отключился.

***
 - Бедный ты мой, бедовый... - бабушкина рука гладила мои скулы.  В голосе слышались искренняя боль и переживание за внука.
Я разлепил веки. Черт, как болит голова... Осмотревшись глазами, я понял, что нахожусь в той самой комнате, где мне предполагалось проводить летние деньки с самого начала — спальня с видом на колодец и центральную дорогу.
Бабушкино лицо замаячило перед взглядом:
 - Денис.. родной мой, как ты себя чувствуешь?.. - старческая рука чуть дрожала.
 - Ба-а-а... что случилось?
 - Ты с чердака упал. И игрушку свою разбил. - печально отозвалась бабушка.
 - Ой бл...ин, - в самый последний момент я сдержался.
Баба Поля не обратила внимание на едва не вылетевший из моих сухих губ мат:
 - Ты лежи, лежи.. не волнуйся. Куплю тебе такую же. Только денег подкоплю...
Я не смог удержаться от фырканья:
 - Бабуль, ты чего? Забей на нее. Как-нибудь оправдаюсь перед папой. Скажу  - нечаянно разбил.
При мысли об ожидающих  мою персону «люлей» отца в приличном количестве и укоров матери я скривился, но, сцепив зубы, послал эти размышления пока куда подальше.
Баба Поля посмотрела на часы и заторопилась:
 - Так, ты отдыхай. Я в колхоз быстро, одной ногой — проблемы там. Мобильник будет при мне.
Ее суховатая ручка протянула мне бумажку:
 - И звони Иван Иванычу, если что. Номер оставил.
Я положил белый квадратик на кровать и перевел взгляд на свою правую руку — она была согнута в локте и перебинтована.
 - Вывих, - старушка проследила за моим взглядом. - И жить ты теперь будешь здесь. Никаких чердаков.
Мне осталось только осторожно пожать плечами и отвернуться. К черту все. Лето задалось просто охрененное.
Бабушка была уже на выходе, когда я почти заорал:
 - Ба! Ба, подожди! Там, на игрушке, были нацарапаны слова! –
Про страшное лицо в колодце я решил не упоминать, чтобы не обрести репутацию странного парня и не проходить ежедневные досмотры на наличие наркотических или алкогольных веществ в неведомых тайниках дома или во мне самом.
Баба Поля вздрогнула и повернулась, берясь за дверную ручку:
 - Ты уверен?
Я кивнул и спросил напрямик:
 - Ты что-то знаешь, верно?
Ее голос прозвучал чуть устало:
 - Я вернусь — и мы поговорим.
Мы так и не поговорили тогда. В колхозе была проблема с коровами —  какое-то инфекционное заболевание, а моя бабушка, кстати, почетный ветеринар на пенсии, возилась с ними еще несколько недель, приходя домой  выжатая как лимон. Какие уж тут беседы.. Я управлялся по дому в ее отсутствие, мне было неудобно за свое былое поведение — баба Поля очень меня любила и всегда находила теплые слова для внука, в каком бы состоянии она не вернулась с резко навалившегося напряга. В результате одиночества я освоил с помощью старых кулинарных книг несколько весьма интересных и легких в операционном плане приготовления блюд, офигевая сам от неожиданно проснувшегося во мне повара-любителя.
Желтоватый гипс и бинт с руки сняли уже ближе к концу августа. Вот тогда-то я и получил ответы на все загадки.
Поздней теплой ночью, когда все крупные звезды уже тают, а где-то на востоке начинает слабо светать, я отлепился от телескопа, который перетащил в свое теперешнее место обитания с помощью отзывчивого фельдшера, приходившего для очередного осмотра, и провел языком по сухим губам. Поток метеоритов был великолепен, от этого зрелища у меня пересохло в горле. Неслышно ступая босыми ногами по половицам, я протопал вниз за кружкой воды и замер на последней ступеньке. Кухня была за поворотом.. И на кухне слышались голоса.
 - Полина... ну не хотел я столь сильно испужать его. Так, побаловался...
 - Федя... - в негромком голосе бабушки ощущался металл, такой необычный для ее всегда мягкого поведения. Ну, кроме, конечно, случаев, когда я страдал фигней и должен был огрести. - Это же кнут без пряника. Так нельзя.
 - А как еще воспитывать, дочка? Вещи разбрасывает, грубиянит, людей не ценит... да что людей — в колодец чуть не плюнул. И подслушивать горазд, — в старческом мужском колосе слышались ехидно-обвиняющие ноты.
Деревянный пол скрипнул под моими босыми ногами, и я вышел в шортах на свет слабого ночника.
Бабушка сидела за овальным кухонным столом. На деревянной подставке колечками дымился чайник, а над двумя белыми кружками вился парок. Так же на столе была большая куча оберток от шоколадных конфет. Я аж удивился, кто так много ест сладкого — старушка всегда жаловалась на зубы и конфеты не любила.
Переведя взгляд на стул напротив бабушкиного, я поначалу не поверил своим глазам. На нем сидел маленький старичок в какой-то светлой и широкой, перетянутой в поясе веревкой рубахе. Ноги его болтались беспечно высоко над полом, стопы были заросшие жесткими волосами и темные, как кожа негра. Сам дедуля производил впечатление сморщенного сухофрукта. Тонкие ручки-ножки, маленькое лицо с яркими, как у кошки, зелеными глазами,   копна светлых волос, падающих на хрупкие плечи. Он тоненько рассмеялся, глядя в мое обалдевшее лицо с отвисшей нижней челюстью:
 - Удивлен, внучок?
Я прошлепал еще пару шагов к столу. Бабушка поднялась мне навстречу с тревожным взглядом:
 - Я всё хотела сказать, да времени никак не было.. Денис, у меня в доме живет...
 - Домовой, - я завершил бабушкину фразу, ошалело выговаривая слова почти по складам. - Ба, у тебя живет домовой.
Она кивнула, выдыхая с затаенным облегчением:
- И его зовут Федор.
 - Так это ты спер мои носки? – вопрос был из категории самых нелепых, но мне было очень интересно.
Старичок снова зашелся в смехе, беря со стола очередную конфету и разворачивая ее смуглыми коротенькими пальчиками:
 - Ага. За твою неряшливость и безалаберность надо было исподнее спереть. Так быстрее бы дошло, что вещи всегда, - он выделил слово «всегда» поднятым указательным пальчиком и повышенным голосом, - нужно аккуратно складывать.
 - А колодец? - я сел на свободный стул. Черт, сломайся в нем ножка и окажись моя пятая точка на полу — все равно бы не оторвал взгляда от домового.
Старичок нахмурился и, дожевав конфету, погрозил мне тем же вздернутым крючковатым пальцем:
 - Ты это прекрати — плеваться где попало.
 - Ступенька тоже его работа,  - голос бабушки мягко вклинился в диалог. Она с интересом смотрела на наше общение.
Мне осталось грустно покачать головой, вспомнив о планшете. Федор словно угадал мои мысли:
 - И зеркало твое бесценное  тоже я испортил. Штоб знал ты, каково это — вещи чужие не жалеть, - он явно намекал на разбитую бабушкину кружку. - Только странное оно какое-то. Все картинки показывает, как блюдце с яблоком... ццц... куда ж я его, кстати, родимое, засунул-то на днях?.. - и домовой принялся что-то бормотать себе под нос.
Голова моя еще немного кружилась от потрясения. Бабушка подошла поближе и охватила рукой плечи:
 - Как чувствуешь себя, Дениска?
 - Ой, ба-а-а... - я все  еще не мог оторвать взгляда от старичка, который закончил что-то припоминать и стащил со стола еще одну конфету. - Каша в голове.
 - Выбьем. Всю дурь твою малолетнюю из тебя выбьем,  - зеленые глаза смотрели прямо в мои, лукаво посверкивая.
Я перевел взгляд на бабу Полю, которая чуть крепче сжала мои плечи, улыбаясь словам домового, и негромко спросил:
 - Ба, а можно я следующим летом приеду?
Домовой Федя  зашуршал оберткой и легко рассмеялся.