Под насадку

   Эти парикмахерские у меня чуть ли не под самым боком. Та что «Елена» в 25-ом доме, а «Орион» через двор – в 17-ом. Так что выбор у меня по части причесаться всегда имеется, всегда…    
Пока жив был Серёга, я стригся у него, то есть в «Елене». Я так говорю: Серёга. Типа мы с ним были корешами, прямо не разлей вода какие-то. Нет. Мы даже с ним практически не разговаривали по ходу стрижек. Я просто однажды зашёл подстричься, а там гляжу – мужик какой-то стоит – ножницами стрекочет. Я как-то больше к женским рукам привык, понимаете? Сначала хотел было заднюю включить, а потом думаю, ладно, посмотрим, откуда у этого типа руки растут по части полубокса. И вот, что я вам скажу. Этот тип отлично с полубоксом справился. Да. И даже больше – виртуозно! Вот уж действительно – талант от Бога. Ну а потом – раз от раза – я уже и имя этого типа уловил – Серёга, и то, что та смачная брюнетка, неспешно доводящая густые лохмы и седые проплешины до товарного вида у соседнего зеркала это его, Серёгина законная жена, Наташа.
Помню, похмелье у меня было. Не сильное, а так... в меру. И, мне почему-то приспичило окантовку сделать. Прихожу – Серёги нет. Жена его одна сидит, телик смотрит. Юбка на ней, помню, туго так, аж чуть ли ни по шву лопается, и высоко так поддёрнута – меня прямо в жар с самого порога так и бросило. Нога на ногу – ляжки мясистые, крупные, - в чёрных колготках. Короче – атас полный. И она такая, сидит, значит, в телик поглядывает и пилочкой по ноготкам себе елозит – туда-сюда, туда-сюда... глянула на меня, и вяло так:
- А-а, проходи, проходи... садись. Мастер скоро будет.
«Мастер»! И опять – то в телик, то на ноготки, то в телик, то... А чего ещё делать? Так ведь? Если клиентов нет. Сиди – глазей себе в экран сколько в лезет. Ну я прошёл, сел в кресло, и... так удачно сел, знаете? - Ляжки в колготках прямо вот они! Прямо из зеркала на меня таращатся! Они на меня, а я на них... нормально! А по телику как раз «Утомлённые солнцем» показывали. И тот момент, где Ильин-Кирик сидит уже так ...прилично вдатый и учит попугая: « - Ну-ка, ну-ка, скажи... Грушева Люба». « - Грушева Люба!», - орёт попугай. « - Молодец, - одобряет вдатый Ильин-Кирик. И опять: - Ну-ка, ну-ка, скажи... Грушева Люба».
Короче, сидим, ждём. Я, Серёгина жена и её ляжки. Тут – хлоп – дверь открывается – входит Серёга, а следом за ним ещё какие-то три молодые девахи. Это, что ещё за кипиш тут затевается, думаю. Потом догадался – практикантки. А Серёга, он такой был – рослый, статный, видный – все дела... Женский пол от 16 и старше – трепещет! И тут эти практикантки. Смотрю, Наташа так поднапряглась, глаза под тушью недобро на девах блеснули, но... спокойно, спокойно – грома и молний не последовало. Море улеглось, не успев разбушеваться. И, значит, приступил Серёга к моей... в меру похмельной голове.
Я говорю:
- Мне бы только окантовку.
Серёга глянул в зеркало, потом на практиканток, практикантки на меня, Наташа на практиканток и Серёгу, я на Наташины ляжки – взгляды наши замкнулись и Серёга сказал:
- Слушай, а давай на этот раз попробуем модельную стрижку тебе сделать? Ты как? По деньгам я выведу так же как за обычный полубокс. 
Я немного подумал, сопоставил, взвесил и говорю:
- А давай.
Не в деньгах дело. Просто не хотелось ни Серёгу, ни практиканток подводить. Ну чего бы они из элементарной окантовки для себя вынесли, так ведь? Короче я согласился на неведомую мне модельную стрижку, и Серёга тут же накинул на меня болоньевую простыню.
Вот так всё это и было. Серёга вершил искусство, практикантки, выпятив губки, секли хитрые финты, а я, под воздействием талантливых рук Мастера, благополучно засыпал. Реально! Чуть было лицо себе об столик не расквасил. Если бы не Серёга. Он, как только видел, что голова моя делает опасный крен вперёд, так сразу же – тынц - аккуратненько её на место поднимал и стрижка продолжалась.
Ну а потом, случился у Серёги этот цирроз, и... ни ему, ни жене его уже было не до стрижек. Они оба вошли в пору скорби и нехороших предчувствий. А я уехал в другой город, в затяжную командировку, долго отсутствовал и теперь вот приехал, стою под душем и никак не придумаю в какую парикмахерскую мне бы пойти. А что если в «Орион» всё-таки?..

Ну вот. Как я и думал. Вывеска всё та же – грязно-бордовые толстые буквы с сильным наклоном вправо – «Орион». А как тут у нас внутри дела обстоят?..
Я потянул на себя массивную железную дверь, переступил порог и очутился в просторном интерьере. Стены нежно-персикового оттенка, на полу линолеум под паркет, есть скамья для посетителей, два зеркала, тумбочки, кресла, вешалка, в углу стол, под потолком телевизор на полке, - отлично, отлично... никого, правда, нет, а из подсобки музыка горланит, как на дискотеке 70-х . «The Bee Gees». Я их сразу узнал. Песенка «Stayin Alive». Помните, да? Я тоже моментально включился в этот лёгкий танцевальный мотивчик, выдал пару-тройку па от стройного некогда Траволты, потом откашлялся и крикнул в безлюдный интерьер доброе слово приветствия.
- Здравствуйте! – крикнул я. – Есть кто живой?! 
Из подсобки тут же высунулось жующее лицо какой-то девушки. Стрижка пацанячья, свитер в ромбик чуть ли не до колен, джинсы, кроссовки... Кто это? Уборщица что ли?
- Мне бы подстричься! – крикнул я, и показал соответствующим жестом себе на голову.
Девушка с усилием проглотила то, что поспешно пережёвывала и крикнула в ответ:
- Проходите, садитесь! Я сейчас!
Она скрылась в подсобке, и вопиющие децибелы сошли до среднего уровня громкости.
Я прошёл к вешалке, снял куртку, повесил, выбрал то кресло, что стояло ближе к окну, и сходу в нём прочно угнездился.
Девушка вышла из подсобки, встала у меня за спиной и, глядя в отражение, спросила:
- Как стричь будем?
- Покороче, - говорю, - и аккуратно. 
Девушка кивнула. Потом взяла с соседнего кресла болоньевую накидку в горошек и шустро меня в неё упаковала.
Динамики из подсобки выдали ещё один знакомый мотивчик. На этот раз Сандра. Что-то там про Марию Магдалену. Неплохо, неплохо. Помнится под эту композицию я, Иринка Тихомирова и Пашка Вишняков, чуть было...
- Значит, покороче, да? – перебила ход моих приятных воспоминаний девушка, энергично роясь в ящиках низенькой тумбочки, извлекая на свет Божий необходимые причиндалы – ножницы, машинку, пару расчёсок...
- Да, - отозвался я. – Спереди так, чтоб не шибко коротко, а сзади так, чтоб... 
- Угу, - кивнула девушка. – Понятно. Вас надо под девятку стричь.
- Под какую ещё девятку? – не понял я.
- Ну, под насадку то есть. Под насадку номер девять.
- А-а. Ну давайте. Давайте попробуем… под девятку.
            Девушка сходила в подсобку, вернулась и спросила:
- А у вас всегда волосы назад зачёсаны?
- Да, - говорю, - ещё со школы.
Девушка присвистнула, и я тут же уловил крепкий запах перегара. Вот это – да, думаю, вот это уже интересно. И что же она сейчас с моей головой сотворит? С таким-то выхлопом!.. Может, ну её к шутам, эту стрижку, может, и так сойдёт?
- Ну, - расплылась в хмельной улыбке девушка с недетским перегаром, - я готова.
Я обречённо дёрнул бровями, вздохнул и кротким кивком пригласил её действовать.

Когда затылок был обработан, я пришёл к выводу, что девушка отдаётся процессу где-то на... 85,5 процентов. То есть с достаточной самоотдачей… То есть, не смотря на явное и расслабляющее воздействие допинга, она старалась. В самом деле! Из бесформенной, давно пущенной на не пресекаемый рост копны волос, выходило нечто... давно забытое и порядочное. Нечто... в рамках жанра. Нечто такое, что мне нравилось, что подходило сути облика и питало мой скрытый нарциссизм.
- Длинна нормальная? - время от времени спрашивала девушка.
- Да, в самый раз, - откликался я.
- А вот тут?
- Да, так хорошо. 
И мы продолжали взаимодействовать.
Музыка тоже была на мази. Всё сплошь узнаваемые импульсы-мотивы, сплошь – ностальгия, сплошь – рок-н-ролл. А потом отварилась входная дверь и появилась какая-то бабуля. На голове косынка, на пухлом теле цветастый халат.
- Катя, здравствуй! - бодро сказа бабуля. 
- А, здрастье, тёть Маш, здрастье, - отвлеклась от моей головы, как выяснилось – Катя. – Вы на подстрижку?
- Я-то? Да нет, нет, Кать, нет, - замахала руками бабуля и сходу уселась на скамью для посетителей. - Я вот чего. Я быстро. Я только узнать почём ты рипуса сейчас торгуешь?
- Рипуса?
- Ага. Мой старик говорит, поди, сходи, может Катя парочку продаст... к ужину.
- Ой, тёть Маш, - досадливо вздохнула Катя, - уже неделю как ничем не торгую. Представляете? Завоза нет. Немного мойвы, правда, осталось, но она уже того... я вам не советую.
- М-мм, - закачала головой бабуля. – Жалко-жалко, а мой говорит...
- Не-не, тёть Маш, недельки через две, может и будет. Я не знаю. Мне позвонят, а я вам тогда дам знать. Хорошо?
- Ну, давай так, - сказала бабуля, покидая скамейку. – Давай так и сделаем... ладно.
Катя застрекотала ножницами и опять обратилась к бабуле:
- Тёть Маш!
- А?
- Может вас всё-таки... подровнять чуть-чуть?
- Нет, нет, Кать, не надо! Я пойду лучше. Давай... пока тебе!
- Ладно, тёть Маш, до свидания!.. Заходите ещё!
Бабуля ушла и Катя чему-то криво ухмыляясь, сменила ножницы на машинку и продолжила обрабатывать мою голову.
А потом она дважды подавила глубинный накат икоты и сказала:
- Вы мне теперь знаете, кого напомнили?
- Кого? – спросил я.
- Солиста «Лимп Бискит». Ха-ха-ха... нет, серьёзно!
- А кто это? – прикинулся я валенком.
Катя округлила глаза:
- Ну вы чего?! «Лимп Бискит»! Который...
И спохватилась, быстро меня машинку на ножницы:
- Ой, я перепутала, перепутала! Не «Лимп Бискит», а этих... как их? «Линкин Парк», во! Вечно я их почему-то путаю...
- Господи, а это ещё кто?   
- Ну вы чего?! «Линкин Парк»!
- Да я кроме Михаила Муромова и Ольги Зарубиной никого не знаю, - сказал я, внимательно отслеживая бойкое мельтешение ножниц над своей макушкой.   
- Да ладно? – реагировала Катя, делая ещё одну рокировку инструментов. – А я думала, что вы в курсе, что на него похожи.
- На кого?
- Ну на этого... – Катя выдала несколько комичных гримас, - на «Линкин Парка».
- Ладно, - говорю. – Может вы и правы.
Катя отложила в сторону ножницы и опять схватила машинку.
- Висок какой будем делать? Прямой? Косой?
- Один косой, другой прямой, - сказал я.
- Да ладно?! – вскинулась Катя. – А это ещё почему так?!
- А по придури, - вздохнул я. - Немного придури мне не повредит.
- Хм, - покачала головой Катя. – Не, ну вы в натуре как «Линкин Парк»! Прикольно!.. А какой прямой, какой косой делать?
Я немного подумал и сказал:
- Правый косой, левый прямой.
- Не, ну вы точно как «Линкин Парк», - сказала Катя, потом вошла в рабочий наклон и сосредоточилась на линиях среза. 
И всё у Кати с моей головой отлично получилось. Аккуратно, ровно, правильно. Не смотря на перегар и лёгкое пошатывание – она справилась.
А после того как Катя высвободила меня из болоньевой простыни и смахнула поролоновой губкой с лица и шеи остатки мелких волосинок, я готов был заплатить ей сверх установленной таксы на целый полтинник больше. Но... что-то там в медяках моих вышло совсем уж как-то... непредсказуемо впритык, и я ссыпал Катерине «как положено».
Катя звонко икнула, рассмеялась, сказала: «Приходите ещё». Я сказал: «конечно», снял с вешалки куртку, сказал: «пока» и пошёл на выход. А из подсобки Боб Марли затянул свою жалобную «No Woman, No Cry», и отчего-то сделалось грустно и захотелось выкурить сигарету.