Основания Скандал в скандале

Скандал в скандале.

1. «Что положено Юпитеру...»
               
Видный ученый в области уголовного права и криминологии, прездент Норвежской Академии Наук профессор Иоганнес Анденес, рассматривая проблему  предупреждения преступлений [Наказание и предупреждение  преступлений. М., ПРОГРЕСС. 1979], вспоминал, что  его предшественник по кафедре уголовного права в университете Осло писал в своем учебнике что, изучая историю уголовного права  можно прийти к выводу, что, самые многочисленные  и самые грубые злодеяния - это те, которые совершены  гсударственной властью во имя правосудия. И если в молодости И. Анденес  считал, что это, должно быть, сильное преувеличение, то в конце 70-х годов - он склонен  был думать, что его предшественник прав.   

Правопослушание обычно трактуется  как вопрос подчинения закону частных лиц. Однако этот вопрос может быть рассмотрен и в отношении правоприменительных органов. Есть законы, запрещающие коррупцию, халатность и в полиции и в иных государственных службах  во всех странах. Но во многих из них такие явления составляют серьезную проблему, что отражено множестве произведений различного жанра. Так что, в целом, вся мировая общественность прекрасно осведомлена, что кое-где, кое-когда, кое-кто делает кое-что, что кое-кем кое-как наказывается. 

Но, во-первых, возможно ли обеспечить ощутимый риск разоблачения, не имея обученной армии высококвалифицированных контролеров? Во-вторых, действительно ли мы готовы направить острие уголовного правосудия против респектабельных в других отношениях членов общества в такого рода случаях? И в третьих, позволят ли эти респектабельные члены не просто нашего общества, но одной из его могущественнейших подсистем – власти, взять нам в руки это острие правосудия?

2. «Факты и ничего кроме фактов».

В те же 80-е годы, когда президент Норвежской Академии Наук профессор Иоганнес Анденес, рассматривал проблему  предупреждения преступлений совсем рядом в ФРГ зрело то, что журналисты назвали Гамбургским полицейским скандалом (За фасадом права. Методы новой тайной полиции: Перевод с немецкого / Гесснер Р., Херцог У.; Отв. ред.: Морщакова Т.Г.; Пер.: Маковкин Л.Ф.; Предисл.: Крылов Б.С. - М.: Юрид. лит., 1990. - 224 c.;  http://www.lawlibrary.ru/izdanie16011.html )

Знакомясь с происшедшим особо обратим внимание на то обстоятельство, что явно преступные деяния представителей крипо (криминальной полиции ФРГ) возникли как следствие необходимости(?) борьбы с усиливающейся (?) преступностью (?). Но, как результат этой борьбы перед следствием возникали свидетели и обвиняемые.
И то, что они сообщили, было сверх взрывоопасным. Своими показаниями они раскрывали  многосторонние связи между организованной преступностью  и полицией. Они называли имена и вслух обвиняли ведущих полицейских чиновников. Они утверждали, что полицейские предупреждали крупных уголовников об облавах и оказывали давление на владельцев  различных «заведений». Сверх того, они назвали следующие типичные формы преступных связей и коррупции:
• полицейские сами занимались сутенерством, торговлей  наркотиками;
• в ходе расследований полицейские  нередко присваивали себе значительную часть наркотика, обнаруженного у преступников, которую сбывали с выгодой  через осведомителей;
• при расследовании кражи со взломом действовали по простой, но весьма доходной методе:
1. Взломщик «брал» дорогие вещи с ведома полиции;
2. Осведомитель сам участвовал в краже и выступал  как посредник.
3. Полиция со своей стороны входила в контакт с потерпевшим.
4. Тот выплачивал в полицейскую кассу требуемую сумму,
5. Деньги (10%) выдавались осведомителю.
Таким образом, эта организованная крипо преступность давала хорошую статистику: в Гамбурге власти кичились «высокой раскрываемостью» (почти 68%) в этой области;

В подобной ситуации отдельные полицейские просто-напросто «изобретали» себе осведомителей, дабы получать  для них деньги за информацию и спокойно класть их в собственный карман. А если уж дело попадет в суд, запросы о личности мнимого осведомителя «отклоняются  в целях защиты личности информатора и в интересах успешной борьбы с преступностью» при активной  помощи полицейского руководства.
Эти, напоминающие приемы мафии, методы коррупции,  протекции, уклонения от наказаний, подстрекательства  преступных деяний, шантажа, мошенничества, растрат,  торговли наркотиками, сутенерства и лжесвидетельства  стерли постепенно грани между уголовной полицией  и уголовными элементами, приведя, в конце концов,  к государственному соучастию в организованной преступности.
Так, стоило главным свидетелям «SОКО 80» (комиссия по расследованию) подписать  протокол с показаниями, как их начали посещать незваные визитеры. Например, у Петера Л. взломали, обокрали и подожгли дом. Неизвестный взломщик порубил  топором весь дом торговца Хеннинга Ф., сообщившего «SОКО 80» информацию о связях полиции с преступниками.

И появились мертвые свидетели:
Истер Клингебиль, 34-летний полицейский осведомитель,  29 февраля дал перед двумя прокурорами показания  против коррумпированных полицейских. После этого  был избит у дверей своего дома неизвестными. Позднее  в него стреляли. 31 марта 1980 г. он упал с перрона перед самым поездом на станции гамбургского метро Боргвег. Хотя Клингебиль получил лишь легкие повреждения,  он скончался. В протоколе вскрытия (так, впрочем,  и не обнародованном) говорилось, что ранения -  ссадины на коже и гематомы - «смерть не объясняют».  За несколько дней до этого происшествия Петеру Клингебилю сделали довольно недвусмысленное предупреждение: к его дому был прислан катафалк, чтобы «забрать труп».
56-летний судовой механик Кристиан Кристиансен в течение ряда лет служил в полиции информатором по делам, связанным с организованной преступностью, особенно с торговлей наркотиками. Он также выложил все, что знал, перед «SОКО 80». 5 декабря 1981 г. нашли его труп. Причина смерти - неизвестна. Официально речь шла о самоубийстве, хотя это шло вразрез с оценкой его личности, в кругу его знакомых.
Аналогичный случай произошел с осведомителем Уве Коммандером, работавшим на отделение по борьбе с квартирными кражами. В начале 70-х годов он вместе с Клингебилем составил картотеку имен продажных полицейских,  которая позже, после полицейской выемки, бесследно исчезла. Отдельные ее части всплыли лишь в конце 1980 года в одном из гамбургских полицейских участков. Среди прочих отсутствовала и карточка Цюльсдорфа. 17 декабря Коммандер был найден мертвым  в своей квартире. Причина смерти - неизвестна.
Четвертый покойник - хозяин одного из кабачков в Санкт-Паули Хельмут Олерих, по совместительству полицейский  осведомитель. 24 января 1982 г. Труп Олериха был найден в руинах сгоревшей автомастерской в Хельмсторфе близ Гамбурга, Причина смерти: отравление выхлопными газами.  Правда, акт вскрытия зафиксировал также и свежие  ранения, «которые могли быть причинены тупым твердым предметом». Он подтвердил подозрение о том, будто начальник отдела уголовной полиции Цюльсдорф был в доверительных отношениях с Вильфридом Шульцем. В ноябре 1982 года в ходе обыска у Вильфрида Шульца (также арестованного, а позже и попавшего в число обвиняемых) уголовная полиция нашла копию секретных  примечаний прокурора Рольфа Л. к делу о контактах  между Шульцем и начальником отдела уголовной  полиции Цюльсдорфом. Шариковой ручкой там были  дописаны слова «предположительно Олерих». Появилось  подозрение, что приписку сделал Цюльсдорф: несомненным  признаком его почерка был кружок над буквой « 1».
Шульц из этой приписки узнал, кто «предположительно»  был информатором, проболтавшимся о его добрых  отношениях с полицией. Однако как же эти прокурорские  примечания попали к Цюльсдорфу, а в конце концов и к Шульцу? Насколько установлено, прокурор  Рольф Л. отдал свои бумаги, начальнику, главному прокурору. Тот направил их тогдашнему начальнику управления  полиции Реддингу, который, в свою очередь, передал их прямехонько самому подозреваемому Цюльсдорфу. «Странный поступок», - как вынужден был признать позже теневой кабинет.
Пятый покойник - главный комиссар уголовной полиции  Дитмар Белинг из крипо в Штаде. Он умер 37 лет от роду в 1980 году от инфаркта. Несколько лет он тщетно пытался раскрыть уголовную практику гамбургской  полиции. Именно в связи с этим рассматривают коллеги его раннюю смерть.
В 1981 году, после десятилетней изматывающей нервы  борьбы за выявление преступников в собственных рядах,  заработал инфаркт и прежний исполняющий обязанности  начальника Давидского участка, а позже главный  комиссар Адольф Рефельдт. Рефельдт выжил.
В отношении пятерых других чиновников, которые так же как и Рефельдт пытались вскрыть связи полиции  с преступным миром, результаты расследований «SОКО 80» обернулись возбуждением уголовных и дисциплинарных  дел, перемещениями и задержкой в повышении  по службе.

Не минула чаша сия и мужественного оберкомиссара уголовной полиции Петера Рейхарда, давно уже вплотную  подобравшегося к этому болоту: прокуратура возбудила  против него в Гамбургском земельном суде дело по обвинению в «запретном подслушивании» согласно § 201 Уголовного кодекса. Кроме того, против него было начато  расследование по подозрению в оскорблении в совокупности  с диффамацией и клеветой, вымогательстве и разглашении личной тайны.
В феврале 1981 года Рейхард сказался больным. То, что не удалось по службе, он совершил, обратившись к общественности: в обстоятельной серии очерков в журнале « Штерн» он раскрыл методы работы преступной гамбургской полиции. Как и следовало ожидать, поощрения  он за это не получил, а, напротив, был отстранен от должности, и более того - прокуратура возбудила против него дело по обвинению в «разглашении служебной  тайны». А тут еще и угроза. Осведомитель Потер Ф. предостерег его от дальнейших действий, предупредив, что иначе он пополнит список покойников. Рейхард был окончательно выбит из колеи: «Я просто не могу больше. Я убедился, что полиция функционирует безупречно, когда дело касается мелких воришек, но нас немедленно отстраняют или даже устраняют, стоит нам заняться расследованием нелегальных контактов между полицией и преступным миром.  Какой смысл продолжать работу, когда руководящие  чиновники крипо сами покровительствуют подозреваемым, получая с них за это мзду?» И он в 39 лет подает  рапорт о досрочном уходе на пенсию.
1 июля 1984 г. Рейхард был досрочно уволен в отставку.

После двух лет расследования, весной 1982 года, Особая комиссия «SОКО 80» представила свой заключительный  отчет. Он остался под спудом: общественности стали известны лишь небольшие выдержки. Их лейтмотив:  гамбургская полиция, исключая нескольких «паршивых  овец», чиста. По словам компетентного сенатора по вопросам юстиции Евы Лайтхойзер, «прочные связи уголовной сферы с гамбургской полицией, выявленные Особой комиссией, не единожды могли бы стать отправной  точкой в расследованиях». Однако по смыслу заключительного  отчета «общего сращивания» между ними нет. Соразмерными были и выводы. Главные виновники (и политики, и полицейские) вышли сухими из воды: сенатор  по внутренним делам Вернер Штаак, государственный  советник и руководящие чины полиции получили  другие должности; начальник отдела уголовной полиции  Цюльсдорф ушел в отставку, а начальник отделения  по борьбе с кражами со взломом Гетц Зитте и начальник  управления полиции Реддинг в январе 1983 года досрочно отправлены на пенсию.

Наиболее скомпрометированное отделение по борьбе с кражами со взломом было целиком расформировано вновь назначенным сенатором по внутренним делам Альфонсом  Павельчиком (СДПГ): сорок его сотрудников были переведены на другие должности.
«Паршивыми овцами» нижних этажей полицейской иерархии занялись в индивидуальном порядке органы расследования. Довольно осторожно, разумеется: из первоначально заведенных 374 дел осталось 352. Из них были прекращены прокуратурой 334 дела (1), в том числе  в 212 случаях «ввиду недостаточности фактических данных», в 98 - «ввиду отсутствия достаточных оснований  для предъявления публичного обвинения». Всего по 18 делам было предъявлено обвинение. В одном случае оно было отклонено судом, а 4 дела по решению суда были прекращены.
Четыре процесса к началу 1984 года все еще не были закончены. Таким образом, к этому времени были вынесены  приговоры лишь по 9 делам, но 5 из них - оправдательные.  Из четырех, приговоренных к лишению свободы,  трое были осуждены условно, с испытательным сроком.

Загадочные случаи смерти, исчезнувшие документы, коррупция, лжесвидетельство, слежка, перемещения по службе с понижением, вымогательство, шантаж, разглашение служебной тайны, подкуп, мошенничество, торговля наркотиками, сутенерство с участием чиновников полиции, укрывательство от наказания - и что же в результате?  Растянутое на долгие годы официальное расследование. Стремление всё замять и приуменьшить.  Скандал в скандале.
Когда же не оставалось больше ничего другого, как назначить официальное расследование, повыдергали из обшей пачки «отдельные случаи», и пустили эти «индивидуальные  дела» на постепенное «выветривание», пытаясь  элегантным этим трюком внушить налогоплательщику,  что речь идет о сугубо частной проблеме: ведь повсюду,  в конце концов, есть свои «паршивые овцы». Этих немногих, изобличенных якобы гамбургской полицией, наказали. В остальном же полицейский аппарат чист.
Подобно Вильфриду Шульцу, весьма неохотно откликавшемуся  на прозвище «шеф Санкт-Паули», гамбургский  сенат слышать ничего не хотел о «полицейском скандале», а потому и на запрос сотрудницы GAL Уллы Йельпке реагировал очень раздраженно: «Сенат категорически  отвергает применяемую в запросе формулировку «гамбургский полицейский скандал». Наличие сведений  о фактических или только предполагаемых неправильных  действиях отдельных служащих полиции, полученных  в результате проведенных расследований, ни в коем разе не оправдывает такого рода обобщений и оскорбительной оценки действий всей гамбургской полиции».
В соответствии с этим в политических сферах на все случившееся в гамбургской полиции был наброшен «покров  христианско-социал-демократической любви к ближнему». Об этом говорится уже в отчете Комитета по внутренним делам, напечатанном на типографском бланке парламента вольного ганзейского города Гамбурга:
«Исходя из государственных интересов, о конкретных  результатах Комитет сведений давать, разумеется, не может».

Не были нигде, соответственно, предприняты и попытки  анализа столь широкомасштабных явлений, как в Гамбурге или где-либо еще (например, в Дортмувде, Дюссельдорфе или Китцингене) в плане их связи с самой  системой работы, а именно с такими способствовавшими  росту преступности и коррупции методами современной  уголовной полиции, как, скажем, использование высококвалифицированных особых оперативных групп, добывающих информацию противоречащими Конституции  способами, внедрение в преступные круги осведомителей  и агентов-провокаторов и расширение общих превентивных  полицейских полномочий и технических возможностей,  которые и сейчас уже едва поддаются контролю.
В Гамбурге сенат, зная обо всем, не только не попытался  упразднить эту порочную практику подпольной полицейской работы, но и подстраховал ее юридически с помощью нового секретного положения об осведомителях,  которое имело целью воспрепятствовать дальнейшим «проколам». Однако эта подстраховка противоречит исходному принципу законности:
теперь  центральным пунктом работы уголовной полиции становится отнюдь не безусловное предотвращение или раскрытие преступлений, а так называемая ориентировка  в преступной среде. Это означает: любой ценой задержать  преступника, в том числе и с помощью методов, применяемых секретными службами; самому же преступлению  до поры до времени не мешать, а то даже и специально  подстрекать к его совершению, фальсифицировать  акты дознания или поставлять суду полуправду.

Из- за этих установок, действующих в системе полиции, гамбургский полицейский скандал вышел далеко за рамки чисто ганзейского коррупционного скандала. Подобные же изменения в системе работы произошли  и в других землях ФРГ, и в сфере федеральной уголовной полиции.
Ущемленными оказались права граждан, гарантии правового государства и демократические принципы.
Одна только новая партия в гамбургском парламенте - «Зеленый альтернативный список» (GAL) попыталась  пробить этот якобы оберегающий честь мундира  заслон: в начале 1983 года она внесла предложение о создании независимого парламентского следственного комитета, имеющего задачу ликвидировать структурные связи между гамбургской полицией и организованной преступностью. Однако со своими предложениями потерпела  в парламенте крах, как потерпели его ранее в своих высших инстанциях критически настроенные служащие  полиции. Оппозиция из ХДС отклонила предложение GAL, мотивируя это тем, что парламент не должен  поддаваться «поднятой GAL пропагандистской шумихе». «Враждебная полиции» GAL поступает так лишь для того, чтобы подорвать авторитет всей полиции. В остальном мотивом отклонения предложения GAL послужили  пресловутые «государственные интересы», защищать  которые, конечно же, можно только тайными способами.
СДПГ признала себя, правда, причастной к политической  ответственности за происшедшее, однако предложение  о создании следственного комитета также отклонила.  Ее представитель председатель комитета по внутренним  делам доктор Фошеру сказал: «Мы сознаем свою ответственность, мы настаиваем на политической ответственности. Это всех объединяет, и нет никакой необходимости  в расследованиях: ведь мы и так признаем свою политическую ответственность. Мы настаиваем  сверх того на деятельном раскаянии».
«Отцы» системы так и остались безнаказанными.

3. «Ворон ворону глаза не выклюет»

С начала семидесятых годов в ФРГ под девизом «новые  методы борьбы с преступностью» формируется развитие  криминалистической практики, для которой характерны  резко выраженные криминальные черты; в общей же тенденции этого развития обнаруживаются противоречащие  Конституции элементы новой тайной полиции, в первую очередь почти полное уклонение от контроля общественности.
 
В ФРГ после 1945 г во избежание опыта фашистского гестапо, которое всеохватывающе и бесконтрольно вело слежку и вершило судьбы, и возникновения новой  антидемократической концентрации власти следовало  ввести четкое разграничение между деятельностью  полиции и агентурно-разведывательной деятельностью  секретных служб, между полицейским аппаратом  и секретными службами. Такое разграничение и было закреплено законом на конституционном уровне,  в соответствии с чем, секретные службы не обладают  полицейскими (исполнительными) полномочиями;  полиция же не имеет права пользоваться агентурно-разведывательными средствами. Действия полиции  должны быть гласными, подотчетными и подконтрольными;  в своей деятельности она руководствуется принципом законности и в соответствии с ним обязана,  невзирая на лица, вести преследование за любое преступление.

Так проставлено на бумаге. Однако наблюдается  слияние обеих этих сфер. Прежде всего во все более ширящемся кругу превентивных  мер: в этой части уже с давних пор имеют место многоплановые пересечения и интенсивные совместные акции секретных служб (управления по охране Конституции, федеральной разведывательной службы, и военной контрразведки ) и полиции, как превентивно, так и репрессивно действующей  в сфере обеспечения (в качестве органа уголовного преследования) безопасности государства и борьбы с преступностью.
Внушающая тревогу предрасположенность властей к особой тайной полиции обнаружилась уже в конце 60-х и 70-х годах, когда полицейский аппарат переживал небывалую  в истории кадровую, финансовую и технологическую  реконструкцию, осуществляемую тогдашней социально-либеральной  коалицией под девизом «борьба с терроризмом».
Особенно отчетливо эти тенденции проявились в создании  большого числа специальных оперативных групп, сотрудники которых действовали, как правило, скрытно, абсолютно анонимно и вне какого бы то ни было общественного  контроля, равно как и в развитии специальной техники и тактики слежки.

Незримая разветвленная сеть различных органов «внутренней безопасности», в банках данных которой хранятся и постоянно обновляются сведения, добытые всевозможными способами, все более способствует размыванию  четких границ между полицией и секретными службами. Типичный представитель большой плеяды полицейских  стратегов и ревнителей порядка, начальник управления полиции земли Валей-Вюртемберг доктор Альфред Штюмпер, один из энергичнейших поборников полицейского проникновения во все сферы общества, считает не без гордости такое развитие весьма позитивным,  хотя и несколько узковатым по масштабам:
«Мы достигли великолепной модернизации полицейской  работы во многих отдельных областях, начиная с полицейской информационной системы и учреждения центров управления в министерстве внутренних дел до создания высокоэффективных специальных подразделений -  таких, как мобильные оперативные группы, пограничная  группа 9, специальные оперативные команды, снайперские группы, а у нас, в земле Баден-Вюртемберг, еще и оперативные группы по розыску и мобильные группы по борьбе с наркотиками. Однако этого недостаточно...»

По мере того как лозунг борьбы против терроризма, прикрываясь которым, велось все большее расширение полицейских полномочий и планов переоснащения, постепенно  устаревал, компетентные разработчики планов полицейско-административной структуры, и прежде всего бывший начальник отдела гамбургской уголовной полиции  Цюльсдорф и начальник управления полиции земли Баден-Вюртемберг Альфред Штоомпер, переключались  с усердием и рвением на новый феномен: «борьбу с организованной преступностью».
С углублением экономического кризиса организованная  преступность, т. е. незаконная форма капиталистической  экономики, оказалась единственной значительной развивающейся «отраслью». С оговоркой, однако, что никто толком не знал, что же, собственно, следует понимать  под термином «организованная преступность». В середине 70-х годов комиссия специалистов «научного общества крипо» попыталась дать первое определение:
«Понятие «организованная преступность» охватывает наказуемые деяния, совершаемые более чем двухступенчато эшелонированными объединениями или группами людей, действующих совместно на основе разделения труда, с целью приобретения материальной выгоды или влияния в общественной жизни». В дальнейшем вопрос об этом определении не раз возникал как своеобразное хобби и у компетентных юристов-одиночек, и у представителей «более чем двухступенчато эшелонированных объединений или групп». Не обошлось здесь и без Альфреда Штюмпера, который сказал: «Юная влюбленная пара не разглагольствует часами об определении «интимные отношения», а выбирает местечко поукромней  и приступает к делу».

Очередной шаг был уже подготовлен. Полиция сетовала  в один голос на «неравенство в оружии» по сравнению  с такой структурой, которая была определена ею, как «конспиративно работающие криминальные организации».  Она требовала полномочий на принятие решительных  мер и настаивала на введении новых методов розыска:
«Это вынуждает нас работать тайно, скрытно, анонимно либо под псевдонимом, лишь бы добыть доказательства,  которые традиционным полицейским инструментарием,  равно как и обычными средствами и методами  получить нельзя», - так формулирует директор криминальной полиции Вернер Питржик (Федеральное ведомство уголовной полиции) свое «вынужденное» желание « равенства в оружии» с «организованной преступностью».
Понятия «оперативный розыск» и «тайное расследование»  развились до волшебных формул, заставляющих сильнее биться сердце каждого криминалиста: не реагировать  теперь нужно, а упреждать, не выжидать, как прежде велось в полиции, покуда на стол лягут сообщения  о правонарушении, а активно вмешиваться в уголовные (и политические, разумеется) события, конспиративно  проникать в среду возможных преступников, следить, если надо - провоцировать, во всех случаях -  вербовать, при необходимости - ликвидировать.

Осведомители, мелкие шпики, секретные сотрудники, агенты-провокаторы, которых и прежде эпизодически внедряли в преступную среду, становились ценными, высокооплачиваемыми сотрудниками, обязанными отныне,  согласно новой концепции, работать инициативно и систематически. И конечно же, по всем правилам выучки  секретных служб и с использованием агентурно-разведывательных средств: наблюдение, слежка и контроль телефонных переговоров - все в высоком стиле  и крупных масштабах, с использованием оптических и акустических вспомогательных средств, фиктивных сделок, подложных документов, конспиративных квартир  и т. д. Полицейские секретные сотрудники должны рука об руку работать с интересующими полицию «криминальными  элементами», чтобы в полной мере использовать  возможности скрытного добывания информации.

Работа внутри преступной среды - козырь новейшей  уголовно-политической секретной стратегии, которая,  впрочем, не так уж и нова: она, скорее, параллельна  широко прокламируемой «работе среди граждан» (а может, и являет собой специальный вариант последней?),  снискавшей известность так называемыми «служащими сферы контактов» и юными полицейскими. Делая еще шаг вперед, главный комиссар полиции Вольфганг Кай говорит, что гражданин должен сам «в своих собственных интересах» стать «глазами и ушами» властей. Каждый гражданин - полицейский шпик? В одном из трудов полицейской академии черным по белому значится: «Полиция должна знать потенциальные  возможности гражданина и ясно представлять, что ждет от конструктивного сотрудничества с ним. Я вспоминаю  о позитивном сотрудничестве в сфере борьбы с терроризмом. Все, что практикуется в экстремальных положениях, должно стать правилом в нормальных ситуациях».
Тенденция распространения полицейских «достижений»,  применяемых ранее в «экстремальных положениях»,  на «нормальные ситуации», несомненна и наблюдается  во многих полицейских сферах. В ходе усиливающейся « борьбы с организованной преступностью» система, развившаяся и апробированная под знаком «терроризма», переживает свое дальнейшее совершенствование  и находит многостороннее применение. Она распространяется на существенно более широкие круги населения, как это следует из резюме одной, не предназначенной для широкой общественности статьи директора Федерального ведомства уголовной полиции Вернера Питржика:
«Расследование, ориентированное на личность, означает  слежку, «просвечивание», работу с лицами, являющимися  объектом наблюдения, где бы они ни находились.  Более того, речь идет не только о подозреваемых, их связях друг с другом, распределении их функций, поведении и привычках, речь идет также и о «просвечивании»  всего их (может быть, еще ни в чем не подозреваемого)  окружения и вообще лиц, имеющих к ним какое-либо  отношение».

То, о чем тут говорилось в отношении полицейских чаяний и стратегических планов, местами уже осуществлено  на практике и требует лишь правового закрепления.  Отчетливее и достовернее всего это можно уяснить путем рассмотрения внутренних, полуофициальных документов.  Они говорят сами за себя:
«Для достижения лучших результатов в борьбе со всякого рода опасностями полиции нужна большая  свобода действий». (Президент Федерального ведомства уголовной полиции Хайнрих Боге)
«Нашу тактическую концепцию, наши полицейские  средства и возможности мы должны адекватно «приспособить» к таковым же формам проявления преступности».
(Директор уголовной полиции Вернер Питржик* Федеральное ведомство уголовной полиции)
«Для обеспечения возможности вести эффективную  работу внедренные сотрудники должны быть освобождены  от обязательности полицейского вмешательства». (Франкфуртский оберпрокурор Адельхайд Вернер)
«Главное не в том, чтобы первым делом раскрыть отдельное преступление, выследить преступника и подвергнуть его справедливому наказанию, и даже не в том, в конце концов, чтобы предотвратить конкретное  преступление...» (Начальник управления полиции земли Баден-Вюртемберг доктор Альфред Штюмпер)
«Мы должны как можно шире переносить свои действия в потенциально криминогенное «предполье»,  пусть пока еще не имеющее уголовно-правового  значения, но крайне интересное для уголовной полиции». (Директор уголовной полиции Вернер Питрукик, ВКА)
«Для этого и разработаны эффективно действующие  полицейские стратегии создания подозрений...» (Президент Федерального ведомства уголовной полиции Хайнрих Боге)
«Наша традиционная система получения информации,  а именно сбор и обработка множества случайно  добытых сведений, дополнена новой компонентой:  активное добывание информации». (Гамбургский старший советник уголовной полиции Вольфганг Зилаф)
«Розыскная работа против организованной преступности  должна быть сокрыта от нескромных взоров  изнутри и снаружи. Это требует нового мышления  уголовной полиции». (Старший советник уголовной полиции Вольфганг Зилаф).

«Дела давно прошедших лет,
Преданья старины глубокой…».
?