Бес фотомодель

               
    Бесенок Эрик уже второй час кружил над городом, пытаясь найти в хаосе сходящихся и расходящихся улиц хотя бы один бесплатный туалет.
     - Бизнес есть бизнес, - размышлял Эрик, прислушиваясь к бурчанию в животе, - и деньги, как говориться – не пахнут, но что делать бесу, если у него с рождения не было и гроша…
    Наконец-то на самой окраине он углядел полуразрушенное строение, принадлежавшее уже не себе самому, а новейшей истории. На памятнике архитектуры кто-то нетрезвой рукой вывел пугающее своей откровенностью слово – «Сортир».
    От времени и политических катаклизмов три первые буквы стерлись, а оставшиеся недвусмысленно намекали на то, что здесь можно пострелять.
    Эрик проник внутрь, и увидел прогнивший дощатый пол с крохотной дырочкой посередине. Вокруг дырочки роились мухи, и лежало то, что тоже с удовольствием бы роилось, но за неимением крыльев лежало тихо, заменяя полет запахом.
     - А ведь и правда – тир, - подумал бесенок, - чтобы попасть в такое отверстие нужно быть снайпером.
    …и прицелился.
    Первый снаряд ушел влево. Эрик сделал поправку на ветер и снова промахнулся. Разозлившись не на шутку, прислужник ада сконцентрировал свое внимание на лежавшей внизу ямы бумажке, но тут его внимание привлекла надпись, выцарапанная гвоздем на штукатурке. Надпись представляла собой образец молодежной лирики с оттенком блатного трагизма.
                По ходу сонным млея телом,
                Ты открываешь, типа, звезды.
                А в них, стократно отражаясь –
                Сидит, в натуре, - жук навозник.
    И пять восклицательных знаков.
     - Возможно ли, что автору изменила любимая? - задал вопрос коварному отверстию сентиментальный Эрик. – И соответствует ли стихотворение месту? А может, именно в этом месте она, юная изменщица, целовалась с другим?
    Из дырки подуло сквозняком, но отверстие, перевидавшее на своем веку всякое, молчало.
     - А ну вас к черту, - расстроился бесенок, не получив ответа ни на один вопрос, и тут же спохватился. – Прости, папа.
                ***
    Фотомодель Злата, выдавливая перед зеркалом очередной, выскочивший от недоедания прыщ, думала о двух вещах одновременно, отчего кости ее черепа, непривыкшие к подобной нагрузке скрипели, как… кабестан (кабестан – это то, что скрипит). Над зеркалом висела картина, изображавшая большой лиловый шар, под которым, во избежание недоразумений, вилась надпись – «Ежик. Без головы и ножек», хотя недоразумения все же возникали. Одни считали, что Ежик – это фамилия художника и искренне сочувствовали бедняге, а другие – что надпись относится к шару. Споры, возникающие при этом, превращали квартиру фотомодели в место, где безраздельно царствует интеллект.
     - Если я похудею еще на два килограмма, - ехала по извилине мозга мысль Златы, - то меня могут напечатать в мужском журнале «Дистромэн», который выписывают дистрофики.
     - А если начну жрать, как свинья – то у меня вырастет задница и грудинка. И может быть, я наконец-то выйду замуж… - неслась по параллельной колее вторая дума. – Мужчины любят…
    Что любят мужчины, Злата додумать не успела. Белорусский партизан, засевший в ее мозжечке, нажал на черную кнопку, и здравая мысль с грохотом полетела под откос.
     - Похудею на два килограмма, - решила фотомодель.
                ***
    Привлеченный шумом разбившейся мысли, бесенок Эрик подлетел к открытому окну Златы.
     - Похудеешь? - ухмыльнулся он в козлиную бородку и, превратившись в злонамеренную пчелу Жу-жу, укусил фотомодель за попу. Та немедленно распухла и приняла угрожающие размеры.
    Потом за грудь… Злата стала похожа на фигуру женского плодородия, которые часто находят на стоянках первобытного человека.
     - Ииии…- заплакала преобразившаяся девушка.
     - Вах! – закричал ее продюсер и нефтяной магнат Возген Осипян, спрыгивая с подоконника и сверкая бриллиантом в ухе, - такой женщин, как ты – роза моего цветка. Женись на мне, как брата прошу…
     - Уууу…- завыл бесенок, которому по роду своей деятельности полагалось не помогать, а вредить людям, - опять мне попадет…
     - Липоксация, - лихорадочно думала Злата, отталкивая от себя Возгена. – Липоксация, пластика и опять липоксация. И ничего, кроме воды и капусты.
     - Браво, - зааплодировали белорусский партизан и Эрик, а Возген Осипян отправился на Ямайку запивать свое горе ромом.
    Ямайка - это далеко?