Тайна писем веры хоружей

                ЗАГАДОЧНЫЙ ПОСТУПОК
                глава третья
 
   Официальная биография Хоружей, да, пожалуй, и то, что о ней написано, рассказывает главным образом о ней как героине Великой Отечественной войны. О годах ее юности и становления как личности - в лучшем случае мимоходом, двумя-тремя строками.
   Когда задумываешься, почему так происходит, и нет ли здесь случайности, а, может, закономерности, склоняешься все-таки к мысли о закономерности. Биографии таких людей, как Хоружая, то вознесенных советской властью, то репрессированных, то вновь поднятых на пьедестал, столько раз переписывалась (в соответствии с текущим моментом), что трудно с полной уверенностью сказать, где правда, а где - ложь или просто предположение.
   Во всяком случае, нельзя с полной уверенностью утверждать, что то или иное событие происходило именно в таком-то году и таком-то месяце. Вот, к примеру, характеристика Хоружей обсуждается на бюро ЦК комсомола Белоруссии в феврале 1924 года, и это подтверждено архивным документом. А в некоторых источниках написано, что в январе 1924 года был создан Коммунистический Союз Молодежи Западной Белоруссии, и его секретарем была избрана Вера Хоружая. Так какое событие происходило вначале, а какое - потом?
   И когда конкретно она отправилась в Западную Белоруссию, находившуюся тогда в составе Польши? Вопрос не праздный, поскольку в сентябре 1925 года Хоружая была арестована и семь лет провела в тюрьме, пока в 1932 году советское и польское правительства не договорились об обмене политзаключенными.
   Случайным ли был арест Хоружей именно в 1925 году? Нет,- в этом году Польское правительство окончательно покончило с "коммунистическими бандитами", действовавшими на территории Западной Белоруссии. Действовать они начали еще в двадцать первом году по указанию Москвы и Коминтерна, расположившегося в ней же (он руководил и направлял все мировое коммунистическое движение).
   На наш сегодняшний взгляд, это были обычные террористы, которые нападали и уничтожали полицейские посты, богатых граждан и всех, кто не соглашался им помогать, взрывали и жгли мосты, дороги, общественные здания, хотя "официально" они назывались партизанскими отрядами. Отчитывались они, разумеется, только высокопоставленной партийной верхушке.
  Размах их террора принял такой масштаб, что бороться с ними пришлось польской армии. И в 1925 году партизанский террор сменился террором польского государства:только в одном уезде было арестовано почти полторы тысячи партизан, подпольщиков и тех, кто им помогал. Вести подпольную работу стало просто невозможно.
  В сущности, Хоружая еще ничего не успела толком сделать, а оказалась в тюрьме с тюремным сроком в восемь лет (в связи с обменом просидела на год меньше). И всего-то ей было на момент ареста двадцать два года. Хотя в ту пору молодые люди такого возраста считались вполне зрелыми людьми.
   Был ли в курсе ее деятельности Вольный? Даже если подробностей не знал (говорить о них подпольщикам запрещалось), то не мог не догадываться. Тем более, что в подполье ушла не только Хоружая. На подпольную работу в Западную Белоруссию был направлен и Николай Орехво, который с осени 1923 до зимы 1924 года по направлению Москвы работал секретарем ЦК комсомола Белоруссии. Сам он был родом из-под Ошмян, которые после окончания гражданской войны отошли Польше.
   Но еще в первую мировую войну семья беженцев Орехво поселилась в Новгородской области России. Здесь Николай стал комсомольцем и членом партии, отсюда ушел воевать с белогвардейцами Юденича.
   С Ажгиреем они подружились, Орехво даже захаживал к нему в гости, считая, что у него есть чему поучиться. А на вопрос "чему?", отвечал:" знанию местной проблематики".
   Вполне возможно, что именно Орехво порекомендовал Хоружую для работы в Западной Белоруссии, правда, сам он приехал туда уже после ее ареста, в 1926 году, ибо проходил для работы в более сложных условиях более основательную подготовку. К тому же, он был в числе руководителей Коммунистической партии Западной Белоруссии.
   Судьба все больше разводила друзей в разные стороны. Но так называемая героическая тематика на долгие годы становится в творчестве Вольного определяющей. В 1928 году он напишет весьма слабую повесть "Два" о партизанском командире Мухе, действовавшем на территории Западной Белоруссии. Сегодня  ее отнесли бы к детективному жанру.
   Вольный сразу заявляет, что она основана и на легендах, которые окружали это имя. То Муха берет в плен польского офицера и, переодевшись в его одежду, проникает в польский штаб, то, взяв польского офицера в плен, высекает его розгами и с позором отпускает, то, получив ранение, спасается в крестьянской одежде от преследования врагов, а когда те врываются в его временное жилище, видят большую соломенную куклу и с запиской с приветом от Мухи.
   Прообразом  Мухи явно был партизанский командир Кирилл Орловский, который потом будет воевать в Испании, а в годы Великой Отечественной войны снова станет партизанским командиром, будет тяжело ранен, и, лишившись кистей обеих рук, предпочтет инвалидности должность председателя колхоза "Рассвет", ставшего знаменитым на весь Советский Союз.
   "Польская" тема всегда была для Вольного близкой, Очевидно, он даже воевал на этом фронте, судя по очерку "18", явно написанном очевидцем. Он включил его в сборник к пятилетию комсомола Белоруссии, который они подготовили втроем - он, Соня Фрай и Хоружая. "А Варшаву взять ох как хотелось!"- вспоминал Вольный.
   Восемнадцать красноармейцев - комсомольцев  едут на фронт, и один из них, Ванька Мурый, говорит товарищам:"Или приеду назад из Варшавы или совсем не приеду!". Ванька не приехал... Он погиб, а "его тело штыками легионеров было разорвано в клочья... Озверев, мы с воем кинулись к тому месту, отбили куски тела Ваньки... Уцелевшая часть из команды наших разведчиков долго отступала с этими кусками тела". 
   Сидя в тюрьме, Хоружая, безусловно, вспоминала, как они работали вместе над этим сборником, как порою их сближала не только совместная работа, но и взаимная симпатия, что было вполне обычным в ту пору, когда в ходу была теория так званой свободной любви. И будь она на воле, вряд ли эти воспоминания так уж занимали бы ее время и сердце. Но из тюрьмы все видится и представляется по-другому. Короткая близость кажется длительной и уже обязывающей, и хочется называть его не по фамилии, как водится в комсомольско-партийной среде, а по имени. И как можно теплее, по-домашнему.
   Как-то она получила письмо от журналиста Семена Каплана, который и соберет ее письма из тюрьмы и издаст потом в виде книги, удостоившейся похвалы Крупской, а в нем фото  друзей-товарищей. "С какой радостью я смотрела в родные знакомые лица. Был там и Т. Несколько дней тому назад читала его рассказ, и там увидела такую строчку:"Хорошая девушка! Какой же подарок ей принести? Вот если бы кусок неба сорвать ей на платок голубой!... Помнишь ведь, пожалуй, самая лучшая эпоха нашей жизни была овеяна этим голубым куском неба! Помнишь, как тогда все светлое и лучшее, вплоть до самого "скорей", у нас называлось голубым А я часто говорю:"голубое "скорей"!
   Время идет. Она пишет С(Семену Каплану):"Опять спрашиваю о Т... Где он, как он и что с ним?... Ох, как я хочу найти его!".
   Лишь в марте1929 года она получает какое-то известие о нем от подруги Г. И отныне Т. уже становится только В. "15 марта 1929 года. Твое сообщение о В. и огорчило, и поразило, и возмутило до глубины души. О, черт побери! У меня слов нет, мне тяжело, мне невыносимо больно, больно. Ведь это... преступление и позор... Теперь я понимаю, почему он молчит, почему молчат о нем все ребята, кого я только не спрашивала, что с ним... Нет, нехорошо(о, только ли нехорошо?) узнавать о друзьях, дорогих и близких, после многих лет разлуки то, что я узнала о В... А В. ведь один из самых дорогих и близких...".

                Продолжение следует.