Про Манарагу

  Ходила и я в поход по Приполярному Уралу. Какой уважающий себя горняк (студент Свердловского горного института) туда не хаживал? Чего стоило, так, мимоходом, небрежно в разговор вставить: когда на Манарагу… Кто не был, не поймет. Это сейчас приблизительно как крутую тачку иметь. Мимоходом так оборонишь: когда я на своей «Ниссане»… Кстати, кто в свое время на Манарагу ходил, на крутых тачках и ездят. Кровь - великое дело!
   
  Реки Косью, Вангыр, избы Мезенцева, Алейникова, вершины Народа, Колокольная, Манарага, крутой перевал «Турсунбайские ворота», речушки, привалы, дневки, ночевки… И люди! Какие люди нас в поход водили! Пудовкин, Куликов, Лаишевцев, Озеров, Пульхеровский, Клюшников, Преловский. Кого еще не хватает? Должно быть восемь. Иванов! То ли звали его Вовка, кличка Коля, то ли звали Коля, а кличка Вова. Он не очень вписывался в наш коллектив. Лет теперь ему тоже шестьдесят. Подозреваю кем-то стал. Может, членом правительства. Не узнаю его, если даже по телевизору увижу.
   
  Поход был серьезный, нехилой категории трудности, а мы дикарями. Но шли сильно, опережая спортивные группы. Из Воронежа, Казани, Москвы, Харькова. Кроме харьковчан – сугубо мужские. Харьков не в счет, они с маршрута сошли на первом переходе. Обратно на станцию Косью вернулись. А нас две тетки. Я в жизни-то страшненькая, там уж совсем не на что смотреть. А Вася, в миру Татьяна Вашкевич, красавица! Поискать таких. У встречных мужиков от чудного видения среди Северных гор глаза на лоб лезли. Полезут тут! Вылитая фотомодель на широких лыжах, в бахилах, в штормовке, с рюкзаком чуть не больше себя. А улыбка солнце скупое приполярное затмевает. Ау, Москва, Воронеж, вы нас помните?
 
   На обратной дороге я вышла в Перми. Выдали мне из общака три рубля.От Перми мне ближе добираться до дома было, чем из Сведловска, до куда еще и доехать надо. В Перми я первый  раз. Да и последний. Больше меня туда не заносило, может и занесет когда, какие наши годы. Поехала на аэропорт, заплатив за маршрутку, как сейчас помню, пятнадцать копеек. Приехала, а там самолет до Янаула обьявляют, и места свободные есть. Билет по студику-три рубля. А у меня в кармане два восемьдесят пять. Уже посадку объявили, стою в отчаянии. Что делать? Перешагнув через моральные устои, попросила пятнадцать копеек у интеллигентного вида мужщины. Он полупрезрительно протянул ладонь с горсткой монет, я выхватила спасительные пятнадцать копеек, ничего, не умерла от стыда, до сих пор живу. Кем я в  глазах своего благодетеля выглядела, не знаю, времена были другие, понятия о допустимом и недопустимом тоже, но людь опустившаяся по вокзалам немало шаталась. Так что чему сильно удивляться, пятнадцати копеек что ли жалко?
   
   Спасибо доброму интеллигенту и слава, я в самолете, на крыльях уносящем меня к маме. Красная пуховка на мне была. Самодельная, огромная, бесформенная, грязная. Шапка оранжевая, сама вязала. Огромные рыжевато-серые валенки. Абалаковский рюкзак, ясно, тоже грязный. Руки черные, лицо тоже не белое. Поночуй-ка в палатке с буржуйкой, посиди-ка у костра, да не умывайся толком две недели. Вдобавок запах. Чем я там, Бог знает, пахла, после лыжных переходов до седьмого пота да ночевок в одежде десятером в одной палатке.
   
   Сижу себе, не комплексую. И не выпячиваюсь. Разумеется, одна. Кто же ко мне по собственной воле ближе, чем на пушечный выстрел подойдет, если другие свободные места имеются? И тут, представляете, ловлю на себе чей-то дружелюбный взгляд. Мужской! Поулыбался и ко мне пересел. Вот он и довез меня за свой счет до мамы. Пирожками еще в вокзальном буфете накормил. Я собиралась к тете заглянуть, на автобус перехватить. Что там перехватить, так бы бедного студента обеспечили. Не повезло тете, не суждено ей было племянницу увидеть, любимую, да раскрасавицу такую.         
   
   В институт вернулась отдохнувшая, стройная до жалости. Статейку еще в настенную газету "Наследники рудознатцев" про наш поход написала. Про избушки, где хлеб, соль лежит на столе, про девочку по имени Петя. Это подруга наша, геофизиня, в миру Таня Рязанова. Я ей рассказывала, как с перевала рюкзак волокла, и как этот рюкзак раз за разом с ног меня сшибал. "Тундра,- обозвала меня Петя,- надо было впереди его толкать, так же легче!" Сама-то на Манараге не была! Завидовала, значит.