Братья наши меньшие

   Как только кончился веселый летний дождь, мы сразу же гурьбой айда на проулок босяка с гиканьем и свистом по большим и малым лужам. Надо же их глубину измерить. Ох, шуму подняли, на всю округу слыхать.
   Может, на шум этот, а может, еще почему, но и дед Митрич, наш старинный дружище, тоже вышел. Стоит, толи радугой любуется, толи зеленью свежей или нашей резвостью, кто ж его знает. А спросить, то некогда, потому как делом больно важным мы, ребятня сельская, заняты. Оно и понятно, Митрич, чай, уже не побежит по лужам теплым, а нам в самый раз. Ан нет, глядим, разувается и прямиком в самую, что ненаесть, большую лужу шасть. Конечно же, не бегом…. Но все равно чудно это, такой дедушка старенький, а по лужам. Молодец!
   А баба Катя, жена его, значит, не зевает. Прямо, как маленького, давай его отчитывать.
   - Тю, - говорит, - старый, сбрендил. Залез в лужу, что малец, блаженствует. Что люди скажут? Так, то и скажут, что из ума выжил старый. Так именно и скажут. А ну, ходи до хаты. У тебя же ревматизм, горе ты мое луковое.
   А он ей улыбается и говорит:
   - Катечка, так благодать то, какая. Ходи сюды.
   Плюнула баба Катя в сердцах. Еще как-то, для порядка, его обозвала. А лицо то у нее доброе. Сразу видно, что бранится то, бранится, но совсем не сердится. Может даже и наоборот, смешно ей это. Только вида не подает.
   Да и Митрич не больно то ее испужался. Не в угол же она его поставит.
   Мы, смотря на это диво, и о беготне забыли. Стоим, рты разинули, во все глаза смотрим, во все уши слушаем. Чтой-то будет?

   Но ничего интересного не дождались. Баб Катя домой ушла. А Митрич, вздохнув тяжело, из лужи вышел. Говорит нам:
   - Эх ма, права моя милая, сдурел я, видать. Ведь понимаю, кончилось мое времечко детское. А, вишь, учудил. Но вы то меня понимаете, говроши? А? Благодать то, какая…. Ах, жаль, ушло время, пролетели годочки.
   Нам показалось, что он даже засмущался малость. Только непонятно, чего? Толи порыва своего душевного, толи еще чего. Подобрал веточку ивовую и какие-то квадратики и кружочки стал на песке рисовать. Мы, чтобы, значит, приободрить заединщика нашего, ближе к нему подошли. Обступили, гадаем, что он там прутом на песке вырисовывает. А Митрич, он так слегка прищурился и говорит:
   - Давайте уж лучше я вам сказку расскажу про волшебное слово.
   Ну, смех, да и только. Мы что маленькие? Я уже два раза эту сказку читала.
   Но, вот какая штука, папа мой говорит, что умного человека да слова его добрые можно, даже нужно, завсегда послушать, может, ума прибавится. А мой папа знает, что говорит, он у меня…. Ну, да ладно, про папу в следующий раз.
   Стоим, значит, сказку про волшебное слово слушаем. Да… Митрич умеет рассказывать, заслушаешься. Вот, вроде б то, и сказка простенькая, а как интересно. Стою, слушаю. То, и, вроде б то, ни то, что я читала. Классная сказка!!! И представила вместо того доброго волшебника Митрича нашего. А что? Поди, волшебники, они тоже люди.
   Рассказал он, значит, сказку. А мы не уходим. Чего спешить? Может, еще, что интересного, услышим. А Митрич, тот, вот так, руками всплеснул.
   - О, Господи! – кричит и опять к луже….
   Тут мы уж не удержались, дружно прыснули смехом. Недомерил, видать, лужу то Митрич.
   Нет, смеялись мы напрасно, в лужу он больше не полез. Только пальцем своим огромным, тихо водичку зачерпнул, чтой-то там вытащил, на другую ладошку нежно так опустил и к нам.
   - Гляньте, пострелы мои ясноглазые. Прелесть то, какая.
   И ладошку нам показывает. 
   Никакой прелести. Эко диво, пчела обыкновенная. Олька, как закричит:
   - Ой, щас, как укусит больно!
   Тут уж очередь смеяться Митрича подошла.
   - Так что ты думаешь, - сквозь смех говорит он, - пчела эта, такая дурная, чтобы, значит, своего спасителя, вот так просто, не за что не про что, ужалить может. Нет, братцы, эта тварь смышленая. Вот, глядите, ползет по руке, с крылышками слипшимися, и говорит мне: «Спасибо, дескать, за спасение». Неужто не слышите? Нет, быть того не может. Души то у вас чистые, должны тварь божью бессловесную слышать. Вот, вот, смотрите, как потирает руки свои, лапки, одну об другую. А…. Голову свою лапками, глядите, как охватывает, проверяет на месте ли. Слышите, говорит: «Ох, головушка моя бедовая, чуть не пропала зазря»? Вот, смотрите, опять благодарит. Мы же, люди, с этими тварями божьими - братья. Смотрите, уже улыбается. Я же говорю, братец наш меньшой.

   Мы, как зачарованные, смотрим на эту милую букашку.
   - Лети к деткам своим, - тихо, одними губами, говорю.
   Говорю я и…. Не поверите, но пчела мне подмигнула. Ну, правда, правда, сама видела. Слышу, говорит: «Спасибо». И порх с ладошки и полетела, полетела….
   Правда выходит, братья они наши меньшие, только мы не всегда об этом помним. А может, Митрич и правда добрый волшебник? Вот капельку подросту и тоже буду таким же волшебником. Ну, правда, правда, не смейтесь. Разве плохо, если каждый человек будет добрым волшебником? Вот жизнь тогда будет! Не жизнь, а сказка.