Промоина

                «Земную жизнь, пройдя до середины…»
                Алигьери Данте


         18 декабря 1982 года, в северный, заваленный снегом посёлок, затерявшийся среди горных хребтов Срединной Камчатки, на старом, дребезжащем «кукурузнике» прилетела немолодая женщина. Никто её не встречал. Стремительно темнело. Попутчики растворились в звенящей изморози сумерек. Стужа, (-)38 по Цельсию, одиночество, ощущение полной ирреальности происходящего...
         Ноги она обморозила еще в самолете, где не было отопления, а жестяные сиденья боковых скамеек в салоне казались ледяными. Пассажиры  – сплошь в валенках, шубах и меховых шапках и лишь она - в пальтишке на ватине и в сапожках из искусственной кожи. Сапоги лопнули через полчаса лёта, ног она не чувствовала. После посадки в посёлке Мильково лётчики сжалились и дали ей свои запасные меховые унты - она влезла в них вместе со своими разорванными сапогами. Болтанка в воздухе «приятно» дополняла радость столь романтического путешествия этой легкомысленной сорокалетней женщины…
Прежде, чем попасть на борт прославленного АН-2, ей пришлось просидеть в холодном зале ожидания Халактырского аэропорта города Петропавловска-Камчатского целых три дня в ожидании лётной погоды и полной загрузки «лайнера». Погода на трассе стояла переменчивая, лётной погоды не было поочерёдно - то в Петропавловске, то на перевале, а то и в далёком посёлке, куда наша героиня так стремилась попасть.
По закону несовпадения (в миру – закон «пакости»), всякий раз, как только погода улучшалась – кончался короткий световой зимний день, и диспетчер давал отбой. Хмурые пассажиры покорно укладывались спать на жёсткие холодные скамьи в продрогшем зале ожидания. Ни буфета, ни туалета в досточтимом здании местного аэропорта малой авиации не было и в помине.
Несмотря на общее и локальное обмерзание, тошноту и прочие симптомы укачивания, героиня нашего повествования всё же умудрялась поглядывать в иллюминатор – там царило белое безмолвие. Ей вспоминались рассказы Джека Лондона. Внизу простирались горы - только острые  вершины гор, покрытые снегом и ничего больше…
Сердце стучало глухо – перемена в жизни была явственна и осязаема.
         Какие-то люди помогли женщине добраться до местной гостиницы, и пока она ожидала свободного места, дежурная принесла ей валенки, растерла ноги и напоила горячим чаем. В гостинице она прожила чуть больше недели в большой комнате, где стояли восемь кроватей и старый диван. Свободных мест не было, как не было и питьевой воды, туалета, душа и т.д., но зато там были удивительные постояльцы, очень интересные и необычные люди. Кого только не забрасывала тогда судьба в крохотный горный поселок центральной Камчатки! Водители грузовых машин, летчики, геологи, строители, партийные товарищи, какие-то проверяющие и уполномоченные, учителя, поэты, журналисты пили водку, крепкий чай и вели бесконечные разговоры о судьбах мира долгими зимними вечерами, иногда сопровождая их личными исповедями, чтением стихов и задушевным пением.
         Через 2 дня она приступила к исполнению обязанностей районного педиатра местной больницы. Из-за развившегося после сильного переохлаждения диффузного ларингита женщина-врач совсем потеряла голос, вплоть до полной афонии. Объясняться приходилось жестами и письменно. К тому времени в районе сложилась неблагополучная ситуация по инфекционным заболеваниям: гепатит «А», паракоклюш, ветряная оспа, стафилококковые инфекции, а также  чесотка и стрептодермия.
Работала наша героиня практически круглосуточно (прием больных в детской консультации, обслуживание вызовов на дому, стационар, родильное отделение, круглосуточная ясельная группа, детский сад, школа, интернат, выезды в соседнее село за 25 км, вылеты на вертолёте в табуны и оленеводческие звенья, да еще постоянные ночные вызовы в стационар к тяжелым больным). В детском отделении ЦРБ не было сестринского поста, и за маленькими пациентами присматривала нянечка, а лечебные процедуры выполняла медсестра терапевтического отделения для взрослых. Врачи дежурили на дому. Детское отделение было всегда переполнено, иногда ребятишек приходилось укладывать даже в манеж - по три малыша кряду. Район имел статус национального, в нём проживали преимущественно эвены и малочисленные коряки. Занимались они табунным оленеводством, рыболовством, охотой и лишь малая часть коренного населения имела работу в селе. Пребывание маленьких детей в оленеводческих звеньях вместе с родителями категорически запрещалось, их просто вырывали из рук матерей при посадке на любой вид транспорта, отправляющийся в "табуны" и на "рыбалки" (вертолёт, снегоход, вездеход, конный обоз, сани и т.д). За несоблюдение этого нечеловеческого приказа отвечал лично районный педиатр. Ежевечерне фельдшер СМП объезжал квартиры всех неблагополучных семей и проверял - все ли живы и есть ли в доме еда для детей? Если родители находились в полной "отключке" - детей привозили в стационар и оставляли там, пока родители не протрезвеют.
Справедливости ради стоит сказать, что алкоголизм процветал на этой благодатной земле не только среди местного коренного населения. Увы!
Всё было не так, как в её родном детском отделении Дальневосточной Центральной Бассейновой больницы г. Владивостока, где она  проработала 18 лет – не тот коллектив, не те отношения, не тот главный врач, не те дети, не те мамы и не та больница…
Да, больница была не та! И не потому, что сельская и плохо оснащенная, а совсем по иным причинам...
Нынче бы сказали – имел место быть человеческий фактор. Райком КПСС, райисполком, санэпидстанция и сфера торговли - правили бал. Особый менталитет людей Севера, национальный колорит, полная закрытость Камчатки, запрет на въезд в «зону» без пропуска, работа по договорам и вечный, иссушающий душу страх перед правящей «элитой» - принудительный конформизм и молчаливое унизительное соглашательство с удельными советскими князьями (дабы не «перекрыли кислород» и продлили срок трудового договора). Некое подобие такого добровольного рабства порождало нездоровую психологическую обстановку в коллективах – зависть, интриги, сплетни, жалобы в райком партии при любом недовольстве, бесконечные разбирательства, собрания, доносы. Приезжих принимали настороженно и подозрительно, не сразу, либо не принимали совсем. Общаться было не с кем, дружить – тем более. Реальное бытие неопровержимо разбивало на мелкие осколки фальшивое зеркало наивных представлений нашей героини о жизни на Крайнем Севере.
Никто не помог ей перебраться на квартиру и хоть как-то обустроить быт, никто не пригласил её на встречу нового, 1983 года, никто не обрадовался её приезду, хотя педиатра в больнице не было уже давно.
        Вскоре ей предоставили однокомнатную квартиру на 1-ом этаже 12-квартирного дома, где из удобств было только термальное отопление. Питьевая вода и туалет отсутствовали…
Вечером 31-го декабря, после работы, в 36-градусный мороз погрузила она свои вещички на маленькие детские санки, которые ей любезно одолжила соседка по будущей квартире, попрощалась с постояльцами гостиницы и двинулась в путь в полной темноте. Дорога была накатанной и скользкой, ледяной ветер сдувал с санок её  нехитрую поклажу, незакрепленную веревкой из-за полного отсутствия таковой. Женщине с трудом удавалось водворить на место свои пожитки. Вдруг, сквозь метельную круговерть, впереди - она заметила проблески воды и услышала шум быстротекущей незамерзающей горной реки, протекающей через центр села. Она уже ступила на ветхий настил моста и сделала несколько осторожных шагов, стараясь удержать свои пожитки, как неожиданно сзади её осветили яркие фары огромного КАМАЗа, подававшего требовательные и недвусмысленные сигналы, призывающие освободить проезжую часть дороги. Женщина  предприняла суетливую попытку форсировать свое странное ночное передвижение по мосту и... не заметила промоины, то бишь, попросту - дыры в деревянном настиле...
Слава Богу, всё обошлось! В речку она не свалилась и даже санки удержала на краю зияющей пропасти, но зато все её сумки и мешочки веером рассыпались по блестящей ледяной поверхности моста. Суетливые, неловкие, отчаянные попытки собрать и уложить на место разбросанные вещи не приносили результата – сумки никак не хотели удерживаться на саночках и рассыпались вновь…
Сзади и сверху её хаотические спасательные движения безжалостно освещались мощными фарами (как у Мюллера под колпаком), а резкий, несмолкающий рёв клаксона беспощадно вводил нашу героиню в состояние полной безысходности. Ей вдруг стало, отчаянно жаль себя – появилось непреодолимое острое желание нырнуть в чёрную дыру настила под мост, чтобы сомкнулись над головою студёные воды, но... Господь (в который раз!) удержал от смертного греха, напомнив о цели и смысле её приезда в этот суровый край.
И это были еще «цветочки»…
        Квартира, в которой предстояло жить нашей героине, была плохо приспособлена для жилья в условиях долгой северной зимы. Окна, из-за отсутствия шпингалет, по-видимому, не закрывались с лета и, потому в углах комнаты намело целые сугробы снега, а по всему периметру в стены были вбиты огромные гвозди, на которых покоились доски из горбыля, служившие мебелью прежней хозяйке, матери-одиночке, уехавшей на материк полгода назад. В полу на кухне был вырезан кусок доски (видимо предпринималась попытка оборудовать подполье) и, когда женщина наступала на один конец доски – другой конец подскакивал вверх и больно бил по лбу и коленям (обретение опыта наступления на те же грабли).
За 3 часа она вынесла из квартиры 18(!) картонных ящиков мусора (ящики предварительно выпросила в магазине сельского рыбкоопа). Прикрепив к гвоздям на стене газетный лист, чтобы не пачкать известью верхнюю одежду (в которой ей предстояло ночевать у стены) и, сложив стопкой на полу свое бельишко, она устроила себе сидячее спальное место. Потом сварила в стеклянной банке с помощью маленького кипятильника гороховый суп из концентратов, воткнула оголённые провода от старенького динамика в радиорозетку и приготовилась встречать Новый Год.
Шампанское было предусмотрительно захвачено с собой еще во Владивостоке на тот случай, если коллеги пригласят её на встречу 1983 года. Увы и ах! Сидя на полу (из-за отсутствия стула) в верхней зимней одежде и валенках, прислонившись к стене и согревая руки, быстро остывающей банкой с гороховым супом, она тщетно пыталась открыть бутылку шампанского, но так и не смогла этого сделать. Часы пробили полночь по Камчатскому времени, а через два часа - по Владивостокскому, наступил новый год на планете и новый этап в её непростой  жизни.
        Быт был организован весьма примитивно. Три главные проблемы занимали её досуг – вода, баня, туалет. Из-за того, что женщина допоздна задерживалась на работе (приходилось оформлять истории болезни глухой ночью, когда в ординаторской кроме неё уже никого не было), она не успевала купить себе продукты и даже набрать ведро воды из водовозки, которая приезжала 3 раза в неделю по вечерам. Приходилось в темноте набирать воду из речки. Распластавшись на краю ледяной кромки, свесившись вниз до уровня воды (высота снежного покрова достигала почти одного метра) и, опустив ведро против течения, она старалась зачерпнуть в него как можно больше драгоценной влаги. Мощный напор бурлящего потока  выбивал воду из ведра и грозил унести с собою не только соседское ведро, но и героиню нашего повествования.
Помыться удавалось редко – женские дни в поселковой бане были два раза в неделю и только до 8-ми часов вечера. В бане она испытывала стыд, неловкость, дискомфорт из-за того, что приходилось мыться рядом с ребятишками обоих полов, которых она лечила (матери брали детей с собой и лечили их от простуды по своему – парилкой). Получался некий мезальянс – доктор и пациенты принимают водные процедуры вместе и неглиже, и потом, она давно уже отвыкла обнажаться принародно. Но, даже такие стрессовые помывки редко обходились без вызова в больницу - гораздо чаще в бане раздавался телефонный звонок («продвинутое» село даже в ту пору было телефонизировано на 100 процентов), и дежурная зычным голосом вещала сквозь паровую завесу: «Доктор - на выход!». Приходилось сворачиваться, не помывшись и выскакивать на мороз, где её уже ждала машина скорой помощи.
Аналогичные ситуации возникали во время просмотра фильмов в районном доме культуры. С туалетом дело обстояло еще сложнее. Вокруг дома не было ни одного общественного туалета – приходилось пользоваться ведром, и это было бы совсем пустячным делом, если бы было ещё и место, куда можно было бы выносить содержимое. Опять же поздней ночью, тайком, вынуждена была она пробираться к какому-нибудь дальнему забору, чтобы вылить помои и при этом не нарваться на хозяев, либо просто знакомых. Можно долго рассказывать о бытовых тяготах тех далёких лет, но нам, пожалуй, пора сменить тему, ибо быт никогда не был краеугольным камнем жизни нашей героини.
          Когда прошла тягостная неопределенность и суета первых дней пребывания на Камчатке и появилась возможность оглядеться вокруг – она поняла, в какой благословенный край занесло её волею судеб. В свободное от работы время бродила она по поселку и по его окрестностям, любуясь синью неба и гор, клубящимся паром над незамерзающей рекой,  сказочной вязью прибрежных деревьев, укутанных в тонкое вологодское кружево изморози, странными закатами безумной красоты; почти мистическими, тихими снегопадами, белыми, звенящими от мороза ночами в полнолуние с россыпью промытых звезд над головой, густым туманом над бассейном с термальной  водой в самом центре села и, главное, девственной белизной снега на всем окружающем пространстве. Сердце её освобождалось от боли, душа очищалась и подвигалась к Богу. Именно в этом краю Промыслом Божьим ей было суждено прожить 25 лучших лет своей  жизни!

13.08.2012