В окрестностях Луны

 - Далеко-далеко, в окрестностях Луны, стоит караван-сарай, более похожий на сарай, нежели на караван…
 - Смешно…
 -  Это не я придумал, это мы когда-то с другом хотели роман сочинить, «В окрестностях луны», чтоб был , как «Пена дней» Виана, только лучше. Вот мой друг и придумал такое начало.  Но дальше этой фразы у нас не пошло.
 - А сейчас пойдёт?
 -  Пойдёт. Сейчас ведь не роман.
 - А что?
  - Пока не знаю. Ну, считай, что ты меня попросила рассказать о себе, и я рассказываю.
  - А я не просила. Но ты расскажи. Кто там живёт, в этом караван-сарае?
 - Никто там не живёт. Я буду жить, когда помру. То есть, я так думаю. Надеюсь.  А пока  там по большей части пусто. Только иногда, вот как сегодня, например, туда приходят мои гости.  Собаки приходят, и кот, и кошка, и заяц. Заяц - тамошний житель, лунный, остальные жили когда-то здесь. Кошка, впрочем, и сейчас живёт, но  тут дело тёмное.  Может, тут она тоже только гостит, а гдё живёт – неизвестно.
 - Как это неизвестно? А ты бы спросил.
 - Не, я стесняюсь. А сама она ни за что не скажет.
 - Почему?
 - Потому что она вредная. Почти как ты… Ай! Больно же!
 -  Переживешь. Давай дальше.
 - Даю. Собираются они, значит, и сидят. Тихонечко так сидят, молча. Только заяц всё время бормочет.
  - Что бормочет?
 - Стихи. Заяц только стихами разговаривает. Он помнит наизусть  все на свете стихи про Луну, а больше он не помнит почти ничего.
 -  На тебя похож… Не-не-не, только не пятки! Не надо! Не на-аааа!!!! Всё, хватит, я не  буду больше, честно! Рассказывай дальше, пожалуйста. Вот сегодня – какие заяц бормочет стихи?
 - На Луне не растёт ни одной былинки, на Луне весь народ делает корзинки – из соломы плетёт лёгкие корзинки…
 - Красиво. Это твоё?
-  Темнота! Это Мандельштам! Это всё о Луне только небылица,  - в этот вздор о Луне верить не годится…
 Ну вот, заяц бомочет тихонько,  а другие сидят молча, вспоминают, думают, ждут.
 - Ты подробнее о них расскажи. Какие собаки, какой кот, как выглядят, как зовут их.
 - Я не знаю, как они теперь выглядят. Помню, какие они были, и как их звали – прекрасно помню. Но не хочу об этом сейчас говорить.
- Ну в двух словах хотя бы.
  - В двух словах будет так: они были сначала маленькие, потом вырастали. Я их любил, и они меня любили. А потом они умирали, а я жил дальше… И всё. Сейчас они обо мне знают больше, чем я о них.
 - Откуда знают?
 - Кое-что кошка рассказывает, она тут частенько бывает. Да вот утром, помнишь? Мы шли, и за нами пробежало что-то, а ты не видела, что, но всё равно сказала: «Ой, кошка!» И воздух стал чуть прохладнее и темнее на секунду. И раньше - ты разве не чувствовала никогда, как такая быстрая тревога вдруг набегает? Такая мимолётная симпатичная жуть?  Мир такой зыбкий сразу становится, и его продувает насквозь порыв бесконечной холодной пустоты… Так – ррраз! Это всё кошка, да. Одна маленькая чёрная кошка.  Она потом  рассказывает про меня моим собакам, моему коту, зайцу. И показывает.  Сегодня они как раз собрались посмотреть. Такая сегодня ночь.
 - Какая?
 - Ты не видишь разве? Да посмотри сама, внимательно посмотри!
 - Смотрю… Ночь как ночь. Небо ясное, луна почти полная, светит.
  - Куда светит, чучело, куда???
 - Сам чучело. И дурак. Сюда светит.
 - Правильно! Прямо сюда! Это ночь, когда луна светит прямо сюда!  Они смотрят и меня прекрасно видят.
 - А меня?
 - Я не знаю… Тебя ведь, прямо скажем , нету…  То есть, сейчас со мной нету. Это я сейчас  придумал, что ты здесь, потому что  было грустно, и хотелось с кем-нибудь поговорить. Но ты не расстраивайся, где-то ты наверняка есть. Когда-нибудь, когда луна будет светить прямо туда, где  ты есть, мои гости  соберутся в караван-сарай  на тебя посмотреть. Уверен, ты им понравишься.
 - Думаешь? А откуда они узнают? А, ну да, кошка же…
 - Ну да.