Walter Dyer Gulliver the Great перевод с английско

   ГУЛЛИВЕР ВЕЛИКИЙ

 Был весенний теплый вечер, когда наша машина остановилась перед «Клубом Курильщиков» в Нью Йорке. Это был мой первый визит в этот клуб, членом которого давно был мой дядя Форд.

Мы обедали в комнате для гостей, стены которой были увешаны всеми видами курительных трубок: длинных и коротких, старых и новых со всех уголков земного шара. После обеда мы выбрали себе трубки, наполнили их табаком и закурили.

Через некоторое время  в комнату вошел  друг моего дяди Джекоб Эндерби и, увидев нас,  подошел поздороваться. Это был высокий худощавый человек, с прямыми  черными волосами, большим носом и синими глазами. Они с дядей обсуждали проблемы  современного театра, когда к нам подошел официант и позвал моего дядю к телефону.

Я забыл сказать, что он был врачом, и это был вызов к больному. Я это понял, как только увидел приближающегося к нам официанта. Конечно, меня это разочаровало и расстроило. Дядюшка увидел это и рассмеялся.

– Не унывай– сказал он.– тебе нет нужды идти со мной к пациенту. Через час я вернусь, а тем временем мистер Эндерби развлечет тебя, не так ли, Джейк?

Кивнув в знак согласия, Эндерби поднялся, чтобы наполнить свою трубку, пока мой дядя надевал пальто. Проходя мимо меня, он шепнул мне на ухо: «Поговори с ним о собаках».

Эндерби провел меня в соседнюю комнату, где мы уселись в два больших кожаных  кресла, стоявших у окна. Не успел Эндерби устроиться поудобнее, как  послышался шум, короткий радостный лай, и Наббинс, Скоч-терьер метр-дотеля, ворвался в комнату и остановился у кресла Эндерби, выказывая огромную радость.

Я нагнулся, чтобы его погладить, но он не обратил на меня ни малейшего внимания. Наконец, он успокоился и положил голову на колени к Эндерби. И тогда я вспомнил дядюшкин совет.

– Ваш друг?– спросил я. Эндерби улыбнулся. – Да,– ответил он,–мы друзья. И дело в том,  что обычно он не признает никого, кроме своего хозяина. Они все, я имею в виду собак, так ведут себя со мной.
И он потрепал Нуббинса за уши.

– Я полагаю, они Вас любят– сказал я.
– Да, это так,– ответил он.– Это трудно объяснить, хотя в моем случае, я думаю, есть для этого причина. Хотя все равно, это довольно необычно. Сейчас почти каждая собака , кажется, относится ко мне, как к своему когда-то потерянному хозяину. Но так было не всегда. Я терпеть не мог собак,  и они не любили меня.

 Да, мы изначально были врагами. Более того, я их боялся. Даже маленькая комнатная собачка, подходившая ко мне в помещении, полном людьми, вызывала у меня дрожь. А что касается больших собак на улице, то я их обходил длинной дорогой, хотя это мне было не по пути.

Я не помню, чтобы я боялся каких-то других вещей, но с этим я ничего не мог поделать. Это было, по какой-то причине, у меня в крови  и отравляло мне жизнь. Я не представлял, для чего собаки существуют в мире и как  с ними можно иметь что-то общее.

И все собаки относились ко мне точно так же Они меня не любили и не доверяли. Самые старые и  миролюбивые из них начинали ворчать и показывать зубы при виде меня.

– И что же, перемена произошла неожиданно?– спросил я.
–– Да, это произошло в 1901 году. Я работал для одной компании, торгующей импортом на Филиппинах. Я там заболел и когда поправился, хотел как можно скорее вернуться домой. Я добрался до Манилы как раз в тот момент, когда пассажирский теплоход исчезал из вида. Другой был по плану только через 6 дней, но я не мог ждать

Я узнал, что старый грузовой пароход по имени «Кармен» готовился отплыть в Гонолулу на следующий день с грузом сахара и табака и решил добираться на нем.

Это был наихудший вариант старого корыта, который мне когда- либо приходилось видеть.  Я не думал, что ему удастся достичь Гонолулу раньше рейсового теплохода, но я не мог ждать и решил  сесть на него.

Я устроился как можно удобнее, дал коку денег на свое пропитание и подвесил гамак на передней палубе как можно дальше от неприятных запахов.

Но не успела Манила скрыться из вида, как я обнаружил, что на судне имеется собака, да еще какая! Я еще ни разу не сталкивался с псом, который вызывал бы у меня такую панику, как этот, к тому же он мог появляться в любом месте на судне. Это был огромный датский дог по имени Гулливер, и он был гордостью капитана.

 При всем своем страхе я понимал, что это было всего лишь огромное животное, но воспринимал его как гигантского дьявола. Из всех собак, когда-либо виденных мной, он был самый огромный и мускулистый, как лев. Его хвост  был по толщине с мою руку, пасть выглядела, как кратер вулкана, а лай сотрясал палубу, когда он им пользовался.

Когда я впервые увидел его на палубе, то чуть не умер от страха. Я поднял кофель-нагель, хотя это мало чем могло мне помочь. Думаю, он видел, как я это сделал, и с этого момента стал моим врагом.

 Мы уже были далеко от Манилы и, конечно, не могли повернуть назад, но я бы отдал свою правую руку, чтобы не находиться на этом судне Я боялся, что он может меня съесть и спал  в гамаке с кофель-нагелем и  револьвером.

К счастью, неприязнь Гулливера ко мне приняла форму чрезвычайного презрения, потому что он знал, что я его боялся.  Он был любимцем капитана  и всей  команды, а я не мог понять, как можно любить такого зверя.

На третий день нашего путешествия взорвался старый котел, и «Кармен» загорелся. Судно было внутри очень сухим, и огонь пожирал его с огромной скоростью. Никто даже не делал попытки гасить пожар.

Из-за дыма стало трудно дышать и стало ясно, что надо покидать судно. Началась борьба  за места в шлюпках. Я понял, что для меня  там шансов нет и вспомнил, что на палубе возле моего гамака я видел небольшой спасательный плот. Это был вид катамарана––двойная платформа  на двух цилиндрических буйках длиной в 20 футов и шириной в 10, но выбора у меня не было.

Нельзя было терять времени, т. к. «Кармен» могла погрузиться под воду в любую минуту. Камбуз, находившийся посередине судна, был рядом с машинным отделением и принял на себя всю силу взрыва.
. Я быстро осмотрелся и к счастью  обнаружил коробку с печеньем и  небольшую фляжку с водой. Я подобрал печенье и как можно быстрее перекатывая перед собой  фляжку с водой, вернулся к спасательному плоту. Я привязал к нему ящик с печеньем и воду, а также прихватил кусок парусины и моток веревки. Больше ничего, что могло бы мне пригодиться я не увидел.

Плот был очень тяжелым, но мне удалось приподнять один его край к поручням. Не думаю, что я бы когда-нибудь смог перекинуть его через борт, но мне и не пришлось это делать.

Я почувствовал мощный толчок, и противоположный борт « Кармен» поднялся вверх. Я ухватился за плот и за веревки, которыми привязал печенье нему. Палуба стала почти перпендикулярной, и затем с огромным ревом судно ушло под воду.

Мне тогда казалось, что я был под водой целую вечность. Я ничего не предпринимал, я был не в состоянии думать. Я только ощущал огромный вес воды и боялся, что в любой момент меня может разорвать.Только инстинкт заставлял меня держаться за плот.

 Когда, наконец, он вынес меня на поверхность, я был почти мертв. Бесконечно долго я лежал на плоту,  едва дыша.

Затем постепенно я стал дышать свободнее и был способен обдумывать свое положение. Осмотревшись, я увидел, что печенье, вода и веревка были на месте, но парусина исчезла.

Море было спокойным, и оглянувшись вокруг, я ничего не увидел. Должно быть, люди ушли под воду вместе с кораблем. Неужели мне одному удалось спастись?

Затем я увидел что-то, что заставило замереть мое сердце. Огромная голова Гулливера быстро приближалась по направлению к моему плоту.

Собака мощно работала лапами. Вероятно, он прыгнул в воду до погружения «Кармен». Мой плот был единственной вещью на поверхности моря и достаточно большой, чтобы удержать его, и он это знал. Я вытащил свой револьвер, но он, побывав в воде, был абсолютно бесполезен. Я сел на коробку с печеньем и стал ждать. Должен признаться, я испугался, когда взорвался котел и началась паника, но то было ничто по сравнению с ужасом, который я испытывал сейчас.

Я находился на поверхности Тихого Океана наедине с чудовищным дьяволом, который плыл по направлению к плоту  с огромной скоростью, на которую только был способен. Я ничего не мог придумать и молился, чтобы появилась акула, но ее не было и следа.

Вскоре Гулливер достиг плота и положил сначала одну лапу, потом вторую на его поверхность. Верхняя платформа плота возвышалась над водой на 6-8 футов, и собаке пришлось приложить немало усилий1, чтобы подняться на него. Я хотел оттолкнуть его назад, но не осмелился пошевелиться

Гулливер яростно сражался, с большой силой вновь и вновь поднимая свои мощные плечи над морем, но всякий раз оно его отбрасывало назад.

 Наконец, ему помогла волна, и он ухватился за нижнюю платформу одной из задних лап. С огромным усилием он подтянул себя на верхнюю платформу  и лег, вытянувшись у моих ног, дрожа и  тяжело дыша.

– Представляете мое положение, – продолжал Эндерби,– вы не можете вообразить, как я себя чувствовал. Это было ужасно. Я был готов его убить, если бы у меня хватило сил. Но он был намного сильнее меня. Я мог только бояться его.

 Отдышавшись, он стал отряхиваться. Я сидел на ящике с печеньем, но он не обращал на меня внимания, направился  на другую сторону плота и улегся там.

Мы оставались в таком положении до наступления  ночи. Море было спокойным, и мы, казалось,  двигались, но очень медленно. Я полагал, что мы находились на маршруте следования кораблей в обе стороны, и у меня было бы больше надежд на спасение, если бы не мой ужасный и ненавистный спутник.

Я начал ощущать слабость и открыл ящик с печеньем. Оно было мокрым от соленой воды, но я съел несколько и оставил ящик открытым для просушки. Гулливер поднял голову, и я поспешно закрыл крышку. Но он не пошевелился. Он не собирался меня просить ни о чем. Почувствовав жажду, я отвинтил фляжку с водой и сделал глоток Потом я сидел на плоту, опершись спиной о фляжку.

 Легкое покачивание плота  успокаивало нервы и клонило в сон. Я стал дремать, но тут страх охватил меня. Я поня,л что не осмелюсь уснуть. Я не знал, как мог повести себя Гулливер, т.к. не понимал собак, но чувствовал, что  должен все время эа ним наблюдать. При свете звезд я мог видеть, что его глаза открыты. Гулливер тоже за мной следил.

 Все ночь я пытался бодрствовать, но когда стало светать,  должно быть, уснул, т.к. когда  открыл глаза, солнце уже давно взошло. Я поднялся и начал двигать руками и ногами, т.к. ночью было достаточно холодно. Гулливер тоже встал и наблюдал за мной, пока я не остановился. Когда он снова улегся, я достал свой завтрак из коробки с печеньем. Гулливер слегка шевельнулся, проявив заинтересованность.

«Должно быть, он тоже голоден», подумал я, и затем новая волна страха охватила меня: стоит только дождаться, когда он сильно проголодается и тогда наверняка набросится на меня. Я понял, что будет разумнее покормить его и бросил ему печенье.


Я ожидал увидеть, что он его сразу же съест, но он сначала даже не притронулся к нему. Он только лежал, положив на лапы  свою огромную  голову, и смотрел на меня.  Его морда явно выражала недоверие. Я никогда не мог подумать, что собачья морда может выражать эмоции.

Он продолжал смотреть на меня, а я не мог отвести от него взгляда. Наконец, он поднялся, обнюхал печенье и снова посмотрел на меня.

– Все в порядке, ешь– крикнул я. Звук моего голоса испугал меня самого. Я не собирался заговаривать с ним. Но не смотря на мой испуганный голос, он, кажется, понял меня.

 Он откусил маленький кусочек, а потом проглотил все печенье и посмотрел на меня  вопросительно. Я бросил ему еще одно, и он его съел.

 –Это все,– сказал я,– мы должны думать о завтрашнем дне
Я был удивлен увидеть, как хорошо он меня понимал.

 Позже, после обеда я увидел легкий след дыма на горизонте и вскоре в поле видимости показался пароход. Я поднялся и стал размахивать своей курткой, но безрезультатно. Гулливер тоже встал и с заинтересованностью переводил взгляд с меня на пароход.

- Слишком далеко–сказал я Гулливеру.–Надеюсь, следующий подойдет ближе.

Потом я пообедал и покормил Гулливера. В зтот раз он съел 2 печенья без колебаний и его огромный хвост стучал по плоту при размахивании. Мне показалось, что его отношение ко мне стало более дружелюбным, и меня это удивило.

 Когда я попил из фляжки, Гулливер снова проявил заинтересованность.
–Полагаю, собаки тоже могут испытывать жажду– сказал я вслух. Гулливер опять помахал хвостом. Я оглянулся в поисках чего-то, куда можно было налить воды и, наконец, снял туфлю, налил туда воды из фляжки и подтолкнул ее нотой к нему. Он сразу выпил ее.

(продолжение следует)


Walter Dyer– Вальтер Дайер (1878- 1943), американский писатель, много писавший о животных и, в частности, о собаках.

Кофель-нагель (belaying pin)  –штифт,  с помощью которого закрепляются снасти.