Дети слепых

Любовь – это когда кто-то может  вернуть человеку самого себя.
            Рэй Брэдбери


Любовь никогда не требует, она всегда отдаёт. Любовь страдает, никогда не сожалея об этом и никогда не пытаясь отомстить за себя.
                Махатма Ганди

Часть первая

Глава 1

Вересковое поле. Звездопад. Майнисовое дерево.


Если прибежать ранним утром в Поле, тайком от всех, улечься на влажной от росы траве, вдохнув полной грудью аромат свежести и терпких вересковых бутонов, аромат лёгкого ветерка, приносящего прохладу, угольно-чёрной земли, дарующей успокоение и уют, и закрыть на минуту глаза, можно услышать, как весь мир говорит с тобой. Его тихий голос в шелесте листьев, в невесомых прикосновениях ветра, в небе и робких лучах зарождающегося солнца. И если коснуться кончиками пальцев одного единственного колоска, склонившегося набок и золотящегося в лучах утреннего солнца, прикоснёшься сразу ко всему, что было и ещё будет создано.
- Юка, постой! Подожди меня!
- Быстрее, Йойки! А то не успеем! – она  звонко засмеялась и ускорила бег.
Йойки вздохнул, нахмурился и уже хотел остановиться, как вдруг  Юка на бегу повернула к нему голову и улыбнулась, так счастливо и светло, и так красиво переливались на солнце её развеваемые ветром и растрепавшиеся от бега волосы, что Йойки не выдержал и улыбнулся тоже.
- Глупая девчонка, - проворчал он и тоже ускорил бег, не переставая улыбаться.
Как только впереди зарозовело поле, Юка сбросила плетёные сандалии и, держа их в одной руке, побежала дальше уже босиком. Сперва трава показалась очень холодной, и Юка тихонько ахнула, а глаза её засверкали от восторга. Как раз в этот момент окончательно запыхавшийся Йойки догнал её и поймал за плечо.
- Разувайся, Йойки! Это так здорово! – девочка пошевелила босыми пальцами ног и снова засмеялась.
- И мокро, - Йойки явно не разделял её восторга. – Ты можешь простудиться, Юка.
- Ты говоришь совсем как взрослый, - сказала она, и голос её прозвучал чуть обиженно. 
Йойки покраснел. Он не знал, то ли расстроиться из-за этого, то ли гордиться своей взрослостью.
Юка вдруг взяла его за руку. Её глаза были серьёзны, и, заглянув в их глубокую синь, Йойки вдруг ощутил пугающий холод, от которого почему-то закололи кончики пальцев.
- Я знаю, ты всегда заботишься обо мне, - сказала она, смахнув со лба светлую прядь и крепче сжимая его руку. – И я очень благодарна тебе за это.
Йойки молчал, чувствуя, как прыгает и рвётся в груди сердце. Она никогда не говорила с ним так.
- Но, Йойки… - нерешительность как будто на миг овладела ей, но Юка не дала ей воли и тут же продолжила: - Я хочу сама уметь позаботиться о себе. Я просто должна уметь, понимаешь? Потому что… потому что…
- Да. Я знаю, - мягкая улыбка скользнула по его губам. – Знаю.
Юка улыбнулась и, смутившись, отвела взгляд. Они никогда не говорили об этом вслух, словно боясь словом приблизить момент, который со страхом ждали тринадцать лет своей жизни.
- Я всё понял, - сказал Йойки, снял сандалии и тоже взял их в одну руку, повесив ремешками на указательный палец. – Так лучше?
- Да. Намного. Холодно?
- Нет. Приятно.
Юка тихонько хихикнула, зажимая рот ладошкой.
- Тогда побежали! А то пропустим что-нибудь важное! – и девочка потянула его за руку, и ветер снова пустился играть с её короткими непослушными волосами.
Розовое поле вереска тянулось куда хватало взгляда и у самого горизонта темнело и становилось сиреневым, а потом таяло в утренней туманной дымке. Йойки хотелось сорвать несколько цветков и украсить ими волосы Юки, но он знал – она не любит, когда обрывают живые цветы. «Цветы должны жить в земле, под солнцем, должны покачиваться на ветру, раскрывать бутоны утром и засыпать по вечерам. Только тогда они смогут говорить с нами», - сказала Юка однажды.
Йойки посмотрел на небо, и от этой необъятной недосягаемой выси закружилась голова. Приятное головокружение, свист в ушах, запахи поля и восходящее солнце. Сколько раз они встречали здесь рассвет?
И Йойки разводит в стороны руки, позволяя себе представить, что это крылья. Когда тебе тринадцать лет, в это ещё не сложно поверить. Юка повторяет за ним, и они вместе «летят» навстречу горизонту и бесконечной синеве, заполняя просторы вокруг своим звенящим смехом.
А потом, обессилев, падают в траву, и над их головами качаются стебли с остроконечными цветками вереска. Бутоны то закрывают небо, прочерчивая розово-сиреневые полосы, то снова отходят в сторону, гонимые ветерком. Дыхание успокаивается, и по телу разливается покой. Юка кладёт руки под голову и прикрывает глаза.
Сейчас она будет слушать. Йойки внимательно всматривается в её лицо, пользуясь тем, что она не видит его. Ему хочется, чтобы она не открывала глаз как можно дольше.
Но девочка как всегда угадывает его мысли и шепчет так тихо, что он почти читает по губам:
- Не бойся, Йойки. Здесь нет ничего сложного. Просто закрой глаза и чувствуй сердцем.
«Я и не боюсь, вот ещё», - хотел проворчать мальчик, но почему-то промолчал.
А потом он закрыл глаза, и они стали слушать вместе. Они слушали долго.
Когда Йойки снова посмотрел на небо, щурясь от солнца, окончательно утвердившего свою власть на небе, над ним уже нависло разрумянившееся лицо Юки. Она улыбалась, и глаза её блестели. Ему нравилось, когда она вот так смотрела на него.
- Ну как, ты слышал? – спросила она.
- Да. А ты?
- И я слышала.
- Здорово.
- Да. Пойдём тогда?
- Угу. Пойдём.
Обратно они уже не бежали, а шли спокойным неторопливым шагом, как будто немного устали. Хотелось взяться за руки, но мешало непонятно откуда взявшееся смущение. Они молчали, слушая, как шумит вереск.
Когда до дома Юки оставалось совсем немного, она вдруг остановилась, оглянулась на оставшееся позади поле и спросила:
- Ты придёшь сегодня на Звездопад?
- Да, наверное. А ты?
- Да. Такое редкое событие не хочется пропустить. Кана говорит, что будет очень красиво.
- Наверное. Значит, до вечера?
- Да, до вечера, Йойки.
Юка улыбнулась, как всегда улыбалась, когда радость переполняла её. В такие моменты Йойки всегда казалось, что она светится изнутри.
Вереск сливался с горизонтом, небо было чистым, а Юка улыбалась. Только здесь, рядом с ней, он чувствовал себя свободным. 


  * * *


Бесконечная вереница одинаковых домиков с черепичными крышами и трубами из красного кирпича тянулась вдаль по улице и сливалась с горизонтом. Домики-близнецы – так всегда называла их про себя Юка. Когда она была совсем маленькой, ей не раз случалось заплутать и постучать в чужой дом.
«Что же здесь непонятного, Юка! – ругала девочку её Кана. – Когда ты уже запомнишь, что твой дом под номером три тысячи восемьсот пятьдесят четыре!».
 «Три тысячи восемьсот пятьдесят четыре», - повторяла про себя пятилетняя Юка эти непроизносимые неясные слова и смотрела на белую, тронутую по краю лёгкой ржавчиной, вывеску с номерами перед домом. Она пыталась соотнести в уме закорючки на вывеске и то, как каждая из них называется. Это были первые цифры, которые она выучила, и когда на вводном уроке арифметики учительница попросила её назвать числа, которые она знает, Юка вместо того чтобы сосчитать от одного до десяти, сказала с невозмутимым видом: «Три тысячи восемьсот пятьдесят четыре».
Конечно, после того случая Кана сделала ей выговор и заставила весь вечер решать простейшие арифметические примеры, запретив гулять с Йойки, Ённи и Мией.
«Тебе ещё повезло, что у тебя всего четыре цифры в названии дома, - говорил Ённи, её второй после Йойки лучший друг. – Вот у меня, например, дом номер “триста пятьдесят восемь тысяч шестьсот семьдесят два”. На целых три слова больше, чем у тебя, - и он с гордостью поправлял очки на носу».
И маленькая Юка не стала с ним спорить. Она только подумала, что Ённи очень умный, но вслух говорить не стала, чтобы не зазнавался.
- Юка, ты вернулась? – послышался голос Каны из-за забора.
Юка замерла, не решаясь открыть калитку. Всё-таки поймали. Теперь Кана отчитает её за утренний побег.
Калитка приоткрылась, и в проёме показался край подола нового платья Каны, белого с ярко-красными бутонами. Юка не решалась поднять глаза, чтобы посмотреть ей в лицо.
- Если будешь и дальше здесь стоять, завтрак остынет, - сказала Кана.
Юка сразу обратила на неё удивлённый взгляд. Не ворчит?
Кана смотрела на девочку сверху вниз, и что-то грустное было в её глазах. Юка почувствовала напряжение. Едва уловимое, но в то же время тяжёлое, которое никто кроме неё не заметил бы, ведь только Юка может угадывать малейшие перемены настроения своей Каны.
Кто-то сказал, что Кана – это всегда отражение ребёнка, которого она воспитывает, и, глядя на неё, смотришь как будто на себя самого, на того себя, каким ты мог бы стать, если бы пересёк Стену и покинул мир иенков.
Юка не очень хорошо разбиралась в этом вопросе, но почему-то ей казалось, что здесь есть доля истины. Всё-таки Кана – это самое близкое существо, которое у неё есть от рождения. Кана должна оберегать её, понимать без слов, заботиться о ней, давать ценные советы и, самое главное, чувствовать так же, как если бы у них было одно сердце на двоих.
Своя Кана была у каждого ребёнка здесь.
- Я приготовила сегодня вафли, паштет, тосты и салат из помидоров и зелёного лука. Как тебе? – Кана пропустила её во двор и затворила калитку.
- Отлично, - ответила Юка с осторожностью и прошла в дом.
Кана шла за ней по пятам, и Юка чувствовала, как ей в спину впивается настойчивый пытливый взгляд.
- Как там сегодня в поле? – спросила Кана, пока Юка мыла руки у раковины. Вода была такой холодной, что по всему телу побежали мурашки, но Юка подавила дрожь, быстро ополоснула разгоряченное от бега лицо и потянулась за полотенцем.
- Отлично, - снова сказала она. – Сегодня в поле просто отлично.
- А как там Йойки?
Юка сразу напряглась. Кажется, разговор принимает неприятный оборот. Девочка с тоской посмотрела на ароматные пышные вафли на тарелке, политые варёной сгущёнкой, и в животе заурчало.
- Если скажу, что «отлично», ты меня убьешь? – спросила Юка полушутливо-полусерьёзно. – Почему ты спрашиваешь обо всём этом? В чём дело?
- Да ни в чём, в общем-то, - Кана пожала плечами, взяла с тарелки одну вафлю и откусила кусочек. – Просто подумала, что мы с тобой давненько не разговаривали вот так, за завтраком. Мне иногда кажется, что с каждым днём ты как будто отдаляешься от меня.
- Ерунда, - отмахнулась Юка с нескрываемым облегчением и уселась за стол, прикидывая, с чего начать. – Со мной всё как обычно, – она решила начать с тостов и паштета.
- А я так не думаю, - сказала Кана.
«Одно сердце на двоих», - снова подумала Юка. Даже если это правда, то у Каны явно была та часть сердца, которая всегда раньше самой Юки понимала, если что-то не так.
Юка молчала.
- Я просто хочу, чтобы ты была осторожнее с этим мальчиком, - сказала, наконец, Кана то, что собиралась сказать всё утро.
Девочка тихонько усмехнулась.
- Знаешь, ты сейчас просто цитируешь подростковую книгу. Ту главу, где написано, откуда дети берутся. Но не волнуйся, мы с Йойки просто друзья, понимаешь? Он – мой лучший друг. Так всегда было и так всегда… - она вдруг осеклась.
- Вот именно, - Кана вздохнула. – Ты не должна забывать, что так будет не всегда. Потому что, если ты вдруг забудешь, то через год, когда этот мальчик уйдёт, тебе будет очень больно.
- Я помню, - сказала Юка. – Я помню об этом.
- Он не такой, как ты. Не такой, как Ённи или Мия. Он человек, Юка. А к человеку нельзя привязываться, потому что он с самого рождения принадлежит другому миру. Его дом по ту сторону Стены.
- Ну и пусть. Пусть Йойки другой. Я помню об этом. Но он всё равно мой лучший друг. И пока он не ушёл, я буду с ним. До самого последнего момента я буду с ним. Я никогда его не забуду.
- Но он забудет тебя, дорогая. Как только ему исполнится четырнадцать, и он уйдёт в мир взрослых, Йойки забудет обо всём, что было здесь. И о тебе забудет.
- Ну и пусть! – повторила Юка со злым отчаянным упрямством. – Пусть всё будет так, как ты говоришь, от этого я не стану любить Йойки меньше! И я не хочу думать о том, что будет. Я хочу думать только о том, что есть сейчас. А сейчас у меня есть Йойки, и я есть у него. И сегодня вечером мы пойдём смотреть Звездопад.
Кана вдруг улыбнулась, положила недоеденную вафлю обратно на тарелку и сказала со вздохом:
- Извини, Юка. Я не хотела расстроить тебя. Ты конечно права. Просто я волнуюсь за тебя.
- Знаю. Волноваться обо мне – это твоя суть.
- Да, и с этим ничего не поделаешь, - и она откинулась на спинку стула, а на лице появилось безмятежное выражение. – В конце концов, мы – Каны, все так устроены. Иначе не смогли бы воспитывать вас правильно. Знаешь, я слышала, что тех, кто родился по ту сторону Стены, воспитывают сами родители. А ребёнок зовёт их «мама» и «папа». Представляешь, сколько ошибок они допускают? Обычные родители никогда не смогут заменить ребёнку Кану. Только Кана знает, что нужно детям.
- Возможно… - вздохнула Юка и отправила в рот кусочек помидора. – Иногда мне хочется узнать, кто мои родители.
- Но зачем? – Кана посмотрела на неё с недоумением. – Они всего лишь родители.
- Не знаю… Не знаю, - Юка вздохнула. Всякий раз, когда она пыталась думать на эту тему, у неё болела голова. – Просто иногда мне кажется, что есть во всём этом что-то неправильное. 
- Здесь не может быть ничего неправильного. В устройстве нашего мира всё продумано до мелочей. А ты просто ещё ребёнок, и не понимаешь этого.
- Может быть, - согласилась Юка. – Но иногда мне кажется, что Йойки скучает по своим родителям. Конечно, он их не помнит, так же, как и я, но часто говорит о том, какими они могли бы быть. О том, если бы родители воспитывали его.
- Для него это естественно, Юка. Люди к этому более привычны. А может, ему просто не повезло с Каной. Тот ребёнок, которому Кана даёт всё что нужно, никогда не станет тосковать по родителям, которых даже не знает.
«Ну вот, начались профессиональные рассуждения, - подумала Юка. – Сейчас она начнёт перечислять все достоинства Каны и гордиться собой». Не то чтобы девочку это раздражало, просто было здесь что-то, чего она не могла объяснить, какое-то предчувствие. Как будто Кана говорила не то, что сама думала, а всего лишь повторяла заученный когда-то давно урок, не задумываясь над правильностью того, о чём рассуждала. А вдруг она… Вдруг она просто ошибается?
Юка поспешила закончить завтрак и собралась в свою комнату.
- Что будешь делать? – спросила Кана, провожая её взглядом.
- Книжку наверное почитаю. А потом займусь уроками. Надо многое успеть до вечернего праздника.
- Хорошо. Если что-то понадобится, я буду в саду, повожусь с розовыми кустами.
- Угу.
Уже из окна своей комнаты Юка смотрела, как Кана, вооружившись секатором, обстригает кусты. Она переоделась из платья в садовые брюки и клетчатую рубашку навыпуск, а на руки надела грязные перчатки из грубой ткани. По лицу Каны блуждала улыбка, и иногда Юка замечала, как шевелятся её губы – Кана напевала за работой какую-то песенку.
«А хорошо ли ей здесь?», - подумала вдруг Юка. И вообще, каково это быть Каной, предназначенной лишь для того, чтобы воспитывать детей? Счастлива ли она? Или, быть может, для неё счастье как раз в этом и заключается – полностью отдавать себя ребёнку, которого она в данный момент опекает? Быть может, в этом смысл её жизни и только от этого Кана чувствует себя счастливой.
Юке почему-то казалось, что её Кана никогда и не задумывалась о том, что всё могло бы быть иначе. И что она могла быть кем-то другим. Она просто делала то, что должна была.
У Каны не было имени. Все Каны носили номер того дома, где жил ребёнок, которого они воспитывали. Кану Юки звали Три тысячи восемьсот пятьдесят четыре.


  * * * 


Йойки сел за свой маленький квадратный столик у окна, открыл новую пачку бумаги для рисования, осторожно вынул один лист и долго смотрел на его нетронутую белизну. Потом достал кисти из стакана, поставил перед собой коробку с акварелью и стакан воды. Посмотрел в окно.
Сегодня он хотел нарисовать Юку, бегущую по вересковому полю. Этот образ был настолько живым и ярким в его голове, что Йойки боялся, что не сможет с той же достоверностью перенести его на бумагу, просто не сможет передать всё то, что так ясно видит, закрывая глаза.  Его рука слегка дрожала, когда он взял кисть и обмакнул её в сиреневую краску. В какой-то страшный момент Йойки показалось, что он забыл все оттенки вереска, что они просто смешались у него в голове и исчезнут прежде, чем он снова сможет их вспомнить. Но он вспомнил.
И сразу пришли облегчение и радость, а вместе с ними и способность рисовать. Рука больше не дрожала.
«Я помню, - думал он. – Я могу помнить. Моя память всё ещё при мне».
Йойки начал рисовать давно. Сколько он себя помнил, он рисовал. Сначала он рисовал, имея перед собой лишь цель, но потом начал находить в этом удовольствие. Он рисовал с тех пор, как услышал от своей Каны:
- Когда тебе исполнится четырнадцать, ты уйдёшь отсюда. По ту стороны Стены тебя ждёт другой мир. Там живут взрослые люди, и тебе предстоит стать частью этого мира. Там твой дом.
- Нет! Мой дом здесь! – возразил Йойки. – Мой дом, мои друзья. Мне хорошо здесь, и я не хочу никуда уходить. Я буду скучать по друзьям и по всему…
- Об этой не волнуйся, Йойки. Всё предусмотрено заранее. Ты не будешь скучать, потому что, пересекая Стену, ты забудешь обо всем, что оставил здесь. Ты станешь обычным взрослым, а этот мир увидишь разве что во снах, которые забываются, стоит только наступить утру. Так должно быть, Йойки. Так всегда было.
- А как же Юка? А Ённи и Мия? Они тоже уйдут отсюда и всё забудут?!
- Нет, Йойки. Они останутся здесь. Уйдёшь только ты.
- Потому что они… иенки?
- Да. А ты человек, Йойки. Тебе здесь не место. Тебе будет лучше там.
- Значит, я не буду помнить Юку?
- Да. Тебе будет казаться, что ты никогда не знал её. Поэтому больно тебе не будет.
«Но сейчас мне больно», - подумал тогда Йойки. Это был день, когда ему впервые захотелось умереть.  Но вместо этого он взял в руки чистый лист и начал рисовать. Сначала получалось коряво и неправдоподобно, но время шло, и росло мастерство Йойки. Взрослые иенки говорили, что у него есть талант.
Йойки не знал, что такое этот «талант» и для чего он нужен. Он просто рисовал, потому что хотел помнить.
- Когда ты будешь уходить отсюда, ты ничего не сможешь забрать с собой, - говорила Кана. – Из этого мира нельзя унести ничего. Всё ты оставишь здесь, и уйдёшь один. По-другому нельзя. Если Стена почувствует, что ты хочешь перенести какую-то часть этого мира на ту сторону, Она просто уничтожит тебя.
«Ну и пусть, - думал Йойки. – Если Стена убьёт меня, мне не придётся страдать там, в чужом месте, где нет никого, кого я любил бы. И никого, кто любил бы меня».
Тогда он решил, что попробует пронести через Стену свои рисунки, которые помогли бы ему вспомнить, кто он есть на самом деле. Вспомнить Юку, вересковое поле, вечное лето, тепло и свежий ветер свободы. И ещё своих друзей: неуклюжего смешного Ённи в больших очках с толстыми стёклами, смешливую Мию в жёлтом платье, приютившую у себя в доме целое поголовье бездомного зверья.
Потому что, если всего этого не будет, не станет и его самого.
Когда Йойки закончил рисунок, жаркий день уже перевалил за середину. Йойки вымыл кисти, убрал краски и палитры в ящик стола, а рисунок оставил перед собой сохнуть. В целом, он был доволен работой, которая как раз передавала то настроение, что Йойки видел на лице Юки сегодня утром. Лёгкий, нежный рисунок, мягкие оттенки и словно разливающийся по вересковому полю свет, отражающийся и в волосах Юки. Юка была здесь живой, и мальчику казалось, что он вот-вот услышит её заливистый приятный смех.
Внезапный громкий стук заставил его вздрогнуть. Йойки поднял голову и увидел белого голубя с крошечным свёртком бумаги, привязанным к лапе, и шелестящего крыльями по ту сторону оконного стекла.
Голубиная почта. Йойки улыбнулся. Он любил получать письма от голубей, тем более что чаще всего таким способом доставки пользовалась Юка. Иногда они писали друг другу письма, которые Йойки бережно хранил в шкафчике стола вместе со своими рисунками. Он думал, что если брать рисунки, то можно захватить и парочку писем. В конце концов, никому от этого не станет плохо, кроме его самого.
Голубь влетел в комнату и уселся на столе, устремив на Йойки свой любопытный красный глаз.
- Спасибо, дружок, - улыбался Йойки, развязывая плотную красную нитку на его лапе. – Я очень рад, что ты навестил меня. Как дела? Может, хочешь чего-нибудь?
Голубь продолжал молча смотреть на него и изредка встряхивать крыльями. Йойки подумал, что бедняга, наверное, хочет пить в такую жару и поставил перед птицей блюдце с водой. Пока голубь пил, Йойки развернул письмо и начал читать.
Это было даже не письмо, а просто короткая записка, но Йойки улыбался, пока читал. Тревога о завтрашнем дне уходила сама собой.

«Знаешь, сегодня с утра Кана здорово испортила мне настроение, но и заставила задуматься кое о чём. Мне очень хочется о многом поговорить с тобой, рассказать всё, что я смогла понять сегодня утром. И у меня есть идея :). Предлагаю сегодня совершить очередной тайный побег! О нём никто не будет знать, кроме нас двоих, даже Ённи и Мия не должны догадаться. Вечером, после Звездопада, мы сделаем вид, что пошли домой, а потом встретимся у нашего поля, там же, где расстались сегодня утром. Пришли мне ответ вместе с Найной (так зовут голубя). И запомни, если ты откажешься и снова начнёшь занудствовать, я тебе убью. Защекочу до смерти, понял?
Я просто хочу чего-нибудь… Что запомнилось бы нам. В ночь Звездопада глупо валяться в кровати дома, не правда ли? :) Это будет нашей маленькой тайной, чем-то, что принадлежит только нам.
До вечера, Йойки. Не забудь: никто не должен догадаться!
Юка». 

Йойки отложил записку и тут же сел писать ответ.

«Хорошо, я приду. Ты ведь и не ждала другого ответа, правда? :) Всё понял, это останется нашей тайной. Можешь на меня положиться, твой зануда будет вести себя хорошо. Мне нравится эта идея. :) До вечера, Юка.
Йойки».

- Значит, тебя зовут Найна? – спросил он, привязывая записку к лапе голубя. Птица заинтересованно посмотрела на него одним глазом, как будто узнала своё имя. – А меня зовут Йойки. Приятно познакомиться. Надеюсь, мы ещё увидимся.
На мгновение Йойки показалось, что в глазах голубя появилось что-то осмысленное, как будто он понял каждое слово мальчика. А потом кивнул. Кивнул?! Йойки сморгнул наваждение. Он знал, что в том мире, где он жил, возможно всякое, но сам довольно редко сталкивался с чем-то волшебным.
Другие ребята часто описывали всякие невероятные случаи, произошедшие с ними. Кто-то уверял, что разговаривал с бродячей собакой, а кто-то клялся, что смог пролететь несколько метров высоко над землёй.
«Что за ерунда, - думал Йойки. – Зачем они это сочиняют?».
Но Юка всегда верила подобным рассказам и часто повторяла, что ничего невозможного не существует, если верить всем сердцем. И что Йойки мог на это возразить?
Ему тоже хотелось верить, хотелось, чтобы маленькое чудо произошло и с ним. Но почему-то ничего подобного никогда не происходило. И тогда Йойки со всей болезненной ясностью осознавал своё одиночество и правоту своей Каны.
Здесь не его дом.   
Голубь улетел, и Йойки долго смотрел ему вслед.
Он остался один, и снова очередная волна горечи накрыла его, а перед глазами всё стало мутным, словно Йойки смотрел на мир через пыльное стекло. Он снова вспомнил то, что почти смог забыть на те несколько благословенных часов, пока был занят рисованием.
Каждый раз, когда они с Юкой ходили в поле слушать, Йойки вместе с незабываемыми впечатлениями свободы и радости, получал и незабываемую боль.
«Ты слышал? – спрашивала каждый раз Юка».
«Да, - отвечал Йойки каждый раз».
Каждый раз. Сколько было уже лжи? Сколько раз он солгал ей?
На самом деле Йойки никогда ничего не слышал. 


  * * *


Звездопад. Есть ли он по ту сторону Стены? Юка часто думала об этом, но не решались спросить у Каны, потому что тема «Стены» всегда была болезненной для них обеих. Можно было спросить у других иенков, но за свои двенадцать с половиной лет Юка успела понять, что говорить об этом здесь не любит никто. Наверное, дело было в разобщении. Во всяком случае, так всегда говорили старейшины. Старейшины не уставали повторять, что все жители должны уважать друг друга, относиться с почтением ко взрослым и к детям иенков и людей, должны чувствовать свою сплочённость.
Но когда разговор заходил о Стене, куда уходили дети людей и откуда уже никто не возвращался, сразу возникало некое разобщение.  Словно слабое звено в цепи связи, оно мешало жителям города чувствовать своё родство друг с другом. Потому что всегда были те, кто уйдёт и те, кто останется.
Быть может, Юка и сама никогда не задавалась бы всеми этими вопросами, если бы у неё не было такого друга, как Йойки. Она жила бы себе и жила, училась и взрослела, влюбилась бы и родила ребёнка, которого отдала бы на воспитание какой-нибудь Кане. В этом был бы смысл её жизни, и не пришлось бы задумываться над вечным вопросом: «А может ли быть иначе?».
Но Юка задумывалась. Это был вопрос, ответ на который она искала уже давно, и верила, что однажды обязательно найдёт. И тогда, она либо смирится, либо… будет жить как-то иначе. Потому что, пока есть Стена и пока есть Йойки, цель и смысл её жизни так и будут висеть под знаком вопроса.
Звездопад. Почему-то Юке казалось, что если он и есть там, то уж точно он не так красив и волшебен, как здесь.
Она стояла на дорожке перед своим домом и смотрела на солнце, опускающееся за линию горизонта. Облака вокруг окрасились в розовато-малиновый цвет, с оранжевыми полосами, а само солнце было почти красным.
Юка улыбнулась. Она думала, какой сегодня замечательный день, ведь ей удалось встретить и рассвет, и закат, а сейчас она ещё и пойдёт любоваться Звездопадом и увидит всех своих друзей. Действительно замечательный день, за который хочется сказать «спасибо».
Юка посмотрела на утекающую вдаль дорожку. Сейчас она была ещё пустынна, потому что Юка вышла из дома слишком рано, но скоро вся улица наполнится голосами и смехом жителей, собирающихся на Звездопад. В такие дни Юка действительно ощущала какое-то родство и близость с каждым жителем городка, словно всё здесь было наполнено единым чувством, имени которому она не знала. Это было просто очень хорошее и тёплое чувство. И хотелось, чтобы всегда так было, чтобы таких дней было как можно больше, и чтобы никому не надо было никуда уходить.
Юка опустила взгляд на дорожку у себя под ногами, и снова ей захотелось снять сандалии и пройтись по тёплой пыли, смешанной с песком, ощутить, как какое-то древнее, неизмеримое чувство передаётся от земли к её босым пальцам. Но она не успела этого сделать, потому что услышала сзади чьи-то шаги, а потом бодрый голос Ённи окликнул её:
- Что, нас высматриваешь?
Юка обернулась и улыбнулась его хитрой улыбке и идущей рядом Мие.
- Вот ещё! Надо мне больно вас высматривать! Я… просто любуюсь закатом. 
- Мы так и подумали. Юка ведь всегда чем-нибудь любуется, - приветливо улыбнулась Мия.
Юка заметила, что сегодня на ней было надето новое светло-бежевое платье с незамысловатым зелёным орнаментом и массивным поясом на талии, а на шее поблёскивала цепочка с кулончиком-лепестком, которую подарил ей на день рождения Ённи. Сам Ённи тоже принарядился сегодня в идеально-чистую и выглаженную рубашку в салатовую клеточку и тёмно-серые брюки.
Юка опустила взгляд на свои стоптанные сандалии и простенькое поношенное платье и отчего-то смутилась. Кана часто упрекала её, что Юка совсем не следит за собой и ведёт себя как мальчишка, но Юка никогда не принимала её слова всерьёз. Однако сейчас, увидев Мию и Ённи такими красивыми, она впервые задалась вопросом: «А понравится ли Йойки, как я выгляжу?». Она не знала, откуда взялся этот вопрос, и от этого смутилась ещё больше.
- А где Йойки? – спросила Мия.
Юка вдруг посмотрела на дорогу со странной тоской. Ей захотелось, чтобы Йойки появился как можно скорее.
- Должен сейчас прийти… - вздохнула она.
- Опаздывает, как всегда, - сказал Ённи с упрёком и поправил очки. – Наверное, опять погрузился в творческий процесс и забыл, что мы тут ждём его.
- Да ладно тебе, не ворчи, - Мия с усмешкой пихнула его локтем. – Так уж и скажи, что тебе завидно. Йойки умеет рисовать, а ты нет.
Ённи неожиданно покраснел, и Юка не сдержала улыбки, глядя на них обоих.
- И ничего мне не завидно! – возмутился Ённи. – Чему там завидовать? Вот если бы он совершил какое-нибудь открытие в области физики или химии, я бы ещё позавидовал, но рисование…
Юка перестала вслушиваться в их перепалку и снова посмотрела на теряющуюся вдали дорогу. И увидела приближающуюся фигуру Йойки. Он шёл, убрав руки в карманы и, как всегда, опустив голову. Ветер трепал его волосы и развевал лёгкую рубашку. Когда Йойки подошёл ближе, Юка заметила на его рукавах пятна розовой краски и улыбнулась от щемящей сердце теплоты. И сразу забыла про свои стоптанные сандалии и будничное платье с порванным кружевом на левом рукаве. Йойки такой же, как она.
- Явился! Наш свободный художник! – воскликнул Ённи, уже добродушно и без упрёка, и протянул Йойки руку.
Юка и Мия переглянулись. Они всегда втайне смеялись над тем, как мальчики изображают из себя взрослых иенков и пожимают друг другу руки при каждой встрече.
И Юка смотрела, как они втроём разговаривают и смеются, как освещается угрюмое лицо Йойки, как сияют радостью и покоем глаза Ённи, как шутливо отчитывает их обоих Мия. И Юка думала, как сильно эти трое любят друг друга, и как сильно она сама любит их.
Так сильно, что захотелось вдруг громко сказать об этом вслух, но Юка побоялась испортить эту расслабленную спокойную атмосферу и посеять ненужное смущение. И она промолчала, прижав руку к груди, туда, где билось сердце, и туда, где было так тепло и сладко.
Пусть это живёт. Пусть это живёт всегда.
А потом они пошли на Звездопад.



* * *


Звездопад – довольно редкое событие. Юка видела его всего раз в жизни, когда ей было пять, и, конечно, уже почти ничего не помнила об этом. После каждого Звездопада иенки-астрономы высчитывали точную дату следующего, вплоть до времени падения первой звезды.
К Звездопаду начинали готовиться ещё за год и с нетерпением ждали этого события, которое пару тысяч лет назад считалось священным. Даже сейчас, в современном городе это ощущение священного таинства ещё сохранилось. 
В такие дни все жители собиралась на Большой северной скале. Это была самая высокая точка в городе, откуда открывался великолепный вид на тающие в дымке крошечные домики, леса и дороги, а поле вереска казалось отсюда не больше Юкиной ладони.
Сегодня Юка и её друзья пришли почти самыми первыми и заняли лучше места у края скалы. Начинало темнеть. Небо окрасилось в тёмно-синие тона с розовыми всполохами догорающего солнца.
Йойки подошёл к самому краю и глянул вниз.
- Надо же… - прошептал он. – Просто дух захватывает.
Юка встала рядом, и тут же по коже пробежали мурашки, а дыхание замерло в груди от головокружительной высоты.
- Вы там поосторожнее, оба! – услышали она за спиной голос Ённи. – Говорят, что полсотни лет назад с этой скалы упали двое молодых иенков…
- Ужас! – воскликнула Мия, но тоже подошла к краю, глянула вниз и тут же опасливо отступила. -  И что же стало с теми двумя? Они ведь не могли погибнуть, не достигнув Возраста Ноль.
- В том-то и дело, что не могли, - продолжал Ённи, напустив на себя зловещий вид. – Их тела так и не нашли. Старые иенки говорят, что они перенеслись по ту сторону Стены.
Мия ахнула, а Ённи ухмыльнулся, довольный, что смог напугать её.
Юка заметила, как сразу напрягся Йойки, для которого всякие разговоры о Той стороне были болезненны.
Юка всё время пыталась поставить себя на его место, но это не всегда удавалось ей. Каково это – жить, не зная, что ждёт тебя в будущем? Даже не зная, до скольки лет доживёшь? Наверное, это ужасно тяжело. И страшно.
Здесь, в мире иенков, каждому было отмерено ровно сто лет жизни, которые называли Возрастом Ноль, и каждый знал, в какой день и час уйдёт. Никто ещё не умирал раньше этого срока.
Но мир людей был другим. Он был наполнен неизвестностью и страхом за своё будущее. Юка слышала, что люди там могли умереть и в пятьдесят лет и даже в тринадцать. А некоторые умирали и в возрасте нескольких месяцев. И Юке всегда становилось очень страшно, когда она начинала думать об этом. Всё это казалось ей каким-то чудовищно неправильным, несправедливым, диким. Каково же тогда должно быть Йойки, которому предстоит жить в этом мире?
Но Йойки вдруг поднял голову к небу и улыбнулся такой спокойной, умиротворённой улыбкой, что все мрачные мысли Юки растворились вместе с последними лучами солнца. И она тоже улыбнулась, глядя на него. Да, Йойки прав. В такой замечательный день не стоит думать о плохом.
За те годы, что они с Йойки дружили, оба научились жить по принципу: «Не стоит переживать из-за того, что ещё не случилось». Жить тем, что есть здесь и сейчас.
А ведь здесь и сейчас так хорошо, так красиво. В домиках внизу загорелись редкие огни (некоторые, наверное, старые иенки, всё-таки остались дома), а небо из тёмно-синего превратилось в иссиня-черное, зажигающее первые звезды. Лёгкий прохладный ветер наступающей ночи холодил кожу.
Большая северная скала наполнилась народом, радостным смехом, шёпотом, шагами и разговорами о предстоящем событии. Большая скала словно превратилась в единый организм, олицетворяющий собой ожидание. Ожидание чего-то волшебного.
- Только бы наши Каны не нашли нас, - сказала Мия, с опаской озираясь по сторонам.
- Думаю, у них тоже должны быть свои дела и  развлечения в такой день, - улыбнулась Юка. – Не всё же им с нами сидеть. Иногда я думаю, что у наших Кан есть своя, тайная жизнь.
- Я тоже в этом уверен, - поддакнул Ённи. – Потому что моя Кана иногда ведёт себя очень подозрительно и даже уходит куда-то по вечерам, когда думает, что я уже лёг спать.
- Не может быть, - Мия покачала головой. – Каны никогда не ходят на свидания…
- А кто сказал, что это свидания? – Ённи снова понизил голос до загробного шёпота. – Может, они все собираются вместе для каких-нибудь ритуалов, связанных с жертвоприношением и чёрной магией?
- Тьфу на тебя! – рассердилась Мия, и глаза её расширились от испуга. – Вечно ты какую-нибудь ерунду придумаешь, а мне потом кошмары снятся! Не буду больше тебя слушать!
Ённи еле сдерживал победный смех.
- Я просто хочу, чтобы ты была начеку. А то вдруг однажды твоя Кана утащит тебя куда-нибудь в лес, пока ты будешь спать, разведёт там большой костёр…
- Заткнись, дурак! – завизжала Мия и влепила ему шуточный подзатыльник, а Ённи в это время покатывался со смеху.
Юка заметила, что Йойки тоже смотрит на них и улыбается.
- Смешные такие, - шепнула Юка.
Йойки кивнул.
- Да. Их перепалки всегда поднимают мне настроение.
- Мне тоже. Ты только им об этом не говори, а то ополчатся ещё и на нас.
Йойки снова посмотрел на небо, вздохнул.
- Мне сейчас так хорошо и так спокойно с вами, - сказал он. – И так хочется, чтобы всегда так было.
Юка ощутила в горле комок. Йойки никогда не говорил ничего подобного. Но сейчас он как будто озвучивал её собственные мысли.
- Знаешь, я подумал, что сегодняшний день для меня особенный. Ведь я больше никогда не увижу Звездопад. Поэтому я очень хочу запомнить его, чтобы потом забрать в своём сердце куда угодно. Чтобы это тепло было со мной всегда, где бы я ни был.
Юка подумала, что сейчас заплачет, но вместо этого взяла Йойки за руку, крепко сжала её и улыбнулась.
-  Так и будет, - сказала она. – Мы запомним его вместе. И пронесём через всю жизнь, что бы ни случилось. Мы никогда не забудем.
Йойки благодарно улыбнулся ей в ответ и тоже сжал её руку.
А потом вдруг все хором ахнули, и Юка с Йойки посмотрели на небо, чернильную тьму которого прочерчивала ослепительная дорожка света от первой падающей звезды.
Первая звезда считалась особенной. Говорили, что если загадать желание именно на неё, оно обязательно сбудется.
И Юка загадала.
«Пусть всегда будет так, - успела прошептать она про себя. – Пусть мы всегда будем вместе, как сейчас».
А потом небо словно взорвалось чередующимися всполохами света. Звёзды по очереди вспыхивали, окрашивая пространство вокруг бело-голубыми лучами, а потом срывались со своих орбит и на сумасшедшей скорости летели вниз, оставляя за собой тающий светящийся след, и исчезали за горизонтом. Дорожки света догоняли и обгоняли друг друга, а звёзды взрывались и умирали, чтобы снова воскреснуть на чьем-нибудь ещё небосклоне.
Потрясающе красивая и грустная картина.
«Интересно, куда деваются звёзды после того, как исчезают за горизонтом? – думала Юка с гулко бьющимся сердцем. – Неужели погибают? Или, быть может, они тоже просыпаются по ту сторону Стены?».
Рука Йойки была тёплой, и Юка снова крепко сжала её. Она уже не замечала, что слёзы катятся по щекам. Но это были светлые слёзы, и Юка улыбалась.
Она оплакивала гибель звёзд и радовалась их новой жизни, она оплакивала грядущий уход Йойки в новый мир и надеялась, что он будет счастлив. Что они всё равно будут счастливы.
«И даже если нам суждено упасть, сгореть, разбиться на тысячи осколков, разметавшимся по небу на расстояниях сотен тысяч световых лет друг от друга, мы всё равно будем вместе. Мы просто будем, пока живёт это тепло в груди. Будем рядом».
А звёзды падали, умирали и возрождались.


* * *


Они шли по той же дороге, что и утром, но сейчас она казалась совсем иной. Юка давно заметила, что в ночном сумраке все привычные вещи выглядят по-другому. И, быть может, даже оживают.
Звездопад закончился, иенки расходились по домам, и быстро попрощавшись с Ённи и Мией, Юка и Йойки затерялись в толпе. Они держали друг друга за руки, чтобы не потеряться, но выйдя на пустынную улицу, ведущую к вересковому полю, всё равно почему-то не отпускали друг друга.
Они шли молча. После Звездопада не хочется говорить, потому что все слова кажутся шаблонными и мёртвыми, а то, что чувствуешь, горит и греет где-то внутри живым светлым пламенем, и об этом совсем не обязательно говорить вслух.
Вересковое поле было необъятным и уходящим во тьму, в саму бесконечность, где не было времени, а было только поле и только эти звёзды над ним. Юка уже не разувалась, она чувствовала холодные прикосновения травинок на своих ногах, и думала, что земля тоже уже остыла.
Ветра почти не было, поэтому казалось, что поле замерло, застыло, уснуло. И бежать уже не хотелось. Хотелось идти тихо и бесшумно, чтобы не потревожить робкий сон окружающей природы.
Было просто очень красиво.
Первым тишину нарушил Йойки. Он сказал:
- Я хочу сегодня показать тебе кое-что. Но это далеко, и нас могут хватиться.
Юка удивилась. Ведь это она позвала сюда Йойки сегодня утром, а оказывается, он тоже хотел что-то сказать ей. Что он согласился прийти сюда не просто так.
- Что ты задумал, Йойки?
- Ничего особенного. Просто пойдём со мной. Если не боишься.
Юка надулась, хоть и не хотела.
- Ты же знаешь, что не боюсь! Просто мне интересно, из-за чего мне сегодня влетит и стоит ли оно того!
- Стоит. Ещё как стоит. Но если расскажу, будет неинтересно. Поэтому просто поверь мне. Ты веришь?
Юка опустила глаза. Почему-то ей вдруг стало очень неловко смотреть на него.
- Да, - кивнула она.
Когда ей было семь, а Йойки восемь, и когда они только пошли в школу, им приходилось каждый день переходить бурную каменистую речку по узкому и шаткому деревянному мостику. Сейчас этого мостика уже давно нет, и на его месте возвышается новый, широкий и каменный мост, по которому можно не только ходить, но и ездить на велосипеде. Но тогда это был маленький мостик, качающийся от каждого порыва ветра и скрипящий при этом таким страшным скрипом, что Юке казалось, что вот-вот он рухнет, рассыпавшись, разорвавшись, и с треском полетит в бурлящую водяную пропасть.
Для Юки каждое утро тогда было большим испытанием, и Кана еле поднимала её с постели, потому что первой мыслью Юки, когда она просыпалась, было: «О, нет! Опять этот мост!».
Она переходила мостик чуть не плача, а оказавшись на другой стороне, чувствовала себя такой уставшей и измотанной, что даже порадоваться у неё не было сил.
Йойки не надо было переходить через речку, потому что он жил в другой стороне и мог добраться до школы иначе, но он знал, как Юка боится моста, и каждое утро провожал её.
Кана говорила: «Ты привыкнешь. Будешь ходить там каждый день по два раза, и страх пройдёт». И Юка ходила. Но страх не проходил, и она никак не могла привыкнуть.
Однажды, когда день выдался особенно ветреным, и мостик скрипел особенно страшно, Йойки как обычно провожал Юку из школы, успокаивая и подбадривая. Но Юка в тот день была непреклонна. Её коленки дрожали, когда она смотрела на судорожно раскачивающийся мостик, а шум бурлящей внизу воды отдавался грохотом у неё в ушах.
- Не пойду! – плакала она. – Нет! Я лучше останусь ночевать здесь, чем наступлю туда!
- Но мы должны побеждать свои страхи! Только так мы сможем стать сильными, - говорил Йойки.
- Нет! Нет, нет, нет!
- Дай мне руку, - сказал Йойки и, не дожидаясь, сам взял Юку за руку.
Она перестала плакать и затаила дыхание.
Они стояли у самого основания моста, и один шаг отделял их от пропасти.
- Нет… - выдохнула Юка, но уже совсем тихо.
- Закрой глаза, - сказал Йойки. – Закрой глаза и держись за меня. Ничего не бойся. Я не отпущу твою руку.
- Правда не отпустишь?
- Правда. Просто поверь мне.
Юка молчала.
- Ну же! Пойдём! Закрой глаза.
И Юка закрыла глаза и сделала шаг вперед. Но не слова Йойки подействовали на неё. А его взгляд. Юка поняла тогда, что Йойки сам очень боится. Хоть и делает вид, потому что он старший, но всё равно ему страшно, и лицо его бледное, а руки холодные. Просто Йойки хочет быть храбрым для неё. Чтобы успокоить её, чтобы внушить ей уверенность, ему приходится быть сильным и быть смелым.
И Юка шла и чувствовала, как на её щеки наползает румянец. Ей вдруг стало очень стыдно из-за того, что она такая трусиха. И почему-то очень хорошо.
С того дня Юка больше не боялась ходить по мосту, а через год на его месте построили новый.
Они вместе победили свой страх.
С того дня в их душах зародилось безоговорочное доверие друг другу.

  * * *

Они пришли к большому цветущему дереву. Только сначала Юка даже не поняла, что это дерево.
Они долго шли по тёмному полю, освещаемому только светом одиноких звёзд, а потом Юке вдруг показалось, что на горизонте вспыхнул пожар. Она невольно ахнула.
Но это оказался не пожар. Вблизи это было огромное раскидистое дерево, цветы которого светились мягким бело-голубым светом.
Юка перестала дышать.
- Что это? – спросила она, когда голос вернулся к ней.
Йойки расплылся в довольной улыбке. Юка подумала, что давно не видела его таким счастливым, как в эту минуту.
- Нравится? – спросил он.
- Очень! – Юка подошла ещё ближе и осторожно протянула руку к нижней ветке дерева, чтобы коснуться светящегося в темноте цветка с пятью остроконечными белыми листьями.
- Не бойся. Можешь даже сорвать себе один. Только он через пару минут потухнет…
Юка коснулась цветка и поняла, что свечение исходит из самой сердцевины, от кончиков тонких тычинок, похожих на паутинку.
Конечно, она не стала обрывать цветок.
- Это просто чудо, Йойки! – воскликнула она. – Но скажи, что это всё-таки такое?!
Йойки вздохнул так, будто ему очень не хотелось раскрывать тайну и делать чудо объяснимым.
- Это майнисовое дерево, - сказал он. – Я нашёл его неделю назад, когда гулял здесь один.
- Майнисовое? – Юка напрягла память. – Кажется, я читала о таком. Говорят, что оно всегда растёт в одиночестве на открытой местности, и на первый взгляд неотличимо от обычного дерева. Но раз в сто лет оно превращается из обычного и неказистого в… - Юка запнулась, потому что не могла подобрать подходящего слова, и потому что ей не верилось, что перед ней действительно цветущее майнисовое дерево, о котором она раньше только читала в книжках.
Йойки улыбнулся и кивнул.
- Да, это оно. Мне удалось распознать его и высчитать время цветения, которое как раз и пришлось на сегодняшний день. Обычно майнисовое дерево цветёт всего несколько дней, а потом приносит плоды, похожие на абрикосы, только голубого цвета. Сам я никогда не пробовал, но говорят, что они совсем не сладкие, а по вкусу напоминают смесь арбуза и миндаля.
- Я люблю арбузы, - Юка улыбнулась. – А давай придём сюда ещё, когда майнисы поспеют!
- Давай! Только если наши Каны не запрут нас дома после сегодняшнего…
Юка засмеялась, и Йойки засмеялся вслед за ней. Почему-то мысль о возможном наказании нисколько не пугала их, а наоборот веселила. Сейчас они были там, где никто не мог их достать. Сейчас они были вместе и были свободны.
А потом они перестали смеяться, и Йойки вдруг стал очень серьёзным и посмотрел на Юку долгим решительным взглядом.
- Юка… Я хочу, чтобы сейчас мы кое-что пообещали друг другу.
Девочка снова затаила дыхание. Она смотрела на пылающие цветы, чуть вздрагивающие от слабого ночного ветра, на чёрные небеса над ними, на Йойки, который был сейчас таким близким, и думала, как же сильно она хочет обнять его. Йойки.
- Это дерево действительно цветёт раз в сто лет, - говорил Йойки. – И существует легенда, что если во время цветения майнисового дерева загадать желание и сорвать цветок, то оно обязательно сбудется. Только цветок ни в коем случае нельзя выбрасывать… Его нужно будет хранить.
- Но… - Юка хотела что-то возразить, но не смогла. Йойки говорил сейчас как тогда, на мосту. И, как и тогда, Юка ему верила.
Йойки снова взял её за руку, опустил взгляд, и какое-то время набирался храбрости, чтобы продолжить.
- Я хочу, чтобы мы пообещали друг другу, что никогда не забудем этот день. И этот момент. Ты не забудешь, Юка?
Юка сглотнула. Она не хотела сейчас плакать и портить лучший вечер в своей жизни, а потому просто улыбнулась сквозь слёзы.
- Я никогда не забуду, Йойки. Обещаю.
- Хорошо… Я тоже обещаю тебе, что никогда не забуду всего этого, Юка. Здесь я был по-настоящему счастлив… - он тоже запнулся, чтобы не заплакать, а потом продолжил надтреснутым голосом. – И желание… Давай загадаем… обязательно вернуться сюда. Не сейчас, а потом. После того, как я… После того, как меня… После того, как мне придётся уйти. Я хочу, чтобы мы вернулись сюда и после. Не знаю, сколько пройдёт лет, но пусть мы ещё встретимся здесь. И пусть мы будем стоять точно так же, как сейчас, держаться за руки и… помнить друг друга.
- Да, - Юка кивнула. Она уже не могла удержать слёз, бегущих по щекам. – Это очень хорошее желание, Йойки, очень правильное. Давай обязательно вернёмся. Обязательно увидимся снова после. И никогда не забудем этот день.
Йойки улыбнулся и смахнул её слёзы кончиками пальцев. А потом наклонился и осторожно поцеловал её в губы.
Юка знала, что однажды он обязательно это сделает, но не думала, что так скоро и неожиданно. Ей казалось раньше, что если Йойки поцелует её, она будет долго ругать его, и может, даже обидится.
Но сейчас ей почему-то не хотелось ругаться и обижаться. Ей просто казалось, что так и должно быть.
А потом они сорвали себе по цветку и пошли домой. Цветы светились на их ладонях всё время, пока они шли по вересковому полю. От них исходило едва уловимое тепло, мягкое, невесомое. А ночное поле было огромным, и они снова шли молча. Майнисовое дерево оставалось позади, и его свет таял, сливался с ночной тьмой горизонта.
И над ними было только небо.





Глава 2

Стена. Огонь и снег. Птица.





Наверное, в каждой школе есть особенное место, где ученики любят собираться после уроков и делиться мыслями, впечатлениями, а то и просто болтать о всякой ерунде.
В своей школе Йойки больше всего любил кабинет рисования. Там всегда пахло краской, свежими холстами, чистой бумагой и немножко – вдохновением. Этот запах висел в воздухе, и был ярче всего различим, когда кабинет оставался пустым и дышал свободно. Тогда все посторонние запахи исчезали, и можно было бродить между мольбертами в дальнем углу кабинета и вдыхать ароматы чуть сырого дерева и гуаши, масла и акварели.
С учителем рисования у Йойки с самого начала сложились очень хорошие отношения. Пожилой господин  Отто сразу приметил нестандартный талант Йойки и всячески поддерживал его и помогал развиваться. Сначала Йойки побаивался этого сурового на вид иенка, с густой седой бородой, и в толстых круглых очках-телескопах, за которыми почти не видно было глаз – настолько они были крохотными и узкими. Ученики пускали слухи, что господин Отто доживает свой последний десяток, и на старости лет уже совсем ослеп.
«Неужели он будет преподавать у нас рисование?», - с недоумением и даже ужасом подумал Йойки, когда пришёл на свой первый урок. Поначалу ему тоже казалось, что бедный старичок совсем ничего не видит и годится только на то, чтобы ворчать и переносить себя из одного угла кабинета в другой при помощи дубовой трости с серебряным наконечником.
На протяжении всего урока Йойки пребывал в расстроенных чувствах, ощущая разочарование и смятение, ведь он так мечтал учиться, наконец, рисованию. Чтобы хоть как-то успокоить себя, Йойки решил, что попросит Кану найти ему какого-нибудь учителя рисования, с которым и будет заниматься, а про это недоразумение забудет как можно скорее.
В тот день они рисовали дома и радугу. Йойки даже не особо старался, потому что был слишком расстроен и уверен, что учитель не увидит его рисунок, даже если поднесёт его к самому носу. Когда прозвенел звонок, господин Отто велел ученикам оставить свои работы сохнуть на подоконнике, и Йойки уже взял свой рисунок со стола и собрался отнести его на свободный подоконник, но господин Отто окликнул его по имени:
- Йойки Коонно, я попрошу вас остаться.
Йойки остолбенел. Он даже не знал, чему больше удивляться: тому, что учитель сразу запомнил его имя или тому, что к нему обратились на «вы», как к взрослому.
Юка сочувственно посмотрела на него, выходя, и Йойки стало еще страшнее – он был уверен, что ничего хорошего его сегодня не ждёт. Прощай, карьера  художника.
Господин Отто подождал, пока все до единого не выйдут из кабинета, закрыл дверь, чтобы шум коридора не просачивался внутрь, и остановился у своего стола. Йойки казалось, что он стоял там недопустимо долго, бесконечно долго, так долго, что у Йойки закружилась голова от волнения, в горле пересохло, а рисунок, который он так и держал в руках, почти успел высохнуть.
Но, наконец, господин Отто снял очки, положил их на стол и подошёл к Йойки. Вблизи мальчику показалось, что у старого учителя вместо глаз только две узкие щелочки, и цвет зрачков определить просто невозможно.
Господин Отто взял из рук Йойки рисунок и долго рассматривал его, наклоняя под разными углами.
И тогда Йойки не выдержал.
- Господин учитель, неужели вы видите мой рисунок без очков?!
Господин Отто откашлялся, посмотрел на Йойки, а потом вдруг улыбнулся, чем вконец озадачил мальчика. Однако Йойки успел подумать, что улыбка учителя очень добрая, и вся его пугающая суровость мигом исчезла с испещрённого морщинами лица.
- У меня абсолютное зрение, мой юный друг, - сказал господин Отто. – Так что не волнуйтесь за меня. Ваш рисунок я прекрасно вижу.
Йойки почувствовал, что краснеет, и не мог больше сказать ни слова, пока учитель сосредоточенно изучал его рисунок. Его кустистые седые брови то и дело сходились на переносице, но потом лоб снова разглаживался, и господин Отто начинал бормотать что-то невнятное, из чего Йойки различал всего два слова - «много света».
- Вы любите рисовать, молодой человек? – спросил, наконец, господин Отто.
- Очень… люблю, - прошептал Йойки, снова краснея.
- Тогда завтра после уроков приходите в этот кабинет и рисуйте. Все мои рисовальные принадлежности, мольберты и краски в вашем распоряжении. С этого дня вы можете приходить сюда в любое время.
- М-м-м… - Йойки хотел что-то сказать, но не мог. Ему казалось, что он ослышался или что-то неправильно понял.
Но учитель как ни в чём не бывало продолжал, делая вид, что не видит его замешательства:
- И ещё кое-что. Я бы хотел, чтобы вы принесли мне завтра все свои рисунки. Если вы не против, я взгляну на них. Договорились? – и он снова улыбнулся.
- Д-да… к-конечно, - Йойки неловко поклонился, быстро собрал свои вещи, и уже уходя сообразил, что забыл кое-что важное. – Спасибо, - пробормотал он. – Большое спасибо вам, господин Отто.
- Не стоит благодарности, Йойки. До встречи завтра.
Йойки вышел из кабинета, постоял какое-то время с открытым ртом, всё ещё не веря в произошедшее, а потом вдруг засмеялся. Он то и дело смеялся всю дорогу домой и чувствовал невиданную до этого легкость, как будто за спиной его вдруг выросли крылья.
В тот день маленькое чудо случилось и с ним.

    
                * * *

С тех пор Йойки стал часто оставаться в кабинете учителя после занятий. Через какое-то время к нему присоединилась сгорающая от любопытства и радости за друга Юка, а вскоре и Ённи с Мией. Это место стало для них особенным, маленьким оазисом в школе, где они могли просто побыть друг с другом и с самими собой. Иногда к ним присоединялся господин Отто, и они все вместе пили чай, болтали и чувствовали себя друг с другом очень свободно.
Сегодня Йойки остался в кабинете вместе с Ённи. Юка и Мия должны были присоединиться к ним сразу после окончания швейного кружка, но почему-то задерживались.
«Наверное, у Юки снова проблемы», - думал Йойки.
Юка ненавидела шить, но в их школе это было обязательным навыком для девочек, и Юка постоянно мучилась с платьями, юбками, вышивкой крестиком и вязанием на спицах. После шитья она всегда приходила измотанной и грустной, потому что справлялась едва ли не хуже всех в классе и постоянно пререкалась с преподавательницей.
Йойки со вздохом посмотрел на часы. Половина пятого. Начатый вчера рисунок почти закончен, но Йойки всё ещё не доволен результатом. Линии кажутся ему недостаточно плавными, а цветовая гамма слишком насыщенной, в то время как изначально Йойки задумывал мягкий, пастельный рисунок.
Ённи сидел на пустой парте чуть поодаль и рассеянно листал учебник физики, болтая ногами. В своих больших очках он казался сейчас невероятно серьёзным, взрослым и умным, и эта взрослость каким-то непостижимым образом сочеталась в нём с ребяческим болтанием ногами, и это вдруг заставило Йойки улыбнуться. Но он поспешил спрятать улыбку, чтобы Ённи не подумал, что над ним насмехаются, а к таким вещам он был особенно чувствителен.
- Скукотища! – выдал вдруг Ённи и захлопнул учебник с такой силой, что от потрёпанных страниц поднялась пыль. – Ни одной задачи, которой я не смог бы решить в уме!
- Так скажи об этом учителю, пусть даст тебе задачник посложнее, - предложил Йойки, запуская кисточку в стакан с водой.
- Но это уже и так самый сложный!
- Ну, тогда тебе остаётся только поглупеть. Это единственный выход.
- Очень смешно! Думаешь, это легко - жить с такими мозгами, как у меня?
- О, нет! Конечно, я так не думаю… Тебе, должно быть, очень тяжело приходится… - пробормотал Йойки, пряча усмешку.
- А то… - вздохнул Ённи. – Знаешь, я иногда даже завидую ребятам, которые корпеют над примерами и ломают головы над задачами. Им неведома эта бесконечная скука человека, который всё решает первым и с надеждой ждёт более сложного задания.
- Зато тебя ждёт большое будущее, Ённи, - сказал Йойки уже без насмешки.
Ённи не стал отнекиваться и скромничать и посмотрел в окно, став вдруг неожиданно печальным.
- И когда я думаю об этом самом будущем, мне почему-то хочется, чтобы оно никогда не наступало.
«Как и мне», - подумал Йойки, но вслух ничего подобного говорить не стал. Ему хотелось обратить этот невесёлый разговор в шутку.
- Да, представляю, как Мия с тобой намучается! – сказал он с улыбкой. – Такого мужа врагу не пожелаешь!
Раньше Ённи бы рассердился и ответил что-нибудь язвительное, смутившись от мысли, что у них с Мией может быть совместное будущее. Но сегодня он только грустно улыбнулся в ответ.
- Да перестань. Мия бросит меня раньше, чем мы станем жить вместе. И найдёт себе нормального парня, который решает задачки на бумаге и порой молчит у доски. И который не носит эти дурацкие очки, - добавил вдруг Ённи особенно печально, словно очки приносили ему больше всего несчастий.
Он снял свои очки, и долго вертел их в руках, поворачивая к окну и рассматривая, как блики света отражаются в стёклах, а Йойки не знал, что ему сказать, чтобы ободрить друга. В кабинете было холодно, и Йойки почему-то думал, что Ённи без очков кажется младше своих лет и как будто беззащитнее.
- Пойду подогрею чай, а то что-то холодно здесь, - сказал Йойки, оставляя кисти и палитру.
- Да, сегодня прохладный вечер, -  Ённи снова нацепил очки. – Я тебе помогу.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге показались Мия и Юка. Йойки сразу отметил про себя, что вид у Юки невесёлый, плечи опущены, а в тусклом взгляде нет ничего кроме усталости. Однако увидев Йойки и Ённи, она сразу заулыбалась, стараясь скрыть любые следы своих неприятностей. Глупая. Я же вижу тебя всегда.
Йойки подумал, что сегодня по дороге домой обязательно придумает, как развеселить её. Он пока не знал, что именно сделает, но в голове уже вертелись какие-то мысли, а главное было желание только одного – искренней и радостной улыбки Юки. Горящего восхищения в её взгляде, как по утрам перед вересковым полем или как в ту ночь, когда был Звездопад и когда они пошли к майнисовому дереву.
Иногда Йойки думал, что ради этих коротких мгновений её чистой радости стоит жить.
Когда чайник закипел, Юка и Мия достали чашки  и только задумались, накрывать ли стол для господина Отто, как он сам зашёл в кабинет с большой папкой рисунков под мышкой.
- Здравствуйте! – хором поздоровались ребята.
- Здравствуйте-здравствуйте, - господин Отто со вздохом положил папку на стол. – А вы, я смотрю, уже и на стол накрыли! Как я вовремя! Значит, не зря я всё-таки захватил с собой ореховую пасту и маковые кексы.
- Ой, как здорово, мои любимые кексы! – обрадовалась Юка.
- Я знаю, что ты их любишь, дорогая, поэтому и зашёл в пекарню. Когда я взял их, кексы были ещё горячие. Они наверное и сейчас ещё не остыли… Доставай-ка их скорей из моего портфеля, - и господин Отто протянул открытый портфель девочке.
- А мы сегодня принесли ваше любимое банановое желе и мягкое рисовое печенье, - сообщила Мия, ставя на стол прозрачную коробочку с жёлтым желе.
- М-м-м! Это желе как раз для меня – беззубого старикана! Это очень мило с вашей стороны, ребята. Вот только боюсь, в моём возрасте уже нельзя есть столько сладостей.
И господин Отто ещё немного поворчал о своих старческих недугах, хотя судя по его виду, был очень доволен их заботой. На его щеках горел румянец. Вполне себе здоровый, кстати.
За годы учёбы в школе у них выработалась негласная традиция покупать всякие сладости к чаю. Иногда задушевное чаепитие затягивалось до темноты, и тогда ребятам попадало от Канн. В таких случаях, господин Отто всегда говорил серьёзным тоном, как и полагалось уважаемому преподавателю: «Вам, наверное, пора учить уроки и ложиться спать, друзья. По домам?».  Но что-то настораживало Йойки в тоне учителя, когда тот произносил эти слова.
Когда же он поделился своими смутными подозрениями с Юкой, та сказала, что тоже это заметила. Господин Отто был одинок, и о его прошлом среди школьников ходили разные легенды. Поговаривали, что иенка, которую он любил в молодости, сбежала на Ту сторону и больше, конечно, никогда не возвращалась. С тех пор господин Отто всегда был один и никого к себе не подпускал. Говорили также, что та иенка сбежала беременной, из-за того что не хотела отдавать ребёнка. Так что, если это было правдой, то где-то в мире людей живёт сейчас взрослый ребёнок господина Отто, и, возможно, у него даже родились где-то внуки.
Но, конечно, всё это были только догадки. Сам господин Отто никогда ничего не рассказывал. И наверняка было известно только одно – он живёт один на самой окраине города и каждый вечер возвращается в пустой тёмный дом, где его никто не ждёт.
С тех пор Йойки и остальные никогда не торопились уходить. Они хотели остаться со старым учителем как можно дольше и в ответ получали его смущённую благодарную улыбку.
- Вы мои самые лучшие друзья, ребята, - говорил он. – Если вдруг вам что-то понадобится, обращайтесь ко мне. Я готов сделать для вас всё, что позволит мне возраст.
А потом начинались разговоры о том, что господин Отто ещё совсем не старый, и учитель лишь сдержанно возражал, никогда не говоря правды о своём точном возрасте.
«Ты молод, пока не утратил способность улыбаться», - говорил господин Отто, подмигивая ребятам, и улыбался.


 * * *


По ту сторону Стены была зима. Йойки точно не знал, что такое «зима», но он слышал, это называется именно так. Так это называется у людей. Зима – это когда холодно. Йойки знал, что такое холодно. В мире иенков тоже случались холодные периоды, когда пар шёл изо рта, но это случалось настолько редко, что Йойки успевал забыть ощущение холода. Ему хотелось его забывать. Хотя бы сейчас.
Но он не знал, что такое снег. Только видел. Йойки подходил к Стене всего пару раз в своей жизни, но увиденное накрепко отпечаталось в его сознании и не отпускало, всякий раз возвращаясь во снах или в минуты слабости и страха, всякий раз напоминая, что всего один шаг отделяет его от этого «там» и от того, что называется странными словами – «зима» и «снег».
Стена была прозрачной. Это была особая порода толстого стекла, которое не разбить ничем, которое появилось ещё до первых иенков и людей. Стена была всегда. Стена всегда жила. И кто создал её – вечная тайна.
Но главная особенность Стены была не в этом. Интереснее всего то, что прозрачным стекло было только с одной стороны. Со стороны иенков. И поэтому иенки могли видеть происходящее по Ту сторону, а люди – нет. Вряд ли люди вообще знали, что это за Стена, и что находится за ней.
И Йойки всякий раз содрогался при мысли, что однажды настанет день, когда и он будет одним из тех, кто не знает. Не помнит. Не верит.
Он слышал, что люди ни во что не верят. И тут же убеждал себя: «Нет. Я не такой. И никогда таким не стану. Я буду верить всегда».
И вместе с тем он ясно осознавал, что чего-то в нём не хватает. Какой-то изъян, червоточина была внутри него, которая делала его непохожим на Юку и других ребят-иенков. Словно внутри него жил кто-то ещё. И этот кто-то вдруг оживал время от времени, и тогда Йойки слышал его тихий, но сильный и всегда спокойный холодный голос: «Чушь какая-то. Этого не бывает. Не будь идиотом, Йойки, не верь всему, что тебе говорят. А не то будешь обманутым».
И тогда Йойки сжимался и втягивал плечи, опускал голову и становился нелюдимым и молчаливым, похожим на дикого зверёныша, которого тщетно пытаются приручить.
Йойки знал, что никогда не сможет доверять так, как доверяла всем Юка. Настороженность, самооборона – всего этого не было в Юке, она жила только своим открытым сердцем, а Йойки жил лишь в судорожных попытках научиться чему-то подобному. 
Не получалось.
Йойки устал. Устал пытаться быть тем, кем не являлся. Быть похожим на них - открытых, добрых, чутких, верящих в чудо и достойных чуда. Идеальных.
Иногда Йойки казалось, что он тоже такой, как они. Но чаще всего он просто не понимал, кто он.
Иногда он хотел быть одним из тех, кто не знает, не верит. Он хотел, чтобы непонятный таинственный снег падал на его плечи, касался кожи и оставлял после себя холод. Холод притупляет боль.
Иногда Йойки хотел, чтобы было холодно.



 * * *


Сегодняшнее чаепитие оказалось коротким, потому что господину Отто нужно было написать речь для завтрашнего педагогического совета. Педагогический совет проходил в школе раз в месяц, и преподаватели готовились к этому дню с особенным усердием. Это был их шанс что-то изменить в устройстве школы к лучшему.
Ребята пожелали господину Отто удачи и разошлись по домам. Когда Юка осталась с Йойки наедине, она заметила, что сегодня Йойки ещё молчаливее, чем обычно. Обеспокоенная, она даже забыла про свои неудачи с уроками рукоделия.
Но спросить прямо девочка не решалась. После того короткого робкого поцелуя под цветущим майнисовым деревом что-то в их отношениях изменилось. И если раньше Юка только отмахивалась от своей Каны со словами: «Да брось! Мы же только друзья», то теперь она лишь угрюмо молчала и всякий раз при мысли о Йойки чувствовала смущение.
И знала, что Йойки тоже смущён.
Иногда Юка злилась. «Ну и зачем, спрашивается, он это сделал? Ведь всё так хорошо было!». Но задавая этот вопрос Юка тут же отвечала самой себе. Потому что так должно было быть. Потому что мы оба знали, что так будет. И оба хотели, чтобы так было.
Они шли по влажной после недавнего дождя траве. Почва была мягкой, и Юке приходилось смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в грязь. А то Кана снова обозвала бы её неряхой и долго ворчала бы, стягивая с неё одежду, чтобы унести в стирку.
И Юке вдруг захотелось очутиться сразу дома и слушать ворчание и кудахтанье Каны, а потом забраться в тёплую ванну и провести вечер с книгой в своей светлой уютной спальне. Ей тяжело было идти рядом с молчаливым Йойки и хотелось, чтобы это скорее закончилось, и вместе с тем было больно и стыдно от этих незнакомых раньше мыслей.
Ветер холодил кожу, и окончательно вступил в свои права промозглый вечер. Вечерами всегда было намного прохладнее, чем днём, но сегодня Юке казалось, что стало по-настоящему холодно. Она пожалела, что не взяла с собой серый, связанный Каной свитер.
- Замёрзла? – спросил Йойки, в очередной раз прочитав её мысли.
- Немного, - тихо отозвалась Юка, не видя смысла врать и  притворяться.
- Тогда возьми мою рубашку, - Йойки снял рубашку в зелёную клетку и протянул её Юке, оставшись в одной футболке.
- Спасибо, - Юка накинула рубашку на плечи и снова опустила взгляд к земле.
- Ты не сильно торопишься домой? – спросил Йойки.
Вот так номер.
- Да нет, не сильно… - на этот раз Юке пришлось солгать. – А что?
- Просто я хочу сходить кое-куда. А одному идти, честно признаюсь, как-то страшновато.
- Страшновато? – Юка нервно хихикнула. –  Куда это, интересно, ты намылился? Что за страшное место?
Но Йойки ответил просто и серьёзно:
- К Стене.
Подул ледяной ветер. Повисло тяжёлое молчание.
- К Стене… - эхом повторила Юка и остановилась.
Сотни быстрых мыслей проносились у неё в голове. Зачем Йойки идти к Стене? Что тревожит его на этот раз? Что он задумал?
Юка не хотела идти к Стене. Стена пугала её. Ей не нравилась царившая там атмосфера пограничности двух совершенно разных миров, находившихся друг от друга в непосредственной близости и, тем не менее, бесконечно далёких друг от друга.
Оказаться рядом со Стеной, значит снова представить, как Йойки шагнёт на Ту сторону и больше никогда не обернётся, значит осознать неумолимую быстроту ускользающего времени.
Меньше года осталось. А что дальше?
Но Юка пересилила поднимающийся в груди болезненный давящий ужас и сказала с улыбкой:
- Отлично, пошли! Только Стена в другой стороне. А мы сейчас идём к мосту.
- Юка, если не хочешь, я провожу тебя домой и схожу один…
- Дурак, неужели ты думаешь, что после того, как ты мне это рассказал, я отпущу тебя одного? Конечно, мы пойдём вместе! – и она, храбро преодолевая смущение, взяла удивлённого Йойки за руку и потянула за собой.
- Не ожидал от тебя такого энтузиазма, - сказал он с полуулыбкой, и Юка почувствовала его облегчение и радость.
- А я не ожидала, что тебя потянет на приключения, мой занудный друг!
- Юка?
- Да?
- Спасибо.


    * * *

 
Обычно Юка плохо запоминала дорогу куда-либо. И это было ещё одним поводом для ворчания её Каны.
- Нельзя быть такой рассеянной! Ты уже большая девочка, пора научиться ориентироваться в пространстве самостоятельно! Начинай лечить свой топографический кретинизм, а то потом мне влетит по шее за то, что я так ничему тебя и не научила!
Когда иенкам исполнялось четырнадцать лет, они сдавали своеобразный экзамен по всему, чему научились за эти годы. По результатам экзаменов их Каны получали награды или отстранялись от работы. Тем Канам, чьи воспитанники успешно проходили испытание, вручали новых.
Кана Юки была ещё совсем молодая, и Юка была, так сказать, её первым опытом. Поэтому волнение Каны было особенно сильным – от того, как хорошо она воспитала своего первого ребёнка, зависела её дальнейшая судьба.
Конечно, Юке не хотелось подводить свою Кану. Как-никак она очень любила её. Но запоминать дорогу всё равно оставалось для Юки большой трудностью, поэтому она надеялась, что в экзамене не будет вопросов, связанных с ориентацией на местности.
Но дорогу к Стене Юка запомнила сразу.
Почему-то она накрепко отпечаталась в сознании девочки, и Юке казалось, что она может прийти туда даже вслепую.
Почему?
Последний раз Юка была у Стены пять лет назад. Ей тогда было восемь, а Йойки девять.
Это был официальный визит к Стене, своего рода экскурсия, и с этого дня детям разрешалось подходить к Стене когда вздумается. Однако мало кто пользовался этим разрешением. Стену боялись все.
Утро в тот день было прохладным и ясным. Юке запомнились белоснежные облака, плывущие по холодному простору небесной выси. Запомнилась сухая трава сентября под ногами, суета нервных учителей, сборы в дорогу и нежелание идти. Юка помнила, что накануне натёрла себе ноги в новых школьных туфлях и думала, что не выдержит длинной дороги до Стены и обратно. Помнила, что Йойки принёс ей из медпункта пластырь, и они вместе заклеивали больные места и чуть не опоздали, потому что все уже собрались уходить без них. Помнила, что на Йойки был надет светло-сиреневый свитер, который она так любила, и который Йойки носил до тех пор, пока свитер не начал в буквальном смысле разваливаться на части. Этот свитер очень шел к тёмным, рассыпанным по плечам волосам Йойки, но, конечно, Юка никогда не говорила ему об этом.
Юка помнила его волнение. Йойки в тот день нервничал больше всех. Он был единственным человеком в их классе, и именно ему предстояло пересечь Стену, в то время как другие просто шли посмотреть на неё для ознакомления. 
Они шли не так долго, как думала Юка. Стена оказалась намного ближе, что ничуть не обрадовало девочку. Близость этого сооружения нисколько не внушала ей уверенности.
Когда череда домиков-близнецов закончилась, и они пересекли небольшое поле, взгляду открылся реденький сосновый лес, больше похожий на посадку. Пройти его можно было за полчаса, но Юка уже могла разглядеть сквозь верхушки сосен Её. Стену.
Стена возвышалась над лесом, отражая солнечные лучи, и упиралась в небо, терялась в небе.
И тогда Юка впервые осознала могущество Стены и свою ничтожность перед Ней.
Она осознала, что пересечь Стену нельзя. И вернуться обратно – тоже. Стена не пустит.
Стена равнодушна.
Юка посмотрела на Йойки, и его вид напугал её. Бледный, маленький, худенький, с опущенными плечами, тонкий и ломкий – казалось, что даже слабый порыв ветра может сбить его с ног. И только глаза его были огромными, широко раскрытыми, в них застыли ужас и осознание. 
Дальше, через лес они шли, держась за руки. Потому что слишком страшной была эта дорога. Слишком тяжёлой.
А потом лес закончился, и они увидели Город. Сначала даже не Стену, потому что она была прозрачной, а именно Город, что был за Ней.
В том Городе была зима. Раньше Юка не знала, что такое Зима, но когда она увидела это, то сразу поняла, что вот она - зима.
Город был белым. Раньше Юка никогда не видела столько этого цвета. Белым было всё – дороги, деревья, широкий мост, начинающийся у самой Стены и уходящий далеко в Город, белыми были высокие шпили домов.
Дома в Городе были совсем не похожи на маленькие домики с черепичными крышами, к которым привыкла Юка. Это были Дома. Высокие, многоэтажные, шпилевидные, железные, упирающиеся в небо, как и Стена.
Юке хотелось увидеть людей, но людей не было. Город был пуст. И как будто… Мёртв.
Позднее учителя объяснили, что специально выбрали для экскурсии такое время, когда в Городе никого нет. Время там было не таким, как в мире иенков, и когда Юка с классом пришли к Стене, в городе было ещё раннее утро. Учителя почему-то не хотели, чтобы дети видели людей.
«Интересно, почему, - думала Юка. – Ведь они-то всё равно нас не увидят».
Она думала, что, наверное, в Городе живёт очень много людей, раз там такие высокие многоэтажные дома.
Неужели их даже больше, чем нас? 
А потом Юка наконец подняла голову к небу, надеясь всё-таки увидеть, где кончается Стена.
Но Стена не кончалась. Стена сливалась с небом, становясь его продолжением, Стена и была небом, и Юка с удивлением обнаружила, что облака из их неба пересекают Стену и продолжают свой путь по тому небу. Только там они меняют свой цвет, из легких белоснежных облаков превращаются в тяжёлые, низкие и  серые снеговые тучи.
Юка осторожно протянула руку и заставила себя коснуться поверхности Стены. Стена была холодной.
Йойки, стоящий рядом, сделал то же самое, и теперь они держались за Стену вместе, и Юка вдруг подумала, что однажды настанет день, когда они будут стоять по разные стороны.
Но сейчас они были на одной стороне, и Юка крепче сжала его руку.
Они так и не сказали ничего друг другу. Не стали делиться впечатлениями и мыслями по поводу Города и жизни в нём. Просто посмотрели друг на друга и поняли всё. Им уже тогда не нужны были слова, чтобы понимать друг друга.
По правде говоря, им никогда не нужны были слова.
И Юка помнила дорогу. Она могла в любой момент закрыть глаза и восстановить весь путь до Стены, снова проделать его мысленно.
С того дня Стена всегда была с ней.


* * *


  Они шли быстро, и Юка больше не чувствовала холода. Нужно было вернуться до темноты, иначе Кана поднимет шум, что её ребёнок не пришёл из школы.
Юка не знала, что они будут делать, когда придут. Йойки так и не объяснил своего внезапного желания.
Что он хочет найти?
Уже в лесу Йойки наконец подал голос:
- Юка, не подумай, что я тащусь сюда только из праздного любопытства. Но если ты спросишь, зачем мы идём, я не смогу тебе ничего объяснить. Потому что я сам не знаю. Я только знаю, что должен идти. Стена хочет что-то мне сказать.
Юка вздохнула.
- Ещё не хватало, чтобы ты заговорил со Стеной. Смотри, Йойки, а то ввяжешься во что-нибудь, из чего потом не выпутаться. С такими вещами лучше не шутить.
Йойки улыбнулся.
- Вижу, сегодня в роли зануды у нас ты. А как же твой вечный авантюризм, Юка?
- Я просто волнуюсь за тебя, - отозвалась Юка тихо.
- Знаю. Но я не собираюсь делать ничего, что могло бы доставить тебе или мне неприятности.
- Отрадно слышать.
Солнце садилось. По небу расплывались багровые полосы, оранжевые всполохи тонули в ярком мареве красок на горизонте, уступая место наползающей вечерней синеве с примесью холодных розовато-сиреневых вкраплений.
В какой-то момент Юка даже забыла, куда они идут. Ей просто казалось, что они гуляют вдвоём, и что это нечто вроде обычного свидания, которые устраивают повзрослевшие иенки.
Она немного смутилась, но тут же одёрнула себя за глупые мысли.
Юка не знала, что вообще делают на свиданиях, но уж явно не бродят по лесу, продираясь через заросли колючего кустарника, чтобы услышать голос Стены. Будет ли у них с Йойки когда-нибудь нормальное свидание?
И чем больше Юка думала об этом, тем меньше ей хотелось этого самого свидания. Потому что и так было хорошо. Просто так. Как есть.
Продираться через кусты вместе с Йойки, почему бы и нет? Когда впереди ждёт что-то захватывающее, это лучше любого скучного свидания с прогулками по парку и натянутыми беседами.
Наверное, они с Йойки слишком близки, чтобы устраивать что-то подобное.
- Пришли, - голос Йойки рассеял беспокойные смущающие мысли девочки.
Город. За эти годы он как будто нисколько не изменился.
Они подошли к Стене вплотную, и тогда Юка разглядела тёмные фигуры людей. По коже пробежали холодные мурашки. Стоящий рядом Йойки побледнел, и Юка думала, что если наклонится к нему, услышит сумасшедшее биение его сердца.
Йойки видел своих.
Взрослые люди ничем не отличались от взрослых иенков. По крайней мере, на первый взгляд. Они спешили куда-то по своим делам, пересекая улицы, исчезая в многоэтажных высотках, они текли широким потоком по мосту, спускались по ступеням.
Их было много. Слишком много. И все были очень похожи друг на друга. Теплая одежда тёмных и защитных цветов, увесистые на вид сумки в усталых руках, серьёзные, почти угрюмые лица.
Юка пыталась разглядеть среди них хоть кого-нибудь их с Йойки возраста, но видела только взрослых.
Внезапно ей стало холодно. Юка поймала себя на том, что прислонила ладонь к стеклу, и замёрзшие пальцы уже приобрели мертвенно синий оттенок. Поспешно она отдёрнула руку и…
- Йойки!
Йойки вышел из ступора и повернул к ней голову.
- Смотри, Йойки! Что это?
Юка указывала пальцем на крошечное отверстие в стекле. Оно было размером со спичечную головку и проходило через всю Стену насквозь.
- Осторожно! Лучше не трогай, - Йойки отвёл её руку в сторону.
- Но Йойки, разве это возможно? Стена непробиваема. Её нельзя повредить ничем. Как же получилось, что здесь оказалась эта дырища?
- Ну, дырищей это сложно назвать… Если бы ты не сказала, я бы даже не заметил её. Может, и другие тоже никогда не замечали. Может, она была здесь всегда, с момента рождения Стены…
- Производственный брак? – съязвила Юка. – Что-то я сомневаюсь. Наверняка, эту дыру проделал кто-то из наших, – она в задумчивости почесала затылок, а потом воскликнула так неожиданно громко, что Йойки вздрогнул. – Прутик! Нужен какой-нибудь тоненький прутик! Отломи от куста!
Йойки знал, что так просто калечить кусты Юка не стала бы. Значит, действительно важно.
Через пару секунд он вернулся с тонкой веточкой, подходящей по диаметру. Юка взяла прутик и, нахмурившись, осторожно продела его в отверстие в Стене.
Сначала прутик застрял, но потом пошёл легко, и Юка с Йойки затаили дыхание. Неужели благополучно выйдет с другой стороны? Неужели Стена не заметит?
Но Стена заметила.
На выходе прутик внезапно вспыхнул ослепительно ярким пламенем. Юка вскрикнула и выпустила зажатый в руке другой конец.
Огонь моментально, с ошеломляющей скоростью разошёлся по всей веточке и сожрал её за сотую долю секунды. Часть оставшегося пепла упала на белоснежный покров на той стороне, а часть – на сухую траву, под ноги Юке.
Стена не пустила. Бесполезно. И Юка была уверена, то же самое случится со всяким, кто без дозволения Стены захочет проникнуть на другую сторону.
Стене на самом деле всё равно.
- Не расстраивайся, Юка, - услышала она тихий голос Йойки над ухом. – Так должно было быть. Ты ведь знала это. Мы оба знали. Просто позволили себе напрасную надежду.
Да. Он прав. Конечно, Йойки как всегда прав. Но только отчего вдруг стало так больно?
Йойки продолжал:
- Даже если предположить, что кто-то из иенков нашёл способ продырявить Стену, безнаказанно проникнуть на Ту сторону и обратно всё равно нельзя. Стена убьёт всякого, кто на это осмелится.
- Но почему так? – спросила Юка по-детски тоненьким беспомощным голосом.
Йойки уже успел десять раз пожалеть про себя, что притащил её сюда и ещё больше расстроил вместо того чтобы попытаться поднять ей настроение.
- Если бы я только знал… - прошептал он. – Прости, Юка. Не стоило нам сюда приходить.
Юка снова посмотрела на Город.
Город продолжать жить своей жизнью, по неведомым им законам. Люди продолжали спешить по делам. Никто не обратил внимания на вспыхнувшую искорку пламени, поглотившего тонкую веточку и их последнюю надежду. 
Город был слеп.
Стена равнодушна.
А Юка беспомощна.


* * *   

 
- Скоро стемнеет. Пора домой, - сказал Йойки.
Юка смотрела в его пустые усталые глаза. Наверное, он так и не нашёл, что искал.
Внезапно над их головами раздался тонкий птичий крик.
Юка посмотрела вверх. Высоко в небе, пытаясь пробиться через Стену, отчаянно и надрывно кричала птица. Она то падала, то снова набирала высоту, ударяясь головой о прозрачную поверхность толстого стекла.
- Ох, Йойки! – выдохнула Юка. – Она же погибнет!
Юка не раз слышала печальные истории о молодых птицах, которые по неосторожности гибли, пытаясь пересечь Стену. Для птиц не существовало возраста Ноль. Они могли умереть в любой момент. И Юка думала, что в чём-то они похожи на людей.
На какой-то миг птица совсем исчезла из вида, растворившись в синеве небес, и девочке даже показалось, что та смогла перелететь через Стену. Но потом сгустившуюся тишину расколол надвое её дикий крик, и Юка была уверена, что это крик боли. Птица стремительно падала, и крыло её горело, как горела только что тонкая веточка в руке Юки.
Не в силах вздохнуть Йойки и Юка смотрели на жуткую картину. А потом Юка бросилась навстречу падающей птице, которая била белоснежными крыльями в воздухе, бессильно крича. Её горящее крыло потухло при падении, и у Юки в голове ярко вспыхнула мысль, что птицу ещё можно спасти.
Раньше Юка не видела птиц, похожих на эту. Она немного напоминала голубя, но была крупнее. Чистое белое оперение разбавляли ярко-синие, почти ультрамариновые перья на груди и  уцелевшем крыле. На повреждённом крыле перьев почти не осталось, и птица била им по сухой траве, словно пытаясь тем самым унять боль.
Юка хотела подойти к ней ближе, но птица снова пронзительно закричала.
- Постой, Юка! – Йойки поймал её за руку. – Не подходи пока. Она слишком напугана.
- Но что же нам с ней делать? – Юка почти плакала. – Надо же как-то помочь ей!
- Тише. Подожди. Не двигайся пока.
Йойки сам замер и стоял так, пока птица не утихла. Потом медленно опустился на корточки. Птица вздрогнула было, но тут же снова затихла. Она не спускала с Йойки своего синего глаза, и Йойки так же, не отрываясь, смотрел на неё.
- Тише-тише. Не бойся, - шептал Йойки, осторожно подбираясь к птице. – Я не причиню тебе боль… Мы поможем тебе… Юка, разреши забрать у тебя мою рубашку…
Юка молча сняла рубашку Йойки, ощутив на голой коже вечерний пронизывающий холод, и так же осторожно протянула её мальчику.
Йойки подобрался к птице совсем близко, продолжая шептать слова утешения, которые та вряд ли понимала. На какой-то момент он снова замер, дожидаясь, пока птица успокоится, а потом набросил на неё рубашку, стараясь при этом не задеть больное крыло.
Птица вновь закричала и забилась у мальчика в руках. Но Йойки держал крепко.
- Ну что ты ругаешься, глупая? – ласково приговаривал он, наклонив голову. – Не шуми. Побереги силы.
- И что теперь? – севшим голосом спросила Юка. Ей казалось, что только теперь, когда птица наконец оказалась в надёжных руках Йойки, её сердце снова начало биться.
- Теперь? Теперь мы отнесём её к Мие. Она и её Кана знают, как лечить животных. Надеюсь, в их доме найдётся место ещё и для этой несчастной.
- Думаю, найдётся, - Юка вздохнула с облегчением, довольная, что всё разрешилось. – Тогда пойдём скорее.
И они пошли. Почти побежали. Ни разу не оглянувшись. Оставляя позади холодный Город и Стену, приносящую только боль.
На небе красными всполохами догорал закат.


  * * *
 

 Увидев раненую птицу, Мия тихонько ахнула.
- Бедняжка! Что же с ней случилось?
- Э-э-м-м… Не будем вдаваться в подробности, - сказала Юка. Распространяться о том, где они были, ей пока не хотелось.
На улице уже совсем стемнело и значительно похолодало, и Мия пригласила их в дом. Навстречу им вышла Кана Мии – пожилая женщина с пучком седых волос и в круглых очках. Поговаривали, что Мия – её последняя воспитанница, а после Кана номер Четыре Тысячи Пятнадцать уйдёт на покой.
- Дайте-ка мне посмотреть, - и Кана взяла тихую и окончательно выбившуюся из сил птицу из рук Йойки.
- У неё сильно обожжено правое крыло, - сказала Юка.
- Глупое создание. И зачем тебе было покорять Стену? – обратилась Кана к птице.
Юка и Йойки переглянулись. Откуда она узнала, что птица пострадала именно из-за Стены? Может, уже сталкивалась с подобными случаями?
- Это птица гиуру, - сказала Кана. – Птица перевоплощения.
- Гиуру? – переспросила Мия. – Никогда не слышала о такой.
- Гиуру - древняя птица, - продолжала Кана. – Сейчас её редко можно увидеть. Возможно, в скором будущем гиур вообще не станет. В древности иенки верили, что эта птица связана с загробным миром. Существовало поверье, что если вырвать у неё ультрамариновое пёрышко с груди или с крыла, а после смерти предъявить его Загробному Стражу, то вместо того чтобы отправиться в вечный мир холода и печали, можно будет воплотиться на Земле ещё раз, родившись тем, кем сам захочешь. Также считалось, что перья гиуру могут сократить жизнь иенка, который хочет умереть, не дожидаясь Возраста Ноль. Точно также перо могло, наоборот, воскресить безвременно погибшего. Древние иенки почитали птицу гиуру. Они считали её очень могущественной.
- Но зачем кому-то намеренно сокращать себе жизнь? – поразилась Мия.
- Кто знает… Кто знает, - вздохнула Кана, явно не желавшая больше говорить на эту тему. – Этой птице поможет моя травяная мазь против ожогов.
- И она сможет снова летать? – спросила Юка почему-то шёпотом.
- Сможет. Надеюсь только, что она больше не сунется куда не следует, и этот урок её кое-чему научит.
Почему-то Юке показалось, что эти слова были обращены не только к птице гиуру, но и к ней с Йойки. Наверное, им тоже не надо было соваться куда не следует.
Потом Кана сказала, что позаботится о птице только первое время, а потом Юке с Йойки придётся забрать её, потому что в доме уже слишком мало места.
Кана унесла птицу, а Мия вышла на крыльцо проводить спешащих домой Юку и Йойки.
- Спасибо за помощь! – горячо поблагодарили они подругу.
- Да не за что. Вы лучше скажите, какая нелёгкая понесла вас к Стене? – спросила Мия, сделав суровое лицо. С этим выражением она напомнила Юке её собственную Кану, и девочка едва удержалась от смеха.
Пока она думала, что бы такое ответить, Йойки сказал:
- Это я её подговорил. Мне просто было это нужно. А идти одному не хотелось.
Мия вздохнула, смягчилась. И погрустнела. Ей, как и Юке, тяжело было понять, с каким грузом на сердце живёт Йойки, поэтому она всегда жалела его.
- Ладно, - сказала она. – Я просто хочу, чтобы вы были осторожны. И не ходили туда по темноте.
- Ты прямо как моя Кана! – не удержалась Юка.
- А ты слишком беспечная! – возразила Мия, снова напустив на себя суровый вид. – Ну-ка дуйте по домам, пока вам не влетело!
Юка прыснула от смеха, и они с Йойки побежали с крыльца на тропинку, помахав Мие растопыренными ладонями. Мия только с улыбкой покачала им вслед головой и скрылась в доме.
- Она замечательная, правда? – радовалась Юка по дороге, уже забыв про все свои неприятности с уроками и Стеной. – Если бы не Мия, даже не знаю, что бы мы делали с этой птицей гиуру.
- Да. Мия здорово нам помогла, - отозвался Йойки.
Он снова был молчалив, и радость Юки мгновенно потускнела. Что не так? Неужели всё ещё думает про Стену и Город?
У дома под номером три тысячи восемьсот пятьдесят четыре они остановились, и Юка не знала, что ей сказать, прежде чем уйти. В прихожей горел свет. Терпеливая Кана ждала её и, наверняка, уже сочинила целую речь про опоздания.
- Юка! – выпалил вдруг Йойки так громко, что девочка вздрогнула и уставилась на него широко раскрытыми глазами.
- Ч-что? – спросила она.
- Завтра воскресенье, выходной, - сказал Йойки.
«Ну и? Что он хочет этим сказать?» - напряглась Юка.
- В парке будут пускать бумажных змеев. Я подумал… - Йойки на какое-то время замолчал, собираясь с силами. – Подумал, что мы с тобой могли бы погулять. Можно поесть мороженое или суико – это такие сладости с фруктовым кремом… Или ещё что-нибудь… - и он снова замолчал, потупившись.
«Он что, зовёт меня на свидание?» - поразилась Юка, но не решилась вслух произнести это слово.
Она сказала только:
- Х-хорошо. Давай погуляем завтра в парке, - и улыбнулась, чувствуя, как румянец расползается по щекам.
Йойки тоже улыбнулся, и Юка поняла, что сейчас, в этот самый момент он победил все тревоги и навязчивые пугающие мысли о неизвестном будущем. В этот самый момент он был по-настоящему счастлив. И Юка тоже больше не думала о зиме, отсветах огня на снегу и сером пепле, в который превратились их робкие крошечные надежды. Она думала только о том, как здорово будет сходить с Йойки на настоящее свидание. Она поняла вдруг, как сильно хотела этого раньше, просто боялась признаться.
- Ну… тогда я пошёл, - сказал Йойки. – Завтра после обеда зайду за тобой.
- Угу, - кивнула девочка. – До завтра, Йойки.
- До завтра, Юка.
Она долго смотрела на его удаляющуюся фигурку, пока та окончательно не скрылась в густой темноте дороги. А потом вошла в дом.
Не успела Юка закрыть за собой дверь, как в коридоре возникла Кана.
- Господи, ну наконец-то! Я уж думала, что сегодня ты не вернёшься! Меня тут уже чуть удар не хватил! Скажи, что слу… - но увидев счастливое сияющее лицо Юки, она вдруг осеклась.
- Мы спасли птицу! – сказала Юка. – А ещё… А ещё… Столько всего случилось! – и она вдруг порывисто обняла Кану, вдохнув родной любимый запах. – Я так счастлива сегодня, - прошептала она.
Кана удивилась, её брови взлетели вверх, а глаза широко раскрылись. А потом она улыбнулась и осторожно погладила Юку по её коротким непослушным волосам.
- Девочка моя, - сказала она. – Моя глупая девочка.
А Юка вдруг подумала с щемящей тоской, что вскоре ей предстоит потерять не только Йойки, но и Кану. Когда Юке исполнится четырнадцать, она начнёт самостоятельную жизнь, а Кане дадут другого ребёнка.
Её мир, мир, который она так любила, стал вдруг таким зыбким.
Юка так хотела, чтобы все, кого она любила, - Йойки, Кана, Мия, Ённи, господин Отто, всегда были рядом. Но всем так или иначе предстояло уйти. Рано или поздно.
Почему?
Вечность. Существует ли она?
В прихожей было тепло, а с кухни вкусно пахло горячим какао и шоколадными кексами. Руки Каны были тёплыми  и внушали уверенность. За окном растекался чернилами по стеклу вечер. Сердце щемило, но вместе с тем отчего-то было так сладко и легко в груди.
И Юка улыбалась.   



 



  Глава 3

 Шкатулка. Бумажный змей. Тихаро.




Нижний ящик стола всегда был особенным. В третьем снизу ящике Юка хранила всё самое важное. И самое секретное. Нет, её Кана вовсе не имела привычки совать свой нос в личные вещи девочки, просто Юка любила секреты.
И даже если не от кого было прятать, желание создать какую-нибудь тайну, укромный уголок, тайник, постоянно заставляло Юку придумывать всё новые и новые коробочки, шкатулочки и всевозможные ящички с секретами.
Но главным всё равно оставался нижний ящик. Как-то уж так повелось, что самое дорогое Юка убирала именно туда.
Здесь были все письма от Йойки. На самом деле их было не так уж много, потому что Йойки был не любителем длинных посланий. В основном это были записки, можно даже сказать, заметки, которыми Йойки вдруг хотел с ней поделиться. Поэтому часто, когда не было возможности встретиться, а ждать утра не хотелось, они оба пользовались голубиной почтой, отправляя друг другу короткие сообщения.
Были здесь и рисунки Йойки. Некоторые из своих лучших работ мальчик подарил ей со словами: «Это чтобы ты тоже помнила». И Юка помнила.
Больше всего Юка любила рисунок, подаренный Йойки совсем недавно, чуть больше месяца назад, когда они ходили к вересковому полю. Йойки нарисовал её бегущую по полю, сияющую в лучах восходящего солнца и с беспечной радостной улыбкой на лице.
А на днях Йойки подарил ей совсем новый рисунок с птицей гиуру, величественной, внушающей могущество, прекрасной и самое главное – здоровой.
- Это чтобы она поскорее поправлялась у тебя, - сказал Йойки, неловко переминаясь с ноги на ногу и протягивая Юке рисунок.
Когда гиуру прожила неделю у Мии и её Каны, решено было переселить птицу к Юке, чья Кана, конечно, была от этого не в восторге. Но только поначалу.
- И кто же будет ухаживать за ней? – спросила она, сделав грозный вид.
- А ты как думаешь? Конечно я! – заявила Юка, прижимая трепыхающуюся и взволнованную новой обстановкой птицу к груди.
В ответ на это Кана только вздохнула, и весь её грозный вид вдруг сразу как-то сдулся.
- А ладно, делай что хочешь. Всё равно с тобой не поспоришь. Только смотри, чтобы она не загадила весь дом.
Обиженная Юка унесла гиуру в свою комнату и поселила её на балконе, создав там все необходимые условия. Юке очень нравилось ухаживать за птицей. Ей нравилось ощущение, что она принимает в чьей-то жизни непосредственное участие, нравилось чувствовать себя ответственной за чужую жизнь. 
Однако вскоре жизнь птицы стала интересовать и Кану, которая время от времени спрашивалась о её здоровье  и приходила на балкон Юки «посмотреть». И скоро Юка стала отмечать, что Кана проводит на балконе всё больше времени. Гиуру полюбилась и ей.
Юка даже завела дневник наблюдений, чтобы следить за состоянием птицы. Дневник этот тоже хранился в нижнем ящике стола, где помимо вещей, связанных с Йойки, было ещё много всего.
Под ворохом бумаг, писем и рисунков лежала небольшая деревянная шкатулка с резной крышкой. Шкатулку подарила Юке Кана на десятый день рождения девочки.
- Эта вещь досталась мне от моей Каны, когда я тоже была ребёнком, - улыбнулась Кана. – Она сказала, что когда-нибудь я смогу подарить её собственному ребёнку, которого полюблю так же сильно, как она любила меня. Ещё она обмолвилась, что, возможно, это будет мой первый ребёнок, потому что именно первый воспитанник оставляет в сердце самый глубокий след. И, пожалуй, она была права. Поэтому сейчас я хочу подарить эту шкатулку тебе, Юка. Я хочу, чтобы ты знала, как сильно я люблю тебя. Ты растёшь чудесной девочкой, оставайся такой же и не доставляй мне хлопот, - и тут же Кана рассмеялась, очевидно смутившись от того, что сама же и сказала, и добавила шутливым тоном: - Считай, что это взятка. А если не будешь слушаться меня, заберу шкатулку обратно и подарю её другому ребёнку, поняла?
Из-за не очень весомой разницы в возрасте и отчасти из-за легкомысленности Каны, они с Юкой всегда больше походили на подруг, чем на Кану и её воспитанницу.
Шкатулка оказалась не пустой. Внутри Юка обнаружила фигурку непонятного животного, которого раньше не видела ни живьём, ни на картинках.
- Кто это? – спросила она у Каны.
- Ах, это? Это олень. Точнее даже, маленький оленёнок.
- Оле-нё-нок? – по слогам повторила Юка, пробуя на вкус не знакомое раньше слово.
- Да. Весьма милое создание. Жаль только, что обитают они лишь по ту сторону Стены. Говорят, что когда-то олени жили и в нашем мире, но потом по непонятным причинам исчезли. Моя Кана рассказывала мне, что эту шкатулку вместе с этой фигуркой оленя вырезали ещё в те времена, когда эти животные свободно разгуливали по миру иенков. Представляешь, какая древняя вещица?
Юка не представляла. В десять лет в её голове никак не укладывались такие понятия, как «несколько миллионов лет», «века», «вечность». Они казались ей чем-то непостижимым, огромным, как небо, и длинным, как тропа, ведущая от верескового поля в город. Уже позднее Юка поняла, что тропа эта намного короче, чем представлялось ей в десять лет. Потому что у всего есть конец. И на Земле не бывает ничего бесконечного.
Сегодня, помимо фигурки загадочного оленёнка Юка хранила в шкатулке высушенный цветок майнисового дерева. Ей даже казалось, что цветок всё ещё хранит свой неповторимый аромат, и часто она склонялась над шкатулкой, с улыбкой прикрыв глаза, и вспоминала те обещания, что они с Йойки давали друг другу.
И тогда Юка чувствовала себя частью этой самой Вечности, и даже переставала бояться её. Потому что Вечность – это не обязательно бесконечно тянущееся наказание за какие-то земные проступки. Вечностью ещё может быть любовь к кому-то. И тогда даже после смерти эта любовь остаётся жить, обретая собственные крылья и поднимаясь надо всем земным и конечным. Она может жить в шёпоте ветра, в шелесте колосков в поле, в крике птиц или в отражении неба на гладкой поверхности чистого озера.
И тогда любовь превращается в Вечность.
И подумав так, Юка ощущала необыкновенное успокоение и закрывала шкатулку, а вместе с ней и свой ящик с секретами. Закрывала, чтобы однажды открыть вновь.


  * * *


Птица гиуру быстро шла на поправку и привыкала к новой необычной обстановке. Начинала доверять. Позволяла прикасаться к себе, ела с рук и даже садилась Юке на плечо.
В один воскресный вечер Йойки, Мия, Ённи и сама Юка собрались на её балконе, болтая и подкармливая птицу крошками от маковых булочек, испечённых Каной. Тогда Мия внезапно сказала:
- А почему у гиуру до сих пор нет имени? Ведь это же неправильно: называть её гиуру или просто птицей. В древности-то её вон как почитали, а мы даже имя выдумать не можем!
Юка задумалась. Гиуру тоже притихла на её плече.
- Она права, - поддержал Ённи. – Давайте как-нибудь назовём её.
- Ну давайте, - согласилась Юка.
Повисло сосредоточенное молчание. Юка перебирала в голове все возможные имена, которые подошли бы птице, но ни одно ей не нравилось. Ища поддержки, она посмотрела на Йойки, который сидел, прислонившись к стене и глядя в окно. Не понятно было даже, придумывает ли он имя или занят в мыслях чем-то своим.
Неожиданно Йойки сказал, не поворачиваясь:
- Тихаро.
Все уставились на него.
- Тихаро, - повторил Йойки. – Это имя переводится с языка древних иенков как «свободная». А наша гиуру хотела стать свободной и пересечь Стену. Она хотела покорить преграду. Хотела свободы.
Юка вдруг ощутила комок в горле. Это имя всем очень понравилось, но отчего-то они продолжали молчать.
Юка была поражена столь глубокими познаниями Йойки в языке древних иенков. Да, у Йойки всегда были высокие оценки по этому предмету, но Юка никогда не могла понять, зачем ему с таким рвением изучать язык, который он всё равно забудет?
Считалось, что человеческому ребёнку не стоит слишком уж срастаться с миром и цивилизацией иенков, поэтому даже в школе на уроках, связанных исключительно со специальным познанием, детям людей позволялись определённые поблажки. Учителя никогда не требовали абсолютного знания предмета, потому что понимали всю бесполезность этого.
Но, наверное, у Йойки было своё мнение на сей счёт. Мир, культура и традиции иенков всегда очень интересовали его, и эти предметы Йойки учил с особенным усердием, как будто надеясь в будущем перехитрить свою память. Быть может, он надеялся, что если хорошо выучит, потом сможет вспомнить?
От этих мыслей Юке всегда становилось дурно, и тошнота подкатывала к горлу. И всякий раз она говорила себе: «Вот видишь, тебе об этом даже подумать страшно, а он живёт с этим каждый день. Живёт с этим».
- Замечательное имя, - сказала, наконец, Мия, и Ённи усиленно закивал, поддакивая.
- Тихаро, - улыбнулась Мия, обращаясь к птице. – Как тебе твоё новое имя?
Поговорив какое-то время с гиуру, Мия обратилась к Юке:
- А тебе как? Нравится имя?
Юка оторвала, наконец, взгляд от Йойки и прошептала рассеянно:
- Да… Да, очень нравится. Очень подходящее имя.
- Отлично! – воскликнул Ённи с нарочитым весельем, заметив, очевидно, похоронное настроение Юки и Йойки. – Тогда почему бы нам не пойти погулять по такому случаю? Можем посидеть во дворе и взять с собой Тихаро! Пусть подышит свежим воздухом и снова попробует летать!
В их компании Ённи и Мия всегда разряжали обстановку, как только замечали, что Юка и Йойки вдруг гаснут и огорчаются. Юка знала, что они оба очень жалеют их с Йойки. Потому что знают после стольких лет, как Юка с Йойки близки друг другу, и каким тяжёлым камнем лежит на их сердце грядущее расставание. Иногда Юка была благодарна им за это понимание. А иногда ей хотелось, чтобы они перестали, наконец, смотреть на них с такой неприкрытой жалостью. И тогда она чувствовала себя очень уставшей.
В прихожей они встретили Кану, которая только что вернулась домой с большой корзинкой свежесобранной клубники. По коридору распространялся её сладкий опьяняющий аромат.
- О, привет, ребятки! – весело поздоровалась Кана, поправляя выбившуюся из под косынки прядь волос. – Гулять собрались? Подождите, не убегайте, я вам клубнички дам с собой!
Через минуту Кана вернулась из кухни с широким блюдом, полным ягод, и вручила его Юке со словами:
- Смотри не урони!
- Я что, по-твоему, безрукая?
- Конечно, а какая же?! Кто на прошлой неделе кокнул мою любимую вазу с греческим орнаментом? А ведь я всего лишь попросила тебя протереть пыль!
- Я здесь ни при чём! Это ты поставила её на самый край! – воскликнула оскорблённая Юка и заметила вдруг, что Йойки чуть улыбается, наблюдая за их с Каной перепалкой. Он любил смотреть на них, говоря, что Юке идеально подходит её Кана, являясь безупречным отражением её самой. Но Юка, конечно, отнекивалась, говоря, что вреднее её Каны сложно кого-нибудь найти, и что сама она совсем не такая.
Пока Юка и Кана спорили из-за цветочной вазы, Тихаро, сидящая у девочки на плече, склонила голову и принялась клевать клубнику из тарелки. Заметив это, все дружно рассмеялись, а все споры тут же забылись.
- Ах ты воришка! – смеялась Кана, в то время как Тихаро продолжала с невозмутимым видом клевать клубнику.
И Юка всё смеялась и не могла остановиться. И Йойки тоже смеялся, сначала совсем тихо и как-то робко, а потом от души, окончательно расслабившись.
Им было просто хорошо всем вместе.


   * * *      


На заднем дворе они устроились прямо на нагретой солнцем траве, которая ещё хранила своё тепло, несмотря на то, что солнце уже село.
Юка поставила тарелку с клубникой в центре, чтобы каждый мог дотянуться, а сами они расселись по кругу. Клубника тоже была тёплой, сочной и пахла летней свежестью. «Хорошо всё-таки жить в мире, где клубника растёт круглый год», - думала Юка, отправляя в рот крупные ягоды.   
Тихаро, кажется, уже наелась и снова притихла у Юки на плече.
- Очень странно… Её крыло уже почти зажило, но почему-то она до сих пор не пытается летать, - проговорила Мия с лёгким волнением.
- Может, после того, что с ней случилось, у бедняги пропало всякое желание летать… - предположил Ённи.
- Сомневаюсь. Она же всё-таки птица. Птица рождена, чтобы летать. Для неё это желание так же естественно, как желание дышать.
Мия была права. С тех пор, как Тихаро принесли в дом, она ни разу не пыталась взлететь, словно вообще предпочла забыть, что это за штуки у неё за спиной, и для чего они нужны. Но она могла летать, потому что с лёгкостью вспархивала Юке на плечо. Значит… просто не хотела? Но возможно ли такое?
Юка повернула лицо к птице и уткнулась носом в её мягкие белоснежные перья. Тихаро молчала. Если бы только она могла рассказать, почему больше не летает.
- Не волнуйся, - шепнул Йойки. – Скоро она окончательно поправится.
Юка посмотрела на него с грустной улыбкой.
- Я очень на это надеюсь.
И вместе с тем Юка ловила себя на том, что не хочет расставаться с Тихаро. Этого девочка никому не могла сказать, но она действительно не хотела, чтобы птица улетала. Юка понимала, что желание это эгоистично, что в нём нет ничего хорошего и благородного, но ей не хотелось, чтобы Тихаро тоже оставила её.
Однако само её имя, придуманное Йойки, противоречило этому желанию. Свободная. Тихаро должна жить на воле.
Но иногда Юке всё-таки казалось, что птица как будто понимает это её постыдное, непроизносимое вслух желание и не улетает. Как будто чувствует, что нужна Юке.
И когда Юка смотрела в её холодные ультрамариновые глаза, ей казалось, что она видит там бездну мудрости и понимания. Казалось, что Тихаро знает о ней всё.
Когда тарелка с клубникой опустела, ребята улеглись на траву и стали смотреть на небо. Скоро загорятся первые звезды, но пока небо синее со слабыми отсветами ушедшего солнца.
Ённи решил прилечь на траву, положив руки под голову, и вскоре остальные последовали его примеру. Трава была мягкой, но уже начала остывать, и Юка чувствовала, как травинки холодят открытую кожу на её шее. Йойки лежал рядом, и Юка слышала его спокойное дыхание. Тихаро устроилась на краешке пустого блюда из под ягод.
Какое-то время они молчали. Юка вдруг подумала, что даже через сто лет, когда их всех уже не будет на свете, это плывущее над ними небо останется неизменным.
- Как думаете… - сказал вдруг Ённи тихо. – Какими мы станем, когда вырастем?
Юка вздрогнула, Йойки как будто перестал дышать, а Мия усмехнулась и проговорила:
- Какими? Да обычными! Просто обычными взрослыми. Уверена, что ты будешь работать где-нибудь в науке и изобретать всякие странные штуки, а к пятидесяти годам окончательно ослепнешь…
- Тьфу! А вот и не ослепну! Вот возьму и изобрету прибор, который поддерживает идеальное зрение до глубокой старости! – и Ённи мечтательно улыбнулся, довольный собой и своей идеей.
  Мия только фыркнула.
- И что же это будет за прибор? Вставные глаза? Не волнуйся, их уже до тебя изобрели, как и вставную челюсть…
Они поспорили ещё какое-то время, а потом Мия сказала:
- А вот я, наверное, стану врачом. Который лечит животных, - и улыбнулась от этой мысли.
- Тогда для начала тебе придётся подучить химию и биологию, по которым у тебя одни тройки, - поддел Ённи.
Но у Мии уже пропала охота препираться, и она продолжала мечтать, глядя в небо:
- Я обязательно открою свою клинику. Мы будем помогать бездомным животным и диким, попавшим в беду, как, например, наша Тихаро. Но и домашних питомцев тоже будем лечить. Люди со всей округи будут приходить к нам за помощью для своих любимцев…
И они снова помолчали некоторое время, представляя клинику Мии во всей красе – высокое здание, не похожее на обычный жилой домик, с ослепительно белыми стенами и вывеской с ровными блестящими буквами на воротах.
- А ты, Юка? – спросила Мия, поворачивая к ней лицо.
- Я? – Юка растерялась.
Её будущее было не таким определённым, как у Мии с Ённи. По правде сказать, оно было весьма туманным. Юка привыкла мыслить о своём будущем до того момента, как Йойки уйдёт в Город. О том, что будет после, она старалась вообще не думать.
Но не всегда это получалось.
- Не знаю, - сказала она после долгого раздумья. – На самом деле у меня нет никаких особых талантов. И какой-то определённой цели тоже нет. Может, ты, Мия, возьмёшь меня к себе в клинику медсестрой? Я бы помогала тебе.
Мия засмеялась.
- Конечно! Обязательно возьму! Тем более, у тебя хорошие оценки, и если так и дальше пойдёт, ты вполне можешь выучиться и на врача.
Юка уже не понимала, шутят они или говорят серьёзно.
Юка не знала, хочет ли она быть врачом.
Ей хотелось, чтобы Йойки тоже сказал что-нибудь. Она боялась, что от этой темы о будущем он снова замкнётся в себе, но Йойки вдруг сказал спокойным уверенным тоном:
- А я стану художником.
Воцарилась тишина. Потом Мия сказала:
- Никто в этом и не сомневается. Мы всегда знали, что ты станешь великим художником, правда, Ённи?
- Ммм… - отозвался Ённи.
Все ждали, что Йойки скажет дальше.
И он сказал:
- Не думаю, что мои навыки рисования исчезнут после того, как я уйду отсюда. Ведь я забуду только мир иенков, а всё остальное останется при мне. В том числе и мои способности. Недавно господин Отто даже сказал, что это хорошо, что я буду жить в Городе.
Юка судорожно сглотнула:
- Господин Отто так сказал?
- Да. Он сказал, что для меня так будет лучше. Что в Городе меня ждут большие возможности, чем здесь. Сказал, что в этом мире жизнь более размеренная и спокойная, и особой известности в таком тихом месте мне не сыскать. А Город… Там всё по-другому.
- По-другому… - эхом повторила Юка. И почему-то ей вдруг стало трудно дышать, несмотря на вечернюю прохладную свежесть.
- Да, - сказал Ённи со вздохом. – Я тоже слышал о чём-то подобном. Город действительно даёт много возможностей. Город делает людей знаменитыми. Можете себе представить, что ваша рожа будет наклеена на каждом столбе и снабжена рекламой? Что тысячи поклонников будут писать вам восторженные письма, и что вы будете черкаться для них ручкой на клочках бумаги, и от этого они станут неимоверно счастливыми? В том мире это называется «популярность». Причем популярными становятся далеко не всегда из-за своих особых талантов. Известность может принести и просто смазливая внешность или много денег. Нам всё это даже трудно вообразить. В нашем мире всегда ценилась мудрость, и только она одна могла принести иенку определённую известность, да и то в довольно узких кругах. Нам вся эта фанатичная мишура просто не свойственна. Но знаешь, Йойки, иногда я завидую тебе. Иногда мне тоже хочется попасть в тот мир. Хотя бы на какое-то время. Чтобы оценить все преимущества их суперсовременных технологий. Говорят, что их техника дошла до такой степени, что люди с разных концов света могут общаться друг с другом, не сходя с места, при помощи специальных устройств. Похоже на какую-то фантастику, но, тем не менее, они этим живут каждый день. Наш же народ больше тяготеет к природе, к земле и мудрости предков. Но иногда я задаюсь вопросом: «А такая ли она мудрая, эта мудрость?».
Юка была поражена. Она думала, что подобные мысли приходят в голову ей одной, а оказалось, что и Ённи задаётся теми же вопросами. Так ли правильно устроен их мир, как им говорят? 
- Это ещё не всё, что сказал мне тогда господин Отто, - проговорил Йойки всё так же бесстрастно. – В тот день он говорил много странных вещей. Но особенно мне запомнилось одно… Он сказал, что было время… Время, когда Стены… не существовало, - последние слова он произнёс совсем тихо, и Юка даже подумала, что Ённи и Мия, наверное, не расслышали. Но они расслышали. И молчали.
- Не может быть! – воскликнула, наконец, Мия. – Что он имел в виду?
- Да, - кивнул Ённи. – Я тоже слышал об этом. Но только на уровне мифов и легенд. И честно сказать, не поверил этому. А ты говоришь, господин Отто утверждал это?
- Да, - сказал Йойки. – Он говорил так, как будто это даже не подвергается сомнению. Если честно, я так опешил, что даже не смог расспросить его обо всём как следует.
Юка вдруг вспомнила про свою шкатулку с оленёнком. Кана говорила, что когда-то эти животные жили и на их земле, но потом исчезли, неизвестно почему. Не могло ли так случиться, что олени обитали на земле иенков просто потому, что Стены тогда не было? Просто потому, что тогда вообще не было «земли иенков» и «земли людей», а была только одна общая земля, по которой ходили люди и иенки, даже не зная, что они чем-то отличаются друг от друга?
Мия спросила:
- Но даже если Стены действительно не было, то откуда Она взялась потом? Кто воздвиг её? И самое главное, зачем?
Йойки молчал, а Ённи сказал со вздохом:
- Наверное, этого никто не знает. Даже господин Отто.
Снова повисло непродолжительное молчание. Но Юка чувствовала, что так просто она не сдастся. Потому что сейчас она, возможно, наконец-то приблизилась к ответам на вопросы, которые задавала себе всю жизнь.
- Мы должны поговорить с господином Отто, - сказала она. – И выяснить, что ещё он знает об этом.
Особого энтузиазма она не встретила. Каждый колебался. И у каждого были на это свои причины.
- А ты уверена, что он нам так просто всё выложит? – спросила Мия.
- Не уверена. Но господин Отто доверяет нам. К тому же, он уже говорил об этом с Йойки, значит, вполне может продолжить с нами. И ещё у меня есть кое-что, что, возможно, наведёт его на нужные мысли.
- «Кое-что»? – заинтересовалась Мия. – Что ты имеешь в виду?
- Увидишь.
Конечно, Юка имела в виду свою шкатулку. Она была уверена, господин Отто знает что-нибудь о диковинных животных оленях и не откажется поговорить с ними о тех временах.
Увлекшись разговором, они не заметили, как на небе зажглись первые звёзды. Их становилось всё больше, и свет их был таким далёким.
Тысячи, миллионы бесконечно далёких Вселенных.
И четверо школьников, пытающихся представить своё будущее. Какими они будут через десять лет? Десять лет – так бесконечно много для них. И так мало для звёзд, рассыпанных по чёрному шелку небосвода.
Юка подумала, что для звёзд ничего не изменится. И пока кто-то возводил высокие Стены, выстраивая бесконечные преграды, которых и так огромное множество в нашей жизни, звёзды просто светили.
Звезды оставались неизменны. Они просто смотрели.
Юка вздохнула и прикрыла на секунду глаза. Теперь будущее представлялось ей ещё более туманным, чем прежде.
А потом Кана позвала их домой.

* * * 
   

Это был один из тех немногих вечеров, когда Юка осталась дома совсем одна. Обычно Кана никогда не оставляла её и даже за продуктами старалась ходить, пока Юка была в школе. На самом деле Кане не полагалось надолго покидать участок, к которому она была прикреплена.
Сегодня же Кана ушла на закате и не вернулась даже с наступлением темноты. Она не сказала, куда идёт. Сказала, что объяснит всё, когда вернётся, но почему-то Юка ей не поверила. Сказала, чтобы Юка не волновалась. И Юка старалась не волноваться.
Она разогрела себе ужин, порезала простенький салат и уселась жевать с вялым отсутствующим видом. Она вдруг заметила новую скатерть на столе – голубую с белыми ромашками. Попыталась вспомнить, была ли эта скатерть здесь утром, но так и не вспомнила.
Юка провела рукой по гладкой поверхности, задержала пальцы на цветке. Подумала, что обязательно похвалит Кану за такую замечательную милую скатерть. И снова отогнала от себя приступ волнения.
Всё будет хорошо. Скоро Кана вернётся.
Кана вернулась примерно через час. К тому времени Юка уже окончательно потеряла терпение и сидела на балконе, высматривая, не идёт ли Кана по дорожке к их дому. Было темно, и Юка попросила Тихаро подать знак, когда Кана появится. От Мии Юка узнала, что птицы гиуру могут видеть в темноте. Ну ещё бы. Если они действительно как-то связаны с загробным миром, то темнота – их родная стихия.
И действительно, когда фигурка Каны в легком платье показалась на дороге, Тихаро встрепенулась на плече девочки. Кана шла быстро, обняв себя руками. Замерзла, наверное.
Юка подавила острое желание рвануть ей навстречу и решила оставаться спокойной, не показывая ничем, что за эти часы ожидания она чуть не сдвинулась. А ещё она подумала, что никогда больше не будет поздно возвращаться домой.
В прихожей загорелся свет, и Юка вышла к своей Кане, которая медленно (очень медленно) снимала туфли.
- А, Юка! Привет… - сказала она таким тоном, как будто только что вспомнила, что Юка живёт с ней в одном доме.
Юка думала, что сейчас выскажет ей всё и набрала в грудь побольше воздуха, но, увидев измученное усталое лицо Каны, так и не смогла сказать ни слова. Просто смотрела на неё.
Кана поставила туфли подальше от двери, пододвинув одну туфлю вплотную к другой, так ровно, что казалось, будто они слиты друг с другом. Она делала это долго. Хотя раньше Юка не замечала, чтобы Кана отличалась особой аккуратностью.
Юка ждала. Она заметила, что причёска Каны совсем испортилась, превратившись из красивого изящного пучка в бесформенный растрепавшийся узел. От безупречного макияжа тоже не осталось и следа. И хотя потёков косметики не было, Юка почему-то была уверена, что Кана плакала.
Каны всегда с лёгкостью угадывают настроения, а порой даже читают мысли своего ребёнка. И точно так же дети могут без слов понимать своих Кан. С того самого момента, когда Кана впервые берёт данного ей ребёнка на руки, между ними возникает связь, которую никто и ничто не может разорвать.
- Как твои дела, дорогая? – спросила Кана.
И Юка была уверена, что если начнёт сейчас рассказывать о своих делах, Кана в ответ ограничится лишь невнятными «м-м-м», кивками и натянутыми улыбками.
- У меня всё прекрасно, - сказала она. – А как твои дела?
Как Юка и думала, Кана даже не услышала её вопроса, отключившись после слова «прекрасно». Впервые Юка видела свою Кану настолько глубоко погружённой в себя. 
Кана прошла на кухню, и Юка терпеливо последовала за ней.
- Ты уже поужинала, дорогая? – поинтересовалась Кана, и Юка подумала, что если бы она ответила сейчас, что съела на ужин жаркое из садовых жуков и дождевых червей, Кана бы только кивнула со словами: «Вот и умничка».
Тогда Юка решила, что в таком состоянии от неё ничего невозможно добиться, и оставила Кану одну, чтобы продолжить разговор, когда та немного придёт в себя.
Остаток вечера выдался тягостный. Юка почитала книгу, которую взяла в библиотеке месяц назад, но за всё это время продвинулась не больше, чем на десять страниц, и собралась спать.
Каждый вечер перед сном Кана заглядывала в её комнату, чтобы пожелать спокойной ночи, но сегодня она опаздывала. Юка решила, что не ляжет, пока не дождётся её.
Вскоре Кана с виноватым видом заглянула в комнату и спросила:
- Ещё не спишь? Уже поздно… Прости, я совсем закрутилась, - она прошла в комнату и села на край кровати девочки.
Юка пристально посмотрела на неё, а потом всё-таки спросила:
- Ты счастлива?
- Что? – Кана вскинула брови и, кажется, очнулась, впервые за сегодняшний вечер.
- Ты счастлива? Я хочу знать, чувствуешь ли ты себя счастливой. Только и всего. Это очень простой вопрос.
- Да-да… К-конечно, я счастлива, - пробормотала Кана сбивчиво и усмехнулась нервным колючим смехом.
- Ответь честно.
Кана перестала улыбаться, и все признаки притворства исчезли с её лица.
- А почему ты спрашиваешь об этом, Юка? Зачем спрашивать, если всё равно видишь меня насквозь… - и Кана со вздохом опустила голову. Плечи её тоже опустились, и теперь Кана выглядела какой-то очень маленькой и хрупкой.
- Что-нибудь случилось? – спросила Юка, мягко коснувшись её руки.
- Даже если и случилось… Всё это неважно.
- Нет, важно.
- Неважно, - повторила Кана твёрдо. – Я в порядке, Юка. На самом деле в порядке.
- Но ты не счастлива.
- А это и не обязательно. Это невозможно, чтобы все были счастливы. В конце концов, что такое это счастье? Какое-то непонятное, призрачное ощущение. Сегодня оно есть, а завтра уже улетучилось. А я просто в порядке. И это главное.
- Нет! Ты не должна так говорить! – горячо возразила Юка. – Каждый может быть счастлив, если действительно хочет этого!
Кана улыбнулась грустной улыбкой, по-прежнему не поднимая головы.
- Порой одного желания бывает мало. Иначе все сразу стали бы счастливыми. Конечно, этого хочет каждый. Но понимаешь… Не всегда получается. Потому что всегда есть вещи, которые существуют независимо от нашего желания. Они просто есть. Как аксиомы. И мы никогда не сможем их изменить.
Юка сразу подумала про Стену. Стена просто существует. Это неоспоримый факт. И изменить это нельзя. Можно только принять. Но Юка всегда думала, что нельзя допускать, чтобы эти вещи омрачали жизнь. Да, пусть они есть. Пусть изменить их нельзя. Но быть счастливыми всё равно можно. Счастливыми вопреки.
- Ты не должна сдаваться, - сказала она. – Никогда не сдавайся. За своё счастье нужно бороться до последнего.
Но Кана только покачала головой.
- Нет, Юка. Я не могу. Я действительно не могу ничего изменить. Но не волнуйся за меня. Потому что это пройдёт. Обязательно пройдёт, и завтра я снова буду счастлива.
Юка вздохнула, а Кана подняла голову, наклонилась к Юке и прошептала с улыбкой:
- А ты не волнуйся за меня, милая моя девочка. С твоей старушкой-Каной всё будет хорошо, - и она поцеловала Юку в лоб, сдвигая чёлку. – Спокойной ночи.
Потом Кана потушила свет, как всегда делала, когда Юка была совсем маленькой, и вышла из комнаты. А Юка ещё долго лежала в темноте и не могла уснуть.
Она думала о вещах, которые делают её Кану несчастной. Да, быть может, завтра она снова будет улыбаться как ни в чем не бывало, заперев свои печали в самых далёких тайниках своей души, но на самом деле она по-прежнему останется несчастной. Юка была уверена в этом. Она знала свою Кану слишком хорошо. Она и сама была такой.
Но что она могла сделать? Что можно сделать, если Кана даже не рассказывает о том, что заставляет её страдать?
Кана всегда говорила, что они живут в идеальном мире. Что здесь не может быть ничего неправильного. Быть может, она просто врала себе самой, как и сейчас, когда сказала, что утром снова будет счастливой?
Засыпая в тот вечер, Юка впервые укрепилась в мысли, что в их мире что-то не так.


  * * *

Господин Отто смотрел на шкатулку долго. Сначала он просто разглядывал её лежащей на столе, потом взял в левую руку и поднёс к лицу. Повертел из стороны в сторону, открыл крышку, поднёс оленёнка к самому носу, снова вернул его в шкатулку, закрыл, открыл. И так несколько раз, пока у Юки не сдало терпение.
- Так что, господин Отто?! Что вы можете сказать об этом?!
Старый учитель вздохнул, отложил шкатулку и посмотрел на девочку, потом на её друзей.
- Ну… Что тут можно сказать… Шкатулка эта повидала многое. Пожалуй, она даже старше меня. И даже старше, чем покойная Кана Каны моей Каны.
Они сидели в кабинете рисования, а за окном накрапывал мелкий дождик. На столе стояли пустые чашки, а на тарелке лежали остатки овсяного печенья. Ребята с замиранием сердца ждали, захочет ли господин Отто поговорить.
- Откуда у тебя такая редкая вещь, Юка? – поинтересовался он. – Ты, должно быть, очень гордишься тем, что обладаешь ей.
Юка смутилась. На самом деле шкатулка была дорога ей не из-за своей редкости и древности, а только лишь потому, что её подарила Кана.
- Когда мне исполнилось десять, моя Кана подарила мне её, - ответила она. – Кана рассказывала, что эта фигурка животного, которое зовётся «оленем». И что раньше олени обитали и на нашей земле, но потом по неизвестным причинам исчезли…
Господин Отто снова достал оленёнка и рассмотрел его на свету.
- Да, твоя Кана совершенно права. Было время, когда эти изящные пугливые животные ходили по землям иенков.
- А что с ними случилось потом? – осторожно спросила Мия. – Вымерли?
Господин Отто снова вздохнул, отложил фигурку, посмотрел в окно, и только потом ответил, растягивая слова:
- Нет. Олени до сих пор живут и здравствуют по ту сторону Стены. Конечно, некоторые неблагородные люди охотятся на них и убивают, но, насколько я знаю, олени ещё не исчезли с лица Земли.
- Но что же тогда случилось? – на этот раз удивился Ённи. – Не могли же они просто испариться!
- Правильно, - несколько неохотно подтвердил господин Отто. – Они и не исчезали. И не вымирали. Просто, когда появилась Стена, разделившая наши миры надвое, некоторые животные и птицы оказались на той стороне. У нас тоже остались животные, которые живут только в мире иенков, а у людей считаются фантастическими и обитают теперь только в мифах и легендах. Так получилось, что память людей сохранила отрывочные воспоминания о тех животных, которых видела раньше. Но люди, как вам известно, мало чему верят и постоянно во всём сомневаются. Даже в собственных воспоминаниях.
Казалось, что господин Отто так увлёкся рассуждениями о животном мире, что даже не заметил, как сказал самое важное.
- Господин Отто… - прошептал Йойки. – Вы сказали «когда появилась Стена». Это значит, что когда-то Стены действительно не было?
Господин Отто улыбнулся, чуть снисходительно и как-то печально.
- Конечно, не было, мой мальчик. Не стоит верить всему, что пишут в ваших учебниках истории. Да, пускай вам об этом никто не говорит. Но ведь нигде и не сказано, что Стена существовала всегда. Мы сами в это поверили. Потому что это объяснение было самым лёгким. Но, друзья мои, у всего в этом мире есть начало. Когда-то не было ничего. Не было нашей Земли, нашей Вселенной, не было нас. А потом родилась Вселенная, родилась наша планета, родились мы… И только потом родилась Стена.
- Но почему? – воскликнул Йойки. – Почему?
И Юка вдруг подумала, что этот вопрос он задаёт себе всю жизнь. А действительно. Почему?
И снова господин Отто роняет тяжёлый вздох. И Юка думает, что, наверное, нет. Нет, напрасны их надежды. Господин Отто всё равно не ответит на все мучающие их вопросы. И, возможно, никто не ответит. 
- Ничто не случается просто так, Йойки. На всё есть своя причина. Если Стена была построена, значит, так было нужно.
- Кому нужно?! Кому?!
- Не знаю. Может быть, Богу. А может быть, тебе.
- Мне? – переспросил Йойки севшим голосом и отчего-то побледнел, как будто его в самом деле обвиняли, что он построил Стену.
- Да, тебе, Йойки и миллионам таких, как ты. Кто знает, быть может, люди и иенки сами решили отделиться друг от друга? Может, они что-то не поделили, в конце концов! Может, поссорились, и теперь мы живём отдельно друг от друга. 
Эта мысль показалась всем настолько дикой, что они даже не знали, что сказать. Почему-то раньше она никогда не приходила им в голову, и теперь, когда господин Отто обрушил её на них со всей беспощадной убедительностью, они поняли, что да, вполне возможно, что всё было именно так. Во всяком случае, у них нет никаких оснований, чтобы утверждать обратное. У них вообще нет оснований утверждать что-либо. Они ничего не знают. Ни в чём не уверены.
- Кажется, я вас расстроил, - господин Отто улыбнулся виноватой смущённой улыбкой. – Извините, не хотел. На самом деле, никто не знает, как всё было. И думаю, не узнает. Так что, мой вам совет: не ломайте над этим голову. Кроме огорчения и новых вопросов это ничего вам не принесёт. Когда-то давно, когда я был в том же возрасте, что и вы, у меня тоже было много вопросов. И мне казалось тогда, что впереди у меня ещё уйма времени, чтобы найти на них ответы. Я искал, упорно искал, забывая обо всём, о себе самом, о тех, кого любил. С тех пор прошло много времени, но ответов так и не прибавилось, а вопросов стало ещё больше, чем было в начале пути. Поэтому… оставьте. Просто оставьте. Просто живите. Каждым днём. Времени и так очень мало, не тратьте его на бесплодные попытки.
Но Йойки посмотрел господину Отто в глаза и сказал твёрдо:
- Нет. Я так не могу. Я должен знать. Просто должен.
Господин Отто вздохнул. А потом вдруг улыбнулся. Он сказал:
- Когда-то я был совсем как ты. Надо же… - он покачал головой и словно отключился на миг, взгляд его застыл, а руки замерли. Но потом он вздрогнул и часто заморгал. – Хорошо. Ты ведь всё равно будешь искать, не так ли? Что бы я ни ответил тебе, ты всё равно не остановишься?
- Нет, я не отступлю. Я имею право знать, почему всё так.
- Да, Йойки, ты прав. Ты действительно имеешь право. И я постараюсь помочь вам. Расскажу вам всё, что знаю, всё, что мне удалось узнать за всю мою жизнь, чтобы облегчить вам поиски. Надеюсь, вы сможете продвинуться дальше меня.
Господин Отто ненадолго замолчал. Его взгляд казался затуманенным, когда он смотрел на склоняющееся к горизонту солнце за оконным стеклом.
А потом он начал говорить.
 


   * * *


Рассказ господина Отто


Когда я впервые по-настоящему задумался, что такое Стена, зачем она и кто построил её, мне было около тринадцати лет, так же, как и вам сейчас.
Мне казалось тогда, что взрослые что-то знают, обязательно знают, но скрывают это от меня и ото всех детей. Но я рос, сам становился взрослым и постепенно понимал, что ничего от нас не скрывали. Просто взрослые и сами ничего не знали. Ну, или знали очень мало.
В какой-то период своей жизни я перестал задаваться этими вопросами и решил, что буду просто жить. Что мне всё равно не удастся ничего узнать.
Но потом я встретил Нимиру.
Вы наверняка уже слышали о ней. У нас здесь слухи распространяются быстро, несмотря на то, что каждый ни за что не признает себя сплетником, и все уверены в собственной непогрешимости.
Мне не хочется вспоминать Нимиру, потому что слишком много лет у меня ушло на то, чтобы забыть её. Поэтому скажу кратко: мы с Нимиру поженились, нам было по двадцать два года, и вскоре выяснилось, что Нимиру ждет ребенка.
Мне казалось тогда, что я самый счастливый молодой иенок в мире, что Кто-то там наверху очень любит меня, потому что у меня было всё, о чем только можно мечтать – любимое занятие, любимая жена, замечательный дом, перспективы, а теперь ещё и ребенок – естественное продолжение моего рода.
Но Нимиру, как только узнала о своей беременности, очень сильно переменилась. Она начала говорить странные вещи, которые казались мне тогда совершенно немыслимыми.
Она говорила, что не хочет отдавать своего ребёнка на воспитание Кане. Что хочет сама воспитывать нашего сына или дочку.
Она почти перестала есть, и я всерьез опасался за её здоровье и здоровье нашего ребенка. Нимиру чахла на глазах, подолгу уходила куда-то, постоянно делала какие-то записи в своём дневнике, что-то шептала себе под нос, а по ночам кричала во сне, что никому не отдаст своего ребёнка.
Мы отдалялись друг от друга. Нимиру не доверяла мне, а я знал, что она что-то задумала, и однажды, когда её не было дома, я просто взял и прочитал её дневник.
И тогда я узнал, что она собирается пересечь Стену и покинуть наш мир. Потому что в мире людей никто не посмеет забрать у неё ребёнка, потому что у людей есть право выбора, которого лишены мы. Наша система мироустройства считается совершенной, и потому всё давно решено за нас, мы должны лишь подчиняться, потому что так будет лучше для нас.
В человеческом же мире всё иначе – пусть он несовершенен, но там люди вольны сами решать, что им делать. И Нимиру была уверена, что духовное развитие людей намного более высокое, чем наше, ведь они сами воспитывают собственных детей и не отдают их неизвестно кому, сами решают, что для них лучше. И что лучше жить в таком несовершенном, но неравнодушном мире, чем в совершенном, но безучастном к собственным детям, нашем мире.
Тогда я впервые задумался, что возможно она права. Что возможно, это в нашем мире что-то не так. И что каждая мать имеет право воспитывать собственного ребёнка и отдавать ему свою любовь.
Я понял, что не имею право её держать. И если она найдёт способ преодолеть Стену, мне придется отпустить её. Потому что нашего ребёнка она любит больше, чем меня. И в этом нет ничего странного. Так и должно быть.
В конце концов, Нимиру нашла способ пересечь Стену. Просто однажды она не вернулась домой. А в нашем мире, как известно, никто не пропадает. И если такое случается, значит, этот кто-то покинул наш мир и оказался на Той стороне.
У меня остался её дневник со всеми исследованиями и наблюдениями, которые она вела на протяжении тех месяцев, что была одержима идеей уйти.
В то время я готов был последовать за ней, мне хотелось найти её, я готов был даже жить в человеческом мире, который до той поры пугал меня и казался жестоким и враждебным. Но в дневнике Нимиру не было никаких зацепок. Я так и не узнал, как ей удалось уйти.
Я продолжил её исследования, и мне удалось узнать кое-что.
Я знаю точно, что пересечь Стену можно. Но вернуться назад нельзя. Эта дорога в один конец.
Нимиру удалось выяснить, что до существования Стены был единый мир. Люди и иенки на самом деле жили все вместе и даже не знали, что кто-то из них «люди», а кто-то «иенки». Все эти названия появились много позже.
Сначала появилась раса людей. Но потом она каким-то образом видоизменилась, и люди стали замечать, что чем-то отличаются друг от друга. Стали появляться люди более совершенные, более развитые умственно и духовно, более талантливые, мудрые, обладающие большей чувствительностью и подчас наделенные сверхспособностями.
Их стали называть иенками, что означает «иные, не такие, как мы». Те люди, что были поумнее, старались держаться поближе к иенкам, потому что видели в них источник мудрости. Глупые и жестокие люди, наоборот, объединялись против иных.
Считается, что первоначальным замыслом Высших сил было объединение людей и более совершенных существ, чтобы те помогали людям развиваться, совершенствоваться и достигать уровня иенков.
Иенки должны были вести людей за собой. Но так не получилось.
И поэтому пришлось разделить людей и иенков. Неизвестно, кто воздвиг Стену. Возможно люди, возможно иенки, чтобы защититься от людей, а возможно Кто-то ещё.
И люди, и иенки были лишены памяти о том, что когда-то жили вместе. И теперь дети людей отдаются на воспитание в мир иенков до четырнадцати лет. Потому что считается, что именно до этого возраста в человека закладываются основы, определяющие его будущую жизнь. Люди осознают мудрость иенков и считают, что их детям куда лучше будет в нашем совершенном мире, где их научат добру. После возвращения домой человеческий ребенок и его родители забывают о годах разлуки, и все уверены, что ребенок все четырнадцать лет прожил вместе с ними.
Но не все родители соглашаются отдавать своих детей на четырнадцать лет неизвестно кому. Конечно, их никто не заставляет. Это их выбор – воспитывать собственных детей. Но считается, что из таких детей вырастают неблагополучные, асоциальные элементы, несовершенные, наделенные множеством отрицательных качеств. К тому же не все родители достаточно ответственны, чтобы должным образом позаботиться о детях.
Поэтому мудрые родители, которые сами выросли в мире иенков, отдают туда и своих детей.
С тех пор миры людей и иенков пересекаются только так – через воспитание детей. Взрослые иенки и взрослые люди лишены возможности встретиться.
Долгое время я был против такого порядка. Но с годами начал думать, что возможно, это и к лучшему.
Возможно, мы и сами не знаем, как для нас будет лучше. Никто не знает, чего хочет на самом деле.






* * *

Когда господин Отто замолчал, солнце уже село. В кабинете рисования было темно.
Юка смотрела в окно.
Она думала: «Если иенки такие мудрые и совершенные, то почему олени предпочли жить с людьми?».


* * *
 
Суико – это печёные из ароматного теста фигурки животных, птиц, цветов, с начинкой из фруктового крема. Больше всего Юка любила суико в форме крупных вишен с вишнёвым кремом.
В то воскресенье они взяли целый пакет вишнёвых суико.
Тихаро тоже была с ними. Она всё время сидела у Юки на плече, вспорхнув всего пару раз и тут же вернувшись на своё место. Юка и Йойки кормили её вишнёвыми суико, и птица съела почти все. Пришлось купить ещё, только на этот раз они выбрали суико в форме плодов майнисового дерева и с разочарованием обнаружили, что у кремовой начинки совсем не майнисовый вкус.
- Это и не удивительно, - сказал Йойки. – Ведь майнисовое дерево приносит плоды раз в сто лет, и кондитеры, наверняка, даже не знают их вкус.
- Верно. Их вкус мало кто знает. Кроме нас, - улыбнулась Юка. – Но всё равно вкусно.
- Ага, очень.
Они сидели на лавочке в тени дерева и ждали, когда придут пускатели змеев. Это было любимое развлечение молодёжи, и в парке часто собиралось несколько молодых иенков, иногда даже молодые семьи с маленькими детьми, и пускали разноцветных бумажных змеев.
Йойки внимательно наблюдал за играющими детьми и прохожими, а Юка наблюдала за ним, когда думала, что он не видит её. Сегодня Йойки собрал свои тёмные волосы в хвост, но несколько выбившихся прядей свисали на лоб. На тонкой шее, которая оказалась открытой, поблёскивала серебряная цепочка.
Юка любила, когда он собирал волосы. Так он казался ей взрослее и в то же время смущал её. Но Йойки и так взрослее. Лучше бы он был младше меня, думала она иногда.
Заметив, что Юка смотрит на него, он повернулся к ней и спросил:
- Что-нибудь случилось?
Юка помотала головой.
- Н-нет, нет! Я… я просто смотрю на твои уши!
- Уши? – удивился мальчик. – А что не так с моими ушами?
- Ну… Э-э-э… Мне кажется, они у тебя стали оттопыриваться!
Йойки нахмурился и схватился за уши, прикрывая их ладонями.
- Что значит «стали»?
- Ну, значит, что раньше не оттопыривались, а теперь… оттопыриваются! – заявила Юка убеждённо.
Они и сама не знала, зачем говорит это. Конечно, с ушами Йойки всё было в полном порядке. Что-то не в порядке было с Юкой.
Йойки, кажется, надулся.
 - Ты какую-то ерунду говоришь! Мои уши такие же, как и раньше! Ты просто не с того ракурса на них смотришь!
- Да… Наверное… - Юка покраснела и отвернулась.
Она думала о том, что было бы с ней и с Йойки, если бы ему не надо было уходить. Были бы у них отношения?
Йойки уже целовал её однажды. Значит ли это, что он относится к ней не только, как к другу?
Интересно, что думает об этом сам Йойки. Конечно, у него такое не спросишь… И Юка с горечью подумала, что раньше могла спросить у него о чём угодно. Так почему же сейчас всё уже не так?
- Юка! Смотри! Они пришли! – воскликнул Йойки и вдруг взял её за руку.
Юка вздрогнула. Вздрогнуло её сердце.
Йойки поднялся, не выпуская её руки, и Юка поднялась вслед за ним. Лёгкий ветер всколыхнул подол её голубого платья с кружевами.
Четверо юношей и три девушки уже запускали бумажных змеев. Но Юка не смотрела на них. Она смотрела на Йойки.
- Тебе понравились змеи? – спросил Йойки вечером, когда провожал её до дома.
- Да, очень понравились, - тихо сказала Юка. Она не сомневалась, что бумажные змеи были очень красивыми, но почему-то не ощущала, что пропустила что-то.
Это было свидание? Юка задавала себе этот вопрос целый день.
Взгляд Йойки стал встревоженным.
- Я тебя чем-то обидел? Ты вдруг стала такая тихая…
Юка покачала головой, улыбнулась.
- Нет, что ты. Просто я все время думаю кое о чём.
- О чём?
Юка посмотрела на носки своих туфель. Она вдруг поймала себя на том, что до сих пор держит в руке пакет с оставшимися суико.
- Сегодня… - она снова посмотрела на Йойки. – У нас с тобой было свидание? – эти слова она произнесла громко и чётко, побоявшись, что Йойки не поймет, и ей придётся повторять, а повторить она точно не сможет.
Она думала, что Йойки смутится от этого вопроса, но он вдруг улыбнулся, и улыбка его словно говорила: «Ах, вон оно что!».
А потом он наклонился, быстро поцеловал её и, задержавшись у самого её уха, шепнул:
- А ты как думаешь, глупая девочка, что это было?
И Юке показалось, что от этих слов в её груди растекается тепло, и стало вдруг так радостно, что она сначала улыбнулась, потом тихонько усмехнулась и обнаружила, что по щекам её текут слезы. Она не понимала, отчего вдруг стала такой счастливой.
- Йойки, обними меня.
И Йойки обнял.
- Я хочу, чтобы у нас было как можно больше таких дней, - сказала Юка. – Чтобы мы не думали ни о чём плохом, ни о чём плохом не говорили, и чтобы просто было весело и хорошо.
- Я тоже, - сказал он. – И я сделаю всё возможное, чтобы у нас было как можно больше таких дней. Обещаю.
- Да. Спасибо, Йойки.
Тихаро описала над ними небольшой круг и попыталась усесться Юке на плечо, но мешался Йойки.
Со смехом они отстранились друг от друга, позволяя птице гиуру занять свое привычное место.
- Она ревнует тебя, - засмеялся Йойки.
- Нет, она просто сердится, что мы не даём ей доесть суико, - смеялась в ответ Юка, встряхнув бумажный пакет. Тихаро тут же заинтересовалась и потянулась к нему клювом.
Юка и Йойки снова расхохотались. Пришлось отдать Тихаро последние суико и кормить её с рук прямо на крыльце.
А когда крошки закончились, и повода задержаться больше не было, они попрощались.
- Пока, Юка! – мальчик помахал ей рукой, спускаясь с крыльца.
- Пока, Йойки. До завтра.



                Глава 4

Тихая вода. Библиотека. День Рождения.



 
На мосту почему-то всегда было холоднее, чем на земле. И особенно холодно становилось, если стоя на мостике, смотреть на воду.
Почувствовав, что Юка замёрзла, Йойки предложил ей свою рубашку, но она отказалась со словами:
- Не стоит. Мне нормально. И вообще, я надеюсь, что эти обормоты уже скоро придут, и мы больше не будем здесь торчать.
Они ждали Ённи и Мию, чтобы всем вместе пойти в Библиотеку.
Оставалось всего несколько дней до дня рождения Юки. Ей исполнялось тринадцать. А это значит, что Йойки через шесть месяцев исполнится четырнадцать. А это значит, что у них мало времени, чтобы что-то найти.
На самом деле они толком не знали, что собираются найти, и что им потом с этим делать. Но у каждого были свои вопросы. И у Йойки, без сомнения, было их больше всех.
Юка положила локти на деревянные бортики моста и, втянув голову в плечи, посмотрела вниз. На воду. Подумала, что здорово было бы увидеть уток. Но их сегодня не было. Вода казалась застывшей, как зеркальная поверхность.
- Вода такая тихая, - не удержалась Юка. – Даже ряби почти не видно!
Йойки ответил не сразу, и Юка посмотрела на него. Йойки смотрел вниз на воду с каким-то напряжением. А потом сказал:
- Да, вода сегодня спокойная. И я в последнее время часто думаю об этом…
- О чём? О воде?
- Да нет же… Тебе никогда не приходило в голову, что наш мир такой спокойный, тихий? – он сделал упор на слове «наш». Юка подумала, что он боялся обидеть её словами «твой мир».
- Приходило, - кивнула она. – Жизнь здесь спокойная и размеренная. Это даже господин Отто говорил.
Йойки посмотрел на неё. Его губы были чуть поджаты.
- Вот именно. Так и есть, - сказал он. – В этом мире ничего не происходит.
В первый миг Юка слегка растерялась, а потом ощутила укол обиды. За свой мир. Который критикует Йойки.
- А что ты хочешь, чтобы здесь происходило? Убийства, войны, голод, преступления, несправедливость?
- Конечно нет… - он вздохнул, снова посмотрел на тихую водную гладь. – Просто мне кажется… Кажется, что жизнь должна быть… должна быть не такой.
Не такой. Эти слова повисли в прохладном воздухе.
Не такой. Юка смотрела на Йойки и силилась понять, что за незнакомые чувства испытывает. Ей вдруг показалось, что Йойки стал как будто дальше. Как будто она смотрела на него не с расстояния нескольких сантиметров, а с противоположного берега. Смотрела на Йойки, который осознал вдруг, что ему чего-то не хватает в жизни здесь. У него есть смутное предчувствие, что жизнь должна быть другой, но он сам не знает, какой именно. Он просто чувствует это.
Потому что он человек. И потому что его жизнь будет другой. Может ли быть так, что он в глубине души, на бессознательном уровне, скучает по миру людей и той, другой жизни? Может ли быть так, что когда придёт время, Йойки покинет мир иенков с радостью? Это будет радость перед долгожданной встречей с забытым, которому он всегда принадлежал?
- И какой же она должна быть? Жизнь? – спросила Юка дрогнувшим голосом.
- Не знаю, - Йойки снова вздохнул и поморщился, как от боли. – Просто должно быть что-то, от чего почувствуешь, что живёшь. Должен быть какой-то огонь, понимаешь? В спокойной и размеренной жизни есть множество плюсов, но разве при этом мы не стоим на месте? А чтобы развиваться, нужно двигаться, нужно гореть. Чувствовать, что ты наполнен жизнью до краев, переживать взлеты и падения, вставать и подниматься, чтобы идти дальше, даже зная, что снова упадёшь. Побеждать себя, стремиться к чему-то, искать и находить что-то и снова искать. Разбиваться и воскресать. Верить и терять веру, чтобы обрести её снова. В состоянии покоя всё это невозможно. Так не значит ли это, что спокойная жизнь может стать просто убогой?
Юка смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она подумала, что Йойки говорит как человек. Но тот страх перед этой его чужой и незнакомой человечностью, который она испытывала минуту назад, бесследно исчез.
Юка почувствовала восхищение. Потому что было что-то такое в словах Йойки, что было близко ей самой, но что она никогда не могла сформулировать.
Да ведь он прав, подумала она. Но что-то помешало ей сказать это вслух.
Налетел порыв ветра, и по воде пошла лёгкая рябь.


                * * *
 

Библиотека всегда была для Юки таинственным местом. В детстве она даже боялась её.
Снаружи Библиотека казалась небольшим зданием, но стоило только зайти внутрь… Пятиметровые стеллажи до потолка, сплошь уставленные книгами, длинные лестницы, ведущие к верхним полкам с редкими экземплярами, этажи, коридоры, полные книг. Изнутри всё это казалось куда огромнее и значительнее.
Здесь была вся их история, заключенная на пожелтевших страницах тяжёлых фолиантов в кожаных, украшенных золотом переплётах, с гравюрами, шикарными иллюстрациями и виньетками, выполненными знаменитыми художниками и писцами.
Здесь стоял особенный запах бумаги, пыли и чернил. Юка никогда не могла находиться в Библиотеке долго. От этих холодных, сырых и никогда не проветриваемых помещений у неё начинала кружиться голова.
- С птицей нельзя, - строго сказала библиотекарь за стойкой в холле.
Юка тихонько охнула. Она так привыкла к тому, что Тихаро постоянно с ней, что забывала о её присутствии.
- Но она очень спокойная… - пробормотала девочка, оглядываясь на расстроенных друзей и словно прося о помощи.
- Птица может испортить книги, - сказала библиотекарь – худая женщина с седыми волосами, заплетенными в косу.
- Тихаро, - Юка вздохнула. – Тебе туда нельзя. Может, подождёшь нас здесь?
И тут же Тихаро вспорхнула с её плеча и уселась на длинную вешалку для верхней одежды.
Юка с друзьями переглянулись. Ённи прошептал:
- Юка, она понимает тебя!
Юка и раньше замечала, что Тихаро как будто понимает всё, что девочка говорит ей, всегда внимательно слушает её. Но теперь она убедилась, что птица гиуру действительно понимает их язык.
- Она будет ждать нас здесь! – заявила Юка, посмотрев на удивлённого библиотекаря. – Теперь нам можно оформить заказ?
- Да, пожалуйста, - только и сказала седая женщина. – Что вы хотели?
- Нам нужны книги по истории Стены.
Глаза библиотекаря сузились, и какое-то время она не произносила ни слова, а потом нагнулась к своему каталогу и протянула Юке карточку со словами:
- Восьмой читальный зал, ряд 19, отдел истории. Пожалуйста, распишитесь в журнале.
Друзья по очереди поставили свои подписи и пошли по длинному каменному коридору к нужному читальному залу, сверяясь с номерами на карточке.
- Как думаете, с Тихаро всё будет в порядке? – спросила Юка.
- Конечно, - ответил Йойки и улыбнулся ей. – Тихаро очень умная, с ней ничего не случится.
Юка кивнула.
Восьмой читальный зал был огромен. Ряды стеллажей, казалось, тянулись до бесконечности. У Юки уже закружилась голова от мысли, что им придётся провести здесь долгое время, копаясь в книгах со смутной надеждой что-то найти.
- Так-так, история Стены, значит, - сказал Ённи, напустив на себя знающий вид и поправляя очки.
Он сориентировался быстрее всех, потому что бывал в библиотеке довольно часто и любил книги особенной любовью, которую Юка всегда понимала с трудом. Сама она любила читать, но не так чтобы сутками просиживать в этих сырых холодных помещениях со спёртым воздухом, пролистывая бесконечные фолианты, громоздящиеся на столе стопкой, заслоняющие последний тусклый свет из дальних окон зала. 
Надо бы сказать Ённи, чтобы он побольше беспокоился о своём зрении. Хотя, говорить такое Ённи, это всё равно что советовать Йойки перестать рисовать. Они оба всё равно будут продолжать делать то, что им нравится. До тех пор, пока пальцы не отвалятся и глаза не ослепнут. Они оба увлечены тем, что любят. И это их объединяет.
Первая книга, которую Ённи взял с полки, называлась «Стена: истоки». Автором был какой-то историк Аруон Кионо. Юке это имя ни о чём не говорило, но Ённи сказал, что Кионо был очень умным иенком, и к его мнению стоит прислушаться.
Ещё Ённи выбрал две толстые книги, которые назывались «По ту сторону» и «Прошлое и настоящее Стены». Для себя Юка взяла книгу «Выход есть» некой Киору Мио. Судя по названиям глав, в книге рассказывалось о том, что пересечь Стену можно. Но вот в наличии там конкретных указаний о том, как это сделать, Юка сильно сомневалась. Иначе все бы давно прочитали эту Киору Мио и стали ходить туда-сюда, когда им только вздумается.
Йойки взял две книги, названий которых Юка не разглядела, и крепко прижал их к себе. Мия не взяла ничего, и поглядывала на книги Ённи из-за его плеча, решив, наверное, что пока им этого хватит.
Потом они молча прошли к длинному столу и сели на места поближе к окну. Юка заметила, как в луче света танцуют пылинки.  В тот же миг ей захотелось уйти отсюда. Всё равно здесь нет ответов, подумала она. Ответы нужно искать не здесь.
Но потом Юка сказала себе, что нужно начать хотя бы с чего-то, найти какую-то зацепку, и со вздохом взялась за книгу.
Как она и думала, Киору Мио понятия не имела, как пересечь Стену. Всего лишь делала предположения о том, что теоретически это возможно, хотя Юка прекрасно знала это и без неё, взять хотя бы возлюбленную господина Отто.
И всё же книга была не такой уж бесполезной. Например, там была одна очень познавательная глава, которая называлась «Состав Стены». Юка узнала, что Стена сделана (и это ключевое слово) из самого прочного на Земле материала, который невозможно распилить, разбить, просверлить и вообще повредить. Стену нельзя даже поцарапать.
Хорошо. Но если всё это действительно так, оттуда тогда взялась та крошечная дырочка с идеально ровными краями, в которую они с Йойки просунули тоненькую веточку? Ведь не может же быть это производственным браком, в конце концов!
Юка читала дальше и тут же нашла ответ на свой вопрос. Мио писала, что в Стене по всему периметру есть маленькие, почти незаметные глазу отверстия, через которые Стена дышит. Дышит.
Юка перечитала строчку ещё раз, но всё было правильно, никакой опечатки. Стена дышала.
Стена была живой. Несомненно искусственно созданной, но наделённой жизнью своим создателем.
Да, Юка и раньше слышала о том, что Стена живая. Но всё-таки страшно было читать подтверждение этого в книге.  Особенно страшно было осознавать, что Стене требовалось дышать, причем дышать воздухом из обоих миров (именно поэтому дыра была сквозная).
Юка даже почувствовала обиду. Почему им не рассказывали всего этого на уроках? Каждый должен знать, что Стена дышит!
Но многие не знали. И даже если бы узнали, не очень-то удивились. Потому что многим было всё равно. Дышит Стена или ходит по ночам, какая разница, главное, чтобы жизнь текла также размеренно и спокойно, как и раньше. Чтобы ничего не менялось.
Юка читала Киору Мио ещё около часа, а потом устала и закрыла книгу. Для себя она выяснила только одно: если действительно захотеть, попасть в мир людей возможно, нужно только верить и упорно искать выход, потому что Тот, Кто создавал Стену, оставил для нас зацепки на всякий случай. И Юка думала, что у неё как раз тот самый «всякий случай».
Но, конечно же, как Юка и предполагала, Киору Мио ни разу не упомянула возможность вернуться обратно, если всё-таки удастся пересечь Стену.
А что если это действительно невозможно?
А если это невозможно, то как же тогда они с Йойки снова смогут вернуться к майнисовому дереву? Они обещали друг другу. Не слишком ли опрометчиво?
- Юка, что-то случилось? – услышала она голос Йойки. Его книги тоже были закрыты, и Йойки положил на них руки, глядя на Юку. – Что ты там прочитала такое страшное?
Юка хотела улыбнуться, но не получилось, и она продолжала смотреть на Йойки испуганно.
- У нас ведь получится, правда? – спросила она шёпотом, чтобы Ённи и Мия не слышали. – Пожалуйста, скажи, что всё у нас получится, потому что… потому что…
- Потому что иногда бывают моменты, когда даже ты теряешь веру, - закончил Йойки. – Я знаю. Но когда ты теряешь веру, я начинаю верить с удвоенной силой. Верить ещё и за тебя. Поэтому не переживай. У нас всё получится.
И Юка слабо улыбнулась.
- Да, наверное… Да.
Они просидели в библиотеке ещё около полутора часов, пролистав ещё по паре книг, а потом решили сходить куда-нибудь проветриться, перекусить и заодно поделиться размышлениями о прочитанном.
В холле было по-прежнему пустынно. Наверное, в такой тёплый и ясный выходной день не было желающих торчать в библиотеке.
Седая библиотекарь всё так же стояла у своей стойки и перебирала карточки в каталоге.
И всё как будто было по-прежнему. Не было только одного. Тихаро.
Птица гиуру исчезла.


* * *

Юка любила воздушные шарики. Красные, жёлтые, зелёные, салатовые и изумрудные, ультрамариновые, фиолетовые и серебряные.
Сегодня воздушные шарики заполняли всю её комнату. Как и каждый год в этот день. Кана надувала целую кучу шариков и закидывала их в комнату рано утром, когда Юка ещё спала. И первое, что видела девочка, когда открывала глаза – это «прилипшие» к потолку шары с газом и валяющиеся на полу обычные воздушные шарики разнообразных расцветок и форм: сердечки, шарики в горошек, шарики с надписями и в полосочку, шарики с ушами и простые.
 И каждый раз, увидев это разноцветье, Юка улыбалась. Её день рождения всегда начинался с улыбки. Потому что Юка знала, что её любят.
В этот день Юка тоже улыбнулась. А потом вспомнила. Что Тихаро пропала и вот уже четыре дня Юка ничего не слышала о ней. Что это её последний день рождения, который она будет отмечать вместе с Йойки. Что, возможно, это последний раз, когда Кана надувала для неё эти шарики, потому что для них с Каной это последний год вместе.
Но Юка сделала над собой усилие. И не перестала улыбаться. Нужно думать только о том, что есть сейчас, думала она.
Юка встала с постели, со смехом пиная шарики и подбрасывая их к потолку, а потом спустилась в гостиную. Уже на лестнице она почувствовала вкусные запахи с кухни и снова заулыбалась, представляя, как Кана готовит всякие вкусности для неё и её друзей.
Будет ли меня кто-нибудь когда-нибудь любить так же, как она?
Говорили, что нет любви более сильной, чем любовь Каны к ребёнку. Юка не знала. Она думала, неужели родители любят своих детей меньше?
Кана стояла у стола и выкладывала клубничные кексы на тарелку. На голове её был повязан клетчатый платок в тон такому же клетчатому переднику.
Юка вдруг подумала, что её Кана очень красивая. Неужели ей никогда не хотелось родить собственного ребёнка? Неужели Каны устроены так, что у них никогда не возникает этого желания? Ведь это так странно. Кто решил за них, что они должны быть Канами и жить именно так, а не иначе?
- Привет! – Кана улыбнулась и отложила кексы, вытирая руки о передник.
- Привет, - сказала Юка и обняла её.
Кана всегда была такой тёплой и так вкусно пахла. Это был её особенный запах, принадлежащий только ей. Запах, который хочется вдыхать, когда тебе больно или страшно, или просто что-то не ладится.
- С Днем рождения, милая, - сказала Кана. – С Днем рождения, солнышко.
- М-м-м, - сказала Юка. Глаза защипали.
- Тебе понравились мои шарики? – спросила Кана. Это был вопрос, который она задавала каждый год.
- Очень, - ответила Юка. – Очень понравились.
- Хорошо. А то я чуть не окочурилась, надувая их! Думала, что посинею! – и она рассмеялась своим звонким, заразительным смехом.
Юка тоже засмеялась. Глаза по-прежнему щипали.
- А теперь черед подарка! – провозгласила Кана. – Пойдём-ка в мою комнату!
Комната Каны была просторной, светлой и чистой. Юка любила бывать здесь, хотя случалось это реже, чем ей хотелось бы.
Кана усадила её на кровать и открыла верхний ящик своего письменного стола. Юка затаила дыхание. Она всегда очень любила этот момент – ожидание сюрприза от Каны.
Кана достала из ящика небольшую коробочку, перевязанную красной лентой, и тут же спрятала её за спину, подходя к девочке.
- Как думаешь, что я тебе подарю? – спросила она с игривой улыбкой, которая сразу убавила ей возраста лет на пятнадцать.
Юка пожала плечами.
- Быть может, расчёску, чтобы я «наконец-то расчесала свои патлы»?
- Ха! А вот и не угадала! – Кана села рядом на кровать и протянула Юке коробочку продолговатой формы. – Открывай и увидишь.
 Пока Юка расправлялась с лентой и обёрточной бумагой, Кана говорила:
- Сначала я думала подарить тебе что-нибудь памятное, но потом решила, что ещё успею. Подарю памятное, когда тебе исполнится четырнадцать. А сегодня подарю полезное. Нечто, что очень пригодится тебе в этом году.
- О нет, только не говори, что это автоматическая  мини-кофеварка, чтобы я варила себе кофе перед экзаменами?
Кана не отвечала и только улыбалась.
В коробке, завернутая в защитную противоударную плёнку, лежала труба, похожая на подзорную или на калейдоскоп.
Юка сняла плёнку, с недоумением повертела трубу в руках. Труба была холодная, и на её металлической поверхности было выгравировано «Йойки Коонно».
- Ты уверена, что не перепутала подарки? – спросила Юка. – Может, ты хотела подарить это Йойки?
- Нет, Юка. Это тебе, - Кана по-прежнему улыбалась, и Юка окончательно растерялась.
- Но что это?
- Это устройство, позволяющее узнавать состояние интересующего тебя человека, не прибегая к контакту с ним.
- Чего?! – глаза Юки округлились. Она уже ничего не понимала. – Не прибегая к контакту? Как это?
- У каждого человека своя частота. Этот прибор настроен на частоту Йойки. Он может на расстоянии определять, что сейчас чувствует Йойки, каково ему… жив ли он, - Кана помолчала. – Посмотри в отверстие.
Юка поднесла трубу к лицу, прикрыла один глаз, а другим заглянула внутрь. И в самом деле как калейдоскоп, подумала она.
Только внутри вместо разноцветных осколков был однотонный желтый кружок, чуть светящийся и напоминающий крошечное солнце, заключённое в эту металлическую трубу.
- Ну, какой цвет ты видишь? – спросила Кана.
- Желтый…
- Хорошо.
- Почему хорошо? – Юка опустила трубу и посмотрела на Кану. – Что это означает?
- Желтый цвет значит, что у Йойки сейчас прекрасное настроение и самочувствие.
Юка продолжала удивленно моргать, не в состоянии поверить, что эта штука в самом деле знает, как себя чувствует Йойки.
- А есть ещё и другие цвета? – спросила она.
- Конечно есть. Например, зелёный значит, что Йойки спит, синий – что он заболел, фиолетовый – что ему тяжело, грустно или больно, а красный – что Йойки влюблён или думает о ком-то, кого любит. А полная таблица цветов лежит на дне коробки, можешь взять посмотреть…
Но Юку интересовало другое.
- И на каком расстоянии эта штука работает?
- В том-то и дело! – воскликнула Кана, довольная собой. –  Для неё не существует расстояний! Мало того, для неё не существует препятствий. Она изобретена одним моим хорошим знакомым специально для тех, кто хочет поддерживать контакт с людьми, ушедшими по ту сторону Стены. Разумеется, это нелегальное изобретение и никто не должен о ней знать. Оно для частного использования. Считается, что человек, покинувший мир иенков, навсегда потерян для нас, что связаться с ним и узнать, как он поживает, нет никакой возможности. Но это не так. Эта вещь позволит тебе узнать, как чувствует себя Йойки и всё ли с ним в порядке, когда он уйдет от нас. Я просто подумала, что ты будешь очень волноваться за него и захочешь узнать, как он…
Юка уже не слышала. Она со слезами бросилась на шею Кане и повалила её на кровать. Кана вскрикнула и засмеялась, прижимая Юку к себе.
- Ну что, как подарок?
- Это просто чудо! Чудо! Спасибо! Спасибо тебе! – шептала Юка сбивчиво, не помня себя от радости.
Ей всегда казалось, что Кана против её отношений с Йойки. А если и не против, то уж точно не поддерживает. Ей казалось, Кана не хочет, чтобы Юка так близко дружила с человеком.
Но видимо Юка всё-таки недооценила кое-что. Недооценила любовь Каны к ней.
- Ну всё! Всё! Хватит меня благодарить! А то задушишь! – смеялась Кана, но Юка знала, что Кане это очень приятно, и что на самом деле она не против, если Юка будет благодарить её бесконечно и высказывать, какая же она замечательная Кана, просто самая лучшая в мире.
- Пойдём-ка лучше поможешь мне на кухне, - сказала Кана, поднимаясь с кровати и поправляя растрепавшийся пучок на голове. – А то скоро уже придут твои друзья и твой любимый Йойки, а у нас ещё ничего не готово.
Раньше Юка возразила бы что-нибудь вроде: «И вовсе он не мой любимый Йойки», но сегодня не стала ничего говорить.
Только осторожно уложила трубу обратно в коробку и вышла из комнаты вслед за Каной. Вышла, прижимая подарок к груди и улыбаясь.


* * *
 

Тринадцать.
Почему-то раньше Юке всегда казалось, что когда ей исполнится тринадцать лет, она будет совсем другой, повзрослевшей. Будет высокой, похожей на девушку, а не на девочку, и думать будет как девушка. Интересно, а как думают повзрослевшие девушки?
Но теперь, когда Юке исполнилось тринадцать, она не чувствовала в себе совершенно никаких изменений. Не чувствовала, что изменились мысли или желания, и рост её как будто нисколько не увеличился, и на её худых коленках были те же самые синяки. И даже грудь осталась той же самой  и нисколечко не выросла.
И оставшись наедине с Мией, которой исполнилось тринадцать месяц назад, Юка поделилась с ней своими размышлениями.
Мия усмехнулась и напустила на себя снисходительный вид. Юке всегда казалось, что Мия гордится тем, что старше Юки на целый месяц, и считает это поводом для того, чтобы периодически выставлять себя умудрённой опытом особой.
- Всё правильно! Ты ведь не можешь измениться за одну ночь! – сказала она. – Вот пройдёт несколько месяцев, и ты заметишь, что повзрослела и чуточку изменилась. Поймёшь, что ты уже не такая, какой была в двенадцать лет. К тому же скоро у тебя наверняка начнутся «эти дни». Должны начаться. И тогда ты станешь ещё взрослее.
Юка со страхом ожидала прихода месячных и в то же время хотела, чтобы они начались. Мия «повзрослела» ещё полгода назад, и это стало ещё одним поводом для её гордости собой и снисходительного тона по отношению к Юке.
- Надеюсь, они придут ещё не скоро, - пробурчала Юка. – Мне и так неплохо живётся.
Мия в ответ только рассмеялась, и смех этот означал примерно следующее: «Ах, какая же ты ещё глупенькая девочка! Ну, ничего, вот станешь как я и всё поймешь!».
В этот момент в дверь постучали, и послышался голос Ённи:
- Эй, ну вы чего там застряли? Кана зовёт всех к столу!
Юка последний раз взглянула на себя в зеркало, поправила пояс платья и спросила:
- Ну что, как я выгляжу?
- Выглядишь повзрослевшей, - улыбнулась Мия. – Ему понравится.
Юка покраснела и поспешила отойти от зеркала.
Йойки уже поздравил Юку утром. Он подарил ей свой рисунок, на котором они были изображены вместе под цветущим майнисовым деревом. А ещё подарил тонкий серебряный браслет искусной работы. Цепочка браслета закручивалась змейкой и сверкала на запястье девочки крошечными искорками.
Теперь с новым светло-сиреневым платьем этот браслет смотрелся очень красиво, и Юка заметила, что нравится сама себе. Это было новое и очень приятное, но отчего-то смущающее чувство.
- Ты очень красивая сегодня, - сказал Йойки, когда они спустились вниз и встретились во дворе дома, где стоял стол под открытым небом. – То есть, я хотел сказать, что ты всегда красивая, но сегодня особенно… То есть… тебе очень идет это платье и эта прическа и вообще… - Йойки совсем смутился и забыл, что хотел сказать.
- Спасибо, - Юка улыбнулась.
Действительно ей очень шли забранные наверх волосы с завитками выбивающихся прядей. Эту причёску соорудила ей Мия, и Юка высказала предположение, что ей стоит передумать и стать не врачом-ветеринаром, а парикмахером.
На столе стояло множество всяких вкусностей, и всё хотелось попробовать. Свежие фрукты, клубника и спелая вишня, кексы и печенье, большой торт, украшенный ванильным кремом, кусочками шоколада и ягодами, а ещё мармелад и разноцветные леденцы. Глядя на всё это, Юка чувствовала, как у неё поднимается настроение и всё становится так просто, весело и хорошо.
Конечно, ей бы очень хотелось, чтобы Тихаро тоже была здесь, и это было единственное, что омрачало праздник. Юке хотелось хотя бы знать, что с птицей всё в порядке. Неужели она просто улетела вот так, не простившись? Ни с того, ни с сего?
Юка в этом сомневалась и была уверена, что здесь что-то не так. Она хотела поговорить с друзьями, но сегодня они явно не поддерживали эту тему, видимо, не желая портить ей настроение в такой день.
А день клонился к вечеру. И почти всё было съедено, а то, что осталось, уже не елось.
Помыв посуду, друзья устроились на ещё тёплой от солнца траве и молча лежали, глядя в темнеющее небо. Двигаться не хотелось, говорить тоже – казалось, сегодня уже было всё сказано.
Юка чувствовала лёгкую приятную усталость и, лениво перебирая пальцами, играла с браслетом.
- Так тихо сегодня, - сказала Мия. – Удивительный вечер.
- Птица летит, - сказал Ённи.
- Где? – Мия чуть приподнялась на локтях.
- Да вон! Прямо над нами.
- Не вижу. Тебе, наверное, опять кажется сослепу!
- И ничего мне не кажется! – возмутился Ённи, тоже поднимаясь. – Это ты уже ослепла! Пора очки носить!
Юка прищурилась, чтобы увидеть из-за чего эти двое снова умудрились поругаться.
И действительно по небу летела птица, приближаясь прямо к ним…
Теперь уже и Мия разглядела её и только молча сидела, раскрыв рот. Ённи торжествовал:
- Вот видишь, я же говорил! Ты только посмотри… Нет, вы только посмотрите, это же Тихаро!
Юка вскочила, а вслед за ней и все остальные.
Зрение не обмануло Ённи – это действительно была Тихаро. Её широкие крылья отливали серебром и ультрамарином в лучах закатного солнца.
Юка впервые заметила, что Тихаро уже совсем не похожа на ту испуганную, раненую и дикую птицу, что они нашли у Стены. Теперь Тихаро была сильной, с широкими крыльями и переливающимся оперением, с темными, равнодушными и всевидящими глазами. Теперь Тихаро казалась свободной.
Подлетев к Юке, Тихаро задержалась в воздухе, и только тогда Юка заметила, что в лапах у птицы зажата какая-то бумага, свёрнутая и пожелтевшая от времени.
Юка инстинктивно протянула руку, и бумага упала ей на ладонь, а Тихаро приземлилась на её плечо. И Юка не могла дышать от той радости, которую в ней вызывало прикосновение цепких, но совсем не острых когтей птицы к её коже.
Только теперь Юка почувствовала, что сегодня её день. День, когда всё возможно. Даже чудо. Такое простое и радостное, как это. Как возвращение друга, которого очень любишь.


* * * 


Когда улеглись восторги по поводу возвращения Тихаро, Ённи сказал:
- Может, мы уже посмотрим, что она нам принесла? Не зря же птички не было столько времени, наверняка она нашла что-то очень важное!
Друзья снова уселись на траву, поставив перед Тихаро тарелку с её любимой клубникой, а сами склонились над принесённым свёртком.
Юка ошиблась, посчитав свёрток бумажным. При ближайшем рассмотрении это оказался более прочный и совершенно иной на ощупь материал.
- Пергамент, - сказал Йойки. – Точно пергамент.
Ённи присвистнул:
- Ну, ничего себе! Сколько же этой штучке веков?
Юка развернула лист пергамента чуть дрогнувшей рукой. Этот предмет пугал её своей древностью, таинственностью и каким-то потусторонним холодом, исходившем от него, несмотря на то, что Юка уже давно держала его в руках. Лист пергамента как будто жил сам по себе.
На нём было что-то начертано чёрным и красным. Буквица была красной, а все остальные буквы чёрные и совсем мелкие, выведенные каллиграфическим почерком.
Юка попыталась прочитать заголовок, но не смогла разобрать ни слова.
- Ничего не понимаю! – воскликнула Мия, хмурясь. – На каком это языке?
- Это язык древних иенков, - отозвался Йойки.
Все уставились на него.
- Дай-ка посмотреть, - попросил мальчик, и Юка передала ему пергамент.
- Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Ённи.
- Подождите, - Йойки поднёс лист ближе к глазам. – Помолчите немного.
Друзья замолчали и, кажется, даже перестали дышать. Юка заметила, какое уважение сразу появилось во взгляде Ённи, когда он увидел, что Йойки понимает написанное. Ённи и сам неплохо разбирал язык древних иенков, но всё-таки языкознание давалось ему тяжелее всех остальных предметов. А Ённи всегда уважал тех, кто разбирался в чём-то лучше него. И по-доброму завидовал.
- Дуно Моно учебно заповедование, - прочёл, наконец, Йойки.
  - Десять заповедей Стены?! – воскликнула Юка. Это могла перевести даже она со своей нелюбовью к языкознанию.
Ённи снова присвистнул.
- Вот это да! Да это же древнейший документ! Десять заповедей, составленных по слухам самим создателем Стены!
Молчание. Юка была не в состоянии выговорить ни слова и только беспомощно смотрела то на Ённи, то на Мию, то на Йойки широко раскрытыми глазами.
- Этот документ считался уже давно утраченным, и вокруг него всегда ходило столько легенд, одна ужаснее другой! – продолжал Ённи. – Его воровали, прятали, чтобы никто не узнал того, что написано там, и, в конце концов, документ якобы исчез.
Снова многозначительное молчание, которое прервала Мия громким шёпотом:
- Йойки, давай же читай дальше! Скорее, скорее!
Йойки откашлялся и продолжил. Голос его показался Юке напуганным, словно Йойки очень волновался, но отчаянно пытался это скрыть. Наверное, для него это важнее, чем для всех нас, подумала девочка и хотела было коснуться его плеча, но её поднятая уже рука только бессильно повисла в воздухе. Почему-то Юка не смогла прикоснуться к другу.
- И да воздвигнута будет великая Стена, и да будет бессильно всякое живое существо пред её могуществом, - переводил Йойки и делал небольшие паузы, но не для того, чтобы подобрать нужное слово, а чтобы справиться с волнением и собственным дыханием.
- Это первое? – тихонько спросила Мия.
Йойки кивнул и продолжил:
- Второе. И да не сможет ни одно живое существо нанести вред великой Стене или разрушить Её, кроме её Создателя.
Третье. И станет Стена великая преградой между мирами двумя противоположными, чьи имена теперь «Мир иных» и «Человеческий мир». И станет Стена великая отныне защитой этих миров друг от друга.
Четвёртое. И да будет в мире иных отныне вечное лето, а в мире людском зима вечная и бесконечная, холодная, как и сердца их, иссушенные безверием.
Пятое. И лишены отныне будут иные и люди возможности встречи друг с другом, и лишь чрез детей своих до четырнадцати годов смогут они поддерживать связь незримую.
Шестое. И лишены будут люди памяти о годах своих в Мире иных, и Стена великая будет для них непроницаемой. И останутся люди слепы. Иные же смогут наблюдать за ними, но постигнут иную кару – кару невмешательства и своего бессилия.
Седьмое. И да не властны будут иенки покинуть мир свой. Лишь чрез сон смогут они попасть на Ту Сторону.
Восьмое. Люди же смогут вернуться в мир иенков лишь чрез память. А иенки, если покинут свой мир, смогут вернуться обратно только чрез память другого человека.   
  Девятое. И да уничтожит великая Стена всякого, кто попытается перейти на другую сторону, кому переходить не дозволено и кто нарушит сии заповеди, обратив того в пепел, ибо неведомы Стене сожаление и сострадание.
Десятое. И да будет великая Стена жить до тех пор, пока разделённые ею не осознают ошибки свои и не искупят их.
Подпись… Подпись…
Йойки вдруг замолчал. Сначала Юке показалось, что у него сорвался голос, и он не может больше читать, но Йойки поднёс пергамент ближе к глазам, пытаясь что-то разобрать, а потом со вздохом уронил лист на колени.
- Бесполезно. Там оторван кусок.
После слова «подпись» был оторван небольшой клочок. Сразу они этого даже не заметили, но теперь при ближайшем рассмотрении увидели, что край неровный. Кто-то явно оторвал от листа кусок, чтобы никто не узнал, кем подписаны десять заповедей.
Несколько минут все молчали. Было слышно лишь, как Тихаро клюёт клубнику и ходит по столу.
А потом Мия, как обычно, первой нарушила молчание, воскликнув:
- Тьфу, чепуха какая-то! Нет, серьёзно, ведь это же глупость! Всё до единого слова! И верить в это я не хочу! И ты, Йойки тоже не верь, - и голос её дрогнул, и она посмотрела на Йойки взглядом, который Юка про себя называла: «Ох, бедняжка! И за что ему всё это?». А потом Мия закусила губу и замолчала.
Ённи был более серьёзен. Его взгляд говорил: «Прости, Йойки, но я скажу всё, что думаю».
- Это не чепуха, - сказал он. – Всё написанное здесь - правда. У меня это не вызывает сомнений. Вопрос только в том, хватит ли у нас мужества эту правду принять.
- Хорошо, тогда как ты объяснишь всю эту чушь про то, что попасть на ту сторону можно лишь через сон? – спросила Мия, передразнивая официальный тон документа. – Или про то, что вернуться сюда снова можно только через память? Что это за ерунда? Что же получается, мы можем ходить на ту сторону во сне?!
- Конечно, нет! – отозвался Ённи с раздражением в голосе. – Это такая метафора. И за ней что-то скрыто. Надо только понять, что.
- Отлично! Предоставляю тебе с этим разбираться, умник.
Опасаясь, что они снова разругаются, Юка решила вмешаться:
- Я тоже думаю, что всё это правда. Иначе Тихаро бы не принесла его. Я ей верю. В этом документе явно скрыт какой-то ключ. И мы должны постараться найти его. По крайней мере, мы впервые столкнулись с какими-то конкретными указаниями. К тому же, теперь мы точно знаем, что можно не только перейти на Ту сторону, но и вернуться обратно.
- Возможно, и так, - буркнула Мия. – Но всё равно я считаю, что написанное здесь – жестоко. В этих словах ни капли любви. Это же просто приговор какой-то! Нас наказывают! Нас всех! А мы даже не знаем, за что!
Юка промолчала. Она не знала, что на это можно возразить. Ведь Мия была права.
- Йойки, а ты что думаешь обо всём этом? – спросила Мия с надеждой, что хоть Йойки поддержит её.
Но Йойки лишь молча отложил лист пергамента, встал и проговорил, ни на кого не глядя:
- Что-то в горле пересохло от чтения. Пойду в дом выпью воды.
И они остались одни, проводив взглядом фигуру Йойки, скрывшуюся в опускающихся сумерках.
Мия тут же схватила Юку за запястья и крепко сжала их:
- Ему сейчас нужно побыть одному, прийти в себя, поэтому дай ему время. Но потом обязательно побудь с ним. Ты нужна ему сейчас. Только ты. А мы, пожалуй, пойдём… Правда, Ённи? – и она наградила Ённи взглядом, не допускающим возражений.
- Угу, да-да, - пробормотал Ённи, поднимаясь. – Спасибо, Юка, всё было очень вкусно. Поблагодари от нас ещё раз свою Кану. И ещё раз с Днем Рождения тебя.
- Да, с Днём рождения, дорогая, - повторила вслед за ним Мия, обнимая Юку.
Теперь их поздравления прозвучали тихо и печально, как выражения сожаления. И в самом деле - праздник закончился.
Юка вздохнула. Радость от возвращения Тихаро померкла. И снова нужно было что-то решать. Снова нужно было искать в себе силы, чтобы идти дальше.
А небо было высоким и иссиня-чёрным, бездонным. Небо было таким же, как и всегда, и, как и всегда, ничем не выделяя этот день от остальных, небо зажигало первые звёзды.
Небо было столь же равнодушным, как и Стена. И столь же недосягаемым. Сколько ни смотри, ни пытайся дотянуться, оно будет лишь отдаляться и слепить холодным светом вечных звёзд. Звёзд, пустых и одиноких.
   
* * *


Стемнело.
Они сидели на балконе комнаты Юки и смотрели на звёзды.
Получасом раньше Юка нашла Йойки в ванной, согнувшимся над раковиной с шумящей и хлещущей из крана водой. Она решила, что ему стало плохо, но Йойки лишь слабо улыбнулся, вытер с бледного лица капельки воды и сказал, что всё хорошо.
Он всё молчал, но Юка не требовала от него слов. Она только хотела, чтобы он успокоился и снова стал таким, каким был утром, когда увидел её в новом красивом платье и с его браслетом на запястье.
- Смотри, как он сверкает в лунном свете! – сказала Юка, показывая Йойки руку.
Йойки улыбнулся. И хоть это и была улыбка через силу, Юка всё равно обрадовалась.
- Тебе правда нравится? – спросил он. – А то я так мучился, выбирая его.
- Да! Мне очень нравится! – воскликнула Юка. – Я буду носить его не снимая!
Йойки снова улыбнулся. Взгляд его потеплел.
- Извини, - сказал он. – Я вдруг совсем расклеился. Испортил тебе праздник. И Ённи с Мией из-за меня сбежали. Наверное, решили, что у меня очередной приступ отчаяния, а ведь это не так. Со мной всё в порядке, просто… просто…
- Ну что ты! – Юка схватила его за руку. – Не извиняйся! Ты ничего не испортил! Это был лучший День Рождения в моей жизни, и я никогда его не забуду.
- Юка…
- Это правда! Спасибо тебе. Спасибо за всё.
Йойки сжал её руку, и они помолчали немного. А потом Йойки сказал, глядя на небо:
- Наверное, нас действительно наказали за то, что мы были слепы. Люди не замечали чего-то важного, и в наказание за это теперь всю жизнь обречены ходить с завязанными глазами. Пожалуй, я могу это принять.
- Йойки…
Но он не дал ей ничего сказать и продолжил:
- Я вполне могу понять, за что наказали людей. Но я не понимаю, почему наказали иенков? Что плохого сделали они?
Юка тоже думала об этом. Но ответ пришёл к ней только сейчас.
- Возможно, иенки тоже были слепы. Просто они не видели что-то другое.
Йойки вздохнул.
- Видимо, этого мы уже никогда не узнаем. Вот только…
- Что? – Юка перестала дышать.
- Только… одного я не понимаю. Какие ошибки мы должны осознать и исправить? Мне всего тринадцать, и не уверен, что за свою жизнь я успел так сильно нагрешить. Как и ты. Нам всего тринадцать. Но что мы сделали? Почему мы должны расплачиваться за чужие ошибки?
Юка очень хотела бы ответить ему. Но она не знала, что сказать. Просто не знала.
За что они страдают? Почему вынуждены так глупо расставаться, подчиняясь каким-то дурацким правилам, придуманным неизвестно кем?
За что наказывают их? Именно их, Юку и Йойки?
Юка сжала кулаки. Этого она не могла принять. Не могла смириться. И если раньше ей как-то удавалось жить с этой мыслью, то теперь Юка вдруг осознала, что больше не может смиряться. Просто что-то в ней закончилось. Вот и всё.
- У нас осталось всего полгода, - сказал Йойки. – И кроме этой шарады, которую надо как-то разгадать, у нас ничего нет. Это единственная зацепка.
- Мы разгадаем! Мы успеем, вот увидишь!
- Юка, подожди. Послушай, что я скажу. Времени мало. Через два месяца у меня уже начнутся выпускные экзамены, а потом адаптационные курсы для всех, кому предстоит уйти в мир людей. Поэтому у нас будет мало времени на встречи и общение, и мало времени на то, чтобы разобраться со всем этим. Поэтому я хочу, чтобы ты пообещала мне, что если мы не успеем… Если мы не успеем, обещай, что ты не сдашься после того, как я уйду. Обещай, что продолжишь искать ответы без меня.
Юка сморгнула слёзы. Они потекли по щекам, но девочка даже не пыталась вытереть их.
- Конечно, конечно я обещаю, Йойки! Я буду искать, несмотря ни на что! Ради тебя, ради нас, я не сдамся! Я никогда не сдамся! И я обязательно найду выход! Найду способ сломать эту систему. Обещаю.
Йойки улыбнулся. И на этот раз его улыбка была настоящей.
- Спасибо, Юка. Спасибо.
И они снова замолчали.
Юка смотрела на небо и думала о том, как сильно ненавидит эту систему бесконечных правил, которым они вынуждены подчиняться, которыми пропитана вся их жизнь. Правила, опутывающие их мир, словно паутина. И Юка ненавидела того, кто их придумал. Кем бы он ни был. Она ненавидела и боялась собственной ненависти. Раньше ей незнакомы были такие болезненные, разрушительные чувства.
Всю свою жизнь Юка жила в мире, который представлялся ей идеальным, устроенным мудро и правильно. И всякий раз, когда к ней в голову закрадывались сомнения, она старалась гнать их от себя.
Но теперь сомнений больше не было. Тот мир, который Юка любила, был разрушен.
Кана говорила, что для счастья недостаточно одного желания, потому что есть вещи, которые мы никогда не сможем изменить.
Они просто существуют. Как аксиомы.
Правила, которые заставляют страдать Кану, Юку, Йойки, господина Отто и многих других.
Юка не верила, что их нельзя изменить. Потому что, если верить написанному на старом листе пергамента, даже Стена не вечна.
А это значит, что всё можно изменить.
И далеко не со всем можно смириться. И Юка не собиралась мириться.
Браслет искрился в свете Луны и звёзд. Цепочка змеилась, переливалась, и звенья её причудливо переплетались.
Йойки осторожно провёл кончиками пальцев по её запястью чуть выше линии браслета, и от этого лёгкого, почти невесомого прикосновения по спине у Юки пробежали мурашки.
- А всё-таки хороший сегодня был день, - сказал Йойки. – Было очень весело. И Тихаро вернулась.
- Да. Было здорово, - Юка улыбнулась.
Она вдруг вспомнила, что не показала Йойки самого главного – подарка своей Каны. Интересно, как Йойки отнесётся к тому, что Юка всегда сможет узнать, как он себя чувствует? Обрадуется ли он за неё или огорчится из-за того, что сам будет лишен такой возможности?
- Подожди меня здесь, я хочу кое-что показать тебе! Сейчас!
Юка вскочила со скамьи и кинулась в комнату, где в её «секретном» ящике лежала коробка с трубой. Прежде чем нести трубу Йойки, девочка решила сама в неё заглянуть. Просто не могла удержаться. Ей хотелось знать, какое настроение у Йойки. Вдруг он сейчас грустит?
Но Йойки не грустил. Цвет кружка внутри трубы был красным. И Юке даже не нужно было сверяться с таблицей цветов, чтобы вспомнить, что это значит.
Красный значит, что Йойки сейчас влюблён.
Юка почувствовала, что и сама краснеет, и что станет сейчас такой же, как этот кружок.
Сердце запрыгало в груди, и Юка поспешила спрятать трубу обратно в коробку. Она не знала, почему это делает. Но показывать свой подарок Йойки, во всяком случае, сегодня, она точно передумала.
Щёки горели, и лишь успокоившись немного, Юка смогла вернуться к Йойки на балкон.
- В чём дело? – спросил он, увидев её. – Ты ведь что-то хотела мне показать? Что-то не так?
- Нет. Всё так. Просто… - Юка не хотела врать и сказала: - Просто лучше я тебе в другой раз покажу. Хорошо?
Йойки только удивлённо пожал плечами.
- Как хочешь. Тогда я, наверно, домой пойду. А то скоро Кана меня хватится. Да и тебе пора отдыхать…
- Нет, подожди! – воскликнула Юка, и щеки её снова вспыхнули. – Давай ещё немножко посидим! Просто тихонько посидим. Совсем немного.
Йойки улыбнулся. И взгляд его снова стал тёплым. И Юка хотела, чтобы он всегда так смотрел на неё.
- Да, конечно. Давай посидим. Иди сюда.
Юка снова села на своё место и положила голову Йойки на плечо.
И было так хорошо, что думать ни о чём не хотелось. И так тепло в груди.
Просто. Пусть всегда будет так.
    Пусть будет это чувство. И эта вера, горящая огнём. Ощущение жизни.
Ощущение свободы.









               Глава 5

     Время. Смотритель Каны. Ворота.






Время было подобно длинной однообразно-серой нити, которую кто-то скручивает в клубок, всё быстрее, быстрее.
Время ускорялось, время сжималось. И всё короче становился промежуток между пробуждением в лучах тусклого раннего солнца и сном в сумрачной комнате, где колыхались от лёгкого ночного ветерка занавески. Иногда Юка забывала выключить светильник с бабочками на столике у кровати, и по всей комнате плыли тени огромных бабочек с широкими крыльями, и эти бабочки снились Юке, чудились ей на грани сна и яви, и ей казалось, что они в самом деле летают по комнате, но она слишком уставала, чтобы думать об этом, и ещё через секунду проваливалась в тяжёлый глубокий сон.
Так было часто.
А утром Юка просыпалась, светильник так и горел, только теней-бабочек уже не было - они таяли в лучах утреннего света. И на кровати были разбросаны какие-то бумаги, и Юка с трудом узнавала на них свой почерк. Она совершенно не помнила, чтобы писала ночью что-то подобное.
На столике часто лежали раскрытые книги, а некоторые были закрыты, и Юка потом уже не могла вспомнить, до какого места она их дочитала.
Она слишком уставала. Слишком хотела спать.
Она искала ответы.
Но их не было.
Прошло два месяца с тех пор, как Тихаро принесла им лист пергамента с десятью заповедями Стены. Это были непростые два месяца.
Поначалу каждый из них был полон надежды и уверен, что времени достаточно. Ведь ещё полгода, и у них есть как будто всё для того, чтобы решить задачу.
Но шли дни, недели. И к концу первого месяца их энтузиазм заметно поутих.
Ответов по-прежнему не было.
Юка показывала пергамент даже господину Отто, но он лишь качал головой. Он знал обо всём этом столько же, сколько и они. И он точно так же понятия не имел, что значит «Лишь чрез сон смогут они попасть на Ту Сторону».
И, тем не менее, господин Отто не отказал им в помощи. Он сказал, что тоже будет искать в свободное время, и вселил в друзей надежду, что впятером они уж точно что-нибудь найдут.
Но прошло два месяца, и теперь их было уже не пятеро. Потому что Йойки окончил школу и начал ходить на адаптационные курсы. На курсах он проводил почти весь день, а приходя, выполнял домашние задания, так что на поиски у него не оставалось ни времени, ни сил.
- Не понимаю, зачем нам всем вообще ходить на эти курсы, будь они неладны! – в сердцах ругался Йойки. – Ведь всё, что рассказывают нам, мы забудем, как только перейдём Стену. Так какой в этом смысл? Уж адаптировались бы как-нибудь без всех этих наставлений!
Йойки стал раздражительным. Прошло всего несколько дней занятий на курсах, а он уже так изменился. Всё более угрюмый, молчаливый. И ещё более далёкий от неё.
Йойки никогда не рассказывал, что им говорили на курсах. А на всё расспросы Юки или Ённи отвечал односложно и неопределённо. Недавно Ённи даже рассердился на него, и у них вышла стычка.
- Да чёрт с тобой! – воскликнул Ённи после того, как Йойки в очередной раз не ответил на его вопрос. – Плевать мне на ваши человеческие секреты! Вот я кретин, думал, что ты не такой, как другие люди. Извини, ошибался. Я думал, что ты мой друг и доверяешь мне.
Сказав это, Ённи ушёл. Мия ещё немного посидела в растерянности, а потом ушла за Ённи, холодно попрощавшись.
Юка разрывалась на две части. Ведь Ённи тоже был её другом, и она прекрасно понимала его желание узнать больше о мире людей, ведь она знала, как Ённи всегда интересовался технологиями людей, их жизнью и бытом. К тому же Ённи больше всех их пытался помочь Йойки, просиживал целыми днями в библиотеке, и каждый вечер отправлял свои наблюдения, открытия и предположения Йойки по голубиной почте. Естественно, он надеялся, что Йойки будет отвечать ему тем же.
Но теперь казалось, будто Йойки уже сам себе не хочет помогать, а помощь остальных тяготит его.
Юка не понимала, в чём дело. Она думала, что, наверное, Йойки просто устал. Она думала, что ему, должно быть, сейчас очень тяжело. Да ещё и эти курсы, на которых он, возможно, впервые по-настоящему осознал, что через каких-то четыре месяца эта жизнь для него закончится.
Но Юке тоже было тяжело. И иногда она обижалась на Йойки за его эгоизм и за боль, которую, как он думал, испытывает лишь он один. Обижалась за то, что он слишком рано сдаётся, за его нерешительность, апатию и нежелание бороться.
Иногда она боялась, а вдруг ему уже просто ничего этого не нужно? Вдруг он действительно хочет уйти к людям, забыть о ней и остальных и зажить новой жизнью?
Она с титаническим усилием воли гнала от себя эти мысли, и если это ещё удавалось ей днём, то ночью, когда на стены комнаты «прилетали» тени-бабочки, не думать о плохом становилось всё труднее.
И тогда Юка пряталась от этих мыслей за стопками бумаги и толстыми книгами до тех пор, пока сон не одолевал её, до тех пор, пока воспалённый уставший мозг не отключался.
Часто Юка засыпала уже под утро. И тогда она весь день не могла ни о чём думать, потому что просто хотела спать. Сначала с ужасом, а потом совершенно равнодушно Юка обнаружила, что ей нравится доводить себя до такого состояния. Потому что так легче было переживать всё это. Просто легче.
Так шли её дни. Быстрее и быстрее.


  * * *


    В это же время на Юку свалилась другая неприятность. Предсказание Мии сбылось, и у Юки началась месячные.
Настроения ей это, конечно, не прибавило. Самочувствие было ужасным, Юка всё больше раздражалась, кричала на свою Кану и на Йойки, и могла заплакать из-за любой глупости.
«Вот это ужас! – думала она с горечью. – Неужели я теперь всегда буду вести себя так по-дурацки?».
Она не хотела кричать на Йойки, не хотела говорить ему всё то, что сказала в тот день. Просто так получилось. Просто она устала. Просто она боялась, что Йойки больше не хочет быть с ней, быть с ними.
Она думала, что Йойки встанет и уйдёт, но он продолжал сидеть в кресле в углу её комнаты. Юка сидела за своим письменным столом и молчала. Это был единственный свободный вечер Йойки за долгое время, и неизвестно, когда ещё у них такой будет. И вот как Юка проводит его! Просто прекрасно!
И она снова готова была заплакать, а потому отвернулась и закусила губу. Она слышала, как Йойки встаёт с кресла. Его шаги. Так и есть, уходит.
Нет. Подходит ближе. Но Юка не в силах обернуться и посмотреть на него.
Йойки сначала положил свою руку ей на плечо, потом осторожно обнял.
- Что с тобой такое? – спросил он мягко. И голос его был таким, как обычно. Был привычным, тёплым, а не пугающе отстранённым.
- Да ничего, - буркнула Юка и хотела больше ничего не говорить, но почему-то неожиданно для себя сказала: - Просто живот болит.
- М-м-м, - ответил Йойки. И больше не стал ничего спрашивать. – Прости. Я сам должен был догадаться. Веду себя как полный дурак.
Юка смутилась. Она и не думала, что Йойки поймёт, но он, кажется, всё понял.
- Иди приляг. Ты устала. Полежишь, и живот пройдёт... – сказал он и тоже как будто смутился от своих слов.
Юка не стала спорить. Она действительно устала, а внизу живота пульсировала ноющая боль.
Юка легла на кровать, и Йойки устроился рядом с ней. Какое-то время они лежали молча, а потом, когда Юке стало немного легче, она спросила:
- Ты больше не разговаривал с Ённи? Ещё не помирились?
Йойки лежал с закрытыми глазами, но когда Юка спросила об этом, веки его распахнулись, и Йойки уставился в потолок.
- Нет. Ещё. Не. Помирились, - он говорил, как будто обрубал. А потом откашлялся и продолжил уже совсем другим тоном, более спокойным и миролюбивым: - Не волнуйся. Помиримся скоро. Мы с Ённи часто спорим и никогда не ругаемся всерьёз.
Юка хотела сказать, что, наверное, в этот раз всё как раз всерьёз, но промолчала. Ей хотелось верить, что Йойки прав.
Они помолчали ещё какое-то время. И Йойки вдруг сказал:
- Знаешь, а ведь я действительно ничего от вас не скрываю.
- Что? – Юка даже приподнялась на локтях от удивления.
- Ну… в смысле… - Йойки на секунду смутился, не зная, как продолжить, но тут же нашёлся: - Ённи ведь думает, что нам на курсах рассказывают какие-то секреты. И я знаю, ты тоже так думаешь. Но это неправда. Я ничего не скрываю, просто говорить обо всём этом не хочется.
Юка кивнула. Она, конечно, сразу поверила ему, и сразу стало невыразимо легче. Она думала, что на этом тема закрыта, но Йойки вдруг продолжил:
- Нам рассказывают про Город. Про то, как люди живут в нём. Они живут… живут совсем не так, как мы. Но ты это и так знаешь. Они тоже ходят в школы. Но, в отличие от нас, учатся до восемнадцати лет.
Юка была поражена. До восемнадцати?! Так долго! Но ведь люди и так живут мало, почему же они тратят столько времени на учёбу в школе? Она не понимала.
- А после школы люди снова учатся, только теперь они уже осваивают свою будущую профессию, - продолжал Йойки. – Вчера на курсах мы писали тесты по профессиональной ориентации и думали о том, кем хотели бы стать в мире людей. Я выяснил, что мне для начала нужно будет обязательно окончить общую школу, но при этом ещё нужно будет ходить в специальную художественную. А после того, как я закончу обе эти школы, я смогу поступить в Художественный университет, но это будет ещё не скоро, а только когда мне исполнится восемнадцать лет.
Йойки говорил об этом таким тоном, словно рассказывал о своих планах на каникулы. Мол, сначала я уберусь наконец-то в своей комнате, потом отправлюсь порисовать куда-нибудь на природу, потом мы вместе съездим искупаться к источнику, сходим в парк на бумажного змея…
Он говорил это серьёзно. Спокойно. Так, как будто и не сомневался, что всё это произойдёт, как никогда не сомневался, что в конце семестра бывают каникулы.
Он действительно строил планы. Он планировал свою жизнь.
И Юка молчала. Теперь она тоже осознала. Возможно… Возможно, всё, что они делают сейчас – глупое ребячество. Возможно, им стоит всё это отпустить и зажить как положено, как предписывает им Закон Стены. Закон этого мира, где существуют непреложные истины, аксиомы, которые, хоть и мешают нам иногда быть счастливыми, но зато упорядочивают нашу жизнь и делают её лучшей для нас самих.
Наверное, Йойки всё это уже понял, только и всего. Наверное, Йойки просто был взрослее и мудрее её.
И теперь он поступает по-взрослому. И по-взрослому решает, как будет жить дальше, и чего хочет достигнуть в жизни. Той жизни, которая будет у него после. Настоящей жизни.
Юка думала, что сейчас заплачет. Но не заплакала. Просто глаза чуть защипали. Совсем чуть-чуть.
А Йойки всё так же спокойно продолжал:
- Половина нашей группы уже точно так же, как и я, знают, кем хотят стать в будущем. Нам сказали, что, попав на ту сторону, мы запросто можем изменить своё решение и выбрать себе другую дорогу, и что так делает большинство. Но некоторые становятся теми, кем и собирались, когда ещё были здесь. И самое главное – мы не забудем об этом. Попав туда, мы не забудем обо всех наших мечтах и планах на будущее, а приобретённые навыки никуда не исчезнут.
Юка хотела бы искренне порадоваться за него, но отчего-то не получалось. Она хотела улыбнуться, но губы, растянутые в подобие улыбки, тут же снова сжались.
Да. Всё правильно. Йойки ведь всегда был сознательным и серьёзным мальчиком. Не то что она, вечно витающая в облаках.
Всё правильно. И Йойки уже всё решил. И, кажется, в его планах не было предусмотрено место для неё. Ну что ж, может оно и к лучшему.
Все эти мысли вихрем пронеслись у Юки в голове, и глаза снова защипали, и на этот раз девочка уже чувствовала, что слёзы сейчас потекут по щекам и думала, как бы сделать так, чтобы Йойки не заметил их.
Но Йойки продолжал:
 - И знаешь, всё это вселило в меня надежду. Ведь если я не забуду, как рисовать, и если я буду продолжать этим заниматься, кто знает, быть может, через свои рисунки и образы в голове я смогу вспомнить. Вспомнить обо всём.
Юка часто заморгала, и застывшие слёзы дрожали на её ресницах.
О чём это он? Неужели?
- Для себя я уже точно решил, что попав в Город, буду стараться изо всех сил, буду много рисовать и учиться этому в художественной школе. Только это я могу сделать для того, чтобы вспомнить. И я не верю, что вспомнить невозможно. Мои рисунки помогут мне. Рисовать – вот всё, что я могу. Остальное зависит от тебя, Юка.
И слёзы всё-таки пролились. Только теперь это уже были слёзы радости и облегчения. Всё-таки есть! Всё-таки есть для неё место!
- Я всё сделаю, Йойки! Сделаю всё, что смогу! – горячо прошептала она.
Йойки опустил на неё удивлённый взгляд. Он, кажется, только сейчас заметил маленькую бурю, произошедшую у неё в душе.
- Юка… Ты плачешь, что ли?
Юка быстро вытерла слёзы тыльной стороной ладони и зашептала ещё быстрее, смутившись:
- Нет, нет, вовсе не плачу… Это я так… просто.
Йойки взял её за руку. Улыбнулся.
- Глупая. Чего ты расстраиваешься? Ты же знаешь, что всё у нас получится. Неужели ты думала, что я больше не верю в это?
Юка сжала его тёплую руку так сильно, что Йойки, наверное, стало больно:
- Извини… что я так подумала… просто, просто…
- Знаю. Бывают периоды, когда женский организм становится непредсказуемым, да?
И так серьёзно прозвучала эта фраза, что Юка не выдержала и прыснула.
- «Женский организм»! – хохотала она. – О, да! Он очень непредсказуемый!
Йойки тоже засмеялся, и они смеялись долго, пока не отпустили напряжение и усталость, пока не стало снова легко.
А потом, когда смех иссяк, они лежали тихо. И в комнате тикали часы, и по стенам плыли тени-бабочки. Наступил вечер.
И Юке впервые за эти два непростых месяца стало спокойно.
Когда через полчаса Кана заглянула в комнату через приоткрытую дверь, чтобы позвать их пить чай, Юка и Йойки спали рядышком.
Кана какое-то время смотрела на них с печальной улыбкой, а потом ушла, бесшумно прикрыв за собой дверь.


    * * *

Свою трубу, подаренную Каной, Юка назвала просто – «Смотритель». Она решила для себя, что не будет пользоваться ей, пока Йойки не покинет мир иенков, потому что считала некрасивым такое подглядывание за ним.
Она также ничего не сказала Йойки о Смотрителе. Решила не смущать его раньше времени. По крайней мере, так говорила она себе. Но в глубине души чувствовала, что есть ещё какая-то причина, по которой она не хочет показывать Смотрителя Йойки.
Со дня своего рождения она не смотрела в трубу ни разу. Но чего ей это стоило!
Чтобы не поддаться соблазну, Юка убрала Смотрителя в подарочную коробку, перевязала лентой и убрала в свой секретный нижний ящик, положив сверху ещё несколько рисунков и писем Йойки, чтобы они скрыли от глаз заветную коробку.
Примерно через два с половиной месяца после дня рождения, когда назойливый образ Смотрителя уже начал таять в её памяти, Юка помогала Кане работать в саду.
Точнее, работала Кана, а Юка только мельтешила рядом и без умолку рассказывала ей о школе, грядущих выпускных экзаменах и своих друзьях.
Было прекрасное солнечное утро выходного дня, а вечером Юка собиралась погулять с Йойки, Ённи и Мией, обсудить свои наблюдения прошедшей недели, и у Юки было прекрасное настроение. Ведь в последнее время они собирались вчетвером всё реже. Тем более, радостно было, что Йойки всё-таки помирился с Ённи, и сердце Юки наполнялось счастливым трепетом при мысли о том, что эти двое снова будут болтать, подкалывать друг друга и спорить. Она очень любила их дружбу.
Когда Кана попросила её принести садовые грабли, Юка вприпрыжку побежала к сараю за домом. Она любила этот старый сарай. Там всегда царил полумрак и всегда пахло сырой землёй, потому что туда никогда не проникали солнечные лучи. Юка любила этот странный запах, а ещё любила старые вещи, которые лежали в сарае. 
Обычно Кана держала сарай запертым на большой тяжёлый замок, а ключ хранила у себя, поэтому Юке редко удавалось побывать там.
Итак. Грабли.
Где же эти дурацкие садовые грабли?
Юка, напевая себе под нос, прошла вглубь сарая, потому что у входа рядом с лопатами никаких граблей не оказалось.
Чего здесь только не было, в этом сарае! И старый велосипед без колёс, и сломанный проигрыватель со стопкой пластинок, и коробка с игрушками Юки, её куклы, безухий медведь.
Юка не выдержала и с улыбкой наклонилась к коробке, вытащила куклу, пригладила светлые пряди на её взлохмаченной грязной голове. Ей не верилось, что всего каких-то три года назад она играла с этой куклой, заставляя Кану шить для неё красивые платья. Ей казалось, что это было очень давно.
Рядом с коробкой игрушек стояла ещё одна коробка, и Юка подумала, что, наверное, здесь её старые альбомы и тетрадки, но в коробке было что-то другое.
Там лежала чья-то трикотажная жёлтая кофточка с короткими рукавами-фонариками, учебник по истории, которого Юка не помнила и была уверена, что в школе они по этому учебнику не занимались. А ещё в коробке лежала металлическая труба, перевязанная жёлтой атласной лентой, под цвет кофточки.
Юка даже ахнула. Сначала она подумала, что это её Смотритель. Но ведь её Смотритель лежит дома в коробке в нижнем ящике стола! Неужели Кана залезла в её вещи, вытащила Смотрителя и тайком притащила его в сарай за домом?
Звучит как-то бредово.
Юка взяла трубу в руки и, рассмотрев получше, убедилась, что это не её Смотритель. Металлическая труба была покрыта толстым слоем пыли и в некоторых местах заржавела. А стекло её было чуть отбито с краю и пересечено тонкой трещиной. Но самое главное отличие – на нём не было имени Йойки Коонно. А было имя – Еми Моотоко. 
Юка уже хотела заглянуть в трубу, когда услышала сердитый голос Каны за спиной:
- Юка! Тебя только за смертью посылать! Ну чего ты там копаешься?! Грабли… - и она осеклась, заметив, что Юка держит в руке.
Юка обратила на свою Кану беспомощный виноватый взгляд, который говорил: «Извини… Я случайно. Я не хотела это брать, не хотела это видеть. Я сейчас положу это на место».
- Прости, - сказала Юка и положила трубу в коробку.
Она была уверена, что Кана сейчас очень рассердится на неё и вспылит. Но Кана так и стояла в дверях сарая, белая как мел. Она стояла так какое-то время, а потом сказала:
- Грабли слева от тебя, за мешком песка. Забирай их и пошли, - сказав это, Кана развернулась и вышла.
Растерянная, напуганная Юка схватила грабли и побежала за ней. Они вернулись в сад. Кана молча продолжала работать, и Юка тоже молчала, закусив губу и проклиная тот момент, когда она отвлеклась на коробку с игрушками вместо того, чтобы искать грабли.
Когда Кана закончила, она вздохнула, сняла перчатки и сказала:
- А теперь отнеси-ка грабли и секатор обратно в сарай. А потом приходи в дом. Я пока приготовлю чай. А потом мы с тобой поговорим. Ты ведь многое хочешь у меня спросить, да? Только не забудь помыть ноги, а то ты вся в земле извозилась.
И Юка взяла злополучные грабли вместе с секатором и опрометью кинулась в сарай.
Неужели Кана действительно расскажет ей всё?
Юка умирала от любопытства, и вместе с тем что-то холодное и неприятное растекалось у неё в груди.
Ей казалось, она и так знает, что Кана собирается ей рассказать.


* * *


Конечно, Юке было не до чая. Она так волновалась, что чуть вздрагивали руки.
Кана же, напротив, излучала нетипичное для неё спокойствие и даже равнодушие.
Они попили чай с лимонным пирогом и мармеладом, а потом Кана подошла к окну и долго смотрела во двор, прежде чем начать говорить.
И только тогда Юка поняла, что Кана вовсе не спокойная и не равнодушная. Она просто очень грустная. Никогда Юка ещё не видела свою Кану такой безнадёжно печальной и даже не пытающейся это скрыть за беззаботной улыбкой и пустой болтовнёй.
- Как видишь, у твоего подарка есть своя долгая история, - сказала она. – Эти штуки существуют уже довольно давно. Раньше мы называли их «калейдоскопами», и в то время, когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, эти «калейдоскопы» были на пике своей популярности. Каждый хотел приобрести себе такую штуку, даже если никто из его друзей не уходил на ту сторону. Это была просто дань моде или желание прикоснуться к чему-то волшебному. Но в моём случае это не было ни первое, ни второе. 
Кана вздохнула, присела на подоконник и вдруг улыбнулась. Себе самой. Своим воспоминаниям.
- Мне «калейдоскоп» был нужен для того же, для чего и тебе, Юка.
Юка уже, конечно, всё это поняла, но всё равно спросила:
- Еми Моотоко был твоим другом, да? Таким же, как для меня Йойки?
- Да. Он был моим другом.
И Кана замолчала. Надолго.
Когда она заговорила снова, голос её был  отрешённым. Как будто она рассказывала не о себе, а о ком-то другом, не существующем, вроде персонажа из книжки.
- Мы жили по соседству. Но учились в разных школах. Я училась в специальной школе для будущих Кан, он – в обычной. Мы дружили с детства. И каждый вечер играли вместе. С нами постоянно были ещё двое ребят – Сио и Нами. Нами был человек и потому ушёл вместе с Еми. А Сио до сих пор живёт здесь, и, кажется, женился. Но мы с ним не общаемся. С тех пор как распалась наша четвёрка, мне с Сио больше не о чем говорить. Потому что такие разговоры приносят только боль.
Юка живо представила свою Кану тринадцатилетней девчонкой-сорванцом, бегающей в компании мальчишек. Это было так на неё похоже. А Кана продолжала:
- Да, Нами тоже ушёл. И он тоже был моим хорошим другом. Но «калейдоскоп» или Смотритель, как ты его называешь, у меня только с именем Еми. Догадываешься, почему?
Юка догадывалась. Кана любила его.
- Мы многое обещали друг другу, - сказала Кана. – Мы скрывали свои чувства ото всех, даже от Сио с Нами. Потому что Канам нельзя заводить отношения и влюбляться. Но я всегда была непутёвой и всегда нарушала правила. Особенно раньше, - Кана рассмеялась.
И Юка усмехнулась тоже.
- Но знаешь, несмотря на то, что все наши обещания, данные друг другу, так никогда и не были исполнены, я ни о чём не жалею. И я всегда буду его помнить. Несмотря на то, что он давно забыл меня. Главное, что сейчас с ним всё хорошо. Сейчас он счастлив. Когда он только ушёл, я заглядывала в свой калейдоскоп по миллион раз на дню. Потом – всё реже. Когда мне исполнилось семнадцать, и мне только дали тебя на воспитание, я переживала сильнейшее потрясение в своей жизни. «Калейдоскоп» показывал красный, показывал, что Еми влюбился. Тогда мне хотелось умереть. Ведь я понимала, что это всё, совсем всё, что я больше никогда не увижу его, что у нас никогда ничего не будет, что он не помнит меня. Я завидовала людям, которые могли сами распоряжаться своей жизнью и могли умереть, если хотели. Как я им завидовала! Но мне приходилось жить. Не потому что я была сильной. А просто потому, что у меня не было выбора.
И я жила. Просто жила. Каждый день. И у меня была ты. О тебе нужно было заботиться. И шло время, и мне стало легче. Я нашла свой смысл жизни в другом. В тебе. В том, чтобы вырастить тебя хорошей девочкой. В том, чтобы дать тебе всю ту любовь, на какую я только была способна. Ведь мне больше не с кем было ей поделиться.
Иногда я всё же заглядывала в калейдоскоп. Долгое время он не показывал красный. Но несколько лет назад Еми снова полюбил. Сейчас у него всё хорошо. Надеюсь, эта любовь будет счастливой. Быть может, он даже женится, или уже женился. Быть может, у него будут дети, которые потом попадут к нам. Всего этого я всё равно никогда не узнаю.
И Кана замолчала.
Они вместе помолчали немного, а потом Юка спросила:
- А вы никогда не думали о том, чтобы снова встретиться? Не верили в эту возможность?
- Да, конечно, думали, - Кана улыбнулась. И в этой улыбке было больше светлой печали, чем горечи. – Нам очень хотелось верить в это. Но что мы могли? Мы не знали. Просто не знали, как встретиться снова, как нарушить законы Стены. Хотя, конечно, много раз думали об этом, строили разные безумные планы. Но сейчас я понимаю, что это были всего лишь мечты. Детские мечты, которым не суждено осуществиться. И которые теперь стали всего лишь воспоминаниями. Наверное, так всё и должно было быть. Наверное, это правильно. Мы ничего не могли с этим сделать. Лучшее, что мы могли – это просто смириться.
Но Юка не хотела смиряться. Ей казалось, что она будет бороться до конца, хотя рассказ Каны и приглушил значительно её веру в себя и в осуществление всего того, о чём они мечтали с Йойки.
Но она решила, что не будет думать об этом сейчас. Она решила, что не допустит ни одной плохой мысли. Сейчас её волновало другое.
И Юка спросила то, что ей никогда не приходило раньше в голову, а сейчас стало настоящим озарением. Она спросила:
- А как тебя звали в детстве? Ведь было же у тебя какое-то имя до того, как ты стала жить со мной в доме номер три тысячи восемьсот пятьдесят четыре? Как тебя называли твои друзья, когда вы ещё играли все вместе?
Кана в изумлении посмотрела на неё. Видно, она тоже не думала, что Юка когда-нибудь спросит у неё что-то подобное.
Но Юка спросила. И теперь они молча смотрели друг на друга.
А потом Кана сказала:
- Да, у меня действительно было имя. Но мне велено было забыть его сразу после того, как мне дали на воспитание тебя.
- И ты забыла?
- Конечно, нет.
Юка улыбнулась. И Кана тоже.
- Так как тебя звали? – спросила Юка.
- Меня звали Кей. Кей Тиору.
- Кей… - тихо повторила Юка, улыбаясь. – Мне очень нравится твоё имя.
- Но ты же понимаешь, что никто не должен знать об этом? – Кана посерьёзнела. – Тебе нельзя знать моё имя. И сейчас я нарушила одно из важных правил Каны.
- Я понимаю, - сказала Юка. – Никто не узнает. Обещаю. Но всё равно… можно мне… можно мне называть тебя Кей? Только когда никто не слышит? Только между нами? Только для меня ты можешь снова быть Кей?
И Кана улыбнулась, и глаза её блеснули. И она снова стала той Каной, которую Юка любила больше всех на свете.
- Только для тебя. Можно, - и тут же она расхохоталась. – Обожаю нарушать правила! И как же давно я этого не делала! Прям как будто сразу помолодела лет на десять!
- Здорово! Спасибо! – и радостная Юка бросилась ей на шею. – Спасибо, Кей. И спасибо, что рассказала мне всё это, - добавила она уже тише. – Не за что, Юка. Спасибо, что выслушала. Я только сейчас поняла, что мне уже давно хотелось кому-нибудь всё это рассказать. И теперь мне намного легче.
Они сидели на подоконнике, и солнечные лучи легко касались их кожи. Никогда ещё они не чувствовали себя такими близкими друг другу.



  * * *


Когда вечером Юка, Йойки, Ённи и Мия встретились на мосту, как-то так получилось, что они, не сговариваясь, просто пошли к Стене.
Как будто это было нужно им. Нужно им всем.
Может, они думали, что найдут там ответы, а может, просто шли.
Сегодня Юка не боялась вернуться домой поздно. Она знала, что Кана не будет ругать её и ворчать, как обычно.
Но сегодня они шли не просто к Стене. Они шли к Воротам.
Именно через Ворота молодые люди навсегда покидают мир иенков. Ворота или Врата, как их называют старые иенки, - это отверстие в Стене, которое открывается лишь один раз в назначенное время.
К Воротам ведет деревянная лестница с широкими перилами. Это высокая лестница. Настолько высокая, что снизу почти невозможно разглядеть, что находится там, наверху.
Поэтому Юка была очень разочарована, когда поднялась вверх по лестнице в первый и единственный раз в своей жизни. Она думала, что наверху действительно находится какая-то дверь, лучше всего, если она такая же деревянная, как и лестница с перилам.
Но наверху ничего не было. Совсем ничего. Ни дверей, ни окон, ни каких либо иных проходов в Стене. Юка тогда просто недоумевала: почему же это место называется Воротами, если там глухая Стена?
И тогда Кана объяснила ей, что в определённое время, когда к Стене приходят люди, которым только что исполнилось четырнадцать, Стена открывает Ворота.  Юка спросила, что это значит «открывает Ворота», и Кана сказала, это значит, что в Стене появляется узкий проход, войти в который может только четырнадцатилетний человеческий ребёнок, которому пора уходить. Когда проход открывается, Стена вокруг него начинает светиться голубоватым сиянием потрясающей красоты, поэтому на проводы часто приходит множество любопытных зевак, чтобы просто полюбоваться зрелищем. Когда же последний ребёнок проходит через Ворота, проход медленно затягивается и исчезает вовсе, и всё становится, как и было. И снова на его месте образуется прозрачная и плотная поверхность Стены, которую и видела тогда Юка. Стена сама знает, кого ей выпускать и когда. Только так. И никак больше.
Наверное, это было первое самое большое разочарование в жизни маленькой Юки. Но вскоре она привыкла к этой мысли. Привыкла. Но не смирилась.
Сегодня у Ворот никого не было. Сегодня был обычный вечер.
Молча они стояли у подножия лестницы и смотрели наверх. Лестница молча смотрела на них.
А потом Йойки сделал шаг на первую ступеньку.
- Нет, Йойки! Стой, не надо! – закричала Юка и поймала его за руку.
Она сама не понимала, почему вдруг захотела остановить его. Ведь наверху Йойки ничего не угрожало. Но на какую-то долю секунды Юка испугалась, что Стена вдруг откроется для него, перепутав день и час, и заберёт Йойки раньше срока. Она очень испугалась этого. 
- Да перестань. Мне там ничего не угрожает, - сказал Йойки спокойно. – Если хочешь, можем подняться вместе.
Юка не хотела подниматься. Но всё равно сказала решительно:
- Хорошо, давай!
Только бы он не ходил туда один.
- Тогда, может, мы поднимемся туда все вместе? – предложила Мия. – Я вот уже давненько там не была. Мало ли, вдруг что-нибудь изменилось! Да и вид оттуда открывается такой красивый, что дух захватывает! Что скажешь, Ённи? – и она бросила на Ённи взгляд, не терпящий возражений и совсем не соответствующий её сладкому голосу.
- Хорошо, хорошо. Давайте поднимемся все вместе, - проворчал Ённи. – Хотя, если честно, я это место терпеть не могу.
Тут никто не стал с ним спорить.
Деревянные ступеньки скрипели под ногами. Юка шла и думала о том, сколько людей уже поднимались по этой лестнице? И скольким ещё предстоит подняться? По лестнице, которая навсегда отдалит их от детства, от тепла и безмятежной радости, от друзей, которые любили их, от дорогих воспоминаний.
Шаг. Ещё шаг. Скрип-скрип. И всего этого уже не будет. Сколько людей и иенков уже смирились с таким положением вещей? И почему они никак не могут смириться?
По этой лестнице уже поднимался Еми, друг её Каны. Друг Кей.
По этой лестнице через четыре месяца поднимется Йойки.
А наверху ничего не изменилось. Бревенчатый пол был влажным и грязным после недавних дождей, а Стена была чистой и прозрачной, как и всегда. А по ту Сторону был Город, где уже зажигались вечерние огни. В Городе шёл снег. В Городе было много людей. Юка впервые видела столько людей. Они все спешили куда-то и не знали, что за ними наблюдает маленькая девочка. А если бы и знали, всё равно не поверили бы. Так уж они устроены, эти странные люди.
Город был по-своему красив. Сейчас вечером он особенно притягивал взгляд своей холодной, величественной и какой-то мёртвой, потусторонней красотой.
Юка приложила ладонь к Стене. Стена, как и всегда, ответила её коже холодом.
Юка посмотрела на Йойки, стоящего рядом. Его взгляд тоже был устремлён на Город. Что же чувствует он сейчас? О чём думает?
- Йойки… - произнесла они тихонько. – Ты хочешь туда? Хочешь быть там, с ними со всеми?
Она надеялась, больше всего хотела, чтобы он сказал сейчас: «Нет». Чтобы заверил её, что хочет остаться здесь, с ней, с Ённи и Мией. Хотела, чтобы он успокоил её. Но, наверное, это был плохой вопрос, неправильный вопрос, который не стоило задавать. Потому что Йойки молчал.
Юка уже было обрадовалась, решив, что Йойки ничего не слышал, но он вдруг ответил, так же тихо:
- Не знаю. Хочу ли я быть там. Я действительно не знаю, Юка.
Юка опустила глаза, опустила руку. На плечи как будто навалилась какая-то тяжесть.
Возникший у Йойки за спиной Ённи спросил:
- А что ты чувствуешь, когда смотришь туда? Тебя что-нибудь тянет на ту сторону?
Йойки вздохнул. Кажется, он очень не хотел отвечать. Но и солгать Ённи тоже не мог.
- Я чувствую, что принадлежу тому миру, - сказал он. – Принадлежу Городу. И даже если… даже если я не хочу принадлежать, не хочу этого чувствовать, от этого всё равно ничего не меняется. Я знаю, что однажды я просто должен быть там.
Юка зажмурилась. Нет. Нет. Пусть молчит. Пусть не говорит больше ничего. Она не хотела этого слышать.
- Эй, посмотрите лучше сюда! – воскликнула Мия неестественно жизнерадостным тоном, почувствовав напряжённость ситуации. – Какой великолепный вид на лес! А за ним видно домики как на ладони!
И действительно. Юка отошла от Стены, ещё раз оглянулась на Город и посмотрела вниз, положив руки на деревянные поручни. На миг ей показалось, что она стоит на мосту. Или на Большой Горе. Только оттуда открывался такой прекрасный вид.
Лес, залитый лучами закатного солнца, крошечные домики с черепичными крышами, и растекающимися по горизонту всполохами красного, розового и оранжевого.
А позади – Город.
И впервые Юка так остро почувствовала, насколько разные эти два мира. Они оба сейчас простираются перед ней и кажутся такими близкими. Но к одному из этих миров она может с лёгкостью прикоснуться, а другой закрыт от неё навсегда.
Юка думала о тех, кто живёт в её мире и тех, кому пришлось уйти, потому что Город позвал их. Кто из них счастливее? Счастлива ли её Кана, простившись с человеком, который так много значил для неё в детстве? Счастлив ли теперь тот человек, забыв навсегда смешную девочку по имени Кей? Счастлив ли он в том мире, который, якобы, предназначен для него? Но кто это решил? Кто решил, где каждый из нас будет счастливее?
Счастлив ли господин Отто, потеряв единственную женщину, которую любил? И счастлива ли теперь та женщина в чужом, враждебном мире? Как сложилась её судьба?
Ничего этого Юка не знала. Она думала, скольких же ещё разлучила Стена? Скольких ещё разлучит?
Нет, Юка уже не сомневалась, как раньше. Она действительно была уверена, что в их мире что-то не так. Потому что Юка верила, каждый имеет право на счастье. И каждый имеет право сам выбрать это счастье для себя. И нет ничего хуже того, когда это право у тебя отбирает кто-то, кого ты даже не знаешь, кто-то, кто уже давно решил всё за тебя.
Это неправильно. Несправедливо, в конце концов. Так не должно быть.
- Солнце садится, - сказал Ённи. – Пора нам двигать домой. А то пока доберёмся... Хватит торчать в этом ужасном месте. У меня от него мурашки по коже.
Юка даже удивилась. Это было так не похоже на Ённи – говорить подобное. Ведь обычно он ничего не боялся и постоянно подшучивал над Мией, которая верила во всякие жуткие легенды и истории о привидениях.
И если даже Ённи стало здесь не по себе, то что же тогда должен чувствовать Йойки?
- Да. Пора идти, - сказала Мия.
Они стали спускаться первыми, а Юка шла последней. Она ещё раз оглянулась на Город, посмотрела на спины своих друзей, на их опущенные головы и подумала, как же они все повзрослели за прошедший год.
Так незаметно. Просто повзрослели.
Просто изменились.








Глава 6

Прощание

 


Они так и не нашли. Ответы.
Юка сидела на балконе и наблюдала за тем, как пробуждается ото сна мир. Горизонт был в розоватой дымке восходящего солнца.
Несмотря на то, что Юка не спала всю ночь, у неё не было ни малейших признаков сонливости, глаза были широко раскрыты и блестели каким-то нездоровым блеском, а голова была ясная и лёгкая, и в то утро Юке вдруг показалось, что она могла бы вообще не спать, и что это было бы здорово.
И хоть на балконе было прохладно, и кожа покрывалась мурашками от леденящего ветра, Юка не хотела возвращаться в комнату, потому что там были чёрные тени-бабочки на стенах, и эти стены с двигающимися тенями давили на девочку, и тогда ей начинало казаться, что она задыхается.
Кана говорила, что когда ей было тринадцать, у неё тоже были трудности с дыханием, и часто ей не хватало воздуха и приходилось выбегать на улицу. Она говорила, что в таком возрасте это нормально, и что потом всё пройдёт.
Всё пройдёт.
Юка сидела на балконе и вспоминала себя десятилетнюю. Прошло всего три года, а так много всего случилось.
Сейчас Юка поражалась, какой беспечной, безмятежной и счастливой она была тогда. Действительно счастливой. Но тогда она почему-то не знала об этом. Когда в десять лет она думала о будущем и о том, что им с Йойки предстоит пойти разными дорогами, она не особо тревожилась из-за этого. Отчасти потому, что не верила, что подобное может произойти. С кем угодно может, но только не с ними.
Тогда в ней было куда больше надежд, чем теперь. Тогда ей казалось, что три года – это ещё очень нескоро, что три года – это целая жизнь. Она думала, что за три года что-нибудь обязательно изменится, и им не придётся расставаться друг с другом.
Но ничего не изменилось.
И до дня рождения Йойки оставалась неделя.


   * * *

В эту последнюю неделю Йойки был полностью предоставлен самому себе. Адаптационные курсы закончились, и теперь Йойки было дано время, чтобы собраться с мыслями и приготовиться к тому, что ему предстояло.
Конечно, это глупо. Йойки думал, а разве можно к такому подготовиться?
Почти всю неделю Йойки был занят разбором вещей в своей комнате. Ему нужно было решить, что с ними делать. Конечно, можно было оставить всё как есть, чтобы не расстраиваться лишний раз и предоставить свои вещи в распоряжение Каны, которая позаботится о них после его ухода.
Но Йойки не хотел, чтобы кто-то прикасался к его вещам и решал, что с ними делать. Даже Кана, которой он доверял, хоть и не любил её так, как Юка любила свою Кану.
Он решил раздать вещи друзьям на память. И поэтому пригласил в гости Юку, чтобы она помогла ему.
Юка изначально была против. С порога она заявила с таким лицом, как будто собиралась расплакаться:
- Йойки, давай всё оставим как есть! Пожалуйста! Мы и Кане твоей скажем, чтобы она ничего не трогала! Ведь если разобрать твою комнату на кусочки, это будет значить, что ты больше никогда не вернёшься!
Йойки уже думал об этом. И поэтому сказал спокойно:
- Это невозможно – оставить всё как есть. После того, как я уйду, в этом доме поселятся другие. И комнату всё равно придётся освободить. Поэтому будет лучше, если это сделаем мы с тобой.
Юка поразилась его спокойствию. Всё-таки Йойки сильный мальчик, подумала она.
- Хорошо, - сказала она. – Пусть будет так, как ты хочешь.
Комната Йойки была светлой. Здесь всегда было много солнца, ведь свет нужен был Йойки, чтобы рисовать.
На стенах висели некоторые его рисунки, в основном те, где была изображена Юка, и девочка всякий раз смущалась, когда приходила сюда.
У окна стоял широкий стол, почти пустой, и Юка удивилась этому идеальному порядку. На столе были только баночки с краской, кисти и пачка бумаги. Юка вдруг подумала, а кому теперь будут принадлежать эти краски и кисти? И она очень пожалела, что не умеет рисовать.
- Эти краски, бумагу и кисточки я отдам в кабинет рисования, господину Отто, - сказал Йойки, словно отвечая на её вопрос. – А мы с тобой разберём мои рисунки, книги и одежду в шкафу. Кое-что я уже разобрал, но всё равно ещё много чего осталось…
- А куда ты денешь свои рисунки? – спросила Юка.
- Наверное, отдам тебе, если хочешь.
- Правда можно?
- Конечно, - Йойки улыбнулся, достал из ящика стола стопку рисунков и положил на пол.
- Ённи и Мия, наверное, тоже захотят что-нибудь из этого взять себе, - Юка уселась на пол рядом со стопкой.
- Пусть берут, если хотят. Но сначала я отдам это всё тебе, а там уже сами разберётесь.
Юка кивнула и взяла из стопки первый рисунок. На нём был изображён мостик у речки, тот самый, которого Юка боялась в детстве.
Йойки в это время снял со стен все рисунки и положил их в ту же стопку, оставив себе два.
- Оставляешь? – удивилась Юка. – Зачем?
- Ты ведь знаешь, зачем, - с грустной улыбкой вздохнул Йойки.
- Нет! Только не это!
Она сразу поняла, что Йойки имеет в виду. Конечно, он ведь уже давно это задумал. Он хочет попытаться пронести эти рисунки через Стену.
- Нет, Йойки! Пожалуйста, не делай этого! Ведь это может быть очень опасно! Стена уничтожит тебя, если ты попытаешь вынести что-нибудь мира иенков с собой!
Йойки сел с ней рядом и положил ладонь девочке на плечо.
- Кто тебе сказал это?
- Как это кто?... Это говорили… - Юка растерялась. Она действительно не помнила, откуда узнала об этом. – Да неважно, кто это сказал! Ты ведь тоже это слышал! Об этом все знают, значит это не пустой звук!
- Юка, вспомни десять заповедей Стены. Там было что-нибудь написано про этот запрет?
Юка в растерянности заморгала.
- Н-нет, не было… 
- Вот видишь! Тогда мы не можем быть точно уверены, что это правда. Никто не запрещает мне рискнуть. Тем более, я никогда не прощу себя, если не попробую.
- А если… если ты погибнешь? – голос девочки дрогнул.
- Не погибну. Обещаю тебе, Юка. Со мной всё будет в порядке.
Конечно, на самом деле у Йойки не было такой уверенности. Он прекрасно понимал, что сильно рискует. Но для себя он уже давно решил, что пусть лучше Стена убьет его, чем он навсегда потеряет Юку без возможности вернуться назад. А эти рисунки, которые он собирался взять с собой, давали ему эту возможность, дарили надежду. И теперь, после того, как Йойки сказал «обещаю», он и сам поверил собственным словам, и сразу стало спокойнее. К тому же, что-то подсказывало Йойки, что если Стена и в самом деле живое существо, она отпустит его. Какой бы жестокой и равнодушной Она ни была, Она всё равно отпустит.
Когда они разобрались с рисунками, упаковав их и перевязав стопку верёвкой, Йойки открыл шкаф с одеждой.
Смущаясь, мальчик предложил:
- Вот, если хочешь, можешь взять что-нибудь моё… Хотя бы вот этот шарф, например… Или свитер – дома носить. Остальное, я, наверное, отдам Ённи. У меня есть несколько совсем новых вещей, которые ему подойдут…
Юка достала с полки тот самый сиреневый свитер, который она так любила на Йойки, и который так шёл ему.
- Можно мне взять его? – спросила Юка.
- Да, конечно. Забирай, - Йойки улыбнулся. – С этим свитером у нас связано столько воспоминаний.
Юка вдруг рассмеялась:
- А помнишь, как мы ходили за ним?
Йойки тоже расхохотался:
- О, да! Моя Кана была очень «рада» тому, что мы принесли!
Как-то раз Кана Йойки поручила ему сходить за новым тёплым свитером на прохладную погоду. Сама Кана никогда не вязала, поэтому отправила Йойки к госпоже Сиору, которая вязала одежду чуть ли не для всего города в обмен на крупу, варенье, а иногда и просто так. Йойки собирался отнести госпоже Сиору небольшой мешок риса, и Юка вызвалась ему помочь. Тем более что Йойки ненавидел ходить к госпоже Сиору один, потому что она всегда усаживала его пить чай и рассказывала о своей жизни до позднего вечера. И самое ужасное – каждый раз она рассказывала одно и то же.
Юка же пообещала на этот раз сказать, что они торопятся, потому что Йойки не решался сказать это сам. Он всегда чувствовал себя обязанным за ту одежду, которую для него вязала госпожа Сиору.
Пересыпав рис в два одинаковых мешка, они взяли по одному и отправились за свитером. Уже на подходе к дому Сиору, погода неожиданно испортилась, пошёл дождь. В итоге Юке и Йойки пришлось остаться у госпожи Сиору на чай, чтобы переждать дождь. Когда же дождь, наконец, закончился, и они наконец-то смогли уйти, прихватив с собой новёхонький свитер прекрасного сиреневого цвета, на улице уже начало темнеть, и по дорогам растекались потоки дождевой воды и грязи.
И всё было бы хорошо. И они уже почти дошли до дома Йойки, когда мальчик вдруг поскользнулся и чуть не упал в грязь. Юка успела подхватить его за руку, и Йойки сохранил равновесие, но он выронил свитер, который нёс и который теперь почти утонул в луже.
Когда Кана Йойки встретила их на пороге и попросила показать, что за свитер связала госпожа Сиору, а Йойки протянул ей мокрый, с грязными серо-коричневыми подтёками свитер, Юка думала, что сейчас разразится скандал и вся сжалась в ожидании. Она уже придумывала, что скажет в защиту Йойки, если Кана начнёт сильно его ругать.
Но Кана только спокойно рассмотрела свитер и сказала:
- Ну надо же! Какая интересная расцветка!
Юка и Йойки в изумлении переглянулись. Сначала они не поняли, что это шутка, потому что были слишком перепуганы. И только когда Кана расхохоталась со словами «Видели бы вы сейчас ваши лица», они поняли, что Кана совсем не сердится на них, и тоже засмеялись.
В тот день Юка вдруг ясно увидела Кану Йойки. Она действительно была похожа на него, такая же спокойная, справедливая. И вместе с тем чуть отстранённая.
И Юка не совсем понимала её. Её собственная Кана то и дело ругала её, и Юка знала, что Кана ругается, потому что волнуется, потому что любит Юку. Когда же она сталкивалась с холодным спокойствием Каны Йойки, она часто задумывалась, а не равнодушие ли это? Что на самом деле она чувствует к Йойки, и что Йойки чувствует к ней? Тяготит ли его грядущее расставание с Каной, или они просто спокойно простятся с улыбками на лицах?
Но, как бы там ни было, Юка была благодарна его Кане за то, что она не стала тогда ругать Йойки за свитер и обернула всё это в шутку. Они с Йойки часто вспоминали её слова «Какая интересная расцветка!» и заливались смехом.
Юка никогда не думала, что простые вещи могут хранить столько воспоминаний.
Они ещё много чего вспомнили в тот день. С каждой вещью была связана какая-то история, а шкаф у Йойки был довольно большой.
Здесь были и брюки, которые Йойки разорвал, когда они перелазили через забор, была его клетчатая рубашка, в которой он упал с дерева и поранил себе руку чуть выше локтя, и этот шрам остался у Йойки до сих пор, спустя почти четыре года.
- С ума сойти! – сокрушался Йойки над своими вещами. – С каждой из них связана какая-то неприятность! Если так смотреть, то я получаюсь просто неудачником каким-то!
Юка засмеялась:
- О, тогда что бы ты сказал, если бы мы начали разбирать мой шкаф?
От воспоминаний о вещах они незаметно перешли к другим воспоминаниям, связанным с совершенно разными моментами их жизни. И тогда почти каждая их фраза начиналась с «…а помнишь?»
- А помнишь, как мы прятались в шкафу и перепугались Призрака? – спросила со смехом Юка.
- Да-да, помню! – и Йойки тоже засмеялся. – И потом твоя Кана потешалась над нами целый год!
Когда Юке и Йойки было по восемь лет, они задумали спрятаться от Каны Юки и напугать её. И не найдя лучшего места, спрятались в подвале, в шкафу со старым тряпьём. Там они притаились и стали поджидать, когда придёт Кана. А в шкафу была тьма кромешная, хоть глаз выколи. Конечно, Йойки и Юке стало страшно, но вместо того чтобы вылезти на свет божий, они начали рассказывать истории о приведениях и ещё больше напугали друг дружку.
А в то время к ним в подвал часто лазил соседский кот Призрак, названный так из-за своей белоснежной шерсти без единого тёмного пятнышка. В тот день Призрак как обычно залез в подвал и дал о себе знать позвякиванием пустых банок, которые он нечаянно задел. Услышав этот звук, Юка и Йойки в ужасе затаили дыхание и оборвали на полуслове очередную страшную историю.
Потом, когда ребята уже было успокоились, они услышали рядом с собой какое-то шуршание и скрежет. Юка вскрикнула, а Йойки, собрав всё своё мужество, решил открыть дверь и выглянуть из шкафа. К ним в ноги тут же проскочил кот, но с испугу Юка и Йойки не признали его и, увидев что-то движущееся и белое, с криками: «Привидение! Там призрак!», выбежали из подвала.
Своими воплями они напугали Кану, которая усадила дрожащих детей на кухне, а сама героически отправилась в подвал проверять, в чём же дело. Вернулась Кана с котом Призраком на руках. Кот тоже напугался криков и беготни и, прижав уши, моргал своими огромными жёлтыми глазами.
- И вы так напугались этого маленького котика? – спросила Кана, изо всех сил стараясь справиться с приступом смеха.
- Да нет же! – воскликнула Юка. – Там был призрак!
- Конечно! Всё правильно. Призрак там и был! Правда, Призрак? – и Кана уже не сдерживала хохота.
Сейчас Юке и Йойки было тоже смешно вспоминать об этом, но тогда они обиделись на Кану за то, что она посмеялась над ними, ведь они действительно были уверены, что в подвале привидение!
Да, воспоминаний было много. Но за окнами уже стемнело и день превратился в вечер. Юка засобиралась домой. Йойки захотел её проводить, чтобы помочь донести вещи, которые Юка забирала. Всё забрать не получалось, ведь только одна стопка рисунков была довольно увесистой, и поэтому Юка решила прийти завтра. Возможно, это был просто предлог, чтобы вернуться. Ведь, когда говоришь: «Я ещё завтра зайду», это всегда даёт какую-то пусть и зыбкую, но уверенность.
Уже на выходе из комнаты, Йойки вдруг протянул девочке конверт.
- Что это?
- Письмо тебе. Возьми.
- Письмо? – Юка неуверенно взяла конверт из его руки. На конверте было написано: «Юке от Йойки. Открыть после».
Юке не понадобилось спрашивать, что значит «после». Так они обозначали то, что будет после ухода Йойки.
- Но почему «после»? – спросила Юка.
- Не важно. Просто открой его «после», хорошо? Пожалуйста. Просто так нужно, - ответил Йойки.
Юка только кивнула и убрала конверт в сумку.
Они молча вышли на улицу. На улице было свежо, и небо было полно звёзд. Они шли с тяжёлыми сумками, но при этом держались за руки, и совсем не чувствовали тяжести.
Да, воспоминаний было много.
И спустя годы Юка стала называть тот вечер «Вечером памяти».


   * * * 


Раньше Юка каждый год дарила Йойки какие-нибудь памятные вещички. В этом же году она была в таком сильном замешательстве, что провела несколько бессонных ночей, думая о том, что подарит Йойки.
Ведь, что бы она ему ни подарила, он не сможет забрать это с собой. Тогда какой смысл делать подарок, если все те подарки, которые она делала ему раньше, всё равно вернулись к ней?
Окончательно запутавшись, Юка решилась поговорить об этом с Йойки. И Йойки сказал:
- А я всё ждал, когда ты спросишь. Уже решил было сам тебе предложить кое-что.
- Что это «кое-что»? – спросила Юка с притворным подозрением.
Йойки рассмеялся.
- Есть у меня одна идея. Предлагаю вместе сходить в магазин «Потусторонние вещи» и посмотреть что-нибудь там.
Маленький магазинчик «Потусторонние вещи» славился тем, что там, якобы, продавались вещи из мира людей. Никому доподлинно не было известно, правда это или нет, но владелец магазина, старенький господин Соширо, очень обижался, если кто-то начинал сомневаться в том, что товары его магазина действительно когда-то принадлежали людям. На все вопросы о том, как эти вещи попали к нему, он с серьёзным лицом говорил, что «не может выдать эту информацию», так что, ещё и поэтому никто из иенков не верил ему.
Юка никогда не задумывалась, верит ли она в подлинность вещей в магазине господина Соширо. Но, надо сказать, вещи эти действительно были очень странными. И самое главное, даже господин Соширо не мог толком объяснить, для чего они предназначены.
- Мы сходим туда вместе, - продолжал Йойки. – Я выберу какую-нибудь вещичку, а ты купишь.
- Но если я куплю, не будет ли это значить, что эта вещь как-то связана со мной и миром иенков? Ведь получится, что изначально она была моей…
- Тогда ты можешь дать мне свою монетку, а я уже сам куплю, - предложил Йойки после некоторого раздумья. – Тогда эта вещь уж точно будет моей и будет связана только со мной.
- Но, Йойки, а как же сюрприз? – огорчилась Юка. – Ведь будет совсем неинтересно, если ты сам и выберешь и купишь себе подарок!
Йойки улыбнулся и посмотрел на Юку с такой нежностью, что она смутилась.
- Не волнуйся за меня, Юка. В этом году я как-нибудь обойдусь без сюрприза. Ведь нам важно другое, правда? Нам важно, чтобы я смог забрать эту вещь с собой. Согласна?
- Да… - Юка кивнула с растерянным видом. – Но, Йойки, ты действительно веришь, что те вещи принадлежали людям?
Йойки снова улыбнулся, и на этот раз в его глазах блеснуло что-то незнакомое и отчего-то опять смущающее.
- Знаешь, Юка, за те годы, что я прожил здесь, за те годы, что я дружил с тобой, я понял одно. Я понял, что нужно верить. Несмотря ни на что. Если искренне верить во что-то всем сердцем, то прекрасные цветы распустятся даже там, где раньше была только выжженная земля.
- Ох, Йойки… Ты так хорошо это сказал! – Юка была так поражена, что не удержалась и крепко обняла Йойки. В тот момент она ясно ощутила свою сопричастность тому, каким человеком стал Йойки. Потому что все эти годы она втайне боялась. Боялась того, что Йойки такой же, как и другие люди, которые ни во что не верят. Но теперь она поняла, что все её страхи были напрасны. И что Йойки всё-таки понял то главное, что она всегда стремилась ему передать.
«Не бойся, Йойки. Здесь нет ничего сложного. Просто закрой глаза и чувствуй сердцем».
Сколько раз она говорила ему эти слова, когда они приходили на вересковое поле, чтобы «слушать»?
И только теперь Юка была точно уверена, что Йойки услышал. 






* * *



Они отправились в магазин «Потусторонние вещи» утром дня рождения Йойки. Юка предлагала сходить туда накануне, чтобы потом не терять время, но Йойки заявил, что подарок нужно дарить в День Рождения, не раньше и не позже.
Поэтому они встали пораньше и встретились на углу дома Юки.
Утро было великолепное. Ясное голубое небо обещало тёплый солнечный день. И, несмотря ни на что у Юки было хорошее настроение. Раньше ей казалось, что когда придёт этот день, она от горя не сможет даже встать с постели, но всё оказалось совсем не так. И Юка почему-то уже не думала об оставшемся времени и радовалась утреннему солнышку. Быть может, она просто не верила, что завтра вечером уже будет одна.
И они с Йойки встретились как ни в чём не бывало и, болтая о какой-то ерунде, пошли в магазин. Йойки шутил, Юка смеялась. Наверное, сейчас они казались ещё более беспечными, чем обычно.
В магазине господина Соширо всегда было сумрачно. А ещё там всегда стоял специфический запах, который Юка не могла сравнить ни с чем ей известным. Это был не то чтобы неприятный запах, а просто какой-то другой, незнакомый. И даже находясь в магазине какое-то время, к нему невозможно было привыкнуть. Как-то раз Юка спросила Йойки, не чувствует ли он, что в магазине странно пахнет, но Йойки ответил, что нет, ничего он не чувствует.
Сегодня господина Соширо не было у прилавка, и несколько минут Юка и Йойки разглядывали витрины в одиночестве.
Каких только странных штуковин здесь не было! Особенно на витрине с надписью «Техника». Множество непонятных приборов с экранами, кнопками, проводами. Юка не могла объяснить почему, но эти вещи пугали её.
- О! Кажется, это калькулятор! – сказал Йойки, показывая на один из приборов, с узким экраном и резиновыми кнопками, на которых были нарисованы белым цифры от одного до девяти.
- Кальку…что? – не поняла Юка. – Для чего он нужен?
- Калькулятор. С помощью него можно считать. Нам рассказывали об этом на адаптационных курсах. Можно ввести любые цифры, сложить их, перемножить, вычесть или разделить и получить ответ на экране.
Но Юка не оценила удобства калькулятора.
- Неужели ты хочешь сказать, что люди настолько умственно обделены, что даже в уме посчитать не могут? Или на бумаге, в конце концов? – удивилась она.
Йойки только пожал плечами. Он и сам не очень-то понимал.
- Не знаю… Я слышал, что люди стараются экономить своё время, и поэтому изобретают такие вещи, которые облегчили бы им жизнь.
Юка подумала, что, пожалуй, в этом есть смысл. Если бы она знала, что может умереть в любой момент и если бы каждый её день мог стать последним, возможно, ей было бы не до того, чтобы считать столбиком.
В этот момент появился и сам владелец магазина.
- Чем я могу вам помочь, молодые люди? – обратился он к Юке и Йойки так неожиданно, что они оба вздрогнули.
- Эм-м… Мы… просто выбираем что-нибудь в подарок на День Рождения, - пробормотала Юка.
- Всё ясно, - господин Соширо прищурился и поправил пенсне на носу. – А у кого же День Рождения? Полагаю, у вас, господин Йойки?
- Эм-м… Да, у меня, - Йойки смутился от такой официальности.
Они боялись, что господин Соширо заговорит про завтрашний день и расставание, но, видимо, он был умным иенком и сказал только:
- Что ж, тогда вы вряд ли найдёте что-то на витрине с техникой. Ведь не очень хочется получить на День Рождения подарок и не иметь ни малейшего понятия, что с ним нужно делать, правда?
- Пожалуй, - согласился Йойки.
- А что, с этими штуками можно что-то сделать? – заинтересовалась Юка. – Они работают?
Господин Соширо покачал головой.
- О нет, что вы. Они давно уже в нерабочем состоянии. А как их починить, и возможно ли это вообще, я понятия не имею. Пройдите лучше сюда, - и господин Соширо указал на соседнюю витрину. – Здесь находятся вещи, которые, хоть и принадлежали людям, всё равно более-менее узнаваемы.
Соседняя витрина никак не называлась и вещи на ней были самые разные. Но их и в самом деле можно было узнать. Здесь лежали расчески для волос, кошельки, шкатулки, кольца и перстни, бусы, подсвечники, статуэтки, альбомы, цепочки, шнурки, карманные часы и ещё несколько предметов, которых Юка не знала.
- Ну что, нравится тебе что-нибудь из этого? – шепнула Юка.
Йойки молчал. Он не отрываясь смотрел на карманные часы с гравированной крышкой из чернёного серебра.
- Сколько стоят эти часы? – спросил он.
- Две монеты, - ответил господин Соширо. – У вас прекрасный вкус, молодой человек. Это великолепные серебряные часы, старинные, с гравировкой и позолоченными стрелками, и к тому же они ещё идут. Вы не пожалеете, если получите такой подарок. У нас таких не делают.
И господин Соширо нисколько не лукавил. Он действительно гордился этими часами и даже не думал обманывать Юку и Йойки.
  Йойки смутился и посмотрел на Юку:
- Нет, лучше я посмотрю что-нибудь другое. Две монеты – это дороговато.
- Ну что ты, Йойки! – возмутилась девочка. – Ведь это я покупаю тебе подарок! И вовсе это не дорого! Господин Соширо, разрешите взглянуть на часы поближе?
- Конечно! – и господин Соширо осторожно открыл витрину и бережно вынул часы, цепочка которых звякнула в его руках.
Йойки с восторгом рассмотрел часы, глаза его блестели, и Юка уже не сомневалась, что именно этот подарок она ему и купит. Действительно, часы были хороши во всех отношениях. Особенно хорош был их маленький размер и возможность незаметно взять их с собой к Воротам.
Когда Юка уже достала монеты из кармана, чтобы расплатиться, господин Соширо сказал:
- Ах, совсем забыл! Для тех, у кого День Рождения, в моем магазине скидки 50 %. Поэтому эти часы я продам вам  за одну монету!
- Правда?! Вот спасибо! – обрадовался Йойки, забирая у Юки монетку и передавая её господину Соширо.
Уходя, они ещё раз поблагодарили его и почему-то пообещали прийти снова. Конечно, они знали, что в магазине господина Соширо нет никаких скидок для тех, у кого День рождения. Просто господин Соширо решил сделать скидку именно для них, ведь он понимал, что у них особенный случай и особенный день рождения. И они действительно были очень благодарны ему за это.
Они уже сошли с крыльца магазина, когда Юку осенило.
- Йойки! – воскликнула она. – Вещи в этом магазине действительно Потусторонние!
- Ну конечно. Ведь мы так решили…
- Да нет! Не только поэтому! Калькулятор! Ты говоришь, тебе рассказывали про него на курсах! Значит, это действительно реально существующая вещь, иначе откуда бы господин Соширо узнал про него? В конце концов, не сам же он его сделал!
- И правда… Я как-то раньше не задумывался об этом. Но знаешь, даже просто глядя на эти часы, я верю, что они не из этого мира. Я чувствую это. Потому что похожее чувство у меня было, когда мы стояли у Ворот и смотрели на Город. Это всё действительно правда.
- Значит, у нас точно получится!
- Да. Всё получится, - Йойки улыбнулся. – И кстати. Совсем забыл. Спасибо тебе за подарок, Юка, - и, наклонившись, Йойки поцеловал её.

* * *


Это был хороший День Рождения. Друзья веселились как обычно и даже больше, чем обычно. И даже Тихаро была с ними, Юка специально сходила за ней домой, чтобы птица гиуру не скучала и тоже могла угоститься со стола.
Они смеялись и болтали. Ни слова о будущем, ни слова о том, что будет завтра, ни слова о том, что они так и не нашли ответы. В тот день они твёрдо решили быть счастливыми.
Они старательно делали вид, что ничего не случилось. Что они просто ненадолго расстаются, чтобы однажды, очень скоро, встретиться вновь.
Но день подходил к концу. Они сидели на прохладной траве под высоким дубом в саду Йойки. Пора было расходиться по домам. Первой сдала Мия. Она не выдержала и расплакалась – громко, навзрыд. Она ничего не говорила, просто плакала, стоя под деревом и вытирая ладонями глаза.
Юка ощутила в горле колючий комок. Все молчали. А потом Йойки сказал тихо:
- Не надо плакать, Мия. Мы ведь ещё завтра увидимся. Вы ведь ещё придёте провожать меня…
Но, видимо, от слова «провожать» Мие стало ещё хуже, и она заплакала сильнее.
Ённи нерешительно положил ей руку на плечо.
- Не плачь, Мия. Не расстраивай Йойки. Ему ведь ещё тяжелее, чем нам, - и тут у самого Ённи дрогнул голос, а в глазах за стёклами очков заблестели слёзы.
- Ох, друг, как же мне не хочется прощаться с тобой! – воскликнул он.
- Да бросьте, мы ведь не прощаемся вовсе! Мы ещё встретимся обязательно! – и Йойки обнял их обоих.
- Прости нас, пожалуйста, что мы так и не смогли тебе ничем помочь, - сказал Ённи.
- Перестань. Вы помогли мне больше, чем кто бы то ни было. Я не знаю, как бы я жил без вас и справлялся с этим. Спасибо за всё, что вы сделали для меня.
Юка смотрела, как они обнимаются и говорят друг другу самые важные слова и чувствовала, что вот-вот заплачет тоже. Но Йойки не плакал, и только поэтому она держалась.
А потом Мия и Ённи пошли домой. Йойки помахал рукой им вслед и крикнул:
- До завтра! Увидимся завтра!
Теперь они остались  в саду одни.
Йойки посмотрел на Юку и улыбнулся. Он казался чуть уставшим, но счастливым, и в глазах его не было тревоги.
- Ну, что будем делать? – спросил он. – У меня, кажется, есть идея. Давай гулять всю ночь! Можем сходить к майнисому дереву! Хочешь?
И Юка смотрела ему в глаза и не могла произнести ни слова. Она только думала: «Какой же ты стал взрослый».   
- Почему молчишь? Не хочешь? – спросил Йойки.
Юка покачала головой.
- Очень хочу! Просто я никогда даже мечтать не могла о том, чтобы быть с тобой ночью на вересковом поле! Я так рада, что ничего не могу сказать!
Йойки улыбнулся.
- Я думаю, сегодня можно исполнить кое-какие мечты. Вот только, не будет ли против твоя Кана?
Юка вдруг рассмеялась:
- Не будет! Ты не поверишь, но утром она сказала мне: «И только попробуй сегодня вернуться домой! Эту последнюю ночь ты должна быть с ним! Но только умоляю, не наделайте глупостей!».
Йойки тоже засмеялся и чуть смутился.
- У тебя очень хорошая Кана.
- Да. Очень.
- Значит, идём?
- Да! Идём! – воскликнула Юка.
- Тогда я сейчас принесу из дома какой-нибудь тёплый свитер для тебя, а то ночью в поле прохладно.
Как всегда, Йойки заботится о ней.
«Как же я буду жить без тебя, глупый мальчишка?», - подумала Юка, глядя на его удаляющуюся фигуру.
«Если ты скажешь: “Живи без меня”, я, конечно, буду жить, но что это будет за жизнь? Кому я ещё смогу так доверять, с кем ещё буду так же смеяться, кто ещё будет понимать меня так, как ты? Пожалуйста, не говори мне жить без тебя. Не говори, что я смогу. Не говори мне сдаваться. Иначе мне больше не для чего будет жить».
- О чем задумалась? – спросил Йойки, когда вернулся со свитером в руках.
- Да так, ни о чём, - улыбнулась Юка. – Повезло нам, что сегодня такой хороший тихий вечер, правда?
- Да, вечер замечательный.
- Идём?
- Идём.
И они пошли. Они уже не бежали, как раньше. Они хотели, чтобы всё хорошее сегодня тянулось подольше.
Когда они добрались до поля, уже совсем стемнело, а небо было усеяно звёздами. Луна была полной, и от этого поле казалось залитым призрачным сиянием.   
- Как красиво, Йойки! – воскликнула девочка. – Мы ведь никогда не были здесь в полнолуние! Я и не знала, что это бывает так прекрасно!
Йойки тоже замер перед красотой ночного верескового поля. Он думал: «Увижу ли я когда-нибудь снова что-то столь же прекрасное?».
Травинки шелестели от прикосновений лёгкого прохладного ветерка. Здесь было совсем не так холодно, как они боялись. Здесь было просто свежо, и воздух был чист и прозрачен, и хотелось дышать полной грудью.
Они пошли к майнисовому дереву, где год назад давали друг другу обещания. Они до сих пор не знали, смогут ли исполнить эти обещания, и каким будет теперь их жизненный путь.
Этот год прошёл слишком быстро.
Сегодня майнисовое дерево ничем не отличалось от других деревьев. Но всё равно при виде его сердце Юки отозвалось радостным трепетом. Если закрыть глаза, можно представить, что дерево снова цветет прекрасными светящимися изнутри цветами.
Было очень тихо. Юке казалось, что она никогда не слышала такой тишины.
Какое-то время они молчали, прислушиваясь. А потом Юка произнесла чуть дрогнувшим голосом:
- Что же я теперь буду делать?
Йойки ответил не сразу. Его напряжённый взгляд был устремлён в небо.
- Будешь делать то же, что делала бы, если бы я был здесь. Будешь ходить на занятия, тебе ведь ещё два года учиться в специальной школе. Будешь встречаться с Ённи и Мией, заботиться о Тихаро. Продолжишь искать ответы.
- А что если я не смогу? Ты так легко это говоришь, а вот я сама не уверена, что у меня хватит сил заниматься всем этим как ни в чём не бывало.
- Я уверен, у тебя хватит сил. Ты сильная девочка, Юка.
- Я сильная только пока ты рядом, - и голос Юки снова дрогнул.
Она не знала, что хочет услышать от Йойки. Она просто хотела, чтобы он сказал что-нибудь, от чего ей стало бы легче дышать.
Ей самой многое хотелось сказать. Столько разных мыслей крутилось в голове. Но она смогла сказать только одно, что было ясно и без слов:
- Йойки, я так не хочу, чтобы ты уходил.
- Я знаю, Юка, - он повернулся к девочке и сказал: - Я тоже очень боюсь потерять тебя.
…потерять тебя…
Юка не знала, почему, но от этих слов ей вдруг стало легче. Потому что в них было то самое главное, что они оба чувствовали сейчас. Они боялись не самого расставания, а того, что могут потерять друг друга навсегда. Они пока не могли сказать «люблю тебя». Это были слишком сильные слова для тринадцатилетней девочки и четырнадцатилетнего мальчика. Но когда Юка поняла, что Йойки чувствует то же, что и она, дышать стало чуть легче.
И Йойки обнял девочку, крепко-крепко прижал к себе. И это было красноречивее всех признаний в вечной любви и дружбе.
- Давай больше не будем думать об этом, - прошептал Йойки ей на ухо. – Только не этой ночью.
- Хорошо. Не будем больше.
- И ещё, Юка…
- Да?
- Пообещай мне, что завтра ты не будешь плакать.
- М-м-м?
- Я очень не хочу, чтобы ты завтра плакала. Не хочу, чтобы тебе было больно. Ведь если ты будешь плакать, это будет значить, что мы расстаёмся навсегда. А мы ведь решили, что расстанемся совсем ненадолго, правда? Поэтому, пожалуйста, не плачь из-за меня. Так мне будет намного легче уходить.
Юка улыбнулась.
- Хорошо, Йойки. Я не буду плакать. Обещаю.
- Спасибо, Юка.
- И вообще, я буду веселиться! Вот уйдешь ты, и я устрою вечеринку! Мне правда ничего не стоит это сделать!
Йойки засмеялся.
- Не сомневаюсь. Делай все, что тебе хочется. И не забудь позвать Ённи и Мию, пусть тоже порадуются, что избавились от главного зануды.
- Да, так мы и сделаем. Йойки, это ведь не навсегда, правда?
- Конечно, нет. Это просто на какое-то время.
- Это хорошо.
На небе загорались звезды. Ветер шелестел листьями майнисового дерева. Горизонт утопал в ночной тьме.
Они так и стояли, обнявшись.




  * * *



Это был обычный день. Солнце продолжало светить. Небо было ясным. Хотя Юка предпочла бы, чтобы сегодня пошёл дождь.
Утром Йойки уговорил её вернуться домой и немного поспать. Они договорились встретиться в три часа дня, а потом к шести отправиться к Воротам.
Йойки уже получил письмо-предупреждение. Это письмо получал каждый, для кого настало время уходить. В письме Йойки предупредили, что сегодня в шесть он обязан явиться к Воротам, чтобы вернуться в мир людей.
Когда-то Юка задумывалась о том, что будет, если Йойки просто никуда не пойдёт? Что если он останется здесь? Ведь если вдуматься, никто не заставляет его уходить, не тащит насильно к Воротам.
Но позднее старейшие иенки объяснили ей, что ослушаться невозможно. Если Йойки останется, он сразу заболеет и быстро умрёт. Такое уже бывало. Один мальчик опоздал к Воротам, и они закрылись. Мальчик тяжело заболел и не протянул дольше двух месяцев. Его погубила Стена, которая почувствовала инородное тело на той территории, где его не должно было быть. Стена всегда работала точно. И Юка ненавидела Её за это.
Своё письмо-предупреждение Йойки порвал сразу после того, как прочитал.
- Да пошли вы, - сказал он, и Юка, Ённи и Мия засмеялись, потому что никогда раньше не слышали, чтобы утончённый Йойки так выражался. Ему это совершенно не шло, и выглядел он так забавно. Йойки и сам засмеялся и отправил обрывки письма в мусорку.
  В тот день Юка проснулась около двух и чувствовала себя совершенно разбитой. Солнце неумолимо светило.
Девочка решила, что нужно взять себя в руки, быстро собраться и идти к Йойки. Сейчас не время раскисать.
По дороге она встретилась с Мией и Ённи. Оба они выглядели неважно. Мия была совсем бледной и осунувшейся, да и Ённи, видно, не спал всю ночь.
- Как ты? – спросила Мия обеспокоенно вместо приветствия.
- Нормально, - ответила Юка. Ей действительно уже стало лучше после того, как она умылась, выпила чаю и вышла на свежий воздух.
Но, похоже, Мия ей не поверила. Она смотрела на Юку так, как будто та должна, по меньшей мере, упасть на дорогу и биться в истерике. А если Юка ничего такого не делает, значит, она уже тронулась, и нужно следить за ней внимательнее.
- Со мной действительно всё в порядке, - сказала Юка. – Держусь потихоньку. 
- Ты молодец, - сказал Ённи, который, видимо, куда лучше понимал сейчас её состояние. – Держись. Мы с тобой.
- Да. Спасибо, - кивнула Юка.
Снова эти жалость и беспокойство в их глазах. «Они жалеют меня», - подумала Юка. Но сегодня эта мысль не вызвала в ней раздражения. Сегодня она почему-то вообще ничего не почувствовала.
Йойки не вышел им навстречу. Он был в своей комнате. И когда Юка вошла туда, её сердце болезненно сжалось от того, какой пустой стала эта привычная уютная комнатка. Теперь она утратила отпечаток индивидуальности своего хозяина и стала просто комнатой. Без рисунков на стенах, красок, бумаги, книг на столе, без одежды на стуле и фигурок на полке она уже не была комнатой Йойки.
Но Йойки ещё был здесь. Он сидел за пустым столом у окна и улыбнулся, когда друзья вошли. Юка подумала, что он хорошо выглядит, на лице нет следов бессонной ночи, а глаза спокойные. Юка подумала, как же мужественно он всё это переносит. Она бы так точно не смогла.
Йойки решил спрятать два рисунка под рубашку, а часы положить в карман джинсов.
- Надеюсь, Стена пропустит меня в одежде из мира иенков, - сказал он шутливо. – Не хотелось бы выходить на Ту Сторону голым. Там, наверное, прохладно.
- Не волнуйся, на одежду Стена не реагирует, - сказал Ённи. – К тому же, у Ворот вам раздадут тёплые пальто, чтобы на той Стороне вы не замёрзли.
- Надо же, как всё продумано, - сказал Йойки, и Юке показалось, что в его голосе прозвучала ирония.
- Друг, ты же понимаешь, как рискуешь, пытаясь пронести с собой эти штуки, - Ённи кивнул на часы и рисунки.
- Да, я понимаю. Но всё будет нормально. Я почему-то уверен в этом.
- Эх, мне бы твою уверенность, - вздохнул Ённи.
- Не волнуйся, - улыбнулся Йойки. – Просто поверь мне. Всё обойдётся.
И снова Юка поразилась его спокойствию и собранности. И тут же вспомнила, о чём они говорили ночью под майнисовым деревом. Они ведь договорились, что расстаются всего лишь на какое-то время. Надо просто всё время думать об этом. Повторять про себя.
«На какое-то время. Не навсегда. Скоро увидимся. На какое-то время. Просто на какое-то время».
Два часа пролетели незаметно. Йойки тепло простился с Каной, и они двинулись в Путь. Обычно Каны провожают своих воспитанников до самых Ворот, но Кана Йойки сказала, что не хочет видеть, как Йойки уходит навсегда. «Лучше я буду думать, что ты просто ушёл погулять», - сказала она.
Юка подумала, что, наверное, так действительно легче. Проститься так, как обычно прощаешься, когда уходишь гулять. Чтобы тебя запомнили именно таким.
Всё, что происходило дальше, прошло перед Юкой как в тумане. Она запомнила только какие-то обрывки, моменты, отпечатавшиеся в голове яркими вспышками. И она совершенно не помнила, как они шли к Стене, о чём говорили. Потому что, о чём бы они ни говорили, думали они всё равно о другом.
Она помнила, как увидела Стену за верхушками деревьев, и как ей стало невыносимо страшно в тот момент. Так страшно, что хотелось повернуть назад и бежать, бежать, бежать.
Она помнила, как заметила толпу иенков у лестницы, и как тяжело дышать ей стало при виде этой шумной толпы. Стоит только Йойки войти в эту толпу, затеряться в этой толпе, и он уже не вернётся.
И словно прочитав его мысли, Йойки сказал:
- Наверное, нам лучше прямо здесь и попрощаться… Время поджимает.
- Да, - согласился Ённи. – Дальше мы, наверное, не пойдём. Там слишком много народу, нас затолкают.
А Юка думала: «Попрощаться? Как это? Неужели сейчас? Уже?». В её глазах было только удивление и непонимание. Она не верила.
Вот Йойки обнимает Ённи и Мию, которая снова всхлипывает. Вот он говорит им что-то утешающее. Вот они даже смеются. Но Юка не слышит всего этого, просто видит. Её уши как будто заложило. Как будто она нырнула глубоко под воду.
Вот Йойки подходит к ней и быстро обнимает.
- Жаль, что ты не взяла с собой Тихаро. Я так и не попрощался с ней. Ну ладно.  Будь умницей, хорошо? – говорит он. – Береги себя. И помни, о чём мы говорили сегодня ночью.
- Да, - только и может сказать Юка. Никаких слов прощания не приходит ей в голову, потому что всё это кажется слишком нереальным.
Йойки улыбается ей, а в её глазах по-прежнему одно недоумение, и сердце колотится всё сильней. Она жалеет, что не может произнести сейчас ничего красивого и сильного, вообще ничего не может произнести. Только смотрит на него. Растерянно. Потерянно.
Йойки целует её в губы. Он не стесняется ни друзей, никого. Снова обнимает и шепчет на ухо:
- До встречи, Юка.
- До встречи, Йойки, - отвечает она, и голос её такой тихий, слабый.
Йойки быстро сжимает её руку и тут же отпускает. Пора. Он в последний раз машет Ённи и Мие, и на лице его улыбка. Он прощается, улыбаясь.
Йойки быстро скрылся в толпе. Сначала Юка могла разглядеть его спину в клетчатой рубашке, но потом его поглотила толпа. Юка привстала на цыпочки, но ничего не смогла разглядеть.
И ей снова стало очень страшно.
Йойки действительно ушёл?
- Нет, я пойду за ним! – закричала она, когда эта страшная мысль навалилась на неё всей своей неумолимой тяжестью. – Я пойду туда!
Но Ённи не дал ей сдвинуться с места. Он поймал её за руку со словами:
- Ты не пойдёшь, Юка. Он уже ушёл. Он ушёл.
В этот момент появились Ворота. Юка больше не вырывалась. Открывшееся перед ними зрелище поражало своей красотой.
Стена вспыхнула и засияла бледно-голубым светом, и в том месте, где заканчивалась лестница, Стена раскрылась, образовав овальное отверстие с ярко-синими, почти ультрамариновыми краями, которые тоже светились. Свет был очень яркий, но смотреть на него почему-то не было больно. Свет не казался ни холодным, ни тёплым. Свет едва заметно мерцал.
К отверстию в Стене, или к Воротам, начали по одному подниматься люди. Наверху на них одевали пальто, шарфы и шапки, чтобы они ничем не отличались от людей на Той стороне, и чтобы переход не превратился в ещё больший стресс.
Юка щурилась изо всех сил – она очень боялась пропустить Йойки.
Но вот она заметила его поднимающимся по лестнице в своей клетчатой рубашке и с длинными волосами, рассыпанными по плечам. Когда Йойки уже добрался до самого верха, Мия вдруг закричала:
- Эй, смотрите! Смотрите! Тихаро!
И в самом деле, откуда-то из леса прямо к Йойки прилетела птица гиуру. Юка специально оставила её сегодня дома, потому что не хотела, чтобы Тихаро снова видела Стену, которая причинила ей столько боли. Но Тихаро всё-таки прилетела, чтобы проститься с Йойки. Юка видела, как птица села ему на плечо и, задержавшись там на несколько секунд, улетела снова.
Потом Йойки взял свою одежду из рук Провожатого, оделся. Юке показалось, что он стоит перед Воротами слишком долго. Он оглянулся в последний раз, как будто надеясь разглядеть Юку, но с такой высоты рассмотреть её в толпе было невозможно.
А потом Йойки сделал один шаг и словно растворился в этом свечении. Просто исчез, как будто сияние поглотило его. Йойки уходил последним, поэтому Ворота закрылись сразу за ним. Отверстие в Стене медленно затянулось, уменьшаясь на глазах, пока не исчезло вовсе.
Вот и всё. Йойки ушёл.
Вот и всё. Юка не плакала.


* * *


«Здравствуй, дорогая Юка.
Ты знаешь, обычно я не любил писать письма и делал исключения только для тебя, потому что ты очень любишь их. Недавно я вспоминал, о чём писал тебе в тех своих немногих письмах, которыми мы обменивались, когда не виделись по нескольку недель. Помнишь, как ты сильно простудилась и не пускала меня к себе, чтобы я не заразился? Тогда я написал тебе самое первое письмо.
Сейчас я вспоминаю, что все мои письма были очень короткими, лаконичными, сухими. На самом деле, мне гораздо легче выразить свои мысли и чувства рисунками, чем словами.
Но в этот раз я постараюсь сказать всё, что хочу. Быть может, моё письмо будет даже чуть длиннее, чем обычно. Ты, наверное, очень обрадуешься этому ;.
Если ты всё сделала так, как я задумал, то сейчас ты уже проводила меня, пришла домой и читаешь это письмо. Наверное, у тебя много разных мыслей в голове и большинство из них мрачные. Но, Юка, пожалуйста, не грусти.
У меня кое-что есть для тебя. Маленький сюрприз, если можно так сказать. Завтра обязательно сходи к моей Кане и попросись в мою комнату. Я договорился, чтобы там ничего не трогали ещё пару дней. В третьем снизу ящике стола ты найдёшь папку, а в ней мой новый рисунок. Я не скажу, что на нём, в конце концов, это же сюрприз ;. Поэтому сама увидишь.
Если бы ты только знала, как много мне ещё хочется сказать тебе. Но, наверное, ты и так это знаешь.
А ещё я хочу, чтобы ты знала, что время, проведённое с тобой, Ённи и Мией – это самое дорогое, что у меня было. Я много думаю об этом в последние дни, много всего вспоминаю, весёлого, грустного.
Я вспоминал, как мы с тобой познакомились девять лет назад. Тебе было четыре годика, а мне пять, но я очень хорошо помню, как ты подошла ко мне и предложила поиграть вместе. Я был необщительным ребёнком и всё время играл один, но ты мне очень понравилась. И я действительно захотел поиграть с тобой. Ты тогда спросила меня, где я живу, и когда я назвал адрес, ты очень огорчилась и сказала, что это далеко. Тогда нам казалось, что двадцать минут ходьбы – это ох как долго! Но потом, когда за тобой пришла Кана, ты всё-таки спросила у меня: «А можно мне иногда приходить к тебе в гости, чтобы поиграть?». И я сказал, что, конечно, можно, и что я тоже могу прийти к тебе, если ты захочешь. А потом мы попрощались, и с этого дня стали часто видеться и подружились. Ты познакомила меня с Ённи и Мией, которые жили с тобой рядом, и так мы стали играть все вместе.
Ты помнишь это, Юка?
Мне очень грустно от мысли, что совсем скоро я всё это забуду, а теперь, когда ты читаешь это письмо, - уже забыл.
Мне кажется, никто не вправе отбирать у нас наши воспоминания. Воспоминания принадлежат только нам и никому больше.
Я очень рад, что ты будешь помнить меня. Потому что, если бы я исчез из твоей памяти так же, как ты из моей, у нас не было бы совершенно никаких шансов снова увидеть друг друга. Но пока ты помнишь меня – я спокоен.
Я верю, что ты сможешь закончить всё, что мы не успели. Но, Юка, если у тебя не получится (я не хочу даже думать об этом, но всё равно мы должны допускать и такое), так вот, если у тебя всё-таки не получится, пожалуйста, не вини себя.
Но я всё же верю, что мы ещё увидимся и ещё обязательно постоим под майнисовым деревом, и быть может, даже снова увидим его цветущим. Ведь мы загадали это желание в ту ночь, почти год назад, а значит, оно обязательно сбудется.
Я во многое научился верить, Юка. Во многое, во что раньше никогда не верил. И это ты научила меня этому. Хочу, чтобы ты знала, я очень благодарен тебе за это. Эта вера в чудо, которую ты мне подарила, навсегда останется со мной.
Вот так пафосно я заговорил ;. Ты ведь любишь красивую речь и цветистые предложения, яркие и образные, как в книжках, поэтому я стараюсь для тебя, надеюсь, ты это оценишь ;.
Вот, наверное, и всё. Уверен, что когда я запечатаю это письмо в конверт, то обязательно вспомню ещё что-нибудь важное. Ну да ладно, тогда мне придётся сказать это важное тебе лично.
Не грусти, Юка. Я действительно очень хочу, чтобы ты улыбалась. Поэтому улыбайся хотя бы ради меня, пожалуйста.
Спасибо тебе за всё.
Ты помнишь, как мы впервые встретились? Не забывай, Юка.
Мы обязательно найдём друг друга снова.

Йойки».















Часть вторая

Глава седьмая

Тио. Цветные сны. Осколки.

 

Небо пылало алым маревом, в чистом прозрачном воздухе повисло предчувствие сильного снегопада. Ветер хлестал по щекам, свистел в ушах, холодил кожу оголённых запястьев.
Звонкий смех дрожал в воздухе, прорезая безмолвие снежных просторов, проносясь сквозь верхушки деревьев, впивающихся голыми чёрными ветвями в багрянец закатного неба.
 Что-то мягко врезалось в спину и, рассыпавшись, упало. Снежок.
Йойки засмеялся, обернулся, остановился.
Бегущие за ним двое растрёпанных мальчишек с покосившимися шапками и размотанными шарфами, которые теперь болтались на их шеях как верёвки, махали Йойки руками.
- Не забудь завтра тетрадку по истории! – крикнул тот, что бежал чуть впереди. – А то закопаем тебя в снегу на школьном дворе!
Йойки засмеялся шутливой угрозе, поправил съезжающую на глаза шапку и крикнул:
- Не забуду! Но списать не дам!
- Ах ты! Ну всё! Сейчас закопаем!
Поединок был недолгим – все уже устали, набегались и теперь тяжело и судорожно дышали, то и дело сбивая дыхание новыми приступами смеха.
- Дам я вам вашу историю, оболтусы, - сказал, наконец, Йойки. – Угомонитесь только.
- А гулять-то пойдём завтра? – спросил светленький мальчик, самый худенький и бледный из них троих.
- Не выйдет, - отозвался Йойки, вздыхая. – Мы с родителями уезжаем на все выходные к тётке в пригород. Но ничего, на следующей неделе погуляем. А ты, Клаус, лучше шарф завяжи. А то опять разболеешься, - обратился Йойки к светленькому мальчишке, заботливо поправляя разболтавшийся шарф на его тонкой шее.
- Я сам! – смутился Клаус. – И не разболеюсь я вовсе. Просто в тот раз я ноги промочил. Всё из-за них.
- А никак нельзя к этой тётке не ехать? – спросил другой мальчик, тот, что кидал снежок в спину Йойки.
- Никак. Мы уже давно к ней собираемся.
- Жалко. Я хотел тебе новую игру показать. «Сила мага – 2». Придётся нам с Клаусом вдвоём в неё резаться.
- Нет, без Йойки не хочу, - сказал Клаус.
Йойки совсем огорчился.
- Да мне тоже не хочется к этой тётке дурацкой ехать. Я её не очень люблю. Но родители настаивают. Поиграем во вторник после занятий, ладно?
- Ладно, - согласился Клаус.
- Ладно, Ким? – спросил Йойки у второго мальчика.
- Ладно-ладно. Подождём до вторника, - примирительно сказал Ким и улыбнулся.
Они поболтали ещё немного, пока шли к дому Йойки, а потом распрощались у дороги, и каждый пошёл в свою сторону.
Йойки вошёл в подъезд, поздоровался со старой консьержкой и поболтал с ней немного, пока дожидался лифта. Лифт был медленный, душный, и там всегда пахло лимонным мылом и сигаретами. Поэтому Йойки едва не умер от нетерпения, пока добрался до своего четырнадцатого этажа.
Мать открыла ему дверь. На ней был перепачканный глиной передник. На руках тоже была засохшая тонкой корочкой глина и чуть – на щеке. Мама Йойки была скульптором.
- Как дела в школе? – спросила она, закрывая за мальчиком дверь.
- Хорошо. По истории пять получил. По литературе четыре за сочинение.
- Молодчина! – мама наклонилась к Йойки, чтобы чмокнуть его в щеку, но Йойки возмутился и отшатнулся:
- Ну, мам! Ты чего?
- Да ладно, всё равно никто не видит! Неужто я не могу поцеловать любимого сыночка? Здесь же нет твоих друзей, - и она всё-таки ухитрилась быстро чмокнуть Йойки в правую щеку.
- Ты меня глиной испачкаешь, - снова возмутился Йойки, но уже слабо и тут же спросил:- Лотос заканчиваешь?
- Да, осталось совсем немного. Сегодня уже закончу, - улыбнулась она. – На кухне суп. Я его утром сварила. Сам разогреешь?
- Конечно. Иди твори, - Йойки повесил пальто в шкаф. – А папа когда придёт?
- В восемь. Ему ещё надо на выставку заехать, а потом сразу домой.
- М-м-м...
- Кстати! Сегодня звонили из художественной школы. Им понравились твои работы. Со следующей недели начнутся занятия.
Йойки замер. Сердце подпрыгнуло.
- Меня взяли? – спросил он.
- Ну, конечно. А ты сомневался?
- Да нет. Не знаю.
- Учитель сказал, что ты талантливый мальчик, - мать заулыбалась. – И это не удивительно! Разве могло быть иначе у таких родителей, как мы с твоим папой? Ты такой талантливый, Йойки, потому что это мы с папой постарались!
- Фу, не рассказывай мне об этом!
Она рассмеялась и хлопнула Йойки по спине:
- Иди ешь свой запоздалый обед, мой высоко одарённый сын.
- Ну, перестань! Папа запретил тебе перехваливать меня!
- Но ведь папы здесь нет, правда? – она снова засмеялась. – К тому же, я просто шучу над тобой, дурачок.
Йойки знал, что она шутит. Как знал и то, что его мать искренне верит в его талант и большое будущее. Верит в него по-настоящему. А ещё она любит шутить. Мама Йойки была очень весёлой.
- А когда в школе первое занятие? – спросил он.
- В следующий вторник, - ответила мама и пошла в свою мастерскую.
Йойки вздохнул. Это плохо, что во вторник, подумал он. Придётся нарушить обещание, данное Клаусу и Киму. Они наверняка расстроятся. Но пропускать первое же занятие в художественной школе тоже нехорошо. «Это недостойно тебя, Йойки», -  сказал бы его отец с серьёзным лицом.
Папа Йойки был серьёзным человеком. Во всяком случае, он хотел таким казаться. Ведь владелец крупной художественной галереи должен быть серьёзным и солидным. Но рядом с мамой просто невозможно было оставаться серьёзным и солидным, поэтому, когда папа приходил домой, он становился самим собой.
«У меня чокнутые родители», - часто думал Йойки, когда смотрел на них обоих, громко смеющихся над какой-нибудь ерундой. Но часто он и сам не замечал, как начинал смеяться вместе с ними. Им всегда было весело втроём.
Йойки быстро поел, налил себе чаю и пошёл вместе с чашкой в свою комнату. Стол был весь завален рисунками и учебниками, и Йойки уселся с чаем на кровать, чтобы не залить стол. Рядом с подушкой что-то лежало, и, присмотревшись, Йойки увидел, что это карманные часы.
Йойки глотнул чай и взял часы в одну руку, гадая, что они здесь делают. Потом он вспомнил, что нашёл их вчера вечером в нижнем ящике стола, когда искал тушечницу. Йойки понятия не имел, откуда у него эти старые часы, которые сейчас можно найти разве что в Антикварном магазине, но они почему-то ему очень нравились. Позолоченные стрелки остановились на шести часах. Йойки положил их рядом с подушкой, чтобы не забыть отнести в мастерскую и узнать, можно ли их починить. Ему вдруг захотелось носить эти часы.
Йойки допил чай, поставил чашку на пол рядом и улёгся на кровать, разглядывая часы. Через несколько минут его одолела зевота, и Йойки почувствовал себя очень уставшим. Сегодня был такой длинный день. Но скоро придёт отец. Нельзя засыпать сейчас, не дождавшись его.
Йойки убрал часы в карман. Закрыл глаза.
Он вспомнил, что сегодня ему снился странный сон. Снова.
Ему снилось бескрайнее розовое поле. И что-то ещё. Или кто-то ещё был там с ним, на этом поле. Во сне он чувствовал необыкновенное тепло и что-то ещё. Он улыбался, когда проснулся, но забыл почти весь свой сон, как только открыл глаза. Осталось только тёплое чувство где-то в груди.
Йойки часто видел необычные сны. Видел места, где никогда не был и которые казались ему просто фантастическими. Видел каких-то странных людей, которых никогда не знал. И всякий раз он чувствовал какое-то непонятное сожаление, когда просыпался. Но всякий раз оно быстро рассеивалось и забывалось с началом нового дня.
Мама говорила, что у него богатое воображение и художественное восприятие мира. Поэтому он и видит такие необычные красочные сны.
Рука Йойки ослабела, разжались пальцы, и часы, звякнув цепочкой, упали на покрывало.
Йойки уснул. Все морщинки на его лице разгладились.
Йойки уснул, и ему снилось бескрайнее розовое поле. 



        * * *


Тёплый ветер трепал волосы, касался щёк и губ, тревожил подол юбки. Чистое небо всасывало взгляд, всасывало душу, отражало само себя в недвижной водной глади. Дышалось легко, в воздухе витал едва уловимый аромат цветущих на берегу яблонь.
Юка стояла на мостике и смотрела вниз на воду. Она вспоминала свой разговор с Йойки на этом мосту. Жизнь в мире иенков подобна этой тихой спокойной воде.
Да, Йойки был прав. С тех пор как он ушёл, ничего не изменилось. Привычная жизненная полоса не искривилась, не сменила курс, а продолжала ровно идти вперёд.
С тех пор как Йойки ушёл, прошло два месяца.
И цвели деревья, и распускались каждое утро цветы на вересковом поле, и ночное небо было всё таким же звёздным, огромным, всепоглощающим. В мире иенков ничего не изменилось.
Но слишком много изменилось в маленьком мире Юки. В её мире изменилось всё. Ориентиры были потеряны, каждодневные привычные вещи – забыты, цели – размыты и бесплотны.
На следующий день после проводов Йойки, Юка сходила в его комнату, чтобы забрать обещанный рисунок. Как Юка и предполагала, это был их совместный портрет. Йойки обнимал Юку, держащую на ладони майнисовый цветок. Под портретом была подпись: «Навсегда. Верь в нас».
И Юка верила. Она долго сидела на полу в пустой комнате Йойки, где по-прежнему было так же светло, но теперь уже этот свет казался холодным и словно оголяющим стены и потолок, беспощадно проникая во все углы. Слишком пусто. Есть только этот свет, этот рисунок и Юка.
В тот момент она чуть не заплакала. Так силён был ужас от осознания того, что Йойки здесь больше нет. Так сильна была боль от острой памяти о нём и непроходящего ощущения его присутствия.
Но Юка не заплакала. Потому что обещала. Она просто взяла портрет. Просто встала. Попрощалась с Каной Йойки (которая теперь уже не была Каной Йойки) и пошла домой. Ей невыносима была мысль, что больше она никогда сюда не вернётся, что этот дом уже не принадлежит Йойки, что скоро здесь будут жить другие иенки со своей судьбой, своими желаниями и мыслями.
Но Юка не плакала.
Ей помогал «смотритель» или «калейдоскоп», как называла его её Кана. В первую неделю Юка просто не расставалась с ним – смотрела каждые пару минут. Потом – реже. Не потому, что ей надоело или она стала меньше думать о Йойки, просто у неё не стало на это времени. Короткие каникулы закончились, и снова началась учёба. Учителя, предметы, книги, новые заботы. Жизнь как будто разом усложнилась.
А Смотритель извещал, что с Йойки всё в порядке. Чаще всего у него было хорошее настроение, иногда Смотритель показывал скуку или наоборот веселье и смех. Всё было хорошо. И Юка знала, что должна радоваться этому. Но почему-то это оказалось неожиданно сложно.
Ни разу за то время, что Йойки провёл в мире людей, у него не было плохого настроения, ни разу он не грустил. В то время как Юка не находила себе места, прислушиваясь к глухой и тупой боли в груди, гнавшей её прочь от дома, от всех тех мест, к которым она привыкла и которые были связаны с Йойки.
Иногда ей казалось, что это несправедливо. Что Йойки легче, чем ей. Потому что он ничего не знает, потому что не ходит каждый день через мостик, по которому они когда-то ходили вдвоём.
У Йойки всё хорошо.
И Юка чувствовала жгучую жалость к себе и тут же начинала ненавидеть себя за такие недостойные мысли, за свою неспособность радоваться за дорогого ей человека.
Радоваться за кого-то оказалось неожиданно трудно. Радоваться за человека, одна мысль о котором отдаётся щемящей болью.
Юке казалось, что за эти два месяца она стала хуже. Стала слабее. Она сама себе не нравилась.
Она несколько раз ходила к Стене и к Воротам. Она продолжала искать ответы, но окружающий мир был по-прежнему глух к её вопросам.
Она подолгу стояла у Стены, приложив ладонь к ледяной чистой поверхности. Она сама не знала, чего ждёт. Мысль о том, что здесь появится Йойки, и что его можно будет увидеть хотя бы издалека, казалась фантастической. Казалась наивной.
Мия однажды сказала ей:
- Тебе скоро четырнадцать, а ты по-прежнему такая же наивная. Может быть, это и хорошо. Но тебе может быть трудно и может быть больно, если тебя вдруг постигнет разочарование.
Наверное, Мия была права. Ведь Юке уже было трудно и уже было больно.
Иногда она даже думала, что, быть может, это хорошо, что они с Йойки сейчас расстались. Им не придётся взрослеть вместе. Ведь взрослеть – это значит меняться, значит расставаться с мечтами и наивностью. Им не придётся наблюдать, как всё, что они хранили, рушится. Им уже не придётся разочаровываться друг в друге.
Эта мысль была страшной. Страшной в своей холодной рациональности. И вместе с тем было в ней что-то  предательское и трусливое.
Интересно, каким станет Йойки, когда повзрослеет? И каким он стал уже сейчас? Как изменился за эти два месяца?
По воде прошла лёгкая рябь, и снова всё стихло.
Юка не могла не заметить, что Ённи и Мия теперь уделяют куда меньше времени поискам ответов. Ённи больше не сидел в библиотеке допоздна над толстыми фолиантами, Мия перестала высказывать свои предположения и предложения, они почти не пользовались быстрой голубиной почтой.
Юку это неприятно удивило и отдалило от друзей. Ведь она была уверена, что они с ещё большим рвением бросятся помогать ей.
Но теперь она уже ни в чём не была уверена. Теперь она уже ждала того дня, когда Ённи и Мия осторожно и с виноватыми улыбками на лицах посоветуют ей быть разумнее и остановиться.
Теперь Юка видела, что они с самого начала не очень верили в возможность перейти Стену. В душе они уже простились с Йойки навсегда, преодолели эту боль и решили жить дальше. И Юка не могла винить их за это желание. Но почему-то винила.
Ей стало тяжело находиться рядом с ними. Потому что их было двое, а она – одна. И уже ничего не будет, как раньше.
Но что она сможет теперь одна?
У Йойки всё хорошо.
Так стоит ли вообще продолжать бороться? Стоит ли разрушать его новую, так хорошо складывающуюся жизнь? Стоит ли врываться в его мир, который теперь действительно его. Это его дом. И двери этого дома для Юки закрыты. Так стоит ли стучать в эти двери? Ведь тому, кто за ними, хорошо и без неё.
Вода была чистой и спокойной. Вода отражала небо, становилась продолжением неба. Вода не давала ответов.
Вода была тихой. 


  * * *



Йойки сидел у окна и смотрел на падающий снег. В кабинете было холодно, и тусклый свет из окна падал на длинные пустые столы. До Йойки долетал монотонный звук голоса учительницы, но мальчик почти не вслушивался.
Он совсем не таким представлял себе первое занятие в художественной школе. Он всё думал: «Ну сколько можно болтать о том, что и так уже давно известно? Когда мы уже начнём рисовать?».
Учительница болтала ещё какое-то время, а потом, наконец, дала им задание. Все сразу кинулись к своим карандашам и мольбертам и сделали сосредоточенные и задумчивые лица. Кто-то тут же начал чиркать грифелем по бумаге. Но Йойки не торопился начинать. Ему хотелось сначала увидеть мысленным взором то, что он собирался нарисовать. Увидеть до мельчайших деталей тот результат, который он хотел бы получить. Работу можно начинать только тогда, когда точно знаешь, к чему идёшь, какой цели добиваешься.
Учительница пожелала им успехов и вышла в соседнюю комнатку. Йойки оглядел кабинет. Здесь почти никого не было одного с ним возраста. В основном на пару лет старше, потому что Йойки сразу приняли в старший класс. Сначала он обрадовался этому, но теперь думал, что радоваться, в общем-то, нечему. Потому что вряд ли он сможет с кем-то здесь подружиться. Все будут считать его «мелким» и смотреть свысока.
Но тут взгляд Йойки остановился на  девочке в дальнем углу кабинета. Её тёмные волосы были собраны в хвостик, и Йойки сразу подумал: «Как у меня». Девочка неторопливо водила карандашом по бумаге. Её лицо показалось Йойки необыкновенно печальным. «Ей примерно столько же лет, сколько и мне», - подумал Йойки.
Вдруг девочка словно почувствовала на себе чей-то взгляд и посмотрела на Йойки. Йойки тут же отвернулся, смутившись, и начал ожесточённо рисовать. Он решил больше не смотреть на эту девочку до конца занятия. И действительно скоро Йойки увлёкся рисунком и перестал думать о чём-либо, кроме того, что делал. Вскоре вернулась учительница и прошлась между рядами мольбертов, помогая ученикам, подсказывая, подправляя.
У мольберта Йойки она надолго остановилась и всё молчала и молчала, пока Йойки не начал волноваться. Ему начало казаться, что он что-то делает не так. Но учительница сказала:
- Хорошо. Очень хорошо. Продолжай, всё правильно, - и ушла.
Йойки лишь пожал плечами и продолжил.
В конце занятия они устроили просмотр и разбор полётов. Кому-то учительница указывала на ошибки, кого-то хвалила. А когда очередь дошла до работы Йойки, она снова сказала: «Хорошо. Очень хорошо». Йойки уж было подумал, что больше ничего вразумительного от неё не дождётся, но учительница добавила: «У тебя оригинальное видение мира. Очень интересная работа». Йойки поймал себя на том, что прослушал, как зовут учительницу.
В самую последнюю очередь она отметила работу той девочки, что привлекла внимание Йойки в начале занятия. Ей она говорила что-то про выбор цвета и, кажется, осталась очень довольна её рисунком. Йойки снова не вслушивался в слова учительницы. Он просто смотрел на рисунок девочки, которую учительница называла Тио. Тио была молчаливой и всё такой же грустной, а её рисунок был прекрасен. Йойки впервые поймал себя на том, что не может оторвать взгляд от работы своего сверстника. За свою жизнь он успел привыкнуть к тому, что сверстники рисуют куда хуже его.  Сейчас же он проникся к маленькой Тио с её волшебными и как будто сияющими изнутри красками необыкновенным уважением.
Когда просмотр закончился, и всё начали собираться домой, Йойки набрался смелости, подошёл к Тио и сказал:
- Мне очень понравился твой рисунок.
Тио подняла на него взгляд. В нём промелькнуло удивление, которое тут же сменилось заинтересованностью. Тио улыбнулась. У неё была очень милая улыбка, хоть и немного печальная.
- Спасибо, - сказала она. – Мне тоже очень понравилась твоя работа. Она отличалась от других.
Йойки улыбнулся в ответ. Неловкости больше не было. Он почему-то подумал, что с Тио ему будет легко общаться.
- Тебя тоже отправили сразу в старший класс? – спросил он.
- Да. На собеседовании им понравились мои работы, и меня сразу отправили сюда. Поначалу я даже не знала, радоваться этому или нет... Я думала, что на меня здесь все будут смотреть свысока.
- Я тоже так думал! – воскликнул Йойки. – Я боялся, что мне здесь будет даже не с кем поговорить. Тебе ведь тоже четырнадцать?
- Да. У меня день рождения в июле.
- Значит, ты даже на два месяца меня старше. Потому что у меня в сентябре.
- Выходит, что я старше и мудрее, - она снова улыбнулась.
Йойки засмеялся.
- Ну, это мы ещё проверим.
- Ты где живёшь? – неожиданно спросила Тио.
-  В трёх остановках отсюда. На Северной улице.
- Надо же! А я на Серебряной!
- Так это же совсем рядом с тобой!
- Номер дома?
- Тридцать три. А у тебя?
- Одиннадцать! – Тио засмеялась. – Это ведь совсем рядом с тобой. Минут двадцать ходьбы.
- Да. Всего двадцать минут, - Йойки и сам не понимал, почему ему вдруг стало так радостно от этой мысли. – Значит, нам в одну сторону? Можем ходить домой вместе?
- Ага. Будем ходить домой вместе.
И они пошли домой вместе.
С Тио действительно было очень легко говорить. У них было много общего, и самым главным, что их объединяло, было общее увлечение – любовь к рисованию. Йойки всегда хотелось иметь друга, который понимал бы его в этом увлечении. С которым можно было бы подолгу обсуждать что-то, касающееся рисования, обсуждать на одном уровне. Тио была как раз такой. Она много знала про разных художников, а сама рисовала с раннего детства.
- Я всегда знала, что свою жизнь хочу посвятить рисованию, - сказала она. – Мои одноклассники никак не могут решить, кем станут в будущем и чуть ли не каждый день их решения меняются. А я всегда знала, кем хочу быть.
И Йойки тоже всегда знал. Даже в этом они были похожи.
Тио рассказала немного и о своей жизни. Не очень охотно правда, но рассказала. Она жила со своей матерью, а отец давно умер. Её мать была медсестрой в детской больнице, и они не очень ладили друг с другом.
- Моя мать не хочет, чтобы я рисовала, - сказала Тио, и взгляд её стал таким же грустным, отрешённым и усталым, как и в тот первый раз, когда Йойки только увидел её за мольбертом.
- Почему? – удивился Йойки. Его родители всегда хотели, чтобы Йойки рисовал, поддерживали его. Поэтому позиция матери Тио показалась ему странной. Он не понимал, что плохого в том, чтобы рисовать.
- Мать считает, что я должна выбрать более... более надёжную профессию. Она говорит, что на картинах не больно-то заработаешь.  Она говорит, что я буду голодать, если не выучусь на юриста, врача или учителя.
Йойки немного помолчал, раздумывая, и сказал:
- Я думаю, твоя мать не права. Ты сама должна выбрать, кем хочешь быть. Это твоё будущее и только твой выбор.
Тио улыбнулась и сказала тихо, с искренней благодарностью:
- Спасибо, Йойки.
Йойки смутился оттого, что она назвала его по имени. Но это было ему приятно.
Какое-то время они шли молча. Ветер то налетал порывами, то стихал вовсе, и снег падал медленно, словно застывая в падении, замерзая. Они шли по расчищенной дороге, и над их головами смыкались бетонно-металлические многоэтажки, и неба почти не было видно.
«Как странно, - думал Йойки. – Я прожил здесь всю жизнь, но эти места почему-то кажутся мне такими непривычными, чужими».
- Как думаешь, мы когда-нибудь сможем их полюбить? – спросила Тио.
- Кого? – не понял Йойки.
- Эти холодные дома, эти тесные улицы, шум автомобилей, заснеженные дороги. Мы сможем полюбить всё это?
- Не знаю, - честно ответил Йойки. Вопрос Тио удивил его. Почему-то она не спрашивала: «Любишь ли ты эти дома, эти улицы?». Она спрашивала так, как будто точно знала, что Йойки не испытывает к ним ничего, она спрашивала только: «Сможем ли мы полюбить их?».
И Йойки действительно не знал, смогут ли они.
- Мне хотелось бы как-нибудь взглянуть на твои другие рисунки. Того, что я видел сегодня, мне явно мало, - сказал он через какое-то время.
- Хорошо, - Тио кивнула. – Как-нибудь я принесу тебе свои рисунки. Мне интересно, что ты скажешь о них. Моя мать считает их странными...
- Почему странными? – снова удивился Йойки. Это удивление было неприятным и каким-то горьким.
- Моя мать говорит, что я рисую то, чего не бывает. Сказочные, выдуманные вещи, и что я живу в нереальном мире. Например, я люблю рисовать цветущие деревья. Но мать говорит, что этого не бывает. Ведь деревья не цветут уже давно. А может, они вообще никогда не цвели, и всё это сказки.
- Нет! Это никакие не сказки! – возразил Йойки и сам поразился своей горячности. – Деревья могут цвести! Это было так давно, что люди уже забыли об этом, но это правда! Знаешь, я часто вижу цветущие деревья во сне. Если бы это было невозможно, мои сны не были бы так реальны.
- Во сне? – Тио даже остановилась. – Они действительно тебе снятся?
- Да, постоянно. Мне вообще снятся необычные сны. Яркие, красочные, светлые. Я вижу не только цветущие деревья, но и целые поля цветов. Вижу небо, такое голубое и чистое, что оно кажется ненастоящим.
Глаза Тио широко раскрылись, губы чуть дрогнули. На ресницах застыли снежинки.
- Я тоже вижу всё это! – сказала она. – Цветы, небо, чистые водоёмы.  Я вижу мир, в котором нет снега. Но ведь такое невозможно...
- Нет, это возможно! – сказал Йойки взволнованно. Он был так рад, что нашёл наконец-то человека, похожего на него, что с трудом мог подбирать слова. – Слишком много мифов и легенд ходит о мире, в котором нет снега. Я верю, что всё это неспроста. Когда-то такой мир действительно существовал. Иначе мы с тобой не видели бы его во сне. Я верю в сны.
- Я тоже верю! И... – она вдруг засмеялась, и Йойки показалось, что на глазах её выступили слёзы. Но возможно, это были просто растаявшие снежинки. – И я так рада!
- Я тоже, - улыбнулся Йойки. – Я тоже очень рад.
- Мы почти дошли до моего дома. Его даже видно отсюда, - Тио указала на серую многоэтажку на другой стороне улицы. – Дальше я, наверное, пойду одна...
- У тебя есть сотовый? – спросил Йойки. – Или электронная почта? Или ICQ?
Тио засмеялась.
- Сколько вопросов, - она чуть смутилась. – Да, у меня есть всё это. Давай я оставлю тебе номер телефона, а потом уже пришлю свой электронный адрес и номер ICQ?
- Давай, - согласился Йойки, достал мобильный и открыл телефонную книгу. – Говори, я записываю.
Тио продиктовала номер, Йойки сохранил его и тут же позвонил ей.
- Ну вот, теперь и у меня есть твой номер, - сказала Тио  с улыбкой, сбрасывая звонок и сохраняя номер Йойки.
- Значит, теперь до четверга?
- Да, увидимся в четверг.
- Пока, Тио.
- Пока, Йойки, - она помахала ему рукой и перешла на другую сторону улицы.
Снегопад усилился.
Йойки тоже заторопился домой. Он держал руку в кармане, а в ладони всё ещё сжимал телефон.
Дома никого не оказалось. Родители занимались организацией маминой выставки. И Йойки был рад, что может сейчас побыть один. Почему-то ему этого хотелось.
Не успел Йойки раздеться и стряхнуть с одежды снег, как телефон известил его о новом сообщении. Это была Тио.
«Сегодня утром я сомневалась, стоит ли мне идти в эту художественную школу. Я снова поругалась с матерью и была почти готова к карьере юриста. Но что-то подсказывало мне, что сходить стоит. И я не ошиблась. Я рада, что встретила тебя ;».
Улыбаясь, Йойки стал набирать ответ. За окном была метель. А Йойки казалось, что сегодня в его жизни случилось что-то очень важное.
Так он встретил Тио.


* * *

Юка и Мия сидели на длинной деревянной лавке качелей в школьном дворе и ждали Ённи, который заговорился с учителем физики. Они собирались все вместе пойти в магазин, накупить сладостей и устроить пикник в парке.  Погода была как раз для этого – чистое небо, тёплый ветерок, солнце.
  Юка посмотрела на подругу и заметила румянец на её щеках. Мия улыбалась чему-то своему. Юка решила ничего не спрашивать, и какое-то время они сидели молча, а потом Мия сама сказала:
- Знаешь, Юка, мы с Ённи теперь... встречаемся.
Юка нисколько не удивилась. Она давно ждала, когда это случится, и когда Мия скажет ей об этом. Она заметила, что в последние несколько недель Мия перестала подшучивать над Ённи, его очками и его сложными математическими книгами.  Они стали смотреть друг на друга по-другому. «Вот и повзрослели», - с грустью подумала Юка.
- Это здорово, - сказала Юка. – А я думала, вы уже давно встречаетесь.
- Нет... Неделю назад Ённи меня поцеловал. И всё изменилось.
- А раньше вы не целовались? – удивилась Юка.
- Нет, что ты, - Мия ещё больше смутилась. – Ты же знаешь Ённи. Он такой нерешительный и застенчивый. Не то что Йойки.
Юка опустила голову. Ей казалось, что она целовалась с Йойки очень давно.
Мия, кажется, испугалась, что заговорила про Йойки. Он не был запретной темой, но Мия старалась упоминать его как можно реже, чтобы не огорчать Юку. Юке же это казалось похожим на предательство. Перестать говорить о Йойки – всё равно что представить, что его никогда не было. Забыть про него.
- С тех пор как Йойки ушёл, прошло уже три месяца, - сказала Мия осторожно. – Как ты себя чувствуешь?
- А как я могу себя чувствовать? – спросила Юка.– Ведь Йойки ушёл.
Йойки ушёл. Как можно себя чувствовать после этого?
- Ты хорошо держишься, - поспешила сказать Мия, не давая Юке времени погрузиться в воспоминания.
- Только потому, что я обещала ему, что буду держаться, - сказала Юка. – Если бы не это обещание, не знаю, что бы я делала.
Мия вздохнула. Она явно не знала, что сказать, потому что всей глубины чувства Юки понять не могла. Но от необходимости что-либо говорить её избавил Ённи, который показался на тропинке, ведущей к качелям. Ённи нёс под мышкой какие-то тетради и махал им рукой.
- Эй, вы чего это такие кислые? – спросил он, подойдя к девочкам.
Мия смутилась, а Юка тут же взяла себя в руки, покачала головой и улыбнулась:
- Мы не кислые! Всё хорошо! Просто устали уже ждать тебя.
- Ну, вы же знаете нашего физика! Он как начнёт говорить, так не остановишь! Я еле от него сбежал... – Ённи усмехнулся и с виноватым видом почесал в затылке. Его очки при этом чуть сползли на нос, и Юка почувствовала, что улыбается уже не через силу, а по-настоящему.
«Всё-таки как хорошо, что есть эти двое», - подумала она.
В магазине они купили ореховое печенье, лимонные кексы, мармелад и сок. Ённи и Мия никак не показывали, что в их отношениях что-то изменилось. Они не держались за руки, не переглядывались, но Юка всё равно чувствовала, что теперь всё по-другому. От этого она ощущала себя немного скованно. Словно исчезла куда-то прежняя лёгкость в общении между ними.
И вместе с тем Юка была рада, что её друзья любят друг друга. Но чем сильнее она желала им счастья, тем более отстранённой и одинокой чувствовала себя.
На траве они расстелили клетчатое покрывало и разложили еду. По правде говоря, есть Юке совсем не хотелось, и она почти с завистью смотрела, как друзья накинулись на сладости. Когда-то она тоже обожала вкусности, а сейчас почему-то уже не чувствовала никакой радости от них.
Нет, Юка старалась радоваться мелочам, как она привыкла это делать. Но это оказалось труднее, чем она думала. Теперь всё было сложнее. Даже те повседневные вещи, к которым она привыкла.
Юка пила через трубочку вишнёвый сок и молчала. А потом вдруг обнаружила, что Ённи и Мия как-то странно смотрят на неё.
- В чем дело? – спросила она. – Я просто не хочу есть, вот и всё...
- Послушай, Юка... – Мия бросила на Ённи смущённый нерешительный взгляд, как будто не знала, как продолжить.
Ённи решил ей помочь и спросил:
- Юка, ты всё ещё хочешь найти ответы?
Юка проглотила сок, и в этот момент он показался ей горьким.
- Что за странный вопрос? Конечно, хочу... – и тут Юка вдруг разом поняла, к чему они клонят и что они сейчас ей скажут. Она поставила пакетик с соком на траву.
- Мы просто подумали, - пробормотала Мия. – Мы думаем, что сделали всё, что могли. Продолжать поиски – только мучить себя. Может, будет лучше, если мы остановимся?
- Да пожалуйста. Никто же вас не заставляет, - холодно сказала Юка.
- Юка, мы имеем в виду и тебя тоже, - сказал Ённи. – Йойки ушёл. У него теперь своя жизнь. Может, лучше будет просто отпустить его?
Юка нахмурилась. Сердце вдруг заколотилось. Она давно ждала этого разговора, но надеялась, что его всё-таки не будет. Она молчала.
Мия сказала:
- Ты ведь только понапрасну изводишь себя, Юка! Йойки уже не вернёшь! Ты ведь и сама понимаешь, что это невозможно.
Невозможно?  Что значит, невозможно?
Юка отстранилась, словно желая сползти на траву с покрывала, на котором ей вдруг стало неудобно.
Невозможно? Сердце уже билось где-то в ушах. Пум-пум-пум.
Неужели они перестали верить?
- Как это «невозможно»? – спросила Юка ровным чужим голосом. – А как же жена господина Отто? Ведь у неё получилось перейти через Стену.
Ённи опустил взгляд. Мия сказала:
- Мы не знаем этого наверняка...
- Как это «не знаем»? – ровный голос Юки дрогнул. Она не верила и не хотела верить тому, что слышит. – По-вашему, господин Отто всё это выдумал? Может, вы скажете, что он выжил из ума?!
- Нет-нет! Конечно же, мы так не думаем... Но ведь существует множество вариантов того, что могло случиться. Жена господина Отто могла просто уйти, в конце концов.
- Ну, хорошо, - вздохнула Юка. – А как же тогда пергамент с десятью заповедями Стены?
- В его подлинности тоже нельзя быть уверенными... – пробормотал Ённи, и вид его был такой извиняющийся, словно это он собственноручно подделал пергамент.
- Да что с вами такое? – воскликнула потрясённая Юка. – Когда вы успели стать такими? Неужели, стоило только Йойки уйти, как ваша вера сразу разрушилась? Тогда она немного стоила! Тогда вы ещё хуже, чем люди, на которых вы так боитесь быть похожими! – Юка порывисто встала, пролив при этом остатки сока. На покрывале расплылось тёмное пятно.
- Юка, подожди! – воскликнула Мия. – Ты не поняла!
- Я всё прекрасно поняла. Пойду домой.
Ённи и Мия что-то ещё крикнули ей вслед, но Юка уже не слышала. Слёзы обиды жгли ей глаза, и только невероятное усилие воли помогало ей не расплакаться.
«Да как же так получилось?», - только и повторяла она про себя.
Когда Юка добралась до дома, она чувствовала себя очень уставшей. Увидев её лицо, Кана сразу заволновалась. Юке не очень хотелось рассказывать, что случилось, и вместе с тем ей казалось, что уж Кана точно сможет её понять, ведь сама она когда-то оказалась в такой же ситуации.
Они уселись на крыльце. Солнце светило в глаза, играло в волосах Каны, отчего пряди казались золотистыми.
- Так в чём дело? – спросила Кана после некоторого молчания. – Где Ённи и Мия?
- Кажется, я с ними поругалась, - сказала Юка и сама с трудом поверила в это, настолько дико это звучало.
А вот Кана, кажется, не удивилась. Как будто знала, что однажды это случится. Юку это немного смутило. Она не знала, как продолжить.
- Так из-за чего же ты с ними поругалась?
Юка вздохнула, посмотрела на свои пыльные сандалии и ответила:
- Они больше не понимают меня.
- Что значит это «больше»? Раньше они тебя понимали, а теперь нет?
- Выходит, что да.
- Сомневаюсь, что твои друзья могли так быстро измениться.  Может быть, они тебя никогда на самом деле не понимали?
Кана сказала это очень мягко и осторожно, но Юке показалось, что в её спину прямо между лопаток вонзилось что-то острое и вышло из груди, там, где сердце.
- Я не знаю, - пробормотала она. – Раньше они всегда поддерживали мне, помогали... Они верили вместе со мной, что Йойки уходит не навсегда, что мы все снова обязательно встретимся... А теперь... Теперь всё изменилось.
- Юка, быть может, то, что я сейчас скажу, причинит тебе боль, но ты всё равно послушай. Не исключено, что Ённи и Мия на самом деле никогда до конца не верили в эту возможность. Они просто поддерживали вас с Йойки как могли, ведь они ваши друзья. Возможно, ты к ним слишком строга.
Сначала Юка не почувствовала никакой боли – только удивление. Она никак не ожидала, что её Кана начнёт защищать Ённи и Мию. Она ждала понимания. Но, кажется, его не было. И тогда Юка спросила:
- А ты тоже не верила? Ты тоже просто поддерживала?
Кана вздохнула:
- Юка, ты не понимаешь! Всё не так просто...
- А что тут сложного? Я просто спросила, верила ты или нет.
- Юка, конечно, больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы ты была счастлива. И я знаю, как много значит для тебя Йойки. Конечно, мне хотелось бы верить, что вы можете быть вместе... Но не всё так просто. Я тоже когда-то верила, что мы с Еми расстаёмся не навсегда. А потом успокоилась. Сейчас я уже даже не помню его лица. И уже ничего не чувствую по этому поводу.
«Ты лжешь, - подумала Юка. – Это из-за Еми ты плакала тогда. Можешь обманывать кого угодно, но только не меня».
- Я так не смогу, - сказала она.
- Это только в начале тяжело! А потом будут новые знакомства! Да у тебя целая жизнь впереди...
- Нет! – закричала Юка. – Нет!
Никто не понимает. Никто не знает, чем был для меня Йойки. Никто не заставит меня подчиниться Системе и жить с огромной пустотой в сердце.
И Юка снова побежала. Кана не стала ничего кричать ей вслед, не стала останавливать. Юка выбежала за калитку и побежала на пыльной дороге. Сначала она не знала, куда бежит. Ей просто хотелось оставить где-то всю свою боль, которая мешала ей дышать. Но получалось так, что боль бежала вместе с ней.
Юке казалось, что нигде здесь нет места для неё.
А потом она остановилась, чтобы отдышаться. В груди саднило, каждый удар сердца отдавался болью. Но у Юки ещё была надежда. Единственный иенок, которому она ещё могла довериться сейчас. Господин Отто. Юка решила, что если даже он посоветует ей отказаться от попыток и поисков, то она в самом деле откажется.
И она побежала снова.
Господин Отто возился с молодыми деревьями в своём саду. И почему-то, как только Юка увидела его сгорбленную фигуру и большие очки на носу, на сердце стало теплее. Но ей по-прежнему было страшно. Страшно, что разобьются её последние надежды.
Господин Отто очень обрадовался, увидев Юку, и сразу замахал ей рукой.
- Юка! Как здорово, что ты решила заглянуть ко мне в гости! Заходи скорей!
Юка улыбнулась и прошла за калитку.
- Простите, но у меня нет с собой ваших любимых кексов, - сказала она.
- Зато у меня есть земляничное печенье и жевательный мармелад. Мне его подарили, но я не могу его жевать, потому что зубов уже не хватает, - он усмехнулся. – А ты любишь жевательный мармелад?
- Очень люблю, - искренне сказала Юка.
- Тогда мы можем устроить маленькое чаепитие прямо на террасе. Погода сегодня просто замечательная, правда?
Господин Отто отмыл руки от земли, и они вместе перенесли на маленький столик на террасе чашки и блюдца со сладостями. Земляничное печенье и мармелад оказались очень вкусными. Юка впервые за три месяца смогла порадоваться еде, и ела с удовольствием. После чая она действительно почувствовала себя намного лучше.
А потом господин Отто спросил:
- Так что всё-таки у тебя случилось, Юка? – и внимательно посмотрел на неё своими прищуренными глазами.
- Неужели так заметно? – невесело усмехнулась Юка.
- Ты стала улыбаться по-другому, - сказал господин Отто.
Юка вздохнула и рассказала господину Отто обо всем, что случилось сегодня. Он слушал её, не перебивая.
- В общем... – Юка поставила опустевшую чашку на стол. – Теперь я уже не знаю, что делать. Мне кажется, что я осталась совсем одна. Что ушёл не только Йойки, но и все, кому я доверяла. Никто уже не хочет помогать мне, никто не верит. Ещё немного, и я сама перестану верить. А вы что думаете, господин Отто? Как мне поступить?
- А как ты сама хочешь поступить?
- Не знаю... – Юка даже растерялась.  – Я теперь уже ничего не знаю.
- Ты знаешь, Юка. Отбрось всё, что ты услышала сегодня и подумай, хочешь ли ты продолжать поиски.
Юка ненадолго задумалась и сказала:
- Да. Хочу. Но ведь я не знаю, права ли я. Быть может, действительно будет лучше, если я откажусь от всего. Лучше и для меня, и для Йойки.
- Тогда послушай, что я тебе скажу. Всегда лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что не сделал. Твоя Кана когда-то бросила попытки, и пусть она теперь спросит у себя, счастлива ли она? Она ещё молода, и многого не понимает. Я уже понимаю куда больше и, оглядываясь на свою жизнь, я осознаю, что так ничего и не сделал. Не захотел бороться за своё счастье. Просто побоялся, просто послушался того, что мне говорили другие. Послушал Систему. Ну и что в итоге? Счастлив ли я теперь, на закате своей жизни? Можно сказать, что счастлив. В какой-то степени. Но я не счастлив так, как мог бы быть счастлив, если бы знал, что сделал всё, что мог. Не говоря уже о том, как я мог бы быть счастлив, если бы у меня получилось. Тогда я ещё был молод. Я думал, что встречу ещё другую. Но не встретил. Такого больше не повторилось, и эту пустоту я так ничем и не заполнил. И я понял это только сейчас, на закате своей жизни, когда встретил тебя и Йойки. Вы помогли мне понять это.
Юка была так тронута его словами, что на глазах незаметно выступили слёзы.
- Ты не должна сдаваться, Юка. Вот, что я думаю, - продолжал господин Отто. – Я прожил уже достаточно долго, чтобы понять, как несовершенен наш якобы идеальный мир. Если бы я понял это раньше, как ты, возможно, моя жизнь сложилась бы по-другому. Поддаться Системе, смириться со Стеной – значит предать себя. Предать свои мечты. Никто не может решить за нас, как для нас будет лучше.
- Но я не знаю, что мне делать! Я так устала... Как мне справиться с этим одной?
- А кто сказал, что ты будешь одна? – господин Отто улыбнулся хитрой заговорщической улыбкой. – Не забывай, что у тебя есть занудный старикан, который всегда рад помочь, - и он добавил уже серьёзно: - Я с тобой, Юка. Я на твоей стороне, помни об этом. Вместе у нас что-нибудь обязательно получится.
Юка вскочила из-за стола и крепко обняла смеющегося господина Отто.
- Спасибо, спасибо, спасибо вам, - шептала она. – Вы просто не представляете, как легко мне теперь стало! Когда я шла сюда, я думала, что не переживу всего этого, а теперь...
- Я знаю, милая. Я всё понимаю. Но всё будет хорошо, мы справимся. Йойки от тебя так просто не уйдёт!
Юка смеялась сквозь слёзы.
- А с друзьями ты всё-таки помирись, - сказал господин Отто. – Они поддерживали тебя, как могли. Не вини их.
- Да, конечно. Я понимаю. Спасибо вам.
- Хочешь посмотреть на мой цветник?
- Да, очень хочу! – обрадовалась Юка.
И они пошли смотреть цветник господина Отто.
Солнце садилось и окрашивало облака золотом и багрянцем.
А Юка думала, что всё-таки боль где-то отстала от неё и больше не бежит следом. Впервые за три месяца Юка снова ощутила в себе силы жить.






Глава 8

  Фотоаппарат. Цветы Каны. Ослеплённые.




    Из  комнаты долетали слабые звуки игры «Сила мага – 2», прерываемые то возмущенными, то восторженными криками Кима и Клауса.
Йойки и Тио сидели на кухне, а за окном шёл то ли снег, то ли дождь. Они оба уже устали играть и решили оставить пока компьютер в распоряжении друзей.
Йойки нравилось бывать в гостях у Кима. Из окон его квартиры открывался красивый вид на замёрзшее озеро, такое огромное, что очертания другого берега были почти не различимы и таяли в снежном тумане.
Сегодня он пришел к Киму вместо с Тио. Почему-то ему очень захотелось познакомить девочку с друзьями, потому что слишком грустно было смотреть на её тяжёлое одиночество, отстранённое, будто испуганное.
Поначалу она с недоверием отнеслась к этой затее, но, в конце концов, всё-таки ускользнула из дома без ведома матери. Ким и Клаус тоже насторожились, представив, что в их компании «появится девчонка». Но после первых же минут знакомства неловкость исчезла, и Йойки с радостью отметил, что друзья приняли Тио тепло. Тио тоже как будто оттаяла в их обществе, смеялась над их дурацкими шутками, играла в компьютерную игру и даже обыгрывала мальчишек.
- Они такие смешные, - сказала Тио сидящему напротив за кухонным столиком Йойки.
- Да они вообще придурки, - улыбнулся Йойки.
- Ты их очень любишь, - сказала Тио.
- Да. Они дороги мне.
- У тебя замечательные друзья, Йойки. Тебе очень повезло.
- Но порой с ними приходится трудновато из-за их тупости, - смущённо отшутился Йойки.
- Ты давно их знаешь?
- Да... очень давно. Сколько себя помню, столько и знаю.
- А как вы познакомились?
- Как? Да обычно. Мы... – Йойки вдруг растерялся.
Он поймал себя на том, что совершенно не помнит, как познакомился с Клаусом и Кимом. Во дворе? Или уже в школе? Как они выглядели в детстве?
- В чём дело? – спросила Тио.
- Даже не знаю... – Йойки запустил руку в волосы. – Сейчас я пытаюсь вспомнить своё детство и знакомство с ними, но не могу. Как будто всё покрыто густым туманом.
- У меня тоже такое бывает, - спокойно сказала Тио.
- Что? – не сразу понял вконец растерявшийся Йойки.
- Это ощущение. Что моё прошлое, какие-то события моего детства покрыты туманом. И я часто натыкаюсь на этот туман, когда пытаюсь что-нибудь конкретное вспомнить. В общих чертах всё как будто вполне нормально. Вот ты, например, сказал, что знаешь Кима и Клауса очень давно, столько, сколько себя помнишь, но когда я спросила о конкретном событии – вашем знакомстве, ты ничего не можешь вспомнить. Хотя, кажется, такие вещи не забываются.
- Это так странно. Надо будет поискать дома старые фотографии...
- Не трудись. Всё равно ничего не найдёшь.
- Почему это? – опешил Йойки.
- Я тоже пыталась. Я была уверена, что у меня много старых фотографий, даже знала, где они лежат. Но когда попыталась найти – ничего. Как будто их никогда не было. И у тебя будет так же, вот увидишь.
- Ты такие странные вещи говоришь, - пробормотал Йойки. Ему вдруг стало не по себе. Бескрайняя белизна замёрзшего озера за окном показалась ему зловещей.
- Ну ладно, хватит об этом, - улыбнулась Тио. – Не обращай внимания. Я действительно ерунду болтаю. Давай я лучше покажу тебе свои рисунки, которые принесла.
- А ты их всё-таки принесла? – обрадовался Йойки и тут же забыл про неприятное ощущение где-то под сердцем.
- Конечно. А для чего, как думаешь, я притащила эту здоровенную папку?
И Тио по одной начала выкладывать на стол свои такие не похожие друг на друга работы. На них были изображены невероятной красоты пейзажи с бескрайними зелёными полями, цветущими деревьями, чистым, высоким и ослепительно голубым небом с застывшими пушистыми облаками, похожими на сказочных героев. Были здесь и странные животные, не похожие на тех, что Йойки видел раньше. А ещё на картинах Тио были маленькие домики с красными черепичными крышами, маленькие уютные домики, настолько похожие друг на друга, что зайдя в любой из них, почувствуешь себя дома.
- Ну, что скажешь? – спросила Тио, чуть нахмурившись. Видно было, что реакция Йойки её обеспокоила.
Но Йойки всё никак не мог сказать ни слова. Он не понимал, почему рисунки Тио кажутся ему такими знакомыми. Словно однажды он уже видел всё это во сне.
- Ты тоже считаешь их странными, правда? – Тио уже потянулась, чтобы собрать рисунки. На её щеках пылали пунцовые пятна.
Йойки остановил её руку, схватил девочку за запястье. Возможно, он был слишком резок. Тио вздрогнула и застыла.
- Подожди! – воскликнул Йойки. – Я вовсе не считаю твои рисунки странными. Они прекрасны!
- Правда?
- Конечно! Я никогда не видел ничего подобного! У тебя же огромный талант, Тио.
Пунцовые пятна на щеках девочки стали ярче.
- Да брось, - отмахнулась она. – Вот ты действительно талантлив, а я просто...
- Нет, Тио, я серьёзно. Мой талант просто несравним с твоим. Мои работы – жалкая мазня рядом с твоими.
Тио затихла. Она слушала. В её больших тёмных глазах по-прежнему поблёскивало недоверие, но с каждым словом Йойки оно таяло, и взгляд девочки теплел. Йойки подумал, что раньше никто не говорил ей ничего подобного. Тио вполне может подумать, что он просто разыгрывает её, и в этом не будет её вины.
- Послушай, Тио, - мягко сказал Йойки. – Твои рисунки удивительны. Я искренне восхищён. Спасибо, что доверилась мне и показала их.
Тио наконец улыбнулась. И улыбка эта была счастливой.
- Спасибо, Йойки. Спасибо тебе. Твои слова заставляют меня снова поверить в себя.
Из-за стены раздавались звуки игры «Сила мага-2», смех и вопли мальчишек. Тио и Йойки улыбались друг другу.
А за окном пошёл снег.


  * * *


Когда Тио и Йойки возвращались домой, уже начало темнеть. Они решили пойти мимо замёрзшего озера, которое было видно из окна дома Кима.
Они шли молча, любуясь такой же безмолвной красотой, пока Тио вдруг не воскликнула:
- Ой, а кто это там? На той стороне озера?
Йойки проследил за направлением её взгляда и увидел... маленького оленёнка. Сердце забилось чаще. Словно Йойки встретил старого знакомого.
- Какой же он красивый! – ахнула Тио. – Интересно, как он там оказался?
- Может, вышёл из леса... – Йойки не мог оторвать взгляда от утончённого грациозного животного. Оленёнок, казалось, тоже заметил их, но не убегал, а только с любопытством разглядывал мальчика и девочку.
- Нужно скорее сфотографировать его! – нашёлся Йойки. – У меня же есть фотоаппарат!
Йойки боялся, что пока он будет возиться и доставать фотоаппарат, оленёнок уже убежит, но тот как будто специально ждал Йойки и не двигался. Тио тоже ждала и не двигалась, затаив дыхание и сложив руки в пушистых варежках на груди. Глаза её горели. Йойки подумал, что хотел бы сфотографировать и её тоже.
Мальчик уже сделал несколько снимков оленёнка, когда из леса за озером неожиданно показался ещё один олень – взрослый. Точнее, это была олениха – мама малыша. Йойки успел заснять их обоих, а потом мать словно позвала своего ребёнка, и они оба скрылись за деревьями.
- Жаль, что они были по ту сторону озера и нам не удалось посмотреть на них поближе, - вздохнула Тио.
- По ту сторону... – эхом повторил Йойки, опустив фотоаппарат. – Олени... – у него вдруг закружилась голова, но Йойки постарался не подать вида.
- Можно посмотреть, что получилось? – спросила Тио.
- Да, конечно... – Йойки рассеянно протянул ей фотоаппарат.
Пролистав получившиеся фотографии, девочка заключила:
- А ты хорошо фотографируешь! Получилось очень живо, - она помолчала и добавила уже тише: - Я тоже всегда мечтала фотографировать. Но денег на фотоаппарат не хватало. Мать говорит, что это глупая и бесполезная игрушка.
Услышав это, Йойки тут же забыл про оленей и навязчивую головную боль. Ему было просто дико слышать что-то подобное. Родители всегда покупали ему то, то ему хотелось. Но вовсе не потому, что потакали каждому его капризу. Они просто разделяли его интересы. И раньше Йойки не приходилось задумываться о том, что бывает и по-другому. Совсем по-другому.
- Если хочешь, когда-нибудь я подарю тебе фотоаппарат, - сказал Йойки. – А пока можешь взять мой и поснимать что-нибудь. А потом покажешь, что получится.
Глаза Тио широко раскрылись от удивления.
- Правда можно? Ты действительно разрешаешь мне взять его ненадолго?
- Конечно. Забирай его и снимай, пока память не закончится. А её там, кстати, довольно много, - улыбнулся Йойки.
- Йойки, спасибо! Я даже не знаю, что сказать!
Действительно, Тио просто светилась от счастья. И от её чистой радости Йойки тоже стало тепло на сердце.
- Ты знаешь, как им пользоваться? – спросил мальчик.
- Не совсем, - призналась девочка, смутившись.
- Тогда давай я объясню...
Какое-то время они ещё разбирались с фотоаппаратом, а потом отправились по домам. И Йойки уже забыл про увиденных оленей и про свой неожиданный приступ головной боли, когда, как ему показалось, в его голове пронеслось что-то знакомое. Теперь он уже не думал об этом и голова больше не болела.
И только непонятная и давно не испытываемая беспричинная радость наполняла его.
Йойки было спокойно и легко.
Йойки не помнил.


   * * *


«А что будет с твоими цветами? Ведь ты не сможешь забрать их с собой».
«Я доверяю их тебе, Юка. Ты столько раз смотрела, как я ухаживаю за цветами, что теперь вполне сможешь сама о них позаботиться. А там, куда я отправляюсь, я выращу новые цветы».
«Я буду беречь их. Обещаю».
Когда-то Юке говорили, что, когда ей исполнится четырнадцать, она станет взрослой. Год назад она считала это глупостью. Но сегодня, когда ей все-таки исполнилось четырнадцать, Юка подумала, что, пожалуй, детство действительно закончилось. Ей казалось, что за прошедший год она стала старше лет на десять.
Детство – это то, что было «до». А после того, как Йойки ушёл, началось что-то другое. Но что, Юка пока не знала.
Юка неожиданно вытянулась за эти полгода. Все её платья стали ей короткими и болтались на похудевшей девочке, как на вешалке в шкафу. Утром своего дня рождения Юка очень долго подбирала платье, которое смотрелось бы на ней наименее убого. Почему-то с тех пор, как Йойки ушёл, Юка ни разу не покупала себе что-нибудь новое из одежды.
- Дорогая, ты скоро? – услышала Юка голос Каны за дверью.
- Да-да. Уже всё.
- Я могу войти?
Юка кивнула и только потом сообразила, что за дверью Кана не может увидеть её кивок. За последние полгода Юка стала молчаливой.
А с того момента, как Юка проснулась утром своего четырнадцатилетия, только одна мысль билась в её мозгу: «Сегодня мне столько же, сколько было Йойки, когда он уходил».
Когда Кана вошла в комнату, на лице её была смущённая улыбка. Юка улыбнулась ей в ответ.
- Ты так выросла, - прошептала Кана, и глаза её увлажнились, но она тут же добавила шутливо в своей обычной манере: - Зато я стала уже совсем старушкой!
- Ну вот ещё! – рассмеялась Юка. – Тебе всего тридцать один!
- Это-то и страшно! Мне-то кажется, что мне до сих пор семнадцать!
И они обе засмеялась. Сегодня Кана ничего не подарила Юке. Они договорились об этом заранее. Они хотели, чтобы сегодня был обычный день.
«Мы уже отдали друг другу лучшее, что у нас было», - сказала Юка накануне.
- Это платье тоже выглядит на мне ужасно, - сокрушалась девочка, крутясь перед зеркалом.
- Неправда. Ты очень красива сегодня, Юка.
- Да неужели? Обычно от тебя похвалы не дождёшься! Вечно то «причеши свои патлы», то «опять ты насвинячила на платье», «ну что ты как мальчишка»...
- Правда. Ты стала красивой девушкой, Юка. Йойки бы ты понравилась, я уверена.
Юка побледнела. Она смотрела на незнакомую повзрослевшую девушку в зеркале с аккуратной причёской и думала, понравилась ли бы эта девушка Йойки? И тут же, смутившись, она решила перестать думать об этом.
- Кажется, к тебе уже пришёл кое-кто, - усмехнулась Кана, глядя в окно.
- Что? – не поняла Юка и выглянула во двор.
А во дворе стоял Енни и махал им рукой.
- Интересно, что это он так рано... – удивилась Юка. – Да ещё и один...
Мия и Ённи и раньше-то постоянно ходили вместе, а в последние  полгода Юка ни разу не видела их друг без друга.
Она уже помирилась с друзьями после того случая в парке, но произошедшее заметно отдалило их друг от друга. Они почти не говорили о Йойки, Мия и Ённи уже прекратили поиски ответов, а Юка скрывала, что продолжает. Перед друзьями ей приходилось притворяться, что она забывает. И только рядом с господином Отто она могла быть честной.
Юка помахала стоящему во дворе Ённи и быстро спустилась. Ещё издали она заметила, что Ённи держит в руках какую-то папку большого формата.
- С Днем рождения! – орал Ённи и размахивал папкой.
Юка невольно улыбнулась. Она больше нисколько не сердилась на друзей. Она не стала любить их меньше. Это не они изменились. Изменилась Юка.
Ённи тоже заметно вырос, но остался всё тем же смешным мальчишкой в больших очках.
- Я кое-что принёс тебе. Это подарок, - сказал он и загадочно улыбнулся.
- Ну, так давай сюда свой подарок.
- Это не мой подарок, - улыбка Ённи стала ещё более загадочной.
- Я тебя не понимаю, - беспомощно рассмеялась Юка.
- Тогда посмотри сама, - и Ённи наконец-то протянул ей папку.
И еще до того, как Юка взяла её в руки, она почувствовала что-то. А потом увидела надпись на обложке папки, выведенную синей краской: «Для Юки. С Днём рождения. От Йойки».
Перед глазами потемнело. Юка ощутила тошноту. Ладони тут же вспотели.
- Что это?  - ослабевшим голосом спросила она.
- Это то, что Йойки передал мне перед уходом. Он попросил вручить тебе это в день твоего четырнадцатилетия. Насколько я знаю, это подарок не только для тебя, но и для твоей Каны.
Но Юка уже почти не слышала. Она открыла папку. Конечно, это был рисунок. Точнее, два рисунка. И на обоих были изображены Юка вместе со своей Каной.
На глазах Юки выступили счастливые слёзы. Он помнил об этом. Йойки помнил, что, когда Юке исполнится четырнадцать, ей придётся проститься с Каной. Йойки знал, что для них обеих это станет тяжёлым испытанием. И он решил сделать им обеим этот памятный подарок.
Йойки.
- Знала бы ты, как тяжело мне было все эти полгода! – воскликнул Ённи. – Я просто умирал от нетерпения! Так хотелось поскорее отдать тебе эту штуку!
- Ённи, дорогой, спасибо тебе огромное! – Юка со счастливым смехом порывисто обняла Ённи свободной рукой.
Ённи смутился и густо покраснел.
- Да ладно, не стоит благодарности, это кое-кому другому надо сказать спасибо. А мне-то за что...
- Как это «за что»! За то, что уберёг это для меня! Ты просто чудо, Ённи! Ты замечательный друг.
Ённи смутился ещё больше, а потом вдруг рассмеялся и сказал полушутливо-полусерьёзно:
- А знаешь, Юка, я ведь когда-то был влюблён в тебя.
- Да неужели? И когда же? В песочнице? – Юка попыталась обратить это в шутку, но Ённи продолжал серьёзно:
- Я влюбился в тебя ещё до того, как ты познакомила нас с Йойки. Мы тогда играли втроём. Мне было пять лет. Но даже когда появился Йойки, я сначала не хотел ему уступать. Мы всё время ругались и дрались, ты же помнишь?
- Помню... – Юка совсем растерялась и не верила собственным ушам.
- Но когда мне исполнилось восемь лет, я решил сдаться. Решил уступить Йойки. Я понял тогда, что ты только для него.
Теперь настала очередь Юки краснеть. Эти последние слова Ённи почему-то очень смутили её.
- Но ты ведь знал, что Йойки уйдёт, - сказала она. – Что я не смогу быть с ним.
- Знал. Честно говоря, в детстве мне не раз приходила в голову мысль, что после ухода Йойки я тебя уж точно отвоюю. Но что-то мне помешало. Какое-то чувство у меня было всегда, и сейчас оно никуда не делось, чувство, что вы с Йойки должны быть вместе. Как будто его уход отсюда – это какая-то нелепость, ошибка Судьбы, которую кто-нибудь обязательно исправит.
- А я думала, ты больше не веришь в меня и Йойки... Думала, ты хочешь, чтобы я перестала верить и искать.
Ённи пожал плечами.
- Мы с Мией просто хотели, чтобы ты стала такой же, как раньше. Чтобы ты могла продолжать жить, не одержимая какой-то идеей, которая неизвестно осуществится или нет. Ты знаешь моё мнение. Я живу разумом, а не чувствами. И мой разум не верит, что Йойки когда-нибудь вернётся. Но у меня есть это чувство. Чувство, что вы должны быть вместе, просто нерациональное чувство, и я не знаю, что с ним делать. Наверное, просто смириться, - и Ённи улыбнулся.
- А Мия? Ты ведь любишь её?
- Люблю. И я счастлив рядом с ней. Мия замечательная.
- Да, она замечательная, - Юка улыбнулась. – Я уверена, что у вас всё будет хорошо и в будущем.
- Спасибо, Юка.
- Тебе спасибо. За искренние слова.
- Я сказал это не просто так. Я хочу, чтобы ты всегда оставалась той девчонкой, в которую я когда-то влюбился. Поэтому прекращай уже сохнуть по нему! Живи и радуйся жизни так, как только ты это умеешь!
- Хорошо, - Юка улыбнулась сквозь слёзы, и они с Ённи снова обнялись.
- С Днём рождения, дорогая. Ты всегда будешь моей лучшей подругой, - прошептал Ённи. – Будь счастлива.
- Спасибо, Ённи...
Они ещё немного постояли во дворе, а потом пришла Мия, и вместе с Ённи они вручили Юке подарок и отправились пить чай. Кана Юки пришла в восторг от портрета, нарисованного Йойки – в глазах её стояли слёзы, хотя она и старалась улыбаться.
Это был грустный праздник. Грустные улыбки и смех сквозь слёзы. Первый день рождения без Йойки. Последний день рождения вместе с Каной.
Последний хрупкий день детства.
День, когда хочется сказать времени: «Подожди! Задержи мгновение!», но оно лишь неумолимо убыстряет ход.
Вечером, когда Ённи и Мия ушли домой, Кана поспешно побросала в рюкзак свои вещи. Пришло время прощаться. Теперь Кане предстояло вернуться в дом, где все Каны жили, пока им подыскивали воспитанников. Юке же предстояло завтра написать тот самый тест, которого так боялась её Кана, и по результатам которого будет определена её дальнейшая судьба, определён её будущий воспитанник.
Но сейчас они всё ещё стояли в дверях и не знали, что сказать друг другу. Кана казалась совсем юной с распущенными вьющимися волосами и рюкзаком за плечами.
- Ну что ж, - сказала она, переминаясь с ноги на ногу. – Мне пора. Как только у меня всё устроится, я тебе сообщу – придёшь ко мне в гости. И ещё... Только попробуй завтра провалить тест! Я тогда не посмотрю на то, что я больше не твоя Кана и накостыляю тебе как следует!
Юка засмеялась.
- Не волнуйся! Я не подведу. Спасибо тебе за всё, Кей.
- Девочка моя! – Кана больше не могла сдерживаться и крепко обняла Юку. – Береги себя.
- Ты тоже. Будь счастлива.
А потом Кана по имени Кей ушла. А Юка смотрела ей вслед и думала: «А наступит ли когда-нибудь тот день, когда все будут счастливы? Все мы. Возможно ли каждому из нас найти своё счастье, не омрачённое горечью бесконечных потерь?».
Юка не знала ответа на этот вопрос. Она вдруг ощутила себя очень маленькой и усталой. И одинокой. Словно почувствовав это, Тихаро вспорхнула к ней на плечо.
- Ну вот мы с тобой и остались совсем одни, - улыбнулась Юка. – Что делать будем?
Птица гиуру издала протяжный печальный крик.
- Полностью согласна, - вздохнула Юка. Она больше не хотела оставаться в опустевшем доме и вышла в сад.
А в саду цвели розовые кусты. И теперь Юке предстояло заботиться о них. И ей оставалось только молиться о том, чтобы в том месте, куда отправится её Кана, распустились не менее красивые розы. И о том, чтобы однажды прекрасные цветы распустились и в сердце девушки по имени Кей. Девушки, которая не забыла своё имя. Девушки, которая отдала ей всю любовь и заботу, на которую только была способна.
Юка молилась о том дне, когда все наконец смогут быть счастливы.


   * * *


Небо было затянуто серой пеленой низких снеговых облаков. Ветер жалил щёки. Йойки шёл, задрав голову и глядя, как одинокие птицы рисуют полосы на небесном покрывале.
Сегодня Йойки исполнялось пятнадцать.
Они возвращались с Тио из художественной школы, но не обычной короткой дорогой, а другой – той, по которой раньше никогда не ходили. Сегодня им хотелось прогуляться, прежде чем идти к Йойки домой и отмечать праздник.
Тио уже сделала Йойки подарок – она нарисовала для него картину, на которой было изображено бескрайнее поле розовых цветов, закатное небо, окрашенное багрянцем и стайка пролетающих по небу птиц. Это был образ, который чаще всего приходил к Йойки во сне. Это был образ, воплотить который во всех красках Йойки не хватало ещё умения, но зато его хватало у Тио. Её картина была живой.
И Йойки был так тронут, что даже не постеснялся обнять девушку и поцеловать в щёку, хотя в другой раз у него ни за что не хватило бы на это храбрости.
- Знаешь, Йойки, а ведь уже почти год, как мы ходим в художку, - сказала Тио, тоже подняв голову к небу. – Почти год назад мы с тобой познакомились.
- Да, - улыбнулся Йойки. – Я даже не заметил, как этот год пролетел. И вместе с тем, столько всего случилось за этот год...
Тио кивнула.
- Год назад я была совсем другим человеком. Я всего боялась, не верила в себя. У меня не было друзей. Но ты изменил меня, Йойки. Помог мне поверить в свои силы. Познакомил с Кимом и Клаусом. Теперь у меня есть друзья, есть силы бороться, есть желание жить. Я очень благодарна тебе за это.
Йойки смутился. Ему было приятно и волнительно слышать эти слова.
- Я тоже очень рад, что в моей жизни и в моём мире появилась ты, Тио. Ким и Клаус замечательные ребята, но с ними я о многом не мог поговорить. Они часто не понимали меня, не разделяли мой интерес к рисованию. Мне всегда хотелось иметь такого друга, как ты, Тио. Ты понимаешь меня лучше, чем кто бы то ни было. Мы даже видим одни и те же сны.
Тио заулыбалась. На щеках её снова расцветали пунцовые пятна, и когда девушка подносила к лицу руки в белоснежных пушистых варежках, эти пятна смущения казались ещё ярче.
- Кстати, я почему-то стал реже видеть те сны, - сказал Йойки. – А ты?
- Я тоже, - Тио вздохнула. – Я не понимаю, почему. Я боюсь, что если совсем перестану их видеть, не смогу рисовать.
- Не бойся. Ведь у тебя всё равно останутся память и воображение. Они помогут тебе создать удивительные волшебные картины.
Тио снова улыбнулась.
- Спасибо, Йойки. Ты всегда подбадриваешь меня.
- Да ну что ты...
- Нет, правда. Ты всегда полон веры и надежды. Интересно, ты всегда был таким?
- Я... не знаю, - Йойки действительно не знал. Каким он был раньше? Всегда ли ему хватало веры в хорошее? Или, быть может, кто-то ему помогал и укреплял его веру?
Этого Йойки не мог вспомнить.
- А что это там, впереди? – спросила Тио.
Йойки отвлёкся от своих мыслей. Впереди была высокая стена. Точнее, правильнее было бы сказать Стена. Йойки поднял голову, но не увидел, где Стена заканчивается. Она просто сливалась с небом, сливалась с окружающей белизной снега. За Стеной ничего не было видно.
- Ты когда-нибудь бывал здесь раньше? – спросила Тио.
- Не помню... – Йойки нахмурился. – Мне кажется, что я уже забредал сюда когда-то. Но точно вспомнить не могу.
- Мне тоже это место кажется почему-то знакомым. Странно, что мы раньше никогда здесь не ходили, правда? Ведь это совсем рядом с нашей художкой. Может, там какая-то стройка? 
Йойки пожал плечами.
- В любом случае, место не очень приятное.
- Это точно. Мне кажется здесь даже воздух другой. Как будто какое-то напряжение повисло в нём, - Тио подошла поближе к Стене и попыталась что-нибудь разглядеть за её непроницаемой белизной. – Странное ощущение, - сказала она. – Как будто я уже видела это место во сне...
Йойки тоже сделал шаг вперёд. Тио была права. Воздух здесь действительно был словно наэлектризован. Йойки тут же ощутил странный гул в ушах. Голова закружилась.
Йойки ясно почувствовал – Стена относится к нему враждебно.


  * * *


Небо было ясно-голубым, покрытым россыпью редких перистых облаков. Тёплый ветер играл волосами, невесомо касался щёк.
Юка шла, задрав голову и глядя на пролетающие по небу стаи птиц.
Юка шла к Стене. Юка несла в руке букетик вересковых цветов.
Это был день рождения Йойки. День, когда ему исполняется пятнадцать. День, в который ровно год назад он покинул мир иенков.
И Юка собиралась возложить к Стене этот маленький вересковый букет – подарок тому, кто был для неё всем.
Она подошла к тому месту, где когда-то они с Йойки подобрали Тихаро, положила букет на землю и села рядом. Она закрыла глаза и представила Йойки. Представила его таким, каким запомнила. Она сказала:
- Здравствуй, Йойки. У меня всё хорошо. А как ты поживаешь? Я пришла поздравить тебя с Днем Рождения и пожелать тебе счастья. Прошёл уже год с тех пор, как ты ушёл, а я так и не смогла найти ответы. Прости меня за это. Я обещала тебе, но пока у меня никак не получается исполнить это обещание. Иногда я даже сомневаюсь, а стоит ли вообще продолжать? Раньше ты наверняка осудил бы меня за это. Но с тех пор, как ты ушёл, я стала намного слабее. И я ненавижу себя за это. Иногда я просто не знаю, что мне делать. Но... что это я разнылась? – Юка вдруг рассмеялась. – Со мной действительно всё хорошо, Йойки. Я стараюсь. Раньше я думала, что не смогу жить без тебя, но, оказывается, могу. Это страшно, но это так. Я живу. И ты живёшь. И я рада, что ты ничего не помнишь. Потому что, если бы ты помнил, тебе было бы так же тяжело, как и мне. А я хочу, чтобы тебе было легче. Я... скучаю по тебе, Йойки. Так скучаю. Иногда мне кажется, что я готова отдать жизнь только за то, чтобы посмотреть на тебя. Хотя бы издалека. Просто увидеть, каким ты стал. Просто убедиться, что с тобой всё в порядке. Мне кажется, тогда я стала бы абсолютно счастливой. Йойки, пожалуйста, позволь мне хотя бы посмотреть на тебя...
И Юка открыла глаза. И увидела Йойки. Он шёл прямо к ней.
Сначала Юка подумала, что это видение. Она подумала, что сошла с ума. Разум просто сыграл с ней злую шутку.
Но Йойки был вполне реален. Его невозможно было не узнать, хотя он заметно повзрослел за это время. На Йойки было надето тёплое пальто, а вокруг шеи был обмотан вязаный полосатый шарф. Йойки стал выше. Йойки шёл прямо к ней, но взгляд его был отсутствующим.
Йойки не видел её. 
Юка не сразу заметила, что Йойки не один. Рядом с ним была девушка с длинными тёмными волосами и большими серыми глазами. Очень красивая девушка. Похожая на Йойки. Они разговаривали о чём-то, а потом остановились у Стены так близко, что Юка могла в мельчайших подробностях разглядеть их лица.
Юка тоже встала к Стене вплотную, приложила руку к ледяной поверхности.
- Йойки... – прошептала она. Потом произнесла уже громче: - Йойки, - и наконец, закричала, что было сил: - Йойки! Йойки!
Но Йойки не слышал. Он говорил о чём-то с темноволосой девушкой, но Юка тоже ничего не слышала – только видела, как шевелятся их губы.
- Йойки, Йойки, только не уходи, - шептала она и стучала по Стене и кричала, в тщетных попытках привлечь внимание Йойки. Всё было бесполезно.
Йойки сделал шаг назад, и в какой-то страшный миг, когда Юке показалось, что сейчас он уже уйдёт, её вдруг осенило.
Она отломила тоненький прутик от ближайшего куста и нашла в Стене то отверстие, в которое они когда-то просовывали веточку. И Юка сделала это снова, снова засунула веточку в отверстие, которое, как она узнала позднее, было порами, через которые Стена дышит.
Как и в прошлый раз, прутик вспыхнул ярким пламенем, не успев ещё выйти с другой стороны.
Йойки сразу заметил огонь и подошёл ближе, видимо, пытаясь понять, откуда он взялся. Осторожно он приложил ладонь к поверхности Стены. И Юка со слезами на глазах сделала то же самое. Разница была только в том, что она видела Йойки, помнила его, любила его, а он её – нет. Не видел, не помнил. Уже не любил.
- Йойки, Йойки, - шептала она как молитву имя друга. – Пожалуйста, только не убирай руку. Пожалуйста, постой так ещё немного.
Стена была холодной, а рука Йойки на той стороне – тёплой, и на какую-то долю секунды Юке показалось, что она снова чувствует её тепло. Но Йойки убрал руку. Его лицо стало вдруг бледным, почти белым, как окружающие его снежные просторы.
Йойки отступил от Стены, прикрыл лицо рукой и стоял так какое-то время, не двигаясь. Темноволосая девушка что-то говорила ему, положив руку ему на плечо. Лицо её было обеспокоенным.
«Неужели ему стало плохо?», - с ужасом думала Юка. Ей хотелось закричать: «Убери от него руки! Йойки, что с тобой случилось?!».
Но она молчала. Она была обречена молчать.
А потом Йойки, кажется, стало лучше. На его лицо вернулись краски жизни, и он заулыбался. Его подруга тоже улыбнулась, и они снова о чём-то заговорили, а потом засмеялись.
Засмеялись. Йойки смеялся. Без неё.
И так, смеясь и переговариваясь, они пошли прочь. Йойки в последний раз оглянулся на Стену, задержал взгляд и снова отвернулся.
Юка медленно сползла по Стене на землю, потому что ноги больше не держали. Она смотрела, как Йойки уходит. Снова.
Она видела, как Йойки смеётся с другой. Видела Йойки счастливым. Но не с ней.
И тогда Юка нарушила обещание, данное Йойки ровно год назад.
Юка заплакала.
Она плакала навзрыд от переполняющего её горя, от горя, рвущего грудь и не дающего дышать, от невозможности что-то изменить и собственного бессилия, от невозможности прикоснуться к человеку, который значил для неё больше, чем весь мир.
Прости меня, Йойки. Прости, ведь я обещала не плакать. Прости, но я оказалась слишком слабой. Прости меня. Йойки.
Живи без меня, Йойки.



* * *


Никто не знает, почему так случается. Но стоит только решить всё бросить, как происходит нечто, заставляющее продолжать борьбу.
Так случилось и с Юкой.
Когда она почти решила оставить Йойки в покое раз и навсегда, позволить ему быть просто счастливым в том мире, которому он принадлежит, случилось то, чего они все ждали два года.
Вечером дня рождения Йойки, когда измученная невыносимой болью Юка вернулась в свой пустой дом, она увидела сидящего на крыльце господина Отто. Господин Отто сразу показался ей обеспокоенным. Он держал на коленях какую-то толстую книгу.
И Юка сразу поняла. Господин Отто наконец нашёл что-то. Нашёл ответ.
- Как хорошо, что ты вернулась, Юка! – воскликнул он. – А то я уже начал волноваться, не застав тебя дома.
- Что-нибудь случилось? – спросила девушка.
Господин Отто откашлялся. Он как будто не знал, с чего начать.
- Да, Юка, я нашёл кое-что. Я расшифровал одну из заповедей Стены.
Сердце Юки подскочило к самому горлу, но она не подала вида и сказала шутливо:
- Так это же здорово! Только вид у вас почему-то не очень радостный!
Господин Отто не улыбнулся. Он был серьёзен как никогда, и Юка тоже затихла.
- Я знаю, как попасть на Ту сторону, Юка, - сказал он. – Но тебе не понравится ответ, который я нашёл.
- Мне уже всё равно. Просто выкладывайте.
Внешне Юка была совершенно спокойной, но в её душе происходила маленькая буря.
- Хорошо, - господин Отто снова откашлялся и заговорил: - В одной из десяти заповедей Стены говорилось, что иенок может попасть на Ту сторону только через сон. И мы никак не могли понять, что это значит. Но сегодня, читая книгу человеческих поговорок и крылатых выражений, я совершенно случайно узнал, что у людей есть такое выражение: «Умереть – всё равно что уснуть», а смерть – это сон.
Сказав это, господин Отто замолчал, словно сам испугался собственных слов.
Но Юка не испугалась. Она уже давно была готова к чему-то подобному.
Значит, теперь она знает, что попасть на Ту Сторону сможет только умерев в мире иенков. Эта мысль нисколько не пугала её. Потому что Юка знала ответ. А всё остальное теперь уже не важно.
И Юка заулыбалась.
Солнце садилось. Затянувшиеся поиски клонились к закату.




Глава 9
             
Переход

   


За окном кружились в медленном танце снежинки и опускались на подоконник. Лёгкий мороз нарисовал не стекле едва заметную тончайшую паутину.
Прошла уже почти половина занятия, а Йойки так и не смог нарисовать ни одной линии. Его рука с зажатой в пальцах кистью так и висела над мольбертом. А сам Йойки напряжённо смотрел не на натюрморт из кувшина и винограда, а в окно. Он всё ждал. Но Тио не было.
Тио сегодня не пришла.
Это был небывалый случай. За целый год Тио не пропустила ни одного занятия в художественной школе. Она даже никогда не опаздывала, потому что очень дорожила возможностью обучаться рисованию.
Значит, что-то случилось. С Тио что-то не так. Иначе она обязательно предупредила бы его, что не придёт, ведь вчера они весь вечер переписывались по ICQ.
Потеряв терпение, Йойки отложил кисть, достал мобильный и написал Тио смс с вопросом. Но Тио не отвечала.
Йойки едва смог дождаться конца занятия, рисуя почти не глядя и получив в итоге выговор от учительницы, а потом убежал, не дождавшись просмотра и не попрощавшись.
Погода стремительно портилась, подул северный порывистый ветер, снегопад усиливался. Йойки почти бежал к дому Тио, спотыкаясь и утопая в тяжёлых, словно всасывающих подошвы сугробах.
В голове пролетали самые разные мысли, они пульсировали в висках, отчего голова горела огнём, а на лбу выступали капельки пота.
Что же могло случиться?
Тио заболела? Что-то произошло с ней по дороге? Какие-то неприятности дома? А вдруг на неё напали? Вдруг какой-то несчастный случай? Или... или. Стоп.
Йойки на минуту остановился, сделал глубокий вдох. В висках по-прежнему оглушительно стучало. Йойки только сейчас осознал, как дорога ему стала Тио. Осознал, как сильно он боится потерять её.
Когда Йойки добрался до дома Тио, его пальто, шарф, волосы и даже джинсы – всё промокло насквозь от снега. Йойки тяжёло и судорожно дышал. В подъезде дома Тио было темно и тихо, а в лифте стоял запах спирта.
Оказавшись перед квартирой девушки, Йойки сначала начал барабанить в дверь и только потом сообразил, что для таких случаев люди изобрели звонки. Голова кружилась и слишком плохо соображала.
Сначала Йойки не мог различить за дверью ни звука и испугался, что никого нет дома, потому что тогда он просто понятия не имел, где искать Тио. Но прислушавшись и затаив дыхание Йойки начал различать за дверью чей-то плач. Нет, не чей-то. Это плакала Тио.
- Тио! – закричал Йойки. – Открой, это я, Йойки! Тио, ты слышишь меня?
За дверью раздался звук шагов. Тишина. И робкий голос, прерываемый всхлипами:
- Прости меня, Йойки, но я не могу открыть тебе...
- Почему?! – Йойки был близок к отчаянию. Он не видел Тио, не понимал, что с ней происходит, и почему она плачет. Он готов был выломать дверь только чтобы убедиться, что Тио цела.
- У меня нет ключа... – всхлипнула девушка. – Мать ушла на работу и заперла меня дома.
Йойки оторопел.
- Что значит «заперла»? Да какое она имеет право?! У тебя же занятие в художественной школе!
- Она имеет право. Ведь она моя мать...
- Она не должна так обращаться с тобой!
- Она больше не разрешает мне ходить в художественную школу, Йойки. Она запретила мне рисовать. Сказала, чтобы я раз и навсегда выкинула эту дурь из головы. Она... она... – Тио судорожно хватала воздух и никак не могла продолжить. – Она порвала мои рисунки...
Йойки сжал кулаки. Лицо его побледнело от гнева.
- Да как она посмела! Чокнутая стерва!
- Йойки, пожалуйста, не надо так говорить... Прошу тебя, уходи, оставь меня вместе со всеми моими проблемами. Пожалуйста, иди домой. Мне приятно, что ты беспокоишься обо мне. Спасибо, что зашёл...
- Нет, Тио, я не оставлю тебя! Я не позволю тебе оставаться в этом дурдоме!
- Лучше не вмешивайся. Зачем тебе мои проблемы?
- Это не твои проблемы! Это наши проблемы. Ведь мы с тобой друзья, Тио! Друзья должны помогать друг другу.
- Да, но...
- Не бойся, я вытащу тебя оттуда. Я не брошу тебя!
- Но что ты будешь делать? Ведь дверь заперта.
«Хороший вопрос, - подумал Йойки. – Действительно, что я собираюсь делать?». Даже если бы Йойки захотел выломать дверь, у него не хватило бы на это сил. Дверь была железной, как и всё в этом доме, в этой клетке, капкане.
Приступ собственного бессилия всей своей тяжестью навалился на Йойки, мешая думать и трезво оценивать ситуацию. 
- Выбирайся через окно! По пожарной лестнице! Я помогу тебе спуститься! – сориентировался, наконец, Йойки.
- Не могу... я боюсь высоты, - снова всхлипнула Тио.
Сердце Йойки разрывалась от каждого её всхлипа и вздоха. Хотелось прижать её к себе и успокоить. И пообещать, что всё будет хорошо.
- Но ведь здесь не высоко! Второй этаж! Даже если ты упадёшь, не разобьёшься!
- Нет, Йойки, я так не могу... Даже если я убегу, куда я пойду? Мне всё равно придётся вернуться к матери.
- Не придётся, - сказал Йойки твёрдо. – Ты побудешь пока у меня, а потом мы что-нибудь придумаем.
- А как же твои родители? Что они скажут, если я приду?
- Об этом не волнуйся. Мои родители не будут против. Они скорее возмутятся, что ты живёшь до сих пор в этом сумасшедшем доме. Пожалуйста, Тио, пойдём со мной! Доверься мне!
Какое-то время за дверью не было слышно ни звука, а потом Тио сказала совсем тихо:
- Хорошо. Я попробую. Побудь внизу. Под моими окнами.
Йойки едва не начал приплясывать от радости и хохотать.
- Считай, что я уже там! – крикнул он, убегая по лестнице вниз.
Погода за это время окончательно испортилась. Мягкие снежные хлопья превратились в мелкие жалящие лицо острые крупинки. Серое небо, казалось, вот-вот поглотит землю.
Пожарная лестница проходила как раз рядом с окнами Тио, и добраться до неё можно было лишь немного пройдя по карнизу. Сущий пустяк для того, кто хочет спуститься вниз. Но непреодолимое препятствие для Тио, боящейся высоты. 
Окно открылось, и из него показалось бледное, заплаканное лицо Тио. Распущенные длинные волосы трепал ветер. Тио смотрела на Йойки так, словно он был последней надеждой в её хрупком изменчивом мире, где ничего не принадлежало ей самой.
- Давай же, не бойся! – крикнул Йойки. – Спускайся на карниз.
Лицо девушки на секунду скрылось в окне, и тут же показались её ноги, обутые в сапожки. Осторожно они ступили на карниз. И тут же Тио закричала:
- Нет, я не могу! Мне страшно! – слёзы текли по её щекам.
- Не бойся! Если упадёшь, я поймаю тебя! Иди же ко мне!
Тио сделала один неуверенный шаг и снова остановилась. От проржавевшей пожарной лестницы её отделяло всего несколько сантиметров.
- Спускайся же, Тио! Я поймаю тебя! Просто доверься мне!
Ещё один шаг. Шаг навстречу доверию.
Тио вцепилась слабыми дрожащими пальцами в перила лестницы. Теперь оставалось только поставить на неё ноги.
И Тио сделала это. Йойки снова едва не начал скакать от радости.
- О нет, я больше не могу! – опять заплакала Тио. – Лестница качается от ветра! А ступеньки такие скользкие!
- Говорю же, я поймаю тебя!
- Да я не за себя боюсь... У меня фотоаппарат, который ты подарил мне на День рождения. Что если я разобью его?
- Тогда я подарю тебе новый! – засмеялся Йойки. – Спускайся!
Не так давно у Тио тоже был День рождения, и Йойки всё-таки исполнил данное ей обещание и подарил Тио цифровой фотоаппарат. Пусть он и был не очень дорогой, но Тио была по-настоящему счастлива. С того дня она не расставалась с ним и постоянно носила фотоаппарат на шее.
Ещё один несмелый шаг, и Тио спустилась на ступеньку ниже.
- Давай же, давай, - шептал Йойки.
Тио благополучно спустилась почти до конца пожарной лестницы, когда при особо сильном порыве ветра она не смогла удержать равновесие, поскользнулась и с криком сорвалась.
Йойки успел поймать её на руки, и они вместе грохнулись в сугроб.
Разлепив глаза от снега, Йойки попытался привстать, но мешала лежащая прямо на нём Тио.
- Ты в порядке? – спросил он.
Тио подняла голову и посмотрела на него огромными потемневшими глазами, в которых всё ещё стояли слёзы.
- Не ушиблась? – Йойки коснулся её волос.
- Нет, всё в порядке. А ты?
- И я. А что это красное у тебя на щеке?
- Ничего, - пробормотала Тио и опустила взгляд.
- Похоже на след от удара.
- Это он и есть. Сегодня мать влепила мне сильную пощечину... – Тио попыталась подавить слёзы в голосе, но они всё-таки прорвались, и девушка снова расплакалась. На этот раз она плакала от облегчения.
Йойки крепко обнял её и прошептал, уткнувшись лицом в её волосы:
- Она больше никогда не ударит тебя. Никогда не сделает тебе больно. Обещаю. Я защищу тебя. Я не брошу тебя.
Тио плакала навзрыд и судорожно сжимала пальцами воротник пальто Йойки.
- Но что же мы будем теперь делать? – спросила она.
- Мы будем бороться. Мы будем держаться друг за друга. Пока мы вместе, никто не посмеет причинить нам зло.
- Йойки, пожалуйста, не отпускай меня... Не оставляй меня одну.
- Я никогда не оставлю тебя одну, Тио. Теперь всё будет хорошо.
- Йойки...
Их одежда уже насквозь промокла, но им было всё равно.
Они так и лежали в снегу, обнявшись.


* * *


- Мы сегодня что-то празднуем? – спросила Мия. Она держала в руке стакан с яблочным соком, и вид у неё был растерянный.
- Да нет. Мы просто давно не собирались все вместе, правда, господин Отто? – Юка подмигнула пожилому учителю.
- Да-да, - поддакнул тот. – Я уж было подумал, что вы совсем забыли про меня, ребятки.
Юка, Мия и Ённи сидели на террасе у господина Отто, ели фрукты и сладости и пили сок. Юка собрала их всех вместе под предлогом «вспомнить старые добрые времена», ведь после ухода Йойки чаепития в кабинете рисования постепенно сошли на нет.
- Просто Юка выглядит такой счастливой в последнее время, что я и подумала, уж не скрывает ли она от нас что-нибудь? – усмехнулась Мия.
Но Юка только пожала плечами. По её лицу невозможно было что-либо прочесть.
- У меня просто хорошее настроение. Или в этом есть что-то подозрительное?
- Нет-нет! Конечно, нет!
Юка шутила и смеялась, и Ённи с Мией тоже заразились невольно её весёлостью , забыв обо всех подозрениях. Они были счастливы, что Юка снова как будто стала такой как раньше. Они решили, что время лечит раны, и совсем скоро Юка окончательно придёт в форму.
Поздно вечером друзья засобирались домой, а Юка осталась, чтобы помочь господину Отто убраться.
- Хорошо посидели, - сказал Ённи. – Спасибо, что собрала нас, Юка. Мы думали, что эти встречи для тебя... ну, неприятны теперь.
- Глупости... – Юка махнула рукой. – Йойки не простил бы мне, если бы после его ухода я замкнулась в себе и перестала бы собираться вместе с вами и господином Отто. Для Йойки и для всех нас эти вечера всегда много значили.
- Верно, - Мия улыбнулась и взяла Юку за руку. – Ты молодец. Я счастлива, что с тобой всё в порядке. Давайте ещё как-нибудь вот так соберёмся?
- Обязательно, - улыбнулась Юка, сжимая руку подруги. – Мы соберёмся так снова. Я дам знать, когда будет следующий раз, хорошо?
- Хорошо, Юка... Ну ладно, мы пойдём, да, Ённи?
- Подождите! – спохватилась вдруг Юка. На лице её промелькнула тень беспокойства, словно Юка вспомнила, что хотела отдать друзьям что-то важное. – Подождите... Я хочу сказать вам «спасибо». Спасибо за всё.
- О чём это ты? За что ты благодаришь нас? – изумилась Мия.
И только Ённи, кажется, что-то понял. Но не сказал ни слова.
- Да так! – Юка снова махнула рукой и громко рассмеялась. – Забудьте! Спасибо, что пришли.
Они попрощались, и уже, когда Ённи и Мия вышли за калитку, Ённи вдруг обернулся и сказал:
- Будь осторожна, Юка. Береги себя.
Юка кивнула.
- Не волнуйся за меня. Всё будет хорошо.
- Узнаю нашу Юку, - Ённи засмеялся и помахал ей рукой. – До встречи!
- Да. До встречи.
Когда друзья ушли, а посуда была убрана, господин Отто неожиданно возник у Юки за плечом и спросил:
- Они догадались о чём-нибудь?
- Ённи, кажется, что-то понял, - Юка с улыбкой повернулась к учителю. – Но вряд ли он будет делиться своими подозрениями с Мией. А что поняли вы, господин Отто?
Старый учитель грустно улыбнулся.
- Я понял, что ты собрала всех нас, чтобы попрощаться.
- Не навсегда. А только на какое-то время.
- Я рад твоей уверенности, Юка, но не слишком ли ты торопишься? Мы ведь так и не знаем, как ты сможешь вернуться обратно, если попадёшь на Ту сторону. Мы ведь так и не поняли, что значит «вернуться через память».
- Значит, с этим мне придётся разобраться по ходу. Не волнуйтесь за меня, - и Юка подошла к господину Отто сзади и обняла его за плечи.
- Я не могу не волноваться. Ведь мы даже не знаем, сработает ли выбранный нами способ...
- Но ведь другого способа нет. Мне ничего не остаётся, кроме того, чтобы попробовать. Здесь меня уже ничего не держит. Я не смогу дальше жить, не увидевшись с ним.
- Да, я знаю. Я просто хочу, чтобы ты была осторожна и ещё раз всё хорошенько обдумала.
- Знали бы вы, сколько раз я уже это передумала... Я ночами не спала, прежде чем решиться.
- Я просто не хочу потерять ещё и тебя после того, как потерял Йойки, - сказал господин Отто очень тихо.
- Ну что вы! – Юка обняла учителя ещё крепче. – Вы вовсе не потеряли нас! Мы ещё обязательно соберёмся все вместе! И Йойки тоже будет с нами! Вот увидите!
Господин Отто улыбнулся. Кажется, тревога уже не так сильно сжимала его слабое старое сердце.
- Когда ты говоришь так, я начинаю в это верить. Всё-таки Юка, ты обладаешь уникальной способностью вселять веру в других. Ты удивительная девочка.
- Вы меня смущаете... – рассмеялась Юка.
- Я серьёзно. Я буду каждый день молиться, чтобы у тебя всё было хорошо. И чтобы у тебя всё получилось.
- Спасибо вам, господин Отто, - горячо прошептала Юка. – Не знаю, что бы я делала без вас. Но уж точно я не решилась бы на всё это. Сломалась бы.
- Послушай, Юка...
- Да?
- Я хотел бы попросить тебя кое о чём, - господин Отто вдруг смутился. – Не могла бы ты, когда будешь Там...
- Да, конечно! – Юка не дала ему договорить. – Конечно, я найду её!
- Вряд ли Нимиру ещё жива. Ведь пройдя через Стену, она утратила возраст Ноль. Но мне всё же хотелось бы узнать о ней хоть что-нибудь. Как она жила там все эти годы. И родила ли она нашего ребёнка...
 - Я обещаю сделать всё возможное, чтобы узнать что-нибудь о Нимиру. Вы хотели бы ей что-нибудь передать, если она всё ещё жива?
- Просто передай ей, что я никогда не переставал любить её.
- Хорошо, - прошептала Юка. На глаза её навернулись слёзы. – Я передам. Но почему вы не хотите отправиться со мной?
Господин Отто только покачал головой.
- Я уже слишком стар для такого путешествия. Лучше я подожду тебя здесь. Ты только возвращайся, Юка.
- Конечно. Я обязательно вернусь. Вы только дождитесь.
- Ну, тогда до встречи? Не будем прощаться.
- До встречи, господин Отто. Ещё раз спасибо вам за всё.
- Тебе спасибо, Юка. Удачи!
Юка вышла за калитку и с улыбкой помахала учителю рисования. Её светлые волосы золотились в лучах заходящего солнца.
И господин Отто помахал ей в ответ. Он молился о том, чтобы у этой маленькой, но такой сильной девочки всё получилось. Он молился, чтобы ей хватило сил преодолеть всё то, на что никогда не мог решиться он сам.


  * * *


Память – изменчивая вещь. Разные события нашей жизни могут представать перед нами в разных обличиях в зависимости от того, сколько времени прошло. Сегодня наше прошлое может казаться нам запертым в мрачной комнате, где по углам висит паутина, а через десять лет те же события прошлого откроют для нас дверь в светлую, уютную и просторную комнату, залитую солнечными лучами.
Время меняет всё. Меняет нас и наш взгляд на собственное прошлое.
Йойки всегда боялся этого непостоянства. Ему хотелось, чтобы события его жизни оставались из года в год такими же, какими были восприняты и никогда не меняли свой цвет. Его страшила мысль, что память может измениться.
Йойки не знал, откуда у него такой страх. Ему то казалось, что раньше подобные мысли никогда не преследовали его, то казалось, что этот страх всегда жил внутри него, отравляя его душу ядом медленного действия.
Особенно сильный приступ этого страха – потерять собственную память или изменить воспоминания случился с Йойки, когда он нашёл папку со своими старыми рисунками. Собственно говоря, их и старыми-то нельзя было назвать. Йойки не мог дать им больше года-двух.
Почему-то эти рисунки никак не отпечатались в памяти у мальчика, словно это и не он вовсе рисовал их. Но один из рисунков буквально выбил у Йойки почву из под ног на несколько дней.
Это был простой альбомный лист формата А4 с неровным верхним краем – Йойки уже не рисовал на таких. Сейчас он использовал только акварельную бумагу, которая продается отдельными листами и которую не нужно вырывать из альбома, уродуя край.
Рисунок также был немного помят, словно Йойки куда-то носил его, но от долгого лежания в папке почти распрямился.
На рисунке была изображена девочка. Девочка с короткими светлыми волосами, золотящимися в солнечных лучах, одетая в простенькое жёлтое платье, развевающееся на ветру. Девочка бежала по бескрайнему полю розовых цветов. Она казалась такой лёгкой, почти невесомой, и улыбка её была такой счастливой, а глаза сияли.
Йойки долго смотрел на этот портрет. Какое-то смутное узнавание шевельнулось у него в душе, и Йойки попытался вспомнить, когда он рисовал эту девочку и знает ли он её на самом деле. Ведь раньше Йойки не помнил за собой такой привычки – рисовать выдуманных людей.
Но прошедшее время что-то сделало с его памятью. Йойки так и не смог вызвать к жизни хоть какой-то образ, связанный с этим рисунком. На миг он даже усомнился в том, что нарисовал его сам. Но присмотревшись, прошептал:
- Нет, только я мог так безбожно изуродовать акварель там, где можно было нарисовать хорошо. Это мои вечно неуверенные мазки.
Да кто же она такая? Эта девочка, что кажется такой реальной.
Йойки не помнил. Наверное, он всё-таки выдумал её. Или увидел во сне.
Ну ладно, с этим Йойки ещё мог смириться. Куда сильнее его пугало другое – он совершенно не помнил, когда, при каких обстоятельствах и как он рисовал это. Важнее всего было это как.
Йойки знал все свои работы в деталях, он всегда мог восстановить в памяти последовательность выполнения рисунка, всегда точно знал, что нарисовал вначале, а что потом. Знал, с чем провозился дольше всего, и что далось всего труднее, и наоборот, помнил, какая часть рисунка принесла наибольшее удовольствие и удовлетворение.
Но глядя на этот рисунок, словно появившийся из другого мира, Йойки не мог вспомнить ничего. Как будто его нарисовал какой-то другой Йойки. И это не просто пугало. Это приводило в ужас.
Йойки решил обратиться к матери. Она всегда следила за его творчеством и могла помнить какие-то моменты, которые упустил он сам.
Мать готовила салат и резала помидоры, когда Йойки подошёл к ней и положил на стол свой рисунок.
- Ты не помнишь, когда я нарисовал это? – спросил он.
Мать отложила нож и внимательно посмотрела на рисунок. На лице её тут же мелькнуло узнавание:
- Да-да! Я припоминаю! Такой замечательный рисунок! Эта девочка нарисована так живо, что её невозможно забыть!
- Рад, что тебе нравится, но всё-таки, ты не помнишь, когда я нарисовал её?
Мать нахмурилась, почесала бровь кончиком мизинца.
- Мне кажется, ты был очень странный тогда...
- Что значит «странный»? Когда «тогда»? – Йойки уже не на шутку разволновался.
- По-моему, это случилось около года назад. Ты вернулся тогда домой с прогулки. На улице шёл сильный снег, и ты пришёл весь мокрый и, оказавшись дома, первым делом вытащил из под рубашки этот рисунок. Он был сильно помят, и я помню, я ещё очень удивилась тогда и спросила, когда ты нарисовал его. Такое ощущение, что ты сделал это прямо на улице... Я так и не поняла, куда ты носил этот рисунок и когда нарисовал его, потому что ты так и не ответил мне. У тебя были странные глаза в тот вечер. Как будто затуманенные. Словно ты ничего вокруг себя не видел и не слышал. А потом ты ушёл к себе в комнату и сразу уснул. А я убрала твой рисунок в папку и положила под книги, чтобы он распрямился. Потом ты проснулся и уже что-то болтал как ни в чём ни бывало, забыв про этот рисунок. По-моему, с тех пор я его и не видела... А всё-таки как хорошо получилось! Какие светлые нежные оттенки!
Дальше Йойки уже не слушал. История, рассказанная матерью, ещё больше напугала его. Йойки не помнил, что он делал в тот вечер, о котором она говорила, не помнил, чтобы он приносил домой рисунок, спрятанный под рубашкой. Всё это действительно было слишком странно.
И тогда Йойки понял, что нет ничего ужаснее этого мучительного ощущения собственного бессилия перед памятью. Йойки понял, что нет ничего страшнее мысли, что его собственная память ему не принадлежит. И что какие-то события его жизни ускользнули так, словно их никогда и не было. Изменились, истончились, исчезли.
В тот день Йойки спросил себя: «А что ещё я не помню?».
Йойки спрашивал себя, какие из его воспоминаний настоящие? И может ли быть так, что те воспоминания, что есть у него сейчас, когда-то были совсем другими? И возможно ли то, что какие-то события, запечатлённые его памятью, на самом деле совсем не такие, как он думает?
А девочка, бегущая по цветущему полю, только улыбалась и не давала никаких ответов. Йойки смотрел на её лицо долго, но оно таяло в тумане его памяти, теряло резкость и превращалось просто в нарисованное на бумаге лицо, состоящее из множества линий.
В конце концов, намучившись, Йойки убрал рисунок обратно в папку. Он хотел ещё позже с этим разобраться. Но почему-то забыл.
А иррациональный страх снова погрузился на дно его сознания.
Время идёт, время уходит. Память рисует новые образы, меняет привычные черты.
Память ускользает, оставляя после себя лишь размытые пятна акварели.


* * *


Юка уже давно планировала Переход. С того момента, как она поняла, где выход из мира иенков, прошло уже несколько месяцев, и всё это время Юка была занята подготовкой к Переходу, как они называли это событие с господином Отто.
Конечно, первым её порывом было броситься к Йойки уже сейчас, но господин Отто быстро осадил её вопросами: «А где ты будешь жить?», «А есть ли у тебя человеческие деньги?», «А как ты собираешься найти Йойки в огромном Городе?».
Юка не так уж много знала про мир людей. Только то, что им рассказывали на уроках да то, что она слышала от Йойки и старых иенков. Господин Отто знал немного больше. И у него было немного золота. Это золото он отдал Юке, велев обменять его на деньги, которых ей должно хватить на первое время.
- Люди очень любят золото, - сказал он. – За него они могут вести войны и убивать. Этот блестящий металл они ценят больше, чем человеческую жизнь.
Также господин Отто рассказал Юке, как снять жильё и купить еду и одежду в супермаркете. Юка с жадностью впитывала информацию, не упуская ни единой детали.
И когда уже почти всё было распланировано, лишь один вопрос оставался открытым: как найти Йойки?
- Мы ничего не знаем о его адресе, - говорил господин Отто. – Но ты можешь найти Йойки через художественные школы. Для этого тебе придётся обзвонить и обойти их все. Может, тебе даже повезёт сразу, и ты быстро найдёшь его.
- А если... то есть, когда я найду его, что мне делать? – спросила Юка.
- Лучше запомни, что ты не должна делать. Ни в коем случае не рассказывай Йойки, откуда ты пришла и зачем. Это может сразу оттолкнуть его от тебя. Он, скорее всего, просто не поверит тебе и посчитает ненормальной. Запомни, что у Йойки сейчас своя жизнь, устроенная и размеренная. Он не готов к такому вмешательству, как ты. Для тебя в его жизни просто не предусмотрено места.  Поэтому будь осторожна с Йойки. Не стоит даже и надеяться, что он сразу сможет узнать тебя.
Юка очень хорошо запомнила эти слова и повторяла их про себя бесчисленное множество раз. Столько, чтобы запомнить эту простую и беспощадную истину и не наделать ошибок. Столько, чтобы огрубела душа, и остыло сердце.
Йойки не помнит. Нельзя рассказывать. Йойки уже не тот, что раньше. Йойки не помнит меня.
И Юка действительно успокоилась. Она больше не плакала, как в тот день перед Стеной, когда увидела Йойки. Внешне Юка была совершенно спокойной и собранной, говорила рассудительно и часто шутила и смеялась, как раньше. Но внутри у Юки что-то безвозвратно изменилось. Как будто что-то остановилось. Стоп. И больше некуда бежать. Юка уже знает ответ.
И вот, когда подошёл долгожданный день Перехода, Юка собрала небольшую прощальную вечеринку для друзей. Единственный иенок, с которым она не могла проститься, - это её Кана. Кей была сейчас слишком занята знакомством с новым ребёнком, и Юка не могла с ней общаться. Единственное, что Юка знала, - это то, что новый ребёнок Каны тоже девочка. Сначала это известие неприятно обожгло Юку, но вспыхнувшая было боль тут же потухла, и Юка подумала: «Может, это и к лучшему. Может, эта девочка сможет заменить тебе меня. Так будет даже лучше. Будь счастлива, Кей».
Вот и всё. Прощаться больше не с кем. В своей новой специализированной школе, куда Юка поступила почти год назад, она так и не смогла завести себе новых друзей.
Вот и всё. С собой Юка брала только золото господина Отто, рисунок Йойки, который мальчик подарил ей, когда ушёл, и на котором были изображены они вдвоём, а ещё шкатулку Каны с оленёнком и высохшим цветком майнисового дерева и Калейдоскоп. Вот и всё, что Юка могла забрать с собой.
Больше её ничто здесь не держало.
- Ах да, Тихаро! – улыбнулась девушка. – Ты ведь пойдёшь проводить меня?
Тихаро тихо опустилась на плечо Юки. Теперь можно идти. Теперь точно всё.
И оглянувшись на свой опустевший дом, Юка пошла по направлению к Большой Северной скале.


  * * *


Иногда вещи, которые вначале кажутся очень сложными, оказываются самыми лёгкими. И приходится удивляться, как это раньше такой простой ответ не пришёл тебе в голову.
Юка когда-то обещала себе запомнить Звездопад на всю жизнь, запомнить мельчайшие детали того удивительно вечера.
И только сейчас, спустя два года, Юка осознала, что упустила из виду самое важное, что случилось в тот вечер. Упустила самую главную зацепку, которую Судьба дала ей ещё тогда. Юка просто не обратила на неё внимания.
Это была та страшная история, рассказанная Ённи как будто в шутку, чтобы напугать Мию. Когда они вчетвером только поднялись на Большую скалу и подошли к самому краю, Ённи заговорил загробным голосом, и его слова Юка помнила и сейчас:
Говорят, что полсотни лет назад с этой скалы упали двое молодых иенков…
Их тела так и не нашли. Старые иенки говорят, что они перенеслись на ту сторону Стены.
Юка помнила, как Ённи воздел вперёд руки, изображая зомби и начал медленно надвигаться на Мию, и как при этом его очки сползли на нос. Помнила, как Мия начала ругать его. Помнила, как смеялись над ними они с Йойки.
Эта картинка так ярко отпечаталась в её сознании. И Юке оставалось только спрашивать себя: «Ну почему же я раньше не догадалась?».
Но это был вопрос в никуда. Ведь наша память не подчиняется никаким законам. Она словно живёт своей жизнью.
Почему запоминается одно, а другое словно проплывает мимо и всплывает только через какое-то время? Ответа на этот вопрос Юка не знала. Она только жалела, что не может поговорить на эту тему с Йойки, которого всегда так интересовали свойства памяти.
Интересно, что его интересует сейчас?
Когда Юка поднялась на Большую скалу, солнце почти село. Небо на горизонте ещё розовело, а остальная часть небосвода начала погружаться в чернильную тьму.
Юка подошла к самому краю. Ветер обдувал её волосы, касался лица. Весь мир иенков открывался перед ней, словно прощаясь.
Юка посмотрела вниз. Земля была так далеко, что её невозможно было различить. Юка обратилась к сидящей на её плече птице гиуру:
- Как думаешь, Тихаро, это будет больно?
Тихаро молчала. Взгляд её ультрамариновых глаз был устремлён вдаль.
- Я совсем не боюсь боли, - прошептала Юка. – Даже если мне будет так больно, что я не смогу дышать, это ничего. Главное, чтобы у меня получилось.
Господин Отто был прав. У Юки не было никаких гарантий, что всё получится. Прыгнуть с Большой скалы, чтобы погибнуть в мире иенков и возродиться на Той стороне Стены – это лишь догадка, ничем не подтверждённая.
Вполне может случиться так, что Юка просто погибнет. Но это был риск, на который она готова была пойти.
- Вот и всё, - прошептала она, глядя вниз. – Меня здесь больше ничего не держит, Тихаро. И если в моём мире нет Йойки, этот мир не нужен мне. Я готова отказаться от него. Я готова уйти навсегда. Я готова даже умереть. Мне просто всё равно. Без Йойки моё существование утратило всякий смысл.
На глазах Юки заблестели слёзы, но девушка вдруг улыбнулась.
- Куда бы я ни отправилась, я буду искать там тебя.
Юка сделала ещё один маленький шаг вперёд, и в пропасть полетели крошечные камешки. Юка подняла голову и устремила взгляд к догорающему на горизонте солнцу и расставила в стороны руки, словно собиралась полететь.
- Тихаро, я буду скучать по тебе, - сказала Юка. – Как думаешь, у меня получится сейчас взлететь? Я всегда об этом мечтала, и тут представилась отличная возможность проверить... Может, ты научишь меня летать, а, Тихаро?
Солнце опускалось за горизонт. Холодный сухой ветер развевал волосы.
Слёзы блестели на глазах, но Юка улыбалась.
Куда бы я ни пошла, я буду искать там тебя.
Юка сделала последний шаг вперёд, и земля ушла у неё из-под ног. 
Птица гиуру расправила крылья и с протяжным криком взмыла ввысь.



   


Глава 10

     Летать. Ультрамарин. Выставка.

 



Есть ли препятствия для птиц? Кажется, они могут полететь куда угодно, дух свободы у них в крови, а небо для них – воздух, без которого они погибают. Лучше умереть, почувствовав радость полёта и свободу самому выбирать направление, чем жить в неволе.
Йойки любил смотреть на птиц с балкона своего четырнадцатого этажа. Они летали так низко, что Йойки слышал, как хлопают их крылья. Иногда ему хотелось дотянуться до них и отправиться вместе с ними. Но птицы не могли забрать его. Птицы были свободны. А Йойки – нет. Несмотря на отсутствие запретов и свободу самому выбирать жизненный путь, Йойки почему-то не чувствовал себя свободным.
Иногда Йойки завидовал птицам. Ему казалось – для них нет никаких препятствий. Ему казалось, что, несмотря на внешнюю кажущуюся свободу, его душа заперта в клетке бетонных высоток.
Йойки посмотрел вниз на оживлённую трассу, на крошечных снующих туда-сюда людей. Посмотрел вдаль, где горизонт был скрыт за высотными зданиями, за железными крышами, за проёмами маленьких окон-клеток.
Здесь Йойки не мог дышать полной грудью. Ему просто не хватало воздуха.
- Почему вздыхаешь? – спросила Тио, возникшая в дверном проёме.
На её плечах был накинут тёплый пуховый платок – Тио всё время мёрзла.
- Зайди в дом, здесь холодно, - сказал Йойки. – Я просто вышел подышать свежим воздухом...
Но Тио не вернулась в дом, она подошла к Йойки и тоже посмотрела вниз с балкона, а потом – на птиц, летящих по небу и хлопающих своими огромными чёрными крыльями.
- Ну и как тебе здесь дышится? – спросила Тио.
- Плохо, - невесело усмехнулся Йойки. – Я отчего-то всё время задыхаюсь. Может, воздух отравлен выхлопными газами? Я его просто не чувствую... как будто здесь нечем дышать.
- У меня тоже так часто бывает. Особенно, когда я жила у матери. Хотелось вдохнуть чистого воздуха, но где его взять?
Тио немного помолчала. И продолжила уже тише:
- Но знаешь, с тех пор, как я уехала от матери, мне стало легче дышать. Может, в том районе, где живёт моя бабушка, воздух чище?
После того, как Тио сбежала из дома матери, она пожила несколько дней у Йойки. Его родители очень тепло отнеслись к девочке и предложили переехать хоть насовсем. Но Тио связалась со своей бабушкой, которая жила аж на другом конце города. Бабушка была старенькая и больная, и Тио попросилась пожить к ней. Она призналась, что давно уже хотела жить с бабушкой, но от неё было слишком далеко добираться до школы и художки, да и мать была против. Мать и сейчас была против, но Тио её больше не слушала. Она сказала, что лучше будет вставать в пять утра, чтобы добраться до школы, и устроится на работу, чтобы обеспечить себя и больную бабушку, чем снова вернётся к матери, способной погубить и растоптать её мечту.
Йойки же сказал, что будет помогать ей всем, чем сможет. Они стали друг другу как будто ближе за эти дни.
- Значит, уйдя от матери, ты почувствовала себя более свободной? – спросил Йойки.
- Да, наверное. У меня как будто исчезли тиски, сдавливающие грудь. И если бы не ты, Йойки, я никогда не решилась бы на это. Наверное, я просто поддалась бы матери и бросила рисовать. Спасибо тебе за всё.
- Ну что ты, - улыбнулся Йойки. – Ты смущаешь меня. Я ничего особенного не сделал.
- Ты просто помог мне понять саму себя. А это очень много значит. И теперь мне даже дышится легче.
- Я рад, - прошептал Йойки и поднял голову к небу.
Пошёл снег.
И Йойки спросил себя: «А что же сжимает в тиски мою грудь? Почему мне так тяжело дышать? Ведь никто не давит на меня. У меня нет матери-истерички. Мне ничего не запрещают. Так почему же я не чувствую себя свободным?».
Снег падал крупными хлопьями. Тио подставила под него раскрытую ладонь, на которую сразу упало несколько пушистых снежинок. Но долго любоваться их красотой не удалось – снежинки растаяли от человеческого тепла, оставив после себя лишь крошечные слезинки.
- Замёрзла? – спросил Йойки, накрыв её ладонь своей.
- Нет, - Тио отчего-то смутилась и отдёрнула руку.
Они постояли какое-то время молча, а потом Тио сняла с шеи фотоаппарат.
 - Давно хотела запечатлеть вид, открывающийся с твоего балкона.
- А мне он не нравится. Тоскливый какой-то.
- Он не тоскливый. В нём есть что-то пронзительно-грустное. И прекрасное.
- Будь осторожна...
Тио забралась не небольшое возвышение и вся вытянулась вперёд, сосредоточившись на открывающейся в объективе панораме.
Сделав несколько благополучных снимков, Тио вытянулась ещё и встала на цыпочки, чтобы сфотографировать небо с летящими по нему птицами.
- Ты ведь боишься высоты, слезай... – Йойки начал паниковать.
- Ничего, я уже почти-почти... Здесь так красиво!
Но неожиданно фотоаппарат дрогнул и чуть не выскользнул у Тио из рук. Она вздрогнула всем телом и подалась ещё вперёд, чтобы удержать его, но перегнувшись слишком сильно через перила балкона, сама потеряла равновесие.
На какой-то миг Йойки пронзил холодный липкий ужас – ему показалось, что сейчас Тио упадёт. И, наверное, так и было бы, если бы Йойки не успел поймать её за талию и удержать. Тио тихонько вскрикнула, сердце Йойки подпрыгнуло в горлу. Он держал её так крепко, как только мог.
Всё это случилось за каких-нибудь несколько секунд, а Йойки казалось, что время в тот момент остановилось. Время просто исчезло. И остался только он сам, его ледяной страх и падающая Тио.
Тио спустилась с возвышения и вцепилась в Йойки. Чудом спасённый фотоаппарат опустился на пол. Йойки продолжал прижимать Тио к себе, а снег продолжал идти.
- Я так испугался, - прошептал Йойки.
- Я тоже, - голос Тио дрожал. – Прости меня.
- Но я ведь обещал не отпускать тебя, помнишь?
- Да...
- Тио.
- Йойки.
Они смотрели друг другу в глаза, и неизвестно, кто к кому потянулся первым. Быть может, это случилось одновременно.
Поцелуй был короткий, лёгкий, несмелый. И губы были такими тёплыми, а ветер – холодным, неистовым. Снежинки касались кожи и таяли. А Тио и Йойки стояли словно на вершине снежного мира и не разжимали объятий.
В тот момент они по-настоящему принадлежали друг другу, а весь мир принадлежал им.
- Я никогда ни с кем не целовалась, - прошептала Тио спустя какое-то время.
- Я тоже, - сказал Йойки. – Ты извини, если что не так...
- Нет, всё так, - улыбнулась Тио и положила голову ему на плечо. Щёки её пылали.
Казалось, они могут стоять вот так, обнявшись, ещё очень долго. Но балконная дверь неожиданно скрипнула, и на пороге возникла мама Йойки.
- Ой! – воскликнула она. – Я забыла постучаться!
- Мама! – взревел Йойки, ставший весь пунцовым. – Зачем ты пришла?!
- Да вот... хотела позвать вас пить чай. Здесь же такая холодина! Тио простудится... в общем, - она сама смутилась и засмеялась. – Приходите на кухню, - и, подмигнув Йойки, скрылась.
- Вот всегда она так! – ругался Йойки. – Кто просил её заходить?!
А Тио вдруг закрыла рот ладошкой и засмеялась.
- Ты чего? – опешил Йойки.
- Ты такой смешной! – Тио уже хохотала вовсю. – И твоя мама тоже! Вы оба такие... такие... – Тио не могла договорить – её душил смех.
Йойки и сам засмеялся, осознав комичность ситуации. Они смеялись, и шёл снег. И если бы Йойки спросили, счастлив ли он сейчас, он не задумываясь ответил бы, что да, счастлив.
- У вас замечательная семья, - сказала Тио, отсмеявшись. На глазах её блестели слёзы, лицо разрумянилось.
- Мои родители просто чокнутые, - улыбнулся Йойки и смахнул слезинку с лица Тио.
- Они очень любят тебя, - сказала она.
- Я тоже их люблю. Несмотря на то, что они чокнутые...
Тио снова засмеялась, а потом они долго смотрели друг на друга и улыбались чуть смущённо. Это были счастливые улыбки, чистые, как падающий снег, чувства.
И только птицы в небе кричали отчаянно и протяжно и хлопали крыльями, и искали свободы, бесконечно, неустанно.


               



* * *


Из книги «Мифология древних иенков»

С ультрамариновым цветом у древних иенков связано много легенд. Ультрамарин всегда считался цветом перерождения. Усопших иенков одевали в саваны тёмно-синего, ультрамаринового цвета, так как он считался благоприятным для уходящих в загробный мир. По этой же причине древние иенки так почитали птиц гиуру. Перья этих редких птиц были окрашены в магический ультрамариновый цвет на груди и крыльях. Согласно поверьям, если вырвать у птицы гиуру ультрамариновое перо и предъявить его Стражу загробного мира, Страж подарит возможность воплотиться на Земле ещё раз и самому выбрать себе судьбу.
Также ультрамариновое перо птицы гиуру могло вернуть к жизни умирающего или сократить жизнь иенку, не желающему ждать возраста Ноль. 
Птицы гиуру причислены к вымирающему виду, и считается, что тем, кому довелось увидеть живую птицу гиуру, будет всю жизнь сопутствовать удача. Благодаря умному взгляду проницательных ультрамариновых глаз гиуру наделяли разумом, отличающим её от других птиц.  Иенки верили, что гиуру понимают всё, что говорится вокруг, а также могут читать мысли. Гиуру – дикие птицы и приручить их невозможно. Но ходят легенды о тех случаях, когда гиуру сами выбирали себе хозяина. Если такое случалось, птица оставалась верна хозяину и помогала ему во всём, в том числе и во всём, что было связано со смертью и перерождением. Хозяин, которого избирала себе гиуру, отличался от других. Далеко не каждый мог владеть волшебной птицей. Для этого нужно было обладать необыкновенно чистым сердцем, благородством и способностью пожертвовать собой ради других. Такой иенок до конца своих дней оставался отмечен печатью ультрамарина и мог переступать через то, что для обычных людей и иенков было под запретом.
Для самих птиц гиуру не существовало никаких запретов. Говорят, что они каким-то непостижимым образом могут пересечь даже Стену. А некоторые хозяева диковинных птиц даже утверждали, что гиуру говорили с ними. 
Птиц гиуру называли вестниками Стены. Иенки верили, что они имеют непосредственную связь с самим создателем Стены, если таковой, конечно, существует. И только избранные могли получить какие-то сведения от создателя Стены через Его посредников – птиц гиуру.
Убивший гиуру был обречён на вечные несчастья и страшные муки после смерти. А тот, кто спас гиуру, наоборот, всегда попадал в рай.
Также в ультрамариновый цвет окрашивается проход в Стене, когда приходит время людям возвращаться в свой мир. Это не случайно и означает переход на новую ступень существования, перерождение в ином мире.


* * *


В полупустой комнате было сумрачно и холодно. Колыхались от лёгкого сквозняка занавески – оконные рамы не были заклеены, и в них свистел ветер. Ветер свистел во всех щелях, пробирался под одежду, касался кожи своими ледяными пальцами.
Холодные половицы скрипели от каждого шага, краска с них облупилась, и голые доски зияли чёрными дырами.
В ванной капала вода из незакрывающегося крана, на стене тикали часы. В воздухе кружились и оседали на посеревший ковёр пылинки.
Юка сидела в старом выцветшем кресле у окна и провожала взглядом проезжающие автомобили. На плечах её был накинут тёплый плед, в который девушка прятала озябшие руки. Казалось, она сидит так уже очень давно, не двигаясь.
Рядом на столе были разложены какие-то бумаги, газетные вырезки, раскрытый телефонный справочник. Налетающий сквозняк шелестел страницами – Юка плотнее куталась в свой плед.
На спинке кресла рядом с Юкой дремала Тихаро. Но её ультрамариновый глаз поминутно открывался – птица старалась быть начеку.
Юка тоже не спала. Под глазами у неё образовались синеватые тени от регулярного недосыпания. Вот уже три недели Юка почти не позволяла себе отдыха – она непрерывно занималась поисками Йойки.
У неё всё ещё иногда сильно болела голова. Почти так же сильно, как в тот момент, когда Юка только пришла в себя после Перехода.
Юка не помнила, что случилось с ней после того, как она спрыгнула с Большой северной скалы. Помнила только ветер, громко свистящий в ушах, и ощущение падения, вид стремительно приближающейся земли, увеличивающейся на глазах и словно готовящейся поглотить Юку. А потом перед глазами всё потемнело, и память, и жизнь вдруг закончились, как будто кто-то нажал на выключатель. Всё закончилось.
А когда Юка снова открыла глаза, над ней было серое, слепящее глаза низкое небо. Оно словно нависло над Юкой и опускалось на неё, не давая дышать. Это было первое, что она ощутила, оказавшись в мире людей – нехватка воздуха, невозможность сделать вдох и дикая боль в груди.
Юка поднялась и закашлялась, кашель отдался новой болью, но Юка наконец-то смогла сделать судорожный вдох. Её лёгкие словно сопротивлялись и не хотели дышать этим незнакомым воздухом.
Вокруг всё было белым, и эта белизна слепила глаза, и Юка мгновенно ощутила острую боль в голове. Сначала она подумала, что ударилась при падении, но потрогав голову мокрой и холодной от снега рукой, Юка не нашла следов крови.
«У меня получилось», - подумала Юка и обязательно заплясала бы от радости, если бы не дикая боль и навалившиеся тошнота и слабость.
Юка не могла даже пошевелиться. Никогда ещё ей не было так плохо.
«Так вот что бывает, когда нарушаешь запреты», - подумала она и поморщилась.
А вокруг не было ничего, кроме снежных просторов и возвышающихся на горизонте высоток. Юка была совсем одна в этом чужом холодном мире. Её пронзил страх перед собственной беспомощностью и слабостью, перед своим бесконечным одиночеством. Юка понятия не имела, куда идти и что делать. Она не могла даже встать.
Но одиночество Юки было недолгим. Прямо над головой она услышала шелест крыльев, и тут же, не успела Юка опомниться, как на её плече уже сидела Тихаро.
В этот момент даже невыносимая головная боль показалась Юке не такой уж сильной. Ведь она больше не была одна. Верная Тихаро по-прежнему была с ней. 
Так началось пребывание Юки в мире людей. Первым делом она отправилась искать место, где можно было бы обменять золото на человеческие деньги. И это оказалось легче, чем Юка думала. Господин Отто был прав – люди действительно очень любили этот желтый металл, и при виде его глаза их загорались. Куда сложнее оказалось найти на вырученные деньги жильё. Никто не хотел сдавать Юке квартиру, потому что она была с птицей. Но, наконец, Юке удалось найти эту маленькую комнатушку на первом этаже старого дома. Здесь было холодно и сыро, и хозяйка была рада, что хоть кто-то согласился жить здесь. Ей было даже всё равно, что у Юки была с собой птица.
«Просто убирай за ней дерьмо, и никаких проблем», - сказала хозяйка и ухватила цепкой морщинистой рукой квартплату.
По вечерам, когда в комнате становилось особенно холодно, а ветер за окнами выл неистово и бил в неплотно закрытые стёкла, Юка размышляла о том мире, в который попала.
Люди, которых она видела каждый день, на первый взгляд ничем не отличались от иенков, к которым она привыкла. Они болтали, смеялись, бывали серьёзны и печальны, угрюмы и раздражительны, они занимались своими делами или заботились о близких, они просто жили. И единственное, что Юке пока удалось понять, - это то, что все люди были разными.
И все они относились к Юке по-разному. Некоторым, как например, хозяйке квартиры, было наплевать на девочку, лишь бы только она исправно платила ей деньги. А пожилая женщина, у которой Юка покупала утренние газеты, относилась к ней с пониманием и участием, расспрашивала о делах и рассказывала о себе. Люди были открытые и были замкнутые. Кто-то любит почесать языком попусту, а кто-то всё держал в себе.
Пожалуй, теперь Юка причислила бы Йойки к тем, кто все свои проблемы держал в себе и старался быть сильным. Но стоило только Юке задуматься о чём-то подобном, как сразу вставал вопрос: «А какой Йойки теперь? Может, он уже не такой замкнутый, как прежде? Может, теперь он стал для меня совсем чужим?».
И всё-таки, что-то незримо отличало людей от иенков. Но что именно, Юка пока не могла определить.
Ей казалось, что в мире людей больше безразличия, холода, беспричинной злобы и насилия. Всё это полностью отсутствовало в том мире, где Юка жила раньше. В мире людей нельзя было просто так прийти в любой дом и почувствовать там себя свободно. Здесь все двери для неё были закрыты. Никто не обрадовался бы её приходу, никто не предложил бесплатный ночлег и пищу. Юке казалось, что практически каждый здесь занят только собой.
Ей просто было нелегко здесь. Даже дышать было трудно. Юка валила всё на плохую экологию мира людей, загрязнённого машинами и техникой, но что-то подсказывало ей, что дело не только в этом. В этом воздухе она не чувствовала свободы.
Каждый день Юка вставала ещё до рассвета, включала тусклую закопчённую лампу и начинала поиски Йойки. Она пролистывала телефонные справочники, листала ежедневные газеты в надежде увидеть хоть где-нибудь фамилию Йойки. Коонно. Коонно. Нигде. Нигде ни следа того, что Йойки жил в Городе.
Юка обошла уже все художественные школы в округе, осталось только несколько не очень престижных в черте города, куда было долго добираться. Юка сомневалась, что сможет найти Йойки там. Она не понимала, в чём дело. Она надеялась, что Йойки будет учиться в лучшей художественной школе Города, но его нигде не было. И если бы Юка не увидела его тогда через Стену, она бы подумала, что Йойки вообще исчез с лица земли.
Юка была даже у Стены. Спустя примерно две недели после того, как Юка поселилась в этой холодной квартире, она решила снова сходить к Стене. Ей почему-то показалось, что Йойки может прийти туда снова. Она отчаялась искать его у широких и вечно закрытых дверей бесчисленных художественных школ или у бетонных грязных подъездов, когда ей казалось, что она увидела кого-то похожего на Йойки. Юка следила за людьми, впивалась в них взглядом, её сердце замирало и вздрагивало, когда она видела как будто Йойки. Но это всякий раз оказывался не он.
В один из таких дней, когда «как будто Йойки» снова оказался чужим человеком, Юка пошла к Стене. Её измученная усталая душа трепетала на ледяном ветру, как наколотая на иглу бабочка, и она кусала губы, чтобы не пролить скопившиеся где-то в горле слёзы, но они душили её, пока Юка упрямо шла к Стене. Она ненавидела Стену такой сильной ненавистью, на которую, как ей казалось раньше, она вообще не была способна.
Юка быстро нашла Стену. Дорога к ней словно была выжжена на карте её сердца, и Юка никогда не сбивалась с пути.
В тот день Стена предстала перед Юкой не в том обличии, к которому девочка успела привыкнуть за четырнадцать лет жизни на другой стороне. В тот день Стена была белой, как падающий снег, и за ней абсолютно ничего не было видно, словно Стена покрылась непроницаемым паром или погрузилась в туманное облако. Юка не видела мира иенков. Он тоже закрыл от неё свои двери.
И кругом было так пусто, и, конечно, Йойки не приходил. И тогда Юка из последних сил ударила по Стене и ощутила тупую боль в кулаке. Эта боль отрезвляла, не давала заплакать и сдаться. И Юка била Стену до тех пор, пока на костяшках пальцев не заалела кровь, а на плечи не навалилась смертельная слабость.
И тогда Юка отдышалась и пошла обратно. В свою холодную пустую квартиру.
И Юка уже не чувствовала боли и отчаяния, она чувствовала только усталость. Ей хотелось уснуть, а проснуться уже рядом с Йойки. И чтобы он сидел и улыбался и смотрел на неё так, как смотрел всегда в особенные моменты, когда никого больше не было рядом с ними. И чтобы он наклонился к ней и прошептал с усмешкой:
«Ну что, уснула? Уже вечер на дворе, а ты всё спишь. У меня есть шоколадка. Хочешь чаю?».
И Юка заплакала бы и взяла его за руку. Она сказала бы: «Знаешь, мне приснился такой ужасный сон. Я так рада, что проснулась».
А Йойки сжал бы её руку и сказал: «Это всего лишь сон. Не бойся. Я здесь».
Но дни шли один за другим. И каждый раз Юка просыпалась одна.
Йойки не было.


   * * *


На столе в куче были разбросаны рисунки акварелью и карандашные наброски. Йойки стоял над этой горой собственных творений и с мученическим видом перебирал работы, что-то откладывая, а что-то сваливая в кучу.
- Ну за что мне это? – вопрошал он. – Я не вижу среди них ничего достойного! Лучше бы мы разбирали твои картины!
Сидящая в кресле Тио только улыбнулась. Длинная чёлка падала ей на глаза и оттеняла ресницы, отчего те казались длиннее и гуще, а глаза из серо-голубых превращались в тёмно-синие.
- Но ведь это выставка твоей семьи, Йойки, - сказала она мягким спокойным тоном.  – Было бы странно, если бы туда попали мои рисунки.
- Но с этой выставкой столько проблем! И вообще, я не хочу выставляться! Я не считаю свои работы достаточно хорошими, чтобы показывать их на выставке... А вот твои картины...
Но Тио не дала ему договорить:
- Разве ты не мечтал стать художником? – спросила она. – Я считаю, что тебе очень повезло, ведь ты ещё так молод, а уже выставляешься. Благодаря известности твоей семьи, твои работы тоже увидят в широких кругах. Это поможет твоей карьере. Я бы на твоём месте радовалась, а ты только брюзжишь. Понимаю, ты нервничаешь, но побольше уверенности в себе, Йойки.
Йойки вздохнул. Отложил рисунки и присел на стул.
- Но я не хочу такой известности, - сказал он. – Не хочу, чтобы обо мне потом говорили, что я прославился только потому, что мои родители – известные художники. Не этого мне всегда хотелось.
- Никто не будет так говорить. У тебя своеобразный талант, Йойки. Ты не просто баловень богатеньких мамы и папы. Конечно, завистники могут сказать что угодно, и у тебя их будет много на твоём творческом пути. Я советую просто не обращать на них внимания. 
- Ох, не знаю... – Йойки совсем помрачнел. – Похоже, у меня творческий кризис.
- Глупости. С чего ты взял? Ты сейчас рисуешь хорошо, как никогда.
- Не знаю... Не знаю.
Йойки действительно не понимал, что с ним происходит. На него вдруг навалилась страшная усталость, словно что-то тяжёлое падало на его плечи и придавливало Йойки к земле, не давало распрямить спину.
Ему казалось, что он уже не может рисовать с таким же вдохновением, как раньше. А когда было это «раньше», Йойки не мог вспомнить.
Ему казалось, чего-то важного не хватает в его работах. В магическом «раньше» это что-то ещё было, а теперь уже нет. Иногда у Йойки вообще не было желания рисовать. Он делал это просто по привычке, просто потому, что надо было, просто потому, что от него этого ждали. И это пугало его больше всего.
Всего этого Йойки не мог сказать Тио. Для этого у него не хватало слов, не хватало сил описать то непонятное давящее чувство в груди, которое не давало ему дышать и рисовать, обвиваясь змеей уродливого неясного страха вокруг его мечты.
Тио поднялась с кресла, подошла к сгорбившемуся на стуле Йойки и положила руку ему на плечо.
- Не переживай, - прошептала Тио. – Мы вместе со всем справимся. И выставка пройдёт хорошо, вот увидишь.
- Да... Я очень надеюсь на это. Спасибо, Тио. За то, что поддерживаешь меня.
Какое-то время в комнате было совсем тихо. Казалось, если прислушаться, можно услышать, как за окном неспеша падает снег.
А потом раздался звонок в дверь. Он разорвал задумчивое спокойствие комнаты и выдернул Йойки из его невесёлых размышлений. Йойки обрадовался. Должно быть, это пришли Ким и Клаус.
Друзья накануне пообещали помочь ему выбрать работы для выставки. Йойки важно было мнение людей, не связанных с искусством и не рисующих.
Румяные с мороза и как всегда шумные мальчишки ввалились в комнату Йойки, немного смутились при виде Тио, но тут же расслабились и начали оттаивать, пока Тио пошла готовить для всех горячий шоколад.
- Знаешь, Йойки, мы ведь не очень во всех этих делах разбираемся, - заговорил Ким, потирая озябшие руки одна об другую. – И вообще, нам все твои рисунки нравятся. Но мы без понятия, что понравится этой твоей художественной публике...
- Поэтому мне и важно ваше мнение, - сказал Йойки. – Просто постарайтесь выбрать самое лучшее на ваш взгляд, идёт?
- Оке! Положись на нас, Йок! – и Ким притянул к столу бледного и робкого Клауса со словами: - Ну же, не спи! Включайся в процесс! Ты же слышал, наше мнение для него важно!
Смущаясь, Клаус тоже подступил к столу с рисунками и нерешительно взял в руки один из них. Так повелось, что в их компании Клаус был ведомым, а Ким – ведущим. Ким был боевым мальчишкой, смелым и решительным, не трусящим по пустякам, не раздумывающим долго. Он обладал хорошими организаторскими способностями, был ярко выраженным лидером во всём. Все идеи, хорошие и дурацкие, всегда принадлежали ему. Они рождались в голове Кима мгновенно и всегда были подобны ярким вспышкам, во время которых глаза Кима загорались, и он вскрикивал: «А давайте сделаем вот что!»
Клаус во всём был его противоположностью. Тихий и чересчур стеснительный он был словно тенью Кима, всегда следующей за ним и участвующей во всех затеях своего «хозяина». Вместе они составляли странный дуэт. Сложно было сразу определить, что у них может быть общего, и что их двоих объединяет. Но, наверное, это что-то всё-таки было, потому что Ким, при всей своей напористости, никогда не забывал про слабое здоровье Клауса и старался не втягивать друга в рискованные переделки, беря все опасности на себя. Они хорошо ладили друг с другом.
Что касается Йойки, то он всегда был своеобразным объединяющим звеном между ними. Неизвестно, чем заканчивались бы «вот что» Кима, если бы не вмешательство Йойки. Только он всегда умел остудить быстро вспыхивающего Кима и разумными доводами отговорить его от глупой затеи. Только он всегда подбадривал нерешительного Клауса и поправлял сбившийся на его шее шарф, чтобы Клаус снова не простудился.
Им всегда было хорошо втроём. Каким-то странным образом они трое идеально подходили друг другу. Йойки часто думал, что именно так и выглядит настоящая и самая крепкая дружба.
Появившаяся в их компании Тио нисколько не нарушила их мальчишеской идиллии. Её тепло и нежность, мягкость и женственность словно были недостающей частичкой всё это время, и только теперь их компания обрела целостность. Им никогда не было скучно друг с другом.
- Вот чёрт! Как же трудно выбрать! – воскликнул Ким. – Да ты у нас просто гений, дружище!
- Да ну вас, - с улыбкой отмахнулся Йойки.
- Да нет, ну правда! Ким, ты только глянь на это! Я в жизни не видел такой красоты! И откуда ты только берёшь все эти образы, а, Йойки?
Йойки пожал плечами.
- Не знаю. Они просто возникают у меня в голове.
- А может, они что-то значат? – подал голос молчавший до этого Клаус. – Что если эти образы возникают у тебя в голове не просто так?
«У Клауса, как всегда, хорошо работает голова», - подумал Йойки и вздохнул. 
- Если бы я только знал, - улыбнулся он. – Если бы я только знал, что всё это значит... Наверное, я был бы куда счастливее. Эти образы не дают мне покоя, приходят во сне. Они как обрывки чего-то важного, чего-то большого. Они как частички мозаики, но я понятия не имею, как её собирать, потому что утратил изначальную цельную картинку. Вот что такое мои рисунки.
- В любом случае, они потрясные! – заявил Ким, который мало что понял из сказанного Йойки, но восхитился его способностью красиво выразить свои мысли. – Вот что я думаю, друг! Рисуй и не парься. Поменьше задумывайся и просто воплощай свои фантазии, потому что они у тебя просто волшебные! Тебя ждёт большое будущее, но я ведь это не раз уже говорил, правда?
Йойки усмехнулся:
- Верно. Ты постоянно это повторяешь!
- Я тоже так думаю, - робко вставил Клаус. – У тебя очень оригинальные работы. В них как будто есть особый свет...
- Свет... – эхом повторил Йойки. Внезапно его пронзила одна догадка, и Йойки, ничего не говоря, кинулся к нижнему ящику письменного стола.  Йойки долго рылся в бумагах, разбрасывая их вокруг себя, пока, наконец, не извлёк из ящика папку с несколькими старыми своими рисунками, среди которых был тот самый, с девочкой, бегущей по розовому цветущему полю.
Йойки вынул этот рисунок и положил его на стол рядом с одной и своих последних картин.
- Клаус! – воскликнул он. – Посмотри внимательно на эти два рисунка и скажи, что ты думаешь? Они отличаются друг от друга? И если да, то чем, помимо содержания, конечно?
Клаус, смущённый таким пристальным вниманием к его мнению, чуть покраснел и наклонился над рисунками. Сосредоточившись, он почесал макушку, потеребил пуговицы на рубашке. Лицо его приняло серьёзное выражение, какое обычно бывало у Клауса на контрольных работах по математике в школе.  Наконец, Клаус сказал:
- Они действительно отличаются.
- Правда? – загорелся Йойки. – Но чем? Чем отличаются?
Клаус нахмурился.
- Сложно сказать... Это как будто неуловимое отличие, но оно есть. Как я понял, рисунок с девочкой сделан раньше?
- Да-да, именно так...
- Это чувствуется. Конечно, твой стиль усовершенствовался, и технически, как мне кажется, выигрывает второй, последний рисунок. И в то же время, в первом рисунке есть что-то непосредственное, лёгкое, чуть наивное и светлое. Во втором этого как-то меньше... Первый рисунок кажется мне более оригинальным. Не сказать, что твои работы стали мрачнее. Они удивительны. Но, может, в этом старом рисунке чуть больше простоты. Так мне кажется.
- Хорошо, тогда скажи мне, какой рисунок тебе нравится больше? – спросил Йойки, хотя уже и так знал ответ.
- Первый. Мне больше нравится первый рисунок, - сказал Клаус задумчиво. – Но я даже толком не могу объяснить, почему.
- Мне самому больше нравится первый, - кивнул Йойки. – А тебе, Ким?
- Да мне оба нравятся, - пожал плечами Ким. – Я, если честно, и разницы особой не вижу...
Йойки улыбнулся.
- Я как-то совсем забыл про этот рисунок. А ведь он действительно хороший. Хоть и нарисован при странных обстоятельствах... Как думаете, стоит ли взять его на выставку?
- Да! – в один голос воскликнули Ким и Клаус.
- Значит решено! Беру.
- Слушай, Йойки, - Ким понизил голос. – А кто эта девчонка на рисунке?
Йойки вздохнул. Ему внезапно стало тяжело дышать.
- Не знаю... Я просто нарисовал её. Уже не помню, как это получилось... Это было давно, - Йойки с трудом подбирал слова.
- То есть ты не знаешь её в реале? – уточнил Ким. – Просто придумал?
-  Получается, что так, - растерянно сказал Йойки.
- Ну, тогда ладно! – Ким рассмеялся. – А то я уж решил, что ты потихоньку изменяешь Тио...
Йойки залился краской и хлопнул Кима по плечу:
- Да что ты мелешь, дурень!
Ким продолжал гоготать, а Клаус улыбался с лёгким смущением.
В этот момент в комнату вошла Тио. Она держала в руках поднос с четырьмя дымящимися чашками ароматного какао. При виде её Йойки покраснел ещё сильнее, а Ким тихонько прыснул в кулак.
- Что это вы тут замышляете? – спросила девушка и улыбнулась.
- Ничего! – воскликнул Йойки. – Не обращай внимания на этого придурка!
Ким заржал как конь и даже не смог ничего сказать в своё оправдание.
А потом, успокоившись, все стали пить какао. В комнате царила атмосфера расслабленности.
Друзья негромко переговаривались и шутили. В углу уютно горела настольная лампа, проливая вокруг себя мягкий желтоватый свет. За окном падал снег, начинало темнеть.  На столе лежал рисунок, на котором смеющаяся девочка бежала по цветущему полю.
      

               * * *


«Выставка семьи Коонно в Центральном Художественном Выставочном Зале». Так гласил заголовок утренней газеты, которую получила сегодня Юка. Увидев фамилию Йойки, Юка так и села на пол с газетой в руках. Она вчитывалась в каждое слово, словно желая вонзить начертание букв себе в мозг.
В горле тут же пересохло, а ладони вспотели, отчего газета под пальцами стала влажной и готова была порваться от любого неосторожного движения. Юка тяжело дышала. Тот ли этот Коонно, которого она так искала? Совпадение слишком очевидное, ведь речь идёт не о семье футболистов или врачей, речь идёт о художниках. Это был тот редкий случай, когда разум и внутреннее чутье, интуиция говорили одно и то же и были полностью согласны друг с другом. Юка была уверена, что этот тот самый Коонно. Она ощущала это кончиками пальцев, глазами, читающими строчки газетной статьи, ощущала всем своим сердцем.
Это Йойки. Она нашла его. 
Юка заулыбалась, и слёзы сами собой потекли из глаз. Она плакала и смеялась и не могла остановиться.
- Тихаро! – закричала она. - Посмотри сюда! Йойки нашёлся! Это он, Тихаро!
Тихаро вспорхнула со своего кресла и приземлилась на плечо Юки, заглядывая в раскрытую газету, как будто читала.
Юке казалось в тот момент, что её долгий путь подошёл к концу. Она в шаге от того, чтобы снова встретиться с Йойки. Прошло больше года с того момента, как они расстались. Увидеть его снова на расстоянии вытянутой руки казалось неосуществимым чудом. Теперь это было возможно.
И по мере того, как сходила первая радость от этой мысли, сердце начинало заполняться немой пустотой. Юка задумалась, быть может, впервые за всё это время: «А что дальше? Что будет после того, как я его найду?».
Юка понятия не имела, что будет делать после того, как увидит Йойки на расстоянии вытянутой руки. Возможно, ей придётся просто развернуться и уйти. И Юка боялась этого больше всего на свете, боялась так же сильно, как мечтала увидеть Йойки вновь.
Так будь же, что будет! Я прошла этот огромный путь не для того, чтобы сейчас позволить страху победить!
После того как Юка раздобыла пропуск на выставку, ей оставалось только терпеливо ждать. Юка успела привыкнуть к ожиданию. Подождать один день – ничто в сравнении с бесконечным ожиданием, когда не знаешь, увидишь ли Йойки вообще.
В тот день, на который была назначена выставка, был сильный снегопад. Снег, гонимый ветром, кружился вихрем в воздухе, хлестал по лицу, искрился и потухал. Юка оделась потеплее, повязала на шее шарф и взяла с собой Тихаро. Идти одной ей было всё-таки страшно, а присутствие птицы гиуру, такой привычной и родной частички её утраченного дома, неясным образом успокаивало. 
Юка вышла из дома слишком рано и шла медленно, стараясь успокоиться. Но чем ближе она подходила к Выставочному Залу, тем сильнее в груди вспыхивало волнение. Она поднимала голову к небу, и небо падало на неё снегом. Снежинки касались кожи и тут же таяли, оставаясь на губах прохладной влагой.
Сначала снег пугал Юку, но теперь она немного привыкла к нему. Полюбила его холод, способный заморозить боль. А так как душевную боль Юка испытывала всё то время, что жила здесь, снег был для неё спасением. Он утешал, даруя спокойствие на грани с равнодушием, и отчаяние застывало, засыпало.
Юка пришла слишком рано, но уже издали заметила стекающийся к Выставочному Залу народ. Народу уже было очень много.
«Наверное, у Йойки действительно известная семья», - подумала Юка.
Мысль о том, что у Йойки есть семья, заставляла Юку внутренне сжиматься. Она была счастлива, что у Йойки есть любящие родители, да ещё и известные художники. Она была рада за него. Но почему-то эта мысль делала Юку очень одинокой.
А потом Юка испугалась. По-настоящему сильно. Испугалась этой огромной толпы, подобной единому организму. Толпа жила своей жизнью и текла единым потоком, и Юка испугалась его неудержимой мощи. Столько чужих людей вокруг... Как среди них отыскать Йойки?
- С животными нельзя, - сказал проверяющий пропуска охранник на входе.
- Так я и думала, - печально улыбнулась Юка. – Тихаро, тебе придётся подождать меня на улице, хорошо? Пожалуйста, будь осторожна и не улетай далеко.
Птица гиуру легко вспорхнула с плеча девушки и взмыла ввысь. Изумленный таким взаимопониманием охранник не смог сказать ни слова и впустил Юку, даже не заглянув в пропуск.
Вместе с текущей в одном направлении толпой Юка оказалась в тесном гардеробе, а потом поднялась на второй этаж, где располагался сам Выставочный Зал. Это было просторное помещение, застеленное красными дорожками. Потолок был таким высоким, что при взгляде наверх, начинала кружиться голова. В углах стояли вазы с живыми цветами – лилиями, хризантемами, розами, гладиолусами. Люди негромко переговаривались между собой, где-то позвякивали бокалы с шампанским. Ну и, конечно, картины... Их здесь было так много! Но, приглядевшись, Юка не нашла работ Йойки. Может, это картины его отца?
На постаментах возвышались скульптуры удивительной красоты. Под каждой из них стояла табличка с называнием скульптуры и именем Анни Коонно. Юка подумала, что, наверное, это мать Йойки.
Убедившись, что в этом зале Йойки нет, Юка пошла в другой, поменьше. Там тоже было много картин. И на этот раз Юка не сомневалась – они написаны рукой Йойки. Волна облегчения пробежала по коже, и Юка выдохнула. Она уже успела подумать, что ошиблась и попала не туда.
Но это были картины Йойки. Юка не спутала бы их ни с чьими другими. Она с замиранием сердца увидела на них знакомые места – мостик, вересковое поле, майнисовое дерево, череду домиков с черепичными крышами, парк, где пускали бумажных змеев. Неужели Йойки что-то помнит?
Юка не сомневалась, что это новые картины Йойки, в мире иенков у него таких рисунков не было. Да и манера письма у Йойки несколько изменилась... Но откуда тогда взялись все эти образы, если Йойки полностью утратил память о своём прошлом?
Юка ещё раз окинула взглядом Выставочный Зал. Её внимание привлекла одна картина, висящая в самом центре зала, и Юка подошла ближе. Губы её задрожали. Юка увидела саму себя.
Тот самый рисунок, где Юка бежит по вересковому полю. Тот самый рисунок, который Йойки пронёс с собой через Стену. Значит, у него всё-таки получилось?
В сердце Юки затрепетала надежда. А вдруг Йойки всё-таки что-то помнит? Иначе, почему здесь этот его старый рисунок? И почему он висит в самом центре зала, как главная картина? Неужели это ничего не значит?
В конце зала Юка разглядела небольшую группу ребят своего возраста. И какая-то неведомая сила поманила её прямо к ним. Стоящая спиной к Юке девушка показалась ей чем-то знакомой. Ещё ближе. Девушка повернулась и сказала что-то стоящему рядом светловолосому мальчишке, отчего тот покраснел и засмеялся. Вслед за ним засмеялись и все остальные.
Ещё ближе. Ещё шаг. И Юка узнала в девушке ту самую, что была тогда с Йойки. Сердце тут же забилось чаще. Если она здесь, то и Йойки где-то рядом... Увидеть его, увидеть сейчас. А вдруг он всё-таки что-то помнит?
Этот вопрос прожигал сознание. Сердце грохало в груди.
Ещё шаг.
Юка поняла, что ребята кружком обступили кого-то одного. Она догадывалась, кого. И когда один из ребят чуть отошёл, Юка, наконец, увидела его.
Увидела Йойки.
Он стоял в самом центре и улыбался, глядя на темноволосую девушку. Он изменился. Но Юка всё равно могла узнать его.
Это был Йойки. Йойки...
Юка не могла сдвинуться с места и только смотрела на него. Высокий, с распущенными волосами, всё такой же худенький, с тонкими пальцами, как всегда просто одетый, даже в такой важный для него день. И эта его улыбка. Она нисколько не изменилась.
Йойки. Посмотри же на меня. Пожалуйста, посмотри, потому что сама я не могу даже пошевелиться.
И словно отозвавшись на эту мысль, Йойки рассеянно прошёлся взглядом по залу. Остановился глазами на Юке, и в этот момент, сердце её как будто вообще перестало биться.
Они смотрели друг на друга какую-то долю секунды, и этого времени хватило Юке, чтобы всё понять. Её надежды, хрупкие надежды, в которых она боялась признаться даже самой себе, разбились на тысячи осколков. Йойки ничего не помнил. Его взгляд, обращённый на неё, не выражал ничего. Ни тоски, ни любви, ни сожаления. Только равнодушие. Йойки смотрел на неё, как на посетительницу выставки. Никакого узнавания. Ничего. Только гулкая пустота.
А потом Йойки отвёл взгляд. Засмеялся в ответ на чью-то шутку.
А Юка поняла в тот момент, что хоть Йойки и стоял от неё на расстоянии нескольких шагов, он был сейчас дальше, чем когда бы то ни было.
В зале стало вдруг очень холодно. 





   Глава 11

  Ключи от памяти. Время вперёд. Столкновение.

 

Почему часто бывает так, что мы помним одно и начисто забываем другое? Чем руководствуется наша память, оставляя нам одни воспоминания и отбирая другие? И что ещё важнее... Куда наша память прячет эти отобранные воспоминания?
Иногда Юка представляла себе, как Память кладёт все отобранные события жизни человека в огромный сундук, ключ от которого висит на цепочке у неё на шее. Украсть этот ключ – значит вспомнить забытое.
Иногда у каждого из нас это получается. Украсть ключ. Потому что бывают такие моменты, когда какие-то утраченные моменты нашей жизни вдруг резко всплывают в голове во всех подробностях, или приходят во сне, когда Память расслабляется и не следит за своим сундуком.
Так думала иногда Юка. Думать так было проще, чем навсегда смириться с мыслью, что никакого сундука на самом деле нет, и что воспоминания Йойки не хранятся где-то, а потеряны навсегда.
Юка хорошо помнила один субботний вечер, когда они сидели на крыльце дома Йойки. Ей было тогда одиннадцать, а ему – двенадцать. Солнце садилось, но воздух всё ещё был напоён дневным зноем, и Юка очень радовалась лёгким порывам прохладного ветерка.
Просто сидеть на крыльце вот так, вдвоём, было очень хорошо. Они болтали о какой-то ерунде вперемешку с серьёзными вещами, которые в их устах тоже звучали как шутка. Юке всегда хотелось, чтобы таких беззаботных вечеров было у них как можно больше. Но в итоге их всё равно не хватило. Ничего не хватило. Всего было слишком мало.
В тот вечер они заговорили о «запретном». О том, что будет «после». Юка не помнила, как их шутливый разговор перекатился на эту тему, она помнила только, как Йойки сказал:
- Я не верю, что моя память о тебе полностью исчезнет. Это просто невозможно. Даже если я забуду тебя, точнее буду думать, что забыл, то если вдруг я увижу тебя снова, моя память вернётся. Я уверен в этом. Она должна вернуться. Мне будет достаточно одного взгляда на тебя, чтобы снова всё вспомнить.
- Хорошо, если так, - сказала тогда Юка. – Мне бы очень хотелось, чтобы всё было так, как ты сейчас говоришь.
А Йойки тогда широко улыбнулся – всё-таки ему не хотелось говорить о серьёзном, и сказал:
- Ну, если что, ты уж позаботишься, чтобы память ко мне вернулась? Ты ведь сделаешь что-нибудь, правда? Зная тебя, могу сказать, что ты вполне способна подойти ко мне и треснуть как следует по башке, чтобы помочь моим воспоминаниям вернуться! Если что, запомни, я тебе разрешаю это сделать! Ради того, чтобы моя память вернулась...
- Пожалуй, я не буду ждать и тресну тебя по башке прямо сейчас!
- А-а-а-а! Помогите!
И с криками и громким хохотом они повалились с крыльца на мягкую траву.
Сейчас при воспоминании об этом у Юки на глаза наворачивались слёзы. Как же они были счастливы тогда. Как беспечны...
Она помнила тот разговор, а Йойки уже не помнил. Он стоял напротив неё в шумном выставочном зале и не узнавал её. Не сбылась его тогдашняя надежда, и при взгляде на Юку внутри у Йойки ничто не шевельнулось. Сердце не затрепетало, память не вернулась. Она словно крепко спала, и никакие силы не могли её пробудить и вернуть к жизни.
А Юка стояла и вспоминала, как обещала треснуть Йойки по башке. Вряд ли, если бы она сделала это прямо сейчас, что-то изменилось бы. Разве что, она просто потеряла бы Йойки навсегда, и её забрали бы куда следует.
Юка с тоской подумала о том, как часто наши представления о чём-то отличаются от того, что потом происходит на самом деле. Столько раз они представляли себе их встречу. Представляли вместе. И что теперь? Всё совсем не так. И Йойки по-прежнему ничего не помнит. Не узнает её.
Никто не знает, каких усилий Юке стоило подавить слёзы. Если она сейчас разревётся – всё потеряно. Плакать нельзя. Нужно быть сильной. Ведь она обещала Йойки.
- Эй! Эй, смотри-ка! – закричал вдруг кто-то.
Юка вздрогнула. Она на какое-то время просто выпала из реальности и забыла, что находится в Выставочном Зале. В какой-то момент мир перестал для неё существовать и остался только Йойки.
Но кто-то кричал и показывал на неё рукой. Это был один из мальчиков, окруживших Йойки. Юка затаила дыхание, испугалась. Что происходит? Что с ней не так?
Теперь уже взгляды всей компании были обращены на Юку. И Йойки тоже смотрел на неё, а взгляд его уже не был таким бесцветным. Мальчишка, что указывал на неё рукой, подошёл к Юке ближе и поздоровался:
- Привет! Меня зовут Ким. Тебе случайно никто не говорил, что ты очень похожа на девчонку вон с той картины? – и он указал на картину в центре зала, на которой и была изображена сама Юка.
- Э-э-э... Я-я-я, - Юка не могла вымолвить ни слова от волнения.
- Эй, Йок! Ну, подойди же! – закричал Ким.
Йойки отделился от группы друзей. Вид у него был извиняющийся и смущенный. Поравнявшись с Кимом и Юкой, он сказал:
- Ким! Прекрати приставать к посетителям! – и, обратившись прямо к Юке, добавил: - Прости его, пожалуйста. Мой друг такой невоспитанный...
- Да ничего страшного... – пробормотала Юка, которая никак не могла поверить, что Йойки снова стоит рядом на расстоянии вытянутой руки и говорит с ней. Это было похоже на сон.
- Да ты только посмотри на неё! – воскликнул Ким. – Неужели ты не видишь?! Она ведь просто вылитая девчонка с твоей картины! Ты случаем не знаешь её?
- Нет... – Йойки нахмурился. – Первый раз вижу.
Эти слова острой бритвой полоснули сердце Юки, но она промолчала и нисколько не изменилась в лице.
Йойки продолжал, прищурившись, вглядываться в её лицо, изредка переводя взгляд на собственный рисунок.
- Ну, скажи же, похожа! – не унимался Ким.
- Да, сходство есть, - пробормотал Йойки, но тут же, словно опомнившись, воскликнул: - Ой, ну что же это я! Даже не представился! Меня зовут Йойки Коонно, а тебя?
- Меня зовут Юка.
- Юка... Юка, - повторил Йойки, и какая-то тень снова нашла на его лицо, но он тут же продолжил: - Очень рад с тобой познакомиться, Юка.
- Я тоже очень рада, - прошептала Юка, и голос её дрогнул, но Юка подавила рвущееся рыдание вымученной улыбкой.
Йойки как всегда вежлив. Его голос, его манера говорить нисколько не изменились. И вместе с тем он стал совершенно другим. Вместе с памятью Йойки словно утратил какую-то часть себя. Что-то в нём неуловимо изменилось.
- У тебя чудесные картины, - сказала Юка.
- Спасибо, - Йойки улыбнулся и чуть смутился. – Я всегда ценил похвалу своих сверстников. А то, знаешь, мои работы часто обсуждают всякие серьёзные дяди и тёти преклонного возраста, но их мнением я не очень дорожу. Куда приятнее осознавать, что мои рисунки нравятся таким же подросткам, как я. Кстати, сколько тебе лет?
- Через два месяца будет пятнадцать, - ответила Юка.
- И мне пятнадцать, - улыбнулся Йойки.
А Юка смотрела на него и думала, что украсть ключ от сундука с воспоминаниями Йойки будет сложнее, чем она могла себе вообразить. Какая-то часть сознания Юки всё-таки верила и надеялась, что он узнает её при встрече. Но вот они уже говорили, а в глазах Йойки нет и сотой доли узнавания.
- Пойдём, я познакомлю тебя со своими друзьями, - предложил Йойки.
Юка только кивнула, хотя особого желания знакомиться с кем-то у неё не было. Но если это единственная возможность остаться сейчас рядом с Йойки и продолжить «знакомство», то почему бы и нет? Больше ей ничего не оставалось.
Юка заметила, что друг Йойки Ким как-то странно смотрел на них всё это время. Она не могла понять, что значил этот взгляд, но было в нём какое-то подозрение.
Йойки подвёл Юку к своим друзьям и познакомил с худеньким светловолосым мальчиком Клаусом, который выглядел совсем маленьким, хрупким и слабым. А потом Йойки представил Юке темноволосую девушку. Её звали Тио. И увидев, как Йойки смотрит на неё, Юка сразу всё поняла. Потому что когда-то он смотрел так на неё саму.
- Привет, - с улыбкой поздоровалась Тио. – Ты и в самом деле похожа на героиню картины Йойки. Как тебе выставка?
- Замечательно. Я рада, что смогла попасть сюда.
Юка внимательно вглядывалась в лицо Тио. Она уже не чувствовала к ней той неприязни, какую ощутила, увидев её вместе с Йойки по Ту сторону Стены. У Тио были красивые глаза, и в них не было ни зла, ни хитрости. Всё правильно. Иначе Йойки просто не выбрал бы её.
«Наверное, она замечательный человек, если Йойки рядом с ней», - подумала Юка.
Глядя на Йойки и Тио, Юка понимала, что теперь Тио занимает в его жизни то место, которое занимала когда-то она сама. От этого не было ни больно, ни страшно, лишь какая-то мёртвая и холодная, чернильно-чёрная пустота растекалась внутри.
Йойки действительно не был обижен судьбой. У него было всё, о чём только можно мечтать. Любящие родители, хорошие друзья, и, быть может, даже любовь к этой милой девушке, у него было любимое дело и признание публики, полученное уже в таком юном возрасте. Он выглядел счастливым и спокойным. Чего ещё можно желать?
И снова Юка задалась мучительным вопросом: «А имею ли я право вмешиваться в его так хорошо устроенную жизнь? Что я могу ему дать?».
- Ты обязательно должна ещё увидеть картины Тио, - сказал Йойки. – Она рисует лучше всех, кого я только знаю, и даже лучше меня, - он улыбнулся. – Уверен, рисунки Тио тебе тоже очень понравятся.
Тио покраснела и шутливо заехала ему по плечу:
- Ну, перестань! Ведь это твоя выставка, а ты расхваливаешь мои рисунки! Это нехорошо!
Юка невольно улыбнулась, глядя на них. В её улыбке не было ни зависти, ни злости. Она действительно чувствовала радость за Йойки, щемящую радость, отдающуюся глухой болью где-то в груди.
Она была рада, что Йойки нашёл человека, разделяющего его интерес к рисованию. Наконец-то у Йойки есть подруга, которая тоже умеет рисовать. Наверное, им всегда есть о чём поговорить. Наверное, они всегда хорошо понимают друг друга. Быть может, даже лучше, чем мы понимали.
Нет, не больно, совсем не больно, не больно, не больно, не больно. Больно.
Только улыбаться.
- Хорошо, как-нибудь я с удовольствием посмотрю и твои рисунки, Тио, - сказала Юка.
В этот момент кто-то из первого зала окликнул Йойки:
- Йойки! Твоё слово на открытии!
Йойки виновато улыбнулся друзьям и Юке:
- Мне пора! Сейчас придётся толкать речь на открытии выставки... – он уже хотел идти, как вдруг замер и снова прищурился, посмотрел на Юку, как будто что-то вспомнил: - Может... может, ты тогда оставишь нам свой телефон? Чтобы мы тебя не потеряли и могли с тобой связаться?
Его голос, когда Йойки произносил эти слова, как-то изменился.
- Ты иди и не волнуйся. Я запишу, - сказал Ким, достав из кармана записную книжку.
- Хорошо, тогда я побежал! – и, махнув рукой, Йойки скрылся в толпе.
Юка снова потеряла его из виду. Чернильная пустота стала сразу как будто гуще.
- Ну, диктуй, я записываю, - вернул её к реальности Ким. – Значит так... Ю-к-а, - Ким по буквам вывел её имя. – Номер? Какой у тебя сотовый?
- Сотовый? – растерянно переспросила Юка. – У меня его нет.
- Вот это да! – поразился Ким. – Ну ладно, а домашний телефон?
- Я живу в очень старой квартире, там нет телефона...
- Г-х-м-м, - Ким откашлялся. Лицо его приняло озадаченное выражение. Видимо, с такими девушками ему ещё не приходилось сталкиваться. – Хорошо, ну а Интернет у тебя есть? Электронная почта?
- Нет.
- Ладно! Тогда скажи хотя бы адрес, ну так, на всякий случай...
Юка продиктовала адрес своей съёмной квартиры и, записав его, Ким только ещё раз восхитился:
- Надо же! Таких, как ты, в наше время уже и не встретишь! Ну ладно, теперь у Йойки есть необычная знакомая!
Юка снова вымученно улыбнулась, не зная, можно ли ей гордиться этим новым статусом «необычной знакомой» или же сразу пойти утопиться.
- Ладно, я тоже побегу, послушаю речь Йойки, - сказала Тио. – Рада была знакомству!
Тио развернулась и ушла, но Юка успела заметить странный предмет, висящий на её шее. Какое-то устройство, вроде тех, что Юка видела в лавке «Потусторонние вещи». В Городе людей было много странных вещей. И теперь Йойки умел ими пользоваться, знал, для чего каждая из них предназначена. И все эти вещи, технические устройства, тоже выстраивали между ней и Йойки невидимый барьер. Да, у неё нет сотового телефона, и она с трудом может себе представить, что такое Интернет. Она не знает, что за вещь висит на шее у Тио, не умеет с ней обращаться. А Тио умеет. И в этом ещё одно её преимущество перед Юкой.
Когда друзья Йойки куда-то разошлись, наскоро простившись с ней, Юка поняла, что на выставке ей больше делать нечего.
Слёзы по-прежнему сдавливали горло, и Юка поспешила на улицу, где могла, наконец, дать волю эмоциям. Где могла, наконец, перестать улыбаться, в то время как душа её рвалась и кричала от боли.
На улице шёл снег. На улице было холодно. Казалось, небо собирается обрушиться на Юку снегопадом, и Юка плакала. Она думала, как много всего изменилось в её жизни за прошедшие два года, как безвозвратно. Два года назад Йойки был ещё рядом с ней, помнил её, дорожил ей. А сегодня другие люди были рядом с ним, и только этими людьми он теперь дорожил. Два года назад они столько всего обещали друг другу, клялись в вечной дружбе, клялись, что снова встретятся, несмотря ни на что. А сегодня Йойки уже не помнит всех этих клятв. Сегодня Юка для него – никто.
Снег шёл, а Юка бежала куда-то, не разбирая дороги, и плакала. Тихаро летела вслед за ней, но не опускалась девушке на плечо, словно чувствуя, что Юка хочет побыть одна.
И что ей делать теперь? За что бороться? Захочет ли Йойки вспоминать забытое? А даже если он вспомнит, захочет ли всё вернуть? Ведь сейчас ему хорошо и так.
Так неужели все они были правы? Неужели всё, что она делала до сих пор, всё зря?
Эти вопросы обрушивались на Юку со всей своей беспощадностью, подобно снегопаду из разорванных небес.
А потом всё вдруг закончилось. Юка ударилась обо что-то нетвёрдое. Она столкнулась с каким-то человеком.


* * *


В комнате не было слышно ни звука, кроме вздохов и биения сердца. По стенам ползли тонкие полоски света от проезжающих изредка автомобилей. Йойки лежал на спине и смотрел в потолок. Он никак не мог уснуть. Электронные часы на письменном столе показывали 02.23. Йойки то впивался глазами в светящиеся цифры, то снова обращал взгляд к погружённому во мрак потолку.
В голове было столько мыслей, новых впечатлений. Йойки думал, что именно в этом причина его бессонницы. Всё-таки не каждый день у него бывали выставки. Но было всё-таки что-то ещё. И это что-то никак не выходило у Йойки из головы, прокручиваясь снова и снова, как плёнка на сломанной катушке. Это что-то не давало Йойки успокоиться и погрузиться в забытье, такое естественное и крепкое после трудного дня.
Выставка прошла прекрасно. Больший успех даже трудно было себе вообразить. Работы Йойки не остались незамеченными. Известные художественные критики называли его юным гением современности.
Всё это радовало, конечно, но и вызывало непонятную сосущую тоску. Все поздравляли Йойки с блестящим началом карьеры художника, друзья хлопали его по плечам, Тио искренне улыбалась. Но Йойки ловил себя на том, что настоящей радости от всего этого он не чувствует.
«В чём же дело? – думал он. – Неужели я становлюсь неблагодарным? Почему не могу почувствовать себя счастливым и наполненным? Ведь у меня есть всё, о чём я только мечтал, и даже больше».
Но чувства наполненности всё равно не было. Что бы Йойки ни делал, оно всё равно не приходило. Но даже не это отсутствие чего-то важного не давало покоя Йойки сегодня ночью. Было что-то ещё.
Йойки никак не мог выбросить из головы странную девушку, посетившую сегодня его выставку. Её имя – Юка. Юка. Почему она так смотрела на него? Почему от её взгляда у него сжималось сердце? И почему она так похожа на девочку с той его картины, которую он нарисовал не иначе как в беспамятстве?
Вопросы один за другим возникали в голове, наслаивались друг на друга. И Йойки не мог ответить ни на один из них. Йойки пытался рассуждать. Допустим, это просто совпадение, думал это. Допустим, та девушка просто похожа на героиню моего рисунка. Допустим, она просто так пришла на его выставку и встала как раз под той картиной. Слишком много совпадений. Слишком много.
Ведь если всё это случайность, то что же всё-таки пытался сказать её взгляд? Может, она просто была взволнована, только и всего? Может, она и не хотела что-то говорить, просто была немного растеряна ото всей этой торжественной обстановки?
Йойки сам не понимал, что на него нашло. В конце концов, почему бы ему просто не забыть обо всём этом? Почему он обращает внимание на все эти детали?
В комнате вдруг стало очень душно. Йойки ворочался, откидывал одеяло, пытался вдохнуть полной грудью, но ему словно что-то мешало. Что-то давило на грудь, не давая лёгким раскрыться и вобрать в себя воздух. Йойки снова почувствовал, что задыхается.
Вскочив с кровати, он выбежал на балкон, где его встретила чёрная ледяная ночь. На небе не было ни звёздочки - их все всосала в себя непроглядная мгла. Холодный ветер обжёг разгорячённое лицо, пробрался ледяными липкими пальцами под рубашку, обвил шею. Холод сковал тело, и какое-то время Йойки не мог пошевелиться, он только судорожно дышал.
А потом ему стало лёгче. Свежий ночной воздух сделал своё дело, и лёгкие Йойки снова заработали как надо. Хотя и не так, как ему хотелось.
«Если так и дальше будет продолжаться, я могу просто задохнуться. Умру от нехватки кислорода, - думал Йойки. – Если так будет продолжаться и дальше, мне придётся обратиться к врачу».
На горизонте виднелись редкие огоньки высоток – кому-то сегодня тоже не спалось. Йойки сразу почувствовал себя не таким одиноким, хотя неясное чувство собственной неполноты по-прежнему не оставляло его.
Йойки стоял, не шевелясь, какое-то время, а потом вдруг почувствовал, как что-то оттягивает карман его штанов. В кармане что-то лежало, но раньше, находясь в спальне, Йойки почему-то не замечал этого.
В кармане лежали часы на серебряной цепочке. Йойки удивился. Как они попали сюда? Он совершенно не помнил, чтобы клал их в карман. Последнее воспоминание Йойки, связанное с этими часами, касалось того, чтобы отнести их в починку. Йойки когда-то озадачился этим. Ему почему-то захотелось, чтобы часы заработали.
Но, похоже, теперь в этом уже не было необходимости. В тишине Йойки отчётливо различил, как часы тикают. Они снова заработали. Сами по себе, по собственному желанию. Но как такое возможно?
Часы показывали точное время, а это значило, что они заработали в шесть часов вечера прошедшего дня. Как раз, когда началась выставка. Йойки вспомнил, что когда его позвали на вступительное слово, было уже примерно пятнадцать минут седьмого, он тогда специально сверился с настенными часами, чтобы засечь время своей речи и не проболтать слишком долго. А за пятнадцать минут до этого, ровно в шесть, Ким окликнул его, указывая на одну из посетительниц. И Йойки познакомился с Юкой.
Почему часы снова пошли именно в этот момент?
Йойки прошиб холодный пот. К горлу подступила тошнота, голова закружилась, и Йойки начал искать взглядом, куда бы ему присесть. И только опустившись на стоящую на балконе скамейку и несколько раз глубоко вздохнув, Йойки почувствовал себя лучше и смог успокоиться.
Даже если всё остальное и было простым совпадением, то часы не могли оказаться случайностью. Это что-то значило. И Йойки пообещал себе разобраться, что именно.
Йойки решил, что завтра обязательно свяжется с этой девушкой, Юкой. И подумав так, он ощутил внезапную усталость, вернулся в свою постель и сразу же уснул.




  * * *


В углу комнаты тускло горела настольная лампа. По стенам плыли тени, встречаясь и расходясь друг с другом, словно меняясь партнёрами в причудливом танце. За окном была метель. Снег бился в окна и оседал, подрагивая и застывая.
В комнате было холодно. Юка сидела за столом, накинув на плечи плед. Напротив неё, за другим концом стола сидел человек. Его лица почти не касался свет лампы, и черты его были трудноразличимы, погружены в тень. Это был молодой мужчина лет тридцати двух. Он сидел, положив руки на стол, и временами чуть двигая пальцами. Он улыбался. В глазах его словно плясали маленькие искорки.
- А ты очень похожа на неё, - сказал он, обращаясь к Юке, которая сразу ощетинилась и стала похожа на мокрого взъерошенного воробья.
- Как мы можем быть похожи, если даже не родственники!
- Ваша связь крепче любой родственной связи. Ведь она твоя Кана. Ты разве не знаешь, что у тебя нет никого ближе Каны?
- Знаю, - буркнула Юка.
- Тогда ты должна понимать, что нет ничего удивительного в том, что вы похожи.
- Куда больше меня волнует, откуда всё это знаешь ты!
- Я ведь уже объяснял тебе... Несколько лет назад я попал в аварию... – проговорил мужчина устало.
- Да поняла, поняла! – перебила Юка.
- Нервничаешь? – с улыбкой спросил он.
- Ещё бы! Впустила в дом неизвестно кого! Может, ты вообще маньяк какой!
Он рассмеялся.
- Я так похож на маньяка?
- Откуда я знаю, похож ты или нет! Можно подумать, я каждый день с маньяками разговариваю!
- Ладно, ладно, не шуми, - сказал он мягко. – Ты ведь нервничаешь вовсе не из-за этого, да? Ты думаешь: «Ну почему этот кретин всё вспомнил, а Йойки – не может». Угадал?
Юка залилась краской.
- Ну вот, значит, точно угадал! – обрадовался он.
- Какой же ты всё-таки противный, Еми! Прямо как Кей!
Он вскинул брови, а глаза его на миг затуманились грустью.
- Так ты знаешь её настоящее имя?
- Да, знаю, представь себе. Она сама мне сказала.
- Здорово! – восхитился Еми. – Это значит, что она по-настоящему доверяет тебе. И очень любит.
Юка вздохнула и промолчала. Она смотрела прямо в лицо этому незнакомому человеку и ругала себя за то, что прониклась к нему таким доверием. Ведь господин Отто учил её быть осторожной в мире людей. Но Юка ничего не могла с собой поделать. Ей почему-то казалось, что этот человек не причинит ей зла. Его лицо совсем не было злым. Оно просто было очень грустным, несмотря на не сходящую с него ехидную улыбку.
С этим странным человеком и столкнулась Юка, когда возвращалась с Выставки вся в слезах. Она просто налетела на него и, с силой врезавшись, упала. Он помог ей подняться, спросил, почему она плачет. Его лицо было таким обеспокоенным в тот момент, что Юка заплакала ещё сильнее, потому что за все те недели, что она провела в мире людей, ещё никто не интересовался, почему она плачет. Никто не проявлял к ней такого участия.
Он гладил её по голове, а Юка стояла и плакала. А потом, когда она немного успокоилась, он сказал:
- Ты очень похожа на одну девочку, которую я когда-то знал.
- Надо же... – она икнула и всхлипнула. – Мне сегодня уже не раз говорили, что я похожа на одну девочку...
- Правда? Как интересно! Девочку, на которую ты похожа, звали Кей. Я почти не помню её лица, но увидев тебя, вдруг вспомнил. Мы с ней не виделись очень давно...
Юка сразу насторожилась и даже забыла про Йойки.
- Кей? – переспросила она. – Ту девочку звали Кей?
- Да. Кей Тиору.
Юка побледнела. Не может быть! Этот человек знает её Кану!
Так, задав несколько вопросов, Юка убедилась, что речь идёт именно о той самой Кей Тиору, о которой она подумала, а когда незнакомец назвал ей своё имя, у Юки не осталось никаких сомнений. Еми Моотоко. Друг детства её Каны. Юка нашла его! Точнее он сам нашёл её... Или они оба нашли друг друга, это было уже неважно. Важно то, что Еми Моотоко, которого она искала, стоял перед ней.
Но куда больше, чем неожиданная встреча с Еми, Юку удивило, что он всё помнил. Как же так вышло? Ведь при переходе Стена должна была забрать всю его память.
Конечно, Юка тут же перед ним раскрылась. Рассказала, кто она, откуда пришла, что Кей Тиору была её Каной, что пришла она сюда, чтобы найти своего друга Йойки и вернуть ему память...
Конечно, Еми тоже был восхищён и обрадован этой неожиданной встрече, ведь Юка была частицей того мира, который он так любил, и который, казалось бы, потерял навсегда.
- Ну, ты даёшь! – восклицал он. – Перехитрила саму Стену! Мы с Кей столько сил на это положили когда-то, но так и не нашли ответов, а у тебя  получилось! Ты очень смелая и решительная девочка, Юка. Я преклоняюсь перед тобой, - и Еми склонился с совершенно серьёзным видом.
А Юка стояла и не могла поверить в реальность происходящего. Несколько минут назад её сердце рвалось от боли, а теперь вдруг тучи рассеялись, и стало почему-то светлее, теплее.
Они решили пойти куда-нибудь, где потеплее, чтобы спокойно поговорить. А поговорить им было о чём. Юка позвала Еми к себе в комнатушку. По дороге Еми просто и откровенно рассказал всю историю своей жизни, начиная с того момента, как он попал в Город.
Оказалось, что поначалу Стена действительно стёрла его память. Еми не помнил абсолютно ничего из своей прошлой жизни, не помнил Кей. Однако что-то постоянно не давало ему покоя. Похожее чувство возникает, когда, выходя из дома, человек точно знает, что забыл что-то, но не может вспомнить что. «Или как будто я забыл, выключил ли утюг и плиту, - сказал Еми. – Во мне постоянно жило какое-то неясное беспокойство, но я не понимал, с чем оно связано. Мерзейшее чувство, скажу я тебе».
Так Еми и жил. Окончил школу, поступил в университет на физико-математический факультет. Там он познакомился со своей будущей женой, впервые по-настоящему влюбился. Она была единственной девушкой в их группе, и Еми долго добивался ее внимания. Но, наконец, девушка ответила взаимностью, и почти сразу они поженились. И всё было бы хорошо, если бы не одна авария. Еми возвращался в тот вечер с работы, была сильная метель. Он не справился с управлением, и его машина врезалась в дерево. Обычная история. Еми чуть не погиб. Провалялся несколько дней в коме, но каким-то чудом врачам удалось вернуть его сознание к жизни. Но вместе с сознанием вернулось и кое-что. Вернулась память. Еми понял, что всё, что он знал о своей жизни до четырнадцати лет, оказалось ложью. Он вспомнил мир иенков, Стену, вспомнил смешную девчонку Кей.
И тогда его жизнь изменилась. Она просто не могла уже быть прежней. Жена не понимала, что с ним происходит. Постепенно они стали отдаляться друг от друга. Развелись.
С друзьями отношения тоже пошатнулись, окружающие думали, что Еми сдвинулся и ненавязчиво дарили ему талоны на бесплатный приём к психоаналитику.
«Так я стал изгоем. Я не принадлежал ни к этому миру, ни к тому. Я просто находился где-то посередине. И, в конце концов, опротивел самому себе».
Еми бросил свою престижную работу, перебивался как-то на случайных заработках. Словно споткнулся где-то на социальной лестнице, и колесо жизни начало вращаться уже без него.
- Но я безумно рад, что встретил тебя, - сказал Еми, когда они уже сидели за столом в квартире Юки. – Наконец-то я воочию убедился, что крыша у меня не поехала. Хотя я и был очень близок к этому.
- Могу себе представить, как ты мучился, - сказала Юка. – Мне такое даже не снилось. Я-то думала, что это я страдаю, но тебе было в тысячу раз хуже.
Еми печально улыбнулся.
- Да ладно, не беспокойся обо мне. Старик Еми – крепкий орешек. Так просто меня не сломать.
- Да, я знаю, - Юка тоже улыбнулась. – Не зря же моя Кана так любила тебя.
Еми смутился, отвернулся, рассмеялся. Он нервничал.
- Я тоже был влюблён в неё. Но даже ни разу не сказал ей об этом. Трусливый мальчишка...
- Она и так это знала.
Еми внимательно посмотрел на Юку.
- Она рассказывала тебе о нас?
Юка кивнула.
- Однажды я нашла в её вещах калейдоскоп с твоим именем. Тогда она и рассказала мне всё.
- Калейдоскоп! – восхитился Еми и сразу как будто стал моложе. – Неужели она до сих пор заглядывает в него?
- Заглядывает, конечно, хотя уже и не так часто, как раньше. Она не забыла тебя. И до сих пор любит, я уверена.
Еми побледнел.
- Так значит, наверное, она знает, что я женился тогда?
- Она знает, что ты полюбил кого-то. Сильно и надолго. Вот и предположила, что ты наверняка женился, завёл семью... – Юка поморщилась. Произносить все эти слова и видеть, как меняется лицо Еми – было очень больно.
Еми уронил голову на руки, спрятал лицо.
- Всего этого не должно было быть, - прошептал он. – Только не так. Только не с нами. Это на Кей я должен был жениться. Всё как-то неправильно. Всё не так...
Юка мягко накрыла руку Еми своей.
- Я тоже так думаю. Но ещё не поздно всё изменить.
- Изменить? Но как?! За эти годы я уже отчаялся что-либо изменить в своей жизни.
- Ты хотел бы вернуться? В мир иенков?
- Конечно! Вернуться и снова увидеть Кей – это единственное, чего я ещё хочу в этой дрянной жизни.
- Я могу помочь тебе, - сказала Юка. – Если я смогла найти дорогу в один конец, найду дорогу и обратно. И тебя выведу, если захочешь.
Еми поднял голову, глаза его горели.
- Мне не верится, что я слышу это! Ты правда поможешь мне?
- Да. Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы ты смог вернуться домой. Ради тебя и ради Кей.
- Вау! – от переизбытка чувств Еми захлопал в ладоши и стал при этом похож на тринадцатилетнего мальчишку. Этот мальчишка до сих пор жил в нём. – Спасибо, Юка! Всё-таки твоя Кана правильно воспитала тебя!
- В этом не только её заслуга, - проворчала Юка.
- Ну а что насчет тебя? – спросил Еми. – Ведь ты хочешь вернуть память этому мальчику, Йойки, да?
Юка покраснела и кивнула.
- Отлично! – воскликнул Еми. – Тогда я тоже буду помогать тебе! Один в поле не воин, ты ведь знаешь об этом? Раньше мы были одни и поэтому ничего у нас не выходило. Но теперь нас двое, и всё обязательно получится!
Юка улыбнулась. Ей действительно сразу стало как-будто легче.
- Наверное, идея треснуть Йойки по голове была не такой уж плохой, - сказала она. – Может, от этого к нему бы тоже вернулась память, как к тебе.
- Чегось? – не понял Еми.
- Да так, ничего! – рассмеялась Юка. – Я тоже очень рада, что мы встретились! Отныне мы с тобой союзники и помогаем друг другу!
- Ага! Давай сюда руку, компаньон!
И они со смехом пожали друг другу руки.
На улице завывала метель. Они говорили всю ночь. А под утро, когда снегопад закончился, уснули рядом на диване, укрывшись старым пледом. Они оба уже очень давно не спали так спокойно.   




 Глава 12

Прогулка по льду. Потерянность. Красный цвет.

 


Рано утром Йойки выпил крепкий кофе и вышел на балкон с телефонной трубкой в руке. Мысли его были ясные, они укладывались в голове ровными рядами, одна за другой. Йойки уже не ощущал того рвущего на части оглушающего смятения, как сегодня ночью, когда никак не мог заснуть. Сейчас он точно знал, что должен делать. Никаких колебаний.
В его кармане лежали часы на цепочке. Они тоже тикали ровно. Никаких перебоев. Часы точно отсчитывали время его новой жизни, хотя Йойки и сам не понимал и не осознавал даже, что в его жизни что-то изменилось. Только смутно чувствовал это.
Уверенные пальцы набрали номер Кима. Друг ответил только после шестого или седьмого гудка.
- Эй, Йойки, ты что ли? – раздался на другом конце провода сонный голос. – С ума, что ли, спятил? Чего звонишь в такую рань?
- Уже девять, - возразил Йойки, опускаясь на холодный стул.
- Но сегодня же выходной! Какая нелёгкая тебя подняла?
Йойки вздохнул.
- Прости. Я просто хотел спросить у тебя кое-что и не мог больше ждать.
- Правда? И что же, интересно, ты хотел спросить?
- Ведь ты вчера остался с этой девочкой, когда я ушёл, да?
- Чего? – Ким явно ещё не проснулся. – С девочкой?
- Ну, да... С Юкой. Я ушёл, а ты остался записать номер её телефона.
- Ах да! С Юкой! Вспомнил. Ну, остался, да. А что?
- Да вот хотел узнать у тебя, как с ней можно связаться, - пробормотал Йойки и смутился от собственных слов, показавшихся ему такими неестественными, странными, пугающими.
Какое-то время в трубке не было слышно ни звука, словно Ким даже не дышал. А потом сквозь треск помех раздался его хриплый смешок, в котором слышалась ирония:
- Ну ты даёшь, дружище! Неужели приударить за ней решил, а? Зачем это тебе спонадобился её телефончик?
- Да нет же, дубина! – разозлился Йойки. – У тебя всё только одно на уме! Мне просто нужно с ней поговорить.
- Говори что хочешь, но если Тио об этом узнает, добром это не кончится. Ты же так нравишься ей!
- Знаю! Она тоже мне нравится. Да говорю же, у меня ничего такого даже в мыслях нет!
- Ладно. Себя можешь обманывать, но меня-то ты не проведёшь. Зацепила она тебя, эта девчонка. Но ты прав, она необычная... Вот только, зачем тебе две девчонки? Оставь мне хоть одну! Дай хоть за Юкой приударить, раз у тебя Тио есть.
- Ким! – Йойки совсем озверел и закричал: - Да послушай же ты меня, наконец! Просто дай мне её номер и всё!
- Ладно-ладно! И вовсе незачем так орать. Я же не глухой. И не тупой. Вот только, нет у неё телефона. Вот так-то.
- Как это «нет»? – Йойки никак не мог этого ожидать. – Совсем нет?
- Совсем, - отрезал Ким. – Говорю же, очень странная девушка. У неё нет ни мобильника, ни домашнего телефона, ни Интернета, и соответственно нет мэйла и прочего. Я-то думал, что таких экземпляров уже не осталось...
- Но как-то же с ней можно связаться?! – Йойки совсем отчаялся. Почему-то мысль, что он потерял из виду эту девушку, и никогда больше не увидит её, приводила его в ужас.
Ким издал самодовольный смешок.
- Ты недооцениваешь своего друга, Йойки, - сказал Ким. – Неужели ты думаешь, что я отпустил бы такую симпатичную девчонку, даже не узнав о ней хоть что-нибудь, чтобы потом можно было её найти? Значит так. Бери листочек и ручку. Я продиктую тебе её адрес.
Йойки подпрыгнул на стуле от радости:
- О, Ким! Я люблю тебя!
- А то, - Ким издал ещё один самодовольный смешок и начал диктовать адрес.
Йойки записал, и по лицу его прошла тень. Почему эта девушка живёт в таком бедном районе? В таком старом доме? Может, у неё какие-то проблемы в семье? Йойки испугался, что его просто выставят за дверь, если он придёт навестить девушку. Может, она вообще не захочет его видеть.
- Большое тебе спасибо, Ким, - сказал он. – Извини, что разбудил.
- Да ладно, пустяки, - подобрел Ким. – Ты главное расскажи потом, как всё прошло!
- Остынь. Там не будет ничего такого, о чём ты думаешь, пошляк.
- Ну, всё равно мне интересно! Блин, как же я тебе завидую иногда! Вот был бы я таким же крутым, умел бы рисовать, и за мной бы тоже девчонки толпами бегали!
- Всё, Ким, пока! – и Йойки поспешил положить трубку, прерывая поток мечтаний своего друга, потому что разглагольствовать на тему девушек Ким мог бесконечно.
На улице снова пошёл снег. Йойки почувствовал, что замерзает, и вернулся в комнату. Там он какое-то время посидел на смятой постели, сжимая в руке листочек с адресом девушки по имени Юка. А потом пошёл на кухню, приготовил себе кофе и открыл пачку крекеров.
Идти в гости было слишком рано, и Йойки пытался придумать себе занятие, чтобы скоротать время.
Несколько раз у него в голове неизвестно откуда возникал вопрос: «А что это я делаю?». Но Йойки не знал, зачем и почему тянется за этой девушкой. Куда проще было бы оставить всё, как есть. И раньше Йойки так и сделал бы.
Но с того момента, как карманные часы снова начали отсчитывать время, что-то в Йойки изменилось. И то, что было раньше, начало незаметно истончаться и таять. Тик-так. Тик-так.

* * *


Юка проснулась от яркого света, пробивающегося сквозь мутное стекло. Голова болела после почти бессонной ночи, и Юка сначала не могла даже сообразить, где находится, и что произошло. А когда увидела лежащего в своей постели мужчину, едва не заорала. Но тут же воспоминания вернулись и опустились на больную голову свинцовой тяжестью.
Всё правильно. Это же Еми. Я встретила его вчера вечером после того, как... после того, как Йойки не узнал меня.
Еми сладко спал, положив под голову широкую ладонь. На лице его застыло безмятежное выражение, ресницы чуть подрагивали, а уголки губ поднимались – Еми улыбался во сне. Наверное, ему снилось что-то очень хорошее. Может даже, мир иенков и утраченные моменты его жизни.
Какое-то время Юка просто лежала и смотрела на спящего Еми. Теперь, при свете дня, она могла лучше рассмотреть его лицо. Теперь она была уверена, что не ошиблась, впустив этого человека к себе в дом и доверившись ему. В его лице не было совсем ничего злого. Особенно сейчас, когда Еми спал, он выглядел совсем беззащитным. И очень милым. Чёлка падала ему на лоб, и Еми казался совсем мальчишкой.
И, тем не менее, он больше не был мальчишкой. В его жизни многое изменилось. Интересно, сможет ли Кей узнать его, если увидит?
Наверное, её Кана многое бы отдала, чтобы оказаться сейчас на месте Юки. И Юке стало очень грустно, когда она подумала об этом.
Как же сделать так, чтобы все были счастливы?
Юка тихонько выбралась из постели, укрыла Еми пледом, а сама босиком пошла в ванную умыться. Пол был ледяным, и остатки сна сразу испарились. Юка привела себя в порядок, оделась, покормила Тихаро и принялась готовить завтрак для себя и Еми. Это было очень необычное ощущение, ведь Юка привыкла уже быть одна. А мысль о том, что теперь ей нужно покормить кого-то ещё, почему-то придавала бодрости, и Юка сама не заметила, как заулыбалась. До этого момента она даже не осознавала, как сильно одиночество давило на неё.
Вскоре проснулся и Еми. Он вышел на кухню, зевая и почёсывая шевелюру.
- Привет, - сказал он и улыбнулся.
- Привет, - улыбнулась Юка.
- Меня разбудили вкусные запахи... Мне снилось, что я пришёл в ресторан, а денег с собой не взял.
Юка рассмеялась:
- Садись, сейчас будем завтракать...
Однако позавтракать в то утро им так и не удалось. Внезапный звонок в дверь пригвоздил обоих к месту. Еми так и застыл с ладонью в волосах, а Юка – с ножом в руке.
- Кто это? – прошептал Еми.
- Не знаю, - Юка пожала плечами. – Почта обычно приходит в обед. А больше некому. Ко мне некому прийти, и даже моего адреса никто не знает.
- Стой там! А я пойду и проверю, - вызвался Еми.
Юка кивнула и сжала покрепче нож. Она и сама не понимала, почему так перепугалась.
Вскоре Еми вернулся, и на лице его было странное выражение.
- Там какой-то мальчик... Говорит, что хочет увидеть тебя.
- Мальчик? – переспросила Юка, и голос её сел.
- Да. Говорит, его зовут Йойки.
Юка побледнела, нож выпал из её пальцев и ударился об пол. Не помня себя, Юка побежала открывать дверь.
- Эй, ты только не горячись! – успел крикнуть ей вслед Еми.
На какую-то безумную долю секунды Юке подумалось, что Йойки вдруг вспомнил всё и пришёл к ней. Но открыв дверь, она тут же поняла, какой глупой была эта мысль. Во взгляде Йойки снова не было ни капли узнавания. Однако сегодня в его взгляде всё же было что-то, чего не было вчера.
Йойки казался очень растерянным и смущённым. В руках он мял вязаную шапку. Он словно забыл, зачем пришёл.
Вдохнув поглубже, Юка беззаботным голосом предложила ему войти. Йойки вошёл в прихожую и поздоровался с маячившим там Еми. Юка тут же в ужасе представила, как, должно быть, всё это выглядит со стороны. Йойки застаёт её в квартире вместе с заспанным мужчиной лет так на пятнадцать старше её. Не зная, как их представить друг другу, Юка только бормотала, указывая на Еми:
- А это мой... мой... это мой...
- Старший брат, - нашёлся Еми. И с невозмутимым видом подойдя к Юке, положил руку ей на плечо. – Правда, сестричка?
- Ага, - только и смогла выдохнуть Юка.
- Рад знакомству, - сказал Йойки и улыбнулся. Лицо его просветлело, и Йойки, кажется, вспомнил, что его сюда привело.
- Извиняюсь, что побеспокоил вас, - проговорил он уже увереннее. – Мне просто очень нужно было поговорить с тобой, - и Йойки посмотрел на девушку. – Но, если я не вовремя, могу зайти и в другой раз. Жаль, конечно, что я не смог вас предупредить...
- О, нет, ну что ты! Очень даже вовремя! – воскликнула Юка.
Еми только кашлянул и скрылся на кухне.
- На улице хорошая погода, - Йойки улыбнулся. – Если ты не против, мы могли бы погулять.
- Да, конечно! Я сейчас оденусь!
Юка не верила собственным ушам. Йойки пришёл к ней домой (а это значит, что ему пришлось узнать её адрес!) и теперь зовёт её погулять! Что ни говори, а день начался неожиданно...
- Ты, наверное, ещё не успела позавтракать? с беспокойством спросил Йойки.
- Нет, я уже завтракала, не волнуйся, - соврала Юка. С кухни послышалось недовольное покашливание Еми. Наверное, он не хотел завтракать в одиночестве. Но Юка не могла заставить Йойки ждать.
Она лишь сбегала в комнату, накинула тёплую вязаную кофту кремового цвета, провела по волосам расчёской и вернулась в прихожую. Но вернулась она уже не одна – Тихаро, видимо, решила отправиться на прогулку вместе с Юкой и по привычке устроилась на её плече.
- Какая необычная птица! – искренне удивился Йойки, увидев её. – Никогда таких не видел.
Юка улыбнулась, хотя эти слова и отозвались в её груди тупой болью.
Нет, Йойки, ты уже видел её. Ты даже имя ей придумал. Неужели не помнишь?
- Это очень редкий вид, - сказала Юка. – Обычно, этих птиц не держат в неволе, но эта почему-то захотела остаться со мной. Её зовут Тихаро.
Йойки прищурился.
- Тихаро... – повторил Йойки. – Красивая птица и красивое имя.
- Да... На очень древнем языке оно значит «свободная».
Что-то мелькнуло в глазах Йойки. Это не было узнаванием. Всё-таки его память была заблокирована. Но раньше Юка не замечала у Йойки такого взгляда и теперь не могла уже понять, о чём он сейчас думает. Этот взгляд Йойки приобрёл уже здесь, в мире людей.
- Значит, я всё-таки не зря пришёл, - прошептал он.
- Что? – не поняла Юка.
- Ничего, - Йойки покачал головой и протянул руку, чтобы коснуться птицы. – Она меня не клюнет?
Нет, она ведь знает тебя. 
- Не волнуйся, Тихаро не агрессивная.
Йойки осторожно коснулся белоснежных перьев птицы и погладил их. Тихаро не была против. Она только бесстрастно смотрела на Йойки своими холодными ультрамариновыми глазами.
- Свободная, - прошептал Йойки и снова улыбнулся, и улыбка его была тёплой и спокойной.
О чём же он всё-таки думает? Что имел в виду, когда сказал, что пришёл не зря?
Теперь всего этого Юка не могла прочесть по выражению его лица, как раньше. Теперь она даже спросить этого не могла. Ведь Йойки не из тех, кто доверяет свои сокровенные мысли посторонним. Посторонним. 
Юка обулась, накинула куртку, обмотала вокруг шеи шарф и крикнула:
- Пока, Еми! Я скоро вернусь, не скучай!
- Хорошо, - откликнулся Еми. – Приятной прогулки!
Они вышли за порог, дверь скрипнула. Спустились по тёмной лестнице и вышли на слепящий свет улицы.
Какое-то время они шагали молча, и только снег скрипел под ногами. Юка украдкой смотрела на Йойки. Ей всё время хотелось смотреть на него, смотреть и не отрываться – она слишком соскучилась. Но такой наглости она не могла себе позволить. Что подумает Йойки, если на него постоянно будет пялиться незнакомая девушка? Незнакомая.
- Ты, наверное, считаешь меня странным, - сказал Йойки. – Пришёл к тебе ни с того ни с сего... Хотя мы совсем не знакомы.
- Нет, я вовсе не считаю тебя странным. И я рада снова увидеться с тобой.
- Это хорошо, - улыбнулся Йойки. – Просто камень с души... Знаешь, обычно я так себя не веду. Ну, в смысле не заявляюсь домой к незнакомым девушкам и не зову их гулять. Так что, не подумай ничего такого!
- Да знаю я, что ты не такой, - сказала Юка, но тут же опомнилась: - То есть, я не думаю ничего такого!
- Просто мне не даёт покоя кое-что, - сказал Йойки, не обратив внимания на «оговорку» Юки. – Ты так похожа на героиню моей картины, и ещё, может, это прозвучит глупо, но мне кажется, я видел тебя во сне. Можешь смеяться, если хочешь.
Юка только горько улыбнулась.
- Я не буду смеяться.
Йойки вздохнул. Кажется, он напряжённо думал о чём-то. Видно было, что нужные слова он подбирает с трудом.
- Вообще, всё это так странно... И я сам не понимаю, почему говорю всё это тебе. Мне просто кажется, что тебе можно доверять. С тобой так легко говорить и просто находиться рядом... Наверное, я выгляжу сейчас, как полный идиот, - Йойки нервно хохотнул и поправил волосы, растрепавшиеся на ветру.
У Юки на глазах заблестели слёзы, и она отвернулась, чтобы скрыть их. Налетевший порыв ветра ударил по лицу.
- Мне очень приятно, что ты доверяешь мне, - сказала она. – Мне нравятся твои рисунки, они очень близки мне. И я даже не надеялась, что мне удастся с тобой пообщаться. Так что, я вовсе не считаю тебя идиотом. Но скажи всё-таки, зачем ты решил снова встретиться со мной? Только потому, что я напоминаю тебе о ком-то, похожа на кого-то?
Йойки покачал головой.
- Нет, не только поэтому. Есть и ещё кое-что. Я не могу точно объяснить. Мне просто кажется, ты что-то знаешь. Знаешь что-то обо мне и о том, что я сам о себе не знаю. Вот. Как-то так.
Сердце Юки забилось быстрее. Кровь прилила к щекам. Значит, Йойки всё-таки что-то чувствует. Он сам не понимает, что с ним происходит. Но чувствует.
Йойки. Если бы только знал, как мне хочется всё рассказать тебе! Но я не могу, прости. 
- Кто знает, - улыбнулась Юка. – Может, я действительно что-то знаю, чего не знаешь ты. И может, со временем мы выясним, что это, если подружимся.
- Да, было бы здорово! Я буду рад подружиться с тобой! – воскликнул Йойки, и глаза его загорелись. Юка хорошо помнила этот взгляд. Он бывал у Йойки в особенные моменты. Например, когда они бежали к вересковому полю тайком от всех.
- Хорошо, - сказала Юка. – Тогда дай я попробую угадать... Ты случайно не видишь во сне людей и места, где никогда не был?
- Вижу... – пробормотал Йойки.
- И эти места кажутся тебе смутно знакомыми, хотя ты знаешь, что они не существуют в реальности?
- Да... – Йойки побледнел. – А откуда ты знаешь?
- Просто догадалась. Ведь, как ты сам сказал, возможно, я знаю кое-что. И эти места очень красивы, правда?
- Да... Они невероятно прекрасны.
- И потом ты часто воплощаешь увиденное в своих рисунках, ведь так?
- Так. Но я всё-таки не понимаю, как ты узнала обо всём этом. Это знают только мои самые близкие друзья, а они не стали бы это кому-нибудь рассказывать.
- Не волнуйся. Я вовсе не пытаюсь лезть к тебе в душу, Йойки. Но ты сам сказал, что доверяешь мне. Если это действительно так, пожалуйста, не спрашивай пока ничего, хорошо?
- Хорошо. Просто всё это так странно... И что же ты ещё знаешь обо мне? – спросил Йойки.
- Дай-ка подумать... – Юка улыбнулась. – Придумала! У тебя случайно не хранятся где-нибудь дома старые карманные часы? И если хранятся, то ты, наверняка, совершенно не помнишь, откуда они взялись.
Йойки остановился. Достал из кармана джинсов часы, цепочка которых засверкала на ярком свету. Лицо Йойки становилось всё бледнее. Он только и смог спросить:
- Да кто же ты такая?
- Ну вот, кажется, я всё-таки напугала тебя, - прошептала Юка. – Извини. Слишком много всего сразу. Я не могу сказать тебе, откуда знаю эти вещи. Просто прошу тебя верить мне. Я не хочу причинить тебе зла.
- Я верю, - Йойки вздохнул и сжал часы в бледных тонких пальцах. – Ведь твоё лицо было на моей картине. А значит, ты не можешь замышлять что-то плохое. Теперь я не сомневаюсь. Ты не просто похожа не девочку с моего рисунка. Ты она и есть.
Юка улыбнулась. Нет, всё-таки Йойки не сильно изменился за это время. Он не утратил своей способности верить – и это главное. И пока он верит, у неё есть шанс. Шанс всё вернуть.
- Красивые часы, - сказала она. – Можно посмотреть?
Йойки молча протянул ей карманные часы. Цепочка звякнула, когда Юка брала их в руку. Их с Йойки пальцы на миг соприкоснулись, но Юка попыталась не выдать своего волнения. Пусть и на сотую долю секунды, но она снова смогла прикоснуться к нему спустя год и четыре месяца.
Юка открыла часы и посмотрела на циферблат. Стрелки показывали точное время. Юка испустила вздох восхищения. Они всё-таки работают! Невероятно!
- Я действительно не помню, откуда они у меня, - сказал Йойки. – И самое странное, что до вчерашнего дня они не работали. Я просто таскал с собой сломанные часы, сам не знаю почему. Всё хотел отнести их в ремонт, но постоянно забывал об этом. Их стрелки так и стояли на шести. Но вчера часы снова пошли. Сами собой. И я подсчитал, что это случилось как раз в тот момент, когда я увидел тебя на Выставке.
Глаза Юки широко раскрылись.
- Удивлена? – Йойки улыбнулся. – Значит, ты тоже не знаешь, что бы это значило?
Юка покачала головой.
- Не знаю. Но это очень интересно.
- Вот именно. И это ещё одна причина, по которой я пришёл к тебе сегодня. Слишком много всего, чтобы назвать это простыми совпадениями.
Юка передала ему часы обратно. Улыбнулась. Йойки посмотрел ей прямо в глаза и долго не мог оторвать взгляда. Глаза этой девушки гипнотизировали. В них словно было заключено особое сияние, свет, которого он раньше никогда не видел ни у кого из людей. Ему показалось на миг, что в этих глазах ответы на все его вопросы, но они сокрыты от него, и прочесть их прямо сейчас невозможно. Это чувство было таким сильным, что Йойки испугался. И поспешно отвернулся.
Смотреть в эти глаза – словно подвергать сомнению реальность собственного существования.
Они пошли дальше. С неба начали медленно опускаться снежинки.
- Расскажи мне немного о себе, - попросила Юка. – Как ты теперь живёшь?
- «Теперь»?
- Ой... м-м-м. Просто, как ты?
- Да у меня вполне обычная жизнь, - пожал плечами Йойки. – Хотя, некоторые мои друзья так не думают, - он улыбнулся, вспомнив Кима. – Они считают меня счастливчиком. Говорят, у меня есть всё, что только можно пожелать. И, наверное, они правы.
- Почему «наверное»? Ты в чём-то не уверен?
- Даже не знаю... Казалось бы, мне не в чем сомневаться. У меня замечательные друзья, любящие родители. Я учусь и занимаюсь любимым делом, причём довольно успешно.
Говори, Йойки, прошу тебя. Просто говори. Я так хочу слушать тебя.
- Мое будущее уже предопределено. Окончу школу, поступлю в университет, где буду продолжать рисовать. У меня много шансов, что моя карьера художника сложится успешно. И всё как будто по сценарию.
Юка не знала, что такое «сценарий». Но, когда Йойки произносил это слово, в его голосе она уловила какую-то безысходность, и этого ей хватило, чтобы всё понять. Она спросила:
- Йойки, скажи, ты счастлив?
- Что? – взгляд Йойки сделался растерянным, как будто его вырвали из полусна.
- Я спрашиваю, счастлив ли ты?
Кажется, Йойки по-прежнему не понимал этого простого вопроса. Юка уже видела однажды этот взгляд у своей Каны, когда задавала ей тот же самый вопрос. Кана тогда пыталась отшутиться, говорила какую-то ерунду, говорила, что есть вещи, которые мы не можем изменить. И тогда Юка поняла, что Кей Тиору не счастлива. Не счастлив был и Йойки. Предчувствия всё-таки не обманули её.
- Не знаю, - сказал, наконец, Йойки. – Наверное, счастлив.
Юка едва заметно улыбнулась.
- Опять это «наверное». Как же ты можешь не знать этого? Если ты счастлив, ты всегда точно знаешь это.
Йойки вздохнул.
- Всё это так сложно. Иногда мне кажется, что я очень счастлив. Светлые чувства переполняют меня. Это бывает, например, когда я рисую, или когда я вместе с... – он вдруг смутился и не стал заканчивать мысль. – Но бывают моменты... моменты, когда я чувствую себя потерянным. Мне как будто становится тесно в собственном теле. Моё тело становится словно чужим, инородным субъектом, сдерживающим и ограничивающим меня. Тебе знакомо это чувство?
- Кажется, я понимаю, о чём ты говоришь.
Юке было грустно слышать всё это. Никогда она не желала Йойки испытать такие чувства. Душа Йойки должна быть свободной. Иначе он просто не сможет рисовать.
- Ладно, что это я всё о себе? – Йойки усмехнулся. – Расскажи и ты что-нибудь о себе. Как живёшь, кем мечтаешь стать? Или всё это страшная тайна?
Юка рассмеялась.
- Ну, почему же... Кое-что я могу тебе рассказать.
- Отлично!
- Я снимаю эту маленькую квартирку, что ты видел. Живу там с Тихаро. Занимаюсь поисками кое-каких важных для меня людей. Не умею рисовать. В будущем мечтаю помогать другим.
- А где же твои родители? – удивился Йойки. – Неужели ты живёшь совсем одна?
- Да. Я не знаю своих родителей.
- Это очень грустно...
- Вовсе нет. Ведь я не знаю их, а значит, и не скучаю по ним.
- Не уверен... Мне кажется, если бы я не знал своих родителей, я всё равно скучал бы по ним и мечтал однажды увидеться.
Так и было, Йойки. Ты скучал по своим родителям, хотя и не знал их.
- Мне очень нравится твоя мечта, - сказал Йойки. – Помогать другим – это здорово.
Юка смутилась и не знала, что сказать. Ей было тяжело рядом с ним. Тяжело сдерживать себя, притворяться, говорить совсем не то, что на самом деле хочется сказать. Его непонимание, неузнавание, его слова причиняли боль.
Они дошли до маленького замёрзшего озера, на другом берегу которого виднелся лес. Юка ахнула. Она никогда не видела заледеневшей воды. Это было очень красиво.
- Когда-то я видел на том берегу оленей. Олениху и оленёнка, - проговорил Йойки, глядя вдаль. – Жаль, что не удалось тогда разглядеть их поближе. 
- Олени! – восхитилась Юка.
Вот это да! Неужели, здесь она сможет наконец-то увидеть этих прекрасных благородных животных, которых столько раз представляла в своих мечтах?
- А ты хотел бы увидеть их поближе? – спросила она.
- Конечно! Но обходить озеро, чтобы попасть в лес, - слишком долго.
- А зачем обходить? – Юка улыбнулась и подмигнула ему. – Ведь мы можем просто перебежать его! Лёд такой толстый, мы мигом окажемся на другой стороне!
Йойки посмотрел на неё недоверчиво. Юка не дала ему времени на раздумья, схватила за рукав и потянула за собой.
- Эй, погоди! – Йойки пытался протестовать, но всё равно шёл. -  А вдруг мы провалимся и утонем?!
- Да брось! Лёд ведь толстенный! Не бойся!
- Да я и не боюсь! – заявил оскорблённый Йойки и пошёл быстрее.
Юка едва сдерживала смех. Йойки остался всё тем же занудой.
Они выбежали на лёд, и сначала было страшно даже сдвинуться с места. И было весело. Юка снова потянула Йойки за собой, и они побежали, всё быстрее, быстрее. И холодный ветер свистел в ушах. И как будто ничего не изменилось, как будто не было всех этих дней, долгих месяцев, боли, расставания и слёз.
Они снова бежали и снова смеялись.


* * * 
 
 
Если бы можно было родиться заново, Юка стала бы белоснежным снегом, опускающимся с небес на плечи Йойки, застывающим на его волосах, тающим на лице. Тогда она могла бы всегда быть рядом с ним. Неслышно, незаметно, почти неосязаемо, просто быть.
Если бы можно было родиться заново, Юка согласилась бы быть человеком. Быть частью этого холодного враждебного мира, частью мира Йойки. Быть может, она даже стала бы его подругой, как Тио. И всё было бы хорошо. И не было бы всей этой боли. И этого смеха, разрывающего грудь, как рыдание.
Если бы только Стену можно было пересечь так же легко, как это маленькое озеро.
Когда они оказались на другом берегу, Йойки повалился на снег, тяжело дыша и не переставая смеяться. Щёки его раскраснелись, на ресницах застыли снежинки.
- Ух! Давно я так не бегал! – воскликнул он, чуть отдышался и, став вдруг спокойным и серьёзным, добавил: - Спасибо тебе.
- За что же? – удивилась Юка.
- За то, что растормошила меня. Иногда мне кажется, я стал слишком серьёзным. В моей жизни очень не хватает таких вот моментов.
Юка улыбнулась.
- Тогда я никогда не дам тебе заскучать.
- Не сомневаюсь, - улыбнулся в ответ Йойки. Его взгляд потеплел. Йойки словно стал более расслабленным, чем в начале их встречи. Юка смутно почувствовала, что его отношение к ней меняется. Йойки немного, совсем лишь чуть, но открылся.
- Ну, и где же здесь олени? – спросила Юка, сделав ладонь козырьком и вглядываясь в лесную чащу.
- Нужно подождать, - ответил Йойки. – Если мы будем вести себя тихо, они могут показаться.
- Хорошо, - Юка присела рядом с ним на снег.
- Ты замёрзнешь, - сказал Йойки.
- Ничего. Я совсем немного посижу...
Рядом с тобой.
Юка прекрасно осознавала опасность переохлаждения. Оказавшись в мире людей, она лишалась своей защиты, окружавшей её тело плотным коконом и не дававшей проникать внутрь болезням, разрушающим организм. Теперь Юка была полностью безоружна. В этом мире она стала слабой. Такой же, как люди.
Но ей было всё равно. Пусть она простудится и будет лежать в постели, но сейчас, совсем немного, она посидит рядом с Йойки.
Они сидели в молчании и ждали оленей. Они могли бы о многом сейчас спросить друг друга. Но почему-то молчали. Они просто чувствовали, чувствовали оба, что сейчас так будет лучше.
Они ждали, и олени пришли. Это снова были мама с оленёнком.
- Тсс! – шепнул Йойки, прижимая палец к губам, а другую руку мягко опустил Юке на плечо. – Обернись, только медленно. Они там.
Юка начала оборачиваться, и в этот момент даже время словно замедлило свой ход. Снежинки плавно опускались, олени замерли в нерешительности. И Юка увидела их. Она посмотрела им прямо в глаза, и в глазах этих была спокойная мудрость. Олени были ещё прекраснее, чем Юка могла себе вообразить.
- Какие красивые! – только и смогла выдохнуть Юка, и слёзы почему-то выступили у неё на глазах.
- И так близко! – восхитился Йойки. – Теперь можно сфотографировать их намного лучше.
И Йойки снял с шеи загадочную чёрную коробочку. Похожую вещь Юка уже видела у подруги Йойки, Тио. Она уже слышала, что это называется «фотоаппарат», но с трудом представляла, как такая штуковина работает.
Йойки навел фотоаппарат на оленей, нажал на какую-то кнопку, и раздался щелчок. Эту же операцию он повторил несколько раз, и Юка смотрела на него как заворожённая. Йойки так легко управлялся с техникой, он смог так хорошо обжиться в этом мире, стать его частью. Безо всякого труда. Ведь этот мир был открыт для него, ждал его, приготовив здесь для Йойки всё, что нужно, открыв для него любые возможности.
Юка бы так не смогла. Ведь этот мир был настроен по отношению к ней совершенно иначе.
- Хочешь посмотреть, что получилось? – спросил Йойки, придвигаясь к Юке ближе и протягивая фотоаппарат.
Юка кивнула. Она решила не говорить, что впервые видит фотоаппарат так близко и не представляет даже, для чего он предназначен, чтобы не напугать Йойки ещё больше. Если он узнает, что она такая неграмотная, это может оттолкнуть его.
Стыдясь собственной непросвещённости, Юка склонилась над маленьким светящимся экранчиком. И в тот же миг забыла обо всём на свете. Она увидела уменьшенных оленей, застывших по ту сторону экрана. Но как же такое возможно? Юка думала, что остановить время с его быстробегущими тающими мгновениями невозможно. Но то, что она видела сейчас, разрушало все её представления о времени. Это как мгновенный рисунок. Застывшая частица ушедшего времени, которое уже никогда не вернётся.
Юка подумала, что именно этой вещи Йойки так сильно не хватало, когда он ещё жил в мире иенков. Если бы только фотоаппарат был у него тогда, Йойки делал бы снимки постоянно и потом смог бы забрать их с собой, чтобы вспомнить.
Но у Йойки не было тогда фотоаппарата.
- Нравится? – спросил он.
- Очень...
- Мне даже не верится, что удалось сфотографировать их так близко... Тио будет очень рада!
- Тио? Это твоя подруга? – спросила Юка и ощутила, как в груди раскрывается комок острых шипов.
- Э-э-э, да... – Йойки смутился, на щёки его наполз румянец.
Юка, конечно, сразу всё поняла.
- Тио любит фотографировать, - сказал Йойки, вдруг воодушевившись. – И у неё это очень хорошо получается! Намного лучше, чем у меня. Да что там, она и рисует лучше, чем я! Всё-таки ты обязательно должна как-нибудь увидеть её работы. И вообще, тебе стоит пообщаться с Тио, я уверен, вы подружитесь! Тио будет очень рада завести настоящую подругу, а то ей постоянно приходиться общаться только с нами, мальчишками. Наверняка, ей хочется поделиться с кем-то девичьими секретами, вы же любите всякие такие штуки... В общем, Тио замечательная, и я думаю, вы друг другу понравитесь.
Юка отметила про себя, с каким восхищением Йойки говорит об этой девушке. Как сияют его глаза. Наверное, эта Тио теперь делает Йойки счастливым... вместо неё, Юки. Наверное, Юка должна быть ей за это благодарна. Но сказать внутри себя это простое «спасибо» почему-то не могла.
Подружиться с ней. На такой сильный поступок я никогда не буду способна.
Йойки. Твои слова причиняют бесконечную боль. Прости меня. Я по-прежнему остаюсь слишком слабой. 
- Может быть, - сказала Юка, вымученно улыбнувшись. – Я не против пообщаться с Тио и посмотреть её работы.
Йойки вдруг прищурился.
- А про Тио ты случайно ничего не знаешь?
- В каком смысле?
- Ну... Ты же так много знаешь обо мне. Знаешь такие вещи, которые никто не знал. Может, тебе что-то известно и про Тио?
Юка только улыбнулась и покачала головой.
- Нет, про Тио я не знаю ничего.
Йойки это, кажется, успокоило.
Снежинки падали на экран фотоаппарата, и Йойки снова убрал его. Они снова молча смотрели на оленей. Олени смотрели на них, но уже не боялись.
А Юка снова думала, какие же они всё-таки красивые, эти животные. Добрые, грациозные, робкие. Удивительные, непостижимые животные, которые почему-то предпочли жить с людьми.
На глазах Юки снова выступили слёзы, но она поспешно смахнула их рукавом и улыбнулась. Шёл снег, олени задирали головы и смотрели на падающие белоснежные частички неба. Сердце Юки разрывалось.
Если бы только это было возможно – родиться заново.



  * * *


Уже начало темнеть, когда Йойки возвращался домой. Он шёл, убрав руки в карманы и опустив голову. Тяжесть, которая лежала на его плечах всё время до встречи с Юкой, снова вернулась и давила на него, не давая распрямиться и вздохнуть.
Йойки пытался понять, что с ним происходит. Он уже не спрашивал себя, кто эта девушка и откуда она взялась. Всё равно ответа на этот вопрос у него не было, и чем больше Йойки ломал голову, тем ближе был к полному помешательству. Поэтому нет, он больше не спрашивал, как в его жизни появилась Юка. Но ему было важно знать, что происходит с ним самим.
Потому что что-то действительно происходило. Йойки не понимал, как Юке удалось за такое короткое время, что они были вместе, полностью избавить его от внутренней тяжести, от ощущения собственной несвободы, потерянности, опустошённости. Что она сделала? Почему с ней ему было так легко говорить, бежать по льду, смеяться? И что за сияние было заключено в её взгляде, сияние, которое притягивало и пугало одновременно?
И наконец, что за чувство испытал Йойки, когда они вместе смотрели на оленей? В его мозгу словно что-то зашевелилось. Эта картинка, это ощущение, слово «олени», причём именно слово, присутствие рядом Юки – всё это было ему знакомо, хотя Йойки точно знал, что не видел этого раньше. Они никогда не сидели вот так с Юкой и не смотрели на оленей до сих пор. Этого не могло быть, и Йойки знал это. Но в мозгу что-то шевелилось, оживало и жило собственной жизнью. Это было как дежа-вю, только сильнее, какое-то горькое чувство, сопровождающееся пульсацией в висках, толчками в голове. Йойки не чувствовал подобного раньше, не знал, с чем можно сравнить это ощущение. Это как прыжок с большой высоты в ледяную воду – пока сам не почувствуешь, каково это, ни за что не поймёшь, ведь это ни на что не похоже.
Почему же меня так тянет к ней? Почему я так легко пошёл за ней?
Йойки зажмурился. Дышать снова тяжело, снова больно, и сразу приходит страх, и часы в кармане беспощадно тикают – они словно тоже знают что-то, чего не знает он.
Когда Йойки дошёл до дома и поднялся наверх, ему уже казалось, что это не он, а какой-то другой человек делает все эти механические действия: поднимается по лестнице, нажимает кнопку лифта, достает ключи, просто переставляет ноги, наконец.
В прихожей его встретила радостная мать.
- Ну вот, наконец-то, Йойки! Куда ты пропал? Ушёл, ничего не сказал! У нас гости, - и она улыбнулась загадочной улыбкой.
- Гости? – тупо переспросил Йойки. Из его голоса исчезли все интонации и краски.
- Да, загляни-ка на кухню...
Йойки разулся, прошёл на кухню и увидел там Тио. Она пила чай с пирожным, а увидев Йойки, вздохнула с облегчением.
- Я уже решила, что что-то случилось, - произнесла она, поставив чашку на стол. – Я принесла тебе распечатанные фотографии, как мы и договаривались, а тебя нет. Я звонила тебе, но ты не брал трубку. Я волновалась...
- Прости... – только и смог сказать Йойки.
Груз вины навалился на плечи ещё большей тяжестью. Как он мог забыть, совершенно, напрочь забыть, что сегодня Тио должна была зайти к нему в гости и принести свои фотографии? Но нет, мало того, что он забыл, так он ещё и выключил звук на телефоне, и весь мир просто перестал для него существовать. Так глупо. Эгоистично.
Господи, что же со мной творится?
- Ничего, - сказала Тио. – Главное, что ты вернулся целым и невредимым. Потом расскажешь, где мотался. А сейчас просто попей со мной чаю, хорошо?
- Да... Да, конечно.
  За чаем Йойки почти всё время молчал. Говорила в основном Тио, что было ей не свойственно. Йойки смотрел на неё с растерянностью. Ему казалось, что сегодня Тио не такая, как обычно. Что было, в общем-то, не удивительно. Ведь в последние дни у Йойки всё было не как обычно.
А потом, когда Йойки допил свой чай, они пошли в его комнату и разложили на полу и на кровати все фотографии. Йойки внимательно рассмотрел каждую, выразил своё мнение. Работы Тио, как всегда, были удивительны. Каждая из них несла особое настроение, своеобразный мысленный заряд, поймав который, начинаешь ощущать необычайный прилив сил, восхищение и восторг. Наверное, это зовётся талантом.
И тогда Йойки, наконец, решился.
- У меня тоже есть для тебя кое-что интересное, - и он взял в руки фотоаппарат и показал Тио сегодняшние снимки оленей. Рассказал всё и про встречу с Юкой. Умолчал только про странные ощущения, про шевелящееся в голове нечто и про то, как они бежали через озеро... почему-то. Вроде бы, в этом и не было ничего особенного, ну перебежали, ну посмеялись. Но Йойки не мог этого рассказать. Ему казалось, что если облечь этот момент в слова, вся его магия исчезнет. Этот момент был особенный, и Йойки даже не понимал, почему, он просто чувствовал это. Это было из раздела необъяснимых чувств, как и то, что привело его к Юке. Просто было что-то волшебное в том, как они бежали тогда через озеро, волшебное и хрупкое, и Йойки не хотел, чтобы это исчезло, истончилось и растратилось в словах.
Тио выслушала Йойки внимательно и с интересом. Она всегда умела слушать.
- Похоже, Юка – очень интересная девочка, - заключила она. – Я действительно хотела бы с ней пообщаться. Тем более, она так похожа на героиню твоей картины. Жаль, что вчера на выставке у нас не получилось поговорить.
Йойки кивнул. Несмотря на спокойную заинтересованную реакцию Тио, ему казалось, она всё же чем-то расстроена, но пытается скрыть.
Они снова собрали фотографии в бумажный пакет и сели на кровать. Тио молчала и сжимала в руках пакет, низко опустив голову. Волосы падали ей на лицо. Сегодня они были у неё распущены и мягко ложились на плечи. Длинные, чуть вьющиеся – Йойки вдруг залюбовался их красотой. Захотелось прикоснуться к ним.
- Ты, наверное, злишься, что я не предупредил тебя и выключил телефон, да? – спросил он, склоняясь к Тио. – Прости меня ещё раз. Я такой идиот.
Йойки почувствовал приятный тонкий и лёгкий аромат её волос. Так пахнет только что распустившийся цветок. Захотелось наклониться ещё ближе и уткнуться в её волосы носом, вдохнуть этот запах, напитаться им, закрыть глаза и забыть обо всём.
- Нет, я совсем не сержусь, - произнесла Тио тихо. – Ты вовсе не обязан был докладывать мне, куда идёшь... – голос её дрогнул, и сердце Йойки – тоже.
- Нет, обязан был, - сказал он и накрыл руку Тио своей. Он сразу почувствовал, как напряжены её пальцы, сжимающие бумажный пакет с фотографиями, как они едва заметно подрагивают. – Я обязан был сказать тебе, ведь для меня нет никого важнее тебя. Ты дорога мне, как никто другой. А я заставил тебя переживать, нервничать и расстраиваться.
Плечи Тио вдруг задрожали. Йойки с ужасом понял, что она плачет.
- Нет, это ты меня прости, - прошептала она. – Я веду себя как полная дура. Так разволновалась! Представляешь, мне даже показалось на миг, что ты исчез. Что тебя вообще никогда не было, и что я снова одна. Я подумала, что потеряла тебя...
Сердце сжимается. Дышать тяжело, боль разливается в груди обжигающей лавой. Прости. Прости. Прости.
Йойки прижал Тио к себе, и она крепко обняла его в ответ, вздрагивая ещё сильнее.
- Я никуда не исчез, - сказал он. – Я с тобой, и ты больше не одна. Я не отпущу тебя.
И Тио плакала, а Йойки легонько касался пальцами её лица. А потом он снова поцеловал её. Осторожно, медленно, - Йойки не знал, откуда в нём столько нежности. И Тио затихла на его плече и прошептала:
- Йойки, я люблю тебя.
- Я тоже люблю тебя, - сказал Йойки. И казалось бы, нужно радоваться, но Йойки не знал, почему ему стало так больно от этих слов. Тяжело дышать.
- Я раньше никому этого не говорила, - призналась Тио.
- Я тоже, - шепнул Йойки.
И это было правдой.


* * *   

Когда Юка вернулась, дома было темно и тихо. Густые тени застыли на полу в прихожей, из кухни не доносилось ни звука. Тихаро покинула пристанище её плеча и, хлопая крыльями, скрылась в комнате.
Какое-то время Юка так и стояла одна в прихожей. Она не раздевалась, просто стояла, прислонившись к стенке шкафа с верхней одеждой. Она чувствовала лишь смертельную усталость.
В какой-то момент ей показалось, что Еми уже ушёл. Ну и правильно. Вот она и осталась совсем одна. Но с кухни вдруг послышался страшный грохот, как будто все тарелки разом упали на пол и разбились. Юка сбросила сапожки, на которых уже растаял снег, и побежала на кухню проверить, что случилось.
Еми стоял над горой осколков с весьма озадаченным лицом, на котором были следы чего-то белого, по всей видимости, муки. Одежда тоже была испачкана в муке и клубничном джеме, крышечку от которого он держал в руке.
При виде Юки лицо его словно озарилось изнутри.
- Ну наконец-то! – сказал он, и его небритое и белое от муки лицо растянулось в радостной улыбке. – А я тут тебе поесть приготовил! Ты ведь голодная целый день... Любишь пирожки с джемом?
Юка ничего не говорила. Она просто стояла и смотрела на Еми, такого трогательного и милого, заботливого и доброго, смешного и ставшего вдруг родным. Она сама не заметила, как по щекам потекли слёзы.
- Эй-эй! – испугался Еми и подскочил к ней, наступив при этом в груду осколков и неудачно вписавшись в угол стола. – Что произошло? Неудачное свидание?
Юка только покачала головой. Она по-прежнему не могла ничего сказать. Только плакала.
Тогда Еми просто взял и обнял её. Погладил по голове. Так когда-то делала её Кана. Юке казалось, что это было очень давно.  Еми просто гладил её и больше ничего не спрашивал, пока Юка не успокоилась немного. Она сказала:
- Я опоздала. Я пришла слишком поздно, Еми. Слишком поздно.
- Не говори так, - Еми продолжал гладить её по голове, и Юка хваталась за его спасительное тепло. – Йойки сам выразил желание общаться с тобой, а это уже не мало. Он пришёл к тебе, ты ему не безразлична. Значит, он что-то чувствует. Пусть и неосознанно, но чувствует. Я точно знаю, ведь и со мной было то же самое когда-то.
- Нет. Я проиграю. Йойки потерян для меня, ведь он любит ту девочку, Тио. Любит её, а не меня.
- Откуда ты знаешь? – Еми вдруг стал очень серьёзным.
- Это написано на его лице, когда он говорит о ней. Он влюблён в неё. Неужели ты думаешь, я не почувствовала бы такое?
- Даже если это так, всё может измениться со временем, - сказал Еми.
- Не знаю. Даже если Йойки вспомнит меня, он, наверняка захочет остаться с этой Тио. За это время она стала ему ближе, чем я. Ведь именно она была с ним весь год. Была с ним, когда ему нужна была поддержка. Они помогали друг другу, они стали настоящими друзьями, и даже больше. И я должна радоваться, что у Йойки появился такой человек. Тио действительно хорошая. По словам Йойки, она замечательно рисует, а ещё фотографирует... Она талантливая и красивая. В ней есть всё, что нужно Йойки. Мне никогда не сравниться с ней.
- Может быть. Но она не пересекала Стену ради того, чтобы увидеть Йойки. И вряд ли была бы на это способна. И вообще, я не знаю никого ещё, кто был бы способен на такой поступок. Так что, хорошенько подумай, прежде чем ставить её выше себя. Ты очень сильная, Юка. И ты справишься со всем, раз уж даже Стена покорилась тебе.
Юка улыбнулась.
- Спасибо тебе. Спасибо, Еми за то, что говоришь всё это сейчас. Я действительно очень рада, что встретила тебя вчера. Если бы тебя не было со мной, не знаю, что случилось бы. Наверное, я просто свихнулась бы.
- Я тоже очень рад, что встретил тебя. Ты снова дала мне надежду. Я как будто снова поверил, что мне ещё есть, ради чего жить.
Еми говорил это совершенно искренне, и Юка была очень тронута его словами.
- Ты действительно мог бы быть моим старшим братом, - сказала она.
Еми рассмеялся недоверчиво, но, кажется, ему это было приятно.
- Не уверен, что из меня получился бы хороший старший брат. В семье я был единственным, и вообще, вышел каким-то непутёвым.
- Я тоже единственная. Ведь все иенки воспитываются поодиночке. Я плохо представляю, что такое старший брат и что такое вообще семья, - сказала Юка.
Еми крепче прижал её к себе и сказал:
- Но вместе мы могли бы попробовать. Попробовать представить.
Юка улыбнулась и кивнула.
- Хорошо. Давай попробуем.
И они стояли в полутьме тесной кухоньки и крепко обнимали друг друга – два обломка несовершенного мира, одинокие и затерянные, бесприютные души на краю мира, обломки, чьи неровные края вдруг идеально совпали друг с другом.
А потом они попили чай с пирожками с клубничным джемом. Пирожки оказались не так уж плохи, как боялась Юка. Она даже похвалила умение Еми готовить. С тех пор, как Юка поселилась в Городе, она почти ничего не готовила себе, перебиваясь на холодных кусочках. Не было аппетита, не было желания что-то делать. И теперь ей было очень приятно поесть вкусных горячих пирожков, испечённых специально для неё.
Тихаро тоже оценила стряпню Еми и клевала крошки, которые Юка рассыпала для неё на столе. Они сидели и смеялись, и кухонное тепло и уют согревали их застывшие на холоде души. И Юке показалось в тот момент, что она снова оказалась дома. Как будто перенеслась в то время, когда Кана пекла для неё пирожки и ставила на стол тарелку свежей спелой клубники, а потом можно было бежать во двор и гулять с Йойки, Ённи и Мией. Как будто она снова попала в то время, когда все, кого она любила, были рядом.
А перед сном Юка решила вдруг заглянуть в калейдоскоп. В последние дни она как-то совсем про него забыла, но сегодня, когда воспоминания о доме и Кане приобрели вдруг особую остроту, ей захотелось взять в руки привычный предмет и узнать, как там Йойки.
Она нисколько не удивилась. Это не стало для неё большим ударом. Она ждала, что рано или поздно это случится. И это случилось.
Калейдоскоп показывал красный.
Показывал снова, как когда-то давно, когда они сидели с Йойки на балконе в день её рождения. Только теперь Йойки любил уже не её.
Юка сжала калейдоскоп в руке. Губы её дрогнули, но она не заплакала. Она сказала себе, что не будет больше плакать.
Да, пускай Йойки любит не её. Она не будет злиться на ту девушку и ненавидеть её. Она не станет ненавидеть и Йойки, потому что это было бы самое ужасное, что только может быть. Она будет просто радоваться за них.
Это ведь так хорошо, что у Йойки всё в порядке. Что он любит кого-то и что этот кто-то отвечает ему взаимностью. Главное, что Йойки счастлив.
И я не буду цепляться за него. Не буду держать. Это его новая жизнь, в которой для меня нет места. Но всё равно я буду рядом. Тихо и незаметно. Как снег.
Я буду счастлива лишь тем, что могу находиться с ним рядом, по одну сторону Стены. Могу увидеть его в любой момент. Ведь ты мой самый дорогой человек, Йойки. Больше, чем просто друг. Больше, чем возлюбленный. Это любовь, которой нет объяснения. Любовь, которой ещё не дано имя.
Просто будь, Йойки. Пожалуйста, будь. И пусть я буду просто твоим другом и никогда не прикоснусь к тебе. Но я буду счастлива оттого, что ты живёшь, дышишь и смеёшься.
И пока ты смеёшься, я буду смеяться тоже. Я буду жить. Я буду снегом на твоих дрожащих ресницах.
Просто будь счастлив, Йойки. Пожалуйста, просто будь. Существуй в этом мире, даже если я буду значить для тебя не больше, чем снегопад за окном. Я люблю тебя.







Глава 13

Переезд. Память о Нимиру. Увядшие цветы.
       


На незаправленной кровати в беспорядке валялись подушки, книги, коробка цветных карандашей. Маленький стол загромождали стопки толстых книг и тетрадей, пачки бумаги А4, письменные принадлежности, банка кофе и пустая немытая чашка, потемневшая изнутри. На стуле висела смятая одежда, часть которой образовала ровную кучку на полу под стулом.
Юка оглядела всё это и вздохнула:
- Так вот зачем ты предложил нам жить вместе! Чтобы я убирала за тобой!
- Вовсе нет! – запротестовал Еми, появившийся на пороге. – Я сам здесь убираюсь.
- Оно и видно... – Юка покачала головой. – Но вынуждена тебя разочаровать: я не очень хорошая хозяйка. Кана всегда говорила, что руки у меня не из того места растут. И хоть я всегда обижалась на неё за это, то теперь склоняюсь к мысли, что она всё-таки была права. 
- Да я и не жду от тебя помощи по дому, - сказал Еми. – Надеюсь только, что ты сможешь ужиться с таким неряшливым одиноким холостяком.
- Ладно-ладно, - Юка примирительно улыбнулась. – Пойдём лучше попьём горячего чаю, а то я так замёрзла с улицы!
- Давай! – обрадовался Еми.
Так получилось, что пожив немного у Юки, Еми вдруг предложил ей переехать к нему. Сказал, что вместе им будет не так одиноко, и они смогут больше помогать и поддерживать друг друга. К тому же, Юке больше не придётся вносить квартплату.
Юке это предложение почему-то понравилось. Расставаться со своей холодной квартирой, где ветер дул в каждую щель, ей было нисколько не жаль. Жаль только, что весёлая разговорчивая почтальон больше не будет приносить ей газеты. Но Юка подумала, что ей хватит весёлого разговорчивого Еми, приносящего всё новые неприятности и живущего так, словно ему тринадцать, а не тридцать один.
Маленькая квартирка Еми располагалась на восьмом этаже нового многоквартирного дома. В ней было всего две крохотных комнатушки – гостиная и спальня, а ещё кухня и на удивление просторная ванная. И, несмотря на царивший в квартире бардак, Юке сразу там понравилось. Это было место, про которое невольно думаешь: «Я хочу остаться здесь». 
Здесь было тепло и ветер не дул в щели, а половицы не скрипели тоскливо под ногами. Пол был тоже тёплым, и можно было ходить босиком. Из кухонного окна открывался красивый вид на набережную и мост через замерзшую речку. Юка сразу представила, как хорошо и уютно будет сидеть на этой кухоньке по вечерам, когда на набережную опустятся чернильные сумерки и на мосту зажгутся маленькие огоньки.
Но сейчас было ещё утро, и они заварили себе горячий чай и поставили на стол упаковку хрустящих крекеров с маком – это было единственное, что нашлось в холостяцких закромах Еми. Они пили чай, и им было хорошо. А Тихаро сидела на подоконнике и наблюдала за проходящими по мосту людьми.
- А как там поживает учитель рисования, господин Отто? – спросил Еми, прихлёбывая чай. – Он ведь ещё живой?
- Конечно! – Юка сразу воодушевилась при воспоминании о любимом учителе. – А ты тоже знал его?
- Ещё бы! Он был моим учителем рисования и самым лучшим и добрым из всех, кого я только встречал! Он всегда поддерживал меня, хотя поначалу я и побаивался его строгого вида, - Еми хихикнул, и взгляд его потеплел.
- Господин Отто действительно замечательный! Если бы не он, меня сейчас здесь, наверное, не было бы!
И Юка рассказала, как господин Отто помогал ей, вдохновлял на поиски Йойки, занимался расшифровкой заповедей Стены, и что это он в конце концов понял, что значит «попасть на Ту сторону через сон».
- Хотел бы я снова его увидеть, - вздохнул Еми.
- Ещё увидишь! Обязательно! – улыбнулась Юка. – Но я ведь пообещала ему кое-что...
- Дай-ка угадаю. Он попросил тебя найти свою ушедшую жену?
- Да! – Юка удивилась. – Значит, ты тоже знаешь историю Нимиру?
- В общих чертах. В то время об этом ходило много слухов. Я не знал, что из этого правда, а что - нет. Значит, её звали Нимиру?
И Юка рассказала всё, что знала про Нимиру и её возможного ребёнка. Еми только качал головой.
- Может, ты что-нибудь слышал о ней? – спросила она в конце своего рассказа.
Но Еми снова покачал головой.
- Ничего. Я не знал эту женщину. Скорее всего, её уже давно нет в живых. Сложно будет найти здесь какие-то её следы...
- Но мы должны это сделать! – горячо возразила Юка. – Ради всего, что господин Отто сделал для меня и для Йойки, я должна найти Нимиру и узнать, что с ней стало. Даже если её уже нет в живых, может, жив её ребёнок! Ведь это ребёнок её и господина Отто. Я просто обязана найти их!
- Я знаю, - смягчился Еми. – И всё прекрасно понимаю. Просто говорю, что это может быть непросто. Но мы ведь с тобой постараемся, правда?
Юка кивнула, и тяжесть, навалившаяся на сердце, сразу отпустила. Теперь, когда появился Еми, она уже не несла свой груз в одиночку. Теперь их было уже двое – маленькая странная семья из иенка и человека, принадлежащих к разных мирам, но неожиданно ставших друг для друга родными.
- Значит, вы с господином Отто расшифровали всё-таки не все заповеди? – спросил Еми через какое-то время.
- Нет. Мы так и не узнали, как вернуться обратно. Заповедь гласит, что сделать это можно через память человека. Но я не представляю, что это значит...
Еми задумался. Видно было, что он тоже не представляет.
- Странно всё это звучит, - пробормотал он. – О какой памяти может идти речь? Ведь человек, приходя сюда, всё забывает.
Юка пожала плечами и сказала:
- Остаётся только надеяться, что со временем мы сможем это выяснить. Скорее всего, это тоже какое-то иносказание, мы просто ещё не поняли, какое.
И они оба замолчали, задумавшись каждый о своём. Чай почти остыл. Юка посмотрела на Тихаро, усевшуюся на подоконнике. Ультрамариновые глаза птицы олицетворяли внимательное равнодушие. Юке показалось на миг, что Тихаро слушала их с Еми разговор, вникая в каждое слово и делая свои выводы. Наверняка, если бы Тихаро могла говорить, она нашла бы, что сказать по этому поводу. Быть может, она даже объяснила бы, что значит «через память».
Но птица гиуру молчала. Тёмно-синие бусины её глаз загадочно сверкали.


* * *


Юка слышала, что дети всегда похожи на своих родителей. Человеческий ребёнок может быть похож на отца или на мать или на обоих родителей сразу. Это может быть очевидное сходство или едва уловимое. Но оно всегда есть.
И сейчас она смотрела на родителей Йойки и пыталась найти это сходство. Мать Йойки оказалась светловолосой улыбчивой женщиной. Она встретила Юку очень тепло, сразу заговорила о чём-то. Она говорила много, то и дело смеялась, заражая своим смехом всех окружающих, постоянно шутила. Йойки не был похож на неё. Но стоило только взглянуть в её внимательные глаза, как сразу в мозгу мелькало узнавание. У Йойки были её глаза. И её руки. Тонкие изящные руки, с аккуратными ногтями, фарфоровой кожей и узкими запястьями. Это было сходство, которое не бросалось сразу в глаза, но оно потрясало. 
Куда больше, чем на мать, Йойки был похож на отца. Это было заметно сразу, заметно во всём: во внешности, в манере говорить и держать себя, в характере. У отца Йойки были тёмные, слегка отросшие волосы и тонкие черты лица. Он был серьёзен, но не угрюм. Казалось, он просто задумался о чём-то. Возможно, он был немного не от мира сего, но Юке он сразу понравился. Он был так сильно похож на Йойки, что при виде его у Юки автоматически теплело в груди.
Увидев Юку, он приветливо улыбнулся и стал похож на Йойки ещё больше. Это была их общая улыбка – отца и сына.
Юка с щемящей тоской подумала, что Йойки не просто похож на родителей – он словно взял и воплотил в себе все их лучшие черты.
Так вот они какие. Те, кто подарил Йойки жизнь.
- Значит, у Йойки появился новый друг! – радовалась мать. – Что ж, заходи, чувствуй себя, как дома. Хочешь чаю? Или может какао или газировку? Чего тебе хочется, Юка?
Юка смутилась от такого внимания и понятия не имела, что сказать. Присутствие родителей Йойки ввело её в сильное замешательство.
- Йойки ведь у нас никакой хозяин! – продолжала она. – Никогда не позаботится о гостях! А я всегда так радуюсь, когда он приводит друзей домой!   
- Мама! – взревел Йойки.
- А чего «мама»? Ведь ты даже не предлагаешь гостье какое-нибудь угощение!
- Да дай ты ей сначала раздеться! Она же только вошла!
Они ещё какое-то время спорили, а Юка смотрела на них и улыбалась. Она сразу поняла, почему Йойки скучал по родителям, там, тогда, в далёком прошлом. Потому что они были единым целым и образовывали это единство, только находясь втроём. Потому что они были семьёй. А Юка не знала, что такое семья. Она была лишена этого. Почему? Кто сказал, что так будет лучше?
В конце концов, они условились на чае и пирожных-корзиночках. И поставив чашки на поднос, отнесли всё это в комнату Йойки, где их уже дожидались Тио, Ким и Клаус.
Йойки всё-таки сдержал своё обещание и собрал Юку и своих друзей вместе, чтобы все могли пообщаться друг с другом.
Юка поначалу чувствовала сильную неловкость, находясь в их компании. Она не могла отделаться от мысли, что эти люди отобрали у неё Йойки, заменили ему Мию и Ённи. И Йойки даже не подозревает, что не этих ребят он любил все эти годы, не с ними смеялся, плакал и обнимался крепко-крепко у прощальных Ворот. Поначалу свыкнуться с этим было непросто.
Но, как ни странно, у Юки это получилось. В конце концов, они были ни в чём ни виноваты, его друзья. И они все любили Йойки не менее сильно, чем когда-то его любили Юка, Ённи и Мия.
Юка внимательно смотрела на Тио и пыталась найти в ней хоть какой-нибудь изъян, чтобы почувствовать неприязнь. Но изъянов не было.
Тио была милой девушкой, умной и доброй. Это было видно сразу, видно также и по её рисункам. Как Йойки и обещал, она принесла несколько своих работ, чтобы показать Юке. И взглянув на первую же из них, Юка поняла – Тио тоже была в мире иенков. Её рисунки по сюжетам были похожи на рисунки Йойки, и вместе с тем были совсем другие. Юка увидела знакомые места, и сердце сжалось. Теперь она поняла главное, то, почему Йойки всё-таки подружился с этой девушкой. Дело было не в её личных качествах, доброте, красоте или таланте. Дело было в том, что Тио тоже пришла оттуда. Она пришла из-за Стены. И поэтому незримое родство «прошлых жизней» объединяло их, делало такими похожими, такими близкими.
И, несмотря на то, что Юка провела с Йойки столько лет, Тио была сейчас для него ближе. Потому что она тоже ничего не помнила. Она была сейчас во всём такой же, как он сам.
И это выстраивало незримую Стену между ним и Юкой. Теперь они уже не смогут понять друг друга, как это было раньше.
Юка знала, что ничего не может с этим поделать. Но она помнила о своём решении – прекратить претендовать на Йойки. Сидеть сейчас в одной комнате с ним и разговаривать о пустяках – этого ей достаточно, чтобы ощущать себя наполненной и цельной.
Она улыбалась и вела себя как обычно, очень скоро очаровав Кима и Клауса. Она чувствовала также, что нравится и Тио. Влиться с их компанию оказалось несложно, несмотря на то, какими разными они были, несмотря на свою принадлежность разным мирам.
Юка не могла не заметить странных взглядов, которые то и дело бросал на неё Йойки. Ей хотелось понять, о чём же он думает, и как относится к ней. Ей хотелось хоть на минутку остаться с ним наедине, он чувствовала, просто знала, что Йойки хочет о чём-то поговорить с ней, что-то спросить. И это не удивительно. За это время у него накопилось много вопросов, и только в Юке он видит источник их разрешения.
Юка понимала, что если они и дальше будут сидеть в этой комнате, ничего не изменится. И тогда она сказала:
- А давайте погуляем!
- Но на улице идёт снег, - осторожно возразил Клаус.
- Там, наверное, холодно, - поддакнул Ким.
- Да ладно вам! – воскликнула Юка. – Мы ведь можем побегать и поиграть в снежки! Давайте! Будет весело!
Все посмотрели на Йойки, ожидая его решения. Йойки смотрел Юке в глаза и улыбался. Его взгляд говорил: «Да. Теперь я пойду за тобой».
- Давай! – сказал он, поднимаясь со стула. – Она права, дома сидеть совсем не интересно!
Ким только поворчал немного, Тио собрала рисунки в папку, а Йойки надел на Клауса свой тёплый шарф и отдал ему пуховые варежки.
- Теперь можно идти! – заключил Йойки и снова посмотрел на Юку. На этот раз она увидела в его взгляде благодарность. Йойки, без сомнения, был рад этому неожиданному маленькому спонтанному приключению.
Во дворе было пустынно и тихо. Крупные снежные хлопья медленно опускались и таяли на коже. Юка задрала голову и долго смотрела на небо, любуясь этой картиной. Но надолго расслабиться она не дала никому и первой принялась кидать снежки.
Недовольные возгласы, смех и крики восторга, снег, глубокие сугробы и ветер в лицо – всё мелькало перед глазами, как в калейдоскопе.
Юка видела, как смеётся Йойки, и сама смеялась ещё громче. Видела, как светлеет его лицо, и душа её раскрывалась и сама начинала сиять. Только так. Только с тобой.
- Ты такая весёлая! – сказал ей Ким, когда они уже набегались и устали до такой степени, что не могли даже шевелиться. – Ты горишь, как огонь!
- И зажигаешь остальных, - робко добавил Клаус.
- Это было здорово! – сказала Тио. – Я давно так не веселилась!
И только Йойки ничего не говорил. Он смотрел на Юку и молчал, и на щеках его подобно пятнам краски растёкся здоровый румянец. Йойки улыбался.
В конце концов, когда уже пора было расходиться по домам, Юке и Йойки всё же удалось остаться наедине. Они немного отстали от остальных. Юка случайно, а Йойки – намеренно.
Он подошёл к Юке молча, по-прежнему ничего не спрашивая, и только взгляд его горел. Он отдал Юке сложенный вдвое маленький листочек бумаги и ускорил шаг, чтобы успеть за остальными.
Юка развернула записку. Всего несколько слов. Безмолвный вопрос. Йойки.
«Откуда у меня это странное чувство? Ведь я почти ничего не знаю о тебе. Но только когда я с тобой, я чувствую себя свободным. Почему?».



* * *



Это был большой и очень старый дом. Двухэтажный, со шпилевидными крышами, впивающимися в серое небо.  Дом окружал высокий железный забор с такими же острыми зубьями, а ручки ворот были в форме львиных голов с оскаленными пастями.
- Ну и местечко! – выдохнула Юка и вся как-то сжалась. – У меня от него мурашки по коже! Ты уверен, что это здесь?
Стоящий рядом Еми пожал плечами. Его лицо не выражало особой уверенности. Похоже, что ему тоже было не по себе находиться здесь.
- Если я всё правильно понял, то это именно то место, которое мы ищем, - пробормотал он и подошёл ближе к воротам в надежде найти какую-нибудь вывеску с именем владельца особняка.
- Но мы ведь уже и раньше ошибались... – сказала Юка. – Столько раз приходили не туда...
- Почему-то на этот раз чутьё подсказывает мне, что это именно то место!
- В прошлый раз ты говорил то же самое, - пробормотала Юка едва слышно.
Еми заглянул в ворота, и как раз в этот момент откуда-то выбежала громадная чёрная собака и залаяла так свирепо, что Еми отшатнулся от ворот, и лицо приобрело цвет окружающих снежных просторов. 
Юка тоже испугалась, больше от неожиданности, чем от вида рассерженного зверя, и схватилась за руку Еми. Неизвестно, сколько бы они ещё так простояли, вцепившись друг в друга и уставившись на выступающие клыки псины, если бы из дома не вышел пожилой мужчина и не позвал собаку по имени.
- Ну-ну, Добряк, успокойся! – крикнул он, подходя к воротам.
Юка и Еми переглянулась.
Добряк?!
- Не бойтесь его! – продолжал старичок, обращаясь уже к ним. – Он только лает, но никого не трогает. Он очень добрый и ласковый!
Добрый и ласковый?!
Юка заметила, что Еми совсем побелел и трясётся, не в силах вымолвить ни слова. «Эх ты!», - подумала она и решила взять инициативу в свои руки.
- Извините, что побеспокоили! – проговорила Юка и улыбнулась самой приветливой и доброжелательной улыбкой, на которую только была способна. – Мы ищем одного человека... Не могли бы вы уделить нам немного времени? 
Старичок поправил очки и прищурился, чтобы лучше рассмотреть гостей. В этот момент какое-то необъяснимое узнавание шевельнулось в мозгу у Юки. В этом жесте и во всём облике старичка было что-то знакомое.
- Конечно, буду рад помочь, - сказал он и улыбнулся Юке в ответ.
Осмелев ещё больше, Юка продолжила:
- Мы ищем одну женщину. Возможно, вы знаете её. Её имя – Нимиру Отто.
На лице старика появилось изумление.
- Да, разумеется, я знал её! Ведь так звали мою мать!
Юка выдохнула. На этот раз прямое попадание. Еми самодовольно улыбался, и на лбу у него было написано: «Я же говорил!».
Старичок заторопился открыть ворота:
- Проходите скорее! Вы, наверное, замёрзли! Может, выпьете со мной чаю?
Еми и Юка снова переглянулись. От чая бы они не отказались, тем более что на улице сегодня действительно было очень холодно.
Но глаза Юки сияли от счастья. Они всё-таки нашли! Долгие недели поисков увенчались наконец-то успехом! Значит, у господина Отто всё-таки родился сын!
Они прошли в дом, и Добряк уже окончательно успокоился. Теперь он только вилял хвостом и смотрел на неожиданных гостей с беззлобным любопытством. Однако Еми всё равно ему не верил и старался держаться от собаки в стороне, прячась то за Юку, то за сына господина Отто. Юка не могла удержать улыбки. «Вот останемся одни, я тебе это припомню!», - думала они и смеялась про себя.
Изнутри дом выглядел совсем не так устрашающе, как снаружи. Обстановка была уютной и тёплой, в камине умиротворяюще потрескивал огонь.
Пока горничная занималась приготовлением чая, Еми, Юка и хозяин дома устроились на диванах у камина. Господин Отто Младший улыбнулся и спросил:
- Ну что, друзья мои, могу я узнать, что привело вас ко мне? И откуда вы знали мою мать?
- Вашу мать мы не знали, - осторожно начала Юка. – Мы лишь знали кое-кого, кто знал её...
- Кажется, я знаю, кто вы, - сказал вдруг старичок.
Еми и Юка так и подпрыгнули на месте.
- Вы ведь пришли с Той стороны, правда?
Юка опешила и не могла ничего ответить. Неужели здесь все знают о существовании Той стороны? Все, кроме Йойки.
- Я сразу это почувствовал, - продолжал Отто Младший. – Когда я был ещё мальчишкой, мать рассказывала мне, что если однажды я увижу кого-нибудь, кто пришёл оттуда, я сразу это почувствую, - он посмотрел прямо на Юку. – Это относится в большей степени к тебе. Ведь ты не человек, не так ли, девочка?
Юка поняла, что врать, увиливать и скрывать бессмысленно – он всё знает.
- Да, вы правы, - только и смогла сказать она. – Я из рода иенков.
Глаза старика увлажнились. Казалось, он был искренне счастлив.
- Да, ты не человек, - повторил он с восхищением. – Ты иенок. Как и я. До этого единственным иенком, которого я знал, была моя мать.  Но она всегда говорила, что если я увижу когда-нибудь другого иенка, я сразу почувствую это... Но за всю мою долгую жизнь такого не было ни разу. Как же так получилось, что ты оказалась здесь?
- Я прошла через Стену, - сказала Юка. – Точно так же, как когда-то это сделала ваша мать...
И Юка начала свой рассказ. Она рассказала про господина Отто и про то, что он до сих пор любит и помнит Нимиру. Рассказала о том, через что прошла, чтобы попасть сюда, и ради чего всё это было ей нужно. Рассказала также, что пообещала господину Отто отыскать его потерянную навсегда семью.
- Значит, всё это действительно было правдой, - прошептал Отто Младший, когда Юка закончила. – Мать часто рассказывала мне о мире иенков, когда я был ещё мальчишкой. Тогда я воспринимал всё это, как сказки. И когда вырос, перестал верить во все эти волшебные истории. Я даже злился на мать, потому что думал, она придумала всё это вместо того чтобы открыть правду, почему у меня нет отца. Я помню, что злился и на отца, который по каким-то причинам бросил нас. Но пятнадцать лет назад, когда моя мать умирала, она снова сказала, что всё это было правдой. Что я иенок и должен знать правду о своём происхождении и отличии от людей. Говорила, я должен знать о том мире, где должен был бы жить. И не знаю почему, но тогда я поверил ей снова. А теперь, наконец-то пришли вы. Мне кажется, я всегда ждал вашего появления. Ждал так долго, что теперь это кажется мне чудом.
Юка слушала рассказ старика, и что-то внутри неё сжималось, скручивалось до боли. Она видела в старике мальчика, жадно вслушивающегося в волшебные истории матери о мире, где вечное лето и где цветут деревья. И где живёт его отец. Отец, который очень любит его, но по каким-то причинам не может быть с ним. Не может, потому что Стена не позволяет.
И что-то сжималось и сжималось, сильнее и сильнее, скручивая сердце, сдавливая грудь. И Юка думала о разбитой семье и разрушенной жизни. Она думала: «Неужели ничего нельзя было сделать? Неужели всё это было правильно?».
И чем дольше она смотрела во влажные и бесконечно печальные глаза старика, тем больше убеждалась, что нет, ни черта не правильно. Не так должны воспитываться дети, и нет никаких причин, по которым можно разлучать тех, кто любит друг друга. Так не должно было быть.
А потом господин Отто Младший принёс альбомы со старыми фотографиями. Еми и Юка положили один из них к себе на колени и, листая страницы, погрузились в прошлое, застывшее на чёрно-белых выцветших снимках.
Нимиру была удивительно красива. Даже на таких старых фотографиях она казалась неувядающе прекрасной. Однако в глазах её застыла бесконечная грусть, глубокая, затаённая, немая грусть, которой ей не с кем было поделиться. Интересно, жалела ли когда-нибудь Нимиру о том, что оставила родные места?
На некоторых снимках она была вместе с сыном. Маленький сын господина Отто – смешной мальчишка с растрёпанными волосами и огромными глазами, открыто смотрящими на мир.
Они были совсем чужими в этом Городе, некому было защитить их от лютых морозов, бедности и болезни. Им приходилось справляться самим. И они справились.
Юка смотрела в лицо этой сильной бесстрашной женщины и думала, что хотела бы стать хоть немного похожей на неё. Если бы у неё была такая же сильная воля, она не плакала бы и не хотела сдаться, она просто храбро смотрела бы вперёд, бросая вызов любому, кто осмелится указывать ей, как жить.
Нимиру прожила долгую жизнь и покинула мир уже в преклонном возрасте. Она так больше и не вышла замуж, оставшись верной единственному иенку, которого любила. Но у неё были замечательный сын, внуки и правнуки. И этого у неё никто не смог отнять.
Когда была закрыта последняя страница семейного альбома, и тишина комнаты стала почти осязаемой, Юка обратилась к сгорбившемуся в кресле старику:
- Я хочу, чтобы вы знали, что ваш отец никогда не забывал о вас и вашей матери. Он любил её всю жизнь и пытался найти способ отправиться за ней. Но Нимиру не оставила никаких следов... Он так и не смог пересечь Стену, чтобы увидеться с вами.
- Да, - вздохнул господин Отто Младший. – Стена беспощадна. Ей неведомы любовь и сострадание. Но я рад, что наконец-то встретился с кем-то, кто был знаком с моим отцом. И я рад, что он до сих пор жив. Жаль, что матери уже нет. Она тоже была бы счастлива встрече с вами.
- Быть может, вы бы хотели что-нибудь передать отцу? – спросила Юка.
- Да... Если увидитесь с ним, передайте, что я не держу на него зла за то, что все эти годы его не было с нами. Это не его вина. Скажите, что я любил его несмотря ни на что, любил таким, каким его описывала мать.
Юка кивнула. В горле неожиданно встал острый комок. Какое-то время они молчали. Большая чёрная собака дремала у ног хозяина. В камине потрескивали дрова, а за окном шёл снег.
А потом господин Отто Младший предложил Юке и Еми навестить могилу его матери. Она была похоронена в саду этого дома, где прожила всю свою жизнь.
Юка немного волновалась – она никогда раньше не видела могил. В мире иенков существовал обычай спускать мёртвых по реке и поджигать плот, покрытый сухой травой. Так умершие уходили навсегда. И не было никаких мест памяти, к которым потом можно было бы вернуться.
В итоге могила оказалась не совсем такой, как представлялась Юке. Всего лишь большой камень, на котором были высечены имя и годы жизни да пара памятных слов. И больше ничего – только снег, на котором лежали живые алые розы.
- Это моя младшая дочь принесла, - пояснил старик, кивая на цветы. – Она приносит свежие цветы каждую неделю. Симиро очень любила свою бабушку.
И Юка стояла над могилой и не могла оторвать взгляда от живых бутонов не снегу. Она задавала немой вопрос в пустоту снова и снова: «А была ли Нимиру счастлива после того, как покинула мир иенков?». Смог ли этот мир дать ей то, чего не дал тот? Было ли её счастье полным и абсолютным?
И Юка вспоминала выцветшие снимки и бесконечную печаль в красивых глазах женщины по имени Нимиру. И это был ответ на все вопросы. Конечно, она не была счастлива в полном смысле слова. Ведь она навсегда потеряла того, кого любила.
Но она просто жила. Просто делала всё от неё зависящее, чтобы обеспечить сына всем необходимым, чтобы как-то состояться в этом холодном враждебном мире. И ей это удалось. Она не упала духом, и она достойна уважения.
И Юка поклонилась могиле этой храброй женщины, которую никогда не знала, но с которой была связана невидимой нитью.
А потом они попрощались с сыном господина Отто. Они знали, что больше никогда не увидятся. Их пути пересеклись случайно, и тот миг, что они провели вместе, был всего лишь короткой вспышкой в бесконечной череде событий.
- И когда вы собираетесь вернуться туда? – спросил господин Отто Младший.
Юка улыбнулась и ответила:
- Мы ещё не знаем. Пока у нас есть дела на этой стороне.
- Ну, что ж, удачи вам! Вы выбрали нелёгкий путь, но вы смелые и сильные и обязательно со всем справитесь. Берегите себя!
Еми и Юка поблагодарили старика за помощь, попрощались с Добряком, который провожал их, уже вовсю виляя хвостом, и отправились домой.
На улице уже темнело, и всю дорогу они молчали, думая о своём. А вечером, почувствовав острое нестерпимое одиночество, Юка пришла на диван к Еми и забралась к нему под одеяло. И было грустно, и просто не хотелось ничего говорить, а по комнате плыли тени. Еми обнимал её одной рукой и даже не отпускал своих дурацких шуточек, как обычно, а Юка не обзывала его в ответ маньяком-педофилом. Они были слишком серьёзными и тихими в тот вечер и как-то странно близкими друг другу. И Юка лежала, согреваясь от его тепла, и думала, что если бы у неё когда-нибудь был старший брат, то он был бы именно таким.
- Ты спишь? – шепнула она.
- Нет, - шепнул в ответ Еми.
- Знаешь, мне так жаль... Очень жаль, что всё так вышло. Жаль, что я так и не смогла сказать Нимиру о том, как господин Отто любил её. Больше некому было сказать...
Еми крепче прижал её к себе и прошептал:
- Не волнуйся. Она и так это знала. Знала всегда и тоже любила его. Ты сделала всё, что могла и даже больше.
Юка почувствовала, что слёзы наворачиваются на глаза. Тупая боль терзала сердце, и Юка не знала, что с ней делать.
- Да, я понимаю. Но всё равно мне так грустно... Почему всё так вышло?
Они могли бы не шептаться, но так почему-то было лучше, словно шёпот придавал словам большую силу и глубину.
- Теперь уже никто не сможет сказать, почему, - отозвался Еми. – Просто вышло так, как вышло, и поделать с этим ничего нельзя, как бы горько ни было.
- Еми...
- Да?
- Неужели и с нами будет также?
Этот вопрос Юки висел какое-то время в воздухе, как будто обретая форму. А потом Еми сказал:
- Нет. У нас всё будет по-другому. Я знаю, ты этого не допустишь. Ты необыкновенно сильная, и ты сможешь всё изменить. Я верю в это.
- И мы будем счастливы? 
Еми улыбнулся в темноте и прошептал:
- Конечно. Конечно, мы будем счастливы.
И сразу стало так легко и спокойно. Печаль отступила – Юка и Еми начали погружаться в сон. И по комнате плыли тени, а за окном была метель, но им было тепло. Они были вместе, и они просто искали своё счастье.


                * * *


Кухня была наполнена разнообразными вкусными запахами: вишнёвого пирога, фруктового торта со взбитыми сливками, сока, свежезаваренного мятного чая, тёмного шоколада.
- Как думаешь, уже можно вынимать? – спросил Еми, кивая на пирог в духовке.
Юка пожала плечами.
- Я не очень в этом разбираюсь, но думаю, можно подождать ещё минут пять. Вот если бы здесь была Кана, она бы сказала точно.
Еми улыбнулся, и глаза его наполнились печалью. Наверное, он тоже очень хотел бы, чтобы Кей сейчас оказалась здесь. Но Кей была где-то далеко, в параллельном, полуфантастическом пространстве, запертая в своей жизни и бесконечных правилах, которые ломали её, заставляли склонять гордую голову и опускать плечи. Юка подумала, что Кей уже совсем не та бойкая девчонка, которую Еми знал когда-то. Они оба изменились. Но не сломались окончательно.
Из комнаты до них долетали обрывки разговоров и весёлый смех – это были Йойки, Тио, Ким и Клаус, пришедшие в гости.
Сегодня у Юки был День рождения. Сегодня ей исполнялось пятнадцать. И Юка снова вспоминала себя «прошлогоднюю», ту девочку, что не узнавала себя в зеркале и гадала, что бы сказал Йойки, если бы увидел её такой.
То был её последний День Рождения вместе с Каной, а сегодня она встречает этот день вместе с Еми. Тогда с ней рядом были Ённи и Мия, но не было Йойки. А сегодня Йойки с ней, и другие тоже с ней – люди, о которых она совсем недавно ещё не знала ничего. Сегодня Йойки здесь, но Юка не была уверена, что он стал ей ближе, чем год назад. Йойки по-прежнему был далёк. Той близости, что была у них раньше, уже невозможно было вернуть.
И снова Юка смотрела на себя изменившуюся в зеркале. Она пыталась понять, какой она была и какой стала. Из зеркала на неё смотрела взрослая девушка, которую можно было бы даже назвать красивой. Светлые волосы чуть вились, мягко опускаясь не плечи, длинные ресницы оттеняли глаза. Последние черты угловатой детскости исчезли.
Еми купил ей новое платье с открытой спиной и подчеркивающее грудь. Юка до сих пор стеснялась ходить в нём, и на щеках её вспыхивал румянец всякий раз, когда она смотрела на себя в зеркало. Зато Еми был доволен. Когда она вышла из примерочной, он заявил:
- Вот это да! Давно бы так! Ты ведь уже взрослая девушка, пора бы тебе носить одежду, подчёркивающую твою красоту.
- И всё-таки ты извращенец! – пробурчала в ответ Юка, но платье взяла.
Она сама не знала, почему старается выглядеть красиво. Теперь, после того, как она отказалась от Йойки, в этом как будто не было никакого смысла. Быть может, ей по-прежнему хотелось, чтобы он смотрел другими глазами на неё. Смотрел, как раньше.
Но Йойки не смотрел. Юка интересовала его лишь как человек, который может дать ему ответы. Иногда Юка думала, что это даже хорошо. Ей не хотелось разрушать отношения Йойки и Тио, ведь они так хорошо смотрелись вместе.
Юка каждый день убеждала себя в этом. Так ей было легче переживать все те улыбки и прикосновения, что Йойки и Тио дарили друг другу. Так легче. Но какой-то робкий голос всё же говорил тихо-тихо: «Только с тобой он чувствует себя свободным». 
Юка смотрела на распакованную коробочку с подарком. Ребята сложились все вместе и подарили ей мобильный телефон.
- Это чтобы с тобой всегда можно было связаться, - сказал Йойки и улыбнулся.
Юка смотрела на подарок с растерянностью и радостью. Ей казалось, она никогда не научится пользоваться этой мудрёной штукой, но Еми шепнул, что это намного легче, чем кажется, и что ей понравится. А ещё в телефоне был фотоаппарат. Конечно, не такой хороший, как у Йойки, но всё равно он был. И почему-то это радовало Юку больше всего. Фотоаппарат словно приближал её к Йойки и к тому миру, где он жил.
- Ну вот, кажется, теперь точно готово, - сказал Еми, наклоняясь к духовке. – Торжественный момент! Я вынимаю пирог!
Юка улыбнулась. Еми был такой смешной в переднике поверх свитера и с прихваткой в руке. От него исходило неповторимое, особое тепло. «Совсем как от Каны», - подумала Юка. Она почему-то не торопилась в комнату к Йойки и его друзьям, словно хотела побыть наедине с Еми хоть одну лишнюю минутку. Это вовсе не значило, что с Йойки и остальными ей было плохо. Наоборот, очень хорошо. Но и очень больно.
- Почему же ты не идёшь к нему? – шепнул Еми. – Только посмотри, какая ты красавица! Он сразу влюбится в тебя снова!
Юка только покачала головой.
- Нет. Я не хочу этого. Я отпускаю Йойки. Пусть он будет счастлив, даже если не со мной.
Еми нахмурился, но спорить не стал. Только обнял её одной рукой со словами:
- Это сильное решение. Ты молодец. Но всё равно, не стоит отказываться от всего вот так сразу!
- Нет, я уже всё обдумала. Я дорожу той дружбой, что начала у нас зарождаться. И мне достаточно этого. Меньше всего мне хотелось бы всё испортить. Йойки ведь всегда был просто моим другом.
- Но всё могло бы измениться со временем, ты же понимаешь...
- Но не изменилось. Значит, так должно быть.
- Как знаешь! Но всё равно, в этом платье, ты просто прелесть! Надо быть просто идиотом, чтобы не влюбиться в тебя!
Юка рассмеялась. «Как хорошо, что ты есть, - подумала она. – Никто не способен был так поднимать мне настроение. Только Кана».
Это был хороший День рождения. Весёлый, настоящий. И Юка уже не помнила, как так вышло, но в какой-то момент они с Йойки оказались совсем одни в её комнате. Еми о чём-то болтал с ребятами и Тио в гостиной, и позднее Юка не раз задумывалась, не специально ли он убалтывал их, чтобы оставить её с Йойки наедине.
В любом случае, всё это было неважно. Просто в какой-то момент Юка осознала, что они остались вдвоём. Йойки говорил о чём-то, кажется, рассказывал ей сюжет одного из последних своих снов. Он сидел на кровати и был такой спокойный, когда чуть откидывал голову назад.
И что-то словно толкнуло Юку, и она достала из шкафчика с книгами и тетрадями маленькую деревянную шкатулку. Ту самую, что когда-то подарила ей Кана. Ту самую, в которой лежали фигурка оленёнка и увядший высохший цветок майнисового дерева.
- Эта вещь тебе ничего не напоминает? – спросила Юка, протягивая шкатулку Йойки. Ей казалось, что в тот момент сердце её перестало биться, но Йойки взял шкатулку и ничуть не изменился в лице.
Юка села рядом.
- Открой, - попросила она.
Она подумала, что если даже цветок ни о чём не напомнит ему, то это конец. Сражаться бесполезно.
Йойки открыл шкатулку, с улыбкой повертел фигурку оленя в пальцах. Потом осторожно достал цветок, чтобы рассмотреть его поближе, и слегка нахмурился:
- Какой красивый! Никогда таких не видел... Что это?
- Это цветок майнисового дерева, - пробормотала Юка и закусила нижнюю губу, чтобы не заплакать.
- Дерева? Но ведь это невозможно! Деревья не цветут!
- Это возможно. Но не здесь....
Йойки поднёс цветок ещё ближе к глазам и прошептал:
- Странно... Мне кажется, я уже рисовал подобные цветы.
«Конечно рисовал, и не раз!», - чуть не закричала Юка.
Но Йойки вдруг побледнел и схватился одной рукой за голову. Цветок дрогнул в его пальцах и упал на пол.
- Что с тобой? – испугалась Юка.
- Голова... Голова вдруг заболела, - Йойки посмотрел на девушку, и в глазах его был страх. Он не понимал, что с ним происходит, но Юка понимала. Она в спешке подняла цветок и спрятала шкатулку.
Всё потому, что мозг Йойки сопротивлялся знакомым вещам. Установленные в его сознании блоки начинали пошатываться, и это причиняло ему боль. Так глупо, жестоко и беспощадно. И ничего нельзя поделать.
- Ну как, лучше? – спросила Юка через какое-то время.
Он кивнул.
- Да... Всё прошло. Сам не понимаю, что это было. Виски вдруг пронзила страшная боль. Может, вино всё-таки было лишним... – и он слабо улыбнулся.
И Юка улыбнулась тоже. И в этот момент ей почти захотелось исчезнуть – такими невыносимыми стали боль и разочарование.
Из комнаты до них долетал смех.
Прости меня, Йойки. Всё это только причиняет тебе боль.
Прости. За все несбывшиеся обещания. За всё то, что мы так и не смогли дать друг другу.
Прости. Прости. Прости. 






   Глава 14

   Разговор в тишине. Непонимание. Останься.

 


Она не спала и, находясь на границе меж сном и явью, беспокойно ворочалась, откидывая одеяло и убирая мокрые волосы со лба. Подушка уже стала влажной от пота. Она то проваливалась в забытьё, то выныривала из него на поверхность и открывала глаза, тяжело дыша.
Ночь была тихой и светлой. Свет от Луны и снега пробивался через щели в занавесках и ложился на стены и потолок комнаты тонкими полосами.
Юка села на кровати, пытаясь сориентироваться в пространстве. Всё правильно. Она в спальне, в квартире Еми. Сейчас глубокая ночь, и на столе светятся зелёные цифры электронных часов – 02.33.
Юка потёрла глаза. Состояние было странное. Голова тяжёлая, а руки как будто ватные. Она уже не могла понять, спала ли на самом деле, или только дремала.
Юка попыталась убедить себя, что это всё-таки был сон. Тот странный голос, который она слышала. Он звал её, пробиваясь через скорлупу сна, и всё говорил и говорил что-то, монотонно, безо всяких интонаций.
Но что же он говорил?
Юка не помнила. А тишина комнаты вдруг стала слышимой и давила на уши, как будто Юка нырнула глубоко под воду.
Внезапно Юка почувствовала на себе чей-то взгляд. Ощутила это ясно, как прикосновение. Кто-то смотрел ей в спину.
Юка обернулась и чуть не закричала. Сзади на неё смотрели ярко горящие в темноте ультрамариновые глаза.
- Тихаро! – выдохнула Юка. – Ты меня до смерти напугала!
Птица гиуру сидела на спинке кровати и впивалась в девушку взглядом своих спокойных равнодушных глаз, и этот взгляд словно пронизывал насквозь.
Юка почувствовала, что что-то не так. Тихаро сидела, не шелохнувшись, как застывшее изваяние, и даже взгляд её не мигал.
- Тихаро? – позвала Юка и ясно услышала в собственном голосе испуг.
Тихаро не шевелилась и продолжала смотреть.
И тогда Юка снова услышала этот голос. На этот раз совершенно ясно, словно говоривший сидел рядом с ней – и это был не сон.
- Послушай меня, Юка, - сказал он. – Не бойся, я не причиню тебе вреда.
Юка ощутила, как капелька холодного пота стекла по шее. В ужасе она огляделась, пытаясь понять, кто спрятался в её комнате, но это было бесполезно – голос словно звучал у неё в голове.
- Я здесь, - сказал голос. – Посмотри на спинку своей кровати.
И Юка снова встретилась с немигающим ультрамариновым взглядом птицы гиуру. Она уже поняла, кто обладатель голоса, но никак не могла в это поверить.
- Тихаро? Это ты? – прошептала Юка.
- Да, это я. Я могу говорить с тобой, Юка.
- Но как?! – воскликнула девушка. Сердце её колотилось.
- Тише. А то разбудишь Еми. Чтобы отвечать мне, тебе не обязательно открывать рот. Просто проговаривай предложения мысленно – и я тебя услышу. Твой голос просто прозвучит у меня в голове.
- Точно так же, как твой голос в моей? – спросила Юка мысленно.
- Да, именно так, - ответила птица гиуру.
Юка коротко и как-то нервно усмехнулась.
- Знаешь, это сильно смахивает на психическое расстройство. Птицы ведь не разговаривают...
- Только не говори мне, что ты выросла и перестала в это верить, - отозвался невозмутимый голос Тихаро.
- Перестала верить? – изумилась Юка. – Я не знаю. Просто мне казалось...
- Забудь обо всём, что тебе казалось. Ты – часть того мира, где ещё возможны чудеса и где ещё не перестали в них верить.
- Хорошо, - Юка улыбнулась. – Значит, я всё-таки не спятила. Это радует! Но почему же ты раньше ничего не говорила?
- Я ждала подходящего момента. И вот он настал. Теперь ты готова к тому, чтобы услышать меня.
- А кроме меня тебя ещё кто-нибудь слышит?
- Нет. Меня может слышать только мой хозяин.
- Твой хозяин? – удивилась Юка. – Но разве я тебе хозяйка?
- Да. Птицы гиуру – независимые и свободные. Но если они видят достойного иенка, они могут выбрать его в качестве хозяина и повелителя для себя. Я выбрала тебя.
Юка смотрела на птицу широко открытыми глазами.
- Но почему я?! Почему ты выбрала именно меня? Почему именно я слышу тебя теперь?!
- Помнишь, как вы с Йойки ходили на вересковое поле рано утром? – спросила Тихаро.
- Конечно, помню...
- Вы тогда ложились на траву, закрывали глаза и слушали. Не каждый может услышать то, что слышала ты, Юка. Ты чутко прислушиваешься к окружающему миру, и он отвечает тебе тем же. Ты слышала тогда, потому что верила. И сейчас ты слышишь тоже только потому, что веришь.
Но Юка не считала присутствие веры чем-то особенным – для неё это всегда было само собой разумеющимся. Наверняка, в мире иенков ещё много тех, кто верит так же искренне, так почему птица гиуру выбрала в хозяева именно её?
-  Ты думаешь, что похожих на тебя много? – отозвалась Тихаро на вопрос, который Юка ещё даже не успела мысленно задать. – Тогда скажи, много ли таких, как ты, ещё смогло перейти через Стену?
- Но ведь я никогда не смогла бы перейти через Стену, если бы не твоя помощь и помощь моих друзей и господина Отто. Ведь это именно ты принесла нам тогда десять заповедей Стены... А одна я бы никогда не смогла расшифровать их.
- Ты недооцениваешь свою силу, Юка. Я принесла тебе заповеди Стены только потому, что ты одна способна была расшифровать их. Своей силой веры и любви ты можешь сделать то, на что не способен никто. Я просто дала тебе основу, твои друзья просто помогли тебе, но только с помощью своей силы ты оказалась там, где ты сейчас. Ведь друзья не толкали тебя с Большой скалы, не так ли?
Юка смутилась.
- Все говорят мне, что я сильная, - сказала она немного погодя. – Но сама я так не думаю. Мне всё кажется, что я слабая и маленькая, и не способна на то, чего от меня ждут. Быть может, Йойки тогда возложил на меня слишком большие надежды?
- Нет. Он просто верил в тебя. Ведь именно ты научила его этому – вере.
Юка замолчала ненадолго. Она пыталась уместить происходящее у себя в голове, но это давалось с трудом. Ей всё ещё легче было поверить, что всё это – сон.
- Хорошо, - сказала она, наконец. – Тогда расскажи мне, откуда ты взялась? И что привело тебя тогда к Стене, когда мы с Йойки впервые увидели тебя?
- Тогда слушай внимательно. Я поведаю тебе свою историю. К сожалению, я не могу сказать, откуда прилетела. Скажу только, что это очень далеко. Ни один человек и ни один иенок никогда не смогут попасть туда. Мне уже много лет, я много видела на свете. И тогда, когда вы с Йойки подобрали меня раненую у Стены, я вовсе не собиралась перелететь на Ту сторону. Я не простая птица – и преград для меня не существует. Я могу с лёгкостью вернуться в мир иенков и обратно. Но тогда мне нужно было привлечь ваше внимание. Мне нужно было, чтобы ты взяла меня к себе. Поэтому я избрала такой способ. Я призвана помочь тебе, Юка. Я давно наблюдала за тобой.
Сказать, что Юку это удивило, - значит, не сказать ничего. Она была поражена и растеряна.
- Так значит, все эти легенды о птицах гиуру – правда... Значит, ты знаешь создателя Стены? Ты можешь сказать мне, кто Он? – глаза Юки загорелись, словно она вплотную подошла к цели своей жизни.
- Нет. Я не знаю создателя Стены, - ответила Тихаро. – Никто никогда не видел Его. Но я знаю, кто Он. И не могу тебе этого сказать. У меня нет такого права.
Юка только вздохнула.
- Ну вот, я так и знала... Хотела бы я знать, Кто создал Стену и зачем... А если бы я встретилась с ним, уж я бы ему всё высказала!
- Не спеши с выводами, Юка. Ты ещё многого не знаешь.
- Но я знаю одно – Стена разлучила меня с Йойки! Она разлучила Еми и Кей, господина Отто и Нимиру и многих людей и иенков, любивших друг друга. И этого мне достаточно, чтобы составить своё мнение о Стене и о том, Кто Её создал.
- Ты ещё слишком юная, чтобы постичь этот высший замысел. Но с годами тебе многое станет понятнее.
Юка только хмыкнула. Она не хотела этого понимать. Она больше доверяла тому, что чувствует.
- Значит... – Юка внимательно посмотрела на птицу гиуру. – Значит, ты знаешь толкование десяти заповедей Стены?
- Да. Толкование мне известно.
Юка прищурилась. Ей не требовалось ничего спрашивать даже мысленно, чтобы Тихаро поняла, что именно она хочет узнать.
- Тебя интересует восьмая заповедь? – спросила Тихаро. – О том, что «Люди же смогут вернуться в мир иенков лишь чрез память. А иенки, если покинут свой мир, смогут вернуться обратно только однажды  и только чрез память другого человека».
Юка кивнула.
- Как бы я ни пыталась растолковать эту заповедь, никак не могу понять, что значит «вернуться через память».
- Я скажу тебе. Теперь ты уже готова к этому.
Юка только ещё раз кивнула. Она решила не уточнять, почему раньше была не готова, а теперь вдруг созрела. Она с замирающим сердцем ждала.
Тихаро заговорила:
- На самом деле всё очень просто. Запрет Стены перестаёт работать, если человек, пересёкший Её, всё вспоминает. Если память возвращается к нему (что, надо заметить, почти невозможно), тогда он может вернуться в мир иенков. Это значит, что человек победил Стену, и Она сняла с него все запреты. Иенок же сможет вернуться, если к человеку, которого он знал ещё в мире иенков, вернётся память. Например, ты сможешь вернуться домой, только если Йойки всё вспомнит. Истории известны случаи, когда иенки попадали в мир людей, но не известно ни одного случая, чтобы они возвращались обратно. Ведь это зависит уже не столько от них самих, сколько от другого человека.
Юка поймала себя на том, что перестала дышать и сделала взволнованный вдох. Значит, если Йойки ничего не вспомнит, она навсегда останется здесь... В общем-то, Юку это не очень волновало. Ведь она уже решила, что всегда будет рядом с Йойки, несмотря на то, что память не возвращается к нему.
Подумав, Юка спросила:
- А как же тогда Еми? Ведь он всё вспомнил. Почему же тогда он не может вернуться?
- Потому что память вернулась к нему не естественным, а насильственным образом. Он всё вспомнил не сам, а только в результате аварии.
- Но это же несправедливо! – Юка почувствовала вскипающее возмущение. – Какая разница! Главное ведь, что память вернулась к нему, и теперь он страдает!
- Но заповедь этого не предусматривает...
- Да к чёрту все эти заповеди! Или, может, ему теперь нужно снова всё забыть, а потом вспомнить, чтобы вернуться домой?!
- Его дом здесь.
- Это не правда! Дом там, где сердце! Еми чужой в этом мире! – Юка была возмущена до глубины души. – И вообще, Тихаро, на чьей ты стороне?
- Конечно, на твоей, - не теряя своей невозмутимости, ответила птица. – Я просто говорю тебе, как всё устроено. Но ты должна помнить, что любой запрет можно обойти. И если найти правильный путь, то в какой-то момент все запреты вообще могут перестать существовать.
- Хорошо бы мне дожить до этого момента, - вздохнула Юка.
В коридоре раздался какой-то шум, а потом шаги – наверное, Еми проснулся. Юка не сумела сдержаться и возмущалась в голос, вот и разбудила его.
Ей пришлось быстро юркнуть под одеяло и закрыть глаза, притворяясь спящей. Дверь тихонько скрипнула, - наверное, Еми заглянул в её комнату. Он постоял так несколько секунд, а потом звук его удаляющихся шагов известил Юку о том, что можно снова открыть глаза.
Она услышала в голове тревожный голос Тихаро:
- Запомни, что никто не должен знать о наших беседах. Не говори об этом никому, даже Еми и Йойки. Иначе всё прекратится.
- Хорошо, - ответила Юка. – Я понимаю. Я буду молчать.
- Тогда спи. Об остальном поговорим завтра.
- Спокойной ночи, Тихаро.
- Спокойной ночи, Юка.
И Юка ещё какое-то время не могла уснуть, хотя голова и была тяжёлой и плохо соображала. Но Юка думала о том, как помочь Еми. Ей было всё равно, что случится с ней самой. Если с Йойки всё будет в порядке, то и с ней тоже.
Куда больше её волновало, что случится с Еми. Как помочь ему вернуться домой и снова встретиться с Кей? Как им быть теперь?
Юка лежала и смотрела на тени, плывущие по потолку. Ей хотелось найти правду, найти справедливость. Она твёрдо верила, что права, и глаза её сверкали в темноте.
Она верила.


* * *
 


Йойки читал книгу у себя в комнате, когда в дверь позвонили. Он был один дома и никого не ждал, поэтому немного удивился этому звонку.
В коридоре стоял Ким. Он, как всегда, немного пошутил, наболтал о том, что идти ему было некуда, вот он и забрёл в гости. И вроде всё было как обычно, они прошли в комнату, налили чай, поговорили о том, о сём. Но Йойки чувствовал в Киме, во всём его облике, тоне разговора, жестах – какое-то напряжение. Йойки почувствовал, что Ким пришёл не просто так, и ждал, когда всплывёт истинная причина его раннего визита.
И она всплыла.
Разговор зашёл о Юке. Ким настойчиво и вкрадчиво задавал вопросы о ней, и сначала Йойки просто отвечал на них, а потом заподозрил неладное.
- Как часто вы видитесь? – спросил Ким.
- Да не чаще, чем с тобой, - Йойки пожал плечами.
- А Тио знает о ваших встречах?
- Да, я всегда рассказываю ей, если встречаюсь с Юкой. Но чаще всего мы гуляем все вместе...
- И Тио не против того, что ты общаешься с Юкой?
- А с чего бы ей быть против? И вообще, Ким, что за допрос ты мне устроил? – не выдержал Йойки.
- Она ведь тебе нравится, правда? – Ким наклонился к нему через стол, его глаза сузились, и Йойки на миг показалось, что он увидел в них презрение.
- О чём ты? – Йойки искренне недоумевал. Он был так расслаблен сегодня утром, пугающие мысли оставили его в покое, и Йойки не думал о прошлом и будущем, он просто читал книгу, и был этим счастлив. Он даже не слышал, как птицы бесконечно хлопают крыльями над его балконом. Он просто был спокоен.
А тут вдруг заявляется Ким, задаёт ему дурацкие вопросы и смотрит, как на предателя, ни больше, ни меньше. Йойки почувствовал, что начинает злиться.
- Тебе нравится Юка, не так ли? – спросил Ким.
- В каком смысле «нравится»?! Да, мне нравится общаться с ней, гулять... А что?!
- Ты понимаешь, что я имею в виду, - глаза Кима зло блеснули. – Она тебе нравится. Так, как нравится Тио.
- Да что ты несёшь?! Я люблю Тио. Она мой друг, она моя девушка. А с Юкой я познакомился не так давно, но она интересный и весёлый человек, с ней легко. Понимаешь? Это случается не так уж часто, когда встречаешь человека, с которым сразу возникает взаимопонимание, с которым легко и интересно находиться рядом!
- И который так подозрительно похож на девушку с твоего рисунка?
- Ты спятил.
- Может быть. Но и у тебя с головой не всё в порядке, будь уверен.
Йойки подумал, что никогда ещё не видел Кима таким серьёзным. Ужимки и шутки остались в прошлом.
- Не понимаю, что на тебя нашло, - медленно проговорил Йойки. – В конце концов, даже если бы Юка действительно нравилась мне в том смысле, о котором ты тут талдычишь, то какое тебе до этого дело? Какое тебе дело до наших с ней отношений? Уж не влюбился ты случаем в Юку сам?
Йойки даже улыбнулся про себя. Ему казалось, он нашёл простое объяснение всему.
Но Ким ничуть не смутился. Он сказал:
- Мне нет дела до твоих отношений с Юкой. Но мне есть дело до твоих отношений с Тио. Потому что если ты обманешь её, я тебя убью, можешь не сомневаться.
Йойки посмотрел на него с подозрением. Он всё ещё ничего не понимал, хотя смутные догадки уже витали в воздухе над ним.
Ким продолжал говорить, разбивая догадки и превращая их в уверенность:
- Тио всегда была дорога мне. Дорога не просто как подруга. С тех пор, как ты познакомил меня с ней, в моей жизни многое изменилось.
- Я не знал... – прошептал Йойки.
- Да, разумеется, ты ничего не знал, - Ким надтреснуто усмехнулся. – Ведь я тщательно скрывал свои чувства. Я оберегал ваши отношения, как мог и не позволял себе даже мысли о том, что... Об этом. Я видел, как вы подходили друг другу. Идеальная парочка из слащавого кино. Тио – прекрасная художница, красивая и утончённая, и без сомнения ей нужен кто-то лучший, чем грубиян вроде меня, который разбирается в искусстве, как крокодил в поэзии. Поэтому я никогда даже не пытался. Я был уверен, что тот лучший, кто нужен Тио – это ты. Но знаешь, теперь я уже сомневаюсь в этом. Потому что если ты предашь Тио, то к чёрту всё то, что я думал о тебе.
Йойки воззрился на Кима. Сказать, что он был потрясён, значит не сказать ничего. Он был удивлён, уязвлён и обижен. Обида червоточиной расползалась в груди. Как мог Ким засомневаться в нём? Назвать его предателем? Разве настоящие друзья так поступают?
И в то же время что-то гулкое и тёмное затопило его сердце. Впервые кто-то покушался на самое дорогое, что у него было, - на Тио.
- Неужели ты действительно думаешь, что я способен предать Тио? – спросил Йойки, и голос его звенел от затаившегося гнева. – Считаешь, что я один из тех, кто обманывает девушек и встречается сразу с несколькими? Неужели у тебя язык поворачивается так говорить, зная, как Тио важна для меня?
Ким смотрел на него не мигая. И Йойки не замечал в его взгляде извиняющегося раскаяния.
- Я уже сказал, что теперь я ни в чём не уверен. Быть может, ты совсем не тот человек, которым я тебя когда-то видел.
- Но ведь ты сто лет меня знаешь!
- Правда? А я почему-то и в этом не уверен. Я даже не могу толком вспомнить, как мы познакомились и когда.
Йойки не знал, что сказать на это. Он только подумал: «И Ким тоже не помнит...».
- С тех пор, как в твоей жизни появилась эта девушка, Юка, ты стал другим. Я не могу это объяснить, но ты просто другой теперь. И я уже не знаю, какой Йойки настоящий. Мне кажется, что я вообще ничего о тебе не знаю.
  - Ким, да что ты такое говоришь вообще?! Я остался прежним, ничего не изменилось!
- А может, ты просто ещё не заметил этого? Того, что изменился?
Йойки напряжённо молчал. Ему казалось, что стены комнаты начали плавиться, таять, стекать и оседать на пол. Перед глазами всё плыло.
- Можешь обманывать кого угодно: Тио, Юку, Клауса и даже самого себя. Но меня ты не обманешь. Я знаю, что к Юке у тебя не просто дружба. Это что-то невидимое между вами, неощутимое, но оно есть. Что бы ты ни говорил сейчас. И когда ты сделаешь больно Тио, а ты обязательно сделаешь, не говори, что всё вышло случайно. Просто помни, что я знал всё с самого начала, - Ким помолчал и добавил: - А теперь я, пожалуй, пойду. Я надеялся, что ты хотя бы признаешься во всём, и мы сможем поговорить и понять друг друга. Но ты упрямо всё отрицаешь, и нашему взаимопониманию, видимо, пришёл конец. 
Йойки продолжал молчать. Он мог бы не допустить того, чтобы последнее слово осталось за Кимом, но по-прежнему не мог сказать ничего. Стены плавились и оседали, давили на сознание. Ким ушёл, и в коридоре хлопнула входная дверь. В комнату сразу ворвалась оглушающая тишина, а Йойки только сидел за столом, закрыв лицо руками. Только бы не видеть этих стен. Ничего не видеть.
Йойки сидел и тщетно пытался понять, что же творится с его жизнью и возможно ли склеить те осколки, на которые она разбивается. Неумолимо. Неотвратимо.


* * *


Юка возилась на кухне, когда к ней прилетела Тихаро и села на плечо. Юка пыталась испечь шоколадное печенье, чтобы порадовать Еми, который скоро должен был вернуться домой. Она уже давно поняла, что готовка – не её стезя, но упрямство было сильнее. Юка вся вымазалась в муке и какао, но почему-то чувствовала себя счастливой.
- К тебе скоро придёт гость, - сказала Тихаро.
Юка вздрогнула. Она никак не могла привыкнуть, к тому, что птица гиуру заговорила.
- Какой ещё гость?
- Йойки. Он идёт сейчас к тебе.
- Что?! Откуда ты знаешь? – Юка уже приготовилась к тому, что Тихаро обладает даром предвидения, но правда оказалась более прозаичной:
- Видела его из окна. Йойки, наверное, уже поднимается по лестнице.
- Но зачем он пришёл? – испугалась Юка. – Да ещё и без предупреждения... Неужели что-то случилось?
- Кто знает, кто знает...
Юка ещё не была уверена, что что-то случилось, но предчувствие усиливалось с каждой секундой. Что-то недоброе. Враждебное. Такое же чувство возникает, когда стоишь рядом со Стеной.
Когда Йойки вошёл в коридор, первое, на что обратила внимание Юка, - его мокрые от снега волосы. Почему-то шёл без шапки.
Йойки неловко помялся в прихожей.
- Прости, что пришёл вот так... Даже не позвонил.
- Да ничего. Что-то случилось?
Йойки помолчал, словно погрузился во что-то, и ответил как-то отстранённо:
- Не знаю. Может быть...
- Ладно, проходи, - Юка помогла ему повесить куртку. – Я как раз пеку печенье. Точнее, пытаюсь испечь... И, видимо, ты будешь первым, на ком мне придётся его проверить.
Йойки улыбнулся. Так искренне. И взгляд его словно растаял.
- Попробую с удовольствием.
Йойки уселся за стол и, казалось, полностью расслабился. Пока Юка наливала ему чай, он спросил:
- А где твой брат?
Юка чуть не выронила чашку. Она никак не могла привыкнуть к этой лжи. Так странно было обманывать Йойки и рассказывать ему сказки про старшего брата. Но в то же время, иногда Юке казалось, что за это время Еми действительно стал её братом.
- Ушёл навестить приятеля, - солгала Юка. Не могла же она сказать, что на самом деле Еми все последние дни просиживает в библиотеке, пытаясь найти в истории человечества хоть какие-то упоминания о мире иенков.
- Меня тоже только что навестил приятель, - сказал Йойки мрачно.
Юка насторожилась:
- Клаус?
- Нет. Ким, - Йойки отвернулся к окну и долго рассматривал что-то. – Только сомневаюсь, что его всё ещё можно назвать моим приятелем.
- Что-то случилось? – Юка поставила чашку и села напротив Йойки.
- Мы поругались.
- Вот как... – Юке почему-то сразу вспомнилось, как Йойки поссорился с Ённи. – Ну ничего, думаю, вы скоро обязательно помиритесь.
- Не знаю, - Йойки вздохнул. – Иногда мне кажется, что я совсем не знаю Кима. Хотя, казалось бы, мы вместе с детства и должны понимать друг друга лучше, чем кто бы то ни было. 
Юка вздохнула. Если бы только Йойки знал, что на самом деле знает Кима не с детства, а только полтора года. И всё-таки, даже не зная этого, Йойки что-то чувствует.
А Йойки вдруг посмотрел ей прямо в глаза. Это был долгий внимательный взгляд, словно Йойки хотел что-то разглядеть в её глазах, заранее зная, что это что-то для него закрыто. Он проговорил:
- А знаешь... Ким сказал, что я влюблён в тебя.
Глаза Юки расширились и стали как-будто ещё синее. Сердце заколотилось, как когда-то, когда они с Йойки были ещё вместе. Но Йойки оставался спокоен. Юка, наконец, подала голос:
- А ты не знаешь, с чего он это взял?
- Знаю. Ким не дурак. Он всё очень тонко чувствует. И он чувствует что-то между мной и тобой.
- Но ты ведь не влюблён в меня, правда? – Юка нервно рассмеялась. – Ты любишь Тио, и она очень любит тебя.
- Это правда. Но Ким прав. С тех пор, как в моей жизни появилась ты, что-то безвозвратно изменилось во мне. И я не знаю, что происходит. Вижу только, что жизнь моя рушится. И я не знаю, что это за чувство, которое тянет меня к тебе. Это не влюблённость и не дружба, но это что-то большее, и я не могу дать этому имя. И ещё. Мне страшно.
Йойки. Твои слова делают меня самой счастливой и причиняют самую сильную боль. 
- Я просто пытаюсь понять, что мне делать, - Йойки вздохнул. – Я думал, может, ты знаешь? Ведь у тебя есть ответы, ответы, которые я ищу, я точно это знаю. Я ведь знаю, мы уже встречались когда-то давно. И ты лучше меня понимаешь, что здесь происходит. Мне больше некуда идти. Никто и никогда не поймёт меня так, как ты.
Юка почувствовала, как слёзы накапливаются, готовые разорвать её грудь. Она улыбнулась:
- Похоже, что моё присутствие в твоей жизни только всё портит.
- Нет! Пожалуйста, не говори так! – Йойки вдруг словно ожил и горячо запротестовал.
- Но так и получается. Я невольно разрушаю то, что тебе дорого.
- Это не так! Ты даёшь моей жизни объяснение.
- И создаю тебе проблемы, - Юка только покачала головой, и это значило, что она больше и слушать ничего не желает, что её уже ничто не переубедит.
Йойки сник. Они молчали какое-то время, а потом он сказал:
- Мы ведь и правда раньше уже встречались. Я нарисовал тебя тогда не просто так. Но я почему-то ничего не помню. А ты?
Юка смотрела в его потемневшие глаза, жаждущие, ищущие глаза. Но что она могла ему ответить?
Юка только кивнула.
- Расскажи мне, - Йойки наклонился к ней через стол. – Расскажи всё, прошу тебя. Мне кажется, я схожу с ума.
- Не могу. Прости, Йойки, - она покачала головой и подумала, что слов труднее этих ей не приходилось произносить. – Ты должен сам всё вспомнить.
- Но я не могу! – в отчаянии воскликнул Йойки. – Что же мне делать теперь?! Неужели я действительно мог забыть что-то столь важное? Я не верю в это!
Юка прикрыла глаза и позволила боли от этих слов растекаться и оседать у неё внутри. Конечно, Йойки. Всё правильно. Что-то по-настоящему важное ты никогда бы не забыл.
Позднее Юка задумывалась о том, правильно ли она ответила Йойки. Может, стоило действительно всё рассказать? Она пыталась представить, как звучал бы этот рассказ.
Да, знаешь, Йойки, мы действительно уже встречались когда-то. Мы даже были друзьями с детства. Мы не просто встречались, мы знали друг друга десять лет. И мы жили в волшебном мире за Стеной, где всегда лето, где цвели майнисовые деревья и простирались вересковые поля. А потом ты ушёл и забыл меня. Забыл четырнадцать лет своей жизни, как будто их никогда и не было. Но я нашла тебя, чтобы помочь тебе всё вспомнить.
Как ни посмотри, а выглядит довольно неправдоподобно. Юка горько усмехнулась собственным мыслям. Даже если бы Йойки поверил в её сказки, это ничего бы не вернуло. Не вернуло бы его чувств к ней.
И Юка сказала:
- Наверное, нам лучше не видеться какое-то время. Чтобы ты смог разобраться со своей жизнью и подумать обо всём. Так правда будет лучше.
И ей до слёз, до боли в груди хотелось, чтобы Йойки начал протестовать. Чтобы он воскликнул что-нибудь вроде: «Нет, я не согласен! Я хочу видеться с тобой, и это нисколько не мешает мне!».
Но Йойки почему-то молчал. И впервые за эти два года Юка по-настоящему осознала, как далёк он от неё теперь. Пропасть между ними всё шире. И как бы она ни старалась, этого не изменить.
В конце концов Йойки сказал:
- Но только на какое-то время! Просто чтобы подумать.
Но Юка подумала, что это не «на какое-то время», а навсегда. Йойки научился уже прекрасно справляться без неё. В новой жизни она ему просто не нужна.
- Хорошо, - улыбнулась Юка. – Договорились. На какое-то время. А потом, глядишь, всё и наладится.
Йойки кивнул. Кажется, ему стало заметно легче.
Ну и пусть. Пусть тебе будет легче, Йойки.
А потом они пили чай с печеньем, которое испекла Юка. И Йойки хвалил его и говорил, что это самое вкусное домашнее печенье, которое он когда-либо пробовал. А Юка улыбалась и говорила, что он болтун.
За окном стемнело и снегопад усилился.
Йойки засобирался домой. Они попрощались как ни в чём не бывало, словно расставались всего на пару дней. Но оба знали, что это не так. И Юка не понимала, как так вышло, что они стали неискренни друг с другом.
Юка закрыла за ним дверь и подумала, что, наверное, она потеряла Йойки во второй раз, и теперь уже окончательно.
Она со всей ошеломляющей ясностью осознала, что как раньше больше никогда не будет.
Йойки другой. И она тоже другая.
Она не может ни обнять его, ни удержать.
Только шептать «не уходи» в глухой полутьме прихожей.   

   
     * * *


Йойки не помнил, с каких пор его перестал радовать собственный день рождения. Ему казалось, в детстве этот праздник приносил ему больше успокоения и внутренней гармонии. В детстве было больше уверенности.
А теперь – только сомнения, вечная неуверенность в чём-то и смятение.
Неужели дальше будет только хуже? Когда он спросил об этом у матери, она только рассмеялась и сказала, что со временем у него всё встанет на свои места. Это просто возраст такой, говорила она. Все мы в шестнадцать лет ищем ответы.
- А потом находим? – спросил Йойки.
И мать какое-то время молчала, и взгляд её был устремлён вдаль и слегка затуманен.
- Не знаю, - сказала она.
И Йойки не стал больше задавать вопросов. Он только подумал, что, похоже, по мере взросления ничего хорошего его не ждёт.
Сегодня у него был непривычно тихий день рождения. А всё потому, что Ким не пришёл. Они так и не помирились с того дня, хотя прошёл уже почти месяц.
Пришли только Клаус и Тио, и Йойки упорно скрывал от них причину своей с Кимом ссоры. И судя по тому, что они до сих пор не знали, что к чему, - Ким тоже помалкивал. И Йойки был ему за это даже благодарен.
- Неужели он даже не позвонит тебе сегодня? – поразилась Тио, когда они сидели за столом в его комнате. – Ведь у тебя всё-таки праздник. Шестнадцать исполняется не каждый день.
Йойки угрюмо молчал. Тогда Тио спросила:
- А почему ты не позвал Юку? И вообще, мы что-то давненько не виделись с ней.
- Так вышло. У Юки сейчас... кое-какие семейные трудности, - соврал Йойки. Не мог же он сказать: «Юка не пришла ко мне, потому что Ким говорит, что я в неё влюблён». Но почему-то от этой лжи он стал сам себе противен.
- Да, то же самое она сказала и мне, когда я ей звонила, - вздохнула Тио.
- Ты ей звонила? – удивился Йойки.
- Да. Просто хотела узнать, как у неё дела. Спросила, когда мы сможем собраться все вместе, но Юка сказала, что в ближайшее время не получится, потому что у неё  «кое-какие семейные трудности».
А Йойки только подумал, что, наверное, у них с Юкой синхронное мышление. А ещё он подумал, что хотел бы сейчас, чтобы она была здесь.
Йойки смотрел на диск с компьютерной игрой «Сила мага – 3», которую ему подарил Клаус и думал, как хорошо было бы, если бы всё было как раньше. И как много в его жизни было моментов, которых он не оценил.
Когда поздно вечером после ухода Клауса они сидели с Тио в его комнате, Йойки сказал:
- Знаешь, мне хотелось бы, чтобы где-нибудь было такое место, где можно почувствовать себя просто счастливым. Просто быть там и не переживать уже ни о чём, ни в чём не сомневаться, не думать, правильно ты поступил или не правильно, а просто жить настоящим моментом и быть счастливым.
А Тио подумала и сказала:
- Тогда тебе стоит переселиться в свои картины.
И Йойки молчал, поражённый этой мыслью. Он думал, что, наверное, она права. Если бы только это было возможно, он, не задумываясь, так и сделал бы.
- А ты переселилась бы вместе со мной? – спросил он.
Тио улыбнулась и ответила:
- С тобой – куда угодно.
А потом они стояли на балконе и смотрели на огни высоток в снежном тумане. И Йойки обнимал Тио одной рукой и чувствовал, какая она хрупкая. Это тревожило его и восхищало. Он подумал, что, наверное, сейчас как раз один из таких моментов, которые он не ценил. Упустил, не заметив, не обратив внимания, как будто всё так и должно быть.
Ему было хорошо от мысли, что Тио сейчас рядом с ним, и ему хотелось, чтобы всегда было так. Но эта мысль почему-то наполнила его внезапной горечью и смутной тоской. Так бывает, когда осознаёшь, что не выполнил данное кому-то обещание. От этого больно и печально, но поделать уже ничего нельзя – момент утерян, обещание осталось отзвуком в пустой комнате.
Они постояли на балконе ещё немного, и Тио уехала домой. Её отвёз на машине отец Йойки. А Йойки сидел в своей комнате и долго смотрел на картину, которую ему подарила сегодня Тио. На ней был изображён Йойки, стоящий под цветущим деревом, около низенького деревянного заборчика, за которым простирались поля. Йойки так и не решился спросить, почему Тио нарисовала его одного, а не их вдвоём. Он пытался объяснить это себе тем, что Тио вообще редко рисовала людей, и ей хватило на этой картине возни с одним Йойки. И в то же время он понимал, что это не совсем так. Йойки просто один на этой картине, что бы это ни значило.
А потом он устал смотреть на картину, взял мобильник и какое-то время смотрел на его светящийся в темноте экран. Он надеялся, что ещё не слишком поздно. Он надеялся, что Юка ещё не спит.
Они больше ни разу не встречались и не говорили друг с другом с того вечера у Юки на кухне. Йойки много чего успел обдумать за это время. Но легче ему не стало. Покоя не было.
Юка ещё не спала. Она очень удивилась и обрадовалась, услышав его голос. И сразу поздравила его с днём рождения.
- Надо же, ты помнишь, - улыбнулся Йойки.
- Конечно, как я могу забыть, - ответила Юка. На миг Йойки показалось, что она плачет, но он тут же отогнал от себя эту мысль.
- Как ты? – спросил он.
- Всё хорошо. Не считая того, что Еми сильно заехал себе молотком по пальцу, и мы недавно вернулись из больницы. А как ты?
А Йойки улыбался, несмотря на то, что он вроде как должен был посочувствовать брату Юки. Но он всё улыбался и не мог прекратить.
- Теперь лучше, - сказал он, сам не зная, что значит это «теперь». Он просто сказал это автоматически, не особо задумываясь.
- Ты ведь помнишь про наш уговор? – Юка вдруг посерьёзнела. – О том, что мы не должны пока общаться?
- Да, помню.
- И что? Почему тогда ты всё-таки позвонил мне?
- Не знаю, - Йойки действительно не знал.
Он смотрел, как одно за другим гаснут окна высоток. Люди ложатся спать, чтобы встретить новый день.
И Йойки сказал:
- Давай не будем думать о том, что будет завтра. Давай просто поговорим...




   Глава 15

Время вспять. Предчувствие зимнего сна. Холод.

 


Плед согревал озябшие руки. Это было успокаивающее сонное тепло, когда не хочется двигаться и думать о чём-то серьёзном.
Еми сидел рядом и хрустел шоколадным печеньем. Он называл себя фанатом шоколадного печенья. С тех пор как Юка испекла его тогда первый раз, Еми приставал к ней с этой просьбой чуть ли не каждый день, и Юка пекла, всё совершенствуясь в этом деле. С каждым разом печенье становилось всё вкуснее, и Юка жалела, что Йойки теперь не может попробовать его.
- Если будешь поедать печенье в таком количестве, отрастишь себе большое пузо и не понравишься Кей, - сказала Юка, когда Еми опустошил очередную тарелку.
Еми только невесело усмехнулся, продолжая жевать.
- Я всё равно ей не понравлюсь.
Юка сразу проснулась:
- Почему это не понравишься? С чего ты решил?
- Потому что я уже не тот мальчишка, которого она запомнила. Во мне очень мало осталось от того, прежнего Еми. Прежний Еми был смелым и решительным, он не пасовал перед трудностями, не раскисал, не трусил и, главное, он верил, что всё, в конце концов, будет хорошо. А что делаю я? Только плачу о своей несостоявшейся жизни и пожираю тоннами шоколадное печенье. Я уже ничего не в состоянии изменить.
Юка покачала головой. Ей хотелось утешить Еми и дать ему веру, но в последнее время у неё и самой были с этим проблемы. Она никак не решалась сказать Еми, что не знает, как вернуть его домой. Что Стена не пускает его, потому что воспоминания вернулись к нему неестественным образом. Она провела не одну бессонную ночь, размышляя об этом и мешая спать Тихаро (которая уже наверняка пожалела, что заговорила с неугомонной Юкой). Но так и не пришла к какому-либо результату. И Юка решила молчать об этом в надежде, что всё как-нибудь решится. Потому что сказать об этом Еми – значит забрать его последнюю надежду.
Наконец Юка проговорила:
- Но ведь я не раз говорила, что и Кей уже не та девчонка, какой её помнишь ты. Она тоже через многое прошла, и годы изменили её. В любом случае, я думаю, вы найдёте, о чём поговорить друг с другом.
Еми вдруг улыбнулся.
- Я помню, когда-то мы могли говорить часами. Запросто могли проговорить целую ночь, а потом ходить весь день сонными мухами и получать вслед сердитые замечания своих Кан. Мы всегда понимали друг друга, как никто другой.
Юка затихла, позволяя Еми продолжать.
- Я помню все наши безумные затеи. Тогда нам казалось, что наше время никогда не закончится. Мы учились жизни друг у друга. Мы ничего не боялись, нам казалось, мы на всё способны. И, возможно, так и было. Вот только, куда всё это делось? Я до сих пор не могу этого понять. Я не верю в Судьбу и предопределённость. А это значит, что мы сами потеряли то, что было дорого. Не удержали, не боролись и слишком рано опустили руки. И вот к чему это привело. Я часто думаю о том, как хорошо было бы вернуться в прошлое. Вернуться и всё изменить раз и навсегда. И чтобы не было больше всех этих бесполезных лет, когда мы судорожно искали себя, но так ничего и не нашли, потому что искали вовне, вместо того, чтобы обратиться вглубь себя, где скрыты самые ценные сокровища. Иногда я завидую тебе, Юка, потому что ты это умеешь. Ты прислушиваешься к своему сердцу и умеешь слышать. Ты из тех, кто многое может изменить. И ты ещё так молода... Тебе ещё не нужно оглядываться назад. Ты смотришь только вперёд.
Юка серьёзно смотрела на него и не перебивала. Она могла бы отмахнуться от этих слов со смущённым смехом скромницы, но промолчала. Юка подумала, что другие слишком часто говорят ей эти слова. Сколько раз она уже слышала подобное? Господин Отто, Ённи, Мия, Еми, Тихаро и Йойки – все твердят одно и то же. О том, что она на что-то способна. Но так ли это? Не слишком ли велики надежды, возлагаемые на простую пятнадцатилетнюю девчонку, чьё единственное желание «чтобы у всех всё было хорошо», и которая просто любит мечтать?
И тут же привычная тяжесть легла на сердце. Своими сомнениями и тревогами Юка ни с кем не могла поделиться. Даже Йойки здесь никогда не понимал её до конца.
- Я думаю, ты несправедлив по отношению к себе, - проговорила, наконец, Юка. – Вот скажи, ты веришь, что мы сможем всё изменить? Веришь, что мы вернёмся домой и победим несправедливость Стены?
- Верю, - без запинки ответил Еми. – Теперь верю.
- Тогда всё хорошо. Ведь это значит, что по сути ничего в тебе не изменилось за эти годы. И тот храбрый мальчик Еми, о котором ты сейчас рассказывал, просто дремал внутри тебя, готовый  вернуться в подходящий момент.
Еми кивнул и задумался. Кажется, эта мысль ему понравилась. Подумав ещё, он спросил:
- А что насчёт Кей? Она верит?
Юка растерялась. Этого вопроса она не ждала. Перед глазами тут же возникло усталое лицо Каны, желающей спокойной ночи в полумраке комнаты. Усталое, печальное, насторожённое. За долгие годы её приучили верить в справедливость и идеальность устройства мира. Приучили верить, что всё, что с ней произошло – воля Судьбы, точнее, воля Стены, существующая как аксиома, которую нельзя изменить. 
Еми прищурился – его насторожила реакция Юки.
- Не верит, да? – прошептал он.
Юка кивнула.
- Ей многое пришлось вынести. После того, как ты ушёл. Ей пришлось смириться, что ничего изменить нельзя. Она почти научилась жить с этим.
Еми зажмурился, и руки его дрожали, а поджатые губы побелели. Юка подумала, что, наверное, ему очень больно, и ей сразу стало больно тоже.
- Если бы я только знал об этом раньше... – шептал он. – Если бы я только мог всё изменить! Я никогда не женился бы, я искал бы способ вернуться... Я бы... Я бы просто был другим. И она была бы другой. И всё было бы иначе.
Юка накрыла его ладонь своей.
- Тише... Не надо так, Еми.
- Да-да, я знаю! Не буду раскисать! – он вдруг улыбнулся, и Юка подумала, что чем-то Еми похож на неё. – Я буду бороться, чтобы снова увидеть Кей! Я не сдамся теперь ни за что! Мы вместе докажем ей, что всё возможно, правда? Мы поможем ей снова поверить!
А когда волна энтузиазма схлынула, Еми спросил с неизвестно откуда взявшейся робостью:
- А скажи, она красивая?
Юка прыснула:
- Ну, как тебе сказать... С тех пор как ты ушёл, она вся покрылась язвами и отрастила себе горб, а так вполне ничего...
У Еми вытянулось лицо, и Юка захохотала ещё громче:
- Конечно она красивая, идиот! Ты что, поверил?!
- Конечно, не поверил!
- Поверил! У тебя всё на лбу было написано!
- А вот и нет!
- Да!
Остаток вечера они пререкались и смеялись. Серьёзный разговор как будто был забыт. И в какой-то момент Юка ощутила укол вины за свою весёлость. Она понимала умом, что радоваться собственно нечему – Йойки не помнит её, они не общаются, шансов вернуться домой всё меньше, неизвестно, как помочь Еми, а её Кана где-то далеко - одинока и несчастна.
Но почему-то Юка не думала сейчас обо всём этом. Она смеялась, и на сердце было легко. Боль уходила куда-то, истончалась, растворялась в этом домашнем тепле и уюте, в этой комнате, в этом свете ночника и тёплом пледе на коленях, в пустой тарелке с крошками печенья. И что бы там ни было, что бы ни случилось завтра, Юка думала, что пока рядом с ней Еми – ничего плохого не случится. Она справится со всем.
Ей было хорошо. Это было похоже на выздоровление после продолжительной болезни. Боль ушла.
И они смеялись.


* * *



Тио сидела на стуле, необычайно бледная и тонкая, прямая и хрупкая. Строгий тёмный костюм и тёмные волосы лишь подчёркивали белизну её кожи, а глаза казались совсем огромными и бархатно-синими.   
- Не идёт, да? – спросила она.
Йойки покачал головой.
- Нет, очень хорошо. Этот костюм идёт тебе. Не хватает только одного...
- Чего? – испугалась Тио.
- Твоей улыбки, - прошептал Йойки, наклоняясь, чтобы поцеловать её в щёку.
Тио улыбнулась и вмиг преобразилась.
- Я так волнуюсь! – шепнула она. – Как подумаю о выставке, начинаю дрожать, и все мысли путаются...
- Я понимаю. Я тоже очень нервничал тогда. Но всё будет хорошо, не волнуйся. Я позабочусь о том, чтобы твоя первая выставка прошла безупречно.
- Спасибо тебе, Йойки... Спасибо за всё, что ты делаешь для меня. Не понимаю, чем я это заслужила.
- Я делаю это, потому что ты очень дорога мне. Ну и потому, конечно, что ты самая талантливая юная художница в мире!
Тио засмеялась смущённо, и лёгкий румянец украсил её щёки, а плечи расслабились.
Они поговорили ещё немного о деталях предстоящей выставки, о том, сколько ожидается народу и какие картины будут иметь наибольший успех, о торжественном слове Тио. А потом Тио снова сникла, Йойки почувствовал, как напряжена её спина и как крепко она сплела пальцы рук, лежащих на коленях.
- Ну, в чём дело? Тебя беспокоит что-то ещё? – спросил Йойки.
Тио вздохнула.
- Даже не знаю. Просто у меня какое-то странное предчувствие.
- Что значит «странное»?
- Не знаю. Странное, - Тио прикрыла глаза, словно пытаясь сосредоточиться на этом чувстве. – Мне кажется, что-то случится.
- Что-то плохое? – насторожился Йойки.
- Не знаю, - Тио покачала головой. – Знаю только, что это будет связано с... тобой.
Йойки усмехнулся, хотя ему почему-то стало не до смеха:
- Со мной?
- Да. Знаешь, недавно мне приснился странный сон. Шёл снег, и ты стоял у подножия какой-то высокой лестницы. Я кричала тебе, чтобы ты не поднимался, но ты только улыбнулся и помахал рукой. Я звала тебя, но не могла остановить – ты поднимался всё выше и выше, пока не...
- «Пока не» что?
- Не знаю... Я проснулась потом. Но у меня осталось очень странное ощущение. Как будто что-то случится.
- Не волнуйся, ничего не случится, - прошептал Йойки, хотя от рассказа Тио у него побежали по коже мурашки.
 - Скажи, Йойки... Ты ведь никуда не исчезнешь? – умоляющие глаза Тио обратились на него.
- Конечно, нет! Куда же я исчезну? Не бойся, Ти, я буду здесь, - прошептал Йойки. В тот момент он был уверен в своих словах, но острое чувство дежа-вю вдруг пронзило его до боли в груди. Как будто Йойки уже говорил всё это. Но говорил не Тио, а кому-то другому.   
Стало холодно.
А через какое-то время Тио сказала:
- На днях мне звонил Ким.
- Правда? – Йойки насторожился. – И что он сказал?
- Сказал, что придёт на выставку. Я спросила его, значит ли это, что он хочет помириться с тобой...
- И?
- Ким сказал, что это значит лишь то, что он хочет прийти на мою выставку и поздравить меня.
- Так я и думал, - усмехнулся Йойки. – Скажи, Тио, а как ты относишься к Киму?
Тио вопросительно посмотрела на Йойки, видимо, не совсем понимая, что он имеет в виду. Йойки всё ещё помнил обжигающий взгляд Кима, а его слова звучали у него в ушах. Йойки пытался представить себя на месте Кима – каково это скрывать столько времени свои чувства к кому-то? Каково это играть роль друга, хотя на самом деле тебе хочется чего-то большего, того, чего этот человек не может тебе дать?
И почему-то, задавая себе все эти вопросы, Йойки видел перед глазами не Кима, а Юку. Он не знал, почему.
Беззаботная с виду улыбка Юки была чем-то сродни той напускной весёлости Кима. Йойки вдруг ясно ощутил, что какое-то общее чувство роднило этих двоих. Что-то общее они скрывали, улыбаясь и смеясь.
И подумав так, Йойки понял, что подошёл на шаг ближе к разгадке всего, что мучило его последние годы. Он задумывался о том, что изменилось в его жизни за тот почти год, что он знал Юку. И понимал, что изменилось всё. Изменилось что-то в нём самом. Какие-то ответы на его вечные заветные вопросы стали почти осязаемо ближе, а какие-то отдалились настолько, что Йойки уже забыл, о чём спрашивал.
«Я не могу тебе сказать. Ты сам должен всё вспомнить», - говорила она.
А что будет, если я не вспомню? Что случится тогда?
И тут же к горлу подступало удушье, а руки становились холодными и липкими. И Йойки сразу начинал отчётливо слышать, как тикают часы в его кармане, словно отсчитывая отмеренный срок. Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Когда Тио ушла в ванную переодеться, Йойки вышел на балкон и сжал в ладони холодный металл часов. Часы словно спрашивали: «На что ты тратишь своё время, Йойки? Где твоё место? Где ты должен быть?».
Но Йойки не знал, где его место. Этот вопрос всегда оставался без ответа. И только птицы знали. Они с криками хлопали крыльями и прорезали низкое грозовое небо.


* * *


Это был холодный ветреный день. Над Городом нависли тучи, и в сгущающихся сумерках небо казалось почти чёрным. Люди спешили по своим делам, кутаясь в шарфы, пряча руки в карманах пальто и не глядя друг другу в глаза.
Снег хрустел под ногами, как это всегда бывает в сильный мороз. Юка шла под руку с Еми и любовалась облачками пара от собственного дыхания.
- Ну и холодина сегодня, да? – бормотал Еми, ускоряя шаг. – Иногда мне даже не верится, что раньше я жил в таком месте, где можно бегать по улице в одних шортах и майке.
- Да, - тихо откликнулась Юка. – Иногда даже мне не верится.
Они спешили на Выставку Тио, и Юка вспоминала, как почти год назад пришла на Выставку Йойки и, увидев его в окружении близких людей, осознала всю ничтожность своих глупых наивных надежд. Вспоминала испытанную тогда боль и думала, как же всё успело измениться за это время. Ей больше не было больно. Она просто научилась с этим жить. Это было возможно, хотя ей и казалось раньше, что такая жизнь – лишь пустое существование. Но она жила, и даже бывала счастлива. Она начинала понимать свою Кану. Когда-то Кей тоже научилась жить заново. И научилась быть счастливой. Хотя бы иногда.
И Юка шла рядом с Еми, улыбалась и шутила:
- Ты только глянь, как на нас люди странно смотрят! Наверняка они думают, что это за извращенец подцепил такую молоденькую девчонку!
- Неправда! – возмущался Еми. – Я совсем не похож на извращенца! Да и выгляжу я не таким уж старым!
- Да неужели? А, по-моему, ты просто здоровенный бородатый мужик!
- Я не бородатый! Подумаешь, три дня не побрился!
И Юка хохотала. Ей нравилось подкалывать Еми и видеть его смущение. И она добавляла, как и всегда:
- Да не волнуйся. Они все наверняка думают: «Вот идёт девочка со своим старшим братом».
Выставочный Зал был уже полон народу. В гардеробе образовалась внушительная очередь, и, раздевшись, Юка первым делом принялась искать глазами Йойки или кого-нибудь из его друзей. Еми же сразу начал восхищаться работами Тио, но заметив встревоженное выражение лица Юки, умолк:
- Ой, прости. Кажется, мне лучше заткнуться. Тебе, наверное, неприятно слушать мои восторженные речи в адрес этой девушки.
- Ну, почему же? Вовсе нет. Тио – талантливая художница, и с этим не поспоришь.
- Но тебя ведь это огорчает?
Юка подумала секунду и ответила:
- Нет. Уже нет. Я уже смогла это пережить.
Еми только вздохнул и положил руку ей на плечо. И Юка была благодарная ему в тот момент. Тяжесть его тёплой руки внушала спокойствие и уверенность.
И тут, наконец, они заметили саму хозяйку выставки. Она стояла рядом с Йойки и Клаусом и смущённо чему-то улыбалась. Юка тоже невольно улыбнулась – она никогда ещё не видела Тио такой счастливой и почувствовала, что рада за неё. Клаус заметил их первым и помахал им рукой, приглашая.
А потом были шумные приветствия, радостный смех и поздравления, обмен впечатлениями и шутки. Юка подумала, что раньше ей представлялось нереальным влиться в их компанию и не чувствовать себя чужой. А сейчас она с лёгкостью болтала с Тио и Клаусом, не сравнивая себя с ними до боли. Она научилось пользоваться сотовым телефоном и разобралась в устройстве фотоаппарата, а сейчас уже осваивала ноутбук Еми. Она вживалась в этот мир, отчаянно боролась за то, чтобы мир принял её, боролась за то, чтобы стоять вот так сейчас рядом с Йойки.
Они не виделись больше месяца и лишь раз говорили по телефону, а сейчас болтали, как ни в чём не бывало. Как будто и не было того разговора на кухне и телефонного звонка в День рождения Йойки, звонка, полного горечи и тревоги, но вместе с тем радостного до слёз.
Юка знала, что после Выставки всё продолжится, как и было. Снова череда бесконечных дней, и неизвестно, когда они увидятся снова, и когда она услышит его голос. Их уговор – держаться на расстоянии  по-прежнему оставался в силе. И ни у кого не хватало смелости признаться себе в чём-то и нарушить его.
В какой-то момент Юка вдруг заметила в толпе Кима. Он держался поодаль и не подходил к ним. Юка вспомнила, что они с Йойки до сих пор не разговаривают, и, шепнув, что отлучится на минутку, скользнула в толпу.
- Привет, Ким, - поздоровалась Юка, подойдя к нему.
Она боялась, что Ким и на неё тоже сердится, но он окинул её совершенно беззлобным взглядом:
- Привет, Юка. Давно не виделись. Признаться, я уже соскучился по твоим затеям.
- Нам нужно поговорить.
- Если это о Йойки, не стоит даже утруждаться. Я и слушать ничего о нём не буду.
Но Юка уже схватила его под руку и потянула за собой, не дав опомниться:
- Это больше обо мне, чем о Йойки. Просто выслушай, что я тебе скажу.
Они отделились от шумной толпы и остановились в узеньком коридорчике, ведущем в туалет.
- Так в чём дело? – прошептал слегка обалдевший Ким.
- Ты был прав в своих подозрениях, - выдохнула Юка, боясь, что передумает и не сможет сказать всего, что собиралась. – Но не относительно Йойки, а относительно меня.
Ким уставился на неё в полном недоумении.
- Это не у Йойки есть ко мне чувства, а у меня к нему.
- Не может быть! – ахнул Ким. – Никогда бы не подумал.
- Конечно, ведь я тщательно это скрываю. Ведь я не хочу ничего разрушать, понимаешь?
Ким кивнул и стал неожиданно серьёзен.
- Понимаю. И... давно это у тебя?
- Давненько, поверь. Можешь считать меня ненормальной, но я всё равно расскажу. На самом деле мы с Йойки уже встречались. Считай, что это было чем-то вроде прошлой жизни. Когда-то мы знали друг друга. Знали очень хорошо. Но случилось так, что Йойки забыл об этом. А я помню. Помню ту нашу прошлую жизнь, но ничего не могу сделать, чтобы Йойки тоже вспомнил. И я не хочу разрушать его новую жизнь. Поэтому ты был несправедлив к Йойки, Ким. Он любит Тио и никогда не обманет её. Я знаю Йойки очень хорошо, лучше, чем кто бы то ни было. И я могу сказать, что на обман Йойки не способен. Это я во всём виновата. Но я больше не буду мешать. Поэтому, пожалуйста, помирись с Йойки.
- Так я и думал! Я так и знал! – воскликнул Ким. – Я знал, что вы уже встречались! Только подозревал, что Йойки зачем-то это от меня скрывает. Но теперь я понимаю, в чём дело. Спасибо, что всё рассказала мне, Юка. Кажется, я совершил ошибку.
- Да не за что. Ты можешь исправить эту ошибку, ещё не поздно, - улыбнулась Юка.
Ким смотрел на неё пристально, и что-то новое угадывалось в его взгляде. Что-то, чего раньше не было. Юка подумала, что это уважение.
- Знаешь, я хорошо понимаю, что ты чувствуешь, - сказал он. – И в ответ на твою откровенность признаюсь тоже, что я давно влюблён в Тио и тоже скрываю свои чувства.
- Да что ты! – изумилась Юка. – Никогда бы не подумала!
- Да, ведь я тоже умело это скрываю!
И оба они рассмеялись.
- Выходит, мы с тобой друзья по несчастью, - заключила Юка.
- Выходит, что так, - улыбнулся Ким.
- Я рада, что мы лучше узнали друг друга. Теперь я чувствую себя не такой одинокой в своей проблеме.
- Я тоже.
- Ладно, - Юка подмигнула ему. – Пойдём к остальным! Уверена, они будут очень рады увидеть тебя. И Йойки в том числе.
Но надолго задержаться в компании друзей им не удалось – пришло время вступительной речи Тио. Юка видела, как дрожали её тонкие руки, когда она поднималась на мини-сцену, и успела шепнуть Тио искреннее пожелание удачи.
Юка огляделась – Ким исчез где-то в толпе, зато рядом неожиданно оказался Йойки. Юка улыбнулась – то ли ему, то ли собственным мыслям.
Зал затих, и Тио несмело заговорила. Несколько раз она запнулась и забыла, что собиралась сказать, но встретив поддержку в глазах стоящих в толпе друзей, заговорила уверенней.
- Она молодец, - прошептала Юка.
- Да, - с улыбкой отозвался Йойки. – Она это заслужила. Сегодня поистине её день.
- Вы оба это заслужили, - прошептала Юка совсем тихо, но Йойки всё равно услышал и понял это не в том смысле, который вкладывала в эти слова Юка.
- Нет, я до сих пор думаю, что моя выставка была ошибкой. Глядя сейчас на работы Тио, я понимаю, что мне никогда не достигнуть таких высот. У меня нет того таланта, есть просто способности.
- А я так не думаю. У тебя есть талант, Йойки. И всегда был.
- Не знаю. Мне почему-то кажется, что с каждым годом я рисую всё хуже и хуже. Признайся, тебе ведь тоже мои старые рисунки нравятся больше? Пусть в них было меньше мастерства, но в них было что-то, чего нет сейчас.
- Может, в них было больше души?
- Что? – Йойки даже оторвался от Тио и посмотрел на Юку.
- Ты ведь и сам это знаешь, - сказала она. – Сам видишь. В твоих старых картинах было больше света. И больше свободы.
Глаза Йойки широко распахнулись. Почему-то раньше эта мысль никогда не приходила ему в голову, но сейчас, когда Юка произнесла её, он понял, что как будто и сам всегда это знал.
- Но как мне это вернуть? – прошептал он.
Юка улыбнулась.
- Только ты можешь ответить на этот вопрос, Йойки. Ведь я тоже знаю далеко не всё. Есть вещи, которые ты должен решить для себя сам.
Больше они ничего не говорили друг другу – только слушали Тио. Она вскоре закончила свою речь, и зал взорвался аплодисментами. Раскрасневшаяся и счастливая Тио сошла со сцены, принимая поздравления. Она обнялась с друзьями и с Юкой в том числе. И Юка обняла её с улыбкой и подумала, что совсем не держит зла на эту девушку. Она подумала, что желает ей только счастья. Желает счастья им обоим. Ещё недавно такая мысль была для неё невозможна, невыносима, и сердце сжималось от боли, губы начинали дрожать, а руки искали поверхность Стены для удара. Сегодня всего этого не было.
Люди начинали расходиться по залам, рассматривая висящие на стенах картины и негромко переговариваясь. И Юка подумала, что сейчас самое время незаметно уйти. Ей было душно находиться в этой комнате, ей больше нечего было сказать. Она сделала всё, что могла. Попыток вернуть Йойки память было бесчисленное количество, и все они не принесли ничего хорошего – только боль им обоим.
И Юка подумала, что раз она ничего не может сделать так хорошо, как хотела бы, то единственное, что у неё ещё может получиться – это отпустить. Просто отпустить всё.
Она ещё раз оглянулась на смеющихся Тио и Йойки, на Клауса и Кима, который рассказывал что-то Еми. Сейчас она просто не могла быть с ними. Она хотела побыть одна.
И улыбнувшись людям, которых любила больше всего на свете, Юка затерялась в шумной толпе.


  * * *


На улице Юку уже ждала Тихаро.
- Ну наконец-то! Я уже себе хвост и лапы отморозила, дожидаясь тебя, - проворчала гиуру, усаживаясь девушке на плечо.
- Разве ты ждала меня? – удивилась Юка и ласково провела кончиками пальцев по перьям птицы гиуру.
- Конечно. Я знала, что ты там долго не задержишься и выйдешь одна.
- И ты угадала. Прости, что заставила ждать.
- Надеюсь, теперь ты пойдёшь домой?
Юка подняла голову к небу. Чёрное как пустота, оно притягивало взгляд, восхищало и пугало одновременно.
- Кажется, сегодня будет снег, - заметила Юка.
- Ты не ответила на мой вопрос.
- Но я не знаю, - Юка вздохнула. – По правде говоря, мне хочется пройтись и подышать воздухом, - и она неспеша направилась вниз по улице.
- Погулять? В такой мороз? Ничего получше ты не могла придумать?
- О, Тихаро, прошу, не будь такой же занудой, как моя Кана.
- Мне просто кажется, что ты слишком расслабилась. Ты случайно не забыла, зачем пришла сюда?
- Может быть и забыла. Знаешь, Тихаро, я, кажется, сдаюсь.
- И как это понимать?
Юка улыбнулась. И ни одной морщинки не было на её лице. Ни тревог, ни сомнений. В тот момент Юка снова была двенадцатилетней девочкой.
- Просто я поняла кое-что. Нельзя заставить кого-то принадлежать тебе.
И в тот момент, когда она произнесла эти слова, с неба повалил тяжёлыми крупными хлопьями снег. Юка подставила под него ладонь и улыбнулась. Она выглядела в тот момент абсолютно счастливой. Да она и была такой.
- Хорошо, что ты это поняла, - сказала Тихаро. – Но ведь просто понять недостаточно.
- Да, конечно. Раньше я тоже знала это, но не осознавала, не могла прочувствовать. Знаешь, раньше мысль о том, что я не смогу быть рядом с Йойки, делала меня самой несчастной. И мне казалось, что я во что бы то ни стало должна этого добиться. И мне казалось, что это будет необходимо не только мне, но и Йойки. Мне казалось, что без меня ему будет плохо, и что я смогу сделать его счастливым. Всё это были неправильные мысли. Я также злилась на Тио за то, что она стала для Йойки тем, кем была когда-то я. Но сейчас всё это прошло. И когда я говорю, что желаю им счастья, я желаю его искренне. И мне уже не больно и не хочется плакать. Потому что я счастлива тоже. Знаешь, мне кажется, я прикладывала столько усилий совсем не к тому. И как всегда, всё оказалось намного проще, чем я думала, и в то же время, намного сложнее. В любом случае, мне кажется, что я наконец-то нашла то, что искала.
- И это главное. Однако ты должна знать, Юка, что это ещё не конец пути.
- Конечно. Мой путь ещё только начинается, я знаю. Вот только скажи мне, Тихаро, ты всегда будешь со мной?
- Да. Я буду сопровождать тебя в этом мире и в последующем.
- В «последующем»? Что это значит?
- Это значит, я буду сопровождать тебя после твоей смерти.
Юка поёжилась.
- Значит, правду про тебя говорят. Что ты проводник между миром живых и миром мёртвых?
- Далеко не всё, что обо мне говорят, правда. Но это – да. 
- Что ж, это хорошо. Я рада, что даже после смерти не буду одинока! Но сейчас... Тихаро, ты не против, если я побуду немного одна? Ты можешь отправляться домой, форточка на кухне всегда открыта...
- Да, разумеется. Не задерживайся, Юка. На улице холодно, - и, взмахнув крыльями, Тихаро легко вспорхнула с её плеча.
Юка какое-то время смотрела ей вслед, пока птица не скрылась в тёмной пустоте неба, а потом неспеша отправилась по расчищенной от снега дорожке. Ноги сами несли её к замёрзшему озеру, где они тогда бегали вдвоём с Йойки и видели оленей. Это место притягивало её, потому что это было единственное место в этом холодном мире, где она снова могла почувствовать себя рядом с Йойки так, как будто ничего не изменилось.
Путь пешком занял довольно много времени, но Юка даже не заметила его – настолько глубоко она погрузилась в свои мысли. На её лице блуждала улыбка, а глаза сияли. Она казалась бесстрашной. Она казалась сильной. И что удивительно, она и ощущала себя сильной – впервые. Раньше Юка лишь краем уха воспринимала слова других о своей силе, ведь сама она себя такой не чувствовала. Но в этот холодный вечер Юка впервые ощутила странную, но необыкновенно приятную внутреннюю силу, согревающую грудь.  Это был огонь, но не обжигающий, а мягкий и тёплый. Это было пламя, которое никогда не погаснет. И Юка знала, что пламя это – любовь к Йойки.
Она спустилась к озеру и остановилась на берегу, подумав, как здорово было бы снова увидеть оленей. Но уже стемнело, а олени, наверное, не выходят из леса так поздно. Но Юка всё равно не жалела, что пришла сюда – вечернее озеро было прекрасно.
Она подумала, что было бы здорово посидеть здесь немного. Она ясно вспомнила, как они сидели на этом самом месте вместе с Йойки, притаившись, чтобы не спугнуть оленей. Она как будто снова слышала звук затвора фотоаппарата Йойки, когда он делал свои снимки. Она вспомнила, как Йойки предостерегал её от долгого сидения на снегу, и улыбнулась. Йойки всегда был такой заботливый.
Ничего, Йойки, я только немножко посижу и пойду домой.
Юка опустилась на небольшое возвышение не берегу, мягко присыпанное снегом. Она вдруг почувствовала, что очень устала. Усталость навалилась так неожиданно, ведь ещё секунду назад Юка чувствовала себя самой сильной, а сейчас как будто не могла пошевелиться. И тогда Юка поняла – она не устала, просто замёрзла. Она чувствовала, как холод медленно обволакивает тело, а кожу на пальцах словно покалывают сотнями маленьких иголочек. Но потом и это прошло, и Юка чувствовала только... Нет, она ничего не чувствовала. Это было так странно. Раньше с Юкой не случалось ничего подобного, даже в тот день, когда она только очнулась на снегу в Городе. В тот первый день здесь она тоже очень замёрзла, но такого, как сейчас, не было.
«Наверное, Тихаро и Еми были правы, сегодня и правда очень холодный день», - сонно подумала девушка.
Ну ещё совсем немного. Немного посидеть здесь и идти домой...
Только почему так хочется спать?
Телом завладела приятная, но мертвенная слабость, холодная и тёмная. Мысли текли всё медленнее, словно тоже замерзали. Юке начало казаться, что она сидит здесь уже целую вечность.
Но ей было так хорошо, что она не хотела ничего менять.
«Ещё чуть-чуть», - подумала Юка, прикрывая глаза и ясно ощущая, как сердце замедляет свой бег.
Снег падал и опускался на её волосы и плечи, таял на ещё тёплых губах.  Юка слабо улыбалась, погружаясь в забвение. Ей вдруг стало тепло – ей снилось, что она бежит по вересковому полю, а вдогонку ей несётся смех Йойки.
На Город опускалась ночь.
Пламя медленно угасало.




   Глава 16

  Перо из ультрамарина. Забытое. Открытые двери.

 



Йойки не помнил, в какой момент Выставка превратилась в кошмар.  Помнил, как Еми спросил, не видел ли он Юку, и лицо его было встревоженным. Йойки сказал, что нет, не видел, и они начали вместе искать её. Потом Еми догадался позвонить ей на мобильный, но Юка не отвечала, и тогда Йойки тоже встревожился.
В воздухе словно висело что-то. Иначе он не мог описать свои чувства в тот момент. Что-то нависло над ними, и, обойдя в четвёртый раз все выставочные залы, Йойки уже не сомневался – с Юкой что-то случилось. Подобное предчувствие уже было у него однажды, в тот день, когда Тио не пришла на занятие в художественную школу. Но сейчас страх был какой-то другой.
Еми звонил на домашний номер в надежде, что Юка уже приехала домой, но никто не брал трубку.
Выставка закончилась – люди начали расходиться, и Йойки тоже выбежал на улицу. Его гнетущие предчувствия только усилила беспокойно кружащая над зданием Тихаро. Почему она одна? Почему Юки нет с ней?
Йойки знал, что птицы порой бывают умнее людей и обратился к Тихаро, спрашивая, не знает ли она, где Юка. Но птица только кружила в воздухе, хлопала крыльями и тревожно кричала. Судя по всему, она тоже понятия не имела, куда могла подеваться Юка.
Всё, что происходило дальше, слилось в его сознании в один сплошной поток бессвязных образов, картинок и сбивчивых криков. Он помнил, как мертвенно бледный Еми сновал туда-сюда и всё причитал, что не должен был оставлять её одну.
Йойки же решил, что истериками они ничего не решат, и, усевшись в углу опустевшего зала, приказал себе думать.
Куда она могла пойти? Куда?
Йойки зажмурился, и перед глазами снова замелькали образы, а потом всё словно вдруг остановилось, Йойки открыл глаза и произнёс:
- Озеро! Я знаю, куда она могла пойти! Это замёрзшее озеро!
Позднее Йойки не раз спрашивал себя, откуда эта мысль пришла к нему в голову. Это была больше, чем просто догадка, больше, чем предчувствие. Он просто знал, что Юка пошла на озеро. И в тот момент Йойки почти вплотную приблизился к главной загадке своей жизни, к ответу на главный вопрос.
«На некоторые вопросы можешь ответить только ты сам», - говорила Юка, и в тот момент Йойки понял, действительно понял, что это значит.
И он просто спросил и стал слушать. И он услышал ответ, и в тот же миг понял, что и так всегда его знал.
Юка действительно была на озере. В темноте было бы довольно сложно найти её, но Йойки сразу смог точно определить и то место на озере, где нужно её искать. Он просто знал, что Юка будет сидеть именно там, где сидели тогда они вдвоём и наблюдали за оленями.
И Юка была там. Маленькая сгорбившаяся фигурка, бледная холодная кожа, полуоткрытые губы, из которых не вырывались даже слабые облачка пара. Увидев её, Еми едва не рухнул в обморок – он был уверен, что Юка уже мертва.
Тио начала звонить в скорую, а Йойки схватил Юку за плечи и принялся трясти её безвольное тело, пытаясь добиться хоть каких-то признаков жизни. Голова Юки откинулась назад, открывая белизну тонкой фарфоровой шеи, и Йойки попытался нащупать дрожащими руками пульс. Пульс не прощупывался, и глаза Йойки застилала чёрная пелена.
Наконец, он догадался расстегнуть пальто девушки и проверить ладонью, бьётся ли сердце. В первые секунды он тоже ничего не чувствовал, но потом ясно ощутил под кожей руки слабые толчки.
- Она жива! – воскликнул Йойки чужим, надтреснутым от шока голосом. – Просто очень замёрзла!
Через пять минут приехала скорая помощь, и Юку забрали в больницу, взяв с собой только Еми, ведь он был единственным родственником.
Йойки помнил, как друзья что-то говорили ему, вроде того, что всё будет хорошо, но Йойки никого из них не слышал. Даже голос Тио долетал до него как будто из-под толщи воды.
Йойки знал одно – с ним что-то происходит.
С трудом соображая, Йойки выбежал на дорогу и поймал такси. Уже в машине он заметил, что Тио, Ким и Клаус поехали вместе с ним. А Йойки жалел лишь о том, что не знает номера Еми, чтобы позвонить и узнать, как там Юка.
Перед глазами всё плыло, голова раскалывалась, и Йойки казалось, что он то проваливается куда-то, то снова выныривает на поверхность. За окном такси мелькали знакомые улицы, вмиг ставшие чужими, мелькали огни чужих домов, мелькали мысли о том, что в этом месте он никогда и не чувствовал себя своим.
Голова словно наполнялась каким-то вязким туманом, сквозь который проступали образы, слова, события, казавшиеся смутно знакомыми и вместе с тем случившиеся как-будто с кем-то другим.
В больничном коридоре они встретились с Еми, цвет лица которого нисколько не изменился и был теперь под цвет окружающих белых стен.
- Как она? – выпалил Йойки сразу, как только увидел его.
Еми сделал шаг навстречу ребятам:
- Не очень хорошо. Врач сказал, что она получила сильное переохлаждение, потому что пробыла на улице слишком долго. Она замёрзла и потеряла сознание, и сейчас никак не приходит в себя...
- О нет... – Йойки стал искать глазами, куда бы сесть, и если бы рядом не нашлось кушетки, он опустился бы прямо на вычищенный мраморный пол. – Скажи, пожалуйста, скажи, что она поправится... Скажи, что с Юкой всё будет в порядке...
Еми только положил руку ему на плечо.
- Я бы сам этого очень хотел. Но сейчас мы всё равно ничего не можем сделать. Только ждать.
И они стали ждать. Время тянулось бесконечно долго, и казалось, что стрелка на висящих в больничном коридоре часах просто застыла на месте. Ким сходил к ближайшему автомату и купил всем кофе с сахаром, но Йойки не мог пить – к горлу моментально подкатывала тошнота. Нервная рука то и дело тянулась к карману и часам на серебряной цепочке. Йойки всё казалось, что они остановились, и в такие моменты его сердце тоже как будто переставало биться, но всякий раз Йойки убеждался, что часы по-прежнему тикают, и это внушало ему странное успокоение.
Наконец появился врач. Его лицо было озабоченно-серьёзным, а на лбу была печать вечных сосредоточенных морщин. Похоже, доктор уже привык сообщать плохие новости.
Йойки сжал покрепче часы в кармане и стал ждать. Доктор медленно произнёс:
- Состояние девушки всё ещё остаётся критическим. Мы делаем всё возможное, но...
- Но что?! – взорвался Еми.
Йойки молчал, сжимая губы и часы до боли.
- Это довольно странно, - доктор откашлялся, мучительно подбирая слова. – Что-то не так с её лёгкими. Такое ощущение, что они просто не хотят  вдыхать окружающий воздух. Как будто отчаянно сопротивляются. Возможно, это результат переохлаждения, а возможно, следствие какой-то давней болезни. Пока сказать сложно. Сейчас же кислород поступает в её лёгкие искусственно. Будем надеяться, что она справится, и лёгкие снова начнут работать, как надо, но сейчас они сильно воспалены. Мы будем делать всё возможное, чтобы помочь ей.
- Спасибо, - едва слышно прошептал Еми и закрыл глаза, опускаясь обратно на кушетку. Его лицо выражало полное безразличие ко всему, как будто всё уже было кончено.
«Он что-то знает, он что-то понял», - подумал вдруг Йойки.
- А можно нам пройти к ней в палату? – спросил Йойки.
Доктор задумчиво кивнул:
- Да, пожалуй, вреда от этого не будет. Вы можете пройти. Только не все сразу.
Йойки оглянулся на Тио, Клауса и Кима. Он как будто забыл об их существовании.
- Уже поздно, - сказал Йойки, взглянув на часы. – Будет лучше, если вы поедете домой.
- А ты? – прошептала Тио.
- Я останусь здесь. С Еми.
- Тогда я тоже останусь!
- Нет, не стоит, - Йойки коснулся её руки. – Поезжай домой и отдохни. У тебя сегодня был трудный день. Жаль, что он закончился совсем не так, как мы хотели.
Тио порывисто обняла его. Они стояли так какое-то время, не говоря друг другу ни слова, а потом Йойки обратился к Киму:
- Полагаюсь на тебя. Проводи Тио домой.
- Да, конечно, - он кивнул в ответ. – Береги себя, Йойки. И держи нас в курсе событий.
Йойки тоже кивнул, и все разногласия между ними были стёрты.
Йойки проводил друзей взглядом и посмотрел на Еми, который лишь бормотал что-то как полоумный, и Йойки различил только два слова: «возраст ноль».
За окнами было темно. Йойки подумал, что им предстоит долгая ночь.


* * *


Держать все переживания при себе, никому не показывать истинных чувств, быть спокойным и сдержанным. Таким всегда был Йойки.  Спокойным и рассудительным, «смышлёным мальчиком», как говорили учителя, одобрительно качая головами. Однако Йойки всегда чувствовал, что учителям он не по душе. Они больше любили шумных, драчливых мальчишек, а таких тихих, как Йойки считали странными, просто «умными». Все его странности приписывали рисованию – тот, кто так много рисует, всегда погружён в собственный мир, и для других представляется тихим замкнутым одиночкой.
Йойки казалось, что он всегда был таким. Он и не пытался быть другим. Не пытался подражать уверенному в себе Киму, громкоголосому и смешливому. Он был собой. Йойки – это мальчик, неплохо успевающий по всем предметам и не умеющий писать письма, с тихим голосом и хорошими манерами, любящий заботиться о других, с тонкими пальцами и неопрятными манжетами, испачканными в краске, с задумчивым взглядом и яркими снами, с мечтами, скрытыми от других, и вечным стремлением стать сильнее ради тех, кого он любит. Йойки такой. И он никогда не хотел измениться.
Входя в палату к Юке, Йойки почему-то вспомнил вопрос, который ему задала Тио когда-то давно: «Ты всегда полон веры и надежды. Интересно, ты всегда был таким?». Тогда Йойки не знал ответа на этот вопрос. В то время он ещё мало задумывался о том, кто он, какой он на самом деле. А сегодня Йойки ответил бы: «Нет, я был таким не всегда. Так вышло, что кто-то когда-то давно научил меня верить».
А ещё Йойки вспомнил фотографии. Тио говорила, что он не найдёт свои старые детские снимки, потому что их просто нет. Что она тоже пыталась и ничего не вышло. Йойки тогда всё-таки проверил её слова, и действительно – никаких фотографий не было.
Почему-то всё это вспомнилось ему именно сейчас, когда он переступил порог палаты, где лежала Юка.
Юка была бледной и осунувшейся. Тонкие руки безжизненно лежали вдоль тела. Под глазами пролегли тени. Она казалась совсем маленькой и беспомощной. А Йойки только смотрел на неё, и ему хотелось кричать: «Забери мою жизнь, забери мою силу, забери воздух, которым я дышу, но только живи, прошу тебя, живи». Но он не мог всего этого произнести. Отчасти потому, что привык держать чувства в себе, а отчасти потому, что это чувство пугало его, и Йойки не знал, откуда оно взялось.
Плечи Еми задрожали, казалось, он сейчас заплачет. Неловко пропуская друг друга вперёд, они сели рядом с кроватью девушки.
- Она кажется такой слабой, - выдохнул Еми. – Я так привык видеть её жизнерадостной и сильной, что сейчас мне кажется, что это не она, а кто-то другой лежит на этой постели.
- Ты ведь что-то знаешь, да? – Йойки впился взглядом в лицо Еми, пытаясь поймать его взгляд. – Слова доктора тебя просто убили. Ты понял что-то, да? Прошу, скажи мне!
Еми посмотрел на Йойки и невесело усмехнулся:
- Кажется, ты начинаешь врубаться, что к чему, парень, - сказал он. – Я скажу тебе кое-что. Знаешь, Юка не совсем такая, как мы с тобой. Она устроена по-другому. Она незримо отличается от нас, но отличается. Не потому, что она женщина, а мы мужчины. Дело в другом, совсем в другом. Тебе, возможно, сложно будет это понять, но там, откуда Юка пришла, совсем другой воздух. Её лёгкие не приспособлены к этому воздуху, нашему воздуху. Здесь Юка становится в тысячу раз уязвимее, понимаешь? А те лекарства, которыми её здесь будут пичкать, не дадут ровным счётом ничего. Просто потому, что она другая. И та среда, в которой она сейчас находится, враждебна для неё. Юка может не справиться, понимаешь? – его голос дрогнул, и Йойки почувствовал, как холодеют кончики пальцев. Да, он понимал.
- Но что же делать? – спросил Йойки.
Еми покачал головой.
- А что мы можем сделать? Остаётся только надеяться, что она справится. Она очень сильная девочка. Она ведь никогда не сдаётся. И если она уже проделала такой путь ради тебя, она уже не остановится сейчас. Надеюсь, что не остановится.
- Погоди-ка. Что ты имеешь в виду? Какой путь она проделала и почему ради меня?!
Еми бросил на Йойки неодобрительный взгляд.
- Нет, ну надо же быть таким тормозом! Даже последний кретин уже давно всё вспомнил бы! Тем более, Юка так старалась...
- Ты что, не можешь нормально объяснить?! – вспылил Йойки. Ему уже с трудом удавалось удерживать себя в руках. Сердце колотилось, в горле пересохло, а в висках что-то стучало, отдавалось горячей пульсацией.
- Не могу, - ответил Еми мрачно. – Придётся тебе самому дотумкать. Только советую поторопиться. Если Юка погибнет, мы уже ничего не сможем вернуть назад.
Погибнет. Погибнет. Погибнет.
Страшное слово превратилось в эхо и отдавалось у Йойки в ушах сотни раз. Он зажмурил глаза и закрыл голову руками, и снова перед глазами всё поплыло, как несколько часов назад в машине. Он видел незнакомые лица, которые тут же стирались и исчезали, словно пятна смазанной краски. Он слышал чьи-то голоса и чей-то смех, и среди них пробивался и голос Юки и обрывки каких-то фраз.
Разувайся, Йойки! Это так здорово!
Ты говоришь совсем как взрослый.
Просто закрой глаза и чувствуй сердцем.
Это было похоже на слова из старой знакомой песни, услышанной когда-то давно и почти забытой. Голова раскалывалась, а руки дрожали мелкой дрожью. Откуда-то из груди поднималась  волна тупой горячей боли.
Внезапный резкий звук вырвал Йойки из забытья. Позднее, посмотрев на часы, он обнаружил, что просидел в таком состоянии почти час. Источник звука был за окном – словно кто-то бил крыльями по стеклу.
- Тихаро! – догадался Йойки, вскакивая с места, чтобы открыть раму.
Во всей этой беспокойной суматохе они совсем забыли про птицу Юки, а ведь та наверняка волновалась за свою хозяйку.
- Как же ты нашла нас? Бедняжка, ты ведь совсем замёрзла! – восклицал Йойки.
Вместе с потоком ледяного воздуха Тихаро влетела в палату и сразу уселась у изголовья кровати Юки.
- Надеюсь, медсёстры не заметят тебя, - вздохнул Еми. – Думаю, в больницах не очень почитают птичек вроде тебя.
И снова время потекло вязкой жижей. Еми дремал в кресле, больничные звуки стихли. За окном неистовствовала метель.
Было уже за полночь, когда состояние Юки резко ухудшилось. У неё поднялся сильный жар, а дыхание стало хриплым и вырывалось из груди с жутким звуком чего-то рвущегося. Так рвётся бумага или ткань. Так обрывается жизнь. Казалось, что каждый вдох причиняет ей невыносимую боль.
Несколько часов около её постели крутились медсёстры и врач. Они делали уколы, что-то измеряли и только качали головами, а лица их были серьёзны. В тот момент Йойки осознал, что Еми был прав, и вся эта медицина бессильна перед тем, что происходит с Юкой. Она умирает.
Около трёх часов ночи Юка неожиданно затихла. Со стороны казалось, что она не дышит – настолько слабыми были вдохи, которые она делала. Последняя медсестра покинула палату, и снова Йойки и Еми остались в этой гнетущей тишине.
- Это конец, - прошептал Еми. – Ты только посмотри на неё. Это всё. Её сердце того и гляди перестанет биться.
Нет. Нет. Нет, только не это. Пожалуйста, нет...
Йойки уже с трудом понимал, что происходит вокруг. В его затуманенном сознании всё ещё витали обрывки каких-то фраз и слов. Голова болела. Упираясь пальцами в виски, Йойки вдруг выдал нечто неожиданное для себя самого.
- Дуно Моно учебно заповедование, - произнесли его губы. 
Еми уставился на него.
- Вот это да! Ты делаешь успехи, Йойки!
- Что со мной... – шептал Йойки, в растерянности сжимая голову, ставшую как будто чужой. Его мозг отчаянно пытался справиться с навалившимся на него потоком информации, к которому теперь прибавились ещё и слова какого-то неизвестного языка, на котором Йойки мог выражаться не хуже своего родного. Он мог составлять целые предложения и даже думать на этом языке, и от каждой такой мысли голову разрывали болезненные толчки.
Внезапно аппарат, который следил за сердцебиением Юки, издал протяжный звук. Это могло значить только одно – сердце Юки остановилось.
Йойки схватился за её холодные руки, смотрел на её неподвижную грудь, из которой теперь не вырывалось ни вдоха. Он слышал рядом тихий плач Еми и всё смотрел и смотрел на её лицо. Смотрел в лицо Юки так, словно видел её впервые.
Мысль о том, что она умерла, словно взорвала его сознание, и в тот же момент что-то сломалось в его мозгу. Прорвалась плотина, рухнули защитные укрепления, кусочки мозаики сложились в единое целое, а все ключи разом подошли ко всем тайникам его сознания. Воспоминания мощным потоком образов раскрылись в голове Йойки, выпуская на свободу забытое, выпуская самое сердце Йойки, запертое всё это время в незримой клетке его памяти.
Он вспомнил её смех. Её взгляд через плечо, когда она оборачивалась, чтобы посмотреть, бежит ли он за ней. Её жёлтое платье и старые потрёпанные сандалии. Её улыбку, когда они смотрели вместе на звёзды. Сияние её глаз, когда они стояли под майнисовым деревом. Лёгкий невесомый запах её волос, сочетающий в себе все ароматы полевого разнотравья.  Букетик вереска в её руках. Карманные часы в её руках. Их обещания и клятвы друг другу. Всё то, во что они верили. Тепло её руки в своей.
Всё это причинило Йойки невыносимую душевную и физическую боль, и в какой-то момент ему показалось, что он сейчас умрёт. Но он не умер, он продолжал дышать, и боль постепенно сменилась облегчением и успокоением, которое обычно бывает, когда всё в голове встаёт на свои места, а ответы на все важные вопросы неожиданно находятся.
- Юка, - прошептал он, когда снова смог открыть глаза и посмотреть на неё. Посмотреть снова. Посмотреть, как раньше. – Я не позволю тебе вот так уйти. Только не сейчас. Только не сейчас, когда я снова нашёл тебя. Я не позволю тебе уйти.
Йойки снова закрыл глаза, позволяя строчкам всплывать. Он искал ответ, он чувствовал его приближение.
Он помнил слова, сказанные Каной Мии, когда они принесли только что найденную птицу гиуру к ним домой:
Точно так же перо могло, наоборот, воскресить безвременно погибшего.
Воскресить! Вот, кто сможет помочь!
- Тихаро! Тихаро! – воскликнул Йойки, ища глазами птицу.
Тихаро выпорхнула из-под кровати, где пряталась всё время, пока в палате находились врачи и медсёстры.
- Умная птица, - похвалил Йойки, и Тихаро уселась к нему на руку. – Прошу тебя, ты должна помочь Юке. Верни ей жизнь.
- Что это ты делаешь?! – поразился Еми. От пережитого шока глаза его ввалились, а губы подрагивали.
- Спасаю её, - отозвался Йойки и осторожно вырвал одно ультрамариновое пёрышко с груди птицы гиуру.
При свете электрической лампы перо переливалось всеми оттенками синевы. Но Йойки понятия не имел, что с ним делать дальше. Он мог только понадеяться на свою интуицию и прислушаться к своему сердцу, как ему всегда советовала Юка.
Сердце.
Йойки бережно приподнял воротник рубашки Юки, расстегнув несколько первых пуговиц, и положил ультрамариновое перо на сердце девушки. Перо дрогнуло и застыло в неподвижности.
Он ждал. Время снова остановилось, и не было слышно даже тиканья старых карманных часов. Ничего не было.
Когда-то давно Юка учила его верить. Учила его ждать чудо, даже если всё против тебя, даже если просвета не видно. Она учила надеяться.
Прости меня, Юка. Мне никогда не стать таким же сильным, как ты. Моей веры не хватило на то, чтобы вспомнить тебя тогда, когда я был так нужен тебе. Я был слишком поглощён своими мелкими проблемами, чтобы заглянуть внутрь себя, а ты всегда была права, и лучше меня на мои вопросы не ответит никто. Я был слишком занят собой, рисованием, выставкой и прочими, совершенно пустыми и ничего не значащими вещами, а ты в это время страдала от моего непонимания, ты всё время была рядом с человеком, который не был рядом с тобой. Прости меня. Я оказался слишком слаб, но ты оказалась такой, какой я всегда тебя знал и любил. Юка. Прошу тебя, вернись. Я верю.
В какой-то момент стало совсем тихо. Но этот момент был подобен мимолётной вспышке, а потом всё снова стало таким, каким было. Карманные часы продолжили свой ход, а сердце Юки снова начало биться.
Ультрамариновое перо на её груди вспыхнуло и исчезло, оставив крохотный розоватый след ожога на коже. Рука Юки дрогнула, и тут же дрогнули веки. Юка открыла глаза.
Еми вскрикнул от радости, и по щекам его покатились искренние слёзы радости. Йойки чувствовал, что и сам он плачет и смеётся одновременно.
- Юка, Юка, Юка, - только и шептали его губы.
Юка слабо улыбнулась.
- Йойки, - произнесла она. – Еми... Почему вы оба плачете? Что случилось?
- Ничего особенного, кроме того, что ты только что умерла и воскресла! – воскликнул Еми.
Юка непонимающе заморгала.
- Я умерла?
- Всё это сейчас неважно, Юка, - Йойки сжал её руку и наклонился к ней.
Юка поймала его взгляд, испуганно вздохнула, и тут же всё поняла.  Йойки снова смотрел на неё, как раньше.
- Йойки... – прошептала она. – Ты вспомнил, да? Пожалуйста, скажи, что ты вспомнил!
- Да, - улыбнулся Йойки. В тот момент ему казалось, что он наконец-то вернулся домой. – Я вспомнил.
Юка заплакала. Они приподнялась на кровати, и Йойки обнял её, прижимая к себе крепко, но осторожно, чтобы не причинить боль ослабевшей девушке. Он вдыхал запах её волос и не мог остановить слёз, слёз невыносимой радости, боли и сожаления обо всём, чего он так и не смог для неё сделать.
- Юка, я так скучал, - шептал он. – Прости меня. Я был слепым. Прости, мне так жаль.
- Я тоже скучала! Йойки, пожалуйста, не вини себя ни в чём! Я так счастлива, что память вернулась к тебе, а всё остальное уже не важно... Йойки.
Позади откашлялся Еми, ненавязчиво напоминая о своём существовании.
- Я, конечно, понимаю, вы до смерти рады друг другу и всё такое, но, между прочим, я тоже переживал за тебя, Юка!
- Да, конечно, я знаю! Не обижайся, Еми! Дай мне тоже обнять тебя!
И они обнялись, и Еми что-то шепнул Юке на ухо, отчего та смутилась и коротко рассмеялась, шутливо стукнув Еми по спине. Йойки с подозрением наблюдал за ними обоими, а потом сказал:
- Теперь-то я знаю, что ты вовсе не брат Юки. Тогда кто же ты такой, Еми?
Еми рассмеялся и ответил:
- Не волнуйся, не собираюсь я уводить у тебя Юку. Мне вообще-то нравятся девушки постарше. Но в каком-то смысле я действительно её брат. Можно сказать, что у нас духовное родство, правда, Юка?
Юка с готовностью кивнула:
- Познакомься, Йойки, это Еми Моотоко, друг детства моей Каны.
Йойки вытаращил глаза:
- Так ты тоже иенок?
- О, нет! Похоже, ты так и не понял, о чём я тебе толковал всё это время! Я человек, такой же, как и ты. Просто так вышло, что ко мне... нечаянно вернулась память. Вот так. На самом деле это долгая история, а вам с Юкой, несомненно, захочется поговорить о чём-нибудь другом, не правда ли? – и он подмигнул обоим.
- А ты что будешь делать? – спросила Юка обеспокоенно.
- Посижу в коридоре. Не волнуйтесь за меня. Вам нужно побыть вдвоём и многое обсудить. Но только не очень долго! Тебе нужно ещё и отдохнуть, Юка!
- Хорошо, хорошо, - Юка улыбнулась, провожая глазами выходящего Еми.
Несколько долгих мгновений в палате снова царила абсолютная тишина. Юка поглаживала перья Тихаро, нашёптывая слова благодарности.
Йойки снова опустился на край постели. Они с Юкой молча смотрели друг на друга. В этом взгляде было больше, чем могло уместиться в любых словах. А потом Юка не выдержала и сказала с улыбкой:
- Ох, Йойки! Ты бы себя видел! У тебя такое серьёзное лицо! Расслабься!
- Юка, послушай... Мне так жаль... – дыхание сбивалось, и Йойки не мог ничего произнести так, как хотел бы.
- Чего тебе жаль? – прошептала Юка. – Ведь всё хорошо, правда?
- Мне так жаль, что я... Я должен был вспомнить тебя раньше. В тот самый момент, когда мы только увиделись. Должен был.
- Ну, перестань! Ты ни в чём не виноват!
- Нет, я никогда не смогу себя простить... Ты нашла ответы, ты пришла ко мне, а я вёл себя с тобой, как с чужой.
- Но ведь я и так была для тебя чужой! Я была рада уже тому, что ты захотел общаться со мной! – Юка осторожно коснулась его волос.
Йойки закрыл глаза. Он не понимал, как мог жить без неё всё это время. Не понимал, как мог вставать по утрам, рисовать, ходить по делам и просто дышать. Без её смеха, её прикосновений. Без памяти о ней. 
- Мне сложно объяснить, но со мной что-то происходило, - сказал он, пытаясь восстановить дыхание. – Но только когда ты оказывалась рядом, я чувствовал себя самим собой. Чувствовал себя свободным и просто счастливым. Мне становилось легко, я снова мог дышать полной грудью. Это тревожило меня. Ты не представляешь, как тяжело это – жить, не понимая, что с тобой не так, но чувствуя, что тебе чего-то не хватает. Не хватает так сильно, что трудно дышать. Не хватает до боли.
- А мне казалось, ты вполне доволен своей новой жизнью...
- Да ты с ума сошла! Я был сам не свой! Я не находил себе места в этом мире! Конечно, бывали моменты, когда я ощущал себя счастливым. Но никогда – наполненным. Понимаешь? Даже в самые счастливые моменты мне было тяжело. Я страдал по той утраченной части себя. И эта часть была у тебя.
- Йойки... – Юка привлекла его к себе, и Йойки положил голову ей на плечо. – Я даже рассказывать не хочу, что чувствовала я. Не хочу вспоминать всё это. Я только рада, что это закончилось.
- Знаешь, в тот день, когда мы были на озере... Когда мы бежали... Несмотря ни на что, это был мой самый счастливый день за эти два года здесь.
- Да... Для меня тот день тоже был особенным. Мы как будто снова вернулись друг к другу. Как будто снова были самими собой.
- Так ты поэтому пришла вчера к тому месту?
- Да. Мне казалось, в этом месте есть часть того, какими мы были. Йойки... Честное слово, я совсем не собиралась умирать. Я просто села там и вспоминала нас. И мне было так хорошо в тот момент... Я сама не поняла, как всё это случилось.
Йойки снова вздохнул:
- Какой же я идиот! Неужели не было другого пути! Неужели тебе обязательно нужно было умереть, чтобы память вернулась ко мне?!
- Кто знает, - Юка усмехнулась. – Может, тебе полезно было так встряхнуться, чтобы у тебя всё в голове вернулось на свои места? В любом случае, ты спас мне жизнь, Йойки.
- Нет. Это ты спасла мне жизнь.
Они помолчали какое-то время, а потом Юка сказала, вглядываясь в лицо Йойки:
- Ты всё-таки изменился... - и тут же, словно смутившись собственных мыслей, быстро добавила: - Но с твоими ушами по-прежнему что-то не так!
- Правда? – Йойки испуганно схватился за уши, и такой он был смешной в этот момент, что Юка не выдержала и громко рассмеялась.
- Ты меня обманываешь! Ах ты! – Йойки изобразил гнев, а потом рассмеялся вместе с Юкой.
Они хохотали и не могли остановиться. И вместе со смехом уходило всё то, что причиняло боль, и время словно пошло вспять.
И Йойки казалось, что ему снова четырнадцать. И как будто не было этих двух лет. Долгих лет. Наполненных холодом и смутной тоской по чему-то утраченному.
Йойки снова смеялся.


  * * *


Сумерки тяжёлой пеленой опускались на Город.  В Городе было тихо. Город словно застыл в ожидании чего-то. Небо нависло над домами, а снегопад прекратился, как будто тоже почувствовал приближение чего-то.
Йойки сидел за столом в своей комнате и рассматривал последние фотографии. Юка всё ещё была в больнице, но она уже стремительно поправлялась, хотя обескураженные врачи отказывались пока выписывать её. Прошло два дня, и за эти два дня Йойки обнаружил, что те два года всё-таки были. От них невозможно было уйти, отмахнуться. И особенно красноречиво об этом говорили почему-то фотографии. Множество снимков, которые Йойки делал на свой фотоаппарат, а потом распечатывал в ближайшем фотомагазине.
На снимках был он сам в окружении друзей, были там и пейзажи Города, но больше всего на снимках было Тио. Её улыбающееся лицо смотрело на Йойки с фотографий, и Йойки с трудом осознавал, что она была также реальна, как и всё, что окружает его сейчас и окружало всё это время.
«Йойки, я не хочу, чтобы ты винил себя за Тио, - сказала ему в больнице Юка. – Я знаю, ты действительно искренне полюбил её. И если ты хочешь остаться... остаться здесь вместе с ней, я смогу это пережить. Не волнуйся за меня. Просто подумай и реши, как тебе будет лучше».
И Йойки был благодарен ей за эти слова. Но он не собирался думать. Для него всё было решено. Впервые за два года он обрёл кристальную ясность в мыслях.
Йойки не очень хорошо умел выражать свои чувства в словах. Куда проще ему было выразить что-то при помощи кисти и красок.
Но когда он думал о Юке и Тио, для него даже не вставало вопроса выбора. Он с самого начала знал. Просто знал. Это не означало, что Тио он любил меньше. Не означало, что чувства его всё это время были ненастоящими. Они были настоящими.
Но чувство к Юке было особым. Его можно было сравнить с бескрайним вересковым полем, по которому хочется бежать навстречу горизонту и слышать, как ветер свистит в ушах. Только с Юкой Йойки мог быть самим собой. С ней он обретал утраченную часть себя. Она сделала его таким, каким он был сейчас. Она научила его верить. С ней он чувствовал себя свободным. Свободным и вместе с тем принадлежащим только ей. Юка – часть его самого, а сам он – часть Юки. И так было всегда. И так будет всегда. Йойки знал это. Верил в это.
Но он всё ещё не мог поверить, что она вернулась к нему. Он помнил тот день, когда уходил, так отчётливо, как будто это произошло вчера. Помнил, как поднимался по лестнице, а в висках стучало. Как ему было страшно. Очень страшно, хотя он и старался быть сильным и быть смелым. Но с каждой  ступенькой, оставшейся позади, ему становилось всё хуже. И единственная мысль, помогающая ему тогда не сломаться и идти вперёд – мысль о том, что Юка вернётся к нему. Юка найдёт его. И он всё вспомнит. И они снова будут вместе. Если бы он не думал об этом в тот момент, он сошёл бы с ума.
И теперь всё это вернулось. Так отчётливо. И до сих пор не верится. Столько лет они ждали этого момента и боялись, что он никогда не наступит. Но он наступил, потому что они верили, потому что не сдавались. Значит, всё-таки они боролись не зря.
Юка сказала, что это первый случай в истории, и так далеко, как они, не заходил никто и никогда. И Йойки ласково взлохматил её непослушные волосы и сказал: «Это всё потому, что за дело взялась Юка. Если бы не ты, история так и не сдвинулась бы с мёртвой точки. Ты из тех, кому хватает духа всё изменить».
А Юка смущённо улыбалась в ответ, и на щеках её растекался алым румянец. И хотелось прикасаться к ней, не отпускать её рук, шептать ей что-то, прижимать к себе. Её близость сводила с ума, и Йойки казалось, что он слышит собственное сердцебиение. Ни с кем другим он не чувствовал ничего подобного никогда. Только её смех заставлял его сердце заходиться, её слова резали больнее всего и делали его самым счастливым. В её глазах был отблеск падающих звёзд-желаний, в её голосе – шёпот полевой травы. Юка. Юка. Юка. Её имя – молитва, которую он шептал когда-то давно в своей светлой комнате, сидя за столом и водя кистью по чистому листу. Её имя он шепчет сейчас, сидя перед застывшими обломками своего настоящего. 
В дверь позвонили, и Йойки вздрогнул. Он знал, кто пришёл, и понял, что по-прежнему не знает, что сказать, хотя вот уже второй день он только и готовил себя к этому разговору.
Бросив последний взгляд на стопку фотографий на столе, Йойки пошёл открывать дверь.
Тио улыбнулась, увидев его. А Йойки гадал, как она могла за такое короткое время стать настолько далёкой. Как резко изменилось всё, что он знал о себе. И это изменило и всё остальное.
- Серьёзный разговор, да? – спросила Тио с улыбкой, разуваясь и вешая пальто.
- Да... – Йойки не узнавал собственный голос. – Это действительно серьёзно, Тио.
Они прошли в комнату Йойки и сели за разные концы стола. Йойки словно стеснялся даже случайной близости с ней. Теперь.
- Тио, послушай, я... – начал было Йойки, но она резко перебила его и покачала головой:
- Ты уходишь, правда? Я знаю, ты собираешься уйти куда-то. Я поняла это ещё когда увидела тот сон, где ты поднимаешься по лестнице.
- Тио...
- Нет, подожди. Не говори ничего. Я всё понимаю. Я поняла это сразу, как только увидела, как вы разговариваете в больнице.
- Но это не то, что ты думаешь! Позволь мне объяснить!
- Тебе совсем не обязательно оправдываться, Йойки. Ведь я ни в чём тебя не виню, - она опустила голову, и голос её дрогнул. – Если ты должен уйти, уходи. Я снимаю с тебя все обещания. Не вини себя за то, что не можешь выполнить их.
Йойки испугался, что она заплачет, потому что не представлял, что ему делать тогда. Поэтому он быстро заговорил:
- Тио, ты ведь знаешь, как ты важна для меня. Ты стала моим первым настоящим другом здесь. Мы понимали друг друга, и у нас было много общего. Хотя бы ради всего, что у нас было, позволь мне всё рассказать тебе!
Тио слабо кивнула:
- Конечно, Йойки. Я слушаю.
- Возможно, тебе будет нелегко поверить мне... Я бы и сам не поверил, если бы всё это рассказали мне три дня назад. Но что-то подсказывает мне, что ты поймёшь, ведь ты такая же, как я. Ведь ты тоже была по Ту Сторону. Теперь я знаю, что ты всего лишь попала сюда на два месяца раньше, чем я...
И Йойки начал говорить. Он рассказал всё с самого начала. Про мир иенков. Про Стену. Про то, чем на самом деле были их сны. Про Юку и про то, чем они были друг для друга когда-то. Про то, как они расстались. И как снова встретились. Не сказал лишь того, что этот Город так и не стал для него домом, и навсегда останется клеткой, где невозможно дышать полной грудью. Этого Йойки почему-то сказать не мог.
Тио выслушала его внимательно. Она всегда хорошо умела слушать. Её глаза были темны, но Йойки видел в них интерес, и это успокаивало его и помогало продолжать. Когда он замолчал, Тио вздохнула и сказала:
- Знаешь, если бы я не знала тебя так хорошо, я бы подумала, что это такой оригинальный способ бросить меня.
Йойки неловко рассмеялся. И Тио неожиданно улыбнулась в ответ на его смех. Улыбнулась беззлобно, без обиды и недоверия, которого он так боялся:
 - Но я знаю тебя достаточно, Йойки. И я верю тебе. Знаешь, наверное, часть той веры, которой тебя научила Юка, передалась и мне. Ну и конечно – мои сны. Ведь я тоже вижу их. Вижу все те места, хоть и не помню ничего об этом. И мне так странно слышать сейчас всё от тебя. Словно кто-то пересказывает тебе твою собственную жизнь, в которой ты посторонний персонаж. Всё это не вызывает у меня никаких чувств. Почему же память не возвращается ко мне?
- Наверное, всё не так просто. Но скажи мне, Тио, ты бы хотела вернуться туда? Хотела бы, если бы вспомнила хоть что-нибудь?
Тио покачала головой.
- Не знаю, Йойки. Это место, этот Город, он всё-таки стал моим домом. Здесь Ким и Клаус, художественная школа, моя бабушка... А что у меня есть там, По Ту сторону Стены? Даже не знаю.
Йойки медленно кивнул и задумался. Совсем недавно он рассуждал бы точно так же. Йойки подумал, что проживи он в Городе ещё какое-то время, он тоже привык бы к этому месту, и, возможно, даже полюбил его. Он смотрел на Тио и понимал, что она такой же человек, как он сам, и вместе с тем, совсем другая. Йойки казалось, что он не принадлежит ни к людям, ни к иенкам, ему словно чего-то не хватало, чтобы отнести себя к тому или другому виду. Кем же он был тогда?
От этих мыслей стало не по себе. Остро, невыносимо захотелось, чтобы Юка оказалась сейчас в этой комнате.
Но напротив него сидела Тио и рассматривала Йойки своими тёмными печальными глазами.
- Скажи мне одно, Йойки, - она вздохнула. – Если бы ты с самого начала знал всё это, если бы ты вспомнил раньше... у нас бы всего этого не было, правда?
- Ты, наверное, хочешь узнать, жалею ли я о том, что было? Я не жалею, Тио. Мне было дорого каждое мгновение, проведённое с тобой.
В её глазах блеснули слёзы, и она тут же отвернулась:
- Хорошо. Спасибо, Йойки.
- За что же? – изумился Йойки. – Почему даже сейчас ты благодаришь меня? Ведь я причинил тебе боль.
Тио покачала головой.
- Нет, не говори так! Ты же знаешь, что нельзя прожить жизнь, не сделав кому-то больно, даже если ты совсем этого не хочешь. Ты изменил мою жизнь, Йойки, и это главное. До встречи с тобой я была запуганной, забитой девочкой, не верящей в собственные силы и готовая отказаться от своей мечты из страха перед матерью. Ты научил меня смотреть в будущее без страха, верить в себя и идти к своей мечте. Вот за это я благодарна тебе. И, конечно, ты очень помог мне с Выставкой. Я так долго мечтала об этом. А теперь я как будто впервые ясно увидела свой жизненный Путь. Ты помог мне сделать первый шаг, Йойки. Дальше мне придётся идти самостоятельно, - и Тио улыбнулась так радостно, что сердце Йойки сразу оттаяло, а чувство вины перед ней осело на дно его сознания.
- Я рад, если действительно смог помочь тебе, Тио. Уверен, что в Городе тебя ждёт большое будущее. Я ведь всегда тебе об этом говорил. Ты станешь известной художницей, здесь возможностей для этого больше, чем достаточно.
- А как же ты, Йойки? Твой талант заслуживает известности. Неужели тебе этого не хочется?
- Знаешь, за то время, что я прожил здесь, я многое понял. Я понял, что известность тяготит меня, не приносит ничего, кроме внутреннего опустошения. Это совсем не то, чего мне хотелось бы. Я люблю рисовать. Люблю просто рисовать в светлой просторной комнате у окна, а больше мне ничего не нужно. Если кому-то нравятся мои рисунки – прекрасно. Но слава никогда не была нужна мне. Не знаю, но, быть может, тот, кто расписывал мою Судьбу, ошибся где-нибудь, не учёл чего-то важного, и вот, что из этого вышло, - Йойки усмехнулся. – У меня были все возможности, чтобы стать известным. Мои родители владеют крупнейшей Художественной Галереей, об этом может только мечтать любой юный начинающий художник. Но почему-то всё это проходило мимо меня. Мне кажется, со временем я просто перестал бы рисовать. Из моих рисунков исчезло нечто важное, понимаешь? Рисовать, вкладывая всю душу, я могу только там.
- Кажется, я понимаю, - Тио кивнула. – В любом случае, спасибо за то, что доверился мне и рассказал всё это. Теперь многое встаёт на свои места. Я знаю, почему вижу все эти сны, знаю, что я не сумасшедшая, как думала моя мать, и что всё это существует на самом деле. Кто знает, быть может, когда-нибудь твои рассказы пригодятся мне в сюжетах моих картин.
Йойки улыбнулся.
- Буду рад на них посмотреть. Мне не хочется прощаться с тобой навсегда, Тио. Уверен, когда-нибудь я приду в гости, навещу тебя и родителей, Кима с Клаусом. Мне жаль, что приходится расставаться... Очень жаль.
- Мне тоже. Но ведь с этим ничего нельзя поделать, правда? Ты должен идти. Иначе Город просто погубит тебя. Нельзя жить в месте, которое так и не стало для тебя домом.
Они посидели какое-то время молча, думая каждый о своём. А потом Тио усмехнулась и спросила:
- Ну что, Йойки, не хочешь напоить свою подругу чаем? Думаешь, я так просто уйду от тебя? Признаюсь, эта серьёзная и кислая атмосфера мне уже надоела!
Йойки улыбнулся:
- Да, конечно! Наверное, моя мать права, и я никудышный хозяин, даже чай тебе не предложил! Если не ошибаюсь, в холодильнике ещё остались корзиночки с кремом. Ты же их любишь?
- Обожаю! Отлично! Тогда пойдём!
Легко сделать вид, что ничего не было, что всё как обычно. Нелегко поверить в это. Они болтали за чашкой чая, ни словом не возвращаясь к прошлому разговору в комнате Йойки. И Йойки не мог отогнать от себя мысль, что это последний раз, когда они сидят вот так, пьют чай и разговаривают.
А когда пришло время прощаться и они стояли в полутёмном коридоре, Тио неожиданно прижалась к нему и прошептала:
- Йойки, береги себя...
Йойки обнял её в ответ. И снова они стали самими собой.
- И ты береги себя, Ти.
- Я люблю тебя, Йойки.
- Знаю. Прости меня...
- Нет... Не извиняйся. Я рада за тебя. Я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. И у меня всё тоже будет хорошо, я верю в это.
- Конечно, обязательно будет. Ты этого заслуживаешь.
- Жаль... жаль, что мы не встретились в другой жизни. В другой жизни всё было бы по-другому.
- Да. Но и мы были бы другими.
- Но всё равно я рада, что встретила тебя, Йойки.
- И я рад, что встретил тебя, Тио.
А потом Тио ушла и запретила провожать себя. Йойки вышел на балкон и смотрел, как она уходит. Он был уверен, Тио знает, что он смотрит на неё. Но всё равно она ни разу не подняла головы и не оглянулась. Что ж, быть может, так действительно будет лучше. И снова он остался наедине с птицами. И чем дольше Йойки стоял на балконе, тем легче ему становилось. Что-то тяжёлое словно отступало, давая ему свободу и возможность жить дальше и самому выбирать свой жизненный Путь.
Это был день, когда дверцы всех клеток раскрылись настежь.
   



Глава 17

 Возвращение

 


Порой бывает так странно покидать те места, где мы провели какую-то часть нашей жизни. Пусть это была всего лишь незначительная часть, пусть эти места так и не стали нам родными, но всё же они словно сохранили в себе частицу нас самих. И уходя, мы прощаёмся с этой частицей для того чтобы идти дальше и больше никогда не оглядываться назад.
Конечно, Юка не смогла полюбить Город за тот год, что прожила в нём. Она лишь смогла привыкнуть к нему, потому что другого выхода у неё не было. Но сейчас, когда пришло время уходить, она с удивлением обнаружила, что успела полюбить маленькую уютную квартирку Еми. Эту кухоньку, где они коротали вечера, и этот диван в гостиной, где они сидели под одним пледом и грызли шоколадное печенье, эту спальню, где Юка ночи напролёт разговаривала с Тихаро.
Теперь, после всего, это место перестало быть для неё чужим. Здесь была часть её души, здесь она никогда не чувствовала себя одинокой, потому что рядом всегда был Еми.
В тот вечер они снова собрались все вместе в этой квартире, чтобы попрощаться. Юка, Йойки, Еми, Клаус и Ким, которые с трудом понимали, что происходит, знали только, что придётся сказать «прощай». Не хватало только Тио, она почему-то опаздывала, и все боялись, что она вообще не придёт.
Всякий раз, когда Юка и Еми оставались наедине (а Юке уже начинало казаться, что сегодня Еми её преследует), он приставал к ней с одним и тем же вопросами:
- А ты уверена, что всё получится? Конечно, вы-то с Йойки отчалите без проблем, ведь у вас всё по правилам, а что же делать мне? Вдруг Стена не пропустит меня?
И всякий раз Юка терпеливо отвечала:
- Я уверена, что всё получится. Только не спрашивай, почему. Я просто знаю, понял? Я больше не боюсь Стены, она не властна надо мной. И пусть только попробует не пропустить тебя.
- Нет, ну а если всё же...
- «А если» да «а если»! Что ты заладил? Если ничего не получится, мы останемся здесь! Неужели ты думаешь, что я брошу тебя и уйду?
И по его взгляду Юка понимала, что именно этого он и боялся. И она хлопала его по плечу и качала головой со словами:
- Глупый, глупый Еми! Неужели я похожа на того, кто оставляет своих друзей в беде? Ты столько сделал для меня, Еми, мы через столько прошли вместе. И дальше мы тоже пойдём вместе, вот увидишь.
- Ох, Юка, даже не знаю, что бы я без тебя делал! – громко шептал Еми и обнимал её за плечи.
И каждый раз в этот момент в дверном проёме почему-то возникал Йойки, бросал на Еми подозрительный взгляд, а потом делал вид, что ничего не заметил.
Еми заварил чай, а Юка выложила на тарелку шоколадное печенье. Они сидели кругом за маленьким столиком. Оставалось только дождаться Тио. Но печенье выглядело так аппетитно, что мальчишки то и дело таскали по одному.
- Как же вкусно, - похвалил Йойки, и Юка тут же почувствовала, что краснеет. – Знаешь, года два назад я бы поспорил, что ты никогда не научишься готовить, но теперь понимаю, что проиграл бы.
Юка улыбнулась. Она вспомнила, как всего месяц назад Йойки пробовал первое её печенье вот здесь, на этой самой кухне. Вспомнила, каким другим всё было тогда. И как потом, научившись печь это вкусное печенье, она мечтала, чтобы однажды Йойки его тоже попробовал. Эта мечта казалась ей тогда такой далёкой, что теперь, когда она осуществилась, Юка боялась проснуться и понять, что всё осталось по-старому. Этот страх она на протяжении двух долгих дней гнала от себя. Лёжа в больнице, Юка посылала Йойки смс-ки чуть ли не каждый час, заставляя убеждать её, что он до сих пор всё помнит. Это было так смешно. Это было невыносимо грустно.
- Смотрите-ка, Тихаро тоже нравится! – рассмеялся Клаус, наблюдая, как птица гиуру склёвывает со стола шоколадные крошки.
- Да она вообще сладкоежка, - весело отозвалась Юка и тут же услышала в голове ворчливый голос Тихаро: «Кто бы говорил!». 
- Йойки, ты больше не вернёшься? – спросил вдруг Ким. 
На какое-то время в кухне воцарилось молчание, и слышно было, как Тихаро стучит клювом по тарелке. А потом Йойки ответил:
- Мне бы очень хотелось когда-нибудь вернуться. Ты же понимаешь. Мне тяжело прощаться с вами. Родители до сих пор в шоке, они не понимают, почему я ухожу, хоть и догадываются, куда. Но мне хочется верить, что это не навсегда. И мы обязательно увидимся снова. Теперь я уже не боюсь верить в это.
- Хорошо бы, - улыбнулся Ким, и его серьёзное выражение лица сменилось привычно расслабленным. – Только имей в виду... Я свой шанс не упущу. Понимаешь, о чём я?
Йойки кивнул и улыбнулся в ответ:
- Мне остаётся только пожелать тебе удачи. Заботься о ней. Заботься так, как не смог позаботиться я.
- Об этом можешь не волноваться. Но мне действительно будет очень не хватать тебя, Йойки.
- И мне! – поддакнул Клаус смущённо.
- Мне тоже будет не хватать вас, - тепло произнёс Йойки и даже обошёлся без всегдашнего  «придурки» или «психи» в конце фразы.
В этот момент в дверь позвонили. Все взгляды обратились на Йойки, и ему не оставалось ничего, кроме как пойти и открыть.
Тио вошла в кухню, и от неё дыхнуло морозом и свежестью, а Юка подумала, что не выдержит её взгляда.
А потом они наконец-то принялись за чай, и Тио даже похвалила печенье Юки. Это был очень странный вечер. В какой-то страшный момент Юке даже показалось, что ничего не изменилось, что это всего лишь какой-нибудь очередной День рождения или другой праздник, после которого Йойки снова уйдёт вместе с Тио и своими друзьями, а ей останутся только воспоминания о том, что у них было когда-то. Но потом она ловила на себе взгляд Йойки, стирающий все сомнения и тревоги. Нет, всё-таки изменилось. И в груди растекалось что-то тёплое и сладкое, как карамель. И тогда же Юка думала, что она заслужила это право  - радоваться сейчас до безумия. До безумия любить.
Когда чаепитие закончилось, Юка осталась помыть чашки и блюдца, и Тио вызвалась ей помочь. Йойки бросил на них тревожный взгляд, уходя, а Юка только пожала плечами. Она не старалась избежать этого разговора, она готова была к обвинениям. Ей даже казалось, что она их заслужила.
Но обвинений не последовало. Вытирая чашки и убирая их в посудный шкаф, Тио сказала то, что потрясло Юку:
- Ты очень сильная. Знаешь, я просто восхищаюсь твоей силой и мужеством. Если бы я была на твоём месте, я бы только хныкала и быстро сдалась. А ты шла вперёд ради человека, который был тебе дорог. Я не способна на всё то, что сделала ты. Просто не способна. Поэтому я думаю, что всё справедливо. Йойки – замечательный человек. И он заслуживает того, чтобы быть рядом с такой девушкой, как ты.
Юка выдохнула. Она подумала, что скромничать и отнекиваться нехорошо, ведь она действительно через многое прошла.
- Не знаю, что сказать... Я чувствую себя виноватой перед тобой. Я ворвалась в вашу жизнь и... Но я хочу, чтобы ты знала, что я всегда хорошо относилась к тебе, Тио. Поначалу мне даже хотелось возненавидеть тебя, но не получилось, - Юка улыбнулась. – Мне бы очень хотелось, чтобы и ты не возненавидела меня. Хотелось бы, чтобы у тебя всё было хорошо. Ты этого заслуживаешь!
- Надо же, Йойки сказал то же самое, - усмехнулась Тио. – Теперь я вижу, как вы похожи. Раньше я отмахивалась от этой мысли, но теперь замечаю. Представляешь, я с самого начала чувствовала, что Йойки мне не принадлежит. А теперь я вижу его рядом с тобой, и мне кажется, что так и должно быть. Что иначе просто не может быть. Может быть, это действительно так, и ты предназначена ему, а он – тебе. И тебе не за что себя винить, Юка. Я не стану ненавидеть тебя.
Острое ощущение дежа-вю пронзило сознание Юки. Она была уверена, что раньше уже где-то это слышала. А потом она вспомнила, что то же самое говорил ей Ённи, когда неожиданно признался, что был влюблён в неё в детстве, но в итоге понял, что не выиграет эту битву у Йойки.
Юка подумала, как же много в жизни странных совпадений. Или это не совпадения вовсе?
Когда с посудой было покончено, всем стало ясно, что пришло время прощаться. И Ким шутил, Клаус смущённо вздыхал, а Тио улыбалась. Йойки обнял каждого по очереди – неловко, не зная, что сказать. Так бывает всегда при прощании. Смеёшься, чтобы не заплакать. Говоришь ерунду вместо того, что действительно должен сказать. Но каждый чувствует другого острее, чем когда бы то ни было. 
А потом они снова остались втроём. Юка. Йойки. Еми.
На Город опускалась ночь. И они почувствовали, что пора.


* * *


Небо было чёрным, беззвёздным, холодным. Оно пугало своим равнодушием, и три года назад Юка ещё ощутила бы собственную гнетущую беспомощность перед ним. Но сегодня она не боялась ничего.
Они шли, и снег скрипел у них под ногами, а тихая холодная ночь была их проводником. Стена, заметная уже издали, сделала их молчаливыми. Юка смотрела на тающие высоко в небе очертания Стены и думала, что больше не боится и Её тоже. Стена – это то, что всегда вызывало у неё бурю самых разных неприятных разрушающих эмоций: страх, боль, сожаление, гнев, ненависть, обида, осознание собственной беспомощности.
Но сегодня ничего этого не было. Юка больше не была слабой напуганной девочкой. В ту ночь она чувствовала своё превосходство над Стеной, свою силу, которой раньше ей так не хватало. Сегодня у неё было всё, и Юка поняла, что на самом деле это было у неё всегда, запертое внутри, ожидающее подходящего момента, чтобы однажды проснуться и вспыхнуть ярким пламенем.
Она чувствовала лёгкое волнение идущего рядом Йойки и сильное волнение Еми, граничащее с паникой. Но сама Юка была абсолютна спокойна. Она ни в чём не сомневалась, ничего не опасалась, ни перед кем не собиралась склонять голову.
- О нет, как только я вижу эту проклятую Стену, у меня всё внутри переворачивается и коленки начинают трястись, - заныл Еми, морщась. – Я же знаю, ничего не получится, я уже приходил сюда сотню раз, но Она никогда не пускала меня!
- Успокойся, - Юка мягко коснулась его руки в темноте. – Она не пускала, потому что ты сам не верил в это, Еми. Но сегодня всё будет иначе. Просто доверься мне. Сегодня Стена тебя пропустит, ты должен лишь поверить в это.
- Ладно, - Еми вздохнул, но с лица его не исчезло страдальческое выражение. – Буду считать, что раньше у меня ни черта не получалось, потому что тебя не было со мной. Но как только Стена тебя увидит после всего, что ты проделала, Она сразу отойдёт в сторонку, сражённая твоей мощью. 
Юка рассмеялась:
- Всё так и будет, не сомневайся!
- Нужно найти лестницу, - сказал Йойки. – Она должна быть где-то недалеко. Но где точно, сказать не могу, всё-таки я спускался по ней два года назад в не совсем адекватном состоянии.
- Может, Тихаро знает? – обратилась Юка к птице гиуру.
Нехотя Тихаро вспорхнула с её плеча и полетела на север, а Юка и остальные ускорили шаг, чтобы не отставать.
Вскоре они заметили лестницу, которая, казалось, уходила в темноту. Еми выдохнул и остановился  в паническом ужасе. Юке пришлось подтолкнуть его, и она улыбнулась про себя, почему-то вспомнив, как Еми испугался собаки в доме сына господина Отто.
- Не дрейфь, Еми, - только сказала она. – Будешь всего бояться – не понравишься Кей.
- Да ну тебя! – рассердился Еми, но, кажется, это всё же помогло ему приободриться.
- Иди первым, - сказала Юка.
- Почему я?!
- Потому что больше всех трясёшься, - улыбнулась Юка, подталкивая Еми к первой ступеньке.   
- Ну ладно, ладно! Иду! Видишь? Я иду! – и Еми стал демонстративно медленно подниматься.
Юка и Йойки с улыбками переглянулись, как бы говоря: «Ну что с него возьмёшь?» и пошли следом.
Они поднимались, и Город становился всё дальше, всё меньше. Юка поднималась и оставляла Город внизу без малейшего сожаления. Ей хотелось узнать, что по этому поводу чувствует Йойки. Переживает ли? Сожалеет ли, что покидает место, которое почти стало его домом?
Но выражение лица Йойки как обычно было непроницаемо сосредоточенным и задумчивым.
Наконец они поднялись на самую вершину и остановились на небольшой припорошённой снегом площадке, глядя на оставшийся позади Город.
Еми посмотрел на Город с ненавистью и проговорил сквозь зубы:
- Как бы я хотел уйти и никогда не возвращаться в это проклятое место! Как же оно меня достало! – и в этих словах были вся его боль и обида за всё то, что Город отнял у него.
Йойки сделал шаг вперёд и положил руки на деревянные перила.
- Наверное, если я бы прожил здесь ещё лет десять, я сказал бы потом то же самое, - вздохнул он и прищурился. В его глазах отражались городские холодные огни.
- А сейчас? – спросила Юка, не сумев скрыть волнение. – Сейчас что ты чувствуешь, покидая это место?
- Я чувствую, что оно чужое для меня, - ответил Йойки, подумав немного. – Знаешь, когда я жил ещё в мире иенков, я часто спрашивал себя: «Буду ли я чувствовать себя в Городе как дома?». «То ли это место, которому я принадлежу?». Но теперь я понял, что это никогда не было так. И нет в мире такого места, которому бы я по-настоящему принадлежал. Свой дом нельзя найти, его можно только принести с собой. Обрести в себе.
- Да, наверное, ты прав, - кивнула Юка, и они все помолчали какое-то время.
Они прощались с Городом – каждый по-своему. У каждого было здесь что-то дорогое и что-то, причиняющее боль. Но сейчас всему этому предстояло стать частью прошлого, а им нужно было двигаться дальше. Их дорога была длинна и полна трудностей и радостей. Это была их жизнь. 
- И что теперь? – прошептал Еми, когда они приблизились к Стене. – Почему ничего не происходит? Что-то не так, да?
- Всё хорошо, - отозвалась Юка. – Просто дай мне свою руку. И ты тоже, Йойки.
Они взялись за руки и сделали ещё один шаг вперёд. Какое-то время ничего не происходило, и Еми снова чуть было не начал причитать, но в тот момент все трое почувствовали, как что-то незримо начало меняться.
Юка услышала голос Тихаро: «У тебя получилось, Юка. Стена больше не властна над тобой и твоими друзьями. Все существующие запреты больше не действуют на вас». 
Крылья птицы гиуру дрогнули, и на снег медленно опустилось ультрамариновое перо. Стена тоже словно вздрогнула и вспыхнула ярким ультрамариновым сиянием, открывая дорогу в страну вечного лета.
В тот же момент пошёл снег, словно Город тоже решил попрощаться с ними.
Юка сделала шаг вперёд, и Стена расступилась перед девочкой, которая не предала свою веру.


* * *


С возрастом меняется многое. И в старости не только приходит мудрость, но и обостряется интуиция.  И начинаешь замечать мельчайшие изменения в поведении людей, предвосхищать изменения погоды, чувствуя грядущее похолодание или потепление.
То же самое происходило и с господином Отто. Он был уже достаточно стар, чтобы научиться прислушиваться к собственным предчувствиям и доверять им. Он знал с самого утра, что сегодня что-то произойдёт. Проснувшись, он просто понял это.
И он вышел на улицу, уселся на террасе и стал ждать. Погода была замечательная, здесь предчувствия тоже не обманули его. День обещал быть солнечным и тёплым. Небо было ясным, без единого облачка, полным ласкающей глаз синевы, яркой, бездонной.
В такие дни господин Отто всегда вспоминал Юку, эту храбрую девочку, подобную тёплым и ласковым, весёлым и ярким солнечным лучам. Прошло уже достаточно много времени с тех пор, как она покинула мир иенков и отправилась в путешествие по неизвестной земле. Господин Отто часто думал о ней и о Йойки. Нашли ли они друг друга? А если нашли, то вернулись ли к Йойки его воспоминания? И знают ли они дорогу домой? Эти вопросы день за днём волновали старое сознание господина Отто. Ему очень хотелось дожить до того дня, когда Юка и Йойки снова вернутся сюда. А он верил, что этот день непременно настанет.
Иногда господина Отто навещали Ённи и Мия, но в последнее время всё реже. Господин Отто не винил ребят, ведь они были молоды, и у них была своя жизнь. Ему достаточно было лишь знать, что у них всё хорошо. Иногда они говорили о Юке и Йойки. Своим проницательным глазом господин Отто отметил, что Ённи и Мия не очень-то верят в возвращение друзей, в то время, как он сам жил только этой мыслью.
А как-то раз, придя в пекарню за свежим хлебом, господин Отто встретился с бывшей Каной Юки. Кана была с коляской, в которой сидел уже подросший малыш, радостно хлопал в ладоши и смотрел на мир сиющими глазами. Не без грусти отметил господин Отто, как изменилась Кана. После исчезновения Юки она сильно сдала, похудела, осунулась, а из глаз её исчез тот задорный блеск, очаровывающий всех и каждого. Теперь же это была просто молодая женщина, с грузом повседневных забот и  проблем на плечах, успокоенная почти до безразличия.
В тот момент господину Отто ещё сильнее захотелось, чтобы Юка вернулась поскорее и снова вселила в свою Кану тот свет, которого ей так теперь не хватало, вдохнула в неё жизнь.
Господин Отто пытался понять, что изменилось в их мире с тех пор, как Юка покинула его. И на первый взгляд никаких значительных перемен не было – жизнь в мире иенков текла так же спокойно и размеренно, как и многие тысячелетия до этого. И вместе с тем что-то незримо изменилось, словно угас огонь, подогревающий их сердца, вселяющий в них надежду и радость. Без Юки этот мир померк. Её безграничного оптимизма и веры в добро всем сейчас очень не хватало.
Об этом и думал в то тёплое солнечное утро господин Отто, когда увидел на дорожке, ведущей к его дому, три силуэта. Старик поправил очки и прищурился, стараясь рассмотреть лица пришедших. Его зрение давно уже было не то, что раньше, и всё же, господин Отто разглядел своих гостей. И в тот же момент его старое слабое сердце забилось чаще, а глаза увлажнились. И господин Отто с бодростью семнадцатилетнего юноши поспешил к воротам.
- Юка! Йойки! Дорогие мои! Я знал, что вы вернётесь! – воскликнул он, открывая калитку.
Увидев родное лицо старика, Юка тут же заплакала и крепко обняла господина Отто. Только сейчас она осознала, как сильно тосковала по нему всё это время, как не хватало ей его мудрости, внимательности и тёплой сердечной заботы.
Затем господин Отто поприветствовал и Йойки, обнимая его со словами:
- Как же ты вырос, дружок! Стал настоящим красавцем!
Йойки смущённо улыбался и светился от радости. Не сразу все вспомнили про Еми, тихонько стоящего рядом. Господин Отто посмотрел на него внимательно и придирчиво, как смотрел, бывало, на рисунки своих учеников. А потом спросил:
- Ты Еми Моотоко, не так ли?
- Да! – воскликнул поражённый Еми. – Так вы меня помните?!
- Ещё бы я тебя не помнил, приятель, ведь такого ужасного художника, как ты ещё поискать! – и оба они радостно рассмеялись и пожали друг другу руки.
– Рад снова увидеть тебя, - сказал господин Отто. – Я помню, как сильно ты хотел этого – вернуться. Почти так же сильно, как Йойки.
Друзья прошли во двор, и тут же начались приятные хлопоты.
- Сейчас я пошлю голубя с запиской для Ённи и Мии! – засуетился господин Отто. – Пусть тоже приходят сюда!
- Только не говорите, что мы вернулись, - попросил Йойки. – Пусть это будет сюрприз.
- Ну, конечно! – рассмеялся старик. – Так и вижу их вытянувшиеся лица!
- А ещё... – Юка посмотрела на растерянного Еми и попросила: - Не могли бы вы также послать голубя и за моей Каной? Мы все очень хотели бы встретиться и с ней тоже.
- Разумеется, - господин Отто подмигнул Еми, и тот моментально залился краской, как школьник. – Ведь я помню, как вы дружили. Еми небось очень хочет скорее увидеть подругу детства?
Еми только кивнул – язык на время отказал ему. Юка и Йойки переглянулись и тихонько хихикнули.
А когда голуби с новостями были отправлены по своим адресам, друзья принялись готовить чай и накрывать большой стол на террасе. Господину Отто не терпелось узнать, как им удалось вернуться, и он засыпал Юку и Йойки вопросами, помолодев сразу лет на тридцать. Но Юка знала – есть только одна вещь, которую господин Отто по-настоящему хочет знать. Улучив момент, когда они остались со стариком на кухне вдвоём, Юка достала из нагрудного кармана маленькую чёрно-белую фотографию с помятым уголком и протянула господину Отто.
- Вот, - тихо сказала Юка. – Это Нимиру. А этот мальчик рядом с ней – ваш сын. К сожалению, Нимиру уже скончалось много лет назад, но мне удалось встретиться с вашим сыном... Именно он и рассказал мне всё и отдал эту фотографию. Он всё знал о вас – Нимиру ему много рассказывала о нашем мире. Он просил передать, что не держит на вас зла за то, что все эти годы вас не было с ними. Он любил вас несмотря ни на что, любил таким, каким вас описывала его мать.
Господин Отто кивнул. Рука, в которой он держал снимок, дрожала, а на глазах выступили слёзы. Но господин Отто улыбался. Он выглядел по-настоящему счастливым в тот момент, и Юка подумала, что настолько счастливым она не видела его ещё никогда раньше. Господин Отто просто светился изнутри, словно этого момента он ждал всю свою жизнь. Юка подумала, что, наверное, это было самое важное и дорогое, что у него ещё осталось. И она была рада, что смогла помочь, сделать хоть что-то, чтобы облегчить боль и тот груз вины, который нёс господин Отто всю жизнь. Только ради одного этого стоило предпринимать это путешествие и пройти через всё, через что она прошла. Только ради одних этих счастливых слёз стоило сражаться с несправедливостью и холодным бездушием Стены. Ради этого момента.
И Юка смотрела на старика, и сердце её вдруг сжалось. Ей стало очень страшно, и захотелось обнять господина Отто и сказать, как сильно она любит его. Потому что господин Отто тоже однажды уйдёт. Но он уйдёт не на Ту Сторону. Он уйдёт туда, откуда уже не возвращаются.
И Юка рассказала господину Отто ещё немного о его сыне. Рассказала, в каком большом доме он живёт, рассказала о его семье, детях и внуках, о могиле Нимиру, на которую её внучка каждую неделю приносит свежие цветы, и даже о смешной большой собаке по кличке Добряк. Господин Отто жадно вслушивался в каждое слово, ловил каждую мельчайшую деталь, и лицо его приобретало всё более умиротворённое спокойное выражение, словно и сам он побывал там и своими глазами увидел сына и его большой просторный дом, наполненный отзвуками добрых тёплых сказок, которые рассказывала когда-то давно Нимиру.
- Спасибо тебе, Юка, - произнёс он потом. – Огромное тебе спасибо за всё, что ты сделала для старика. Ты удивительная девочка. Оставайся всегда такой же доброй и храни в своём сердце этот неповторимый свет.
А потом они вышли во двор, разложили на столе красивые салфетки – и всё уже было готово к сюрпризу. В тот же момент пожаловали и гости. Когда Юка увидела приближающихся друзей, сердце её приятно ёкнуло и тут же потеплело. Она подумала, как же сильно соскучилась и по ним тоже.
Как и предсказывал господин Отто лица Ённи и Мии очень смешно вытянулись. Ённи поправил очки на носу, и Юка отметила, что ни очки, ни Ённи нисколько не изменились. Мия сильно побледнела и схватилась рукой за сердце, как будто увидела призраков.
- Юка... – прошептала она. – Йойки...
И снова буря эмоций, радости, объятий, тёплых слов, смеха и восторга. Юка не видела своих друзей год, а Йойки – в два раза больше, и для него они сильно изменились. Юка смотрела на него и понимала, как сильно он по ним скучал.
Мия плакала и почему-то всё время извинялась, а Юка никак не могла разобрать, что она, в конце концов, хочет сказать.
- Прости, что не верили тебе... – шептала Мия и всё вытирала слёзы рукавом лёгкой кружевной блузки. – Мы думали, что больше никогда не увидим вас! Думали, что ты погибла...
Юка только грустно улыбнулась. Она не сердилась на них за то, что они не верили в неё так, как ей хотелось бы, так, как она нуждалась. Потому что были другие, кто верил, и ей было этого достаточно. Она просто была рада, что с Ённи и Мией всё в порядке и что они волновались за неё, по-настоящему переживали. Она подумала, как же сильно всё-таки любит их. Любит такими, какие они есть. Любит добрую и заботливую Мию, которая искренне жалеет каждое живое существо, и каждому хочет помочь, накормить и вылечить. Любит смешного Ённи в очках, вечного отличника, прагматика и скептика, умеющего несмотря ни на что доверять своим чувствам. И она знала, что они тоже любят её. И любят Йойки. Их искренняя радость в очередной раз доказывала это.
- Да будет вам уже ныть! – в шутку рассердилась Юка. – Нам не за что обижаться на вас. Вы делали всё, что могли, и не нужно себя ни в чём винить. Мы с Йойки вернулись, и это самое главное, разве не так?
- Вы не представляете, как сильно нам вас не хватало, - сказал Ённи. – Надеюсь, теперь-то вы никуда не уйдёте?
Юка и Йойки переглянулись. И Юка ответила:
- Ну, пока мы собираемся побыть здесь. Ведь мы можем быть здесь столько, сколько захотим. А если мы захотим сходить в Город, мы всегда можем это сделать. Правда, Йойки?
Йойки улыбнулся.
- Конечно. Пока я с тобой, никаких преград для меня не существует.
В этот момент за их спинами возник господин Отто и пригласил всех пить чай со словами:
- Думаю, Юка, твоя Кана не обидится, если мы пока начнём без неё. Видишь ли, она живёт далековато отсюда, в доме номер пять. Поэтому доберётся, наверняка, ближе к обеду.
И они отправились пить чай. Стол был полон всякими вкусностями, и друзья удивлялись, где господин Отто всё это награбил, на что он отшучивался, что заранее знал, что они придут, и готовился к этому событию. Тихаро тоже принимала участие в празднике. Она устроилась рядом с полной тарелкой клубники и, выбрав для себя самую крупную и спелую ягоду, сосредоточенно её клевала.
И Юка улыбалась, улыбалась не переставая. Она была счастлива снова дышать этим воздухом, чувствовать кожей прикосновения тёплого ветерка, есть ароматные ягоды, слышать смех друзей и ловить взгляды сидящего рядом Йойки. Ей казалось, что только ради одного этого момента была вся её жизнь, что именно к этому она шла, именно это так отчаянно искала. Это была её правда. Её справедливость. Её ответ на все вопросы.
Для полного счастья не хватало только присутствия Каны. Господин Отто оказался прав, и она появилась только через два часа. Войдя в раскрытую калитку, она остановилась на полпути к их столику. Посмотрела на Юку, потом на Йойки и побледнела так же, как совсем недавно Мия. А потом её взгляд остановился на Еми, и она смотрела на него пристально и долго, и в глазах её наконец-то мелькнуло узнавание.
В тот же момент Кей Тиору упала в обморок.


* * *


Просторный широкий стол был завален тюбиками с краской, палитрами и кистями.  В комнате было светло, и солнечные лучи мягко скользили по бумаге, над которой склонился Йойки. Он рисовал. И он не помнил, когда в последний раз рисовал бы так же вдохновенно, как сейчас, забывая о времени, обо всём, что его окружало. Он многому научился, пока жил в Городе и ходил в художественную школу – это были полезные навыки. Но многое он и потерял. Растратил и сам не заметил, как это произошло.
А сегодня всё растраченное, утерянное вновь вернулось к нему. И Йойки знал, что это лучшее, что он когда-либо рисовал, и он был очень счастлив этим. Он снова чувствовал себя счастливым, просто рисуя в просторной, светлой и чистой комнате.
А когда рисунок был закончен, Йойки встал и посмотрел на свою работу издали. И остался ею доволен. Конечно, не сложно догадаться, что он снова нарисовал Юку. Но уже ту Юку, какой она стала сейчас, повзрослевшую и похорошевшую, но не утратившую сияние радости жизни в своих глазах. Йойки любовался нарисованной Юкой и думал о Юке настоящей, о том, что он едва не потерял, и эта мысль наполняла его таким страхом, что ему хотелось бежать, забыв про всё, только чтобы обнять её, удостовериться, что она рядом и никуда не исчезнет.
Но тут же Йойки мысленно ругал себя за этот глупый страх, ведь он хотел навсегда избавиться от всяческих страхов. Ему больше нечего было бояться, и к этому мысли нелегко было привыкнуть. Больше никто и ничто не отберёт у него драгоценную память, не разлучит с Юкой, не заставит мучительно и долго искать смысл там, где его на самом деле никогда не было, и смотреть с грустью на улетающих птиц. Больше никто не запрёт его сердце в бетонной клетке. Теперь Йойки сам будет решать, как ему жить.
Вдохновлённый этой новой мыслью, Йойки даже сходил пару дней назад в лавку Потусторонних вещей и отдал её хозяину господину Соширо свой фотоаппарат, принесённый из Города. Таким способом ему хотелось отблагодарить его за ту доброту, что проявил к ним господин Соширо когда-то. Увидев фотоаппарат и Йойки, старый хозяин лавки лишился дара речи, а когда пришёл в себя, то не было предела его радости.
Прошла уже неделя с тех пор, как они вернулись в мир иенков. За эту неделю много всего случилось. Много хорошего. Йойки поселился в доме господина Отто, и старик был счастлив, что теперь ему больше не будет одиноко. Здесь Йойки мог рисовать сколько душе угодно, и имел для этого всё необходимое, включая живого учителя, дающего ценные советы.
Ённи и Мия наконец-то привыкли к мысли, что их друзья вернулись, и теперь они снова собирались все вместе, гуляли и валялись на траве, глядя на звёзды. Им было о чём поговорить. Их жизни сильно изменились, и теперь каждому нужно было привыкнуть к переменам, которые произошли в другом. Но вообще, Йойки был уверен, что проблем с этим не возникнет. В какие-то мгновения ему даже казалось, что всё стало совсем как раньше, что он и не уходил никуда, просто закрыл на мгновение глаза и увидел странный сон. Ённи только и делал, что донимал его расспросами о Городе и о том, как там всё устроено. Больше всего его интересовала, конечно, техника, которой располагали люди. И Йойки терпеливо рассказывал о телевизорах, компьютерах, интернете, сотовых телефонах, фотоаппаратах. Ённи даже завидовал Юке, которая всё это видела и даже научилась всем этим пользоваться. На что Юка пообещала, что когда они в следующий раз соберутся  в Город, непременно возьмут Ённи с собой.
Им снова было хорошо вместе.
А Кана Юки перестала быть Каной. Теперь она снова стала самой собой – Кей Тиору. Она была первой, кто пошёл против воли общины и стал просто тем, кем всегда хотел быть. Она нашла в себе силы, чтобы ломать запреты и доверять своему сердцу. Теперь она жила в отдельном доме вместе с ребёнком, которого усыновила, и регулярно встречалась с Еми. Юка и Йойки думали, что ждать осталось недолго, и скоро Кей и Еми поженятся и будут жить вместе, потому что, глядя на их счастливые лица, сомневаться в этом не приходилось. А там, кто знает, возможно, они станут первой парой, которые сами воспитывают своих детей и не отдают их на воспитание Канам. Впервые мир иенков задумался о том, что такая мера в общем-то и не обязательна. И что каждый родитель вправе сам решить, хочет ли он воспитывать собственных детей.
Юка говорила, что это большое достижение, и что Нимиру была бы счастлива, если бы узнала об этом, ведь это именно то, за что она когда-то боролась.
«Наш мир на пороге больших перемен, - говорил господин Отто, с улыбкой глядя вдаль. – И всё это благодаря нашей Юке».
Но вот, в общем-то, и все перемены, которые произошли на тот момент. Йойки хотелось верить, что господин Отто прав, и скоро всё изменится к лучшему. И он верил.
Сегодня вечером они снова договорились встретиться с Юкой, и ему пора было идти. Рисунок уже высох, и Йойки взял его с собой, чтобы подарить Юке.
Они должны были встретиться у верескового поля, как и несколько лет назад, как и всегда. И Йойки приятно было ждать Юку, сжимая папку с рисунком в руке. Он представлял её улыбку, её радость, её смех, и сам становился счастливым. Иногда он думал о том, что оставил там, в Городе. Ему хотелось бы, чтобы все, кого он успел там полюбить, были так же счастливы, как он. И почему-то он не сомневался, что всё так и будет.
Вскоре на тропинке появилась Юка. На ней было светло-голубое платье с белым кружевом на подоле, а в волосы было вплетено несколько цветов, сорванных по дороге. Йойки улыбнулся и подумал, как же она всё-таки красива.
А потом он вручил ей папку, и всё было, как он и думал – улыбка, смех, радость. Так умела радоваться только она. Так искренне.
- А я думал, ты не рвёшь цветов, - заметил Йойки, с улыбкой кивая на бутоны, украшающие волосы девушки.
Юка смутилась, покраснела, пробормотала:
- Но мне вдруг так захотелось быть красивой... для тебя.
- Ты очень красива, Юка, - улыбнулся он и взял её за руку.
- Скажи, Йойки, а я сильно изменилась? За то время, пока мы не виделись....
Йойки пытался поймать её взгляд и понять, что же её беспокоит. Юка смущалась и смотрела на свои ноги, и Йойки тут же всё понял.
- Ты всегда мне нравилась, - сказал он. – Мне нравилось то, какой ты была. И мне нравится то, какой ты стала. Мне нравятся эти перемены в тебе, и нравится, что в чём-то ты нисколько не изменилась.
- Правда нравится? – Юка неуверенно улыбнулась.
- Правда-правда, - улыбнулся в ответ Йойки. – Ну что, побежали? Мы ведь должны поторопиться в одно место, да?
- Да! Побежали! – воскликнула Юка, и глаза её засияли. Она со смехом побежала и потянула Йойки за собой, как бывало уже много раз. Как будет ещё много раз.
Они бежали, и ветер свистел у них в ушах, ароматы травы и цветов кружили голову, а они всё хохотали и бежали навстречу небу и заходящему солнцу. Они просто были счастливы. Были свободны. Они любили.
Остановились они только у майнисового дерева. И каков же был их восторг, когда они обнаружили, что дерево снова цветёт!
- Этого не может быть! – воскликнул Йойки. – Ведь оно цветёт только раз в сто лет!
- Йойки, ну какой же ты глупый! Забудь слова «не может быть»! Неужели ты до сих пор не понял, что всё может быть? Чудо возможно, и каждый может сотворить его сам одной лишь своей верой.
- Значит, это цветение сейчас сотворили мы сами?
- Возможно, - Юка загадочно улыбнулась. – Я почти уверена, что без нас здесь не обошлось.
- А помнишь, как мы стояли здесь тогда, три года назад? – Йойки заглянул ей в глаза и подошёл ближе.
- Конечно. Как я могу такое забыть? Ведь здесь мы столько пообещали друг другу. Здесь мы загадали желания, чтобы однажды вернуться. И теперь эти желания сбылись. А ещё здесь... – она запнулась и снова покраснела.
- Здесь я впервые поцеловал тебя, - улыбнулся Йойки. – Я помню.
И, наклонившись, Йойки поцеловал её снова. А после прошептал:
- Юка, я люблю тебя. Прости, что не говорил тебе этого раньше... Но так было всегда. Прости. Я люблю, люблю, тебя.
Его шёпот обжигал кожу. Юка запустила пальцы в его волосы и прошептала в ответ:
- Я тоже люблю тебя. Не извиняйся, пожалуйста, Йойки. Я знаю, что ты любил меня. Знаю, что так было всегда. Ведь мы с самого начала знали, что всегда будем вместе, да?
- Да. Это единственное, в чём я никогда не сомневался. Без тебя я теряю самую важную часть себя, Юка.
- Но теперь мы больше никогда не потеряем друг друга.
- Это новое желание? – улыбнулся Йойки.
- Будем считать, что да! - засмеялась Юка.
Они ещё какое-то время стояли под сияющим деревом и молча смотрели друг на друга, словно отмечая мельчайшие изменения в чертах друг друга. Они выросли, повзрослели и изменились. И это было естественно. Но главное в них осталось прежним. Их чувства, их вера, их безграничная забота друг о друге.
А потом Юка сказала со вздохом:
- А ведь мы так и не узнали многих вещей. Например, мы до сих пор понятия не имеем, кто создал Стену. И многое другое...
- Но и узнали мы тоже многое, разве нет? Мы узнали, для чего была построена Стена. Узнали, за что были наказаны когда-то наши предки. Люди были наказаны за недоверие и неприятие иных, не таких, как они. А иенки были наказаны за гордыню, ведь они возомнили, что способны создать идеальный мир, где всё будет правильно. Именно поэтому появилась Стена.
- Да... А как ты думаешь, Йойки, Стена когда-нибудь исчезнет? Или же всё останется по-прежнему, и многие поколения иенков и людей будут страдать так же, как и мы?
Йойки вздохнул.
- Трудно сказать. Мне не хотелось бы, чтобы это было так. Мне хотелось бы чем-то помочь другим, но теперь ведь мы понимаем, что помочь друг другу смогут только они сами. Мы ничего не можем сделать за них.
- Но у нас впереди ещё много нерешённых вопросов, и мы будем продолжать искать ответы, правда? У нас ещё столько всего впереди!
- Да, - улыбнулся Йойки. – У нас впереди жизнь.
И они снова замолчали. Они вспоминали пройденное и думали о Стене. Они больше не боялись и крепко держались за руки.
Они сделали всё, что могли, они прошли свой Путь с высоко поднятой головой, не утратив веру, не потеряв друг друга. И что бы ни ждало их впереди, они знали, что главное они уже сделали. Их глаза были широко раскрыты, и они видели мир таким, какой он есть, во всей его невообразимой красоте. 
Но они знали, что будут и другие. Те, кто столкнётся с той же проблемой, что и они когда-то.
И до тех пор, пока люди и иенки не примут на себя ответственность за собственную жизнь, до тех пор, пока не научатся сами выбирать свой путь и идти по нему без страха и с верой друг в друга, до тех пор Стена будет существовать.





                июль 2010 – 2 сентября 2011