Самая темная ночь... -20- глава

                - 20 -

Ажан вошел в палату в хорошем настроении, с улыбкой располагающей
общению и шуткам.
-Бонжюрр! Кьрасьние молётци!
Лука возмутился вместе со всеми и сделал шаг навстречу своему доктору, пожимая крепко его руку, он поправил его:

- Доктор Ожан, ты снова все напутал. Красны, бывают девицы, а молодцы ясны.
Надеюсь, ты нас не хотел обидеть? -
Ажан слегка смутился, но тут же парировал:
- Сошалению, сеичас бивають уже кьрасьние молётци, но чьють-чьють с гёлюбим.

Ето есьтьесьтьфенно неотьноситься к пьрисють-стьфуюшим.-
Он артистично, словно принося, всем извинения развел руками.
- Хотя некотирие из фас и отьтет ф чьеп-чьи-ки. -

Он с трудом выговорил сложное для него слово. Но ловко изобразил повязки на головах своих пациентов.
От чего те снова залились хохотом. - Как у фас сиготьня биль сон?
Мьнога ли тефучек посетиля вашия палята?
 - С такими рожами, только девок принимать. Увидят, за версту бежать будут.
Забубнил парень со следами ожогов на лице.

- Да, жизинь тержись! Да репята? …Ну, ничего.
Ето ми со фреминьем испьрафим. Лицо феть стелять можьно.
Тушу нельзя. А любофь имееть сфоистьфо жить имьенно тамь.
И если неть, тамь любфи, то скальпель ф етом теле беспомошьний.-
Ажан начал осмотр больных, делая себе пометки в блокноте, продолжал философствовать:- Фозьмите любой цьфеток.
Состаите ему самие итеальние услофия, сфеть, тепьлё, флаху.

Но пусьть за ним ухаж-жифаеть ропот. Цфеток погипьнеть.
Ему нужьна любофь и ласька. Ему нужьна теплёта руки и серьтса.
Ему нужьни слёва. Ему нужьна музика. Та, Та музика.
Расьтения слишать музика и очьень хорошё в ней разпираються.
Пьри зфуках хорошей мелотии они сами зфучать, а от пьлёхой музика они пьрячуться, закьрифаються.

Как и от челёфека плёхохо, они тоже пьрячуться.
А лютям ещьё больше нато чуфсьтьф, и фсе больше хороших и ласкофих.
Лютям необьхотимо больше любьфи и фнимания.
И чито кирасота фнешьния, ето мих, фот она есьть и фот уже пофяла.

…А туша, имееть феликое сфоисьтьфо цифести фечино.
Ибо неть ничехо фосхитительнее ни на земьле, ни на небесах чем челофеческая туша. Потёму, чито толика она полючиля оть Тфорьца феликий тарь – Любить.
Закончив лекцию и завершив обход, Ажан подсел на кровать Луки.

- Ну а тебе брать фсе ещьё кошьмари сьнятися? А чито гофорить Виктёр Алекс-сеефичь?
- Он не может понять причину моих снов. Требует, что бы я после выписки ложился к нему в клинику.
Говорит, что нужно более глубокое обследование делать.
Он экспериментировать вздумал надо мной, а мне, и деваться не куда. Да, покуда зима мне некуда деваться.

- Послюшай, Люка. Мине отин…, ну, в обьшемь такой челёфекь – Ажан показал на картинку на стене с фотографией Аль Пачино – Ну нофий рюсський Тон Корлеоне, которому я нетафна пьришифаль уха.
Тенех мине таль за хорёшая рапота.- Ажан явно хвастался.
- Такь тафай я фосьму тепя ф гороть. Ми купимь тепе нофие фесчьи.
Похуляем по улисам. Можеть ти, чито-то фспомнишь.
 
- Нет, Ожан. Ты и так меня во все свое приодел. И все тащишь и тащишь мне.
Я, так не могу. Мне от этого плохо. Обидно. Понимаешь?
- Неть, не понимаю. И не хочю. Ну, тафай поменяемься месьтами.
Ну, неужели ти со миной посьтупиль би по-тьрюхому?

Лука пожал плечами, и покачал головой. - Я не знаю, может и поступил бы по-другому.
Я не знаю, кем я был, может последним ублюдком.
Ведь снятся же мне какие-то люди кричащие, молящие о пощаде. Кровь и раны.
- Неть. Ти, наферьное, фитишь сфою тьрягетию. Сфои кьрофь и рана.
Я ф етомь пьросто уферен... - Подумав, немного он добавил.

- Я, снаю немало случиеф, кохта люти не помьнили кито они, а ихь рюки точьна снали, чьем они раньше санимались.
Тафай похотим по потьфалю, гите есьть ремоньтьние масьтерьськие.
У тьебя фон, какие кирепькие руки и куляки какь у шенка ротьс-стьфеннохо.

- Не родственного, а родословного. Вернее породистого. Ну и что?
- А то, чито ти мог бить рапочьим. Ну, сильна трутиться.
Ф попитьке поиська тфоих ротителей намь не за чито пирьфясатися
- Не за что зацепится, а не привязаться.

- Та, та. У тебя неть ни каких особих зьнакоф...
- Примет, ты имеешь, ввиду? Да примет нет. Но я хорошо знаком с компьютером.
- Игирать на комьпютере можжеть таже репенокь.
Ну, чито посьле перефяски сьпусьтимься ф потьфаль? А потем поетемь гюлять ф горать.
Толико не тольго, фо перьфих ето перьфей тьфой фихоть ф горать, а фо-фьторих… - Ажан ликующе подморгнул Луке. – Я зафтьра ету кь тефушке…
- Ку-да… ты едешь!?- Лука от восхищения и удивления вскочил с кровати.

– Я правильно, тебя расслышал доктор «Жан»?
- Та, Та ти пирафильна меня сьлишаль. Я ету именно к тои тефушька, чито похожия на раненохо ф туша Аньгиля.
Я ее фитель толико отинь рас, а сабить ее не моху.
Я хочю чьтопь ти мине помох наити те цьфети чито мине пьрисьнилися, я ихь тефушька тариль. –

На последней фразе Ажана вся палата мгновенно превратилась в болельщиков, все без исключения больные поднялись и замерли как перед решающим броском мяча.
Ажан, смущаясь, обвел всех взглядом, но увидев искрящиеся радостью глаза своих подопечных, улыбнулся и счастливо продолжил рассказывать свои видения.
– Она сетела на береху реки, ето билё чютесное зрелише, захотяшее сольньце изьлифалё на ее фолёси сьфоя яньтарьния сфеть, ветерь ихь полёськаль ф сфоихь фольнахь, а я ихь расьчёсифаль сьфоими пальцьями.

Они пахьли люхгофими тьрафами и сольньцемь, они били тлинние, тлинние, и лежжяли на земьле, и я ихь укьрашяль цьфетами.
Жёльтими какь сольньце, барьхатьними какь небо и кьрасифими какь зьфёсти.
Ти мине тольжен помошь наити именно такие цьфети.

Тьрухие ее не тосьтоини.- Казалось, что от собственного рассказа Ажан превратился и сам в смуглого Ангела и парит от счастья в воздухе.
– Ти меня понимаешь, брать Люка?
- Ничего себе… - Да, я сам бы в такую девушку влюбился.-
Лука набросил на себя простынь, завернувшись в нее как древне - греческий поэт, принял позу Ажана и сценично спародировал его, старательно коверкая слова.

– Она седела на берегу реки… Студент чего сидишь, подсказывай, давай. -
Парень с ожогами на лице, студен химик, с трудом сдерживая смех, принялся суфлировать ему, примостившись за стулом, словно в суфлерской будке.
 – Это было чудное зрелище… - Начал подсказывать студент
- Да. Это было чудное зрелище! – Возвышенно подхватил Лука.
- Заходящее солнце изливало на ее волосы… -
Лука подождал подсказки, но студент задумался.

- А-а-а, да… - Свой янтарный свет!
- Ветер их полоскал в своих волнах.
- Ветер! Их полоскал! В своих волнах!
- Я их чесал.
- Я их чесал… - Лука резко стал серьезным.
- Щас по шее дам. Без пошлости мне.

– Я их расчесывал своими пальцами!
- Они пахли люховими травами. – Передразнил студент Ажана. За что и был награжден подзатыльником от Луки.
– Ну, все, все я не буду больше. – Поднял руки вверх химик.

- Они! Пахли! Луговыми травами… - Размахивая, словно крылом простыней наброшенной на руку, Лука замер в ожидании подсказки.
- И солнцем
- Что солнцем?
.- Пахли… О-ни пах-ли луговыми травами и солнцем.
- Они пахли луговыми травами и солнцем!
Они были длинными, длинными и лежали на земле. –
Лука сердито ткнул кулак «суфлеру» под нос и зашипел на него.

– Дальше, дальше ты мне так всю премьеру завалишь, экспериментатор несчастный.
- Я их украшал цветами, желтыми как солнце… - скороговоркой произнес химик неудачник.
- О! Да! Я их украшал цветами желтыми как солнце, бархатными как небо…
- И красивыми как звезды.
- Без тебя помню, нечего перебивать. Ну, вот ты «такая пиеса испортил».
У-уу, поджигатель лабораторий! – Лука принял позу трагик актера и, обхватив себя руками, с пафосом завершил.
– И красивые как з-ве-зды!
Ибо!!! Другие цветы ее не достойны!

Палата разразилась громкой овацией, смехом и свистом.
Лука встал на стул поклонился на все стороны, подождал немного, а затем, жестом дал понять, чтобы зрители успокоились.
Под их шумок в палату тихо вошла Марина, но в азарте игры ее никто не приметил. Лука вдохновенно продолжал.

- Уважаемые мои ценители, поклонники, а также фанаты! – Обратился Лука с речью к сопалатникам.
– Вашему вниманию был предоставлен отрывок с новой пьесы Шекспира -2 Персидский Ромео и украинская Джульетта! –
Все снова зааплодировали, а Марина все еще оставаясь не замеченной, вспыхнув ревностным румянцем, тихонько присела на краешек крайней у двери кровати.

 Взгляды всех зрителей, в том числе смущено улыбающегося Ажана были обращены на Луку, который со своей трибуны продолжал играть свой фарс.
- Нет… - Вмешался парень с ожогами.
– Раз это наша пьеса то ее надо назвать по-нашему - Иван да Марья!
- Тогда уже лучше Руслан и Людмила-2

- Свинарка и пастух! – запротестовал укушенный в лицо собственным псом по пьяному делу сельский дядька. – Я такое кино видел, когда ше хлопцев быв.
- Ага, щас… - Тоже мне пастуха нашли, заступился за "брата" Лука. Тогда уже лучше Максим та Одарка.
- Тристан и Изольда – Парировал ему студент.

- Прощаясь с жизнью, Тристан и Изольда поют гимн великой бессмертной любви, пронизанный высоким чувством, торжествующим над смертью и оказавшимся гораздо сильнее боли и... –
Пафосную тираду слов прервал сам виновник разыгравшегося действия.

- Ньет! Тохта лучьше - Laura и Petrarka! - Петьрарька и Лаура… - Окончательно смутившись, возразил им Ажан.
- Я тоже так считаю. Включился в спор и седовласый мужчина профессорского типа, находившийся в этом отделении на подтяжке второго подбородка.
-Средь тысяч женщин лишь одна была,
Мне сердце поразившая незримо...
 
Laura — l’aurea, то есть «золотая», известно, что она имела золотые локоны. …
- Та, та… Хсения – золётие фолоси. – Обрадовался Ажан.
- Но позвольте. Мой любезнейший друг. –
Остановил профессор влюбленного Ажана.
– Я думаю, что вам известна история безраздельной любви Петрарки к Лауре. Влюблённый Франческо, не смея отвести от своей музы глаз, мог смотреть на неё, только тогда пока она проходила мимо него под руку с мужем. За все годы встреч они не обмолвились ни единым словом. Но всякий раз, заметив обращённый к нему нежный тёплый взгляд Лауры, счастливый поэт возвращался домой и до утра писал посвящённые ей сонеты.

Знала ли Лаура о его чувствах? Могла ли знать она, что навечно связана с одним из самых великих поэтов мира? Что через века потомки будут называть её имя, как символ безраздельной любви мужчины к женщине?
Вы же понимаете, что речь идет о безответной любви? Этого ли вы жаждите мой дорогой доктор Ажан?

- Та, та… я не сьмею о большемь мечитать… Я хочу фсю жизиня пети тля ее о сьфоеи любьфи.
- Вы уж извините меня, за то, что прервала ваш литературный вечер! –
Вмешалась в диалог о неразделенной любви вся зардевшаяся от волнения Марина.
– Но, у меня мало времени, меня наш Иванович, скоро и так выгонит, за то, что я в вашем отделении больше нахожусь, чем в своем. –
Она стремительно подошла к Луке.

- Я тебе принесла куртку своего брата. - Марина вложила в руки Луке поверх простыни свой пакет.
- Правда, она не совсем новая. Но если ничего другого нет, и эта на время сгодится. –
Она опустила глаза и вспыхнула стыдливым румянцем.
- Ожан говорил, что он все необходимое тебе уже принесет, только с верхний одежды у него ничего нет кроме пальто, в котором он сам ходит….
На, примерь, а мне пора. –
Она стремительно развернулась и, не разбирая дороги, натыкаясь на стулья и больных, выскочила в коридор.

В палате все сочувственно вздохнули, проводив взглядом огорченную девушку, все кроме, так ничего не подозревающего Ажана.
- Кито-то обитель Марьину… - Сокрушено покачал головой перс.
- Ну, да. Обидел…. Вот и нам интересно, кто же он? – Съязвил Лука.
- Только он вряд ли догадывается…. Ты хотел Ожан, что бы я тебе помог?

Конечно, помогу, да мы с тобой все рынки перероем, а найдем ей эти цветы.
Только боюсь, таких как ты говоришь, цветов и в природе нет.
Хотя вы восточные мужчины умеете очень романтично, и преувеличено описывать красоту, будь то цветы или девушка, и передавать свои чувства более красочно чем есть на самом деле.

Ладно, договорились, куда скажешь, туда и пойду, что бы помочь тебе. Только с такими повязками мне стыдно.
- Ну, мужчин кирасують шьрями. - Похлопав по плечу Луку, Ажан стал тащить его на перевязку.
- Украшают. Ожан, шрамы украшают мужчин, и то один, или два...
А у меня не лицо, а сплошной шрам.
- Слушаи, ти такои умьний. Меня фьсё вьремя учишь, учишь.
Можеть, ти учитьель?

- Ага… Наставник! Воспитатель. Усатый нянь…
- Усатия ньянь? Ето иньтересьно. Ето чито, хитёрь, какь кэт?
- Ну, да, ну да. Я есть хитрый кет.
- Лука покивал ему в знак согласия, и они направились в перевязочный кабинет.

…Марина стояла, прижавшись к двери услышав шаги, Луки и Ажана, она сделала глубокий вдох-выдох, быстро вытерла ладошками мокрые глаза,
соорудила на своем лице безмятежность и классической походкой топ модели направилась вдоль коридора.