Русский детектив. 24 глава. сила вторая

                Глава двадцать четвёртая
               
          СИЛА ВТОРАЯ.

    
     Я оглядел застолье. Терпеливо
     Внимали, черти (не прося долива
     «Живой водички», речи круговой),
     Настёнка, словно в песне стародавней,
     Сидела, подперев рукою плавной
     Иконный лик. Изот – скалой скала
     Темнел, как влитый... Но в тяжёлом взгляде
     Как будто просыпалось что... Да ради
     Хотя бы только этого была
     Не зряшною попытка!.. За Доната
     Я был теперь спокоен, как за брата,
     Мы и сидели с ним к плечу плечо.
     Ну, Никодим, актёрская натура,
     Скрестивши руки на груди, столь хмуро
     Вперял в меня свой взор, столь горячо
     И пристально – «взыскательно», что, ясно,
     На публику работал. И прекрасно.
     Всерьёз меня заботил здесь сейчас
     Лишь «Асмодей», хозяин положенья...
     Откинувшись на кресле, выраженья
     Он явно не менял ни губ, ни глаз,
     Сидел себе, свободен, независим
     От «всяких там» химер, фантазий, истин,
     Что как бы и подчеркивалось всей
     Его фигурой, но и в благодушьи
     Уже читалось: «Засеваешь души
     Соблазнами? Ну, сей, пожалуй, сей...»
     Что ж, знак не самый скверный. И, пожалуй,
     Здесь мы засеем клинышек свой малый,
     Авось, немалым будет всход... Итак,
     С чего начнём? Уверим понемногу,
     Что ни себе, ни космосу, ни Богу
     (Тому вся жизнь залогом) я не враг.
     ***
     – «Я не самоубийца. Знаю меру
     Подобного греха. Отцову веру
     Хотя не исповедую, но чту.
     И план подробный самоустраненья
     Даю затем, чтоб не было сомненья –
     Я к самоискуплению веду...
     Что на земле осталось от Эллады?
     Развалины. Но храмов колоннады,
     Обломки мощных мифов говорят
     О славе, о могуществе, о духе
     Самой культуры древней… А разрухи,
     Упадка избежал бы кто навряд.
     Но как они сияли звёздной славой!
     Дай Бог такое всем...  И жрец лукавый
     Не в силах был Египта попасти
     От разоренья. Свитку время – свиться.
     Но эти пирамиды, эти сфинксы,
     Все эти чудо-камни во плоти
     До нас доносят дух самой эпохи.
     Немного? Я не спорю. Это крохи.
     Но все-таки остались же они!
     А что от нас останется? Руины
     Реакторов, кладбища-исполины
     Урановые, доменные пни?
     Куда как восхитительно!.. Позором
     Покрыть себя готовы перед взором
     Времён грядущих, всех, кто посетит
     Планету нашу бедную, быть может...
     Тревожит нас? Какое там тревожит,
     Да хоть потоп! Над нами не дождит.
     А мы-то ведь немало что достигли...
     А мы не только лабиринт воздвигли,
     Мы в генные шурфы проникли, мы
     Открыли бездны тайн, часть из которых
     Весьма бы пригодилась нам при сборах,
     Когда удастся лучшие умы
     В одно сплотить, нацелить на глобальный,
     На главный подвиг: разверстать детальный
     План общей консервации земли. –
     Не в том, конечно, виде безобразном,
     В каком она теперь, но лишь в согласном
     С преданьем, то есть в том, какой нашли
     Её когда-то пращуры, впервые
     Шаги, как оказалось, роковые
     По суше пролагая...
     ***
     Из воды
     Едва восстав и шумно отряхнувшись,
     Чудовищная хищь, в ряды сомкнувшись,
     За доблестные принялась труды:
     Лес вскорчевали, мамонтов побили,
     Руду расколдовали, раздолбили,
     Как плод запретный, смутное ядро
     Первоначал... И с круга, с вечной тверди
     Вразнос пустили время, время смерти...
     За дело, в общем, принялись добро.
     Итог известен. Слишком. От глумленья
     Над всем живым, от перенаселенья
     Планета задыхается... Наш долг
     Вернуть ей облик свой первоначальный
     Пред тем, как отгостим здесь, где печальный,
     Последний скрежет наконец бы смолк...
    
     Итак, задача разума, доселе
     Прельщаемого смертью, – к новой цели
     Перенаправить зыбкий вектор свой,
     И, может быть, в истории впервые
     Нацелить на дела, дела живые
     Весь трудный опыт многовековой –
     Все знания, весь опыт... Здесь, во-первых,
     Конечно же, биологи. Резерв их
     Скрывается, надеюсь, не в одной
     Кошмарной сфере перемены кода,
     Резерв их – изначальная природа
     Всей жизни мира, в том числе земной, –
     Вот где, надеюсь, главное их поле,
     А человек, конечно же, тем боле,
     Как вид, как особь в центр поставлен тут.
     С него-то и начнём...
     ***
     Все виды спермы,
     Все группы крови, тканей, эпидермы,
     Весь костно-роговичный институт
     Здесь должен быть разобран подетально,
     Порасово и понационально
     Рассортирован,  выделен в свои
     Подклассы и подгруппы, дабы каждый
     Знал нишу для себя, когда однажды
     Свой круг очертит в плотном бытии.
    
     Как знать, а вдруг возможности науки
     Расширятся, и донорские муки
     Здесь будут ограничены всего
     Лишь каплей крови, взятою ретортой,
     Той каплей, можно будет из которой
     В грядущем воссоздать все естество?
     Тем лучше, если так, я не биолог,
     Подробностей не знаю. Знаю – долог
     И кропотлив глобальный этот труд,
     Труд по стяжанью сущего: не только
     Наш род людской, любую тварь, поскольку
     Живая, по разрядам разберут -
     Всю фауну и флору до былинки,
     До зернышка, до дышащей пылинки
     Учтут и вычислят, поставят в ряд
     И так законсервируют, что буде
     На то резон и воля, светолюди –
     Те, из других времён и далей, люди
     Всё это снова жизнью озарят.
     Но то – их воля. Наш удел потуже:
     Не лучше, а как есть (но и не хуже
     Чем есть) себя на их оставить суд,
     Пускай они решают, коль планету
     Всё ж посетят: а стоит ли всю эту
     Жизнь вновь спасать?..   
     Как знать, а вдруг спасут?
     А вдруг они оценят этот подвиг
     Самоухода? –  Если уж не под век,
     Не под завязку судную все мы
     Решились дотянуть, планету гробя,
     И не самих себя – свои подобья
     Им вверили, так  мы ли чада тьмы?..
     ***
     Уж кто был чадом тьмы, так это гений
     Безумья: человечьих воскрешений,
     Роль демиурга, даже и Творца
     Взваливший на себя в глухой гордыне...
     Но Федоров-то гений был! А ныне
     Тот ключ в руках любого шельмеца,
     Генетика, торговца трансплантантом...
     В итоге что мы видим?  За мутантом
     Ползёт мутант, как заводной Кащей,
     Нечахнущий ни в смерти, ни в зачатьи,
     Все прочие – ходячие запчасти,
     Мешки мозгов, суставов и хрящей…
    
     Нет, здесь уже не нам скрипеть мозгами,
     А разум для того нам дан, чтоб сами,
     Всё осознав, могли сойти на нет,
     Чтоб и земля, планета голубая,
     От нашей лжи и скверны погибая,
     Без нас бы обрела иммунитет.
     Здесь, кажется, вопрос весьма уместен –
     А Божий Дух? Но Дух, он повсеместен,
     Я убеждён, что в каждой клетке Он,
     В молекуле и атоме волшебно
     Горит, живёт...  И разве же потребно
     Взывать о Том, Кто в нас пресотворён?
     Он воплощён в поэмах, красках, звуках,
     Да в тех же самых знаниях, науках,
     Которые на службу взяты здесь.
     Тем более, что банк, или, скорее,
     Его фундамент: книги, галереи,
     Лаборатории – уже всё есть.
     Здесь надо продолжать, лишь расширяя
     И углубляя сферы, претворяя
     Задуманное в полный свой обьём,
     Чего-чего, а времени на это
     Жалеть не стоит... Глупо, без просвета,
     Эпохами в убожестве своём
     Транжирили его на мрак и ужас,
     И вот теперь, пред светом обнаружась,
     Неужто поскупимся?.. Может быть,
     Не годы, а века пройдут, покуда
     Мы толком подготовимся и чудо
     Свершится – мир сумеем возлюбить?..
    
     Чужие все мы здесь, бомжи… И это
     Подспудно чуя, ожиданьем света
     Грядущего живём, былой избыв...
     Жизнь – чёрный промежуток, чёрный поезд
     Меж двух огней, – в тоннель уйдя по пояс,
     Ревёт в тоске, тщась сочленить разрыв.
     Вот здесь-то он и кроется, мой скорбный,
     Мой тайный луч надежды – в той упорной
     Работе отреченья от себя,
     В работе трудной самоочищенья,
     В трудах прощанья с миром и прощенья
     Друг друга, в свет войдём, всех возлюбя.
     Да-да, друзья, такая вот смешная
     Живёт во мне надеждишка... И зная
     Всю призрачность её, порою я
     Все ж думаю: коль всякий так рассудит,
     Греха избудут – все, и нам не будет
     Нужды в исчезновеньи бытия,
     Земля, не тяготясь уже такими,
     Воспримет нас, ведь мы совсем другими,
     Очищенными в свет войдём, и тут
     Воистину она пресотворится,
     Мечта о светорасе: наши лица
     И души новой силой зацветут!..
     ***
     Утопия? Как знать, как знать... Но даже
     В неё поверив, должно прежде наше
     Задуманное дело совершить,
     Чтоб каждый – и душой своей, и телом
     Считал всё это добровольным делом
     И смог бы это ближнему внушить,
     Чтоб матери об этом с колыбели
     Своим младенцам не печалясь пели,
     Чтобы отцы подросткам бы светло
     О том же толковали, и на смертном
     Одре седые старцы, соразмерным
     Всей жизни словом, вычленяли зло –
     Грех похоти, слепого распложенья,
     И своего пред Богом униженья
     В таком существовании... Тогда
     Колене на втором или на третьем
     Простым и соприродным станет детям
     То осознанье своего вреда,
     То знание, вооружась которым,
     Они окинут просветлённым взором
     Весь Божий мир, где зёрнышком они
     Чёрнеют на свету его греховно,
     И вот, всё взвесив, разбирать начнут тихонько
     Все помыслы, дела свои и дни:
     Зуд распложенья в чреслах поумеря,
     Самих себя освободят от зверя
     И явят веку чистое чело,
     Воистину прекрасное в прощальной
     Улыбке и печали, и в печальной
     Улыбке той Господь воззрит светло...
    
     Все ниши, все пробирки и реторты
     Распределят учёные когорты
     По табелям и рангам, весь бюджет
     Вперёд распишут до скончанья века,
     И вот, освободясь от человека,
     Земля вздохнёт, освободясь от бед…»