Бусинка

         Декабрь. Ночь. Часа два, наверное. Две недели, как я – «дембель». Вернулся с флота в объятия родных и друзей. Конец службе – начало совершенно новой жизни. Три раза обогнул матушку Европу. Пятнадцать морей, два океана, заграница и масса впечатлений. «Грот-мачту мне в глотку!», как говаривал наш боцман. Стопроцентный хохол с крейсера «Мурманск» и с настоящей украинской фамилией Загороднюк. «Ити твою, Дарданелы мать»…
Будет, что вспомнить до скончания века.
Луна в ту ночь была необъятной и восхитительно яркой. Полнолуние со сказочными блёстками на снегу. Говорят, что это природное явление вызывает разные противоречия в людях, животных и окружающей среде. Короче – и у тех и у других «крыша едет». Активизируются «лунатики», «нечистая сила». Все собираются в кучу и чудят без баяна, кто во что горазд…
          Падал снег. Крупные, невесомые хлопья, кружась, покрывали землю. Я вышел во двор в свитере и бескозырке, пижонски запрокинув ее на затылок. Свежий воздух - лучшее лекарство от бессонницы. Для пользы дела прихватил с собой мусорное ведро. «Героический поступок» - съязвил бы отец, узнав о моём благородном намерении. Но родители крепко спали, а я стоял возле подъезда, полоская лёгкие приятным морозным воздухом.
           Шаг вперёд, и на снегу отпечатался девственный след моих новых кроссовок. Под ногами забавно похрустывало. Снежинки падали на лицо, щекотали ноздри. Опорожнив ведро в мусорный бак, походкой бывалого моремана, я направился к подъезду. И вдруг увидел, как в освещённом квадрате между домов, что-то мелькнуло. Потом ещё и ещё. Это была человеческая фигура. Силуэт подростка, который почему-то катался на велосипеде. Будто, не зима была вокруг, а жаркое лето.
            Я приблизился. Тот, приподнявшись над рамой и с трудом нажимая на педали, нарезал восьмёрки на взрослом велеке.
- Не спится, дружок? – заговорил я первым и сделал ещё несколько шагов навстречу. И тут разглядел, что наездник - девчонка лет шестнадцати. В куртке нараспашку, коротком ситцевом платье, в валенках, из которых торчали голые коленки. Они мелькали то вверх, то вниз, отчего велосипед штормило, раскачивая из стороны в сторону. Девчонка что-то мурлыкала, напевая себе под нос.
- И ты не дотерпела до утра? – налаживал я контакт.
- Уж, замуж, невтерпеж! - парировала она, - А ты что - пристаешь?
- У нас говорят – швартуюсь!
- Значит пристаешь! Чего там у тебя в ведерке вкусненького? Небось, бабушка пирожки напекла?
- Да нет. Тара пустая.
- Ну, если баба с пустыми вёдрами – дело дрянь! А вот мужик? Это что за примета?
Велосипед резко сменил траекторию. Девчонка врезалась в меня. Ведро отбросило в сторону, и мы оба грохнулись в сугроб.
Она сидела у меня на животе и хохотала так громко, что в окне напротив зажегся свет и, раздражённый женский голос предупредил грозно:
- Я ща милицию вызову!
Я сам едва сдерживал смех.
- Тебя как зовут, - спросил я почти шепотом.
- Бриджид Бордо! Не узнал?
- То я смотрю, где-то мы уже встречались?
- Ага! В зоопарке. Твоя клетка была третьей слева.
- Меня Влад зовут!
- А я Милка!
- Людка, значит?
- Людмила Александровна! А на тебе теплей, чем на велеке.
- Ага, только спина зябнет. Приподними копчик-то!
Она вспорхнула и стала отряхивать с себя снег.
- Чего-то я тебя, здесь раньше не видел. Погреемся? - я подобрал бескозырку и показал на подъезд.
- Моряк с печки бряк, растянулся как червяк, - продолжала она веселиться, уцепившись за велосипед.
Через минуту дверь скрипнула , и мы вошли в тёплый полуосвещенный подъезд.
- Не боишься тренироваться по ночам?
- Не-а! Просто дрыхнуть не хотелось. Да и отец очередные разборки устроил. Терпеть не могу, когда они с матерью цапаются.
- Пьет?
- Проницательный какой. Ты здесь живёшь?
- Всю сознательную жизнь.
- Все сорок лет?
- Обижаешь! Двадцать два. А тебе кой годик-то?
- Хотя и не принято дамам отвечать на этот ужасный вопрос, но тебе поведаю – завтра девятнадцать.
- А не дашь!
- Дам! – хихикнула она.
- Да тебе палец в рот не клади.
- Не клади, целее будешь!
Мы замолчали, рассматривая друг друга. Она стояла, опершись на батарею, согревая ладони о горячие чугунные ребра и, казалась взрослее, чем на первый взгляд. Свет с лестничной клетки освещал её распластанные руки, волосы и озорные глаза.  В куртке, платье и валенках она выглядела неловко и казалась такой хрупкой и легкой, как снежинки, порхающие бабочками за окном. На левой щеке у нее был длинный тонкий едва заметный шрам.
- Что это?
- Дурочка была. В детстве решила побриться отцовской бритвой и пластанула. А ты бреешься?
- Бреюсь, конечно.
- Да ну! – она протянула руку и провела тонкими пальцами по моей щеке. Пальцы были холодные и по спине пробежали мурашки.
- Гладенький.
- Больно было? - Я тоже погладил ее щеку.
- Родителям больнее, Перепугались бедные.
Тут я увидел в вырезе ее платья белую бусинку, одиноко блестящую на шее.
- А это что? – протянул я руку.
-  Э-э-э! Экспонаты руками не трогать! Жемчуг настоящий! Отец подарил на шестнадцать лет. Были целые бусы. Один дурачок на речке содрал с меня. Все рассыпались, вот только эта и нашлась. Да мне одна «буся» больше нравится. Когда их много не замечают. А одна сразу в глаза бросается. Вот и ты заметил. Крестики же не носят десятками. И талисман если есть, то один. Зато самый верный и надежный. А мой талисман – бусинка! Нравится? – она кокетливо вытянула шею.
- А у тебя есть талисман?
- Есть!
- Вот этот? Она сорвала с моей головы бескозырку и прикинула на себя. Потом взяла в руки ленты, как косы и запела, тихонько покачивая в такт головой.
- «Ты морячка, я моряк. Ты маньячка, я маньяк »… А ты случайно не маньяк? – веселилась она, - Затащил девушку в тёмный уголок, руки распускаешь, вопросы неприличные задаешь. Сколько лет, что за шрам, откуда жемчуг? А может ты какой-нибудь иностранный «засланец»? А я тебе военную тайну выдаю...
- А тебе идет бескозырка. Похожа на юнгу. Ещё бы тельняшку и - полный вперед!
- А есть? – еще больше оживилась она.
- Что?
- Ну, тельняшка полосатенькая, есть у тебя?
- Дома есть.
- Надень, а! Ну, надень, а! – схватила она меня за руки.
- Да чего цирк-то устраивать?
- Надень, а?! Будем как два капитана! «Капитан, капитан, улыбнитесь!!!
- Хорошо! Заодно и ведерко заброшу.
Я заскочил домой, надел тельник, отхлебнул воды (в горле пересохло), вышел в подъезд... Но у батареи уже никого не было.
- Эй, ты где?! – шепотом позвал я.
- В Караганде! - раздалось откуда-то сверху. Она, воображая из себя заправского матроса, спускалась по лестнице, как по трапу пассажирского лайнера. – «Рыбачка Соня, как-то в мае»…
- Ну, как, берешь меня в свою команду?
- Запросто! Штурманом будешь!
- А тельняшку штурману дадут? – она провела пальцами по горячей батарее, как по гитарным струнам. Резко повернулась, обхватив меня руками за бедра, и рывком притянула к себе. Я почувствовал её тёплое тело, но от этого мне стало еще холоднее.
Чтобы с размаху не раздавить девчонку, я вытянул руки вперед. Горячая батарея обожгла ладони.
- Чёрная, белая, черная, белая… - она вела пальцами по тельняшке, нажимая на полоски, как на клавиши фортепьяно.
- Чёрная, белая. Черная, белая…  А  у тебя каких полосок было больше?
- Не считал. У меня и жизни-то ещё не было?
- У меня больше - красных! – она вдруг прижалась к моей груди и замолчала. Стало так тихо и спокойно, что я невольно обхватил ее за плечи.
Волосы ее почти просохли и пахли свежестью, и чем-то пряным. Мне казалось, что мы знакомы уже сто лет. Бескозырка скользнула под ноги. Мы стояли, молча обхватив друг друга руками, стараясь не спугнуть нахлынувшую внезапно нежность.
Вдруг что-то грохнуло за спиной. Лампочка погасла в подъезде, и стало совсем темно. Только лунный свет врывался в окно, освещая ступеньки, перила и корявые надписи на стенах.
- У тебя глаза блестят, как бусинки.
- А у тебя, как маяки. Что ты чувствуешь?
- Сердце стучит. А ты?
- Батарея попу жжет… и есть хочется.
- Я могу что-нибудь принести!
- Нет, постой еще немного. В темноте так тихо. Наверное, свет обладает звуком. А темнота немая. Слышишь, снег падает.
Она вдруг резко оттолкнула меня, словно проснувшись, и снова стала бойкой велосипедисткой, которой была несколько минут назад.
- Товарищ капитан, дайте девушке померить тельняшку!?
- Прямо здесь? – удивился я. – Хорошенькое дельце!
- Здесь и сейчас – почти в приказном тоне сказала она,  - Ну не на улице же. Зябко!
Я стащил с себя тельник и протянул ей.
- Да ты в нем утонешь. Дай бескозырку подержу.
- Кто-то тонет, кто-то спасает. Спасешь – медаль получишь! Хочешь медальку-то? Отвернись!
Я повиновался. За спиной что-то шуршало, щелкало и потрескивало. Потом всё стихло.
- Ну, как?! Она вспорхнула на несколько ступенек вверх, и я увидел хрупкую фигурку в огромной, до колен тельняшке и в  валенках, которые делали всю эту композицию смешной и наивной.
Руки ее распростерлись, как крылья птицы. Она сделала несколько оборотов вокруг себя и, приподняв тельняшку выше колен, кокетливо покачала бёдрами.
- «Эй, моряк, ты слишком долго плавал. Я тебя успела позабыть…»
Какая-то внутренняя сила подтолкнула меня к ней. Я подхватил ее на руки, обнял и стал целовать несдержанно и страстно.
- Что вы делаете, капитан!? - ее ноги в валенках болтались в воздухе.
- Капитан, держите себя в руках! – она подставляла моим поцелуям губы, шею, щёки.
- Меня укачивает, капитан!
Меня и самого штормило, как щепку в океане.
- Вы отдаёте себе отчет, капитан?!
Голова моя кружилась в водовороте чувств. Ее пальцы скользили по моим волосам, шее, впивались в тело и вдруг она со всей яростью, совсем по взрослому прильнула ко мне  своими влажными губами и медленно скользнула к щеке, прошептав, устало:
 - Ну, хватит. С ума сойти. Хватит же! Хва-а-тит…
Я разжал объятья, и она медленно опустилась на ступеньки.
- Так не бывает…
Я как парализованный стоял, держа ее за руки. Сердце колотилось и, казалось, оно стучалось во все двери, уснувшего подъезда.
- Значит бывает.
- Все! Концерт окончен! – пыталась она овладеть ситуацией  – Закрой глаза и считай до пяти.
Я повиновался и стал считать.
- Один, два, три, четыре, пять… я иду искать, кто не спрятался – я не виноват!
Открыл глаза, стараясь привыкнуть к сумраку подъезда, осмотрелся, и первое что увидел – напротив окна было пусто…
- Эй, ты куда провалилась?
Никто не ответил.
- Э-э-й, ты где, невидимка?
Снова тишина.
Я подошел к батарее и заглянул в окно. Снежинки во дворе продолжали свой медленный танец, а в освещенном квадрате между домов медленно таяла и, наконец, исчезла крохотная фигурка в тельняшке, на которой уже нельзя было отличить черные полоски от белых.
Я смотрел ей в след, пытаясь понять, что произошло. Сон это был или реальность? Кто была эта велосипедистка? Почему в эту ночь так неожиданно пересеклись наши дороги? Увижу ли я когда-нибудь еще эти озорные глаза?
Я стоял у окна, восстанавливая в памяти неожиданную историю, а когда рассвело, вдруг увидел в углу, на обшарпанном подоконнике, перламутровую бусинку на скрученной леске. Словно крохотный маяк, она поблескивала в полумраке подъезда. Забытая и одинокая.
- Ну иди сюда…
Я крепко сжал талисман в ладонях и увидел как в его бездонном пространстве отразились первые лучи восходящего солнца…