Приземление аса..

                Приземление аса..


               Из   рассказов старого лётчика.

Произошло это в 1970году, то есть ещё в прошлом веке, в  хлебном и славном городе   Ташкенте.
  Я тогда летал на самолёте ИЛ-18, если кто помнит, была у нас такая машина, очень надёжная и долговечная. Ташкентский аэропорт, тогда, как и сейчас находился в черте города, и все пилоты, авиатехники и работники авиационно-технической базы, жили рядом с аэропортом в Авиагородке, всего две остановки от аэропорта на 25 автобусе.
   Моим первым командиром на самолёте АН-24, был Аюб Хакимович Махкамов, узбек по национальности, один из первых узбекских лётчиков освоивший самолёт ТУ-104, а потом уже и ИЛ-18.
   Жили мы с ним в одном доме, даже на одной лестничной площадке, тогда практиковалось поселение всех членов экипажа рядом, чтобы их легко можно было собрать.
  Аюб Хакимович, это легенда Аэрофлота, заслуженный лётчик СССР, пилот первого класса, человек, налетавший много тысяч километров за свою лётную жизнь. В войну он летал на тяжёлых бомбардировщиках, а потом сразу после войны перешёл в Гражданскую авиацию и начал летать сначала на ЛИ-2, потом на ИЛ-14,  затем на АН-26,дальше на Ту-104 и, наконец, на ИЛ-18, самолёте, который он очень любил за его надёжность.
   Он много рассказывал нам о войне, о том, как в самом начале войны, они по приказу Сталина летали бомбить Берлин, и как больше половины самолётов потом домой уже не возвращались.
   Я пришёл к нему вторым пилотом после переучивания с АН-2, на котором летал почти восемь лет после окончания Краснокутского лётного училища, и в основном в сельхозавиации на опылении полей хлопчатника.
   Командир он был очень строгий, не терпел никаких опозданий, и особенно когда ему говорили неправду.
   Узбеков лётчиков в Ташкентском объединённом авиаотряде было всего несколько человек, поэтому с Махкамовым, честно говоря, носились как с писаной торбой. Достаточно сказать, что первый секретарь ЦК КП Узбекской ССР, Шараф Рашидович Рашидов, по территории  республики летал только с ним, а для полётов в Москву, был другой экипаж ещё одного узбека Героя Советского Союза, Салимджана Касымова на самолёте ИЛ-18.
  В это время авиация развивалась очень активно, достаточно сказать, что у военных начал летать «Антей» - АН-22, берущий на борт 60 тонн груза, а на трассы Гражданской авиации вышли самолёты ИЛ-62, ТУ-114 и сверхзвуковой самолёт ТУ-144.
  Ну, а я летал на самолёте ИЛ-18. Маршруты были разные: Львов, Киев, Адлер, Москва, Ленинград, Иркутск, Хабаровск, Чита, Рига, Кишинёв, в общем, почти все города бывшего СССР.
   Я стал командиром корабля, сразу после ухода Аюб Хакимовича на пенсию, пять лет назад, ему тогда было уже 65 лет.
 Сначала старый пилот, вроде бы смирился с участью пенсионера, гулял с внуками, ходил с ними в кино, и на озеро, выступал с рассказами о войне перед школьниками, а потом, года через два затосковал.
  Попытался устроиться на работу в наземные службы аэропорта, но его не взяли туда из-за возраста, а больше никуда пойти работать он даже не пытался. И, как это часто бывает в жизни, он начал пить горькую.
  Конечно, мы, лётчики Ташкентского авиаотряда тоже частично виноваты в этом, потому что способствовали спаиванию старика.
  Утром, надев рубашку с погонами пилота гражданской авиации, и фуражку с крабом, Аюб Хакимович, шёл в скверик около двухэтажного здания  аэропорта, через который шли пилоты на обед в ресторан, расположенный на втором этаже в этом здании. Его, конечно же, многие узнавали, и обязательно приглашали с собой в ресторан. Питались лётчики по талонам, которые были действительны во всех аэропортах Советского Союза, а значит, они всегда имели их запас.
  Ну, дядю Аюба, как его называли все молодые лётчика, обязательно кормили, ну и конечно покупали выпить для аппетита. Выпив двести грамм водки, дядя Аюб, на этом конечно не останавливался, и ему заказывали ещё, уже другие экипажи. Кончалось это тем, что семидесятилетнего старика, пьяного в дым, брали под руки, и приносили в тот же парк на скамейку, где он спал несколько часов.
   Потом, кто-нибудь из его знакомых звонил Асе Петровне, его жене, и она вместе с сыном приходила и забирала его, очень переживая за мужа.
  При встречах, мы всегда с ней  вежливо здоровались, но она тут же опустив голову, старалась пройти мимо, чтобы исключить расспросы о муже. Да, мы и сами видели, что наш учитель: замечательный лётчик, отличный семьянин, прекрасный человек, фронтовик, превратился уже в обыкновенного пьяницу, выпрашивающего выпивку даже у незнакомых пилотов, прилетающих к нам.
  Я однажды, «на его трезвую голову», встретил его на лестничной площадке, решил поговорить с ним об этом, но он тут же резко оборвал меня, послал на три буквы, и сказал, «что я молодой, и ни хера в жизни не понимаю». И захлопнул входную дверь.
 Ну, я решил и не лезть в чужую жизнь, хотя очень переживал за моего командира.
  Так прошёл месяц. Однажды вечером в дверь мою позвонили, и я увидел на пороге плачущую Асю Петровну.
  Я пригласил её войти, и она со слезами на лице, попросила меня помочь мужу, который допился уже до «белой горячки», и ему вчера пришлось вызывать скорую помощь. Еле привели его в чувство.
  - Володя, помоги! Я уже не знаю, что с ним делать? Раньше, Аюб когда выпьет, то сразу спать ложился, а сейчас начинает буянить, бить посуду, ломать мебель. Ну, что мне милицию вызывать, что ли? Измучилась я с ним. Сын уже стесняется к нам приходить, он его постоянно материт, требует денег, или водки. Внуки перестали к нам вообще ездить, они просто боятся его. Помоги, Я знаю у тебя экипаж дружный, придумайте что-нибудь, а то мне, на старости лет, хоть в петлю лезь. Мы же сорок лет вместе прожили, не могу его бросить, не могу, он же пропадёт без меня,- и пожилая женщина снова заплакала.
  Я как мог, успокоил её, потом пришла с работы моя жена, мы попили чай, и Ася Петровна ушла к себе. Она ушла, а мы с женой начали думать, как ей помочь в этом почти безнадёжном деле.
  На другой день мы летели в Новосибирск, и я обсудил эту проблему со своим экипажем, правда, без стюардесс, это было наше, чисто мужское дело.
  И мы придумали. Понимая, что излечить от этой пагубной страсти человека, если он этого сам не захочет, практически невозможно, мы решили его просто напугать.
   Спустя неделю,  накануне вылета в Адлер, я довёл свой план до всех членов экипажа, и мы приступили к его выполнению, правда, для этого пришлось попросить помощи у другого экипажа, который в один день с нами летел в Москву.
   Утром, в половине десятого, побритый, выглаженный, в авиационной форме, Аюб Хакимович, как штык сидел «на своей» заветной скамеечке  и поглядывал по сторонам, в надежде увидеть тех, кто его угостит.
  Владик Сомов, командир экипажа, с которым мы  вчера договорились, сам подошёл к нему, они были хорошо знакомы, и пригласил  пообедать с ними. Талонами на питание, и деньгами, я его заранее снабдил. В общем, в ресторане дядя Аюб, немного поел салата, потом попросил принести выпить, ему естественно принесли, потом ещё графинчик на двести пятьдесят грамм. Он, почти не закусывая, выпил и эту водку, ну и естественно отрубился, тут же за столом.
  Строго следуя нашей договорённости, второй пилот, и бортрадист  из Сомовского экипажа, вынесли старика на улицу, дотащили до скамейки и оставили там, чтобы он проспался.
  Я со своими ребятами был недалеко, и видел всё это действо. Теперь, пришла наша очередь.
 Штурман, и бортинженер, наиболее молодые и крепкие ребята, подошли к  сидящему, точнее полулежащему мужчине, натянули на его голову поглубже, аэрофлотовскую фуражку и, взяв нежно под руки, «пошли» вместе с ним к служебному входу.
 Поскольку все были в авиационной форме, то контролёр на входе, даже не обратил на них особого внимания: мало ли что чудят эти лётчики, они же народ особый – небожители.
  Потом они  сели на электрокару, шедшую от самолёта, и попросили водителя добросить их до самолёта.
  Так, Аюб Хакимович, оказался, спящим в самолёте, на первом ряду кресел.
  Пассажиров было всего восемьдесят человек, так что его от взлёта в Ташкенте, и до посадки в Адлере, никто не потревожил. Единственное, чего я боялся, что он проснётся раньше, чем мы сядем в Адлере.
 Но, всё прошло как надо, и спустя шесть часов, мой бывший командир,  уже сидел в аэропорту Адлер, на скамеечке расположенной в скверике, как раз напротив  входа в здание  с надписью наверху, как и в Ташкенте, «Аэропорт Адлер».
  Наблюдать за ним, я послал самого младшего из нас по возрасту, бортрадиста Женьку Клюева, а мы после сдачи самолёта под охрану, пошли в гостиницу, лететь обратно мы должны были только завтра после обеда, так что у нас у всех была возможность, окунуться в море.
  Дальше дело было так.
 Проснулся старик видимо оттого, что у него переполнился мочевой пузырь. Он открыл глаза, и посмотрел по сторонам. Вокруг никого не было, люди спешили по своим делам, и на него никто не обращал внимание.  Дед вскочил, шустро забежал в кустики, за скамейку решившись опорожниться, пробыл там минуты три, а потом  прошёл к скамейке, где сидел, и где лежала его фуражка.
 Прошёл три шага, поднял голову вверх, и застыл на месте: наверху, вместо надписи «Аэропорт Ташкент», была надпись «Аэропорт Адлер», да и цветы вокруг были другие.
   Аюб Хакимович, ничего с похмелья не понимая, ещё минут пять смотрел на эти буквы, потом сел на скамейку, и полчаса сидел, не двигаясь, тупо глядя на буквы, видимо пытаясь, сообразить, как он сюда попал.
  Евгений всё это видел и, видя растерянность старика, очень переживал за него. Однако со своего наблюдательного поста, другой скамейки  скрытой кустами жасмина, не ушёл.
 Я знал, что документов у Аюб Хакимовича никаких нет, значит, с территории аэропорта он никуда не уедет, тут его милиция не тронет, а чтобы не умер с голода, мы положили ему лётные талоны на сутки.
  Придя в гостиницу, я тут же набрал по межгороду телефон Аси Петровны, и сказал, чтобы она о муже не беспокоилась, он сейчас с нами. Правда, где «с нами», я ей не сказал, пока не время.
  Немного придя в себя, старый пилот погулял вокруг аэропорта, потом нашёл в кармане талоны, пошёл, поужинал в ресторане. Женька тоже был недалеко за дальним столиком, и спустился в зал ожидания, где было полно пассажиров и сел на одно из освободившихся кресел.
  Там, взял «Литературную газету», оставленную кем-то из пассажиров и углубился в чтение.
   Женька  пришёл в гостиницу уже в одиннадцатом часу, убедившись, что «клиент» тихо и мирно сидит в зале ожидания, где и собирается провести ночь.
 Я знал, что Аюб Хакимович уже посмотрел расписание, узнал, что самолёт на Ташкент будет только завтра, и потому спокойно ведёт себя. Утро – вечера мудренее. Поэтому был спокоен.
  Мы хорошо поспали, утром три часа пробыли на море, и к  двенадцати часам дня вернулись в гостиницу. Теперь наступал второй этап «операции».
   Женька, сходивший в разведку, доложил, что старый пилот, уже сидит на той же скамеечке, и высматривает Ташкентский экипаж, который должен перед полётом пойти на обед. Ничего особенно не объясняя, я попросил знакомых ребят из Алма-Аты, пригласить Аюб Хакимовича,  пообедать в ресторане, и если попросит, заказать выпивку, талоны на питание и деньги на водку, я им тоже естественно дал.
  Всё получилось как в Ташкенте, с той лишь разницей, что старик вырубился, уже после двухсот пятидесяти граммов выпитой водки. Мы, издалека наблюдая за ним, вошли в зал, и тут же вывели его на улицу, а потом, также и дотащили до нашего самолёта. Посадили его на тоже кресло, где он и сидел.
  Пассажиры расселись по местам, и мы полетели домой, в Ташкент.
  Обратно летело вообще пятьдесят человек, девчонки нас накормили, напоили, компенсировав пропавший обед в ресторане, а Аюб Хакимович, также  мирно спал, не ведая, какие с ним произошли перипетии.
 Я садился на полосу в Ташкенте осторожно, буквально притирая самолёт к полосе, чтобы не дай бог, не разбудить моего учителя, и не нарушить окончание продуманного мною плана.
  Сели, зарулили на стоянку  и, вышли по трапу вместе с Аюб Хакимовичем на бетон. Женька, и Виктор Кутиков вели его спящего  под руки. Опять помогла электрокара, правда электрокарщику пришлось заплатить, и он быстро довёз их к служебному выходу.
 А, ещё через десять минут, Аюб Хакимович, сидел на «своей скамеечке», напротив здания аэропорта, на котором светились буквы «Аэропорт Ташкент». Я представляю, что с ним будет, когда он очнётся.
   Но я этого уже не видел, а узнал  всё из слов самого «виновника», моего старого учителя, который с того дня совсем бросил пить, и потом дожил до девяноста лет.
  - Представляешь Володя, почему я пить бросил? Ну, что у меня однажды белая горячка началась, и я чуть с катушек не съехал, это мне потом Ася рассказала, то ладно. А вот то, что я в пьяном угаре аэропорт Ташкент, с аэропортом Адлер спутал, это меня уже совсем доканало.
  Представляешь, уснул  я на скамеечке  напротив  нашего аэропорта после того, как ребята угостили, а просыпаюсь, смотрю аэропорт Адлер. Я даже не понял вначале, что это Адлер, но кушал там, в ресторане, ночевал в аэровокзале, точно помню. На другой день, сидел напротив аэропорта в парке, точно помню, что это был Адлер, а когда очнулся, смотрю «Аэропорт Ташкент» на здании. Вот тут я и понял, что начинаю сходить с ума, и надо бросать пить.
  Всё, бросил, уже полгода не пью, боюсь, как бы это сумасшествие не повторилось. Дома всё хорошо. Ася довольна, сыновья и дочери тоже. Вот сейчас к правнукам еду, идём с ними в парк на карусели.
  Вот такое приземление аса произошло, и я оказался тогда к нему причастным. Бывает же так!
            
                12 августа 2012года.