Баллада про яблоки

Поутру ты открываешь глаза и, затыкая будильник, цепляешься мыслями за обрывки только что виденных снов. Ты живёшь в них с самого детства, и, как в юности, уверена, что та, запредельная реальность, куда ты путешествуешь почти каждую ночь, неизмеримо прекраснее и богаче, чем та, куда ежедневно приходится возвращаться.

Ты встаёшь и бредёшь на кухню – приготовить чего-нибудь на завтрак. Будь ты одна, тебе вполне хватило бы кофе, но у тебя есть ребёнок, а, значит, нужно соорудить что-нибудь посущественнее. Потом ты чистишь зубы, целуешь этого маленького сплюшкина, одеваешься и снова его целуешь и теребишь, а он так и дрыхнет без задних ног. Потом, уже из прихожей, ты вопишь, пробуя разбудить хотя бы его папашу, но тот ещё хуже, и ты понимаешь, что им потом ещё и придётся звонить, чтобы они не опоздали в школу. В дороге ты выключаешь мобильник, а, придя на работу, закручиваешься и только в середине дня вспоминаешь, что это дело так и осталось несделанным. И, конечно, они проспали, толком не поели твоей каши (и чего было стараться?), разумеется, напачкали на столе и не помыли посуду, от мытья которой у тебя по зимнему времени и так все руки давно растрескались на мелкие кусочки… Потом ты моешь посуду на работе, весь день занимаясь неизвестно чем, за что тебе платят столько, что ты находишь себе оправдания, хотя чёрт его знает – можно ли так бессовестно тратить эту единственную жизнь на то, что кажется тебе абсолютно лишённым смысла? Потом едешь домой, книжкой прикрывшись от собственных мыслей о том, что очередной день прошёл так, что осталось-то тебе от него всего ничего: смутный привкус облегчения и такие же невнятные надежды на то, что хоть вечером удастся немного пообщаться с теми, с кем ты оттаиваешь душой…

Ты приходишь в квартиру, стараясь не смотреть в ту сторону, где гнездится неугасимый очаг твоего хронического раздражения и заранее отключаешь внутри головы те настройки, которые отвечают за восприятие раздражителей этой конкретной частоты, потому что под конец дня у тебя уже не хватает батареек на то, чтобы справляться с разрушительными последствиями тех процессов, которые они запускают.

Ты просто целуешь сына, выясняя, что они успели тут натворить за время твоего отсутствия, безуспешно пытаешься покормить его тем, на что ты тратишь своё время и силы, которых и так постоянно недостаёт, потому что отец уже накормил его купленной в магазине дрянью, которой питается сам, и с большим трудом уводишь в комнату – выяснять, что же происходило за день в школе, и что из этого осталось на завтра. Потом ты ругаешься с сыном, который полвечера елозит на кресле и, в итоге, срывается поиграть, едва сделав уроки и, разумеется, не собрав ничего на следующий день. Но тебе же понятно, что он точно такой же, как ты, и заставлять его совершенно бесполезно. Его можно только уговорить…
Поэтому ты снова целуешь его и просишь быть «хотя бы немножечко умнее, взрослее и ответственнее, чем отец», на что он рассеянно кивает головой, и мчишься в бассейн. Наверное, ты могла бы не плавать, как не плавала ещё четыре года назад – посмотри-ка на свои старые фотографии! Тебе вполне хватало прогулок, но время идёт, и жизнь мало-помалу подкладывает всё новых «блинов» на ось твоего существования, и ты понимаешь, что стоит только остановиться в своём непрерывном барахтанье среди этого кислого молока, и всё – поутру уже вообще можно не вставать.

После бассейна ты, уговорив сына ложиться и для порядку помыв немного посуды (чтобы было, что испачкать по-новой), наконец, вылезаешь на сайт, где ты как дома, и все тебе рады, а параллельно открываешь очередной важный лист в бесконечном виртуальном блокноте. Тебе просто необходимо увидеться с теми людьми, которые, зная тебя ВСЯКОЙ,  подпитывают, подкармливают тебя своим теплом и энергетикой, принимая на себя любой негатив – от лёгкого раздражения до глубокого горя, а ещё обменяться новостями и параллельно выложить на бумагу все мысли и переживания, планы и события, идеи и образы. Потом, когда всё будет раскрыто и простроено, упорядочено и отшлифовано, ты непременно этим поделишься, потому что ты знаешь: они этого ждут.

Если у тебя есть что-то хорошее, чего нет у других, это непременно нужно отдать. Мало ли когда и кому пригодится всё то, что ты пишешь – может быть, рядом есть человек, которого что-то гнетёт? А он, не умея облечь свои чувства в слова, страдает от собственной неприложимости: и рад бы рай, да грехи не пускают, куда тут деваться!
Ведь, если разобраться, то весь смысл человеческой жизни в общении. Сами по себе мы ничто – человеческое в нас формируется в процессе передачи, обмена, взаимного обогащения. Человеческое есть социальное, и, если кто-то решит, что он может оторваться и пойти дальше один – его дело. Но рано или поздно каждый всё равно непременно задумается, что из того, что он сделал в своей жизни, останется после него. И счастье, если при подведении этого баланса созидательных вешек окажется больше, чем деструктивных. Потому что только в этом случае можно сказать себе, что жизнь была прожита не напрасно…

Но рано или поздно вечер кончается, и ты ненадолго остаёшься один на один с собой. Горячая проточная вода это одна из самых лучших на свете вещей… Она вымывает из тебя всю усталость и гнев, все слёзы и душевную тяжесть, ты расслабляешься и успокаиваешься, и тебе уже кажется, что и этот твой день был вполне хорош и наполнен смыслом.
А ночью ты не можешь уснуть, лежишь и воешь в подушку оттого, что никому не нужна.

Ты думаешь о том, сколько народу любит тебя в этой жизни, но прекрасно знаешь, что в жизни каждого из них несколько измерений, куда ты не вхожа, и в который раз признаёшься себе в том, что на самом-то деле единственный человек, для которого ты в этой жизни и впрямь представляешь собой что-то значимое и ценное, это твой ребёнок. Просто потому, что и на работе, случись что, без тебя обойдутся, и волонтёрством в размере психологических консультаций ты развлекаешься куда как редко, и по-настоящему близких родственников у тебя уже давно больше нет. Ты понимаешь, что ты, бывший домашний ребёнок, когда-то вынесенный прихотливым ветром судьбы на просторы жизни, теперь почти что самое настоящее перекати-поле… Перед тобою весь мир, и всё ещё возможно, и нужно, в принципе, лишь одно: не позволять себе в этом сомневаться. Потому что ты уже давным-давно живёшь не настоящим, а будущим, и в этой самой обыденной реальности тебя не держит ничто, кроме ожидания перемен.

Потому что место, где стоит твой компьютер, хранятся вещи, и куда ты приходишь переночевать, это не дом, а вокзал, и ты понимаешь, что уже давным-давно отдала хренову кучу средств на то, чтобы кто-то принёс тебе, наконец, билет, но ни доверенного человека, который тебе когда-то что-то клятвенно пообещал, ни собственных денег ты уже никогда не увидишь. И, чтобы в итоге отсюда выбраться, надо, всё же, вставать и что-то делать самой, наплевав на все так и не прощённые долги…
И неважно, что тебе уже тридцать семь – да, ты молода, но уже не юна, но зато у тебя есть офигительный опыт по переживанию абсолютно любых ситуаций!
И всё равно, что в этой жизни за бортом твоих интересов остаётся невероятное количество всяких разных вещей, и что ты уже никогда не возьмёшься за то, благодаря чему, проникнись ты этим в детстве, вся твоя жизнь могла бы сложиться по-другому… 

Ты просто сидишь на тёмном и грязном вокзале, прижимая к себе своё единственное сокровище – твоего родного ребёнка, – и понимаешь, что тебе надо выбираться отсюда.
Куда угодно, любой ценой, просто потому, что ЭТО – не жизнь!
И ты понимаешь, что, когда ты, всё-таки, уедешь отсюда, про тебя так никто толком и не спросит. У всех здесь своя жизнь, и в ней – важные дела.

А ваши с сыном жизни нужны только вам двоим. То есть, именно тебе.
Страшно?! Уже нет. Потому, что можно сколько угодно врать себе, надеяться на кого-то и верить в чудеса, но рано или поздно всё равно приходится делать ревизию ценностей, скопленных за время, проведённое тобой на этой земле.
Уже полтора года ты методично выкидываешь вещи, потихонечку разбирая шкафы и коробки (господи, откуда их столько, ведь при переезде было гораздо меньше! Или тогда они не давили?), но, перебирая как нужное, так и вовсе лишнее, ты осознаёшь, что головой отвечаешь за всё своё хозяйство. Да-да, именно ты, потому что сын ещё мал, а больше у тебя никого нет.
Нет, и не будет. Никогда.

И дело тут не только в том, что ты разучилась принимать на веру даже почти ничего не значащие фразы, и не в том, насколько болезненно отзывается внутри твоей души любая фальшь и даже самые мелкие нестыковки.
Дело в том, что на деле ты – с твоим разумом и опытом, заводным характером и талантами, с твоим желанием жить несмотря ни на что и любовью, без которой вообще ничего не имеет смысла, – на самом-то деле особенно никому не нужна.
Интересна, притягательна, желанна, но, увы, совершенно не применима в обыденной жизни!
Ты, яркая и активная, самобытная и восприимчивая, отдающая и жадная до жизни, требовательная и разборчивая, ставишь себе и другим такие высокие планки, что они давным-давно уже образовали вокруг тебя частокол… Да кому надо туда лезть?

Все хотят, но никто не может! Как в той притче про самые лучшие яблоки, что висят на вершине дерева и переживают, что за ними никто не приходит. Невдомёк им, перезревающим в своей красоте и спелости, что они – такие опасно высокие – не хуже других, а совсем наоборот, просто не находится таких отчаянных смельчаков, чтобы с риском для собственной шеи карабкаться наверх, пытаясь их достать. Потому что их МАЛО, пусть даже таких соблазнительных, сладких, но это штучный товар. Насладиться таким способен лишь тот, кто хочет не просто яблок. А тот, кому нравится добиваться в этой жизни того, что не идёт в руки само, и чего не купить на базаре ни за какие деньги.
и ты справедливо думаешь, что будь ты как все, лежала бы себе в ящике до тех пор, пока тебя не отгребут в кучу да пустят в дело с полным на то основанием. А чего, не пропадать же добру? Затем и выращивали…

Ведь это естественная природа вещей и логика развития событий – и тут всё просто и закономерно.
Раньше, когда всего вокруг – от яблок до мамонтов – было мало и на всех не хватало, было просто и понятно: мужчина доставал, а женщина берегла. Просто потому, что мужчины были сильнее, а женщины хитрее и терпеливее. Они умели ждать – потому что сами не могли о себе заботиться, и потому, что мужчины могли умереть, но всё равно шли на охоту. Зная, что должны прокормить тех, кто от них зависит и ждёт.
Теперь жизнь стала настолько проще, а мамонты – доступнее, что погибать за еду уже совершенно не обязательно. А, стало быть, зачем напрягаться? Положить свою жизнь теперь можно на что-то другое, менее затратное и более заковыристое. Хотя, признаться, проще и, наверное, приятнее разменять её по мелочам. Впрочем, к слову сказать, процент тех, кто точно так же лишается жизней по дурости, своей ли, чужой, кажется, из века в век неизменен. Меняются только ценники – мало ли тех, кто ни за грош пропадает на чужой войне, став жертвой чьих-то слабостей или предрассудков? Впрочем, это я не о том…

Так вот, мамонтов и теперь по-прежнему добывают (или выращивают) те, кто хорошо понимает – без еды всё равно не жизнь. А бывшие охотники, благополучно миновавшие в своей эволюции стадии свинопаса, ремесленника, собирателя и так далее – вплоть до высокого статуса постельничего при высокородной особе, – они, как большие дети, нынче предоставлены сами себе и играют в свои дорогие, красивые игрушки. У них теперь тоже всё есть – нет только ощущения собственной нужности женщинам, которые раньше без них пропадали, а теперь преотлично обходятся собственными силами. Ну, правда же, как управляться с такой, которую ничем не сманить? Ничем её не возьмёшь…

Невдомёк такому, что самый главный козырь в игре с сильной женщиной во все времена един: снисхождение к её слабостям. Всего ничего – дай ей знать, что ты сам силён настолько, что она сможет позволить себе рядом с тобой быть не просто слабой, а какой угодно. Дай ей почувствовать себя свободной – так неужели она ошибётся в выборе между расплатой и благодарностью? Дай ей немножко тепла, любви и заботы, сними с её плеч хотя бы немножечко вечного женского груза хронической ответственности за всё, заверни ненадолго в одеяло и позволь просто чуток отдохнуть…
Дай же ей хоть что-нибудь, в конце концов! И только потом ожидай чего-то взамен. Почему ты всё время лишь просишь и ждёшь, что она, такая большая и сильная, без тебя разберётся сама со всеми твоими игрушками? Или ты думаешь, что все твои авансы, мечты и фантазии, благие прожекты и самые наивные желания стоят вложения её времени и сил – потому что платить по итогам за все эти радости твоей жизни всё равно будет она?

Но этакого большого мальчика в своё время не научили одной аксиоме. Если уж нашёл свою женщину, так бери, не стой! Не будет она тебя ждать. А, если уж взял, то с рук не спускай – твоя, отвечаешь…
Мир перевернулся, встав в такую уродливую позицию, что мужчине теперь легче придумывать оправдания для собственного бездействия, страхов и лени, чем рисковать, вкладываясь в «негарантированные предприятия». Нынешние мужчины растут без прививки убеждением, что игра стоит свеч, потому что их родители не подают им примера: в жизни можно и нужно играть, надо уметь ходить без страховки и вкладываться во что-то, что кажется тебе интересным, а риск иногда с лихвой окупается! Как же мало осталось сейчас игроков…

А ты, прожив больше чем полжизни, так и не знаешь, что же сильнее отбивает потенцию у этих мужчин: женская активность или их собственная, мужская боязнь оказаться не такими, какими, по их сугубому и субъективному мужскому представлению, хотела бы видеть их сама женщина… Да-да, та самая, мнения которой никто так и не озаботился спросить. Потому что вдруг она скажет совсем не то, что он уже сам благополучно придумал и даже принял. А так, вроде бы, всё спокойно, тихо, мирно и однозначно…

А потом ты успокаиваешься, потому что понимаешь – это Судьба.
И, естественным образом похоронив мысли устроить рыцарский турнир в свою честь, объявив себя же главным и единственным призом самому сильному и отважному, ты садишься и начинаешь раскладывать всё по полочкам.

И рано или поздно обязательно понимаешь и признаёшь – и никак иначе, потому что по-другому ты просто не будешь чувствовать себя качественной, полноценной и правомерно существующей, – что за тобой не лезут не потому, что ты никому не нравишься, а именно потому, что нравишься слишком сильно. И ещё потому, что запросто тот, кто всё-таки решится потратить силы на то, чтобы тебя достать, потом вряд ли сможет тебя просто спокойно съесть. Нет, он водрузит тебя на блюдо и станет любоваться, вспоминая своё опасное приключение, и будет собой немного гордиться. А потом отвлечётся и забудет, переключившись на что-то ещё и погрязнув в ворохе обыденных дел. И будет обедать и ужинать, не отказываясь ни от супов, ни от фруктов – разных, всяких, теперь любые есть, были бы деньги. А ты так и сгниёшь у него на блюде посреди кухни. Потому что ты всё равно для него не яблоко, а просто-напросто символ, вешка на его персональном жизненном пути…
 
А потом, вслед за декартовым «мыслящим тростником», ты объявляешь себя думающим яблоком и сейчас же представляешь себе этакую фантасмагорию: живое яблоко, всё из себя румяное и глазастое. 
И начинаешь смеяться – вот просто до истерики! Ах, у нас в Рязани грибы с глазами…
Ну, конечно, кто же за такое взяться осмелится? Уже спасибо, что хоть не убегают сразу, едва заметив…

Просто так: пропускать через себя все эти мысли и чувства, отдающиеся болью внизу живота, и выходящие в итоге такими вот мудрыми притчами. Просто потому, что никто, кроме тебя, не напишет об этом для других так, чтобы им – таким же сильным и качественным, самым лучшим на свете, было бы не так больно жить дальше. Потому что, всё-таки, легче понять, что твоя судьба это не мужчина, не дети, не какой-то другой человек, а ты сама – только сама, когда кто-то рядом говорит об этом в такт твоим собственным переживаниям. Потому что кто ещё подарит кому-то другому в этом мире ощущение собственного права быть сильной, не комплексуя оттого, что все вокруг тихо ноют про то, что эта возможность им слишком дорого обходится?

Потому что, пока ты сидишь и пишешь то, за что тебе разве что когда-нибудь кто-нибудь скажет спасибо, как впрочем, едва ли сказали бы и за борщ, который ты варишь ничуть не менее качественно, и за выглаженную рубашку – просто потому, что это, вроде как, само собой разумеется, жизнь неотвратимо проходит. И, если разобраться, то, пока ты тратила время на то, что больше всего нужно именно тебе самой, этот самый несчастный избалованный мальчик, привыкший получать из женских рук всё самое лучшее, так и остался голодным! А ты, большая и сильная эгоистка, служишь своим идеям, душевным потребностям и собственному здравому смыслу вместо того, чтобы обихаживать его – такого маленького и хорошего…

И в результате этот несчастный взрослый ребёнок засовывает твою фотографию в рамку, выкидывает, наконец, то, во что превратилось за долгие месяцы ожидания неизвестно чего это самое лучшее яблоко, которое ему когда-то посчастливилось найти, собирает свои рубашки и идёт туда, где чьими-то руками уже тепло и уютно, где ждёт его яблочный компот с пирогом, и где уже он, со всеми своими игрушками, будет сидеть во главе стола и радовать глаз просто за то, что он ЕСТЬ. А ты остаёшься при своих и, приготовив еды на одного, собираешь себя в кулак и продолжаешь честно делать то дело, которого кроме тебя не сделает больше никто. Потому что их – тех, кто может всё, и даже нянчиться с любимыми и хорошими большими мальчиками, которые, если правильно с ними обращаться, могут сделать  в этой жизни столько всего полезного, – очень много, а ты-то, такая неправильная, всего одна! И с этим приходится мириться. Потому что так получилось, и на свете есть вещи, которых тебе всё равно не дано изменить.

В самом деле, КТО будет писать для таких же немногих, как ты сама, эти мудрые притчи, пока все остальные гладят своим мальчикам рубашки и варят борщи?
И поутру ты вновь поднимаешь себя с постели, умываешь, одеваешь и причёсываешь, говоря туда, в зазеркалье, где всё наоборот, о том, что жизнь хороша уже хотя бы тем, что в ней есть ты. После чего надеваешь на лицо самую сияющую изо всех своих улыбок и идёшь в люди.
Просто потому, что это тоже кому-то нужно…