Норковая шуба

       Николай был парень красивый и какой-то не по возрасту серьезный. Чувствовалось в нем надежность и порядочность. И жизнь его была ровной и отрытой. В школе учился хорошо, родителям помогал, к соседям, как к родственникам, относился. Школу закончил, в институт поступил.

       И вдруг женился он на Вальке с соседней улицы. Семья ее известная: все бойкие, горластые. Отец – диспетчер на ферме в соседнем совхозе: без молока и сметаны домой не приходил. Но водители его уважали, любили, особенно когда он путевку в ресторан местный выписывал. За продукты директор ресторана вместе с накладными каждый раз по четыреста рублей выдавал. Один Бог знает за что. То ли за излишек продуктов, то ли за бесперебойную доставку. Но директор ресторана как один раз заявила, так этому заявлению и следовала:

- Кто со мной сотрудничает, - так прямо и сказала – «сотрудничает», - тому, и я хорошо делаю.

В общем, ни за что ни про что, а по четыреста рубликов шоферам выдавала. Те – двести рублей себе, двести – диспетчеру. Всем хорошо. А двести эти вроде бы как Вальке доставались, потому что была она единственной дочкой диспетчера, и он в ней души не чаял.

       У Вальки первой из всего класса появилась и цепочка золотая, и пальто кожаное с чернобуркой. Правда, не шло оно ей и маловато было, потому что папаша купил его не совсем по размеру. Да к тому же нижняя пуговица постоянно отлетала, чуть ли не через день, пока дыра на ее месте не появилась. В общем, Валя была девочка избалованная и самоуверенная. Вот на ней то и женился наш Коля.

       Статный, уважительный, что в наше время является редкостью, и рядом Валентина: самоуверенная и громогласная, показывающая во всем, даже в мелочах, свое превосходство. Николая трудно было не заметить. Все что он делал – делал хорошо. И работал по совести. Устроился он в деревообрабатывающий цех. Из мастеров его быстро в начальники перевели. Работал так, что любо-дорого смотреть. Николаем его быстро звать перестали, все только Николаем Палычем величали. И все относились к нему с уважением, да как не уважать. С ним дела в гору пошли. Цех «стенки» стал выпускать. Да какие, не хуже, чем заграничные! Из других областей люди в очередь вставали за ними. И Валька почти довольная. Сытая, одетая, не хуже чем в девках. Машину купили, стали собирать деньги на кооперативную квартиру.

       И вдруг: БАЦ! Перестройка!..

       Цех закрыли. Николай в другой цех рабочим ушел. Деньги не те, что прежде, но сыты были, да и родители помогали. Все вроде и не так плохо. Только ненормальное что-то вокруг началось. Сосед по квартире, который начальником цеха, вроде Николая, был, на такси ушел работать, киоск какой-то приобрел с кассетами, из которого жена его Надежда, высунувшись почти всей головой, голосила: «Би – 2, это Лева и Шура. Ах, послушайте: «Полковнику никто не пишет!» Правда, один полупьяный на эту фразу ее очень трезво спросил:

- Чего заливаешься-то? А тебе кто пишет что ли?

Окошко в киоск тут же закрылось. А вопрос остался открытым для всех, кто около киоска стоял: «И правда, кто кому сейчас пишет?»

       Итак, Коля стал рабочим. Валька на почте отсылала переводы и пыталась продать открытки, которые никто не покупал. А рядом у соседей началась настоящая жизнь! Надежда вдруг из киоска ушла. Вместе с мужем какое-то ООО открыли, а потом и магазин выкупили. Выдержать такое безобразие Валентина не смогла. А когда Надежду в норковой шубе увидела, здесь ее терпению совсем конец пришел. Да и как выдержать. Когда Надька не просто в норковой, а в голубой норковой шубе села в лифт и, не здороваясь с Валентиной, вынув сотовый телефон, прогнусавила:

- Я выхожу, машину подгоните со стороны магазина!

Ну, разве выдержит это нормальное женское сердце! Ведь еще год назад Надежда в грязные платки в лифте сморкалась, а тут: «Машину со стороны магазина подгоните!» Тьфу! Не мысли, не обида, не злость, а какое-то непонятное чувство, похожее на зависть, пришло к Валентине после этой встречи в лифте.

       Вечером Валентина встретила Николая с непроницаемым чужим лицом. Будто не было семи прожитых лет. Холодный ужин. Злые Валентинины глаза. И ультиматум. Чужим и стальным голосом Валентина заявила:

- Итак, дорогой, дуры больше нет. Дур поищи в другом месте. С тобой буду жить при условии: из рабочих уйдешь. В такси пойдешь работать. И через полгода шубу мне из голубой норки купишь. И еще: людей не смеши, в церковь перестань ходить. Вон соседи без Бога живут, а им каждый позавидует!

       Николай удивленно посмотрел и как-то беспомощно и тихо спросил:

       - Валь, ведь нормально у нас все: сыты мы, одеты…

       - Одеты! – взвизгнула Валентина. – Одеты?! Надька сопливая в норковой шубе ходит, а ты мне «одеты» говоришь!

       Три дня молчал Николай, вернее не просто молчал, а так, отвечал как-то невпопад и с неохотой. Валентина даже не выдержала:

       - Ну, что молчишь? Сказать тебе, что ли нечего?

       Мягко улыбнувшись, Николай ответил:

       - Один великий человек сказал: «Я очень часто жалел о том, что сказал, но никогда не пожалел о своем молчании».

       На это Валентина закричала срывающимся голосом:

       - Ишь! Великий какой нашелся! Не пожалей потом, когда один останешься, молчи тогда, сколько тебе вздумается!

       В этот вечер она впервые ушла ночевать в другую комнату и легла с дочкой. Перешла к нему только, когда ушел Николай с работы. В такси устроился. Работал почти сутками. Когда только он успевал ночевать-то дома?

       В тот февральский день, вернее вечер, вызов в диспетчерскую был какой-то странный. Полупьяный голос из дальней деревни позвонил и попросил побыстрее предоставить такси. А туда и дороги-то нормальной нет. И гололед сильный. Никто из шоферов туда ехать не согласился. А Николай поехал. Не из-за жадности. Людям хотел услужить.

       Машину его под утро какая-то дорожная служба обнаружила. Деревце стояло одно единственное в стороне от дороги запорошенной, а рядом машина Николая.  Всмятку.

       Жене Валентине утром позвонили, сказали об этом горе, а она вдруг:

       - Не верю. Коленьку мне позовите.

       - Погиб Николай, - отвечают.

       А она в ответ:

       - Да не надо мне Николая, мне Коленьку позовите.

       Так с ней, как с невменяемой несколько минут проговорили, пока диспетчер Клава трубку не взяла и четко, как в рупор, произнесла:

      - Ваш муж Николай сегодня погиб во время рейса в деревню «Березовка», - и трубку положила, а у самой руки дрожат.

       И тихо побелевшими губами произнесла:

       - Деньги Николая у меня в сейфе. С каждого рейса Вальке на шубу откладывал. Накопил почти. Куда теперь их, на похороны отдать?

       - Не-е, - протянул самый пожилой и уважаемый среди шоферов Петрович.

       Странно, но имени его почти никто не знал. Лет пять все так, и звали – Петрович. И уважали, и любили, а имени не знали.

       -Не-е, сказал Петрович, - похороним. И поминки справим и венки купим. А это ей – на шубу. Как он хотел. Пущай носит.

       Похороны прошли не хуже, чем у какого-нибудь начальника цеха. Даже, наверное, лучше, потому что людей и цветов было море. Батюшка после отпевания о Николае такие слова сказал, какие Валентина, и сама не слышала и мужу никогда не говорила. Хорошие слова были. О Колиной душе светлой и о его честной жизни. А когда шоферы на машинах своих сигналы включили, страшно стало, все вдруг поняли: «Уходит человек. Насовсем. Навсегда. Не будет его больше на этой земле. Прощание настало».

       Похоронили Николая. И потянулись у Валентины дни безрадостной и тоскливой чередой. Как не хватало ей Колиного доброго молчания, его поддержки, мягкой улыбки.

       На сороковой день Клавдия передала ей конверт с деньгами и сухо сказала:

       - Это тебе. Шубу купи. Николай уж больно этого хотел. Только купи обязательно. Волю покойников выполнять надо!

       «Да это не он хотел, а я. Он угодить мне хотел. Вот и угодил на тот свет из-за шубы этой дурацкой», - подумала Валентина и, ничего не сказав, мысленно вернулась к этой страшной фразе: «Хотел угодить мне, а угодил на тот свет. Господи, помилуй. Это я виновата!»

       В тот вечер она впервые начала молиться. Она обращалась к иконам, не зная молитв, своими словами:

- Прости меня, Господи, прости, из-за этой шубы Николая не стало.

       О шубе она хотела забыть. И не нужна она ей больше. Николая нет, а кому еще нравиться-то? Никто не нужен. Но опять встретилась Клава, и опять сухо напомнила, что волю покойников надо выполнять.

       После этого напоминания Валентина поехала на рынок. Мысль о шубе была ей ненавистна. Какую шубу покупать ей было все равно. Она даже забыла, что требовала только голубую норковую. В рыночной суете у нее было одно желание: скорее назад домой. Успеть к Николаю на могилку засветло. Шубу купила без торга у первой попавшейся продавщицы, которая, восторженно всплескивая руками, так нахваливала свою клиентку в шубе, что даже, когда Валентина уходила, вслед продолжала ахать:

- Ну, как картинка! Как на Вас шили!

       Недели две шуба лежала в углу нераспакованная. А потом, пересилив себя, надела ее Валя, как ненужный груз, и пошла в церковь. Соседка сказала, что сегодня прощеное воскресенье. Надо идти у Бога и Николая прощение просить. Только там, в храме, где ее Коленьке было так хорошо, она впервые почувствовала успокоение. «Всех Господь прощает, только каяться надо», вдруг поняла Валентина. А когда все на колени встали, увидела, что все грешные, не только она одна. Вон и Батюшка на колени встал. Все грешные. Один Господь безгрешен. И нельзя унывать, ведь Батюшка на отпевании сказал, что все души живые, у Бога смерти нет. Значит надо молиться о Коле. Ненавистная шуба вдруг опять напомнила о себе. Все с колен встают, а Валентина в полах шубы запуталась и ни туда, ни сюда. «Не случайно это. Не нужна мне она!» - теперь Валя винила только ее – шубу в смерти мужа, винила как живого врага.

       Когда окончилась служба, она подошла к Батюшке и сбивчиво рассказала о том, что у нее произошло. Батюшка выслушал и мягко сказал:

       - Это, матушка, на исповеди надо рассказывать.

       -  Так я уже сейчас Вам рассказала, - смущенно сказала Валентина.

       - Рассказала, да не покаялась. Приходи в воскресенье, пораньше. К исповеди подготовься. Молитвы почитай, живи, чтобы душа Николая за тебя спокойна была.

       - Так вот, чтобы он спокойный был, шубу я купила. Она мне теперь и не нужна совсем, но волю покойного исполнять надо, - окончание фразы она произнесла с интонацией Клавы – диспетчерши.

       - Шуба твоя Николаю не нужна. Ему добрые дела твои нужны, да молитвы.

       - Так и мне, Батюшка, не нужна. Что же делать-то?

       - Молись. Господь подскажет!

       Из храма шла по тропиночке мимо домика тети Нюры, которую знала давно, еще с детства. Тете Нюре было за восемьдесят. Жила она вдвоем с внучкой-сироткой в покосившейся избенке. Тетя Нюра, опершись на палку, подслеповато глядя на Валю, спросила:

       - Валя, что ль?

       - Валя, тетя Нюр.

       - Правда, что Николай-то твой погиб?

       - Правда, - прошептала Валентина, пытаясь обойти старушку.

       Но она, взяв ее за локоть, сказала:

       - В раю, наверное, твой Коля. Золотой человек был, угодливый. Вон мне домик хотел утеплить. Не успел помочь нам с внучкой.

       «Угодливый!» - это слово опять пронзило Валентину. Да, Николай любил угождать не только ей. Угождать Богу и людям. Она шла по тропинке, слезы тихо капали из глаз, но на душе было тихо и светло.

       Вдруг, резко развернувшись, она неожиданно громко крикнула оставшейся вдалеке тете Нюре:

       - Тетя Нюра, он Вам поможет!

       - Кто поможет, - беспомощно переспросила старушка.

       - Николай, Коля, Коленька мой поможет!

       В этот вечер она впервые открыла Колин молитвослов. Читала молитвы на сон грядущий. Читала долго, старательно, с тихой надеждой, что Господь не оставит ее.

       На следующий день, надев старое пальто и наспех запаковав шубу, поехала торопливо на тот же рынок. Ни капли не смущаясь, встала около рядов с товарами и развернула шубу, показывая ее прохожим во всей красе. Чудны дела Господа! Купили ее сразу. Ведь и цену дали прежнюю!

       В этот же день она договорилась с дядей Васей о том, чтобы он за две недели утеплил домик бабушке Нюре. Довольный дядя Вася – мастер на все руки – взялся за дело с удовольствием, и не торгуясь. Что торговаться-то, деньги хорошие предлагают. Материала для ремонта в магазинах «выбирай – не хочу»! Да и работать он любит.

       Домик он утеплил, как и обещал, за две недели. Тетя Нюра долго не могла понять, кто это для нее так хлопочет, а когда поняла, так и ахнула:

- Это Николай Валю у Бога вымаливает, - и, подойдя к образам, тихо сказала, - Слава Богу за Все. Дай, Господи, рабе Божьей Валентине доброго здоровья, а рабу Божьему Николаю сотвори вечную память.

       За последние годы бабушке Нюре не страшна была будущая зима. И на вопросы, кто ей помог утеплить дом, баба Нюра отвечала:

- Коленька помог.

И лицо ее озарялось светлой улыбкой.